День счастья – завтра Робски Оксана
— Хорошо, а завтра в четыре здесь, отбирать кандидатов.
— Давай в три?
— Давай, но Илья…
— Ну и пусть он к четырем подъезжает, какая разница?
Интересно, что там за девушки? Есть хорошие? Я пожалела, что не поехала.
Завтра отберем человек пятнадцать и — к психологу. Потом почитаем его заключения и выберем восемь человек. На все уйдет неделя.
Потом — три недели подготовки. Мы в это время начнем раскручивать проект.
Я вылезла из молочной ванны, промокнула тело черным полотенцем. Я признаю только черные полотенца. И черное постельное белье. Желательно — шелковое. В крайнем случае — качество «сатин». На ощупь то же самое, что и шелковое.
Спустилась в холл. Вчера из почтового ящика я достала газету. «Рублевское шоссе». Новое какое-то издание, здесь, у нас на Рублевке. Распространение — все дачи, а также магазины и рестораны. Стопроцентная наша целевая аудитория, как говорит Рома.
Полистала газету. Рекламы мало. В новом издании люди не очень хотят размещать свою рекламу. Значит, в деньгах газета очень нуждается.
Я посмотрела фамилию главного редактора.
Ага. Набрала номер.
— Редакция газеты «Рублевское шоссе».
— Секретариат Ольги Николаевны Никитиной, — произнесла я так, как говорила Анжелина секретарша: одновременно и казенно, и приветливо, — соедините, пожалуйста, с главным редактором.
Пару щелчков — и ответил мужской голос:
— Алле.
Секунду я думала: представляться или нет? Решила, что нет — меня представила «секретарша».
— Я получила вашу газету, мне понравилось.
Я говорила вежливо и чуть-чуть высокомерно.
— Спасибо, — поблагодарил мужской голос.
— Возможно, мы бы хотели с вами посотрудничатъ.
— Конечно. Нам тоже это было бы интересно.
— Может быть, вы пришлете нам журналистку? И мы с ней все обсудим.
Главный редактор явно замялся на другом конце провода.
— Я понимаю, что это будет стоить каких-то небольших денег, вы — молодое издание, мы готовы вам помогать.
— А у вас офис на Рублевке? — спросил он.
— Нет.
— Жаль… — расстроенный голос, — концепция нашей газеты такова, что мы пишем только про то, что происходит на Рублевке.
— Ну, тогда я приглашу вас к себе на дачу. В Усово.
— Отлично. Будем считать, что мы договорились.
— Спасибо. Я позвоню, уточню время.
Я повесила трубку, крайне довольная собой.
Во-первых, я вот так запросто сама организовала первый шаг нашей PR-кампании.
Во-вторых, я буду давать интервью. Да здравствует медитация! Все мои знакомые прочитают его. И кстати, Ромины родители. Я решила ничего не говорить им заранее. Пусть «узнают обо мне из газет».
Я позвонила Машке.
— Ну, как там?
— Да ничего особенного. Одна была более-менее, но заикается. Не знаю.
— Нет, заикается — не надо. Раздражать будет. Слушай, я не хотела тебе говорить, пока все не точно было. У меня сейчас была встреча: я договорилась насчет интервью в «Рублевском шоссе». Класс?
— Да. А сколько стоит?
— Да им сейчас вообще никто ничего не дает, они же новые. Ну не знаю — долларов 500 дадим за большой материал на целую полосу. И пусть фотографа присылают.
— Здорово. Ну ладно, а то меня там такой экземпляр ждет — чистая Шаде.
— Клево.
В гостиной я наткнулась на Рому. Сделала обиженное лицо, надула губы.
— Я уезжаю. У меня встреча на «Веранде», — бросил он мне by the way.
А если бы я не спустилась, он бы вообще мне ничего не сказал.
Ребенок только два дня из больницы, пережил такой стресс, а он в воскресенье — на «Веранду»?
Мысли накатывались одна на другую, как снежный ком при изготовлении Снеговика.
И слепились в одно огромное, шершавое Раздражение.
