Код возвращения Корецкий Данил

— Я решил сменить тактику: раз силовые акции не увенчались успехом, надо прибегнуть к хитрости. Ласка зачастую эффективнее силы. Успех в этом деле может обеспечить девушка Карданова — Мария Смулева. Но она входит в сферу интересов господина Стаховского.

Фамилия Стаховского выполнила роль длинной и острой булавки, которая проткнула толстую кожу и достала до болевого центра. Даже глаза раскрылись по-настоящему, и в них обозначилась тень интереса.

— Что значит «в сферу интересов»?

— Она его девушка. И когда Павел Лютов попытался привлечь ее к сотрудничеству, гориллы Стаховского избили его и даже отъели ему мизинец. Его пришлось ампутировать.

Интерес в глазах каменной статуи выразился еще отчетливее.

— Они что, действительно отгрызли ему палец?

— Не сами. Рыбами. — Под взглядом ожившего камня Каймаченко смешался и чувствовал, что несет полную чушь. — В том смысле, что засунули его руку в аквариум с пираньями, а эти твари обглодали ему мизинец.

На несколько секунд Горемыкин вновь превратился в камень.

— Стаховский достаточно влиятельная фигура, — наконец пророкотал человек-статуя.

То, что он не добавил уважительной приставки «господин» и прилагательное «очень» заменил менее значимым «достаточно», обнадежило Каймаченко.

— Я прошу вашей санкции на вторжение в сферу интересов Стаховского, Петр Георгиевич. То, что он сделал с Лютовым, это проявление крайнего неуважения ко всему «Консорциуму». По Москве уже гуляют всякие слухи, подрывающие наш авторитет!

Голос Каймаченко дрогнул от волнения. Кожаные веки безразлично качнулись.

— Это эмоции. Ими никогда нельзя руководствоваться в серьезных делах!

— И он запретил нам вторгаться в сферу его интересов! То есть обращаться к девушке Карданова! Какая-то девчонка объявляется недоступной для нас только потому, что он с ней спит! Деловые интересы «Консорциума» должны подчиняться сексуальным прихотям Стаховского!

От возмущения голос начальника СБ обрел силу и зазвенел непривычно для этого кабинета.

В глазах человека-горы вновь вспыхнула искорка интереса.

— А вот это совершенно недопустимо, — пророкотал он. — Тут я с вами полностью согласен.

— Значит, вы даете санкцию?

— Никакие санкции тут не нужны. Вы должны действовать исходя из наших интересов. Плевать нам на чьи-то капризы. Интересы члена не могут перекрывать дорогу деловым интересам. Чей бы это член ни был!

Рокот человека-горы напоминал рокот вулкана перед извержением. Но никакого извержения не произошло.

— А со Стаховским я побеседую, — обычным тоном завершил беседу Горемыкин. — Можете идти!

Окрыленный Каймаченко направился к двери.

Боксер подогнал черный «Гелиндваген» к ажурным воротам и нервно нажал на клаксон. Раз, второй, третий. Ворота распахнулись, он въехал на со вкусом спланированный и тщательно ухоженный участок, напоминающий сочинский дендрарий. Сделав полукруг по кремовой мозаичной плитке, он подъехал к парадному входу загородного дома Андрея Андреевича Стаховского.

Дверь открылась, и на улицу вышел Гиббон. Это прозвище показывало, что его внешность оценивается окружающими правильно. Хотя если бы они больше разбирались в обезьянах, то назвали бы его орангутангом. Вытянутая, грушевидной формы голова, бочкообразная грудная клетка и длинные, низко свисающие передние конечности больше характерны именно для этой породы. На нем, по старой моде, был спортивный костюм с сине-белыми полосами и накинутая поверх кожаная куртка. На затылке красовалась замшевая кепочка, явно маловатая по размеру. В руке он держал помповый «ремингтон».

— Че ты сигналишь? — недовольно буркнул он, приблизившись к автомобилю и заглядывая в открытое окно. — Торопишься, что ли, куда? Шило в жопе?

— Фильтруй базар, Гиббон. — Боксер щелкнул зажигалкой и подпалил кончик сигареты. С наслаждением затянулся. — У меня сегодня, в натуре, времени в обрез. С Галкой «стрелку» на вечер застолбил. Помнишь, в том стриптизе на набережной? Она сегодня выходная, в полдесятого должен ее забрать.

