Опасное наследство Соболь Екатерина
«Браво, Августа! – подумал Мики. – Как удобно, что с Хью и Тонио можно разделаться в один день». Вслух же он сказал:
– Судя по твоему виду, тебе не помешает хороший обед с бутылкой шампанского.
– Отличная идея.
Они вышли из банка и направились на восток. Смысла в том, чтобы подзывать кеб, не было, потому что улицы были перегорожены овцами и все кебы стояли. Они прошли мимо мясного рынка, куда и вели всех этих овец. Стояла крайне неприятная вонь от скотобоен. Овец забрасывали прямо с улицы через люки в подземные помещения. От падения они ломали ноги и лежали, не двигаясь, пока им не перерезали горло.
– Пройдешь здесь пару раз, так откажешься от баранины до конца жизни, – сказал Эдвард, прикрывая нос платком.
Мики подумал, что так легко Эдварда аппетита не лишить.
Покинув Сити, они сели в кеб и поехали к Пэлл-Мэлл. Мики решил приступить к заранее заготовленной речи:
– Не нравятся мне люди, которые распускают слухи о своих знакомых у них за спиной.
– Да, – кивнул Эдвард с отвлеченным видом.
– Но когда речь идет о друзьях, человек просто обязан поделиться кое-какими обстоятельствами.
– Х-м, – Эдвард не имел ни малейшего представления о том, к чему клонит Мики.
– И мне было бы неприятно, если бы ты подумал, что я ничего не рассказываю только по той причине, что мой знакомый – мой соотечественник.
После непродолжительного молчания Эдвард сказал:
– Не совсем уверен, что понял тебя.
– Я говорю о Тонио Сильве.
– Ах, да. Насколько я знаю, он не может отдать мне долг.
– Полнейшая чушь. Я знаю его семейство. Они почти так же богаты, как и вы.
Мики совершено не боялся лгать, потому что в Лондоне о состоянии южноамериканских семейств никто ничего не знал.
Эдвард удивился.
– Вот как? Я думал иначе.
– Напротив. Он легко может себе позволить расплатиться по таким долгам. Тем-то и хуже.
– Что хуже?
Мики тяжело вздохнул.
– Боюсь, он и не думает расплачиваться с тобой. Он даже хвастался, что у тебя духу не хватит заставить его заплатить.
Эдвард покраснел.
– Ах ты дьявол! Духу не хватит! Это мы посмотрим!
– Я предупредил, что тебя не следует недооценивать. Сказал, что ты не станешь терпеть, когда из тебя делают посмешище. Но он отмахнулся от моих советов.
– Какой негодяй! Ну, если не хочет прислушиваться к советам, то придется его проучить!
– Жаль, конечно, но другого выхода нет, – согласился Мики.
Эдвард молча кипел от злости.
Пока кеб медленно двигался по Стрэнду, Микки размышлял о том, что Тонио сейчас должен находиться в клубе. Эдвард как раз в нужном настроении для ссоры. Все складывалось как нельзя лучше.
Наконец-то кеб остановился у клуба. Мики подождал, пока Эдвард расплатится с извозчиком, и они прошли внутрь. В гардеробной, посреди людей, вешавших свои шляпы, они встретили Тонио.
Мики напрягся. Он рассчитал все шаги; теперь оставалось только скрестить пальцы и надеяться на то, что спектакль будет разыгран в точности так, как он и спланировал.
Тонио перехватил взгляд Эдварда, смутился и сказал:
– О бог ты мой… Доброе утро вам двоим.
Мики посмотрел на Эдварда. Лицо его покрылось розовыми пятнами, глаза выпучились, и он выпалил:
– Послушайте, Сильва!
Тонио весь обратился в слух.
– Слушаю. О чем вы хотели поговорить, Пиластер?
– О сотне фунтов, которую вы мне должны, – громко и четко произнес Эдвард.
В помещении стало вдруг необычайно тихо. Присутствующие обменялись настороженными взглядами, а двое мужчин, проходившие мимо дверей, заглянули, чтобы узнать, в чем дело. Говорить при всех о деньгах считалось дурным тоном, и джентльмены упоминали о них только в крайних обстоятельствах. Все знали, что у Эдварда Пиластера гораздо больше денег, чем фантазии их потратить, так что, по всей видимости, у него были свои веские причины вслух напоминать Тонио о его долге. Назревал скандал.
– Да? – побелел Тонио.
– Можете вернуть мне ее сегодня, если вам так будет угодно.