Я совсем забыла о том, что должна была приехать моя мама. Ее привез Ромин водитель. Он у нас работал «без-выходных-до-свидания», как выражалась одна моя знакомая. У нее самой «без выходных и проходных» работали все — от домработницы до директоров ее многочисленных магазинов. По полгода. Больше никто не выдерживал.
Мы даже думали небольшой домик ему купить — деревянный. Такие продаются, уже в сборе. Четыре с половиной тысячи стоят. С двумя крохотными комнатами, кухонькой и туалетом, Привезли, собрали, поселили водителя.
Но не успели. Рома ушел от папы. Нырнул, так сказать, в омут самостоятельной жизни с головой. И нас макнул. С Артемом.
Хотя Артем летит в Лондон бизнес-классом.
По крайней мере есть шанс, что у соседа от ног вонять не будет.
— Вам не жарко? — первым делом спросила моя мама мужа домработницы.
Он упорно носил красный комбинезон Ferrari.
Комбинезон до сих пор был как новенький.
— Нет.
Было градусов 25.
— Значит, сейчас будет жарко. Мы с вами займемся газоном. Так что лучше сразу переоденьтесь.
Он уже знал мою маму. Поэтому поверил ей на слово.
Я вздохнула. Если моя мама начнет заниматься газоном, значит, мы с Артемом будем держать грабли, совки и черенки.
Моя мама — профессор математики. Жизнерадостный, кокетливый, принципиальный, властный профессор. Когда весь ректорат МГУ стал разбегаться по частным школам, моя мама категорически отказалась от всех предложений. Так же категорично она запретила мне поступать в ее университет. Чтобы я не позорила ее — объяснила мне мама свою позицию.
Работа у нее всегда была на первом месте. «Ты можешь идти учиться куда угодно, только не в МГУ. Я договорюсь, чтобы тебя подготовили, и даже помогу поступить», — сказала мне мама, когда я училась в десятом классе.
Никакое другое учебное заведение я выбрать так и не смогла. Если не считать Щукинского театрального училища, где я провалилась на первом же туре творческого конкурса. Я читала Цветаеву. За длинным столом напротив меня — человек десять преподавателей. Все абсолютно так, как показывают в кино. Только не по одному вызывают, а запускают сразу по несколько человек.
- Мальчиком, бегущим резво,
- Я предстала вам!…
— начала я с ходу, громко и звонко.
Все десять человек одновременно подняли головы и заинтересованно посмотрели на меня.
Я смутилась. И оставшиеся строки проговорила скороговоркой и без всякого выражения. Когда на последних словах я поняла, что на меня уже никто не смотрит, было поздно.
Не то чтобы я очень хотела стать актрисой.
Просто хотела узнать, есть ли у меня шанс.
Сейчас я думаю, что он был — ведь они все так сразу подняли свои головы!
Диплом для меня пришлось купить. Роме. Чтобы показать своим родителям. Он думал, что я им без диплома не нужна. Как оказалось, с дипломом я им не была нужна тоже.
Моя мама тоже всем говорила, что я учусь в институте. Мысль о том, что ее дочь не получила высшего образования, была для нее пыткой. О том, что она сама никогда и ничего для этого не сделала, я старалась не думать. У всех же разные представления о воспитании. Например, я не закончила музыкальную школу и не научилась играть в теннис Потому что, по словам мамы, я пришла к ней и твердо сказала: «Не пойду туда больше». А если бы ко мне с такими словами пришел Артем, то получил бы удар по попе и бодро отправился собирать мячи и теннисную форму.
Сложнее всего было для моей мамы смириться с тем, что теперь я ей давала деньги. Первые два-три года она отказывалась. Но потом, наверное, стало совсем тяжело. И она согласилась на «пособие» — это ее словечко.
Мы очень с ней разные. Если бы я работала в МГУ, возможность поступления туда моего сына была бы главным преимуществом моей работы. И я бы даже, наоборот, хотела, чтобы он пошел именно в МГУ — чтобы за ним приглядывать.
И, в отличие от мамы, я очень надеюсь на то, что в старости смогу рассчитывать на деньги моих детей. Пока, правда, одного.
Артем весело бегал с лейкой по всему участку.
Мама что-то сажала. Я не могла спросить что, потому что мы наверняка это уже обсуждали.
Но раз я согласилась, значит, наверное, что-то хорошее. Если только я никуда не спешила в тот момент.
Я улеглась в гамаке, и, как ни странно, садовые работы обошлись без меня.
— А где Рома? — спросила мама уже под вечер.
— Уехал, — ответила я, поджав губы. С таким видом, словно говорила: «Полюбуйся-ка на него!»
Мама оставила мой ответ без комментариев.
Только бросила на меня свой знаменитый взгляд.
Уверена, именно так она и смотрит на прогульщиков.
9
Наверное, каждая женщина в душе немного стриптизерша. Нужно только достаточно выпить.
Я приехала в офис к трем часам. Машка уже была на месте. Они пили кофе в приемной с Анжелой. Секретарша уговаривала их съесть шоколадные конфетки из нижнего ресторана. Они отказывались, потому что начали худеть.
— Тем более я сегодня уже съела тортик на завтрак, — призналась Анжела.
— Ну что, кого будем к психологу отправлять? — спросила Машка.
— Прямо сейчас начнем обсуждать? — Мне казалось, что обстановка слишком неформальная.
— Конечно. А чего ждать? Да, кстати, я позвонила в ЧОП один, так у них своя школа подготовки телохранителей. И они готовы с нами сотрудничать. И даже разработать индивидуальную программу.
Я удивленно посмотрела на Машку.
— А Илья?
— Там в три раза дешевле. Всего 2600 долларов. А если ты будешь настаивать на Илье, я решу, что… — Она запнулась.
Я не могла поверить, что она с такой легкостью расстается с Ильей. Две недели ревности, кокетства, ссор, интриг — ради чего?
— Да нет, надо съездить, поговорить, и, если все нормально… конечно. А ты где их нашла?
Машка смотрела на меня с облегчением и благодарностью. Неужели она могла подумать, что расставание с Ильей может быть для меня проблемой?
— В Интернете.
Мы все радостно захихикали. Включая секретаршу.
— А Илья сейчас едет? — поинтересовалась Анжела.
Я позвонила ему по телефону. Сказала, что, вероятно, мы не можем принять его предложение: для нас это слишком дорого.
Он опешил:
— Так мне не ехать?
— Мы просим тайм-аут. На недельку.
Лучше подержать его на всякий случай. Как запасной вариант.
— Я уже отказался от двух предложений, — пробормотал он.
— А вы бы не могли дать нам телефон психолога? Если вдруг он нам понадобится?
Машка прошептала: «Yes!» — и сделала соответствующее движение рукой.
— Дает? — одними губами спросила Анжела.
Я записала номер.
Мы выбрали Алекс (которая сержант вневедомственной охраны и прищелкивает каблуками), Клетку (которая молодая и честная и кинется на амбразуру), Мадам (с фальшивыми сережками и великосветскими манерами), Гору (которая гора адреналина ростом метр девяносто) — единогласно.
Прения возникли по поводу Эрудита, которая очень любит умные слова. И про которую Илья сказал, что ее брать нельзя, потому что она слишком будет полагаться на собственное мнение.
Мы ее взяли. Скорее всего, назло Илье.
Долго спорили насчет Оли, которая уже работала в личной охране, но при этом не умеет стрелять.
— Ну вы представьте, что это за человек! — горячилась я. — Она получала зарплату, и все остальное ее не волновало! А цена вопроса была — человеческая жизнь!
Заглянула секретарша:
— Там из какого-то театра звонят. Спрашивают, вам женщины-лилипуты не нужны на работу?
— Чего? — удивилась Машка, — Очень нужны! — Я рассмеялась.
Секретарша захлопнула дверь. Я махнула рукой с видом «забудь об этом».
— Но она же говорила ему, что не умеет стрелять! — Машка вернулась к прерванному разговору.
Я не понимала, почему она защищает Олю.
— И эта ее отвратительная манера вести себя как мужчина! Она вообще, наверное, лесбиянка! — Я запнулась.
— У нее есть опыт. И она единственная знает точно, куда она пришла.