— Помню, телка классная. — Гиббон бросил взгляд на часы. — Только до полдесятого ты точно не отстреляешься, братан. Это я тебе гарантирую. — Гиббон разговаривал гнусаво, по-блатному растягивая каждое слово. И ему явно нравилось сообщать другим неприятные веши. — Пока Андреич со своей накувыркается, пока мы ее до дома доставим, пока Куль хату проверит… К тому же сразу сваливать нельзя, надо постоять, понюхать.

— Да не сунутся они, зуб даю! — набычился Боксер. — Мы их конкретно раком поставили! А с пальцем Куль здорово придумал! Вся Москва смеется.

Гиббон ощерился.

— Да, клево. Только ребята говорят, что они крутые. И крыша у них гэбэшная!

— И что? Мы тоже не пальцем деланные!

— Че ты мне это трекаешь? Че ты тут сигналишь, как на пожаре? Пойди к Андреичу и скажи: заканчивай, мол, скорей, а то у меня, в натуре, дела! — Гиббон ощерился еще шире. — Может, он тебя и послушает. А может, прикажет посадить жопой в тот аквариум, гы-гы-гы-гы. Помнишь, как они палец отъели? Вот и у тебя чего-нибудь отъедят, гы-гы-гы.

Боксер отвернулся и молча курил, рассматривая неработающий фонтан, окруженный голубыми елями. Оставшись без собеседника, Гиббон замолчат и, положив ружье на широченное плечо, отправился обходить периметр. Хотя это была обязанность сторожевой охраны, он не терпел простоя — подвижная нервная система требовала решительных действий. Он шел вдоль забора, постоянно поворачивая свою обезьянью голову, как будто подозревал, что кругом затаились враги.

Собственно, так оно и было. Напротив дачи Стаховского, по другую сторону дороги, начиналось строительство очередного особняка, пока выполнялся нулевой цикл: выбиралась земля под фундамент. За одной из куч земли лежал человек в летнем камуфляже «тень» и в маленький, но сильный бинокль наблюдал за территорией дачи. С другой стороны тоже велось наблюдение, причем наблюдатель сидел в кроне высоченной корабельной сосны. Как он смог подняться по толстому, гладкому в нижней части стволу, для непосвященного человека оставалось загадкой.

Прошел час, полтора, два. Смеркалось, температура воздуха опустилась до двенадцати градусов. Боксер поднял стекло и включил печку. Гиббону надоело ходить по территории, и он залез на заднее сиденье «Гелиндвагена».

Внезапно по всему двору зажглись лампы подсветки, разноцветные огоньки вспыхнули в кронах деревьев, лучи прожекторов скрестились на фонтане, из которого забили разноцветные струи. Андрей Андреевич Стаховский любил эффекты.

Разгоряченная Маша появилась в дверях, обходительный кавалер помахал ей рукой, но из дома на свет прожекторов не вышел, наученный опытом десятков предшественников, забывших про возможности снайперов и жестоко за это поплатившихся.

Маша была в облегающих брючках, ботиночках на «шпильке» и короткой кожаной курточке с меховой оторочкой. Выглядела она весьма эффектно, впрочем, как и всегда. Следом за ней вышел Куль, квадратный коротышка с покатым лбом, развитыми надбровными дугами и плоским от природы носом. Если Он охранял девушку, а считалось, что именно это он и делает, то ему следовало идти первым, чтобы предупредить возможную опасность, а в случае необходимости прикрыть охраняемую своим телом. Но беда «новых русских» состоит в том, что ни они сами, ни их телохранители не представляют, как надо организовать охрану. Телохранители являются частью имиджа так же, как красивые девушки и навороченные автомобили. Но оправдывают они себя лишь в бытовых уличных ситуациях, хорошо отпугивают хулиганов и всякую шантрапу. При серьезном нападении они гибнут вместе с хозяином, красивой девушкой и навороченным автомобилем. Впрочем, девушки и автомобили гибнут реже.

Шпильки процокали по мозаичной плитке, тонкий гибкий силуэт пересек яркие лучи прожекторов, и изящная девичья фигурка оказалась у «Гелиндвагена». Боксер поспешно затушил очередную сигарету и, сунув окурок в пепельницу, опустил обе руки на рулевое колесо. Гиббон предупредительно распахнул переднюю дверцу. Девушка ловко забралась в высокую кабину и скрылась в обитом кожей салоне. Тяжелая дверь с лязгом захлопнулась. Гиббон и Куль запрыгнули назад. Гиббон поставил «ремингтон» между колен и скомандовал Боксеру:

— Поехали!