Вызов был брошен. Теперь все знали о долге. Как у джентльмена, у Тонио оставался только один выход. Ему следовало сказать: «Если для вас это так важно, я немедленно верну вам долг. Не желаете подняться наверх, чтобы я выписал вам чек? Или вам удобнее пройти до моего банка?» Если он этого не скажет, то все поймут, что вернуть деньги он не может, и его подвергнут остракизму.
Мики наблюдал за этой сценой со злобным любопытством. Сначала на лице Тонио отобразилась паника, и Мики подумал, что тот выкинет что-то безумное. Потом на смену страху пришел гнев, Тонио открыл рот, чтобы протестовать, но не мог вымолвить ни слова. Он только развел руки в умоляющем жесте, но и то быстро опустил их. Наконец его лицо исказилось, словно лицо ребенка, готового вот-вот разреветься; он повернулся и побежал. Двое мужчин, стоявшие в проходе, едва успели отпрыгнуть; Тонио промчался через холл и выбежал на улицу без шляпы.
Мики ликовал: все прошло идеально.
Члены клуба в гардеробной закашлялись и принялись деловито суетиться, чтобы скрыть свое замешательство. Один из старейших членов тихо заметил:
– Было немного сурово с вашей стороны, Пиластер.
– Но он заслужил, – быстро добавил Мики.
– Несомненно, несомненно, – произнес старик.
– Мне нужно выпить, – сказал Эдвард.
– Закажешь бренди и мне, ладно? – спросил Мики. – А мне пока лучше догнать Сильву и проследить за тем, как бы он не бросился под колеса кареты.
Сказав это, он вышел.
Теперь ему предстояло выполнить самую деликатную часть плана – убедить человека, которому он только что разрушил жизнь, в том, что он его лучший друг.
Тонио несся по направлению к Сент-Джеймс, не разбирая дороги и сталкиваясь с прохожими. Мики с трудом догнал его.
– Постой Сильва! Послушай, мне очень жаль!
Тонио остановился. По его щекам текли слезы.
– Со мной покончено, – простонал он. – Всему конец.
– Я сделал все, что мог, но Пиластер и слушать меня не стал, – сказал Мики.
– Я понимаю. Спасибо тебе.
– Не благодари. У меня же ничего не получилось.
– Но ты хотя бы пытался. Ах, если бы я мог как следует отблагодарить тебя!
Мики помедлил, размышляя о том, не спросить ли о его работе прямо сейчас. Наверное, сейчас как раз самое подходящее время.
– Вообще-то ты можешь меня отблагодарить. Но поговорим об этом позже.
– Нет, скажи теперь.
– Как-то неудобно. Давай оставим это на другой раз.
– Не знаю, как долго я еще пробуду здесь. Так о чем речь?
– Ну что ж… – Мики изобразил смущение. – Я думаю, в посольстве Кордовы рано или поздно задумаются о том, чтобы подыскать тебе замену.
– Да, послу понадобится помощник уже сейчас.
В замутненных слезами глазах Тонио блеснул огонек понимания.
– Да, конечно! Ты бы мог стать этой заменой! Ты подходишь идеально!
– Если можешь замолвить словечко…
– И не только. Я расскажу все. Расскажу, как ты попытался спасти меня от ужасных неприятностей. Я уверен, посол точно захочет в помощники именно тебя.
– Все же как-то неправильно это – пользоваться твоей бедой. Скверно становится на душе, – сказал Мики.
– Ничуть, – Тонио схватил руку Мики обеими руками и крепко сжал. – Ты ведь настоящий друг.
Глава пятая. Сентябрь
I
Шестилетняя сестренка Хью, Дороти, сворачивала рубашки и укладывала их в чемодан. Хью знал, что, как только она заснет, ему придется все вынимать и складывать заново, но он делал вид, что в восторге от ее заботы.
– Расскажи еще про Америку!
– Америка находится так далеко, что по утрам солнце восходит там на целых четыре часа позже.
– И американцы все утро лежат в кровати?
– Да, а когда встают и завтракают, то у нас уже наступает пора обедать.
Дороти засмеялась.
– Какие лентяи!
– Не совсем. Понимаешь, у них же светает поздно, и им приходится работать весь вечер.
– И спать ложатся они поздно! Вот бы мне так! В Америке мне бы понравилось. Почему нельзя поехать с тобой?
– Мне тоже этого хотелось бы, Дороти, – с сожалением вздохнул Хью.