Олю взяли.
Потом взяли Модель. Которая пришла с подругой, и Илья сказал, что подругу надо не брать и посмотреть, насколько намерения Модели серьезны. Мы взяли и подругу. Решили убрать ее после психолога.
— Крези возьмем?
Это которая «убить могу».
— Да ладно, она сумасшедшая, — засмеялась я.
У Анжелы был день рождения.
Она его праздновала в ночном стриптиз-клубе.
Только для близких друзей.
Пришли я, Машка, сама Анжела, еще три модные девушки на одно лицо, гомосексуалист Андрей в кожаных брюках и два молодых человека в переливающихся рубашках, скорее всего натуралы.
Небольшой круглый зал с красной подсветкой. По периметру — мягкие диваны. Посередине — бархатный круг для стриптиза. Как мини-арена. Она вращалась. На ней сидел огромный плюшевый медведь с розовым бантом. Гомосексуалист подарил.
Медведь вращался на стриптиз-круге, по очереди поворачиваясь ко всем своей плюшевой улыбкой.
Было 11 вечера. До этого мы поужинали у Анжелы на балконе. Легкий фуршет с коктейлями и коксом. А также с чебуреками из «Белого солнца пустыни».
Пять граммов кокса Анжела заботливо нарезала толстенькими дорожками. Похожими на недостроенные автобаны. И приготовила коктейльные соломки, разрезанные на три части.
Автобаны были приготовлены на отдельном столике, сразу за десертом.
На праздничном столе они выглядели примерно так же, как полумертвые обнаженные тела на белоснежной скатерти у вампиров.
По всей квартире и на балконе горели свечи.
В вазах стояли белые цветы. Это Анжелино желание — чтобы все приходили только с белыми цветами. Еще она хотела, чтобы все пришли в белых одеждах, но хорошо, что ее послушалась только я. Мне как раз хотелось надеть новое белое платье. Я купила его зимой в Куршевеле, чтобы пойти в нем на Новый год, но в последний момент надела что-то другое. И платье ждало своего часа у меня в шкафу с ценником $1200.
Не так дорого.
В белых одеждах перед крутящимися на подиуме стриптизершами мы бы смотрелись как группа студентов-медиков на лабораторных занятиях.
Нас вообще могли принять за извращенцев и не пустить.
Хотя пустили бы, потому что вход стоил 100 долларов с человека, и от лишних 900 долларов заведение бы не отказалось.
Из-за бархатной занавески вышла девушка в леопардовом купальнике.
— Вы разрешите мне с вашим мишкой покататься?
Мы разрешили.
Она показала стриптиз, адресуя его плюшевому медведю. Она бросала на него пылкие взгляды и предметы туалета. В качестве апофеоза этого действа она сняла с мишки розовый бант.
Очень эротично.
Я пила вермут в треугольном бокале.
Свою машину я оставила дома. Мы приехали в клуб на длинном белом лимузине. Он же должен был развезти нас по домам.
Арендованный лимузин был подарком двух молодых людей в переливающихся рубашках.
На коленях у одного из них сидела стриптизерша в бикини. Она эротично изгибалась, елозила и каждую минуту вытаскивала сто рублей из пачки, которую тот держал в руке, как цветок с многочисленными лепестками.
Анжела попросила убрать с круга и мишку, и девушку, залезла на него сама и исполнила «эротический танец именинницы». Без обнаженки.
Мне тоже захотелось залезть на круг. Все-таки я с детства мечтала о сцене.
Ни с чем не сравнимое ощущение. Машка с гомосексуалистом кидали мне деньги. Я чувствовала себя гибкой и сексуальной. Если бы я была в майке, я бы наверняка сняла ее. Я скинула на плечи бретельки платья.
Вовремя остановила себя, когда хотела сесть на шпагат. Я не умею этого делать. Но я исполнила что-то типа «собака головою вверх».
Я казалась себе невероятно эротичной и раскрепощенной. Может, так и было на самом деле.
Я решила устроиться инкогнито сюда стриптизершей и выступать два раза в неделю в маске.
Наверное, каждая женщина в душе немного стриптизерша. Нужно только достаточно выпить.