Черный квадратный джип выехал на дорогу и покатил по направлению к трассе. Яркие фары высвечивали световой коридор в темноте подмосковного леса, дорога еще не освещалась, и только впереди, в непроглядном мраке мигал синий маячок.

— Гля, менты, что ли? — прищурился Боксер.

— Ну и что, покажешь им «вездеход», и все дела! — гнусавя, сказал Гиббон.

Действительно, на краю дороги стояла милицейская машина, рядом — милиционер в люминесцирующей портупее и со светящимся жезлом. Жезл требовательно перегородил дорогу и властно указал на обочину.

— Не останавливайся, хер с ним! — сказал Куль. И тут же поправился: — Черт с ним то есть, у нас же пропуск. Извините, Мария Евгеньевна!

Но рядом стоял еще один милиционер с автоматом, и этот аргумент был гораздо убедительнее жезла.

— Нельзя, еще стрелять начнут! — сказал Боксер. — Это же правительственная трасса.

Он притормозил и послушно прижался к обочине, нашаривая под потолком литерный талон «Досмотру и контролю не подлежит». Процедура, в общем-то, была обычной: заглянув в спецталон, гаишник отдавал честь и желал счастливого пути. На такой сценарий и были настроены все сидящие в машине, что являлось ошибкой: охрана всегда должна ожидать нападения. Второй ошибкой было то, что двери джипа не были заперты изнутри.

Клац! Клац! Клац! — дверь водителя и задние двери распахнулись одновременно. Боксер получил прикладом автомата в лицо, и в следующую секунду, оглушенный, оказался выброшенным на твердую землю.

— А ну не дергаться, суки! — властно приказал высокий плечистый парень в камуфляже и с побитым оспой лицом, появившийся в проеме левой задней дверцы. Раструб пламегасителя короткого автомата смотрел точно в лоб Гиббону. Это был «АКМС-74 У», стреляющий пулями уменьшенного калибра со смещенным центром тяжести. Такая пуля может войти в локоть, а выйти из пятки.

— Брось пушку, козел! Живо! Ну! Стопроцентная уверенность, что парень выстрелит и его нутро превратится в изъеденное червем яблоко, подействовала на Гиббона парализующе. Он разжал пальцы и выбросил «ремингтон» в ночную черноту.

— Выходи! Мордой в землю! — раздались еще две команды, а вязкий чавкающий удар засвидетельствовал, что выполнены они были недостаточно быстро.

Справа сзади стоял человек в камуфляже, причем не в комбинезоне, в каких, несмотря на запреты, ходит половина Москвы от охранников пивных баров до сторожей продуктовых складов, а в камуфляжной военной форме с несколькими орденами и медалями, с желтыми и красными планками ранений. Он молча целился в Куля из автомата, но держал его левой рукой, а правой, забинтованной, как подушка, поддерживал под магазин. Но когда в тебя целятся, не важно — какой рукой. Важно другое: будут стрелять или берут на понт. В данном случае никаких сомнений не было: глаза военного горели такой ненавистью, что Куль и не помышлял о сопротивлении. Впрочем, если бы и помышлял, ничего бы не изменилось — возможности для сопротивления ему никто предоставлять не собирался. Человек, не ограничившись угрозой, сделал штыковой выпад, и ствол «акаэма» вонзился в лицо Кулю, разрывая щеку и выкрашивая зубы. Затем сильная рука выбросила его из машины.

На улице тем временем происходило изменение дислокации. Милиционеры погрузились в свою машину и уехали, сзади вплотную к «Гелиндвагену» подъехал огромный «Лендровер», куда загрузили оглушенных и окровавленных Боксера, Гиббона и Куля. И они сами, и замершая в салоне Маша были уверены, что это проводит арест милиция. Никого из всей четверки такой поворот судьбы особенно и не удивил: дело житейское, обычное. Раз арестовали, надо выкручиваться, откупаться, запугивать свидетелей, воздействовать на следователей и прокуроров — словом, действовать по хорошо отработанной и достаточно эффективной методике. Деньги есть, покровители есть, друзья есть, надо только потерпеть какое-то время. Может, ночь, может, три дня, может, месяц.