Он не увидится с ней несколько лет, а когда вернется, то она будет уже совсем взрослой и сможет сама рассказать кому угодно о разнице во времени.
В окно стучал осенний дождик и доносился дальний рокот волн в заливе, но в комнате весело горел камин и было тепло. Хью положил в чемодан несколько книг: «Методы современного делопроизводства», «Успех коммерческого предприятия», «Богатство наций» и «Робинзон Крузо». Старшие клерки в Банке Пиластеров с неодобрением отзывались о «книжной учености» и неизменно повторяли, что лучший учитель – это практика, но они ошибались. Изучая теорию, Хью лучше понимал работу различных департаментов банка.
В Америку он отправлялся во время кризиса. В начале 1870-х годов несколько американских банков взяли большие ссуды на покупку акций железнодорожных компаний по спекулятивным ценам, а когда в середине 1873 года железнодорожные компании стали испытывать проблемы, финансовое основание этих банков пошатнулось. Несколько дней назад обанкротились «Джей Кук и Ко», агенты правительства США, повлекшие за собой Первый национальный банк Вашингтона; новости об этом дошли до Англии благодаря трансатлантической телеграфной связи. Теперь же приостановили работу пять нью-йоркских банков, в том числе и крупнейший банк «Юнион Траст Компани», а также старая банковская ассоциация «Меканикс». Фондовая биржа закрыла свои двери. Скоро за ними последуют многочисленные компании, тысячи людей потеряют работу, торговля затихнет, операции Банка Пиластеров в Америке сократятся, банкиры станут более осторожными, и Хью будет труднее проявить себя.
На Лондоне этот кризис пока что никак не отразился. Процентная ставка возросла на один пункт, до четырех процентов, и обанкротился один небольшой лондонский банк, имевший очень тесные связи с американскими фирмами, но паники не наблюдалось. Тем не менее Старый Сет настаивал на том, что главные неприятности еще впереди. При взгляде на слабого и больного человека складывалось впечатление, что эти неприятности носят в основном личный характер. Его перевезли в дом Августы, и большую часть суток он проводил в постели. Но, несмотря на слабость, он отказывался подавать в отставку до тех пор, пока не выведет корабль Пиластеров из грозящего ему шторма.
Хью аккуратно расстелил и сложил свою одежду. Банк выделил ему деньги на покупку двух новых костюмов, и Хью догадывался, что дед сделал такое распоряжение после уговоров его матери. Старый Сет был скуповат, как и все Пиластеры, но мать Хью он любил. Все эти годы она жила на небольшие средства, которые ей выделял Сет.
Мать также настояла, чтобы Хью предоставили несколько недель на подготовку к переезду – ей хотелось, чтобы это время он провел с ней. Она редко видела его с тех пор, как он устроился в банке, а он не мог себе позволить регулярные поездки в Фолкстон. Август они провели в основном здесь, у моря, пока Августа с семьей отдыхала в Шотландии. Теперь небольшие каникулы закончились, и для Хью настала пора прощаться с ней.
Пока он думал о ней, она как раз вошла в комнату. После гибели мужа прошло восемь лет, но она до сих пор носила траур. Повторно выходить замуж она, по всей видимости, не собиралась, хотя могла бы найти себе пару без труда, сохранив свою тихую красоту. Ее спокойные голубые глаза и густые светлые волосы могли бы взволновать сердце еще не одного мужчины.
Хью понимал, что мать страдает от того, что расстается с ним на годы, но об этом она не обмолвилась ни словом. Вместо того чтобы выражать свою грусть, она разделяла с ним волнение и беспокойство, охватывавшие его при мысли о том, что его ожидает в новой стране.
– Уже почти пора ложиться, Дороти, – сказала она. – Иди переоденься в ночное платье.
Едва Дороти вышла из комнаты, мать принялась укладывать заново рубашки Хью.
Он хотел поговорить с ней о Мэйзи, но стеснялся. Он знал, что Августа писала ей письма, и к тому же она могла узнать подробности случившегося от других членов семейства во время недолгих поездок за покупками в Лондон. Вряд ли ей рассказали всю правду, скорее наоборот. Помолчав немного, Хью неуверенно начал:
– Мама…
– Что, дорогой?
– Тетя Августа не всегда говорит, что было на самом деле…
– Уж слишком ты вежливый, – сказала мать, грустно улыбнувшись. – Августа годами распускала ложные слухи о твоем отце.
Хью удивила такая откровенность.
