Тьма после рассвета Маринина Александра

© Алексеева М.А., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Елена Андреевна с огорчением смотрела на большой стол. Еще совсем недавно, каких-нибудь пару часов назад, до прихода гостей, стол был произведением искусства, даже блюда расставлялись с учетом сочетаемости цвета. Например, розетки с красной икрой ни в коем случае не должны были стоять рядом с селедочкой «под шубой»: светло-красное плохо смотрится рядом со свекольным бордо, и между ними непременно должно находиться что-нибудь светлое, скажем, слезящийся жирком балычок или осетринка горячего копчения. Стол был продуманным, нарядным и богатым, и Елена Андреевна Смелянская по праву гордилась своей репутацией хлебосольной и умелой хозяйки, любила принимать гостей и ловить на себе восхищенные взгляды участников застолья.

Сегодня пятнадцатая годовщина свадьбы, и по традиции они с мужем собирали тех, кто когда-то присутствовал на их бракосочетании. Жених был постарше, гости с его стороны – в основном товарищи по работе да парочка бывших однокурсников, а молоденькая невеста пригласила задушевных подружек. Со временем отношения с теми подружками остыли и распались, осталась только одна, одноклассница Танюша, и ее Елена Андреевна звала в гости каждый год. Карьера мужа, да и самой Елены, шла в гору быстро, товарищи-коллеги тоже становились солиднее, на месте не сидели, и с каждым годом Танюшка со своим семейством смотрелась в этой компании все более и более инородным телом. Елена это видела, но ей даже в голову не приходило, что можно не позвать подругу на годовщину. Во-первых, Татьяна – очаровательная женщина, и Михаил Филиппович, начальник управления в Минторге, без пяти минут заместитель министра, совершенно теряет голову и откровенно флиртует с ней, невзирая на присутствие Таниного мужа. Елена даже подозревала, что и в гости-то к ним он приезжает исключительно в надежде повидаться с подружкой хозяйки. Слабость к ней питает. Во-вторых, дружат их дети: Сережа, сын Смелянских, и Аленка, дочка Татьяны и Олега Муляр. Аленка на год младше Сережи, но девочка умненькая, начитанная, и подросткам вместе интересно. Елена даже подозревала, что ее сын немножко влюблен. Рановато ему еще, конечно, всего тринадцать, хотя через пару месяцев уже четырнадцать исполнится… Подростковые влюбленности – чушь собачья, не нужно обращать внимание, тем более девочка приличная, из хорошей семьи: Танюша – художница, работает в крупном издательстве детской литературы, сказки и всякие там приключения Незнайки оформляет рисунками, ее муж Олег – научный сотрудник в каком-то институте, занимается не то химической физикой, не то физической химией, Смелянская разницы не понимала, в тонкостях не разбиралась и потому никак не могла правильно запомнить. В такой семье не может вырасти девочка, которая научит Сережу плохому, правда же?

Когда Елена и Владимир вступали в брак в 1967 году, им даже в голову не приходило, что спустя много лет 10 ноября станет чуть ли не всенародным праздником. Эта дата считалась Днем советской милиции с начала шестидесятых, но была самым обычным профессиональным праздником вроде Дня строителя, Дня медика или Дня сталевара. О таких датах помнят, как правило, только непосредственно причастные представители той или иной профессии. Кто же мог знать, что однажды на всю страну прогремит такой концерт в честь Дня милиции, после которого люди постараются не занимать вечер 10 ноября никакими делами, чтобы спокойно посидеть перед телевизором и полюбоваться на любимых артистов. О том, чтобы перенести дату празднования, Елена даже думать не хотела, но сочла, что если звать гостей к половине седьмого, то за время трансляции первого отделения можно хорошенько закусить и выпить, сказав все положенные тосты, а дальше уже кто захочет – будет поглядывать в экран телевизора, а кому неинтересно – просто пообщаются. Тем более на кухне теперь стоит второй телевизор, маленький: недавно вошло в моду в среде обеспеченных людей «с возможностями». Все равно в первом отделении только навязший в зубах официоз, классика, народное и просоветское; самое вкусное бывает во втором отделении: модная эстрада и остроязычные юмористы.

Кто ж мог знать, что в этом году концерта не будет… С самого утра по телику симфонический оркестр играет минорную музыку. Кто-то из властной верхушки умер, наверное. Но кто именно – пока не сообщают. Гости приехали вовремя, все собрались, кроме Михаила Филипповича. Лица у всех напряженные, растерянные. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: раз не сообщают ничего, значит, скончался САМ. И главный вопрос: кто будет после него? К чему готовиться?

Расселись за столом, вяло проговорили какие-то обязательные слова в честь крепкого семейного союза Владимира и Елены Смелянских, начали нервно жевать, запихивая в себя все подряд, не смакуя, не разбирая вкуса. И никаких восторженных комплиментов хозяйке, которая, между прочим, с шести утра на ногах, не вылезала из кухни, занимаясь пирогами, мясом, рыбой, нарезая многочисленные изысканные салаты, украшая каждое блюдо цветочками и листочками, тщательно вырезанными из разноцветных сырых овощей. Никаких предварительных заготовок накануне, все должно быть свежайшим, сегодняшним.

