Кровник Пучков Лев

В 16.10 супостаты выгнали из бани женщин и подвели их к фуре. Один из горцев, тот самый, что, по моим наблюдениям, являлся старшим группы, долго что-то втолковывал пленницам, после чего достал из-под мышки пистолет и недвусмысленно потыкал стволом в борт «КамАЗа». Дескать, будете баловаться, стрельнем через борт, и вся недолга. Затем на женщин надели наручники и заставили забраться в фуру. Коробки загрузили на место, зашпилили борт, тент застегнули на ремни. Транспорт готов к движению.

Тут я впал в легкую панику. Фуры были совершенно одинаковыми на вид. Разные номера, это ничего не значит: я буду сидеть в окопе и в течение некоторого времени смотреть на приближающуюся колонну спереди слева, щурясь от слепящего света фар. Номера я увижу, когда машина подъедет вплотную, а это слишком поздно. Что делать?

— И на хера ты меня сюда загнал?! — обиженно пробурчал Поликарпыч, экстренно вызванный мной на сеновал для консультации. — Это ж ты разведчик, а не я! Ну смотри, на одной тент брезентовый, а на другой, из дерматина.

— И что сие значит? — с недоумением поинтересовался я. — Какая разница?

— Одна дает, другая дразнится! — противным голосом прокрякал Поликарпыч. — Тоже мне, разведчик… От дерматина отсвет будет. Ну, бликовать он будет. Если первым пойдет. Понятно? Второй ему в жопу светить будет фарами, а он будет бликовать.

— Ага, ага… я понял, как просто все! — Стало быть, если он пойдет вторым, то никаких отсветов не будет. Так?

— Ну, дураку понятно, — буркнул Поликарпыч, сползая вниз. — От брезента какой отсвет…

В 16.40 фуры отчалили, имея в кабинах по паре вооруженных горцев. Еще одна пара села в грузовой «уазик» и пристроилась в хвост «КамАЗу» с дерматиновым тентом, тому самому, в котором находились пленницы. Это меня несколько озадачило: я производил все расчеты на проведение акции, ориентируясь на две транспортные единицы. Теперь придется на ходу перестраиваться.

— Ничего, прорвемся, — буркнул я, глядя на часы: до наступления розовых сумерек, наиболее любимой мной поры для диверсии, осталось около часа. Как только этот час минует, я начну проводить первый этап акции.

Полюбовавшись в последний раз на свое подворье, я пришел к выводу, что в ближайшие сорок минут изменений не предвидится. Один вооруженный страж гулял по двору под фонарем, медленно наливавшимся сиреневым светом по мере сгущения сумерек, двое находились в доме. Женщины, как обычно, сидели на кухне, их расплывчатые силуэты, просвечивающие сквозь тюль кухонного окна, я мог наблюдать в бинокль.

— Я иду к вам, абреки, — плотоядно рыкнул я, соскальзывая вниз.

— На, посмотри, пойдет такой? — Поликарпыч встретил меня в сенцах с картонной коробкой, в которой что-то шуршало и брякало.

Осторожно отогнув край крышки, я заглянул внутрь и поневоле засмущался, сраженный плеснувшей навстречу укоризненной зеленью звериных глаз. Котяра имел место, рыжий, здоровенный, на вид ленивый и страшно обиженный, а к хвосту были прикручены скотчем две продырявленные жестяные банки из-под зеленого горошка.

— Здоровый больно! — усомнился я. — Ну и как я с ним? Рукавицы придется брать, порвет всего, пока вытащу.

— Не порвет, — Поликарпыч ловко ухватил кота за шкирку, выдернул его из коробки и поднес рыжую морду вплотную к своему лицу. Я инстинктивно зажмурился, сейчас вцепится!

— Мэоу! — утробно мявкнул кот и, вопреки ожиданию, стал отталкиваться от физиономии Поликарпыча передними лапами, не выпуская когтей.

— Ху-у-у! — Поликарпыч мощно дохнул на кота богатейшим чесночным ароматом, накануне тетя Маша наготовила ядреного холодца, до которого мой напарник был большой любитель.

— Уу-уяо!!! — нестандартно крикнул котяра, изо всей силы отворачивая морду в сторону, немного подумал и выдал что положено, в меру оскалившись:

— Фффа-а-а-а… — но как-то неубедительно, через силу, что ли.

— А ты говоришь… — победно констатировал Поликарпыч, водружая кота обратно. — Я его знаю, это соседский, Сашки-мясника. Ленивый, гад, — целыми днями спит и мясо трескает. Когда надо будет, возьмешь за шкварник и потрясешь.

— Сожрут, — пессимистично заявил я, ставя коробку в угол и вытаскивая из нычки под крайней половицей сверток с пистолетом. — Не жалко? Соседский все же.

— Не сожрут, — компетентно возразил Поликарпыч, наблюдая, как я напяливаю плечевую кобуру. — Когда приспичит, он летает как метеор. Поехали, что ли?

— Поехали…

Спустя восемь минут «Нива» притормозила в переулке за два дома до моей усадьбы. Взяв коробку с рыжим зверем, я напомнил Поликарпычу о бдительности и неспешной трусцой припустил по переулку к параллельной улице, на которую выходил тыл моего подворья.

Сумерки в этот вечер обычным порядком сгущаться не желали. Они уплотнялись со страшной скоростью, словно подстегивая меня: быстрее, солдат! Спеши собрать свой кровавый урожай, пока не ждут тебя, пока никто не знает, что ты есть.

Нащупав в заборе с тыльной стороны металлическую заслонку, я поставил коробку на землю и принялся осторожно расшатывать стальные штыри, вбитые в землю для крепления заслонки. Я вообще-то стараюсь быть оригинальным при исполнении различных акций, но в данном случае пришлось повториться, под давлением обстановочных факторов. Это я не про заслонку, а по поводу рыжего зверя с банками на хвосте. В свое время я уже развлекался подобным образом.

Дело в том, что абреки для пущего спокойствия держат в усадьбе двух беспородных собак. Горцы привыкли, что на пастбище их покой охраняет целая свора четвероногих, и, будучи в долине, не изменяют этой привычке.

С этими лохматыми двортерьерами я не знаком, а объяснить им, что я являюсь фактическим хозяином данного подворья и пришел восстановить историческую справедливость, полагаю, будет весьма проблематично. Стрелять в них рискованно: сумерки, собака гораздо менее статична, чем человек, — целиться намного труднее, тем более их две.

Один неудачный выстрел, и шуму будет, вся округа сбежится. Нет, мы поступим по-другому.

Я тут в свое время пытался соорудить бассейн, да все руки не доходили. Единственное, на что меня хватило, это завезти трубы да продолбить отверстие в заборе. А оккупанты, видите ли, данное отверстие заслонкой заделали, чтобы кабыздохи не убежали, человек тут не пролезет. Ничего, мы сейчас это дело поправим…

— Рррр? — послышалось за забором вопросительное рычание. — Гав-гав?

Как видите, моя конспирация идеальной оставалась совсем недолго, как раз до того момента, пока чуткие уши собак не обнаружили присутствие постороннего в охраняемой зоне.

— Сейчас, ребята, — один секунд, — пообещал я и, поднатужившись, выдернул второй штырь. Заслонка шлепнулась в снег. Из проема тотчас же показалась собачья морда и сверкнула в сумеречном свете белозубой пастью, вполне недвусмысленно оборотившись ко мне. Вторая псина, не сориентировавшись в габаритах, попыталась протиснуться в отверстие с первой особью, и на секунду обе они застряли, злобно рыча и взвизгивая.

— А вот! — горячечно шепотнул я, выдергивая рыжего за шкирку из коробки и предъявляя псам для опознания. — Нравится?

— М-м-м-мао!!! — рявкнул рыжий, мощным рывком выворачиваясь из моей руки и устремляясь по улице прочь с оглушительным грохотом.

— Ауоввв-ррр!!! — истошно взвыли собаки, как пробки вылетая из заглушки, и, мгновенно утратив ко мне интерес, помчались вслед за котярой.

— Ну вот и славненько! — облегченно выдохнул я, просовывая голову в отверстие и прислушиваясь к шумам во дворе, показалось, что скрипнула входная дверь.

Нет, не показалось, кто-то вышел на крыльцо и окликнул часового по-чеченски:

— Ай, Беслан? Что за шум?

— Кошка, — неожиданно рядом ответил молодой голос, я замер и медленно втянул голову обратно, взяв на изготовку один из штырей, который оказался довольно увесистым. — Собаки за ней на улицу убежали. Через дырку убежали.

— Как убежали? Там же заслонка! — выразил недоумение мужик на крыльце. — Ну-ка сходи посмотри.

— И так иду, — недовольно огрызнулся молодой голос. — Я что, по-твоему, сам не знаю, как службу нести?! Если такой умный, иди сам охраняй. Тоже мне, командир нашелся!

— Я за старшего остался, — неуверенно напомнил тот, что на крыльце. — Ты слушаться должен. Смотри, скажу Аюбу, что ты не слушаешься!

— Стукач! Чтоб у тебя печень вытекла… — раздался сердитый шепот возле самого отверстия. Спустя пару секунд из отверстия показалась голова в вязаной шапке.

— Ва-а… — едва успела вымолвить голова, увидев меня, — я не дал развить дискуссию: чуть сместившись назад, тотчас же подцепил эту голову штырем под подбородок и резко рванул на себя вверх. Послышался характерный хруст, от которого все нутро мое невольно передернуло, затем раздался какой-то утробный бульк, и тело незадачливого часового осталось лежать без движения, прочно закупорив отверстие в заборе.

— Ай, Беслан! — позвал мужик с крыльца. — Ты чего там застрял?

Подняв над забором загодя припасенное зеркальце, я обозрел двор: с этой стороны дома никого не было, из-за угла изливался свет фонаря, и в этом свете медленно плыла струйка сизого дымка. Ленивый командир, курит на крыльце, сходить за угол и посмотреть, чем занят часовой, — не желает. Ну и спасибочки, нам только этого и надо.

Перемахнув через забор, я быстро забросил автомат убиенного часового за спину, сунул в карманы куртки два запасных магазина, забрал десантный нож с ножнами, висевший на поясе погибшего, и, взяв пистолет на изготовку, пошел вдоль стены дома.

— Ай, Беслан! — досадливо воскликнул тот, что на крыльце. — Ты там что, уснул? Хватит дурака валять, иди сюда, я замерз уже!

— Иду, дорогой, — невнятно буркнул я по-чеченски, выходя из-за угла и направляя пистолет на стоявшего у входной двери молодого бородатого мужика, облаченного в трико, тельняшку и тапочки, в общем, не по-боевому совсем.

— Ва-а-а… — разинул было рот бородач.

Я шустро заскочил на крыльцо, пнул ворога в промежность и, приставив глушитель к его голове, тихо посоветовал на чеченском:

— Жить хочешь, молчи. Делай что я говорю. Понятно?

— Да-а-а-а… — мучительно корчась, простонал бородач. — Ты кто?

— Где второй сидит? — проигнорировав глупый вопрос, напористо спросил я, ощутимо стукая бородача глушителем по черепу. — Где?!

— В большой комнате! — выдавил бородач, хватаясь за голову, и жалобно пробубнил:

— Зачем бьешь? Я же слушаюсь!

— Тапки сними, — скомандовал я. — Штаны спусти до колен. И пошел в большую комнату. Если что, получишь пулю в затылок. Пошел!

На секунду борода замешкался: как по-чеченски будет «трико», я не знаю, а понятие «штаны» для них весьма емкое, оно включает все тряпки ниже пояса. У гордых детей гор это пунктик, они страшно переживают за свою задницу и впадают в ступор, когда возникает тревожная перспектива ее принудительного оголения.

— Убью! — выдохнул я, добавочно бия бородача по темечку. — Штаны, шакал!!! Тапочки! Руки за спину. Пошел!

Ойкнув, мой пленник стыдливо приспустил штаны, скинул тапочки и медленно двинулся в дом, заложив руки за спину. Входную дверь и дверь из сеней в прихожую он открыл лбом, но не обратил на это внимание, голожопие важнее таких мелочей.