– Ты думаешь, это она сказала родителям Флоренс Столуорти о том, что он был заядлым игроком?
– К сожалению, я в этом более чем уверена.
– Почему она так себя ведет?
Мать отложила рубашку и задумалась.
– Августа была очень красивой девочкой, – сказала она, прервав недолгое молчание. – Ее семья посещала Кенсингтонский методистский зал, где они и познакомились с Пиластерами. Она росла единственным ребенком в семье, избалованным и испорченным. Родители ее были довольно заурядными людьми. Отец некогда служил помощником владельца лавки, а затем основал свое дело и под конец открыл три бакалейных магазина в западном пригороде Лондона. Но Августа с ранних лет считала, что ее ожидает великое будущее.
Мать подошла к окну. Казалось, что она разглядывает за ним не хмурый Ла-Манш, а прошлое.
– В семнадцать лет она полюбила графа Стрэнга, а он полюбил ее. Это был приятный юноша – симпатичный, добродушный, высокородный и при этом очень богатый. Естественно, его родители пришли в ужас от мысли, что он может жениться на дочери бакалейщика. Хотя она была красива и даже в таком юном возрасте обладала чувством собственного достоинства, помогавшим ей не теряться в любом обществе.
– Они были помолвлены? – спросил Хью.
– Формально нет. Но все считали, что дело уже решено. А потом разразился скандал. Ее отца обвинили в том, что он систематически обвешивал покупателей в своих магазинах. Уволенный им сотрудник подал жалобу в министерство торговли. Говорили, что отец Августы обманывал даже церковь, закупавшую у него чай для вечерних собраний по изучению Библии. Его собирались посадить за решетку. Он же все отрицал и в конце концов выкрутился. Но Стрэнг покинул Августу.
– Наверное, это разбило ее сердце.
– Нет, – продолжила мать. – Не разбило. А привело в бешеную ярость. Всю жизнь она получала то, что хотела. Тогда же более всего на свете она хотела Стрэнга, но не могла его получить.
– И вышла замуж за дядю Джозефа «назло», как говорится.
– Я бы сказала, что она вышла замуж за него в припадке негодования. Он был старше ее на семь лет, что много, когда тебе семнадцать, и даже тогда он не отличался красотой, как и теперь. Но он был богаче, даже богаче Стрэнгов. Нужно отдать ей должное, она старалась быть ему хорошей женой. Но она до сих пор злится при мысли об упущенной возможности стать графиней Стрэнг.
– А что стало с самим Стрэнгом?
– Женился на французской графине и погиб в результате несчастного случая на охоте.
– Теперь мне даже почти жаль Августу.
– Что бы с ней ни происходило, она всегда желает большего: больше денег, более важной должности для мужа, более высокого положения для себя. Причина всех ее честолюбивых замыслов – будь то в отношении себя, Джозефа или Эдварда – то, что она до сих пор тоскует по тому, что ей мог бы предоставить Стрэнг: титул, фамильное поместье, беззаботная жизнь, богатство без необходимости работать. Но в действительности Стрэнг ей предлагал не это, а свою любовь. Именно любовь и стала ее главной потерей в жизни. И ничто не сможет ей возместить эту потерю.
Никогда у Хью еще не было настолько доверительной беседы с матерью. Он почувствовал, что готов открыть ей свое сердце.
– Мама, – начал он. – Кстати, о Мэйзи…
– О Мэйзи? – непонимающе посмотрела на него мать.
– О той девушке… из-за которой все произошло. Мэйзи Робинсон.
Лицо матери прояснилось.
– Августа ни разу не назвала ее имени.
Хью помедлил, затем выпалил:
– Она вовсе не падшая женщина.
Было видно, что мать смутилась. Обычно мужчины не заводили со своими матерями речь о проститутках.
– Понятно, – сказала она, отводя глаза.
Хью решил не сдаваться.
– Да, она из низших классов, это верно. И еврейка.
На лице матери отразилось удивление, но отвращения заметно не было.
– Кроме этого, ничего плохого про нее сказать нельзя. На самом деле… – он замялся.
Мать посмотрела ему прямо в глаза.
– Да? Говори.
– На самом деле она была… девственницей.
Мать покраснела.
– Извини, что говорю такое, мама, но если я не скажу, то ты будешь все знать только со слов тети Августы.
– И… она тебе нравилась? – спросила мать, чтобы не допустить неловкого молчания.