Из «Лендровера» тем временем выбрался Каймаченко. В новой блестящей куртке, в отутюженных брюках, улыбающийся, он выглядел джентльменом.

— Извините за беспокойство, Мария Евгеньевна, — учтиво произнес он, садясь за руль вместо Боксера. — Я немедленно доставлю вас домой. Все дело в ваших спутниках. К ним накопились большие претензии. Но вы об этом, разумеется, не знали.

— Ну конечно! Откуда я могла это знать! — Маша обескураженно развела руками.

«Ишь, как играет, сука! — зло подумал Каймаченко. — А сама придумала, чтобы Пашкин палец тварям скормить! Дать бы ей в морду, чтобы зубы выскочили!»

А вслух сказал:

— Мы это прекрасно понимаем. И лично к вам у нас нет никаких претензий! — и широко улыбнулся самой располагающей из своих улыбок.

— Вы из милиции? — спросила Маша.

— Почти.

Джип выехал на освещенную трассу и на полной скорости несся к Москве.

— Меня зовут Владислав, фамилия Каймаченко. Вот моя визитная карточка.

Оторвав одну руку от руля, он вытащил из кармана белый прямоугольник и протянул Маше. Она с интересом взяла его, включив подсветку, прочла, и лицо ее мгновенно изменилось. Взглянув в окно, она несколько успокоилась, но все равно не знала, что сказать.

— Павел пытался вам ее вручить при предыдущей встрече, но тогда вы не проявили к ней интереса. Правда?

Она испуганно молчала. Щекотала того типа в носу, издевалась, как хотела. Потом натравила на него Боксера с компанией, а те его почти искалечили. Конечно, она лично ничего не делала, но как бы ей не пришлось за это платить! Несмотря на дружескую улыбку Каймаченко, от него исходили ощутимые биоволны реальной физической угрозы. Андрей и его люди сейчас далеко, а этот тип — рядом.

— Не бойтесь, в мои планы вовсе не входит вас пугать. Дело в том, что в Россию приехал из Англии ваш знакомый — Макс Карданов.

— Как?! Приехал все-таки? — Удивление Маши было ненаигранным.

— Конечно. Но приехал в Тиходонск. Там у него бывшая жена, там воспоминания детства.

— Ну а при чем здесь я? Я предупреждала, что у меня он не появится!

— Напрасно вы так думаете. Только волей случая он не приехал к вам. Но зато вы можете приехать к нему.

— Я?! — Глаза девушки округлились.

— Именно вы. Это будет командировка, причем хорошо оплаченная. — Каймаченко сунул руку за борт пиджака. — Все имеет свою цену. И ваше драгоценное время тоже.

Из внутреннего кармана он извлек пухлый увесистый конверт, который небрежно бросил девушке на колени.

— Здесь пять тысяч долларов. Нормально за три дня работы. Вы со мной согласны? В случае положительного результата получите еще столько же.

Тонкие женские пальчики с длинными алыми ногтями осторожно коснулись конверта, как будто внутри таилось взрывное устройство. Деньги приятно жгли нежную кожу ног даже сквозь брюки. Мысли вихрем проносились под тщательно уложенной прической. Что она теряет? Положить пять тысяч в карман и съездить на пару дней в Тиходонск. Ей, наверное, скажут, где искать Макса. Найдет — найдет. Нет — извините!

Нет, согласившись, она ничего не теряет! А вот если откажется, то неизвестно, как обернется дело. Насколько она знала обычаи и правила того мира, в котором вольно или невольно вращалась, ее руку вполне могут засунуть в аквариум с пираньями. Или полоснут бритвой по лицу прямо сейчас, немедленно, с той же легкостью, с которой предложили пять тысяч долларов!

— Хорошо, я согласна. — Она взяла конверт и сунула в карман куртки.

— Ну и отлично! — еще более дружески улыбнулся Каймаченко.

— Когда я должна лететь?

— Сейчас. Мы уже едем в аэропорт. Все необходимое купите. Впрочем, в хороших гостиницах дают и халаты, и лосьоны, и зубные щетки. Так что, Машенька, — рука Владислава уже по-свойски опустилась на округлое девичье колено, — никаких проблем у вас не будет!