В итоге красоты стола хватило хорошо если на первые полчаса, после этого смотреть на разоренные фарфоровые блюда, салатницы и розетки стало противно. Елена бросила взгляд на сына Сережу, который о чем-то шептался с Аленой Муляр, и повернулась к сидящему рядом мужу.

– Надо убрать детей из-за стола, – негромко сказала она. – Все хотят поговорить, а дети уже большие, незачем им это слушать.

– Верно, – согласно кивнул Владимир Александрович, – еще в школе пересказывать начнут, не дай бог. Пусть идут в Сережину комнату.

– Нет, пусть вообще уйдут, – решительно произнесла Елена Андреевна. – Сережина комната может понадобиться.

– Для чего?

– А вдруг Михаил Филиппович все-таки приедет? Если кто и знает точно, то только он. Даже ты не знаешь, а ты, между прочим, в Мосгорисполкоме не последний человек. Если Михаил Филиппович так опаздывает, значит, у них срочное совещание. И именно по этому вопросу, – добавила она, понизив голос еще больше. – Тебе нужно будет место, чтобы с ним переговорить без посторонних ушей. Не на кухне же вам торчать, для чиновника такого уровня, как он, это недостойно.

Елена решительно поднялась, взяла стоявшее в центре стола блюдо, на котором грустили два последних пирожка: один, треугольный, с рисом и яйцом, другой, кругленький, с капустой.

– Принесу еще пирожков, – громко объявила она. – Дети, нужна ваша помощь.

Те послушно встали и проследовали за хозяйкой на кухню.

Кухня в квартире Смелянских была по меркам того времени поистине огромной: целых десять квадратных метров, места хватало и для рабочих поверхностей, и для круглого обеденного стола посередине. Сережа потянулся было к противню, на котором ровными рядами лежали румяные аппетитно пахнущие пирожки, и тут же отдернул руку и опасливо оглянулся на мать.

– Берите, берите, – улыбнулась Елена. – Возьмите пакетик и положите, сколько захочется. Самая вкусная еда всегда та, которую съедаешь на свежем воздухе. Чего вам тут сидеть? У нас скучные разговоры про работу, вам такое неинтересно. И накурено будет. Сходите в кино или просто погуляйте.

– А мама разрешит? – робко спросила Алена.

– Я ее уговорю, – пообещала Смелянская. – Вы пока набирайте себе походный паек, а я пойду к твоей маме и спрошу.

– Ура-а! – радостно закричал Сережа, а Аленка густо покраснела.

Елена вышла на длинную лоджию, тянущуюся вдоль кухни и гостиной. Как же им повезло с этой квартирой! В Москве, да, наверное, и во всей стране дома строят по типовым проектам, а тут проект был разработан специально для дома, в котором квартиры улучшенной планировки получат те, кого простые люди причисляют к небожителям: известные артисты, писатели, крупные руководители. Уж на что Смелянские не рядовые чиновники, но даже им пришлось задействовать все свои связи и возможности, чтобы добиться ордера. А сколько денег ушло на подарки и подношения для тех, от кого зависело решение вопроса, – даже вспомнить страшно. Лоджия, на которую можно было выйти и из кухни, и из гостиной, стала для Елены Андреевны предметом особой гордости. Она дошла до стеклянной двери, ведущей в комнату, постучала. Сидящая у двери Татьяна сразу увидела ее, повернула ручку, открыла. Правда, получилась лишь небольшая щель, потому что дверь открывалась вовнутрь и распахнуть ее было совершенно невозможно из-за стоящего вплотную солидного полукресла. Но для негромкого разговора вполне достаточно.

– Что случилось?

– Ничего, просто не хотела кричать через головы, – объяснила Елена.

Супруги Муляр к инициативе Елены отнеслись одобрительно.

– Конечно, пусть идут. Нечего детям делать за взрослым столом, – сказал Олег. – Мудрая ты, Ленка!

– А что у вас идет в ближайшем кинотеатре? – озабоченно спросила Татьяна. – Не «детям до шестнадцати»? А то ведь не пустят. Погода отвратительная, если в кино сидеть, то в самый раз, а гулять плохо.

– Так через две улицы есть детский кинотеатр, там только фильмы для детей и подростков. Мультики всякие, приключения, – успокоила ее Елена. – Мы же туда ребят водили, забыла?

– А, точно! Надо же, совсем из головы вылетело… Тогда ладно. Олег, пойди дай Аленке рубль на кино и на буфет.

– С ума сошла, – рассмеялась хозяйка дома. – Какие деньги? Я Сережке дам, пусть привыкает быть кавалером. А твоя пусть учится вести себя как настоящая девица и принимать знаки внимания. Сидите спокойно, угощайтесь, я сама их провожу.

Татьяна окинула глазами перспективу. Комната, конечно, просторная, но когда раздвинут длинный стол и вокруг него сидит полтора десятка взрослых людей, то встать и выйти, никого не беспокоя, могут максимум три человека. Всем остальным придется протискиваться и просить встать и пропустить. За многие годы в застолье у Смелянских сложились неписаные правила: за дальним торцом стола, спиной к окну, всегда сидел Михаил Филиппович, стоящий на чиновничьей лестнице выше всех присутствующих, рядом с ним справа – Татьяна Муляр, за ней – Олег. На противоположном конце, спиной к двери и прямо напротив шишки из Минторга, садился хозяин дома, Владимир Александрович Смелянский, справа от него – Елена. Сейчас место Михаила Филипповича – то самое солидное полукресло, мешавшее балконной двери открыться, – пустовало.

Н-да, выйти незаметно у Татьяны не получится.

– Проследи, чтобы Аленка шапку надела, – попросила она. – Этой дурище кто-то сказал, что у нее красивая толстая коса, так она теперь хочет всему миру ее демонстрировать и при каждом удобном случае старается шапку забыть.

– Не волнуйся, прослежу, – заверила ее Елена и вышла в прихожую.

Ребята уже почти собрались, Аленка стояла в простеньком дешевом пальтишке и, как и предвидела ее мать, без шапки, а Сережка натягивал старую невзрачную куртку, в которой обычно играл в футбол, хотя прямо перед его глазами висела отличная новая куртка, очень красивая, привезенная из Канады.

– Алена, надень шапку, холодно, – строго сказала Елена, пряча улыбку.

Девочка нехотя натянула синюю вязаную шапку с голубым помпоном. «Как можно так одевать ребенка? – подумала Смелянская. – Пальто желто-черное, шапочка синяя, цвета вообще не сочетаются. Все-таки Танюшка – художница, должен быть вкус. Ну да, вкуса-то у нее навалом, а вот возможностей совсем нет, что в магазинах продают – то и покупает. И никогда не пожалуется, не попросит помочь, а когда я сама предлагаю – отказывается. Вот ведь характер! Слава богу, мы своего сына можем одевать в хорошие вещи».

– Сережа, оденься прилично, – недовольно заметила она. – Ты же с девочкой идешь, а не мячик гонять. Надень канадскую куртку.

– Да ладно, мам…

Сын бросил на подружку невольный взгляд, и Елена поняла, о чем он думает. Аленка так плохо одета… Впрочем, и Танюшка, и ее муж тоже ходят черт знает в чем. Покупают то, что есть в магазинах, потому что на то, чего в магазинах нет, их зарплаты не хватает, а даже если бы и хватало – связей нужных нет. Похоже, Сережа и впрямь влюблен, раз думает о том, чтобы девочка не стеснялась своего нищенского вида. Ну ладно, благородство в парнишке – совсем неплохо. Елена протянула сыну зеленую трехрублевую купюру.

– Держи. Угости Аленку в буфете, купи сок, пирожные, что там еще есть…

Она открыла дверь, и в этот момент разъехались двери лифта и появился Михаил Филиппович. Лицо строгое, озабоченное. Дети тут же нырнули в кабину, а Елена занялась гостем.

– Мы вас заждались, боялись, что вы уже не придете, – заворковала Смелянская. – Наверное, важное совещание?

Михаил Филиппович был единственным из гостей, к кому и она, и ее муж обращались на «вы». Еще пятнадцать лет назад этот человек был начальником Владимира, и с тех пор, поднимаясь по служебной лестнице, он неизменно подтаскивал Смелянского чуть повыше, помогал встать на следующую ступеньку. Теперь он занимал высокую должность в Министерстве торговли, а своего доверенного подчиненного довел до контрольно-ревизионного управления в Мосгорисполкоме.

Прошло еще полчаса, и Елена с удовлетворением отметила, что решение она приняла правильное. Как только из-за стола исчезли подростки, обстановка разительно переменилась. Задымились сигареты, голоса стали возбужденными, постоянно звучали фамилии «Андропов» и «Черненко». Кто из них станет преемником, если подозрения подтвердятся и окажется, что Брежнев умер? Шансы у обоих примерно равные, а вот последствия избрания могут оказаться диаметрально противоположными. Или не могут? Андропова несколько месяцев назад убрали из КГБ и сделали секретарем ЦК, это что означало? Что его хотят оторвать от всесильного Комитета, чтобы он перестал воевать со Щелоковым, министром внутренних дел? Чтобы прекратил расследование преступлений бриллиантовой мафии, в которой активничает дочка Брежнева? Вместо Андропова Комитет возглавил некто Федорчук, слабый и безынициативный, послушный и туповатый, с ним справиться будет несложно, пока Щелоков в силе. Так все и думали, но теперь… А что, если Андропов встанет во главе государства? Какую политику он будет проводить? А если Черненко?

– Как думаете, усидит Щелоков? Или его спихнут?

– Теперь все отраслевое руководство начнут менять…

– Если Черненко придет, то не начнут…

– Андропов всех поменяет, у него на каждого руководителя воот такая толстенная папка с компроматом собрана…

– А кого на место Щелокова? Кого-то из его замов?

– Шансов нет, команду будут менять целиком, никто не удержится…

Елена привычно следила за тем, чтобы на столе сохранялась хотя бы видимость порядка, не зияли пустые места, не портили общий вид блюда и салатники, на которых почти ничего не осталось, подавала горячее, а в голове метались невеселые мысли. Что теперь будет с их достатком? Не рухнут ли возможности, не оборвутся ли связи, с помощью которых они имели все то, что было недоступно рядовым гражданам? Не прижмут ли ее мужа за злоупотребления, а ее саму – за хищения? Все было отлажено, все бесперебойно функционировало много лет, кругом стояли доверенные и проверенные люди… Брежнев и Щелоков так долго находились у власти, что, казалось, так будет вечно. Генеральный секретарь и министр внутренних дел – не просто друзья молодости, они – семья, и зять Брежнева Юрий Чурбанов, муж бриллиантовой королевы Галины Брежневой, получил непонятно за какие заслуги звание генерал-полковника внутренней службы и должность первого заместителя министра МВД. За каких-нибудь десять лет, благодаря удачной женитьбе, пролетел путь от полковника до генерал-полковника, это же надо! И ведь не стесняется, ничего не боится, потому что знает: защита крепка и непробиваема. У власти все было схвачено, все дырочки плотно закупорены. Никто почему-то не думал о переменах. Если придет Черненко, то не так страшно, а вот если Андропов… Ох, что же теперь будет? Усидит ли на своем месте муж, если начнут менять исполкомовские кадры? И сможет ли Михаил Филиппович по-прежнему поддерживать его и помогать?

– Вот так, Володя, – сурово припечатал Михаил Филиппович. – Но я тебе ничего не говорил.

– Конечно, конечно, – с готовностью закивал Смелянский. – Спасибо, что предупредили. Я вас не подведу.

– Надеюсь.

Комната у сына небольшая, но Елена, как всегда, оказалась права: разговаривать здесь удобно. Михаил Филиппович Прасолов развалился, откинувшись на спинку дивана-раскладушки, а Владимир Александрович пристроился на стуле за письменным столом, за которым Сережка делает уроки. Сидят лицом к лицу, беседуют тихонечко, никто им не мешает.

Михаил Филиппович похлопал себя по карману, вытащил пачку сигарет и тут же сунул обратно.

– Курите-курите, – угодливо захлопотал Смелянский.

– Нехорошо, здесь ребенок спит.

– Ничего страшного, проветрим. Я сейчас пепельницу…

– Да не надо, я в форточку. Или окно откроем, не так уж и холодно.

Прасолов встал около окна, распахнул его, прикурил и принялся оглядывать стены, увешанные плакатами и грамотами. Взгляд его задержался на красиво оформленной «Благодарности», вынесенной Сергею Смелянскому за участие в Первом Всесоюзном Дне бегуна.

– Тоже бежал? – с усмешкой заметил Михаил Филиппович, кивнув на вставленную в рамочку бумагу.

– А как же, – с гордостью подтвердил Владимир Александрович. – Его от школы направили как лучшего общественника. Благодарность лишней не будет, ему в январе четырнадцать исполнится, весной в комсомол вступать.

– Да брось, туда всех принимают, главное, чтобы приводов в милицию не было. Мог бы и не бежать ради этого.

– Нет уж, пусть в райкоме сразу увидят, что парень перспективный, с грамотами и благодарностями, возьмут на заметку. Чтобы к окончанию школы он уже был на виду. В МГИМО без этого не поступить, сами знаете.

– Ну, тоже верно, конечно, – вяло согласился Прасолов. – Ты молодец, на перспективу планируешь, заранее обдумываешь.

– Стараемся…

– Я, конечно, помогу, если к тому времени возможности останутся, но нужно, чтобы парень твой сам глупостей не наделал. Ты меня понимаешь?

– Само собой, Михаил Филиппович, – горячо откликнулся Смелянский. – Сережа умный мальчик, он ничего такого никогда…

– Все они умные до поры до времени, пока гормоны в голову не стукнут, – скривился Прасолов. – Твой, как я погляжу, уже за девочками ухлестывает. Смотри, Володька, заделает бэби кому-нибудь неподходящему – пролетит мимо института, загремит в армию, а там и в Афган.

– Да что вы! – заулыбался Владимир. – Это же Аленка, дочка Тани и Олега, ей всего двенадцать. Нет-нет, их дружба, как говорится, не из той оперы. Мальчик с девочкой дружил, мальчик дружбой дорожил…

Он внезапно согнал с лица улыбку.

– А насчет Афганистана – это вы серьезно? Даже при самом неблагоприятном раскладе Сереже до армии еще четыре года. Думаете, за четыре года оно не закончится?

– Этого никто не знает, Володя. Загадывать тут бессмысленно.

– Но власть же переменится…

– А мир вокруг нашей страны останется прежним, – жестко проговорил Михаил Филиппович. – Знаешь, какое самое главное правило выживания? Не надеяться на лучшее. И не рассчитывать, что обойдется.

Он внимательно посмотрел прямо в глаза Смелянскому и добавил:

– Во всех смыслах. И еще раз предупреждаю: то, что я тебе сегодня сказал, – только для твоих ушей. Даже Елене не говори. Но имей в виду и прими меры.

Татьяне Муляр становилось все более неуютно. Конечно, послушать разговоры о последствиях смены власти было интересно, но она то и дело ловила взгляды, бросаемые украдкой на нее и Олега. Они хоть и давние привычные участники ежегодного сборища, а все равно чужие. Не из этого круга. Татьяна, наделенная от природы интересом к тому, какими разными бывают люди, всегда с удовольствием приходила в гости к Смелянским. Слушала, смотрела, наблюдала, обдумывала. Обычно они со Смелянскими собирались узким кругом на две семьи с детьми, а годовщина свадьбы – единственное мероприятие, на котором у Татьяны была возможность лицезреть торгово-спекулянтский бомонд в расширенном, так сказать, составе. Разные характеры, разные типажи, разный темперамент – и все это отражалось и на внешности, и на манере двигаться и говорить. Создавая рисованные образы персонажей детских книг, Татьяна Муляр активно использовала собственные впечатления, полученные во время общения с людьми. Она не обольщалась, прекрасно понимая, что они с мужем смотрятся белыми воронами среди этих сытых, прекрасно одетых людей, обладающих должностями, дачами, машинами и импортной техникой, однако знала, что пятнадцать лет назад на свадьбе Ленки и Володи все они были примерно равны, Володькины коллеги еще не успели заматереть и навороваться, все веселились, танцевали, пели под гитару, хохотали до упаду, отчаянно флиртовали, а Володькин тогдашний начальник Михаил Филиппович оказывал Тане настолько недвусмысленные знаки внимания, что даже его драгоценная супруга не смогла не заметить. Олег тоже был на той свадьбе, они были еще не женаты, но уже все решили, поэтому пришли как почти официальная пара.