– Да, очень. – Хью почувствовал, что на глазах у него выступают слезы. – Не понимаю, почему и куда она исчезла. Я не знаю, где она живет. Я спрашивал слугу в конюшнях, где она работала, спрашивал в «Аргайл-румз», где мы с ней познакомились. Она нравилась и Солли Гринборгу, но он тоже в растерянности, как и я. Тонио Сильва был знаком с ее подругой Эйприл, но он вернулся в Южную Америку, а сам я Эйприл найти не могу.
– Как загадочно…
– Я уверен, что к ее исчезновению каким-то образом приложила руку Августа.
– Не сомневаюсь. Не понимаю, как именно, но в хитроумии ей не откажешь. Как бы то ни было, но теперь ты должен смотреть в будущее, Хью. В Бостоне перед тобой откроется столько возможностей, если только работать усердно.
– Она необычайная девушка, мама!
Было заметно, что мать ему не совсем верит.
– Рано или поздно ты ее забудешь.
– Даже представить себе не могу!
Она поцеловала его в лоб.
– Забудешь, обещаю.
II
На стене чердачной комнаты, которую Мэйзи делила с Эйприл, висел только один плакат, на котором была изображена она, Мэйзи, в плотно обтягивающем трико, стоящая на спине мчащейся в галопе лошади. Внизу красными буквами было написано: «УДИВИТЕЛЬНАЯ МЭЙЗИ». Картинка не совсем соответствовала действительности, потому что в цирке не было белых лошадей, да и ноги у Мэйзи были не настолько длинными. Тем не менее плакат ей нравился. Это было ее единственное напоминание о том времени.
В комнате стояли только одна узкая кровать, умывальник, стул и трехногая табуретка. Платья висели на гвоздях, вбитых в стены. Занавесками служила грязь на стеклах. Они пытались поддерживать чистоту, но все было без толку. Из дымохода летела сажа, сквозь трещины между половицами пролезали мыши, в промежутки между оконной рамой и кирпичной кладкой проникали насекомые и пыль с улицы. Сейчас шел дождь, и потому вода бежала струйкой с подоконника и капала сквозь щель в потолке.
Мэйзи одевалась, стараясь придать себе как можно более нарядный вид. Сегодня евреи отмечают Рош-Ашану, когда открывается Книга жизни, и в этот праздник Мэйзи всегда задумывалась над тем, что в этой книге записано про нее. Она никогда не молилась по-настоящему, но в глубине души надеялась, что на ее странице записано что-то хорошее.
Эйприл пошла приготовить чай на общую кухню, но быстро вернулась с газетой в руках.
– Тут про тебя, Мэйзи! – воскликнула она.
– Что?
– В «Ллойд уикли ньюз». Послушай: «Вниманию мисс Мэйзи Робинсон, урожденной Мириам Рабинович. Если мисс Робинсон свяжется с господами Голдманом и Джеем, адвокатами, в их конторе в Грейс-инн, то узнает нечто весьма важное для себя». Это ведь ты!
Сердце Мэйзи забилось сильнее, но она старалась держаться и не подавать виду, что волнуется.
– Это Хью. Я не пойду.
Эйприл казалась разочарованной.
– А вдруг тебе оставил наследство какой-нибудь давно потерявшийся родственник?
– Да пусть хоть королева Монголии, в Грейс-инн я все равно не пойду.
Всем своим тоном она пыталась выразить равнодушие, но сердце ее сжималось. О Хью она вспоминала каждый день и каждую ночь, глубоко переживая свое несчастье. Они едва друг друга знали, но забыть его оказалось невозможно.
А забыть его следовало бы. Она знала, что Хью ее ищет, ведь он едва ли не каждый день справлялся о ней в «Аргайл-румз», расспрашивал владельца конюшни мистера Сэммелза и обошел половину домов в Лондоне с дешевыми комнатами внаем. Потом поиски прекратились, и Мэйзи решила, что он сдался. Но, похоже, он просто сменил тактику и пытается теперь привлечь ее внимание, размещая объявления в газетах. С таким упорством скрываться от него очень трудно, тем более что она и сама страстно желает с ним увидеться. Тем не менее она твердо решила – раз она любит его, то не имеет права разрушать ему жизнь.
– Помоги мне одеться, – попросила она Эйприл, обхватывая руками корсет.
Эйприл принялась зашнуровывать корсет сзади.
– Мое вот имя никогда не печатали в газетах, – сказала она завистливо. – А твое уже целых два раза, если считать Львицу именем.