Оказавшись в прихожей, я обнаружил, что дверь в зал открыта, через проем виден фрагмент моего родного дивана, а на диване том восседает еще один бородатый член. Член банды, естественно. В руках, «лентяйка», рот до ушей, видимые признаки наличия оружия отсутствуют. Телик смотрит, короче. Все, я увидел то, что надо, бесштанная команда может пока отдыхать.

— Ай, Ахмед! Ты зачем штаны снял?! — с превеликим изумлением воскликнул сидящий на диване, как только мой пленник попал в поле его зрения. — Ты что, головой ударился?!

Бесштанный что-то, всхлипнул в ответ, я слегка отступил назад и с разбега пхнул его ступней в зад: вспорхнув ласточкой вперед, он треснулся башкой о косяк и сполз на пол. Вот теперь, да, действительно головой ударился.

— Ва!!! — удивился член на диване и вдруг резко пропал из перспективы, метнулся куда-то, шустрик.

Перепрыгнув через бесштанного, я заскочил в зал с пистолетом на изготовку.

Шустрик оказался опытным бойцом, моментально разобрался в ситуации и кратчайшим путем бросился к оружию. Автоматы стояли в самодельной пирамиде, а пирамида располагалась справа от выхода в прихожку, для удобства, если что, рванул по тревоге во двор и по ходу движения выхватил автомат.

Оказавшись в зале, я сделал шаг к пирамиде и направил ствол в голову обернувшегося через плечо: он был спиной ко мне, руки в пирамиде, всего один поворот, и мы равны.

— Ар-р-р… — зарычал боевик, поняв, что не успевает, и, вырвав автомат из пирамиды, начал поворачиваться.

— Шлеп! Шлеп! — сделал мой «ПБ», абрека отбросило назад, испачкав обои кровью, он рухнул на пол и затих.

— Вот так… — нервозно пробормотал я, наклоняясь к поверженному врагу и щупая артерию на шее. Пульс отсутствовал.

Метнувшись в прихожую, я похлопал по щекам бесштанного и пришел к выводу, что без нашатыря и воды здесь не обойтись, самопроизвольно приходить в чувство абрек не собирался как минимум в течение получаса. А жаль, я собирался использовать его в нелегком деле усмирения плохо управляемых высокогорных дам. Этот мощный источник душераздирающих воплей и криков следовало локализовать как можно скорее, пока не началось.

— Ну ничего, попробуем сами, — возбужденно пробормотал я, оттаскивая бесштанного в зал. — Чем я вам не гарный чэченьский хлопэць?

Постояв с десяток секунд у двери кухни, я послушал доносящийся оттуда громкий обмен мнениями на фоне отчаянных телевоплей, судя по всему, дамы были всецело погружены в перипетии какого-то душераздирающего импортного сериала.

— Так… раз, два-три, пошел! — скомандовал я себе, распахивая дверь и заходя в кухню. Так и есть, две дородные дамы в гетрах и пуховых платках сидели перед портативным цветным телевизором, смотрели сериал, лузгая тыквенные семечки, и оживленно переговаривались. На мое появление они отреагировали как на несвоевременную досадную помеху, повернули синхронно лица и скорчили недовольные гримасы. — Ну-ка, женщины, бегом вниз, — по-хозяйски скомандовал я, открывая за кольцо расположенный посреди кухни люк, ведущий в подполье. — Сейчас нас русаки штурмом будут брать. Давай, ведро воды с собой возьмите, может, долго сидеть придется. Бегом!

Решение оказалось верным: укоренившийся чуть ли не на генном уровне многовековой инстинкт горских женщин, готовых в любой момент разделить участь вечно воюющих мужиков своего племени, и в этот раз сработал безотказно. Дамы, досадливо ворча, полезли в подпол, не забыв прихватить семечки и набрать ведро воды.

— А ты кто? — поинтересовалась одна из горянок, та, что постарше. — Что-то я тебя раньше не видела. И акцент у тебя… Ты аварец?

— Правильно угадала, сестра, — не стал возражать я. — Мага я, меня Аюб прислал, чтобы предупредить. Давай шевелись!

Голова любопытной дамы скрылась под полом. Захлопнув крышку, я задвинул на нее массивный стол и с облегчением перевел дух. Я, знаете ли, с представительницами противоположного пола не воюю, принципиально. Не мужиковское это дело. Так что удалить двух женщин с поля брани изначально было самой трудоемкой и технически сложной задачей. И вот я с ней блестяще справился.

— Пять баллов, — похвалил я себя и, глянув на часы, поспешил к бесштанному бородачу, необходимо было поторопиться.

Разместив бессознательного на диване, я на всякий случай связал ему руки обнаруженной на кухне бельевой веревкой. Затем метнулся по комнатам своего отчужденного жилища, пытаясь обнаружить тот самый пресловутый арсенал, с помощью которого надеялся поработать во второй части акции. Обнаружил, его особенно и не прятали. В спальне, в стандартном оружейном ящике мирно покоились четыре новеньких «АКС-74» с присоединенными к ним подствольниками и резиновыми затыльниками, два десятка магазинов, три цинка патронов 5,45 мм, четыре сумки, снаряженных ВОГ-25, и четыре же новых «снеговых» «разгрузки»[58]. Никаких других типов вооружения я не нашел, но от этого не особенно-то и разочаровался, поскольку подобное положение вещей было вполне предсказуемым. Абреки не являлись профессиональными киллерами или специалистами по организации и проведению спецопераций, они всего лишь команда обеспечения. Иными словами, конвой. Проводка груза по КОРИДОРУ и защита его от неприятных случайностей, вот и вся специфика, для этого вполне годятся автоматы с подствольниками.

— Спасибо и на этом, — поблагодарил я, натягивая «разгрузку» и наскоро комплектуя носимый боезапас. Десять снаряженных магазинов, «АК» с подствольником, сумка с десятком ВОГ-25, напялив на себя всю эту благодать, я чуть не всплакнул от внезапно хлобыстнувшего по затылку ностальгического чувства. Все, я уже не побирушка, который клянчит у толстожопого торгаша пистолет. Я хорошо вооруженный боец, сам себе командир и солдат…

— А-а-а-а… — раздалось из зала.

— А что-то ты рановато очухался, — сказал я, заходя в зал и садясь на стул напротив возлежавшего на диване пленника. — Череп крепкий или мозгов нет, сотрясаться нечему?

Бородач охнул, поджал голые колени к животу и, схватившись завязанными руками за окровавленный лоб, попытался сесть.

— Лежать, — пресек я нездоровое поползновение к самостоятельности. — Лежать и отвечать на вопросы. Пять вопросов, пять ответов. И, разойдемся по своим делам. Идет?

— Кто ты? — спросил бородач, выворачивая голову в мою сторону, я специально сел так, чтобы пленному было неудобно наблюдать за мной. — Что тебе надо? Ты не чеченец, говоришь не так… Ты знаешь хотя бы, кому дорогу перешел, нет? Знаешь, что с тобой сделают? Да тебя на части порежут и сушиться повесят во дворе!

— Я хозяин дома, — простецки признался я, переходя на русский. — Пришел домой, смотрю, вы тут. А я, между прочим, вас не звал. Так вот, я решил восстановить историческую справедливость. У вас ведь тоже вот таким образом принято обращаться с незваными гостями… Э-э, ты чего, дядя?

Лицо бородача вдруг искривила гримаса отчаяния, с суеверным ужасом глядя на меня, он поднял руки, как бы защищаясь от неведомой напасти, и, два раза икнув, пролопотал по-русски:

— Ти умэр… Нэт, э, ти умэр! Ти нэ зыдэс должин бит…

— Ты что, знаешь меня? — удивился я. — Да не трясись, блин, надоел! Живой я, как видишь. Живой. А ты откуда меня знаешь? Насколько я помню, все люди Зелимхана, которые со мной имели честь общаться, благополучно отбыли в царство теней.

— Ращид Бэкмурза… — хрипло пролопотал пленник.

— Ага, знакомые буквы, — насторожился я. — И что, Рашид?

— Ми его тейп бил, — прокашлявшись, сообщил бородач. — Он хазаин бил. Потом Ращид пропадат, Зэлимхан высе под сэбэ вызял.

— Ага, — сообразил я. — Стало быть, ты меня видел, когда я в плену у Рашида сидел. Так?

— Ти мащин ехал, с Ращид, — подтвердил пленник. — Я подходил, гаварыл, Ращид бэс щьтаны бил. Ти его заложныкь вызял.

— А, вон оно что, — я смущенно почесал затылок. Нездоровые ассоциации, нездоровые. И хорошо сохранились в памяти, мгновенно цепочка прорезалась, как только…

— Ннн-да… Рашида в заложники взял, без штанов. Теперь тебя в плен взял, тоже без штанов. Но ты не волнуйся. Ты можешь быть спокоен, я не такой. Просто так удобнее, практикой проверено. Без штанов горский мужчинка чувствует себя неполноценным, в таком состоянии он более безопасен, чем в штанах. Согласен?

— Дай щьтаны адэт? — мгновенно отреагировал бородач. — Как брат пращу, дай, э? Нэудобна без щьтаны!

— Пять вопросов, пять ответов. И надеваем штаны, — пообещал я, глянув на часы, на разговоры у меня осталось от силы минут пятнадцать, а узнать хотелось много. Настолько много, что вряд ли обойдется без вдумчивого допроса с применением нетрадиционньк методик, не одобряемых правозащитниками.

А поскольку времени в обрез, эти методики будут жестче, чем обычно. Если только не удастся с ходу, что называется, найти ключик к махровой душе абрека. А я не профессиональный психолог и вовсе не специалист по экстренному изготовлению отмычек к горским натурам.

— Ти мэнэ убиват? — с тоской в голосе поинтересовался пленник, стараясь поймать мой взгляд.

— А ты как думаешь? — ответил я вопросом на вопрос, лихорадочно обдумывая, как мне построить последующий отрезок беседы. — Ты знаешь, что я собираюсь делать? Сейчас поеду к Сухой Балке, убью шестерых твоих товарищей, выпущу пленниц и взорву груз.

Тут я сделал паузу, посмотреть, как будет реагировать пленный. Он отреагировал. Лицо бородача вытянулось от удивления, он еще более выгнул шею, чтобы лучше рассмотреть мое лицо. Да, я знаю, братец, — неудобно тебе. Человек привыкает воспринимать лицо собеседника в одной плоскости, если изменить ее на угол 90 градусов и более, это лицо мгновенно утрачивает узнаваемую проекцию и, как следствие, не сообщает весь объем невербальной информации, получаемой собеседником до того. Оно, это перевернутое лицо, перестает быть читаемым. Старый проверенный прием, применяемый на допросах третьей степени опытными оперативниками.

— Там в подвале сидят ваши женщины, — продолжал я развивать мысль. — Вот представь себе: я тебя вырублю, свяжу и спущу к ним. Потом поеду, сделаю свое грязное дело. А утречком, когда станет известно… нет, прошу прощения, известно станет к обеду, не раньше. Утром колонна не прибудет в контрольную точку, ее будут ждать как минимум пару часов. Затем поедут по маршруту, выяснять, что произошло. Выяснят. К обеду заявятся сюда. Возможно, сам Зелимхан приедет, собственной персоной. ЧП, сам понимаешь, неординарное, босс должен разобраться. Я бы, например, сам поехал… Ну так вот, приедет Зелимхан, откроет подпол… И что ты ему скажешь, красивый мой? Что мило побеседовал с внезапно воскресшим врагом рода Ахсалтаковых, после чего он поехал истреблять твоих сотоварищей? И что с тобой после этого сделают? Нет, если есть другие версии, ты скажи. Может, я чего-то недопонимаю…

— Будищ убиват, — потухшим голосом констатировал бородач. — Я знат. Такой нэ оставлят жит никто. Про тэбэ вэс ЗОНА знал, ти целий рота нащих убивал. Ти, звэр, такой не можит чэлавек бит. Ти…

— Я просто солдат, — опроверг я необоснованное обвинение. — Я просто делаю свою работу. И готов доказать тебе, что я вовсе не зверь и не унижаю мужское достоинство врага. Можешь сесть.

Бородач сел и прикрыл связанными руками причинное место, о попытках натянуть штаны речь уже не шла. Получив возможность в привычной плоскости рассмотреть мое лицо, пленный приободрился, несмотря на четко обещанную перспективу скорой смерти.

— Есть альтернатива, — предложил я. — Вариант номер один: я тебя кастрирую, убью выстрелом в жопу и со спущенными штанами положу у порога. А твой отрезанный хуй вставлю тебе в рот. И напишу на жопе губной помадой: «Эта девочка мне понравилась». Нормально?

— Зачэм, э, так делаит?! — воскликнул Ахмед, глаза его при этом налились гневом и горькой обидой. — Сам гаварыль, мужеский достоинств нэ абижят…

— А затем, падла, что ты этим хуем трахал отловленных для продажи в рабство девчонок, — не меняя тона, ровно произнес я. — А я с вашей породой давненько общаюсь и прекрасно знаю ваши обычаи. А теперь скажи мне, как мужчины твоего тейпа поступили бы с насильником, который надругался над их сестрой, матерью, дочкой, и так далее. Только не смей заявлять, что славянские женщины, не мусульманки и им, дескать, все равно! Ну, скажи, я жду!

Бородач опустил глаза, не выдержав моего ненавидящего взора. Крыть было нечем, я нисколечко не сгустил краски, рисуя пленному перспективу ожидавшей его позорной смерти. У горцев принято все воспринимать буквально, если такой половой разбойник, о котором я упомянул выше, будет изобличен и попадет в руки обиженного тейпа, можно не сомневаться, что с ним поступят соответствующим образом.

— Я нэ трогал тывой баба, — неуверенно пробормотал бородач, виновато шмыгнув носом. — Другой его драл, я нэ…

— Не надо пиздеть, красивый мой, — почти ласково попросил я. — Лучше послушай второй вариант.

Пленный искательно уставился на меня, несколько посветлев взором. Я досадливо крякнул, прогоняя внезапно всплывшее из глубин сознания ощущение неловкости. Какая, собственно, разница, как убить человека? Ты лишаешь его жизни, вот что главное, не важно, что способы умерщвления могут быть самыми разнообразными. Разве имеешь ты моральное право предлагать ему выбрать смерть только потому, что он горец, существо совсем другого уклада, и потому вопрос голожопия ему далеко не безразличен?

— Гхм-кхм… Водку пьешь? — вдруг озарился я, заметив в серванте несколько непочатых бутылок кристалловской «Гжелки». — Тут у вас, я вижу; вполне приличная водочка имеется.

— Пью, — утвердительно кивнул бородач. — Да, сичас ништяк водка бил бы. Даеш?

— А почему нет? — я встал, откупорил одну из бутылок и набулькал в высокий хрустальный бокал граммов триста, не меньше. Заметил, что руки слегка трясутся, нервничаю. Давненько я не убивал человека не в состоянии боевого транса, с ходу, навскидку, а в спокойной обстановке, предварительно мило побеседовав с ним. Когда это было в последний раз, тот человек, тоже абрек, был мне лично ненавистен и являлся моим кровным врагом. А этот мне в принципе ничего плохого не сделал. И ведет себя как настоящий мужик, чем вызывает симпатию. Сумею ли? Ох, гореть мне в аду…

— Держи, — протянул бокал пленнику. — Извини, закуски нет.

— Ништяк, — бородач взял бокал связанными руками, в три глотка осушил его и долго морщился, отдуваясь и вытирая предплечьем выступившие слезы.

— Гхм-кхм… В общем, ты одеваешь штаны, — продолжил я после некоторой паузы. — Я развязываю тебе руки. Ты отходишь в дальний угол, — я показал, в какой именно угол он отходит, — и бежишь мне навстречу. Я стою у входа. Я убиваю тебя в движении, ты падаешь с протянутыми вперед руками. Опытный воин при виде твоего трупа сразу поймет, что ты бросился навстречу врагу, чтобы вцепиться в него волчьей хваткой. Но, не успел. Тогда все вопросы автоматически отпадают. А Зелимхан, очень опытный воин, так что… Гхм-кхм… Ну и как тебе?

— Эта заибис, — немного подумав, произнес пленный, лицо его уже не было напряженным, глаза чуть замаслели, речь поплыла. — Это… Это…

— А ты говори по-чеченски, — предложил я. — А я буду по-русски. Так мы поймем друг друга лучше… Итак, я понял, что второй вариант тебе понравился больше, чем первый. Верно?

— Дай еще водки, — попросил пленный по-чеченски. — Да не наливай, бутылку дай, я из горла.

Я протянул ему бутылку, он быстро уничтожил содержимое и опять долго отдувался, вытирая слезы. Я не торопил, хотя стрелки часов подсказывали мне, что пора закругляться, все сроки прошли, Валера на улице весь изнервничался уже.

— Что ты хочешь знать? — спросил бородач, закончив отдуваться. — Ты же хочешь что-то узнать, поэтому предлагаешь мне выбрать между красивой смертью и позорной?

— Правильно понимаешь, — похвалил я его. — Пять вопросов, пять ответов. И покончим с этим. Но! Если мне покажется, что ты врешь, я буду думать, стоит ли идти тебе навстречу. Понятно?

— Спрашивай, — заплетающимся языком молвил бородач, он хмелел на глазах.

— Меня интересует все, что касается ликвидации моей команды, — начал перечислять я. — Год назад неподалеку отсюда сгорели два дома. Там жили мой шеф и мои боевые братья. Первое: как проводилась акция? В смысле, просто был поджог или сначала всех перестреляли, а потом подожгли? Второе: остались ли на пожарище трупы? Если да, то сколько. Если нет…

— Подожди, — перебил меня пленный. — Это дело делали другие люди, мы такими вещами не занимаемся. Но с ними тогда был Аюб, он сейчас повел караван в ЗОНУ. Я тебе ничего сказать не могу, я приехал сюда гораздо позже. А Аюб не такой человек, чтобы распространяться о своих подвигах. Если ты его достанешь, спроси. Что ты еще хочешь знать?

— Да, этого следовало ожидать, — недовольно пробормотал я. — Ты меня разочаровал… Так-так… А может быть, ты что-нибудь слышал… Ну, сейчас никто в ЗОНЕ не балуется? Караваны отстреливают, тропы минируют, информаторов режут… А?

— Казаки шалят иногда, по мелочи, — немного подумав, сообщил пленный. — Ну, есть там кое-какие случаи, когда что-то где-то пропадает, не доходит по адресу. Но наш коридор никто не трогает, это точно. Зелимхан сам знаешь какой вес имеет! Нет, то, что ты имеешь в виду, — такого нет.

— Ты меня не просто разочаровал, а прям-таки убил, — понуро признался я. — Ожидал я нечто иное услышать, честно скажу… Ладно, поехали дальше. Маршруты движения караванов назови. Я ЗОНУ хорошо знаю, ты называй ориентиры.

— Я не вожу караваны, — несколько виновато даже сказал бородач. — Это Аюб все знает. Ну, один ты знаешь, через Сухую. Это Зелимхана люди там засыпали. А так… Нет, ничего сказать не могу. Я здесь сижу, остаюсь за старшего, когда Аюб уезжает…

— Контрольные точки, перевалочные базы, пункты обмена, — перечислил я. — Если знаешь что, скажи.

— Недалеко от Сарпинского ущелья есть такое место… как бы это сказать… — встрепенулся бородач. — В общем, там все пленные сидят. Конкретно где, не знаю, но есть там, точно. Там заложники сидят, которых отсюда взяли. Бабы на продажу, мужики для работы, тоже там. Пока покупателей ищут, они там сидят. Место хорошо замаскировано и сильно охраняется. Но я там ни разу не был, это место сделали уже после того, как здесь работу наладили. Сначала просто в Челуши возили, а потом народу много стало, вот и…

— Да, это интересно, — согласился я, в очередной раз посмотрев на часы, пора было убивать этого парня и уносить отсюда ноги. — Ннн-да… Ну а остальное в принципе меня особенно-то и не интересует… А! Вот, там «КамАЗ» лежит, в Сухой Балке. Что такое, кто такие?

— Это сын Зелимхана перевернулся, — сообщил пленный. — Ехал из ЗОНЫ по делам, в колонне. Водитель неправильно рулил, упали они.

— Насмерть? — уточнил я.

— Водитель и еще один, который с ними ехал, — насмерть, — Ахмед неопределенно пожал плечами. — А сын Зелимхана… Он в Ростове, в больнице лежит. Не знаю, может, умер, может, живой. Но когда его туда увозили, никак не мог делать.

— Как это? — заинтересовался я. — Что значит «никак не мог делать»?

— Лежит, смотрит на небо, — пояснил бородач заплетающимся языком, он уже и на чеченском был не в состоянии ясно объясняться, захмелел. — Не двигает рука-нога. Говорить тоже не может. Но дышит. Как такой называется?

— Наверно, это кома, — предположил я. — В какой больнице и как давно он лежит?

— Две недели уже, — Ахмед напрягся, пытаясь вспомнить. — В какой больнице, не знаю. Говорили, частная больница, очень хорошая, самая крутая. Ва! Вспомнил, там рядом рынок есть. Октябрьский называется. Аюб говорил. Да, на днях Зелимхан туда собрался ехать. Он уже третий раз туда едет, проведать. Бабки бешеные заплатил врачам, чтобы сына на ноги поставили. Говорят, импортный врач приехал туда, самый крутой.

— Ну, спасибо, — рассеянно поблагодарил я, еще не решив толком, как можно воспользоваться данной информашкой, — в настоящий момент меня более всего занимало событие, которое произойдет в последующие несколько минут. — Больше, пожалуй, мне от тебя ничего не надо. Так… Встань и надень штаны.

Ахмед встал, покачнувшись, выпитые в два приема пол-литра здорово ударили ему в голову, — натянул штаны и уставился на меня, пытаясь сосредоточиться.

— А теперь я развяжу тебя. — Я достал десантный нож, отнятый у часового во дворе. — Протяни руки вперед. Только не балуйся, иначе искромсаю всего, как морковку для заправки.

— Дай мне автомат, — неожиданно попросил Ахмед, когда я разрезал веревку, — затуманенные глаза его при этом озарились каким-то нездоровым проблеском. — С одним магазином. Дай! Воину хорошо умереть с оружием в руках, тогда вообще будет нормально.

— Может, тебе еще застрелиться для комплекта? — недовольно буркнул я, на всякий случай отступая назад и направляя на пленника свой «ПБ». — Не дури, Ахмед, — договорились же…

— Я не буду в тебя стрелять! — клятвенно пообещал пленник. — Воину хорошо с оружием умирать! Дай автомат, а я тебе секрет скажу. Клянусь матерью, очень хороший секрет!

— Что за секрет? — недоверчиво спросил я. — Может, ты просто время тянешь? Если это так, ты напрасно стараешься, я уже узнал все, что надо, так что…

— Секретное оружие есть, — Ахмед подмигнул мне пьяным глазом. — Здесь спрятано. Очень хорошее оружие. Такому волку, как ты, как раз пригодится. Можешь ехать в Ростов и убить Зелимхана, никто не услышит, бесшумное оружие.

— Ты бредишь, парень. — Я быстро прикинул в уме, где это у меня в доме можно спрятать секретное оружие. — Тебе что, Зелимхана не жалко? Хозяин как-никак!

— Пусть тоже умрет, — безапелляционно заявил Ахмед. — Он тоже воин, все мы рано или поздно умираем. Это не страшно. Ты дашь мне автомат?

— Дам, — немного поколебавшись, сказал я. — Что за оружие и где оно спрятано? Если в кухне, в подполье, — я туда не полезу. Там ваши женщины сидят.

— Нет, оно не в кухне. — Ахмед опять нездорово подмигнул мне. — Дай слово, что автомат дашь.

— Даю, — пообещал я. — Если покажешь где, дам автомат.

— Открой этот шкаф снизу, — Ахмед кивнул в сторону серванта. — Коробки вытащи, доску подними, пол тоже подними, там лежит.

— Иди в тот угол, — распорядился я, указывая в дальний угол зала. — Сядь на пол, спиной облокотись о стену, широко раздвинь ноги. Пошел.

Ахмед подпрыгивающей походкой прошествовал куда приказали и плюхнулся в угол. Приблизившись к серванту, я открыл створки нижнего отделения, вытащил три коробки с посудой и, поддев ножом доску, вскрыл тайник.

В достаточно объемном коробе, прибитом под полом снизу, лежал продолговатый пластмассовый футляр длиной чуть больше метра, с ручкой и двумя защелками. Вытащив его, я открыл крышку и извлек на свет хорошо знакомый мне отечественный девятиметровый АС «Вал»[59] под патроны СП-5 и СП-6. Однако! Серьезная машина. Прицельная дальность, 400 метров. На расстоянии до 100 метров пуля, выпущенная из этого оружия, пробивает бронежилет 4-го класса защиты, а на дистанции 200 метров, стальной лист толщиной 6 миллиметров. Выстрел совершенно бесшумный за счет облегающего ствол глушителя. Пламя тоже гасится полностью, можно работать в ночное время без риска быть обнаруженным противником. Тут же, в футляре, лежали двадцать пачек патронов СП-5, прицел ПСО-1 в чехле и две пристрелочные мишени. Отомкнув складывающийся приклад, я приложил оружие к плечу, повел стволом по горизонтали, примериваясь, каково оно будет в работе… Рукоятку и приклад явно переделывали, подгоняя под особенности стрелка. Слегка удлиненная рама приклада, чуть скошенная назад рукоятка, значит, стрелок высокого роста, с большими ручищами. Выше меня сантиметров на пятнадцать. Далее, имеем в футляре два удлиненных кустарным способом магазина на тридцать патронов. Это что за чеченюга такой у них тут здоровенный? И вообще, для чего специальное оружие снайпера бойцам коридорной команды?

— Для кого ствол приготовили? — поинтересовался я, закрывая футляр и ставя его у стены.

— Это Зелимхана снайпер, — пояснил Ахмед, тревожно глядя на меня. — Дай автомат! Ты слово дал!

— Дам, дам. — Я поднял с пола автомат, вырванный из пирамиды вторым товарищем Ахмеда, отсоединил магазин и, передернув затвор, выщелкнул патрон из патронника. Нажал на спусковой крючок, поставил оружие на предохранитель и бросил навесом через всю комнату в дальний угол. Цап! Покачнувшись, как ванька-встанька, Ахмед на удивление ловко поймал автомат в положении сидя, мгновенно снял с предохранителя, передернул затвор, некоторое время с пьяным разочарованием созерцал пустой патронник.

— Дай магазин! — горячо потребовал он. — Ты прицелься и бросай мне магазин. Я все равно не успею. Дай, как брата прошу!

— Что это за снайпер у Зелимхана? — поинтересовался я, подбросив магазин и вновь поймав его. — Чечен? Квалификация? В смысле, хороший снайпер или как?

— Русак, — не задумываясь выдал Ахмед, пожирая магазин в моей руке удивительно быстро трезвеющим взором. — Здоровый такой кабан. Стреляет лучше всех, очень хорошо стреляет. В ЗОНЕ один такой. Это ему штучку принесли, он на днях должен зайти… Слушай, как брата прошу, брось магазин! Если без магазина, неправильно будет. Сразу понятно, подстроили.

— Молиться будешь? — тяжко вздохнув, спросил я, перехватывая магазин в левую руку, а правой вытаскивая из-за пояса пистолет. — Давай, я подожду.

— Не буду, — упрямо мотнул головой Ахмед. — Что толку? Да и пьяный я, нельзя молиться в таком виде, Аллах не поймет. Ха! Не поймет… Брось магазин, как брата…

— На! — я бросил в дальний угол магазин и, присев на колено, прицелился в сидящего пленника.

— Ox! — вскрикнул от неожиданности Ахмед, тем не менее успев подхватить магазин. Завороженно уставившись на меня, он медленно присоединил магазин к автомату, замер на миг…

Я ждал. Пленник неторопливо встал, все так же пристально глядя мне в глаза, пошел в мою сторону, вцепившись правым мизинцем в ручку затворной рамы.

Я ждал. Сердечко в груди вдруг забухало, как озверевший боксер-тяжеловес в полуфинале. Ахмед, сделав еще шаг, отвел затвор назад и из крайнего заднего положения отпустил ручку затворной рамы.

Щелк! Патрон в патроннике. Мы почти равны. Я выдавил слабину на спусковом крючке «ПБ» и, стравив воздух сквозь плотно сжатые губы, задержал дыхание. Я, дурачок, всегда раньше смеялся, когда смотрел ковбойские фильмы, в которых два стрелка долго стояли напротив друг друга и никто из них не решался сделать первый выстрел. Теперь я понимаю, почему они так поступали…

— Ар-р-р!!! — взревел Ахмед, вскидывая автомат на уровень груди.

— Пукс! Пукс! Пукс! — скороговоркой прошлепал мой «ПБ».

После третьего выстрела я упал ничком на пол, стремительно перекатился к дивану и изготовился для стрельбы лежа. Но необходимости в этом не было: тело Ахмеда отбросило назад, он рухнул на пол, выгнулся дугой и, торжествующе зарычав, из последних сил нажал на спусковой крючок.

— Та-та-та-та-та-та-та… — скандально вскрикнул автомат, плюнув в потолок звонкой очередью.

— Молодец, Ахмед, — пробормотал я, подскакивая к поверженному абреку и фиксируя последние судороги умирающего тела. — Ты умер как хотел. Как подобает воину. Ну а нам надо экстренно уносить отсюда ноги. — И, подхватив футляр с хитрым АС «Вал», поспешно покинул свое оскверненное жилище…

На улице царила псевдорождественская благодать: косматые тучи, весь день копившие энергию, щедро швыряли на землю пригоршни мягких крупных снежинок. Я остановился в переулке и постоял немного, запрокинув лицо навстречу пушистым кристалликам, быстро таявшим на разгоряченной коже, закрыв глаза, стараясь ни о чем не думать.