Сегодня все получилось иначе. Татьяна чувствовала, что они с Олегом – чужаки в компании людей, под которыми закачалась палуба. Им-то, Мулярам, опасаться нечего, кто бы ни пришел на смену дряхлому, выжившему из ума генсеку, детские издательства и научные институты будут продолжать работать как ни в чем не бывало. В минуты политических переломов те, кому есть, что терять, начинают люто ненавидеть тех, кому терять нечего.

– Пора бы нам уходить, – сказала она мужу. – Дождемся Аленку – и домой, ладно?

– Я бы еще послушал, – ответил Олег. – Крайне любопытные суждения высказываются. Валентин аверняка завтра же начнет писать аналитическую статью для нового выпуска, и то, что мы здесь слышим, может оказаться полезным для него.

Он взглянул на часы и приподнял брови.

– А где это наши отпрыски загулялись? Уже почти десять.

– В кино, наверное, сидят. Скоро придут.

– И будут возвращаться одни в такую темень? Зря ты отпустила Аленку, не надо было. Хотя… – Он задумчиво пожевал губами. – Если симфоническая музыка звучала весь день именно по той причине, которую все подозревают, то опасаться совершенно нечего. Наверняка милиция и доблестные чекисты тайком патрулируют весь город, мышь не проскочит. А здесь все-таки центр столицы, американское посольство рядом.

Голос Олега звучал спокойно и уверенно, однако Татьяна по одной ей известным признакам поняла, что муж все-таки волнуется. Девочке всего двенадцать лет… Но она ведь не одна, с ней Сережа.

– Я попробую узнать, когда заканчивается сеанс, и мы можем пойти их встретить, – предложила она.

– Мысль! – обрадовался Олег. – Давай.

Татьяна выбралась из-за стола, вышла в просторный холл, где возле тумбочки с телефоном стояло кресло, и принялась звонить в справочную, чтобы узнать номера, по которым можно позвонить в те два кинотеатра, которые находились ближе всего к дому Смелянских. Через четверть часа она озадаченно смотрела на бумажку, куда записывала телефоны, названия фильмов и время начала и окончания сеансов. В детском кинотеатре последний сеанс начался в 20.00 и закончился в 20.50. В другом же последний сеанс начался в 21.30, две серии, окончание в 23.25. Разве могли строгие билетерши пустить подростков на последний сеанс, который заканчивается так поздно? Если бы дети пришли со взрослыми – другое дело, но одних… Да и фильм с пометкой «детям до 16 лет вход запрещен». Нет, точно не пустили бы. Значит, ребята пошли на сборник мультфильмов, который закончился без десяти девять вечера. И где же они?

Сделав глубокий вдох, Татьяна медленно выдохнула, чтобы успокоить внезапно вспыхнувшую тревогу, и подошла к Елене, которая что-то увлеченно обсуждала с Жанной, хорошенькой артисткой, служившей в одном из самых знаменитых театров.

– Ленуся, как ты думаешь, в какое кино дети пошли? В детском сеанс давно закончился, а их все нет.

– Значит, что-нибудь взрослое смотрят, – пожала плечами Смелянская.

– Я звонила в кинотеатр, там идет фильм «детям до шестнадцати» и заканчивается в половине двенадцатого. Они не могли пойти на такой сеанс, они же маленькие. А еще какой-нибудь кинотеатр есть поблизости?

– Есть, но далековато, несколько остановок на троллейбусе. Тань, не дергайся, тебе все кажется, что они малыши совсем, а они уже достаточно большие, чтобы уехать хоть на другой конец Москвы. Наш Сережка вообще очень самостоятельный, ты же знаешь, я его в школу отвела один-единственный раз, первого сентября в первый класс, – и все. С тех пор один всюду ездит: и в школу, и в кружки свои. Он серьезный ответственный мальчик. Ой, да что я тебе рассказываю! Будто ты сама не знаешь, он же рос у тебя на глазах.

Татьяна выяснила все-таки название кинотеатра, куда нужно ехать на троллейбусе, снова позвонила в справочную, узнала номер телефона и через несколько минут, совершенно успокоенная, вернулась к мужу, рядом с которым уже восседал огромный Михаил Филиппович – груда жира, увенчанная головой с ежиком темных с проседью волос.

– Представляешь, они потащились на троллейбусе смотреть американский двухсерийный фильм про индейцев, – сказала она, обращаясь к Олегу. – Сеанс должен закончиться в двадцать два сорок.

– Это очень поздно, – заволновался муж. – Да им еще назад добираться, а транспорт вечером ходит редко. Ты уверена, что они там?

– Ну а где им еще быть? – улыбнулась Татьяна. – В двух ближайших кинотеатрах ничего подходящего нет. В детском сеанс вообще давно закончился, погода для гуляния неподходящая, они бы уже были дома.

– Сидят на лавочке и целуются, – цинично пошутил Михаил Филиппович. – Ромео и Джульетту пока никто не отменил.

– Ой, типун вам на язык! – со смехом отмахнулась Татьяна. – Олег, одевайся, поехали встречать ребят.

– Нет-нет, – неожиданно вмешался Прасолов, – давайте, Танечка, я вас отвезу, у меня же машина внизу. Олег может остаться здесь, а мы с вами съездим за детьми.

– А почему…

Она собралась было спросить, почему «мы с вами съездим», а Олег останется, но сообразила, что Михаил Филиппович, конечно же, имеет в виду служебную машину с водителем. То есть пассажирских мест всего четыре, дети и двое взрослых – это максимум, пятый человек не уместится. На самом деле практика показывала, что даже в «Запорожец» можно при желании утолкать больше пяти человек, но, наверное, для служебных машин правила более строгие.

– Я поеду? – Татьяна вопросительно посмотрела на Олега.

– Конечно. Спасибо вам, Михаил Филиппович.

– Да ну что ты, не за что. Дети – это святое, я же понимаю, у самого двое, правда, уже выросли.

Елена Андреевна отнеслась к их затее с явным неодобрением, но все равно угодливо улыбалась Прасолову, а Татьяне потихоньку шепнула:

– Не вздумай воспользоваться моментом. Нам нельзя портить отношения с его семьей, мы все от него зависим. Ты поняла?

Татьяна чуть не расхохоталась. Ну конечно, ее подруга Ленка всегда в самую первую очередь думает о выгоде, вот и решила, что Тане надоело наконец нищенское существование. Поди плохо иметь такого любовника, как начальник главка в Минторге, будущий заместитель министра!

Она надела пальто, накинула сверху тонкую шаль, красиво обмотав ее вокруг плеч и шеи, бросила взгляд в зеркало: нет, адюльтер – это не для нее, но, положа руку на сердце, выглядит она прелестно, даже искушенному глазу художника придраться не к чему.

В салоне черной «Волги» пахло новой кожей и мужским одеколоном. Тучный Прасолов занимал на заднем сиденье столько места, что Татьяна невольно подумала: «Если даже сейчас мне приходится сидеть почти вплотную к нему, то как же назад-то поедем, если рядом со мной будет сидеть кто-то из детей?»

– Танечка, через месяц у меня командировка в Японию. Я бы хотел что-нибудь привезти для тебя или для твоей дочки.

«Началось, – мелькнуло у нее в голове. – Соблазнительно попросить. Очень соблазнительно. Аленка крупная, рослая не по годам, полненькая, в магазинах детской одежды на нее днем с огнем ничего не найдешь, и ножка большая, детскую обувь такого размера почему-то не выпускают, а взрослые модели… Ну куда двенадцатилетней девочке носить то, в чем ходят взрослые тетки? Мрачно, скучно, да и не по возрасту. И дорого. Производство детской одежды государство хоть как-то дотирует, поэтому цены доступные, а одевать девочку в магазинах для взрослых – мы с Олегом в два счета по миру пойдем. Дети быстро растут, новую одежду и обувь приходится покупать каждые полгода-год. Через месяц… Середина декабря. Может, попросить зимнюю одежку какую-нибудь? Чтобы была легкой, теплой и красивой. Например, дубленочку. Пусть бы Аленка порадовалась! А расплачиваться как? Деньгами? Мы не потянем. Если только одолжить… Или не деньгами?»

– Я очень ценю ваше внимание, Михаил Филиппович, и очень благодарна за предложение, – осторожно произнесла она.

– Итак? Что бы ты хотела? Заказывай, не стесняйся.

– Можно, я подумаю? Мне что-то неспокойно за детей, все мысли только об этом. Не могу с ходу сообразить.

Татьяне показалось, что она вывернулась ловко и деликатно.

– Конечно, подумай. Время есть, еще целый месяц. Как надумаешь – позвони мне. Телефон мой запиши… Или нет, лучше дай мне свой номер, я сам позвоню через недельку-другую, а то знаю я тебя, скромницу, – ухмыльнулся Прасолов. – Постесняешься беспокоить большого начальника. Верно?

– Верно.

Прасолов нажал кнопку, включил лампочку на потолке, достал из внутреннего кармана записную книжку и ручку. Татьяна продиктовала номер. Разговор о телефонном звонке снова вернул ее мысли к Аленке и Сереже. Вот же паршивцы! Неужели так трудно было позвонить Смелянским и предупредить, что идут на длинный двухсерийный фильм? А еще лучше – спросить разрешения у родителей. Когда подростков отпускают в кино в семь вечера, подразумевается, что в девять – начале десятого они уже будут дома.

– Устрою Аленке выволочку за то, что не позвонила, не предупредила, – сердито сказала она.

– Может, двушки не нашлось. Или автоматы не работают. Сама знаешь, как у нас с автоматами: то трубка сорвана, то двушки ест и не соединяет.

Татьяна усмехнулась. Сытый голодного не разумеет, вот уж точно!

– Михаил Филиппович, вы, наверное, уже много лет не звонили из уличных автоматов? Давно можно пользоваться не только двушками, но и двумя монетками по копейке. А если припрет, то и гривенником, он же по размеру ровно такой, как двушка.

– Ну… права, права, – добродушно прогудел Прасолов. – Кому мне звонить из автоматов? Я все вопросы решаю из кабинета да из дома. Но то, что много неработающих автоматов, которые никто не чинит, знаю достоверно, многие жалуются. Волнуешься?

Он внезапно накрыл ее руку своей большой теплой ладонью. Татьяна даже опешила от неожиданности. Как поступить, чтобы не обидеть? Человек вызвался помочь, ничего плохого пока не сделал. Может, это просто жест утешения? Или не просто?

– Не волнуюсь. Скорее, сержусь.

Слава богу, вот и кинотеатр! Машина остановилась, можно выходить. И высвободить руку без всякого потайного смысла.

Двери, ведущие из зрительного зала на улицу, выходили на две стороны, как почти во всех больших кинотеатрах. До окончания сеанса оставалось еще минут пять-семь.

– Давайте походим, прогуляемся, ноги разомнем, – предложил Михаил Филиппович, властно подхватив Татьяну под руку.

Ее локоть оказался плотно прижат к его жирному боку. И не было в этом ничего интимного, а тем более эротичного, только уверенность со стороны мужчины и вялая покорность женщины. «Ничего, – думала она, – всего несколько минут, можно потерпеть. Ну, Аленка, ты у меня дождешься! Сегодня ничего говорить не буду, а завтра выдам ей по первое число. И с Ленкой обязательно поговорю, пусть проведет с сыном разъяснительную работу».

– Давайте встанем у разных выходов, – предложила Татьяна. – Чтобы нам их точно не пропустить.

Прасолов вынужден был согласиться и нехотя отпустил ее руку. Он остался там же, где стоял, а Татьяна обогнула здание и встала у противоположной двери. Еще пара минут – и зрители начали потоком выходить из зала. Уличное освещение не очень хорошее, но своего ребенка любая мать распознает даже в кромешной темноте. Лишь бы Михаил Филиппович не оплошал. Но ребята его и сами увидят, если пойдут через другую дверь: мимо такой глыбы не проскочишь, массивная рослая фигура издалека бросается в глаза, а Аленка и Сережа знают Прасолова практически с рождения.

Еще через несколько минут стало понятно: они все-таки разминулись. Татьяна была уверена, что не пропустила бы детей. Значит, пропустил Михаил Филиппович.

– Поедем к остановке троллейбуса, – решительно произнес он. – Они должны быть там.

Но на остановке стояла только пожилая дама. Неужели троллейбус только что ушел, и дети уехали на нем, пока водитель служебной машины делал крюк и объезжал улицу с односторонним движением?

– Скажите, пожалуйста, вы давно ждете? – спросила ее Татьяна.

– Минут двадцать уже, – ответила дама. – Вечером он совсем редко ходит.

Значит, на троллейбусе дети не уехали… Так где же они?

– Наверняка отправились пешком, – заявил Прасолов. – Идут и фильм обсуждают, мелкие негодники, о времени совсем не думают и о родителях, которые волнуются. Поехали, будем по пути смотреть, может, маршрут совпадет, перехватим их. Сам лично по мягкому месту надаю!

– Погодите. – Татьяна принялась оглядываться в поисках телефона-автомата. – Надо позвонить Смелянским. А вдруг дети уже вернулись, пока мы тут их ищем? Я ведь просто предположила, что они могли пойти на этот фильм. Ну, мне так показалось… Может, они действительно сходили на мультики, а потом загулялись, заболтались…

Будка автомата нашлась почти сразу, но трубка, как и пророчествовал Михаил Филиппович, оказалась сорвана.

– Садись в машину, – приказал Прасолов. – Поедем. Как увидим телефон – остановимся.

Телефон они заметили возле ближайшего перекрестка, Татьяна пулей вылетела из автомобиля, сжимая в ладони приготовленную заранее монетку.

Нет, домой Сережа и Аленка пока не вернулись.

Не вернулись они и через час. И через полтора. И через два.

– Еще раз напоминаю всем: подразделения ГУВД переведены на усиленный режим несения службы, никаких выходных и отгулов не будет до особого распоряжения. Оперсостав работает по своему плану, остальные сотрудники – с девяти ноль-ноль до двадцати одного ноль-ноль.

«Мог бы и не напоминать, – подумал Виктор Гордеев. – «Усиление» объявили еще в четверг, на следующий день после смерти Брежнева, а сегодня уже суббота. Похоже, начальник всех нас считает слабоумными».

Оперативное совещание закончилось, народ выходил из кабинета с угрюмыми лицами.

– Витя, задержись, – прозвучало в спину, и Виктор притормозил у самой двери.

Вернулся, подошел к столу начальника отдела розыска, но садиться не стал, надеялся, что все обойдется каким-нибудь несущественным коротким замечанием, мол, тут не доделал или там не доглядел. Ну, обычное дело, в милицейской службе без этого не бывает. Конечно, если взбудоражить остатки оптимизма, то можно предположить, что речь пойдет о его переводе во второй отдел, занимающийся раскрытием тяжких преступлений против личности, но где ж его взять, оптимизм этот? После объявленных вчера в программе «Время» новостей об избрании Андропова генеральным секретарем ЦК КПСС можно ждать только одного: тотального наступления КГБ на все милицейские вотчины, и ничего хорошего в этом Виктор не видел. А ведь перевод в «убойный» отдел на должность заместителя начальника должен был вот-вот состояться…

Начальник смотрел на него задумчиво и немного отстраненно, словно забыл, зачем вообще попросил майора Гордеева остаться.