Маша никак не отреагировала на этот жест. Ее занимали другие мысли.

— А у этих ребят? У Боксера, Куля?

— У них будут! — Каймаченко построжал лицом. — Большие проблемы. Но недолго.

— Хорошо хоть недолго.

Маша с облегчением перевела дух.

Каймаченко скосил глаза и посмотрел, искренна ли она. Ему показалось, что да. Легкая улыбка тронула жесткие губы.

Проблемы у людей Стаховского уже начались. Они скрючились на земле со скованными за спиной руками. Яркие ксеноновые фары освещали разбитые, окровавленные лица. Их тщательно обыскали, при этом у Боксера нашли нож.

Лютов потрогал острое лезвие.

— Точно, тот самый! Значит, это ты мне глотку резать хотел?!

Очередной зверский удар напомнил закованным в наручники бандитам о превратностях судьбы и коловращении жизни. Несколько дней назад они куражились над этим типом, а теперь он куражится над ними. Только они свою партию уже сыграли, и он отделался тем, что потерял палец. А вот какой финал разыграет он? Великая мудрость поговорки «Земля круглая» доходила до всей троицы в полной мере своего пугающего смысла.

Тем временем Лютов поднял с земли «ремингтон» и съездил прикладом по лицу Гиббона.

— Значит, это ты мне в щеку ствол втирал?! А я теперь знаешь что сделаю? Я его тебе в зад воткну и выстрелю. На спор с ребятами: живот лопнет или голова слетит?

— Не, не я это, — мычал разбитым ртом Гиббон, пытаясь восстановить справедливость: в тот день «ремингтоном» орудовал Боксер. Но справедливость никого не интересовала, особенно в его, Гиббоновом, понимании. Лютов вел разбор дальше.

— Гляньте, какой у меня сувенирчик есть! — Из внутреннего кармана он вынул трехсуставный костяной стерженек на серебряной цепочке. Издали он напоминал миниатюрную палочку регулировщика. Но все заинтересованные лица поняли, чтоэто.

— Я его всегда с собой носить буду. Часть тела все-таки. На счастье сделан, вы ведь мне и голову спокойно могли отстричь! Бог сохранил!

Лютов нагнулся и по очереди поднес косточки собственного мизинца к затуманенным болью глазам каждого.

— Узнаете? Кто это придумал с аквариумом? Ну, давайте колитесь, а то хуже будет!

Вытаращив глаза, Гиббон показал зрачками на Куля. Он больше не хотел отвечать за чужие грехи.

— Ты, гад! — Футбольный удар ногой угодил Кулю в бок. Внутри у него что-то утробно екнуло, и он скособочился еще больше, но протестующе мотал головой.

— Фэф пыкасал. Не я.

— Шефа твоего здесь нет, с ним отдельный разговор будет! — Лютов замахнулся еще раз, но в последний миг сдержал удар и только ткнул Куля тупым носком начищенного до блеска армейского ботинка. — Вы все трое меня говняли! Били, крутили, связывали! Да?! Было такое?! Кто пером Щекотал, кто пушкой в лицо тыкал, кто газом прыскал, кто наркотики вкалывал! Меня, офицера! Гляньте сюда, мразь! Видите? Это орден Красной Звезды, а это орден Мужества, а это медали «За отвагу»! Две медали! Знаете, за что их давали? А что за нашивки, знаете? Это ранения — легкое и тяжелое да контузия в придачу! Я за Родину кровь проливал! А вы за что мне кровь пускали?! За что?! И кому?! Да вам бежать надо было от меня без оглядки!

Если бы «быки» Стаховского знали, что дело обернется таким образом, они бы бросили доходную работу, уехали из Москвы и занялись сельским хозяйством. Или, по крайней мере, никогда бы и ни под каким видом не зашли в ресторан «Кабинет» и уж, боже упаси, никогда бы не осмелились поднять руку на этого трясущегося всем телом капитана-десантника. Но человеку не дано заглядывать в свое будущее. А «бойцы», «торпеды», «гладиаторы» и прочее «мясо» вообще лишены дара предвидения. Они уверены, что сила и победа всегда будет на их стороне. Что только они будут избивать, калечить других людей, связывать их, засовывать в багажник, пытать и убивать. Предвидеть «обратку» и примерять аналогичную ситуацию на себя никто из них не умеет, иначе эта криминальная профессия перестала бы существовать.

— А теперь ваше время свою кровь проливать! Только за что? За Стаховского?! За эту сучку?! За что?!

Вновь на всех троих обрушился град сильнейших ударов. Прошлые ранения и контузия сказывались: Лютов окончательно утратил контроль над собой, изо рта у него пошла пена. Рябой парень обхватил его за плечи, отвел в сторону и заставил отхлебнуть из фляжки водки. Это подействовало. Крупная дрожь перестала бить сильное тело, Лютов вытер рот платком и отбросил его в кусты.

— Ладно, все, поехали! Федор, Семен, грузите это дерьмо! Избитых бандитов положили на пол, Семен и Федор, взгромоздившись на заднее сиденье, придавили их ребристыми подошвами армейских ботинок. Лютов сел рядом с водителем.

«Лендровер» выехал на трассу и помчался в Москву. Лежащие на полу люди превратились в одно большое ухо, которое ловило каждый звук, чтобы определить, куда их везут. От этого зависело главное: будут они жить, постепенно зализывая раны и восстанавливаясь, или умрут. Шум цивилизации усиливался, и это наполняло их призрачной надеждой.

— А здорово придумали, правда? — вдруг весело обернулся назад Лютов. Сейчас это был совсем другой человек: он находился в хорошем настроении и говорил совершенно спокойным тоном. Только чувствовалась некоторая взвинченность, как у пьяного, который усилием воли взял себя в руки и изображает трезвого. — Догадались палец к рыбам засунуть! Спрашивают все: что с пальцем? Отвечаю: пираньи отъели! А где ты нашел пираний-то? Вот смех!

Лютов действительно засмеялся.

— Я теперь всем объясняю, где нашел пираний в Москве! Ну, хохмачи!

Он засмеялся еще веселей.

— Нет, правда, где могут тебе палец обглодать, будто в Амазонке? Ну где? Ни в жизнь не придумаешь!

Семен и Федор сидели с каменными лицами. Ничего смешного в ситуации они не находили. Но Лютов не унимался:

— По-моему, у них бошки работают, молодцы! Только не учли, что офицера говняют, — вот что плохо!

Он перестал смеяться, и лицо приняло серьезное, даже скорбное выражение.

— Если они офицеру палец обглодали, то что с ними самими сделать?

Лютов осмотрел сидящих сзади товарищей, перевел взгляд на водителя и даже перегнулся через спинку сиденья в надежде, что кто-нибудь ему подскажет. Но ответом было только молчание и сдавленные стоны.

— Я вот думаю, что их должны целиком обглодать, как считаешь, Семен? Ну там лев, или тигр, или медведь.

Семен не отвечал, молча глядя перед собой.

— Да и не всех обязательно обгладывать: того, который на обезьяну похож, можно обезьяне отдать, пусть поборются — кто кого сломает! Вот потеха будет! А, Федя? Правильно я говорю?

Но и Федор опасного разговора не поддержал.

— Только где взять этих льва, тигра, медведя? — В тоне Лютова появилась озабоченность. — В Москве-то такие звери не водятся! Как же быть-то, Семен? Не знаешь? Так давай подумаем! Пираньи-то в Москве тоже не водятся, а ребята нашли, молодцы!

«Ребята» застонали громче. Судя по всему, дело приближалось к нехорошей для них развязке.

— О! — Лютов обрадовано хлопнул себя по лбу. — Может, в зоопарке поискать? Точно, в зоопарке! Я послал Серафима, он уже все и разведал! Давай, Володя, гони в зоопарк!

— Да приехали, шеф. Вот он, — отозвался водитель. Он уже заключил с Семеном пари, сколько продержатся звери Стаховского против диких зверей. Володя давал им три минуты, Семен настаивал, что все закончится за несколько секунд.

«Лендровер» подъехал к воротам Московского зоопарка. Они сразу же открылись. Сегодня лев Радж, тигр Усман и двухметровый орангутанг Боло не получили еды и находились в крайне раздраженном состоянии. Голодный рык Раджа раздался совсем неподалеку. Рычал и бросался на прутья решетки двухсоткилограммовый Боло. Протяжно выл Усман. Услышав этот вой, завыло и понявшее свою участь «мясо». Но тяжелые армейские ботинки с ребристыми подошвами тут же пригвоздили их к полу.