«Снег падает на кровь, белые иголочки…», загнусил вдруг в голове невесть откуда взявшийся паразитический астральный контур. Крепко стиснув зубы, я стукнул себя ладонью по голове, ругнулся зло. Какая кровь? Почему снег, на кровь? В доме кровь, снег не может падать на нее, он на улице… Хотя нет, во дворе тоже труп лежит. Как быстро я о нем забыл!

В моем сознании сейчас крепко сидел один лишь Ахмед, убиенный мною горский воин, с которым я мирно беседовал перед тем, как отправить его в царство теней. Хорошо воевать на расстоянии: вспышка в ночи, свист вражьей пули, значит, пронесло, повезло на этот раз! Примерился по вспышке и пошел нащупывать короткими очередями, непрерывно перемещаясь после каждого нажатия на спусковой крючок. А утром там найдут окоченевший труп с пулевыми пробоинами и скажут тебе об этом. Ты в ежедневном донесении поставишь галочку и выбросишь это из головы, война…

Или так: крадешься по «зеленке», пристально глядя под ноги, поднимаешь в какой-то момент глаза и видишь в кустах идущего навстречу тебе «духа». Полоснул навскидку, ушел кульбитом в сторону, изготовился, поводя стволом в ту сторону, дрожа пальцем напряженным на спусковом крючке…

А он не встает, готов. Подошел, перевернул на живот, зафиксировал отсутствие пульса, поскакал дальше. И он не будет сниться тебе, безликий воин зла, один из многих, убитых тобой на этой войне.

Да, хорошо воевать на расстоянии… Или это я старею, сентиментальным становлюсь? Надо быстрее втягиваться, год отсутствия регулярной практики скверно сказывается на психике. Этак недолго и до цветных глюков, прорывающихся из самых страшных глубин подсознания и ласкающих тебя скользкими противными языками в череде бессонных ночей…

— Я думал, тебя там похоронили, — недовольно проскрипел Поликарпыч, когда я присоединился к нему. — Чего так долго?

— Старого знакомого встретил, — рассеянно ответил я, укладывая футляр с АС и автомат с подствольником на заднее сиденье. — Поболтали…

— Ты их уложил? — возбужденно поинтересовался Поликарпыч, заводя машину и косясь на заднее сиденье. — Это их стволы? Один мне, да?

— Много вопросов, Валера, — тихо сказал я. — Поехали побыстрее: если им втемяшится в голову стартовать раньше, чем обычно, нашу колею не успеет занести. Тогда все старания насмарку. А нам еще на силикатный надо заскочить, крюк как минимум минут на сорок. И помолчи немного, я тебя прошу.

— Ладно, — неожиданно покладисто согласился Поликарпыч, трогая машину с места. — Только зря ты волнуешься, смотри, какой снег! Да через полчаса… Все, все, уже молчу…

На силикатный мы заскакивать не стали, я не пожелал тратить время, придумав кое-что получше. Недалеко от Сухой Балки остановились на десять минут у кленовой рощи, и я наспех пристрелял оружие. Поликарпыч выступал в качестве ассистента: сначала смотрел со стороны, нет ли пламени при выстреле, и слушал, затем бегал считать пробоины в стволе облюбованного мной сухостоя.

АС работал идеально: светозвуковое сопровождение стрельбы отсутствовало. Прицел был выверен до миллиметра: пули ложились точно в то место, куда я целился. Единственный нюанс: сетка прицеливания на ПСО подсвечивалась до того скромно, что была еле видна, приходилось долго приноравливаться, чтобы совместить едва заметные риски с целью.

Я поменял аккумулятор на запасной, тот же эффект. Вывод: снайпер подгонял прицел под себя, чтобы обеспечить наиболее удобные условия для стрельбы.

Вспомнил вдруг Лося, тот тоже уменьшал подсветку сетки до максимума, чтобы обеспечить четкий обзор сектора стрельбы. Да, оружие Лося всегда было чуточку нестандартным, — и вообще он сам был нестандартным, никто из моих знакомых не мог стрелять так, как он.

В 20.35 я уже сидел в окопе, в верхней точке перешейка, и наблюдал, как «Нива» смертельно обиженного Поликарпыча с привязанными сзади двумя здоровенными ольховыми вениками медленно удаляется в сторону Стародубовска. Я только что в категоричной форме отказался использовать напарника как дополнительное огневое средство и отправил его подальше, чтобы стоял в километре от развилки и ждал сигнала.

А Поликарпычу почему-то втемяшилось в голову, что сегодня вечером ему непременно нужно повоевать, и все мои попытки объяснить, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет, успеха не имели. Аргументы были железные: два ствола лучше, чем один.

Я спорить не стал, не расположен был к дискуссиям, а просто скомандовал: марш отсюда, и всех делов. Не хотелось подвергать риску хорошего человека, который хотя и был отличником боевой и политической подготовки в свое время, но ни разу не принимал участие в спецоперации и не видел, как на его глазах умирают люди, сраженные пулей, выпущенной из его оружия…

Неожиданностей не было. В колонне двигались три автоединицы с интервалом 15–20 метров. Судя по меньшей интенсивности светового луча и габаритам фар, первым шел «уазик». Присмотревшись повнимательнее, я заметил, что следующий за «уазиком» транспорт отсвечивает тентом в свете фар замыкающей фуры.

Спасибо, Поликарпыч, — все, как ты обещал. Дерматин бликует. А под тентом дерматиновым сидят женщины. Ясно все, в фуру, за «уазиком», на сквозной прострел лупить нельзя. Неизвестно, смогут ли коробки с черт знает чем послужить достаточной защитой от пуль.

Вот он, пятый вопрос: забыл спросить Ахмеда, чего они перевозят в коробках. Лопух. Бить надо за такие огрехи, да некому. Придется работать филигранно, тщательно выдерживая угол…