Дело чести Пучков Лев

Немое изумление на лицах у нас вышло что надо: не очень-то приятно выступать в роли расстреливаемых, даже если знаешь, что все это — не более чем бутафория.

«А ежели не бутафория? — прочитал я в потемневших глазах Джо и Мента. — Возьмут сейчас и действительно — того…» «Нет, пацаны, все идет как надо», — успокоил я их благообразным взором. Иначе зачем Руслан тогда в том долбаном «Лотосе» так обстоятельно интересовался нашим материальным положением? Для чего подал своим людям команду на русском языке?

Однако надо подыграть как следует, мы, естественно, крутые, по легенде — отъявленные бандюги и убийцы, но жить-то всем хочется одинаково…

Наши охранники вскинули автоматы и прицелились. И знаете, то, как они прицелились, мне страшно не понравилось. Располагались они от нас на расстоянии десяти метров, и было хорошо видно, что целятся не поверх голов, как положено по сценарию, а прямо в грудь! Вот так ничего себе!

— Стой!!! — заорал я что есть мочи, отчаянно кривя лицо в страдальческой гримасе. — Руслан, стой!!!

Асланбеков остановился и, повернувшись ко мне, с хорошо разыгранным недоумением спросил:

— Ну чего тебе еще, Фома? Помолиться перед смертью хочешь? Ладно — мы религию уважаем. Даю две минуты вам — молитесь. Больше не могу — ехать надо, дела делать надо…

— Зачем так делаешь, Руслан? — приступил я к обмусоливанию проблемы, несколько ободренный хорошим началом. — Что, по-другому никак нельзя?

— Ты молись, Фома, молись! — сурово прикрикнул Руслан. — Времени у нас нет с тобой болтать. — И для вящей убедительности обернулся к колонне, поднимая вверх два пальца и перекрикивая шум моторов:

— Стой, стой! Ждите две минуты — сейчас поедем!

Ну-у-у, братан, это ты совсем перегнул. С режиссурой у тебя туговато — Станиславским даже отдаленно не пахнет… Хлопцы твои и так стоят: вылупились на нас, как баран на новые ворота, и оживленно обмениваются впечатлениями. И зачем опять по-русски кричишь? Что — на чеченском такой команды нет?

— Каждый из нас что-то стоит, Руслан, — заявил я, решив не баловать изысками такого бездарного актера, а действовать напролом. — Расстрелять, конечно, нетрудно: нажал на спуск — и привет… А почему бы тебе не получить за каждого из нас хорошие бабки, а? Неплохие бабки, Руслан!

— Бля буду — все отдам! — хрипло заорал Джо, заметив, что наш обуватель пребывает в сомнении. — Все, все, все, что есть!!! Бля буду! Токо не убивай! Хочешь, обрезание сделаю — мусульманом буду?!

Публика у машин довольно заржала и как по команде заглушила моторы — ребятишки хотели зрелищ. Руслан неопределенно пожал плечами и как-то очень уж раздумчиво покачал головой: дескать, хрен вас знает, нехорошие ребята, стоит тратить на вас время или сразу в расход вывести…

— Ты же ничего не теряешь, братишка! — подбодрил я Руслана. — Грохнуть нас всегда успеешь. А так, глядишь, в наваре будешь. Ась? Или я чего-то не правильно говорю?

Расстрельная команда откровенно заскучала, опустили хлопчики стволы, изобразили на лицах острую неудовлетворенность: того и гляди, начнут упрашивать своего начальника продолжить прерванную процедуру.

— Цену набивают, уроды, — внезапно прорезался Лось, доселе молчавший, как статуя. — Фуля с ними базарить — сразу цифру называй — и всех делов. Наручники, бля, жмут — надоело…

— Молчи, красивый мой, молчи, — процедил я уголком рта, заметив, что один из расстрельщиков перестал скучать и с интересом вылупился на Лося. — Ляпнешь что-нибудь не то, тогда наручники тебе жать уже не будут — никогда… Ты же у нас всегда молчишь, родной ты мой! Вот и сейчас не надо…

— А что с вас взять? — Руслан решил сдаться и перейти к конкретной проблеме:

— Десять штук баксов с каждого? Да я такие бабки за один вечер в кабаке прогуливаю со своими парнями!

— Почему десять, братишка?! — обиделся Джо. — Ты че думаешь, если мы из Липатова, так у нас тама и цены другие, да? Обижаешь, начальник! Мы как-никак не на госдотации — сами кашу варим!

— Даже и не знаю… — задумчиво пробормотал Руслан, изображая муки сомнения, затем обернулся к публике и спросил (по-русски, естественно, Жирардо ты наша чеченообразная!):

— Ну как, мужики, чего будем с ними делать? Замочим или попробуем подоить?

Публика ответила нестройным гулом, который мог означать все что угодно — от «разорвать на части» до «поцеловать в жопу», по выбору оракула, а один пожилой нохча[9] довольно громко крикнул по-чеченски:

— Хорош с ними играться, Рустик! Давай грузи, и поехали, жрать охота! — чем привел меня в состояние полного удовлетворения (зря я опасался!), а Рустика заставил недовольно нахмуриться.

— Сам знаю! — огрызнулся он по-чеченски и вдруг с ходу рубанул, обратившись к нам:

— С каждого — двести штук баксов. Только так — меньше не возьму! Или соглашайтесь, или хватит дурака валять: нам надо ехать, дела делать… Даете?

— Откуда такие бабки, братан? — изобразил я недоумение. — Если все до кучи собрать, ну… ну, максимум по пятьдесят штук будет у каждого. Это я по себе гоню… Мы же не будем хаты продавать, тачки, обстановку… Ась?

— Не ебет! — непреклонно отрезал Руслан. — Жить хотите — продавайте. Вы бандиты — потом заработаете еще, если живыми останетесь. Я сказал — двести, значит, двести. Даете?!

— Куда деваться?! — сокрушенно вздохнул я, изобразив острую озабоченность грядущей проблемой сбора денег. — Даем… Телефон у тебя есть? Надо ж позвонить корешам, наказать, чтобы бабки начали собирать. Вот они поприкалываются…

— У меня все есть, — сообщил Руслан. — Приедем, сразу и созвонимся. И потом, я не собираюсь вас целый год кормить: за десять дней не соберут ваши кореша бабки — расстреляю. Десять дней, я думаю, хватит…

— Слышь, братан, ну ты совсем загнул! — ввернул Джо. — Ну я понимаю — сто штук, еще куда ни шло… Но двести? Да ты так всю мою родову по миру пустишь! Ты подумай…

— А ты, Вовец, вообще заткнись! — лениво посоветовал Руслан. — С тебя — двести пятьдесят штук. Ты самый богатый из них, сам говорил. Ты давеча базар ил — если все бабки твои собрать, на «лимон» потянет! Вот и плати двести пятьдесят… Заткнись, я сказал!!! — осерчал Руслан, заметив, что Джо бешено округлил глаза и разинул рот, чтобы возмутиться. — В следующий раз будешь следить за базаром, родной ты мой! Если он будет, следующий раз…

Вот так, с шутками-прибаутками мы стали заложниками банды Салаутдина Асланбекова, причем, прошу заметить, никто нас не угонял насильно в полон с родной земли. Сами приперлись и образцово сдались в плен, мимоходом подарив племяннику Салаутдина три авто в довольно приличном состоянии.