– И какая мне от этого польза? Ах, бог ты мой, ну я и растолстела.
Эйприл затянула шнурки потуже и помогла Мэйзи влезть в платье. Сегодня вечером они собирались повеселиться в мюзик-холле, куда их пригласил новый ухажер Мэйзи, редактор журнала средних лет, проживавший в Клэпхеме с женой и шестью детьми.
До ужина они еще хотели прогуляться по Бонд-стрит и полюбоваться витринами модных магазинов. Покупать они ничего не собирались. Скрываясь от Хью, Мэйзи отказалась работать на мистера Сэммелза – к его большому сожалению, ведь благодаря ей он продал пять лошадей и одного пони, и полученные от него деньги быстро таяли. Но Мэйзи, несмотря на непогоду, уж очень хотелось выйти на улицу – сидеть дома было просто невыносимо.
Платье показалось Мэйзи узковато в груди, и когда Эйприл натянула его повыше, она поморщилась. Эйприл посмотрела на нее с удивлением и сказала:
– У тебя что, соски болят?
– Да. Интересно, почему?
– Мэйзи, – обратилась к ней Эйприл озабоченным тоном. – Когда у тебя в последний раз были неприятности?
– Я не считала.
Она задумалась на мгновение, и по ее спине вдруг пробежал холодок.
– О боже…
– Когда?
– Вроде бы еще до скачек в Гудвуде. Ты думаешь, я беременна?
– У тебя распухли груди, соски болят, и неприятностей не было вот уже два месяца, – обеспокоенно перечисляла Эйприл. – Ты что, совсем глупая? И кто же это был?
– Хью, конечно. Но он сделал это только один раз. Разве можно забеременеть от одного раза?
– Всегда все залетают от одного раза.
– О бог ты мой…
У Мэйзи было такое чувство, что ее сшиб с ног поезд. В ужасе и смущении она села на кровать и заплакала.
– И что мне теперь делать? – беспомощно спрашивала она.
– Для начала пойти в контору к адвокатам.
Неожиданно все изменилось.
Сперва Мэйзи испугалась и рассердилась. Затем поняла, что теперь она просто обязана встретиться с Хью, хотя бы ради ребенка, которого носила под сердцем. Признавшись себе в этом, она ощутила не столько испуг, сколько облегчение и радость. Ее действительно хотелось увидеться с ним, несмотря на все доводы против. Ребенок все меняет. Теперь ее обязанность – не скрываться от Хью, а, наоборот, искать с ним встречи. От этой мысли она испытала одновременно облегчение и слабость.
Вместе с тем, когда Эйприл помогала ей подняться по лестнице в контору адвокатов в Грейс-инн, Мэйзи не могла сдерживать волнения. А вдруг объявление подал не Хью? Она бы не удивилась, узнав, что он отказался от попыток найти ее. Ни один мужчина не станет искать женщину вечно, если она этого не хочет. Возможно, объявление как-то связано с ее родителями, если они до сих пор живы. Вдруг они в последнее время разбогатели и теперь у них есть деньги на поиски? Она даже не знала, как к этому отнестись. Она часто мечтала о том, чтобы снова увидеть маму с папой, но стыдилась своего нынешнего образа жизни.
Добравшись до верхней площадки, они вошли в приемную. Там их встретил помощник адвокатов, молодой человек в горчичного цвета сюртуке и с дежурной улыбкой. Девушки вспотели, покраснели и едва дышали, но это нисколько не мешало ему флиртовать с ними.
– Добро пожаловать, дамы! – воскликнул он. – Как могли такие богини снизойти до того, чтобы воспользоваться услугами господ Голдмана и Джея? Чем могу быть полезен?
– Ах, от вашего сюртука у меня в глазах рябит, – поспешила воспользоваться случаем Эйприл. – Не могли бы вы его снять?
Мэйзи сегодня была не в настроении разводить церемонии.
– Меня зовут Мэйзи Робинсон, – заявила она прямо.
– Ага! Пришли по объявлению. Как удачно, что разыскивающий вас джентльмен как раз находится в кабинете мистера Джея!
От волнения Мэйзи едва не лишилась сознания.
– Скажите… – замялась она и умоляюще посмотрела на помощника. – Скажите, а этого джентльмена случайно зовут не Хью Пиластер?
Он заметил ее встревоженный взгляд и ответил, не меняя восторженного тона:
– Ах, бог ты мой! Разумеется, нет!
Читать бесплатно другие книги:
