Врата Иврел Черри Кэролайн

ВСТУПЛЕНИЕ

Среди нас есть много страстных читателей, которые иногда готовы с увлечением читать даже обрывок газеты, найденный на полу автобуса, если больше ничего не подворачивается под руку. Книги всю жизнь сопровождают многих из нас, как бесконечный поток сменяющихся впечатлений о необыкновенных людях и событиях. Одни из них сразу захватывают нас, и мы без остановки буквально проглатываем их, другие требуют более глубокого и вдумчивого чтения и иногда вызывают даже противоречивые чувства, вплоть до недоверия, но постоянно приковывают наше внимание до последнего слова на последней странице. Тогда мы неожиданно останавливаемся, с сожалением покидая мир, созданный автором, и уже без сомнения знаем, что эта книга будет обязательно отложена, чтобы занять место на и без того тесной книжной полке: мы будем перечитывать ее снова и снова. И вполне может быть, что восторженный читатель тут же позвонит своим знакомым, и еле сдерживаясь от восхищения, переполненный победным триумфом, воскликнет: «Посмотрите, что я нашел!". И он по праву будет гордиться тем, что первый среди своих друзей пережил волнение при открытии еще одного нового мира.

Однако подобная удача приходит не часто. Еще реже она приходит к тем, кто за долгую читательскую жизнь перелистал многие сотни страниц. Я так уверенно говорю об этом, потому что смогла пережить подобное чувство не более чем в десяти или двенадцати случаях за более чем сорок лет постоянного общения с книгами. Яркими вспышками в моей жизни были, например, такие книги, как «Властелин колец», сочинения Дэвида Мейсона, пара романов А. Меррита, которые в свое время обрушили на меня целый новый мир не похожих ни на что мыслей и рассуждений. У меня есть и еще несколько любимых книг, которые я не перестаю перечитывать с огромным удовольствием во второй, пятый, десятый раз и всегда ощущаю душевный трепет, как будто открываю их впервые.

Но еще никогда после прочтения «Властелина Колец» я не была так увлечена, как при встрече с книгой «Врата Иврел». Я не знакома с автором, но ее талант столь значителен, что я могу ей только позавидовать. Она создала удивительно близкого нам героя, поместив его в чужом, непонятном и чарующем мире, изображая обычаи, образ мыслей людей и историю так отчетливо и живо, как будто все это существует прямо где-то рядом с нами. Впечатления от прочитанного не просто остаются в голове и волнуют сознание. Книга начинает входить в вашу жизнь, захватывая дыхание проникает внутрь, оставаясь навсегда с вами.

В большинстве фантастических романов мы встречаемся с обычной схемой, когда героем является типичный супермен, вокруг которого начинают бешено разворачиваться события, и это окружающее его постоянное движение и создает иллюзию жизни. В романе «Врата Иврел» суровый Вейни начинает жить с первого же момента своего появления на сцене, созданной для него автором. Конечно, он не принадлежит к типу таких непревзойденных героев, как Конан, но он обладает очень строгим кодексом чести, который помогает ему преодолевать все, что он ненавидит и чего боится в душе. Читатель без оглядки, полностью верит всем его сомнениям, понимает его промахи и его непреклонную борьбу против собственной слабости. Он одобряет его и радуется вместе с ним даже небольшому триумфу от тени победы, когда герою приходится расстаться даже с честью, которая является его последним достоянием, и когда тот осознает, что есть нечто гораздо большее, чем обычные клятвы и условности.

В романе нет ни суперменов, ни демонических женщин, а показана обычная человеческая жизнь героев, пронизанная многочисленными сомнениями и страхами. Они, подчиняясь чувству долга, продолжают идти вперед, в сплошной мрак, где, как они уверены, их поджидает смерть. Раненые, почти на пределе сил, униженные на глазах у всех родных и близких, они продолжают двигаться вперед к последнему испытанию.

Немного найдется книг, где раскрываются подобные характеры, которые притягивают к себе читателя, полностью уводя его из окружающего мира. Там дается законченная живая картина чужой жизни, сделанная так талантливо, что каждый воспринимает ее целиком, не раздумывая над тем, что это всего лишь плод авторского воображения. Все это вполне могло быть, но только в другом измерении.

Прочтение этого романа было удивительнейшим испытанием для меня. И с этого момента я, как профессионал, хорошо знакомый с книгами подобного плана, постоянно ловлю себя на мысли: «Почему я не могу писать именно так?"

Но мне очень этого хочется.

А. Нортон.

ПРОЛОГ

Именно Врата были причиной гибели многих цивилизаций. Врата находились в разных уголках Вселенной и существовали многие тысячелетия, связывая разрозненные галактические цивилизации в единую империю Пространства и Времени. Это была гигантская, уходящая в вечность сеть, в которой Врата являлись шлюзами, через которые можно было где-то и когда-то войти и куда-то прийти, может быть, туда, где выжить было невозможно.

Вначале эти свойства Врат были мало изучены и не представляли большого интереса. Но когда, со временем, при исследовании первых погибших цивилизаций был обнаружен эффект сжатия времени, производимый Вратами, то были созданы технологии, позволявшие использовать эти свойства для передвижения. С этого момента обычные звездные корабли реального времени использовались лишь на расстояния нескольких световых лет для доставки обычных грузов с оборудованием или для перевозки технического персонала. Путешествия же к дальним мирам и перемещения внутри них совершались с использованием эффекта Врат и происходили практически мгновенно.

Более того, при переходе через Врата деформировалось время, что позволяло осуществлять перемещения между двумя точками пространства на расстоянии десятков световых лет, не опасаясь старения самих исследователей, которое неминуемо сопровождает людей на кораблях реального времени. Поэтому стало возможным посещать не один выбранный для жизни или исследований мир, а путешествовать по целой цепочке еще неизведанных миров и звезд.

Законы материального мира не позволяют осуществлять возврат во времени. Согласно теории, обоснованной еще во времена, когда был открыт эффект Врат, связанный с трансформацией Времени, оказалось, что путешествия с их помощью в Будущее не имеют особого риска, и почти не отличаются от обычных перелетов, регулярно происходящих в Настоящем. Однако вторжение в Прошлое может непредсказуемо воздействовать на жизнь людей и события в подвергнувшихся такому вторжению мирах.

Итак, путешествующие во времени перебираются в более удаленные века, и кроме того, они же перемещаются и в пространстве, вторгаясь без всякого разрешения в чужие события, в чужую жизнь, свободно нарушая течение чужого времени.

Очень часто незваные пришельцы колонизуют чуждые им новые миры или устраивают с ними эксперименты, а затем совершают прыжок вперед во времени, чтобы увидеть результат. Пришельцы пополняют свою жизненную энергию, отбирая ее у тех, кто странствует сквозь века в реальном времени, не имея права на использование Врат. Жизненная сила нужна им не столько для удовлетворения собственного честолюбия или накопления богатства, сколько для удовлетворения страстного желания все время проходить через все новые и новые Врата.

Поэтому возможно, что и до сих пор в каком-то из миров кто-то перемещается во времени и пространстве, буквально каждую минуту, а наш реальный мир искривлен и порван на части, образующие своего рода аномалии, которые усиливаются по мере приближения к границам искаженного Вратами Времени и Пространства.

Теоретики из Научного Отдела предположили, что когда открывались некоторые сохранившиеся миры, то среди древних реликвий, выброшенных временем за ненадобностью на свалку, можно было бы отыскать и Врата.

Эти Врата существуют в самом деле. Мы даже можем говорить о том, что они существуют и Будущем, и в Прошлом. Но мы не можем ничего сказать об их протяженности в тот момент, когда мы непосредственно пользуемся ими. Согласно существующему убеждению тех, кто многократно перемещался с их помощью, и которое существует, правда без всяких доказательств, мир, сталкиваясь с миром, рушится, и осколки двух миров создают огромную путаницу. Среди этих аномалий могут оказаться и прошлые, чудом сохранившиеся остатки нашего же собственного мира, которые могут уничтожить нас, если вдруг, двигаясь по искривленной дуге Времени, они вернутся к Нам в Настоящее.

Ученые полагают, что Врата, через которые уже раз было произведено перемещение во Времени, должны быть закрыты со стороны наиболее удаленного временного пространства, иначе мы будем постоянно подвержены риску очередного внутреннего взрыва, который в свое время уничтожил пришельцев. Теоретическую сторону этой проблемы они разработали сами, на основании данных о том, что еще очень давно, при открытии первых Врат, их собственный мир был свидетелем подобного взрыва, когда была разрушена первая чужая цивилизация. В дальнейшем же последовало и новое практическое тому подтверждение, когда была разрушена и их собственная цивилизация. Существует, таким образом, постоянная опасность со времен открытия первых Врат, что наше собственное существование может быть подобным же образом подвергнуто опасности в любой момент.

Поэтому по мнению большинства специалистов Отдела использование Врат должно быть прекращено. Предполагалось, что они будут использованы в последний раз для их закрытия или даже полного уничтожения. С этой целью уже подготовлен специальный отряд, но шансы на успех при этом крайне малы, так как продолжительность такой экспедиции может быть неопределенно долгой, а возвращение практически невозможным из-за того, что, с одной стороны, гибель людей может произойти из-за ловушки или из-за попадания в смертоносный для них мир, а с другой, путь через многие Врата из-за своей длительности будет не под силу даже нескольким поколениям участников экспедиции. Они так никогда и не достигнут последних, окончательных Врат.

Журнал Объединенного Научного Отдела, том XXX, стр.22

Те, кто бывал на вершине Иврел и вернулся назад, видели там надписи на камне. Эти старинные письмена кваджлинов, вырубленные на скалах, напоминали письмена древних германцев. И когда кто-нибудь из людей трогал их руками, пытаясь очистить от пыли веков, вокруг возникало неистовое пламя, которое зажигали колдовские силы, забирая и душу и тело. Как будто это место притягивало все колдовские силы, отпугивая от него всех окружающих, и охраняло гору и все, что было расположено за ней.

Но предание говорит, что если ребенок, особенно сероглазый от рожденья, попадал туда и, благодаря молодости и силе, ему удавалось убежать от всепоглощающего огня, на радость всего рода, то вопреки всем колдовским силам он становился веселым, жизнерадостным, сохраняя молодость и силу дольше других.

Книга «Начал», Хайт эн Корис

В год 1431 по Всеобщему Календарю правители земель Инор, Корис, Бейн и Корис-Сит объединились в войне за земли царства Хеймур, расположенные за горой Иврел. Ими правил в то время чародей Фай, сын Фая, властителя земли Ра-Хеймур. Он же был и властелином горы Иврел, у подножия которой раскинулась долина Айрен.

В это самое время к находящемуся в изгнании властителю земли Корис по имени кайя Тифвай, который был сыном Хана, прибыло пятеро неких чужеземцев, которых никто раньше не встречал в этой земле. Говорят, что они появились там вслед за великим Южным ветром, и рассчитывали на гостеприимство кайя Тифвая и Риса Гира, сына Лиллома, властителя Инора, обещая в обмен помощь и поддержку. И говорят, что среди них была светловолосая женщина ростом с обычного мужчину. Скорее всего близкая по крови к кваджлинам. И была там еще другая женщина, с золотыми волосами, однако и она не была похожа ни на кого из живущих рядом людей. Остальные трое были темноволосыми мужчинами. В то время никто внимательно не разглядывал этих Пятерых, потому что и Гир и Тифвай были ослеплены страстным желанием победы в намеченной войне, где собирались вернуть захваченные у них земли. И, привлеченные обещаниями наград, к ним присоединились властители соседних царств, и они набрали всадников семь тысяч и еще пеших воинов три тысячи, и, развернув свои штандарты, двинулись против властелина горы Иврел.

В долине Айрен стоял покрытый древними письменами камень, похожий на камни, стоящие в Иноре и Сифе, и еще более похожий на камень горы Иврел. Этот одиноко стоящий камень всегда обходили стороной, хотя он и не причинял никому вреда.

К этому камню вслед за Тифваем и чужеземцами и прискакал властитель Эндара, который намеревался участвовать в штурме горы Иврел и властителя Хеймура. И тогда стало ему ясно, что Тифвай был обманут чужеземцами. Все десять тысяч войска стремглав понеслись к подножию Иврел и полностью погибли, растворившись в вечности. Среди них спасся только один высокий юноша по имени Тем Реф из земли Бейн. Его лошадь пала на скаку, и этим спасла его жизнь. Когда же он увидел, что не осталось кроме него ни живых ни раненых в долине Айрен, хотя нигде не было видно даже тени неприятеля, Реф из Бейна покинул поле и провел оставшуюся жизнь за молитвами в монастыре, скорбя день и ночь по погибшим.

Совершив подобное Зло, чужеземцы исчезли. Но от людей из Инора тем не менее можно было слышать, что женщина вернулась к ним, но тут же в ужасе бежала, когда увидела вооруженных людей. Говорили, что она умерла за нагромождением камней, и это место они стали называть Могилой Моргейн, потому что под таким именем она была известна в земле Инор-Пиввн, хотя, как стало известно, у нее было множество имен, среди которых были даже княжеские титулы. Говорили, что она спит там, ожидая, пока не рухнет Великое Проклятье и она будет свободна. Поэтому каждый год люди из селения Роумел поклоняются Великим Духам и приносят им Дары, чтобы те следили за ее сном. Иначе, если она проснется, то причинит им новые несчастья.

Что же касается других, то их больше никто никогда не видел ни в долине Айрен, ни в Иноре.

Из Летописи земли Бейн

1

Любой мужчина, родившийся среди народа Эндара или Карша, был горд как от сознания, что вошел в этот мир обычным человеком, а не дикарем, каких еще можно было встретить в земле Лан, находящейся к югу, так и от того, что не был заражен колдовством и имел чистую кровь, не смешанную с кровью кваджлинов, как это было среди народов, живущих в земле Хеймур к северу от них. Земли Эндара были почти сплошь покрыты лесом, а земли Карша большей частью были заняты горами. Между людьми, населяющими их, издавна существовало некоторое соперничество, хотя разница между ними была чисто условной. Одни были хорошими охотниками, а другие не менее удачливыми скотоводами. Но на самом деле и те и другие были настоящими мужчинами и отличались редким благочестием. Когда-то они составляли один народ, который жил под властью Верховных Королей земли Карш.

Но чтобы быть достойным представителем рода — Мориджа, Бейна или Инора, — нужно было заслужить полное уважение большинства членов рода на всех уровнях. Именно таким образом народ Эндара-Карша воспитывал у многих поколений любовь и уважение к земле и людям.

Внутри же каждой из этих общностей существовали отдельные родовые кланы, где непосредственно формировались чувства любви, преданности и гордости, где человек становился собственно человеком. Почти всегда существовало несколько правящих родовых кланов, которые сменяли друг друга, соперничая за право старшего. Остальные должны были просто повиноваться им. Это был бесконечный, повторяющийся процесс борьбы за обладание властью. Народ Мориджа выделялся в этом отношении. Там был только один правящий клан, а пять остальных находились на положении подданных. На самом же деле таких кланов там должно было бы быть два: Ила и Нхи. Но клан Ила прекратил свое существование около ста лет назад, когда все мужчины этого рода погибли в долине Айрен. И теперь главными оставались лишь Нхи.

Вейни был нхи. Его главными достоинствами были честность и благородство. Но он был и великолепным воином, искусно обращался с оружием и лошадьми, был очень подвижен и обладал отвагой, которая иногда граничила с самоубийством. В то же время он был настойчив и всегда старался держаться независимо. Стремление к независимости было именно тем качеством, которое было присуще всем нхи, и благодаря именно этому качеству весь их клан постоянно участвовал в многочисленных заговорах и изменах. Вейни не обманывался на свой счет: все эти черты были неотъемлемыми для людей их клана. Но это было и естественно, поскольку каждый, кто заботился о «чистоте» крови, старался сохранить в себе эти особенности и передать их дальше.

Его сводные братья тоже обладали подобными качествами, и, без сомнения, таким же был и их отец, предводитель Нхи, Риджен. Но Вейни имел еще и кровь рода Кайя, которую он получил от матери, происходившей из земли Карш. Эти люди были артистичны и своенравны, и гордость очень часто управляла их чувствами. Братья же Вейни принадлежали по крови к роду Маай, который являлся одним из самых воинственных кланов среди живущих в земле Моридж, хотя и не занимал правящего положения. Эти люди были скрытны, холодны и даже, в какой-то степени, жестоки. В характере Вейни было поступать безрассудно и искренне, в то время как оба его брата предпочитали скрытно обсуждать свои дела только вдвоем. Он был опрометчив, тороплив, но отходчив, тогда как его братья были неумолимы в своих решениях. И не было ничьей ошибки, кроме как их отца, в том, что под одной крышей собрались такие разные характеры.

В один из осенних дней, на двадцать третьем году их жизни в Ра-Моридже, один из сыновей Риджена погиб.

Вейни не хотел идти в дом, особенно когда там находился отец. Его удалось привести туда лишь силой, с помощью нескольких человек из рода Маай. Он вошел в освещенную факелами затхлую комнату, наполненную мерцающим огнем и ужасом, и не мог смотреть в глаза своему отцу. Он встал на колени, уткнулся лбом в холодный каменный пол и, неподвижный, оставался в таком положении до тех пор, пока Риджен не обратил внимание на его все еще остававшиеся длинными волосы. Нхи Эридж был очень тяжело ранен: острый длинный меч почти полностью отрубил пальцы на его правой руке, на той руке, которая привыкла держать оружие, и старый сан Ромен со священником стояли возле стонущего воина, стараясь облегчить его страдания.

Нхи Кандрис был в куда худшем положении. Он уже не дышал, и его тело, перевязанное красной лентой, чтобы душа не смогла покинуть его до самых похорон, неподвижно лежало между ритуальных огней на деревянной скамье в той части комнаты, где хранилось оружие.

Эридж едва не задохнулся от крика, когда раздалось шипение, сопровождавшее прикосновение раскаленного металла. В этот момент Вейни вздрогнул. Возможно, причиной мог быть и тяжелый запах паленого человеческого тела. Но вот стоны стали слабеть, особенно, когда применявшееся для анестезии настоянное на специальных травах вино сделало свое дело. Тогда Вейни поднял голову, беспокоясь о том, что и этот брат мог умереть: некоторые не выдерживали шока в момент прижигания раны в сочетании с наркотическим действием вина. Но пока его сводный брат все еще дышал.

И тогда нхи Риджен изо всех сил ударил его, отбрасывая удивленного Вейни на пол. Его голова еще гудела от удара, когда он вновь встал на колени, поникнув головой у ног отца.

— Ты кайя, ты убийца, — сказал старый Риджен. — Будь ты проклят. Пусть мои проклятья лягут на тебя вечным позором. — Слезы текли по лицу отца, и это поразило Вейни сильнее, чем удар. Он взглянул вверх и увидел, как невероятно изменилось лицо Риджена. Вейни никогда и подумать не мог, что нхи Риджен способен так рыдать.

— Чтобы сейчас часами не выслушивать мольбы о прощении или твои оправдания, ублюдок, мне вообще не следовало иметь сына из рода Кайя. Кайя и нхи дают плохое потомство. Мне нужно было быть более благоразумным.

— Я только защищался, — запротестовал Вейни, с трудом шевеля разбитыми губами. — Кандрис не шутил. Его не остановила даже кровь, вот смотри… — Вейни повернулся боком, чтобы можно было видеть кровоточащую рану, оставленную легким учебным оружием. Но отец просто отвернулся, словно его это не интересовало.

— Кандрис был моим старшим сыном, — наконец вновь заговорил он, — а ты всего лишь плод жалкого ночного развлечения. И теперь я так дорого заплатил за ту ночь. Но ведь я взял тебя в дом, я обещал это твоей матери, которая была уже больна, когда носила тебя. Она собиралась умирать, и ты должен был бы умереть вместе с ней. Мне следовало понять, что это был бы самый лучший выход. А теперь Кандрис мертв, а Эридж изувечен, и все из-за моей привязанности к тебе, ублюдок. Неужели ты рассчитываешь стать наследником рода Нхи, если их не будет? Ты на самом деле так думаешь?

— Отец, — прошептал сквозь слезы Вейни, — они собирались убить меня.

— Нет. Только слегка сбить с тебя спесь, но не более того. Во всяком случае, они никогда не стали бы тебя убивать. Нет. Нет. Это ты стал убийцей. Ты поднял оружие на своих братьев во время учения, когда Эридж даже не был вооружен. А в итоге ты жив, а моего старшего сына уже нет, и я не вижу другого объяснения произошедшему, кайский ублюдок. Я не должен был брать тебя сюда, в дом. Никогда.

— Отец, — закричал Вейни, но тяжелая рука предводителя Нхи вновь опустилась на его лицо, и слова потонули в струях крови, стекающей по губам. Вейни свалился на пол и зарыдал.

— Что мне делать с тобой? — после долгого молчания спросил Риджен.

— Я не знаю, — ответил Вейни.

— Мужчина сам должен заботиться о своей чести, ты знаешь это.

Вейни в очередной раз взглянул вверх, содрогаясь от слабости. Он не находил слов для ответа. Упасть на собственный меч и умереть — вот о чем говорил его отец. Любовь и ненависть так тесно слились в нем, что он буквально разрывался на части под действием этих противоречивых чувств. Слезы, переполнявшие его глаза, усиливали чувство стыда.

— Так ты воспользуешься им? — спросил Риджен.

В этих словах заключалось понятие чести, так как это понимали люди из рода Нхи. Но кровь кайя была в нем не менее сильна, а народ Кайя очень любил жизнь.

Тишина повисла в воздухе.

— Нхи не могут убивать друг друга, — вновь заговорил Риджен. — Теперь ты должен оставить нас.

Ты очень ловок, а твои таланты давно известны. Твоя рука более правдива, чем твой язык. Ты всегда готов к убийству. И вот теперь твой брат мертв. Ведь ты собирался убить обоих братьев, из которых один даже не был вооружен. Ты не можешь ничего сказать мне в свое оправдание, и отныне ты будешь проклят. Ты будешь илин. Так я решил.

— Да, господин, — произнес Вейни, вновь касаясь пола почти всем лицом и ощущая вкус пепла на своих губах. Для тех, кто был объявлен отверженным, дальнейшая перспектива была очень простой: человек, лишенный покровительства рода, человек, лишенный хозяина как бездомный пес, становился просто-напросто бандитом и его ожидал печальный конец.

— Я повторяю, что ты очень ловок, — продолжал Риджен. — И наилучшим выходом для тебя будет найти приют в Иноре, поскольку Рис, правитель Инор-Пиввн, женат на женщине из рода Кайя. Но не забывай, что есть еще повелитель Джервейн, который принадлежал к роду Маай и земли которого ты должен пересечь. Если он убьет тебя, то твой брат будет отомщен, и эта кровь не запачкает ни рук, ни оружия Нхи.

— Ты действительно хочешь этого? — спросил Вейни.

— Ты выбрал жизнь, — коротко ответил ему отец и схватил короткий ритуальный меч, висевший на поясе сына. Это было Оружие Чести, которое разрешалось носить лишь благородным людям, с давних пор называвшимся юин. Затем другой рукой он захватил длинные волосы Вейни и неровно обрезал их до нормальной длины. Длинные пряди волос, являвшиеся символом мужской зрелости и благородства, упали на каменный пол, после чего нхи Риджен, поставив ногу на лезвие, переломил меч и вложил обломки в руки Вейни.

— Исправь его, если сможешь, — произнес он.

Его голую шею непривычно холодило, и он, найдя в себе остатки сил, поднялся с пола, не выпуская из рук обломков меча.

— Могу ли я взять лошадь и оружие? — спросил он уже без всякой надежды, но в то же время отчетливо понимая, что без них он просто-напросто погибнет.

— Можешь взять все, что принадлежит тебе, — ответил предводитель Нхи. — Наш род хочет поскорее забыть тебя, и если ты будешь пойман в пределах нашей земли, то умрешь как чужеземец или как враг.

Вейни поклонился и вышел.

— Ты трус, — донесся до него отцовский крик, напоминая о неудовлетворенной гордости Нхи, которая требовала его смерти. Сейчас он и сам, пожалуй, хотел умереть, но это все равно не снимало с него позора. Он был отмечен как уголовный преступник для повешения и даже как самый низкий из них: изгнание не исключало его дальнейшего наказания. Таково было правосудие, которое вершил лично предводитель Нхи Риджен. Мрачная натура нхи особенно проявлялась в моменты, когда дело касалось мести.

Он отыскал свое оружие и прикрыл позор на своей голове кожаным чепцом, поверх которого водрузил шлем, обвязанный белым шарфом в знак того, что отныне он илин, странствующий воин, который надеется, что глава какого-нибудь рода пригласит его к себе на службу.

Люди, отверженные родом, зачастую становились разбойниками либо попадали в рабство к любому, предъявившему на них права, где их использовали как бесплатных работников. Иногда люди, почитающие религию и верящие в искупление грехов, могли, согласно законам предков, объявлять о том, что такой-то илин взят в услужение сроком на год, после чего ему могло следовать отпущение грехов.

Некоторые превращались в наемников, получая плату, теряя статус юин, или превращались в обычных воров, если теряли честь и совесть, а если не теряли, то умирали с голоду, или убивали и грабили, находясь на службе у какого-нибудь правителя, который потом возлагал на них всю ответственность за содеянное.

Срединные Царства никогда не жили в мире. Там постоянно шли войны, но они никогда не были достаточно серьезными, чтобы обеспечить сносную жизнь тем, кто пополнял ряды отверженных и становился наемником. Ужасающая нищета ожидала их на всем пространстве Срединных Царств, включая и землю Карш. Темные колдовские силы на холодных вершинах Хеймура и преступившие закон правители, еще более опасные, чем духи с высоких вершин, подступали к ним со всех сторон.

Именно здесь и находилась Моридж Эрд, земля народа Маай, где правил Джервейн, который преграждал путь Вейни на Инор, лишая его таким образом единственной надежды.

Шла вторая зима его странствий. Потоки холода уже спустились с высоких гор в долины, когда еле живая обессилевшая лошадь наконец привела его к земле, где правил Джервейн, и теперь оставалась последняя безнадежная попытка прорваться к югу.

Где-то на этом пути черная стрела попала в его любимого мерина по кличке Мэй, с которым он не расставался с тех пор, как был посвящен в воины. После этого они еще долго спасались бегством по горным перевалам, пытаясь добраться до Лао. Люди Джервейна преследовали их от холма к холму, но постепенно отстали, потому что рядом уже был Инор, а род Маай не испытывал большого желания иметь дело с Рисом из Инор-Пиввна, где у них никогда не было друзей, а кроме того, никто не хотел лишний раз подвергать опасности свои земли.

Вейни слишком поздно заметил, что дорога, по которой он ехал уже достаточно долго, не та, которую он искал. Она была выложена камнями и явно напоминала старую дорогу кваджлинов.

Время от времени путь ему преграждали камни, и тогда приходилось их объезжать, так что у Вейни появились сомнения на счет того, куда вела эта дорога. Наверняка она вела к гибельным, заколдованным местам! Начал идти снег, покрывая все легким белым саваном. Вейни всю ночь не сомкнул глаз, постоянно находясь в седле, и отважился заснуть только под утро, когда кругом стало тихо и он перестал опасаться волков.

Весь следующий день он ехал ущельем, чувствуя, как слабеет от холода, и наконец увидел впереди долину, где обширное пространство занимали нагромождения гигантских камней.

Теперь уже не было никаких сомнений, что эти каменные громады были когда-то воздвигнуты здесь руками кваджлинов. Это была долина Моргейн: он узнал ее по песням, сказаниям и сказкам, которые ему доводилось слышать раньше. Это было место, которое вызывало тяжесть на сердце у тех, кому доводилось проезжать здесь даже в ясный полдень. Люди из земли Карш-Эндар старались всегда объезжать его. А сейчас клонящееся к закату солнце скрылось за стайкой плотных облаков, сползающих с горных вершин, возвышавшихся за его спиной.

Он с трудом осмелился взглянуть вверх, туда, где два каменных столба венчали конический холм, называемый в легендах и песнях Могилой Моргейн. Опускающееся солнце тут же затрепетало в его глазах, словно бабочка в паутине, разрываясь и подрагивая. Это был Колдовской Огонь, подобный большому огню, который появлялся на вершине Иврел, где великий властелин Хеймура показывал, что сила кваджлинов еще не иссякла и время освобождения от них не пришло.

Вейни завернулся в тонкий, превратившийся в лохмотья плащ и пустил истощенную лошадь быстрой иноходью, стараясь побыстрее миновать нагромождения колдовских камней у основания холма. Колдунья с огненными волосами ввергла людей Эндара-Карша в войну, швырнув половину Срединных Царств в лапы чародея. Невозможно было понять что порождало охватившее Вейни тягостное чувство. Было трудно даже дышать. То ли это Камни действовали на него, то ли его собственные воспоминания о Моргейн?

Ему иногда казалось, что копыта лошади выбивают размеренный ритм старинных стихов, которые эхом отдавались в его голове. Он плохо помнил сами стихи, память сохранила лишь неполное содержание этой старинной легенды.

…В год, когда Хеймуром правил Фай,

Пять Чужестранцев к нему прискакали…

Трое из них были темноволосы,

Золото Солнца и снег горных вершин

Головы двух других покрывали.

Самой красивой была снежная белизна,

Но роковой оказалась та красота,

Прокляты были все, кто слушал ее тогда…

Мужчины исчезли все,

Лишь волки остались в лесах…

Дурная песня в таком месте и в такой час была плохим предзнаменованием. Все эти годы, с тех пор, как пред миром впервые предстали белые как снег волосы Моргейн, можно было часто слышать от слабоумных людей, которые якобы видели ее, в то время как большинство считало, что она спит, ожидая случая, чтобы уничтожить новые поколения мужчин, точно так же, как она уничтожила в свое время людей Эндара в долине Айрен.

Если этот холм на самом деле хранил останки Моргейн, то это место было самым подходящим для ее жестокой нечеловеческой крови. Даже деревья вокруг ссохлись, будто сама природа реагировала на присутствие Камней, как чистая душа страдает и чахнет при приближении дьявола. Вершина холма была совершенно голой, ни одно дерево не росло там.

Вейни был рад, когда все-таки миновал узкую дорогу у подножья холма и оставил позади устрашающее пространство долины Камней.

Небольшое стадо оленей резво пронеслось по свежему снегу.

Он быстро схватился за лук и слабеющей рукой пустил стрелу в ближайшего оленя. Стрела, однако, пошла неточно и лишь слегка задела бок животного.

Раненый олень бросился бежать, не разбирая дороги и окрашивая снег яркими пятнами крови. Вейни решил, что вторая стрела не исправит положения, и только наблюдал, как олень скрывается среди каменных столбов в долине Моргейн.

Продолжая пристально вглядываться в долину, он окончательно понял, что лишь кваджлины могли создать все эти монументальные нагромождения, которые с трудом можно было считать архитектурой. Его взгляд неожиданно привлекло какое-то странное движение на холме. Оно было столь неуловимым, что ему даже пришлось поднести к лицу тыльную сторону ладони, чтобы, прикрыв глаза, сквозь неплотно сжатые пальцы сфокусировать изображение. Солнце быстро садилось, погружаясь в темноту новой волны облаков, спускающихся с гор и заволакивающих большую часть неба сзади него.

Он вновь взглянул на каменные столбы и на катящееся вниз солнце, мерцающее словно лужа расплавленного золота, в которую были вдавлены каменные изваяния.

И в этом дрожащем и ярко пылающем золотом закате сначала появилась голова лошади, а потом сама лошадь и всадник. Белый всадник на серой лошади четко вырисовывался на янтарном колеблющемся солнечном диске. Вейни даже прикрыл глаза, ослепленный этим зрелищем.

Тем временем всадник спустился с заснеженного холма вдоль его теневой стороны. Эффект неестественной белизны создавался белым плащом и облаком от дыхания, которое мгновенно образовывалось в морозном воздухе.

Он понимал, что может пришпорить коня и ускакать, но все время чувствовал странную слабость, как будто был разбужен посреди одного сна и тут же погружен в середину другого.

Он взглянул на загорелое лицо женщины под меховым капюшоном и увидел белые волосы, белые брови и серые глаза, подобные облакам, надвигающимся с востока.

— Здравствуй, — сказала она, обращаясь к нему, очень тихо и спокойно. В этот момент Вейни успел заметить, что на сером седле, чуть ниже ее колена, висит большой меч с позолоченной рукояткой в форме дракона, а сбруя ее лошади явно была изготовлена в земле Корис. Он был абсолютно уверен в своих предположениях на ее счет, так как хорошо помнил ее описание по старинным легендам и по рассказам в Книге племени Ила.

— Я направляюсь на север, — сказала женщина низким голосом, в котором чувствовался легкий акцент. — А тебе, кажется, в другую сторону? Но солнце уже клонится к закату, и я хочу отправиться с тобой.

— Я знаю, кто ты, — сказал он.

Белые брови изогнулись в недоумении.

— Разве ты охотишься за мной?

— Нет, — ответил он, чувствуя, что лед, обволакивающий его сердце, опускается еще ниже, и с трудом находя слова для ответа.

— А как тебя зовут?

— Я Вейни из рода Нхи и близкий по крови народу Мориджа.

— Но имя Вейни не характерно для Мориджа.

Старая гордость уколола его. Имя действительно принадлежало народу Корис, откуда вышла его мать. Но только постепенно он рассказал ей обо всем, что с ним приключилось, и как он, голодный и ослабевший, оказался около этого странного холма. То, что произошло на самой его вершине, Вейни теперь относил только за счет собственной усталости и голода и считал, что эта женщина из какого-то богатого и знатного рода просто встретилась ему на дороге, а то, как она появилась на самом деле, он вообще не помнил.

Однако она была здесь, и он видел, что она по меньшей мере наполовину относится к кваджлинам, прежде всего потому, что чувствует себя как дома в этой снежной пустыне с мертвыми деревьями.

— Я знаю одно место, — сказала она, — где нет такого сильного ветра. Пойдем, я покажу тебе, где это.

Она повернула серую лошадь к югу, в ту сторону, куда направлялся и он. Ощущение сна, охватившее его, пока не проходило. Сумерки между тем надвигались, подгоняемые плотной завесой облаков. Исчезающая временами Моргейн, подобно сказочному духу, виднелась впереди, но серая лошадь оставляла следы, по которым Вейни мог находить дорогу.

Они объехали холм и увидели стадо оленей, которые кормились там с подветренной стороны. Это была первая удача, которая выпала ему за несколько дней. Он взялся за лук.

Но прежде чем Вейни успел натянуть его, яркая вспышка света подобно молнии соскользнула с вытянутой руки Моргейн, и олень тут же свалился замертво. Остальные убежали.

Моргейн показала рукой, что им нужно повернуть направо.

— Там есть пещера, где можно найти приют. Я уже пользовалась ей раньше. Только прежде захвати с собой оленины. Она, я думаю, нам пригодится. Даже за самой маленькой охотой должен следовать приятный заслуженный отдых.

И она направилась вверх по склону. Он же достал нож и приготовился выполнять просьбу, хотя и не очень любил заниматься разделкой туш. Он обратил внимание на то, что на теле оленя нигде не было видно ран, и только небольшие капли крови, вытекавшие из ноздрей, окрашивали белый снег. И вид этой красной крови на белом снегу мгновенно разбил сон и заставил трепетать все его существо. Ему не нравился подобный способ убийства. Казалось, животное глядит на него широко открытыми глазами, продолжая находиться в глубоком сне, подобном тому, который только что охватывал его самого.

Он оглянулся через плечо. Моргейн стояла на гребне холма, держа в руках поводья, и поджидала его. Первые хлопья снега пронеслись в воздухе вместе с усиливающимся ветром.

Вейни вонзил нож в тушу, отвернувшись, чтобы не видеть этих широко открытых глаз под ветвистыми рогами.

2

Огонь пылал в невысоком пространстве около выхода из пещеры, воздвигая стену теплого воздуха между ними и снежной метелью. Вейни не хотел есть это мясо, хотя от голода, мучившего его уже несколько дней, болели суставы, а последнее напряжение даже вызвало противную дрожь во всех мышцах. Его сил хватало лишь на то, чтобы сидеть и ловить мясной запах. Когда же Моргейн закончила готовить этот случайно подвернувшийся ужин и протянула ему кусок, тот уже не показался Вейни чем-то отличным от обычного мяса и выглядел так аппетитно, что пустой желудок заставил его отбросить все былые колебания. Человек не должен променивать свою душу на небольшой кусок оленины, но ведь так или иначе, а зверь-то был убит.

Незаметно наступила ночь. Через теплый барьер пробивались отдельные снежные хлопья, подгоняемые порывами ветра. Снаружи две лошади, лошадь колдуньи и обычный гнедой, стояли рядом, вздрагивая под резкими и злобными порывами ветра. Когда горячая оленина наконец-то наполнила желудок Вейни и слабость стала понемногу отступать, дрожь — стихать, а силы — прибавляться, он собрал немного зерна, которое оставил от ужина, и вышел из пещеры, чтобы разделить его между лошадьми. Серый, наиболее излюбленная масть лошадей в земле Бейн, как говорилось в песнях и легендах, стал обнюхивать его руки так же охотно, так же дышал на них теплом, как и его собственный маленький мерин. Красота серой лошади тронула сердце Вейни. На какое-то мгновенье он забыл все дьявольское зло, окружавшее его, поглаживал бледно-серую гриву и вглядывался в большие оживленные глаза. Он подумал (все нхи всю жизнь разводили животных), что потомство этой лошади украсило бы любой табун: эта порода была широко распространена во времена последних Верховных Королей Эндара. Но вот уже давно не было Верховных Королей, и слава этой породы прошла вместе с их славой.

Сейчас власть Верховных Королей оставалась реальной только в Хеймуре, но тамошние владыки сильно отличались от героических правителей Бейна и Кориса, которые объединяли людей не внутри мелких родов, а на гораздо более высоком уровне, не позволяя узким родовым барьерам разделять целый народ. Вейни тут же вспомнил старинную ужасную почти легенду, почти быль, времен правителей Хеймура, когда едва ли целая армия двигалась на них, чтобы найти смерть в долине Айрен.

От этих мыслей он вздрогнул, поеживаясь на леденящем ветру, и вернулся к огню, чтобы по-прежнему быть в центре всех противоестественных необычных событий сегодняшней ночи, туда, где у огня сидела Моргейн, закутавшись в пушистый белоснежный плащ, а рядом с ней лежала сбруя серого коня и вложенный в ножны сверкающий меч с золоченой рукояткой в форме дракона.

Они сидели молча. И молчание их напоминало скорее молчание старых друзей.

Ветер продолжал забрасывать снежные хлопья в пещеру, обещая перерасти в бурю. Вейни в первый раз глубоко осознал, что наверняка не выжил бы в сегодняшнюю ночь, ослабевший от голода и окруженный разбушевавшейся снежной стихией.

В пещере возле входа лежала груда сухих сучьев. Но откуда это дерево взялось здесь и кто его нарубил, он не мог даже представить. И когда он поднялся, чтобы подбросить веток в костер, то заметил, что Моргейн стояла на коленях в глубине пещеры, пытаясь что-то отыскать под грудой небольших камней.

Он вспомнил, как она сама сказала ему, что уже пользовалась этим местом раньше.

Взглянув в ее сторону с подозрением и одновременно с любопытством, он заметил у нее в руках туго набитый кожаный мешок, покрытый пылью, а когда она погрузила туда руку, то оказалось, что там лишь порошок, который частично просыпался через края. Она быстро отдернула руку, как будто дотронулась до чего-то мерзкого и грязного, и вытерла пальцы о земляной пол. Ее рука была покрыта тонкими струйками крови, которые вытекали из-под кожаного рукава. Здоровой рукой Моргейн старалась зажать рану на поврежденной кисти.

Она сидела, время от времени вздрагивая, подобно человеку, охваченному каким-то глубоким страхом. Вейни опустился на корточки рядом с ней, недоумевая и даже жалея ее, а в глубине его сознания неотступно вертелась мысль: как Моргейн смогла за такой короткий промежуток времени пораниться. Но в то же время он осознавал, взглянув на ее рану, что та выглядела немного подсохшей. Скорее всего, решил Вейни, это случилось, когда он был занят разделкой оленьей туши.

— Сколько? — спросила наконец она. — Сколько времени меня не было здесь?

— Больше ста лет, — ответил он.

— А я подумала, что наверняка меньше. — Она подвигала рукой и взглянула на рану, стараясь не придавать ей большого значения, потому что та была не достаточно глубокой, чтобы вызывать опасения, но все-таки причиняла боль.

— Подожди, — сказал он, доставая свою сумку с намерением помочь ей залечить рану: он полагал, что того требует долг, хотя бы в обмен на оказанное гостеприимство и ночлег в пещере. Но Моргейн отказалась от его помощи, предпочитая воспользоваться своими способами лечения. Тогда он сел и стал с беспокойством наблюдать, как она доставала небольшие металлические сосуды и другие предметы, вообще неизвестные ему. Она не стала перевязывать рану, а после всех манипуляций покрыла ее розоватой пленкой, которая, как ни странно, не позволяла ей кровоточить. И в этот момент Вейни вновь подумал о том, что перед ним образец медицины, явно заимствованной у кваджлинов. Вполне возможно, что она не хочет пользоваться обычными средствами, опасаясь, что они могут только повредить ей.

— Как это случилось? — спросил он, глядя на рану, напоминающую ровный след или от острого меча, или от боевого топора. Но у нее не было в руках ничего, чем можно было бы сделать такой порез. Сучья были нарублены еще раньше, а расположение раны на руке не позволяло ему понять, каким именно образом Моргейн могла ее получить.

— Инорцы сделали это, — коротко сказала она. — Предводитель Рис Хелн, сын Гира. Он и его люди.

Хелн был уже больше ста лет в могиле.

Вейни почувствовал, как его охватывает новое беспокойство, а в груди возникает щемящая пустота. И очень хорошо понял, что при этом означал ее взгляд. Она благополучно сбежала от инорцев, преследовавших ее, и теперь, почти через сотню лет, их пути пересеклись именно в тот момент, когда за мгновенье до этого на ее руке появилась эта самая рана.

Это было похоже на безумие. Он опустил голову и ушел в себя, предоставив возможность и ей побыть наедине с собственными мыслями.

Наконец, утомленный перенесенной дорогой и голодом, опустошенный волнением от волшебства и страхом от встречи с диким зверем, он завернулся в старый тонкий плащ и устроился спать около скалистой стены.

Треск новых сучьев, подброшенных в огонь, разбудил его, все еще не отдохнувшего, и он увидел, как Моргейн, стряхнув снег с плаща, вновь прошла на свое прежнее место. Ее взгляд скользнул по нему, и их глаза встретились. Теперь он уже не мог притвориться спящим.

— Разве ты уже отдохнул? — спросила она со странным акцентом, который с давних пор был характерен для народа Корис и действовал на Вейни, вызывая внутреннюю дрожь, гораздо сильнее, чем ветер или холодная скала за спиной юноши.

— Немного, — ответил он и с усилием сел. Ему часто приходилось спать и в полном вооружении, и в гораздо худших условиях, но сейчас он чувствовал себя еще хуже от того, что предыдущие ночи провел в седле, а между переходами через горные перевалы почти не отдыхал.

— Вейни, — окликнула его женщина.

— Да?

— Садись ближе к огню, мне нужно поговорить с тобой.

Он без особой охоты выполнил ее просьбу и пристроился у огня, по-прежнему кутаясь в плащ, чтобы согреться. Она сидела, укрывшись своей меховой накидкой, так что ее лицо наполовину находилось в тени, и смотрела прямо в его глаза.

— Хелн отыскал это место, — сказала она. — Об этой пещере ему рассказал охотник, которого я не стала убивать. И тогда едва ли не целая армия поднялась из Инор-Пиввна и бросилась сюда. Можешь себе представить: они послали за мной целую армию… — Она звонко рассмеялась. — Им понадобилась целая армия, чтобы захватить эту маленькую пещеру. Конечно, я догадывалась, что они придут, и была готова. А почему нет? Они заняли все поле, расположенное к югу от пещеры. Я сразу бросилась бежать, но они, даже пренебрегая опасностью, заняли и долину Камней, чтобы не дать мне уйти. Тогда я побежала туда, куда, как мне казалось, они не должны были бы пойти. Вот там-то я и должна была ждать, пока кто-нибудь не освободит меня. Я не имею возраста и поэтому не старюсь. Течение времени ничего не значит для меня. Но все, что происходит в жизни, должно быть освобождено от ненужных наслоений и вычищено от пыли, как чистят лошадей, а потому сегодня ночью нам надо кое-что исправить в нашей памяти. Ты боишься меня…

Это было очевидно, и даже слишком. Он боялся Моргейн и не стыдился признаться в этом. Его сердце начинало учащенно биться каждый раз, когда она пристально глядела на него. Он с трудом переносил взгляд этих серых нечеловеческих глаз. И если бы он не знал, что эта ночь наверняка может оказаться для него смертельно опасной, он убежал бы от этого места и от подобной компании. Но надвигалась снежная зимняя буря, уже были слышны ее яростные и свирепые завывания. Вейни очень хорошо знал горы. Иногда в горах снег шел не переставая по несколько дней, и все, кто оказывался в пути, не имея подходящего укрытия, погибали вместе с лошадьми.

— Наша беседа не принесет никому никакого вреда, — продолжала женщина. Она протянула Вейни небольшую фляжку с вином. Он нерешительно взял ее, но ночь обещала быть холодной, и к тому же он так или иначе уже разделил с ней ужин. Поэтому он сделал несколько глотков и вернул флягу Моргейн. Она аккуратно вытерла губы и тоже выпила и отставила фляжку в сторону.

— Я хочу попросить тебя рассказать мне конец моей истории, — сказала она. — Я на самом деле не знаю ее целиком, просто не могу знать. Что произошло с людьми, которых я знала тогда, и что, собственно говоря, я сделала?

Он внимательно посмотрел в ее глаза, в глаза самого заклятого врага всех людей из земли Эндар-Карш, который предательски отправил десять тысяч человек на верную смерть и превратил в руины половину Срединных Царств. Но он не мог сказать ей именно это. Ему было бы гораздо легче рассказать о ней кому-нибудь другому, а глядя в это прекрасное открытое лицо, он чувствовал, что не в силах этого сделать.

Он так и не нашелся, что сказать.

— Мне кажется, — заметила она, — что у этой истории не самый приятный конец, судя по твоему молчанию. Но ты все равно должен сказать мне это, нхи Вейни.

— Собственно говоря, к тому, что ты уже рассказала сама больше нечего добавить. После всего, что произошло в долине Айрен, после полного разгрома, который обрушился на Эндар-Карш, Хеймур поглотил Корис, распространив свое влияние на все земли к востоку от Элис Кейдж. Тебя так и не нашли, несмотря на то, что люди из Инора бросились за тобой в погоню. Ты просто исчезла, а те, кто остался, долго преследовали твою тень, но в конце концов и они все погибли. Все, что было вокруг тех мест, превратилось в голую пустыню, напоминающую вот эти голые горы, а долина Айрен до сих пор считается проклятым местом, и ни один человек не отваживается пойти туда. Даже люди из Хеймура избегают тех мест. Ходят слухи, — добавил он, — что Фай, который сейчас правит Хеймуром, и есть тот самый Фай, который правил там в те времена. Я не знаю, правда это, или нет. Властелина Хеймура всегда называли Фай, сын Фая. Но окрестные жители рассказывают, что это тот же самый человек, который сохраняет молодость вот уже больше ста лет.

— Это вполне может быть, — сказала она тихо и безрадостно.

— Вот и конец всей истории, — закончил он. — Все до одного погибли. — В глубине сознания он верил в то, что она сказала об истории с Фаем. Он только не мог найти этому объяснения. Ну, что ж, он разделит с ней это место, которое укрывает их от снежной бури, но ничего больше он разделять с ней не будет.

Наконец она оставила свои расспросы, а он устроился спать по другую сторону костра.

Настало утро, призрачное и по-прежнему снежное. Но вот среди бесконечной серой гряды низких туч появились разрывы, и это очень обрадовало Вейни. Он был слишком напуган снежной бурей, которая могла надолго запереть его в этой тесной пещере да еще в такой малоприятной компании, в то время как лошади оставались снаружи, на зимнем холоде.

Она поджарила на костре куски оленины, которые составили их завтрак, и добавила к этому немного вина. Он отрезал горячее мясо своим ножом, придерживая его большим пальцем, с удивлением глядя, как она, с трудом, но очень аккуратно разрезала мясо на маленькие кусочки, посолила каждый из них, хорошенько осмотрела, лишь после этого дожарила, и, видимо, убедившись в их качестве, стала есть, подхватывая острием небольшого столового ножа. Затем она завернула остатки в кусок кожи, который отыскался у него для этих целей.

— Ты не хочешь ничего оставить? — спросил он.

— А что означает твой белый шарф? — спросила она вместо ответа.

Он как раз старался проглотить очередной кусок, который сейчас показался ему слишком пересоленным по сравнению с теми, которые он уже проглотил до этого, а от вина почувствовал слабость в желудке.

— Этот шарф означает, что я илин, — ответил он. — Отверженный.

— Ты разделил со мной этот приют и пищу, — сказала она, — как в свое время люди Кайя в Корисе приютили меня и вернули мне все мои права, илин.

Вейни опустил голову на руки. Он ненавидел себя даже тогда, когда все его существо было подавлено страхом, и даже не осознавал того, что Моргейн — женщина. Он разделил с ней тепло очага, так же, как он сделал бы это с любой из крестьянок в земле Иниш. Но люди из маленьких деревень никогда не делали попыток предъявить право, по которому каждый илин мог быть взят во временное рабство.

Моргейн тем не менее попыталась это сделать.

— Я прошу сделать для меня исключение из общих правил, — сказал он. У него было право именно на такую просьбу, и он не чувствовал себя от этого приниженным. — У меня есть родственники в Инор-Пиввне, и я направляюсь туда. Меня изгнали из всех земель, относящихся к Мориджу, и я не смею возвращаться туда. От меня очень мало пользы кому-либо. — Он снял шлем, который до этого уже надел, чтобы выйти наружу, и вновь обвязал его белым шарфом, который снимал на ночь, обматывая им шею. — Я отвергнут моим родом, и теперь все нхи и все маай охотятся за мной. Я могу найти приют только в Инор-Пиввне, а ты, как сама сказала, не идешь туда.

— Почему это случилось с тобой? — спросила она, и он почувствовал, что теперь сможет выдержать взгляд.

— Это произошло из-за убийства, вернее, из-за братоубийства. — Он, видимо, не смог бы рассказать этого никому другому, даже людям, которые уединенно живут вдали от больших селений и не придают большого значения понятиям родовой чести. Но слова тем не менее с большим трудом срывались с его губ. — Была небольшая драка, которую начал он, госпожа. А кончилось тем, что я его убил. Я убил моего сводного брата, который принадлежал к роду Маай. Поэтому против меня, подчиняясь голосу крови, ополчились два рода, и я ничем не смогу помочь тебе. Я только могу поблагодарить тебя за ночлег, но уверяю, что тебе нет никакого смысла предъявлять свои права на меня. Ты можешь нанять меня за плату, и то лишь на короткий срок и для вполне определенной работы. Ты сама не можешь оставаться здесь, потому что тебя прокляли в землях Эндар-Карш и каждый, кто услышит твое имя или увидит тебя, вряд ли удержится от того, чтобы лишить тебя жизни. Но послушай, что я тебе скажу. Теперь, когда я знаю наверняка кто ты есть и как великодушно ты поступила со мной, я хочу дать тебе хороший совет: перевал, переходящий в ущелье к югу от этого места, проходит через Инор, и я сам придерживаюсь этого пути. Так или иначе, я могу провести тебя через эти земли. Я помогу тебе безопасно перебраться в южную часть Инора поближе к земле Иврел, где гораздо теплее. Это будет уже ближе к равнинам земли Лан. Там дикие, почти первобытные места, но, по крайней мере, там отсутствует кровная месть, и ты сможешь жить там в безопасности. Послушайся совета и позволь мне отплатить тебе добром за добро. Это самое лучшее, что я могу сделать для тебя, и я готов честно выполнить это обещание без всякого принуждения.

— Я не собираюсь делать исключений, — сказала она, и это тем не менее было ее правом.

Он едва не выругался, выходя из пещеры и направляясь к лошадям. У него было время подумать о той клятве, которую он дал, становясь на путь отверженных, и разорвать ее казалось ему равносильным потере души. Он прижался головой к теплой шее коня и так стоял, подрагивая на зимнем ветру, но не в силах побороть оцепенение. Ему казалось, что было бы проще погибнуть в этой холодной пустыне, под снежным покровом, или просто умереть от проклятия кваджлинов.

Наконец он услышал скрип снега сзади себя. Это Моргейн вышла из пещеры и остановилась почти рядом с ним, ожидая, что он решит: нарушит ли клятву, разбивая этим свою душу, или рискнет прислуживать существу, подобному ей. Для человека в его положении единственной ценностью являлась собственная жизнь, и, казалось, жизнь была бы в большей безопасности, если бы он немедленно бежал, а не оставался со светловолосой Моргейн.

Потом Вейни вспомнил об олене и тут же почувствовал, как его спину и плечи охватывают судороги, будто он уже начинает терять жизненные силы. Он не сможет убежать от этого или, возможно, какого-то другого, ему еще неизвестного оружия.

— Мое требование вполне законно, — сказала она.

— Если я останусь с тобой, то этот год будет последним в моей жизни, потому что после этого я буду помечен как враг во всех землях Эндар-Карша.

— Я согласна с этим. Моя собственная жизнь будет не долгой. Поэтому у меня нет сострадания и к твоей.

Она протянула руку, и Вейни уступил, взяв ее в свою. Тогда Моргейн вынула из-за пояса короткий меч и сделала на ней глубокий надрез: темная кровь медленно вытекала на зимнем холоде. Она поднесла рану к губам, и после этого он сделал то же самое.

Соленый привкус крови, как ни странно, привел его в чувство. Затем Моргейн принесла из пещеры золу и смешала ее с кровью, чтобы засыпать раны по древнему способу, которым когда-то пользовались Кайя.

Он прислонился лбом к обжигающему снегу, и ледяной холод вызвал оцепенение и уменьшил пульсирующую боль в руке. С этого момента эта женщина должна была в какой-то мере отвечать за него: следить, чтобы ни он, ни его лошадь не умерли с голода, хотя многие удельные правители пренебрегали этим правилом, сажая своих временных рабов на весьма скудный паек.

Моргейн принадлежала к бедному сословию: у нее не было даже собственного дома, который мог приютить их, а род, к которому принадлежал ее новоиспеченный раб, так или иначе был готов уничтожить его. Что же касается его самого, то отныне он должен был просто-напросто следовать приказам: никакой другой закон не охранял его. По приказу же он мог даже выступить против своих родственников или против всего рода, повинуясь прихотям своей хозяйки, которая используя своего раба вполне могла не считаться с понятиями чести. Он должен сражаться против ее врагов, заботиться о ее домашнем очаге и делать все, что она потребует в течение года с того момента, как он дал жестокую клятву, став отверженным.

Или же она могла дать ему вполне определенное задание, выполнив которое, он мог быть свободен, не дожидаясь, когда пройдет целый год. Эта работа могла быть чрезвычайно трудной и опасной, но так или иначе, она была предусмотрена законом.

— Что я должен делать? — спросил он, выходя из оцепенения и отгоняя нахлынувшие мысли. — Ты хочешь, чтобы я сопровождал тебя отсюда на юг?

— Мы отправляемся на север, — коротко ответила она.

— Госпожа, это похоже на самоубийство, — воскликнул он. — И для вас, и для меня.

— Мы отправляемся на север, — вновь повторила она. — Подойди сюда, я перевяжу тебе руку.

— Не нужно, — сказал он, набирая ладонью снег и стараясь остановить кровотечение. — Я не хочу пользоваться твоей медициной. И я выполню свою клятву, а сейчас дай мне позаботиться о себе самому.

— Я не настаиваю, делай как знаешь, — сказала она.

Неожиданно новая мысль, еще более ужасная, посетила его, и он поклонился Моргейн еще раз, прежде чем она ушла в пещеру.

— Что еще? — спросила она.

— Если я умру, то, как я предполагаю, ты закатишь мне благочестивые похороны. Но уверяю тебя, я этого не хочу.

— Что это значит? Ты не хочешь, чтобы тебя похоронили?

— Только не по ритуалу кваджлинов. Я предпочту, чтобы мой труп достался любым хищникам, нежели этот обряд.