Наверное, с точки зрения этих горских бандюг операция была организована Русланом просто блестяще: практически никаких затрат, все прошло как по маслу. Мы тоже так считали, только брали за критерий успешности иные аспекты…

В Мехино мы приехали только под вечер: Руслан заворачивал в каждое второе село, попадавшееся по дороге, и хвалился своим многочисленным кунакам, каких славных джигитов он обвел вокруг пальца.

Горцы вообще склонны к бахвальству, даже если для этого нет никаких оснований (это у них на уровне генотипа заложено), а уж если имеется столь веский повод, тут уж держись, кунаки!

От нечего делать я с любопытством присматривался к происходящему и даже уловил определенный ритуал в такой, казалось бы, рутинной процедуре, как демонстрация текущего бандитского успеха.

Вот, например, ежели взять наших бандитов (ваш покорный слуга некоторое время вращался в этой среде), их похвальба может показаться очень и очень скромной по сравнению с бахвальством чеченским. Ну подумаешь, угнал ты где-то классную тачку, а то и две, эка невидаль! Покажешь ее втихаря корешам, они завистливо поцокают языками, похлопают по капоту незаконно обретенное авточудо и начнут интересоваться, каким макаром ты собираешься ее пристроить да сколько бабок надеешься выручить. И уж, естественно, не станешь ты ездить по городам и весям со свежеотловленными заложниками и рекламировать свой бандитский фарт. Сдадут ведь моментом! Не в органы, так конкурирующей группировке, а то и вообще какой-нибудь третьей силе.

В рассмотренном случае преобладают, заметьте, сугубо деловые аспекты данного предприятия и здоровое чувство заботы о собственной безопасности.

Здесь же все было с точностью до наоборот. Мы победным маршем шествовали по автодорогам Ичкерии, не беспокоясь о наличии постов ГАИ и иных сил правопорядка, которые даже не пытались остановить колонну и поинтересоваться, какого рода груз она перемещает. А между тем было вполне очевидно, что четыре русака в наручниках, открыто пребывающих под конвоем (стерегли нас злые автоматчики числом «два»), отнюдь не по доброй воле принимают участие в этом странном круизе! Вот тебе и правоохрана ичкерская, а вкупе с ней — беспощадная борьба с террористами, о которой в последнее время так любят говорить большие горцы в каракулевых папахах. Создавалось впечатление, что Руслана знает вся Чечня, а связываться с ним никто не желает — это в лучшем случае. А в худшем… в худшем было здорово похоже на то, что все вокруг если и не потворствуют явно криминальному деянию, то в любом случае безмолвно поощряют оное и по-доброму завидуют счастливчику.

Но это было только на основных трассах, это лишь цветочки. А когда колонна периодически сворачивала в села, где дислоцировались кунаки Асланбековых, тут разыгрывались целые спектакли, достойные того, чтобы заснять их одним дублем (без репете) и отправить немедля в Канны.

За полкилометра колонна начинала тревожно завывать клаксонами, а люди Руслана принимались отчаянно орать какие-то антироссийские лозунги и стрелять в воздух из всех видов оружия — гвалт поднимался невообразимый!

На шум из всех домов выскакивала целая куча разнокалиберных нохчей — от трехгодовалых чеченят, еле держащихся на ногах, до старых пердунов, которым жить осталось до утра, — все желали праздника.

Руслан и его люди со всеми обнимались и крепко целовались, наподобие наших прежних генсеков (молодому поколению: прошу не путать с гомосеками — это совсем другие звери), затем начинался пространный и весьма эмоциональный рассказ про славных богатырей рода Асланбековых, продолжающих тотальную борьбу с имперской, фашистской, оккупационнорежимной Россией. Вот аргументы — величественный жест в нашу сторону. Вот факты — аналогичный жест в сторону «наших» машин.

После длительного осмотра трофеев и восхваления доблести клана Асланбековых откуда-то тащили свежеизжаренный шашлык и молодое вино. Вино пили и лили на машины — обмывали таким образом, — шашлык ели всем гуртом и даже угощали нас:

— На, Иван, ешь! Нохча не жадный…

В завершение ритуала следовала какая-то труднопереводимая песня в хоровом исполнении (кое-что, впрочем, я все же сумел разобрать: там было нечто вроде: «…Россия, сволочь, ты в ответе за все! Близится время расплаты! Грозные горные волки скоро порвут на части твою белую рыхлую задницу!!!», затем опять объятия и поцелуи, и лишь после этого нас отпускали восвояси.

— Совсем е…нулись! — искренне пожалел наших пленителей Джо в процессе одного особенно бурного заезда в какое-то село. — Они бы еще нас на жерди привязали и как забитого мамонта тащили в пещеру. Пешком. Через всю Чечню. Чтобы все Посмотрели… И — бубны. Вот это я понимаю!

— Зачем бубны? — удивился я.

— Ну раньше, у каких-то там диких, как было, не помнишь? Племя мамонта тащит, а шаманы в бубны лупят — настрой создают… Не, без бубнов никак! Не хватает чего-то!

Одна из пропагандистских песен времен РЧВ — нам такие кассеты на блокпосты подбрасывали.

— Наверно, это от избытка кислорода, — высказал версию Мент. — Сидят там себе в горах, а как в долину спустятся, так у них и начинает черепушка пошаливать — кислорода наглотаются….

А Лось сыто рыгнул и, как всегда, ничего не сказал, только блаженно прищурился. Наверно, представлял себе что-то особенно приятное, типа хорошо смазанного «АГС-17»[10] с полным БК, установленного в удобной ложбинке метрах этак в семистах от этой большущей групповой мишени.

— Ну скажи. Лось… э-э-э… Стадо, скажи, — милостиво разрешил я, воспользовавшись тем, что охранники примкнули к стихийному митингу и неуклюжие инсинуации нашего доморощенного киллера никого не приведут в ярость.

— Шашлык, я вам скажу, ох…нный! — выдал Лось не в тему. — И винцо тоже ничего. Так путешествовать можно — наручники бы еще сняли…

Итак, в Мехино мы прибыли уже на закате. Надо вам сказать, что в процессе путешествия меня не покидало опасение по поводу возможных недоразумений, связанных с моим прибытием в это славное горное село. Бывал я здесь, чего греха таить, и не просто бывал…

Чуть более года назад мы прокатились пару раз по улицам Мехино с одним английским журналистом, и катание это закончилось страшным шумом, сопровождавшимся большими жертвами в стане отряда моего хорошего врага, которого звали Абдулла Бекаев (УАЕД).

В принципе, если рассуждать отвлеченно, клан Салаутдина своим нынешним могуществом обязан мне. Во время ЧРВ Абдулла был фактическим хозяином Мехино — Асланбекову приходилось довольствоваться вторым местом в табели о рангах и ютиться со своим отрядом в плохо оборудованном лагере в предгорье. Не ликвидируй я тогда Абдуллу, черт его знает, чем бы все закончилось: оба отряда были примерно равны по силе, и каждый претендовал на верхнюю ступеньку пьедестала почета. Так что Салаутдин по идее должен целовать меня взасос в разные места за то, что я в свое время ухитрился соорудить непредвиденные обстоятельства, предотвратившие самый страшный, по их шариату, грех — межродовую войну.

«Ну целуй меня, целуй…» — ан нет! Тутошняя публика поголовно страдает избирательной амнезией: хорошее они почему-то моментально забывают, а плохое помнят вечно. Поэтому я прекрасно знал, что единственным знаком внимания, которым меня могут здесь оделить за выдающиеся заслуги военной поры, будет снятие кожи живьем, с последующим публичным четвертованием (это в лучшем случае!). Перспектива, согласитесь, не совсем приятная, а на взгляд цивилизованного индивида, совершенно дикая.

Однако я не в обиде на местных аборигенов за эту их маленькую слабость — у них есть на то веские причины. Чуть более года назад на центральной площади этого распрекрасного села исключительно благодаря моим потугам стояли несколько десятков носилок, прикрытых зеленым шелком, а тутошний мулла Хафизатдин читал заупокойную молитву…

И хотя было это ужас как давно, по здешним меркам, а выступал я тогда совсем под другой личиной, малюсенький процент вероятности того, что меня кто-то из здешних мог хорошо запомнить, место имел. Если бы Руслан прокатил нас с помпой по улицам села, как в предыдущих дружественных населенных пунктах, мне было бы очень грустно.

Однако Руслан неожиданно свернул торжественную демонстрацию захваченных трофеев до минимума: колонна проскочила на полном ходу к центру села и въехала в обширное подворье одного из богатых особняков. Ворота быстро захлопнулись, люди Руслана принялись сноровисто и без суеты заниматься неотложными делами: машины упрятали в здоровенный гараж, — пленных повели в небольшой домишко, притаившийся за высоким забором в глубине основного двора — только шиферная Крыша торчит.

— Фома, со мной, — распорядился Руслан — меня тут же отковали от Лося и отконвоировали в хоромы хозяина. — Давай звони своим корешам, — приказал Руслан, когда мы вошли в просторный зал, интерьер которого был несколько отягощен обилием персидских ковров и нагромождением разнокалиберной аудиовидеотехники.

С некоторой растерянностью осмотревшись по сторонам, я Пришел к выводу, что все чеченские власть имущие страдают манией беспорядочного стяжательства: в богатом изобилии импортной аппаратуры и дорогих предметов интерьера не прослеживалось даже отдаленного намека на какую-то упорядоченность. Короче, полное отсутствие стиля.

— Хорошо живешь, Руслан, — пробормотал я, озадаченно переминаясь с ноги на ногу у стеллажа с десятком разнообразных телефонных аппаратов, провода от которых, скрученные в единый пучок, убегали в стену. — Который рабочий?

— Все! — царственно вымолвил Руслан, цапая с полки резного серванта одну из многочисленных бутылок и наливая в фужер какого-то ароматного напитка.

— Дрянь не держим — все работают. Выбирай, какой нравится, и звони — справочник на верхней полке…

Примостившись на краешек кожаного кресла, я отыскал в справочнике код Липатова, загадал счастливое число и с замиранием сердца начал накручивать номер, заученный накануне операции. Коммутация свершилась на шестом наборе: единицу до счастливого числа я не дотянул.

«Ну, дядя Толя, — не подведи!» — горячо взмолился я, слушая мирные гудки, раздававшиеся из трубки, и косясь на Руслана, который развалился в кресле напротив и внимательно наблюдал за моим телефонством.

В принципе на этот счет можно было бы и не беспокоиться: полковник свое дело знал туго. В соответствии с разработанным планом, он должен был сразу после нашего убытия в ЗОНУ прокатиться в Липатове и организовать «подсадку» на телефонную пару Санала — лепшего кореша ныне усопшего Фомы. Это на тот случай, ежели кто из осведомителей Асланбековых в России сочтет необходимым проверить, действительно заложники звонят куда надо или маются дурью. И хотя для такого аса, как Шведов, данная пустяковина ничего не стоила, ничтожный процент провала все же имел место. Этот гадский процент всегда имеет место, даже в самых, казалось бы, беспроигрышных ситуациях, и пренебрегать им нельзя — в этом я неоднократно убеждался на личном опыте. Многие крутые ребята, которые пренебрегали, в моих воспоминаниях сейчас фигурируют не иначе, как с мрачной пометкой в скобках: УАЕД и ЦН…

— Слушаю! — раздался на том конце провода голос Барина. «Получилось! Получилось!» — ликующе крикнул кто-то у меня в голове. Украдкой облегченно выдохнув, я поинтересовался:

— Санал дома?

— Дома, дома! — обрадованно воскликнул Барин. — Где же ему быть еще… Как сам?

— Бывало и получше, — пожаловался я. — Позови Санала — поболтать надо.

Спустя несколько секунд я уже разыгрывал перед Русланом бытовую сцену общения двух закадычных друзей-бандитов, один из которых намертво сел в лужу, но изо всех сил тужится сохранить достоинство, убеждая второго, что, в общем-то, ничего страшного не случилось — прорвемся.

— Они че там — совсем е…нулись? — деланно раздражился полковник, выслушав всю информацию. — По двести штук с носа?! Ты им сказал, что они трупы? Что пусть лучше в нашу губернию больше не суются, бля?! Сказал?

— На части порвут — «мама» крикнуть не успеешь, — проинформировал я абонента. — Тебя бы сюда! Я бы поглядел, как бы ты тут запел! Короче, если через десять дней бабок не будет — расстреляют…

— Ну и где я вам такие бабки за декаду отгрохаю? — поинтересовался Шведов после продолжительной паузы. — Восемьсот штук… Ха! Во, бля, деятели! Ну вы даете…

— Пойди к нашему нотариусу, оформи доверенности, — посоветовал я. — Продавай, на хер, тачки, дома — сейчас это не главное. Будем живы — заработаем (Руслан одобрительно покивал головой — сатрапы любят, когда их цитируют). И не Восемьсот штук, а восемьсот пятьдесят…

— С чего это? — удивился «Санал». — Ты ж сказал — по двести с рыла?

— С Вовца — двести пятьдесят, — пояснил я. — За гнилой базар (Руслан довольно хмыкнул и погладил себя по животу — ай да я, мол, юморист!).

— Не понял?! — вторично удивился «Санал». — Чего-то ты гонишь?

— Он давеча хвастался, что самый богатый, — сдал я Вовца. — Что бабок у него — тьма. Ну и… Вот.

— Прид-дурок! — сурово заключил полковник. — Приедет, я ему еб…льник набью, пидеру! От чмо, а! Нет, ты посмотри… Слышь — ну а как я вашим родичам все объясню? Может, позвоните им, сами скажете? А то я припрусь, бля, и выдам: «Здрасьте вам! Отдавайте ваши хоромы…» А?

— Не-а, не стоит, — мрачно выдавил я. — Ну как мы будем с ними разговаривать? Стыдно — такое западло… Нет, ты у нас умный — давай как-нибудь сам. А мы тебе по гроб обязаны будем — ты ж только вытащи нас отсюда!

— Ладно, будем думать, — пообещал полковник. — Будем думать… Когда и где?

— Когда и где будет обмен? — поинтересовался я у Руслана.

— Скажем, — Руслан сделал неопределенный жест рукой. — Пусть сначала соберет бабки, потом договоримся насчет условий. Но смотри, десять дней! Это максимум. Через неделю перезвонишь — спросишь, как дела, а там видно будет.

— Я потом тебе перезвоню, — сообщил я полковнику. — Дней через пять-шесть. А когда уже бабки соберешь — там видно будет.

— Не нравится мне это, — досадливо пробубнил полковник. — Ой не нравится… Не конкретные пацаны! И вообще я никак в толк не возьму тут: ну какого фуя вы с ними связались?! Ну не дебилы, а?

— Можно подумать, я с этого тащусь! — огрызнулся я. — Че уж щас — поздно… Ты это — добазарься с Кентом, пусть поможет. Пусть с тобой на обмен прикатит со своими пацанами, при стволах. А то как бы не «кинули» при обмене-то… — Я опасливо покосился на Руслана — он только саркастически ухмыльнулся и покачал головою.

— Когда бабки достану, тогда и поговорим, — недовольно ответил Шведов, давая понять, чтобы я не слишком резвился. — Пока че зря языком молоть? Насчет пацанов с «волынами» — всегда успеется. Это не проблема. Вы там смотрите, не балуйте.

— Ага, — согласился я. — Обязательно. Ну, бывай, братуха…

…Поселили нас в небольшом домишке, в глухом закрытом дворике, который, в свою очередь, размещался в глубине огромного двора усадьбы Руслана. Каменный забор высотой три метра, по верху тянутся кольца «егозы» в один пакет — перемахнуть проблематично, изрежешься до костей. А и перемахнешь — тотчас же сработает емкостная система обнаружения, нити которой натянуты между кольцами «егозы».[11] В заборе — железная калитка, а у калитки той — небольшая деревянная беседка для двух часовых, в задачу которых входит сидеть за столом шесть часов подряд и наблюдать за пленными.

Сидят часовые за столом, на столе — ТА-572, провод от которого убегает в стену, а на столбе, поддерживающем крышу беседки, пришпандорена большущая красная кнопка тревожной сигнализации. Если вдруг что — шлёп по кнопке, и через двадцать секунд тут будет дежурное подразделение — пятнадцать ловких хлопцев, вооруженных до зубов. В общем, маленький концлагерек для ограниченного контингента, угодившего в цепкие лапы клана Асланбековых.

Для чего такие меры предосторожности? Казалось бы, ну куда, на хер, денутся пленные из чеченского села, в котором проживает по меньшей мере двести боевиков, а остальные жители заочно являются для любого нечеченца врагами? Даже если кому-то удастся каким-то невероятным образом удрать отсюда, через полчаса после обнаружения пропажи его будет ловить вся Ичкерия, — неоднократно проверено на практике. И обязательно ведь поймают — цивильному гражданину, изнеженному прелестями цивилизации, трудно спрятаться в незнакомых диких горах, где аборигенам известен каждый камушек, каждая тропинка. А нецивильных в заложники не берут, потому как толку от них, как правило, никакого, а неприятностей — куча. Мы — исключение. Ловко прикинулись детьми асфальта — никто пока не раскусил…

Так вот, все эти меры предосторожности, как оказалось. Вполне оправданны и продиктованы печальным опытом из практики Рустика Асланбекова.

Восемь месяцев назад забора с «егозой» и емкостными датчиками не было и в помине. Не было также и сторожки с парным суточным постом в четыре смены. Отловленные заложники жили в летней кухне, расположенной во дворе, и никто и специально не охранял — и без этого за каждым движением «неверных» следили десятки пар враждебных глаз домочадцев

Руслана и его приближенных, кроме того, во дворе Русланова дома всегда торчал кто-то из его людей при оружии — на всякий пожарный.

Однако правильно гласит народная мудрость: на всякую старуху бывает проруха. Угораздило как-то раз Руслана прихватить на российской земле одного хилого на вид «нового», за которого он надеялся получить солидный выкуп. А «новый» оказался старой закваски: в одну ненастную ночь благополучно смылся и пропал — как в воду канул.

Но самое обидное не в этом — смылся так смылся — нового «нового» поймаем… Только заложник попался какой-то некачественный, с явно выраженной предрасположенностью к прогрессирующей клептомании. За время вынужденного безделья он ухитрился всесторонне изучить расположение апартаментов хозяина — наверно, не раз звонил по одному из многочисленных телефонов своим коллегам, торопя их с выкупом. Изучил, запомнил, — срисовал, короче. И перед тем как удрать, во мраке ночи забрался хищно в дом «благодетеля», вскрыл его персональный сейф (ай, маладэць, бляд!!!), утащив из штанов Руслана ключи, и выгреб всю наличку ни много ни мало на сумму в шестьсот пятьдесят штук баксов! Вот так ни фуя себе — получили выкуп (а выкуп просили — четыреста штук)… Так и пропал бесследно с деньгами хилый на вид мужичонка — и семафорная почта не помогла…

На этом, однако, история не закончилась. Вредный «новый» изъят был из Краснодарского края. Так вот, вскоре после его неприятного исчезновения в славном городе Краснодаре местные крутые вроде бы ни с того ни с сего принялись активно изничтожать чеченское семя, не вдаваясь в подробности: чечен — получи! По всей видимости, парниша имел некоторый авторитет в определенных кругах, а патологической склонности к всепрощению не имел. Вот как оно вышло-то…

С тех пор, неукоснительно следуя принципу «обжегшись на молоке, на воду дуют», Руслан возвел в своем дворе вышеупомянутый концлагерек, а личности всех кандидатов в заложники при помощи его российских сексотов предварительно изучаются не хуже, чем, скажем, параметры претендентов в отряд космонавтов…

Вот такую занимательную историю нам поведал в первый же вечер пребывания в плену тутошний завсегдатай майор ФСБ Игорь Братский, чрезвычайно обрадовавшийся обретению приятной компании.

Майор мне понравился с первой же минуты знакомства. Знаете, бывает такой тип людей, которые располагают к себе каждого встречного: этакие всепогодные обаяшки, способные в рекордные сроки затащить в постель самую несговорчивую даму и выпросить внеочередной отпуск у любого начальника, внешне одержимого самой лютой формой социопатии и пиплофобии (то бишь — человеконенавистничества). Вот-вот, Братский как раз принадлежал к данной категории. Был он рус, упитан и розовощек, имел равномерный загар приморского оттенка, беспрестанно лучился обворожительной белозубой улыбкой (нохчи за суетой как-то не удосужились выбить зубы) и, слушая кого-то, весь обращался во внимание — независимо от характера подаваемой информации — ну разве что рот не разевал от усердия. Сами понимаете — любому собеседнику такое отношение чрезвычайно льстит: в наше время трудно найти благодарного слушателя, если ты не Юрий Шевчук или Задорнов (не тот, что в Думе, а который на эстраде). Наверно, в ФСБ специально культивируют таких вот обаянчиков — в иных структурах силового характера они встречаются чрезвычайно редко. Вот, например, все мои прежние знакомые по войскам, сколько помню, страшно прямолинейные, грубые и в нестандартных ситуациях, как правило, норовят без «базара» влупить собеседнику по черепу, а при случае и ногой. И члены моей команды мало чем отличаются — специфика производства такая. Так что майор, сами понимаете, здорово выигрывал в этом плане на фоне склонного к хроническому киллеризму вечно голодного Лося, отпетого хулигана Джо и конченого негодяя Мента. Вот только глаза у него были немного не того… Нет-нет, бельма там не было и в помине, и катаракты тоже. Глаза у Братского были холодные, одновременно шалые и какие-то чересчур умные. Как будто он знал неизмеримо больше, чем положено знать сотруднику ФСБ его ранга, но вынужден был тщательно скрывать это от остальных. А еще такие глаза бывают у буйнопомешанных в краткие периоды передышки между припадками… Но, с Другой стороны, от человека, который столько времени проторчал в плену и неоднократно подвергался риску быть расстрелянным под горячую руку своенравными нохчами, трудно было требовать нормального выражения глаз.

Братский парился здесь вот уже второй месяц и начал было звереть со скуки — по вечерам громко орал похабные песни из репертуара Круга и завывал наподобие волка, пугая часовых, которые обещали его за такие штуки пристрелить вне графика. По графику Игорька должны были вывести в расход еще две недели назад: его начальство всячески затягивало переговоры и не могло собрать требуемую бандитами сумму — триста тысяч долларов. Чрезвычайно тормозило развитие процесса то обстоятельство, что переговоры велись неофициально: ну не может могущественное ведомство торговаться с бандитами! А потому торговались втихаря и тянули резину…

— Ну и когда теперь тебя расстреляют? — вежливо поинтересовался я, когда наш коллега по несчастью утолил первую жажду общения и на некоторое время примолк.

— Не говорят, — Игорь неопределенно пожал плечами. — Да мне уж глубоко до лампочки. Мне уже не важно, отпустят или расстреляют — лишь бы побыстрее все кончилось. Наостое…ло все тут — мочи нет…

В плен Братский угодил обычным порядком: приехал в Грозный под благовидной легендой — расследовать какие-то махинации наших чиновников — и встретил на базаре знакомого чеченца, который был в курсе, кто он есть на самом деле. А дальше все пошло по накатанному сценарию. Ночью ворвались в гостиничный номер товарищи в масках, скрутили, утащили и предъявили обвинение в шпионаже в пользу имперско-реваншистской России. И выдвинули альтернативу: либо через две недели к трем столбам под черным крепом на центральной площади, либо триста штук баксов — тоже через две недели. Игорь долго думать не стал и к утру уже обживал пустующий по случаю концлагерь семейства Асланбековых. Грустная история, что и говорить…

Выяснилось также, что в том гадском доброводском кабаке, толкнувшись наугад в поисках «крутого чечена», мы, сами того не ведая, угодили точно по адресу. В семействе Асланбековых именно Руслан заведовал отловом и содержанием заложников, а также утряской всех вопросов по части выкупа. Хотя, если не вдаваться в подробности, мы в любом случае угодили бы в одну компанию с майором, как того желал славный парень Зелимхан, стремясь к наиболее популярному среди чеченцев обоснованию грядущей резни (происки российских спецслужб, несомненно!), уже лишь только потому, что все отловленные заложники содержались в усадьбе Руслана.

Таким образом, пока все шло очень гладко, без сучка и задоринки, что само по себе должно было радовать любого индивида, склонного к быстрой и результативной работе. Меня, однако, эта гладкость слегка настораживала. Не люблю, знаете ли плавных и безболезненных операций. Когда успех достается тебе с потом и кровью, ценой зверских усилий и полного напряжения сил, это вполне закономерно: ты пашешь и получаешь результат. А когда результат вырисовывается вроде бы сам по себе, при незначительном старании, это всегда означает, что где-то на определенном этапе предприятия тебя ожидает какой-нибудь нехороший сюрприз. Сколько себя помню, я всегда занимался такими вот предприятиями — исключений пока не было…

Глава 7

«Время в плену тянется медленно. Каждая секунда кажется вечностью, каждый час наполнен мучительной жаждой долгожданного избавления…» Когда я в юношестве читал приключенческие романы, там главные герои, по недомыслию угодившие в плен, примерно таким вот образом характеризовали свое вынужденное бездействие. Типа того, что они страшно мучаются из-за невозможности бороться за справедливость и мочить злодеев напра-налево и с невыразимым томлением ждут, когда же судьба подбросит им на блюдечке какой-нибудь подходящий шанец, чтобы чудесным образом освободиться и надрать задницу вышеуказанным злодеям.

Увы, под определение книжных рыцарей мы не попадали: авторы приключенческих романов с презрением отодвинули бы нас в сторонку, как явно бракованных геройчиков, не соблюдающих каноны беллетристики.

Время летело быстро. Мы попивали пивко и вволю жрали хорошие продукты — спасибо щедрому Руслану, не скупившемуся на содержание «дорогих» гостей. Пожрем, попьем, в картишки перекинемся, на отжимания, — пустим по кругу анекдоты не первой свежести, а когда надоест ржать в три горла, завалимся спать без задних ног. Спать мы все мастера.

Никакого чудесного избавления мы все, включая майора ФСБ, не ожидали: это только в романах так бывает, что судьба поиздевается слегка над главным героем, а потом бросает ему толстенный канат, по которому можно выкарабкаться в основной контекст. Каждый из нас прекрасно знал, что избавление зависит от нас самих.

Несмотря на вынужденную изоляцию, нам удалось сносно организовать сбор информации, касающейся интересующих нас особей. Уже к исходу третьих суток пребывания в плену я владел достаточным арсеналом данных для того, чтобы приступить к осуществлению разработанного Шведовым «Деликатеса». Успешному сбору информации способствовал ряд неожиданных факторов, которые привнесли некоторое оживление в наши «безрадостные и унылые» будни.

Во-первых, Игорь Братский оказался настоящим профессионалом своего дела. Даже перед лицом перспективы грядущего расстрела, пребывая в состоянии полной неопределенности по поводу своей дальнейшей судьбы, этот парниша умудрился собрать кучу полезной информации, беседуя с часовыми дневных смен (ночные смены его недолюбливали за скверное поведение, выражавшееся в матерщинных песнях и волчьем вое).

В процессе этих бесед он мастерски играл на склонности горцев к тотальной похвальбе и желании показать свою значимость: они ему выбалтывали все нюансы жизни и деятельности банды Асланбековых. «Кололись», как на допросе у искусного следака, и совершенно, прошу заметить, добровольно.

Игорь выложил нам большую часть того, что ему удалось здесь разузнать, в первый же вечер нашего совместного пребывания. На следующий день мы с Джо устроили ему перекрестный допрос и к обеду высосали еще массу дополнительных параметров.

Для чего приговоренный к смерти фээсбэшник занимался целый месяц сбором сведений, которые ему наверняка не пригодилась бы даже в случае благоприятного решения вопроса о его выкупе, остается только догадываться. Мы тактично не стали интересоваться этой стороной его жизнедеятельности, а он, в свою очередь (вот ведь хитрющий чекист попался!), моментально раскусив, что мы не те, за кого себя выдаем, сделал вид, что его это не касается.

Почему я пришел к выводу, что Братский нас «расколол»? Ну, это очень просто, дорогие мои. Это по породу «во-вторых»…

Во-вторых, нам удалось с его же подачи организовать круглосуточное наблюдение как за хоромами Руслана (что нам не очень-то и пригодилось), так и за подворьем главаря банды — Салаутдина Асланбекова (что, сами понимаете, нам было очень на руку!).

На второй день, после плотного обеда, когда все примостились чуток вздремнуть. Братский пригласил меня на кухню: маленькую комнатку, отделенную от общего зала тонкой дощатой перегородкой и, заговорщицки подмигнув, поинтересовался:

— На экскурсию не желаешь?

Вообще-то я с детства люблю экскурсии. Особенно такие, в процессе которых в меня не стреляют и нет необходимости смотреть до рези в глазах под ноги, чтобы не напороться на растяжку, хитро замаскированную в траве. А потому я ответил:

— Можно. Шампанское и женщины будут?

— Нет, не будут, — огорчил меня Игорь. — Будет семейство Асланбековых и хорошее домашнее вино — визуально. Ну так что?

— Уболтал, языкастый, — согласился я. — Поехали. Далеко ехать не пришлось. Игорь влез на стол, отодвинул в сторону две доски потолочного перекрытия и сноровисто вскарабкался на чердак.

— Давай, полезай за мной, — распорядился он. — Только аккуратно — доски тут больно хлипкие.

На чердаке было темно и пыльно. Внутренность чердачного пространства освещали всего лишь два тонких лучика света, пробивавшихся через отверстия, проверченные в шиферных скатах крыши.

Пригласив меня к одному из отверстий, Игорь порекомендовал:

— Посмотри-ка…

Я посмотрел — для этого мне пришлось сесть на настил в позе лотоса — и чрезвычайно обрадовался: просматривалась большая часть основного двора поместья Руслана: крыльцо, огромный гараж, незначительный фрагмент распашных ворот и два окна в фасаде здания.

— Ночью, когда в доме включают свет, видно, что творится в большой комнате — в зале, — прокомментировал Игорь. — Они шторы не занавешивают — не от кого таиться… Теперь посмотри сюда, — Братский указал на отверстие в противоположном скате крыши — в голосе его я уловил тщательно скрываемое торжество.

Прильнув ко второму отверстию, я замер и осторожно стравил лишний воздух, скопившийся в легких. Я всегда так делаю — чисто автоматически, — когда собираюсь нажать на спусковой крючок или обнаруживаю врага в том месте, где его вроде бы быть не должно.

Прямо передо мной — метрах в двадцати — располагалась обширная веранда — терраса, увитая слегка побуревшими лозами винограда. А на веранде мирно обедали четверо очень даже симпатичных мужиков — здоровенных и породистых, с аккуратно подстриженными бородками и хорошими прическами. Но симпатичными эти мужики показались мне вовсе не из-за парикмахерских выкрутас и завидной антропометрии, пусть некоторая часть читателей определенной ориентации не шибко-то радуется по поводу этой оговорки!

За большим прямоугольным столом вольготно сидели товарищи, с которыми я не так давно успел очень хорошо познакомиться, правда, в одностороннем порядке и заочно: два брата Салаутдина и его младший племянник. Возглавлял застолье сам Асланбеков-старший.

— Вот так ни фуя себе… — не сдержавшись, шепотом пробормотал я и вытер мгновенно вспотевший лоб. — Это что ж…

— Усадьба главы клана соседствует с подворьем Руслана, — поспешил пояснить Игорь. — А наши апартаменты аккурат в дальнем углу двора. Ну а дальше — дело техники. Эти ребята проводят на веранде много времени — я наблюдал от нечего делать. Едят, пьют, совещаются… Можно организовать круглосуточное наблюдение: когда темнеет, на веранде зажигают свет — все видно. Ну как?

Что «как»? Разумеется, это подарок, о котором я даже и мечтать не смел! Только за каким сморщенным пенисом, спрашивается, обычному среднестатистическому крутому, не страдающему избытком мозговых извилин, в ожидании обязательного выкупа организовывать круглосуточное наблюдение за главарями банды-похитительницы?

— Зачем? — Не оборачиваясь к Братскому, я равнодушно пожал плечами и спросил:

— Каким боком нам эти уроды?

— Ну мало ли… — Игорь многозначительно хмыкнул. — Может, пригодятся для чего…

— Может, и пригодятся, — согласился я, поворачиваясь к Братскому и пытаясь рассмотреть его глаза, что в чердачном полумраке оказалось делом неперспективным. — Ты за кого нас принимаешь, Игорек?

— Не надо напрягаться, Фома, — посоветовал Братский. — Мне глубоко до лампочки, кто вы такие. Просто я подумал, что нелишне будет знать, чем эти ребята тут занимаются. Вдруг они какую-нибудь бяку захотят сделать? А если вести непрерывное наблюдение, можно, по крайней мере, вовремя отреагировать…

— Какую бяку? — деланно удивился я. — Чего уж хуже может быть — в плен взяли и кучу бабок состригли! Разве что расстрелять под горячую руку? Так невыгодно им это. Вот при обмене — там да. Там надо будет уши торчком держать, чтобы не кинули да второй раз не заставили платить. А пока…

— Ну и хрен с вами, — вроде бы легкомысленно заявил Братский. — Наше дело предложить, ваше — отказаться. Не хочешь — я буду сам периодически лазать сюда и поглядывать. Делать все равно нечего — а так хоть какое-то занятие. А вам если облом — можете дрыхнуть целыми днями.

— Да нет — отчего же, — я лениво зевнул и почесал затылок. — Дело не хлопотное. Может, и действительно пригодится. Правильно ты сказал — все равно балду парим. А так, глядишь, время быстрее пролетит… — Таким вот образом мы с Братским заключили негласный договор о взаимной недогадливости. Он согласился считать нас среднестатистическими бандитами, по хилости ума угодившими в плен, а мы не стали докапываться, зачем обычному следователю ФСБ, пребывающему на грани жизни и смерти, заниматься сбором разведданных, которые в большей степени могут пригодиться даже и не органам безопасности, а таким ушлым ребятам, как дядя Толя Шведов.

Чтобы слегка поддержать соответствующий легенде имидж и не сдаваться Братскому с потрохами, я сразу же туманно пояснил своим «подельщикам», что таковое наблюдение необходимо для «высекания» какого-то важного гипотетического груза, который в любой момент может чудесным образом возникнуть как в той, так и в другой усадьбе.

— А на фуя он нам тута нужен, этот груз? — вяло подыграл мне Джо, углубленно ковыряясь грязным мизинцем в носу и кося на фээсбэшника ленивым взором. — Мы ж с ним, один хер, ниче сделать не сможем! Даже если бы не было вертухаев, — Джо кивнул за окно, где в беседке дремали наши часовые, — через забор полезешь — все очко располосуешь! А потом эти нитки тама у них — сразу кипеж подымется… Не, че-то я не врублюсь, как ты собираешься с этим грузом барахтаться.

— Да при чем здесь очко! — включился Мент. — При чем здесь нитки! Может, получится слинять отсюда и бабки не давать? Ты это имел в виду, Фома?