У кого-то возникла идея рассыпать белый прямо здесь.
Анжела сказала, что тогда вызовут милицию.
На кругу танцевала Машка. К ней присоединилась стриптизерша. У них получился отличный женский дуэт. Чувственность с одной стороны и профессионализм — с другой.
Мы с гомосексуалистом пошли гулять по клубу. У нас у всех были самые дорогие билеты, поэтому мы могли заходить во все залы.
Зал «Камасутра».
Зал «Шоу с фаллоимитатором».
Настоящая лесбийская любовь на сцене. Вернее, настоящий лесбийский секс. Любовь, даже лесбийская, — это все-таки что-то другое.
Шоу не вызвало у меня никаких эмоций. Даже наоборот. Охладило те, которые были.
Никакой романтики.
Голая правда жизни.
За голой правдой подглядывала шумная компания, типа нашей, и одинокий пьяный армянин невысокого роста с водкой. Он не сводил глаз с женских половых органов и, как запрограммированный робот, метал на сцену сторублевые бумажки. Одну в две минуты. «Сеятель, разбрасывающий облигации» из одноименной картины.
Переливающиеся рубашки отправились в кабинеты с сауной. Анжелины подружки составили им компанию. И еще две стриптизерши.
Машка тоже куда-то пропала.
— Она на лесбос-пати, — уверенно сообщила Анжела.
Мы с ней упорно крутили «Колесо Фортуны», надеясь выиграть автомобиль, как написано в инструкции. Или путешествие в Египет. Но пока мы только вскрывали «утешительные призы» с презервативами.
Через какое-то время обслуживающий персонал сжалился над нами и сообщил, что каждый поворот этого колеса стоит $200. Счет нам предъявят на выходе.
Поэтому выход мы оттягивали до последнего.
Пока не собрали на мокрый палец последние остатки коко-джанго с белоснежного бачка унитаза в женском туалете.
Анжела протянула свой палец с прилипшими белыми крупицами мне в рот. Видимо вспомнив ту дачную ночь. Я внимательно посмотрела на нее и облизала палец. Анжела засмеялась и вышла. Я тоже засмеялась. Слизала остатки со своей руки. Сильно втерла в десны. Они онемели настолько, что можно было выдирать зубы.
Хотелось пить.
На следующий день имениннице надо было идти на работу. Папа не сделал ей поблажки даже в связи с ее двадцатичетырехлетием.
— Я пытаюсь ему объяснить, что нам это невыгодно, — говорила Анжела, — я на парковку и бензин сколько трачу! А обеды в ресторане на первом этаже? Так я хоть иногда дома обедала, а сейчас — нет! Только здесь. Я ему говорю: «Подсчитай, во сколько мне обходится эта работа?»
Я поехала спать на дачу. Хотя спать вполне можно было и в лимузине. Причем нам всем. Он был такой же длинный, как если бы растянуть таксу.
На поворотах у нас с водителем был разный пейзаж за окном. Я еще видела то, что было «до поворота», а водитель уже то, что «после».
Вообще в многочисленные рублевские повороты лимузин вписывался так же ловко, как опытный скейтбордист в толпу прохожих.
Я проснулась оттого, что хотела есть. Было семь часов вечера.
Поискала домработницу.
Ее муж, стоя на последней ступеньке одиннадцатиметровой лестницы, вычищал водостоки.
В зеленом рабочем комбинезоне. «Надеюсь, с Ferrari все нормально», — подумала я.
«Вы не упадете?» — хотела я его спросить, задрав голову наверх.
Но решила не говорить под руку.
Пошла искать Славу.
Зашла в их комнату, расположенную в самом дальнем конце цокольного этажа. На высоком подоконнике в ряд стояли книги. Славы не было.
«Ничего себе читают», — подумала я без всякого выражения.
Потопталась на входе. Неожиданно с любопытством подошла к книгам.
Пробежала глазами названия. ПОТОМ ЕЩЕ РАЗ. Поморгала. Не помогло.
«Сто советов стервы»
«Психологическая школа стервы»
«Стерва в семье и на работе»
«Деловая стерва»