— Что-то типа этого, — согласился я. — Но насчет груза — это серьезно. Надо смотреть в оба. Если вдруг что — я Саналу по телефону шепну, — при следующем разе, когда будем насчет выкупа болтать. А он разберется…

Придя к консенсусу, мы разработали график, в соответствии с которым на чердаке круглосуточно кто-то торчал и следил попеременно за обоими подворьями. Облегчалось данное мероприятие тем, что часовые никогда не заходили в наше жилище — незачем было. Нас строили для проверки три раза в сутки: утром, в обед и вечером. Ночью, когда происходила смена, часовые светили через окно фонариком, чтобы удостовериться, что пять тел пребывают в сохранности и никуда не улетучились. Поскольку нохчи в вопросах организации службы педантичны, как немцы, смена производилась всегда в одно и то же время. Тому из нас, кто нес ночное дежурство на чердаке, оставалось лишь не прозевать и вовремя спуститься, чтобы притвориться спящим.

В процессе наблюдения удалось выяснить некоторые подробности жизни клана Асланбековых, каковые (подробности) даже при поверхностном анализе легко складывались в стройную систему, обещавшую пригодиться в ходе осуществления нашего предприятия.

Дом Салаутдина, помимо основного его предназначения, выполнял функции штаба, а также великокняжеской приемной. Здесь постоянно сшивались какие-то темные личности, преимущественно вооруженные, которые решали с главой клана разнообразные вопросы, как личного, так и административного характера.

Обычно в таких случаях Салаутдин сидел в кресле посреди двора — наверно, начитался в детстве про князя под дубом — и царственно снисходил к просителям, величественным мановением монаршей длани разрешая их проблемы либо тем же мановением посылая «в» и «на» известное место — в зависимости от настроения. Когда на чердаке приходилось дежурить мне, я в некоторых случаях мог по отдельным, наиболее эмоциональным фрагментам диалогов определить, о чем идет речь.

К сожалению, когда в усадьбе Салаутдина собирались «основные», подслушать, о чем они толкуют, было сложно: «военные советы» по большей части происходили на террасе, крыша которой приглушала звуки речи, а присутствовавшие на данных «соберунчиках» эмоциональностью не отличались и разговаривали вполголоса.

Данное обстоятельство всякий раз вызывало у меня изрядную досаду — на каждом таком «военном совете» присутствовали как раз те лица, кто интересовал нас: четыре брата Салаутдина, двое его взрослых сыновей, трое племянников и еще двое каких-то важных родственников (об их ликвидации Зелимхан ничего не говорил).

Эти клановые совещания происходили ежедневно в десять ноль-ноль, — «основные» прибывали без опозданий, рассаживались за столом и докладывали о состоянии дел. Затем Салаутдин ставил задачи, ребята мирно пили чай, шутили-смеялись — верно, горный воздух и хорошая еда способствуют вечно приподнятому настроению — и расходились по своим делам.

Помимо наблюдения за «княжеским» подворьем, мы получили неожиданную возможность ознакомиться с некоторыми особенностями кланового жития в отдельно взятом административном районе Ичкерии. А наряду с этим были милостиво допущены к косвенному участию в варварской процедуре, сильно отдающей первобытнообщинным душком и отравившей мою легкоранимую душу самими мерзопакостными впечатлениями.

На второй день пребывания в «концлагере», через полчаса после экскурсии на чердак, Руслан потащил нас на экскурсию несколько иного характера. Данное мероприятие было обставлено племянником Салаутдина с таким флером загадочности и таинственности, что я невольно поразился способности детей гор облекать свою склонность к бахвальству в столь непредсказуемые формы.

Ну что, казалось бы, можно выдумать в родном селе, где каждый тебя знает как облупленного, а новости разлетаются с быстротой горного потока? Представьте себе, что в какой-нибудь Константиновке какой-нибудь среднестатистический Игнат приобрел дойную корову и решил, не будучи сильно с будуна, представить ее односельчанам в этаком необычном ракурсе: покрасил в ядовито-зеленый цвет, напялил на нее ОЗК,[12] водит по улицам и всем подряд по секрету сообщает, что данная корова является закамуфлированным статским советником или действительным членом-корреспондентом РАН. Ну и куда его упекут после такого выкидона?

В нашем случае дело обстояло примерно так же, только в качестве коровы выступали мы — всем гуртом. Нас поместили на заднее сиденье экспроприированного «Ниссана» — а впятером там, хочу заметить, не совсем удобно, — рядом с водилой важно восседал Руслан, а спереди и сзади имел место эскорт: два открытых «уазика», из которых вытарчивали по четыре до зубов вооруженных бойца стволами в небо. И в таком составе мы покатили по селу: осматривать достопримечательности.

Меня эта экскурсия поначалу было страшно встревожила: как я уже говорил, у вашего покорного слуги отсутствовали основания радоваться близкому общению с широким кругом местных жителей. Но вскоре выяснилось, что мои опасения были напрасными. Руслан останавливал кортеж у каждой лавки с аксакалами, выходил из машины и пространно пояснял, что он заполучил в полон не просто каких-то проходимцев без роду-племени, а важных государственных деятелей общероссийского масштаба (в некоторых случаях мы выступали в роли членов Совета Безопасности, но по большей части приходилось довольствоваться статусом обычных депутатов Госдумы). Что за деятели такие — страшный секрет, — но через них, то бишь нас, Руслан теперь может и будет влиять на формирование чечено-российских отношений. А как бы посмотреть на деятелей? Может, по телевизору кого видели — так щас моментом узнаем. Тпррру, Казбек, осади! Смотреть нельзя — секрет. Салаутдин — благоговейный тычок указательным пальцем в небо — за такие посмотрения головенку оторвет. А стекла сильно тонированные в «Ниссане», так что снаружи ни хрена не видно, кто же там есть в салоне…

Вот так, с шутками-прибаутками, мы за полтора часа объехали все Мехино и прилегающие окрестности. Братский откровенно скучал — широко зевал во весь рот и пытался вздремнуть на могучем Лосином плече.

— Меня уже вот так десятый раз возят, — пояснил он свое совсем нетрепетное отношение к показу достопримечательностей. — Депутатом Госдумы я был, представителем ООН — тоже, а пару раз выступал в роли американского диверсанта, отловленного при попытке организовать покушение на Салаутдина. Надоело…

Между делом Руслан рассказал и показал нам, на чем зиждется процветание могучего клана Асланбековых и почему Салаутдин должен вскорости непременно стать президентом Ичкерии. И хотя не следовало особенно доверять нашему «экскурсоводу», памятуя о патологической склонности тутошнего народа к некоторому преувеличению своих достижений, увиденное и услышанное меня вполне впечатлило.

В селе не было ни одной покосившейся лачуги: все дома, как на подбор, лажены из новехонького кирпича, под черепичными и шиферными крышами, обнесены изящными, преимущественно металлическими, изгородями самых разнообразных конфигураций и выстроены как по ниточке — будто один военный архитектор равнял улицы. Все улицы аккуратно заасфальтированы и даже размечены в соответствии со стандартами ГОСТА! А между прочим, когда я проезжал здесь что-то около года назад, ничего подобного не было и в помине. Были глинобитные домишки, с некоторым вкраплением каменных построек, и бурая густая пыль на дорогах — на всем протяжении, вплоть до серебряного рудника, где некогда обитал славный горный орел Абдулла Бекаев (УАЕД). «После войны все заново отстроились, — похвастался Руслан. — У нас тут есть свой кирпичный завод. И бетонный завод есть, и асфальтный завод есть — мы все сами сделали. Сейчас я вам покажу…»

Посмотрели мы эти три завода — любо-дорого! Какой-то талантливый ворюга нахапал где-то оборудования европейского качества, поднял все это дело сюда, в горы, и смонтировал, как положено, по мировому стандарту. Все скрипит, шипит, жужжит — одним словом, работает.

— Сами монтажили! — горделиво пояснил Руслан, заметив, как у нас вытянулись лица при виде исправно функционирующих мини-предприятий. И счел нужным скромно добавить:

— Ну, итальянцы мало-мало помогали — Салаутдин нанимал… Кирпич и плиты всем раздавали бесплатно — сколько хочешь. Салаутдин щедрый…

Аэропорт, разумеется, Салаутдин не возводил — места тут, знаете ли, маловато для строительства такого уровня. Но взлетно-посадочную полосу действительно монтировал! Имели счастье полюбоваться: ровная как стрела трасса из бетонных плит — длиной пока что метров в триста.

А еще нам были представлены маленький, но богатый базар, не хуже грозненского, несколько магазинов с приемлемыми ценами, большая школа с просторным спортзалом, новая мечеть, телевизионный ретранслятор и ряд других достопримечательностей, совершенно неожиданных в этом некогда захолустном горном селе.

Однако жители села нигде не работают, ничего не производят и вообще не участвуют в каких-либо межотраслевых отношениях — даже хлеб сами не сеют, поскольку в данной местности это совершенно невозможно: на скальных склонах, как известно, злаки не произрастают. Откуда же дровишки?

— А экспроприации, — научно выразился Руслан и тут же пустился в пространные объяснения по поводу суровой необходимости, заставляющей гордых чеченских орлов заниматься столь рисковым занятием.

Ну что ж — все ясно. Банда Салаутдина денно и нощно занимается всеми доступными видами грабежа, а награбленное пускает в общий котел: вождь не скупится на благоустройство своего «гнезда».

Зелимхан был прав: попытка грозненских властей официально покарать Салаутдина выльется в кровопролитную межродовую войну с непредсказуемым финалом. Клан Асланбековых крепко обеспечивает своих вассалов всем необходимым, в самом Мехино и прилегающих селах царят достаток и железный порядок… Что еще нужно людям в нашу бардачную эпоху? Ретранслятор работает исправно, и в каждом доме — телевизор: все видят тотальную нищету, произвол и разгул преступности, царящие как в Ичкерии в частности, так и в Федерации в целом. А тут — этакая розочка благополучия на фоне беспросветного дерьма… Немудрено, что тутошние аборигены готовы Салаутдина со товарищи в попу целовать, и не захотят добровольно отказаться от налаженного бытия.

И никого не смущает, что этот славный парень убивает и грабит напра-налево: настоящий чеченский мужчина должен прежде всего обеспечить свою семью. Каким образом — его личные проблемы. Тут от века так было — это закон, а вовсе не нововведение, продиктованное суровыми условиями действительности…

Следующая «экскурсия», устроенная для нас гостеприимным Русланом, разительно отличалась от первой. Я бы назвал это скорее актом устрашения, нежели мероприятием познавательного характера, если бы не так хорошо знал повадки чеченцев. Мои боевые братья, кстати, да и фээсбэшник тоже, восприняли эту акцию именно в этом аспекте. Но все было гораздо проще: в этот раз Руслану взбрело в голову, пользуясь случаем, похвалиться перед нами железным порядком и строгостью нравов, царившими в данном удельном княжестве.

Через день после «секретной» демонстрации нас в качестве важных персон после обеда Руслан вновь запихал на заднее сиденье «Ниссана», и мы покатили на центральную площадь села.

В этот раз обошлось без почетного эскорта: на нас напялили наручники в положении «руки за спину» и пропустили через некое приспособление, похожее на гибкий велосипедный замок, сковав таким образом в единую «неразлучную» пятерку.

— А если удерем? — пошутил Джо, убедившись, что сопровождение отсутствует.

— Шутишь? — Руслан ухмыльнулся. — Ну куда вы на хер денетесь с подводной лодки?!

Действительно, деваться было некуда. Через двести метров «Ниссан» выкатил на окраину площади, которая была заполнена огромной толпой, изрядно разбавленной вооруженными гвардейцами Салаутдина, облаченными в новехонький камуфляж самых разных стандартов.

Посреди площади мрачно возвышался помост с диковинным сооружением: невысокой, чуть более человеческого роста стенкой, перед которой симметрично торчали три вертикальные толстые жердины. Или три тонких столбца — как хотите. Стенка была накрыта черным крепом, свешивавшимся по обеим сторонам помоста до самого асфальта.

— А-ха! — озадаченно протянул Джо. — Прям как в Грозном! Вы че — расстреливать кого-то будете?

— Ну зачем как в Грозном? — обиделся Руслан. — У нас что — своей головы нет, что ли? Это стандарт — по шариату так положено… А расстреливать не будем — некого пока.

— А что будете? — мрачно поинтересовался Братский.

— Сиди спокойно — увидишь, — пообещал Руслан и вышел из машины — пообщаться с «основными», расположившимися на некотором удалении от общей массы.

— Тут раньше что-то подобное было? — шепотом спросил я Братского, перегнувшись через мускулистую спину Джо.

— Пока я сидел — нет, — так же шепотом ответил чекист.

— Хорош, бляд, шиптат! — лениво вмешался водила, выразительно похлопав ладошкой по автомату, торчавшему промеж передних силушек. — Тывой смотры и афуивай, какой ми тут парьядак навол, бляд! Рот, на фуй, закрыл и малчыт, на фуй! А то…

— Все, все, братан! — примирительно пробормотал Мент. — Уже закрыл и молчит — без базара.

— Маладэць, бляд, — похвалил водила. — Смотры — вон пошел…

Толпа притихла и раздалась в стороны, образуя узкий коридор. По этому коридору шестеро гвардейцев Салаутдина вели к помосту двух человек. Когда они подошли поближе, я разглядел, что это женщина неопределенного возраста (лицо ее почти полностью закрывал низко повязанный черный платок) и молодой мужчина — практически юноша, едва вступивший в совершеннолетие.

И юноша и женщина были облачены в чистую, хорошо выглаженную одежду мрачных тонов — на голове у парня красовалась черная четырехугольная тюбетейка, чуть великоватая по размеру — она лезла ему на брови, и приговоренный (к чему?) ежесекундно поправлял свой строптивый головной убор скованными спереди руками.

— Чего они натворили-то? — болезненно поморщившись, поинтересовался Джо. — Угрохали кого?

— Син и мат, — хмуро пояснил водила, бросив через плечо неприязненный взгляд. — Атэц уехал — он ибалса мало-мало. Адын родстник паймаль…

Страницы: «« « 12345678 » ... »»