– Слушаю вас, товарищ полковник, – осторожно произнес Виктор.

– Сядь, Витя. Тут вот какое дело…

«Ну точно, перевод либо затормозился, либо вообще отменяется, – уныло подумал Гордеев. – Слова подыскивает, чтобы я не сильно расстраивался. Впрочем, он так сильно меня не любит, что вряд ли станет беспокоиться о моих чувствах».

– В среду вечером в Краснопресненском районе пропали двое подростков, мальчику почти четырнадцать, девочке двенадцать. Разыскное дело завели в РУВД, все мероприятия проводят по стандартному плану, но детей пока не нашли. У мальчика родители… Ну, в общем, там связи такие, что звонки дошли до самого верха, а оттуда спустили указание взять на контроль. Пока на уровне города, так что заниматься придется нам. Вернее, тебе. Все как обычно, будешь оказывать методическую помощь. Но, Витя…

Начальник снова сделал паузу и почему-то посмотрел не на Гордеева, а в угол кабинета.

Пауза явно затягивалась.

– Да, товарищ полковник? – полувопросительно проговорил Виктор.

– Руководство ясно дало понять, что от результатов работы по этому делу зависит твой перевод в «убойный». Даже если начнутся кадровые перестановки и будут менять всех, кого можно, тебя все равно назначат на должность замначальника второго отдела, если будет поддержка оттуда, – начальник ткнул пальцем в направлении потолка, – откуда звонили. А поддержку обещали только в том случае, если будет результат, быстрый и положительный.

– Про быстрый результат я понял, – усмехнулся майор Гордеев. – А насчет положительного – не все понятно. Если дети просто сбежали и их можно найти и вернуть домой – одна песня, а если их нет в живых? То есть если с ними случилась беда, то меня не назначат, так?

– Именно так. Ты мне скажешь, что в этом нет логики и что ты не виноват?

– Конечно, скажу.

– И будешь прав. Но наверху, – он снова ткнул пальцем вверх, – логика другая. Ты уж сколько лет служишь в милиции, мог бы и усвоить, что у исполнителей и руководителей логика принципиально разная. Давай поезжай в Краснопресненский к разыскникам, знакомься с материалами и сделай все, что можешь, и все, что не можешь.

Сказать, что майор Виктор Гордеев был зол, когда выходил из кабинета начальника отдела розыска МУРа, – это ничего не сказать. Он был в ярости. Его карьера попала в зависимость от двух малолетних побегушников! Или от подонков, которые что-то сделали с подростками! Получается, он с семнадцати лет, с момента поступления в Высшую школу милиции, носит погоны, должен вот-вот получить звание подполковника, честно работает, его квалификация и опыт делают возможным переход на более высокую и ответственную должность – и что в итоге? Его дальнейшая служба теперь зависит от того, совершил неизвестный злодей преступление или нет? Бред какой-то.

К ярости добавилось и тревожное недоумение: уж больно мягко стлал сегодня начальник отдела. Значит, спать будет жестко. У майора Гордеева были все основания ожидать, что при таком разговоре, который только что состоялся, голос начальника будет полон ехидства, злорадства, язвительности – да чего угодно, только не сочувствия. Похоже, шеф тоже растерян и напуган, как и его подчиненные. Ничего, пройдет немного времени, он провентилирует обстановку, оценит перспективы, успокоится и снова вспомнит, как не любит Виктора, который хочет перейти в другой отдел с повышением в должности.

Он созвонился с Краснопресненским РУВД и отправился на встречу. По дороге успокаивал себя тем, что «осуществление методической помощи» очень легко превратить в «ненавязчивое руководство», а это даст возможность попрактиковаться в роли начальника. Ведь если перевод в «убойный» состоится, ему придется руководить подчиненными, так почему бы не воспользоваться возможностью лишний раз поучиться? Довод показался вполне убедительным, и к моменту встречи с сотрудниками группы розыска майор Гордеев вновь обрел спокойствие и благодушие.

Пропавшая девочка, Алла Муляр, 1970 года рождения, была дочерью ученого-химика и сотрудницы издательства «Детская литература». Мальчик Сергей Смелянский, 1969 года рождения, – сын руководителя Главного контрольно-ревизионного управления в Мосгорисполкоме, а мама у него – директор крупного универмага. Видимо, звонки «сверху» организовали именно Смелянские. Что известно? Смелянские и супруги Муляр – давние друзья, дети у них родились с разницей в год с чем-то и знают друг друга с младенчества. 10 ноября, в среду, у Смелянских были гости, в том числе и Татьяна и Олег Муляр, детей отправили погулять и сходить в кино, чтобы не сидели в прокуренном помещении и не слушали разговоры взрослых. Подростки покинули квартиру Смелянских приблизительно в 19.20–19.30. С того момента больше никаких сведений об их местонахождении родители не имеют. Дети учатся в разных школах, опрошены учителя и одноклассники, а также друзья и знакомые по месту проживания. Опрошены члены кружков и секций, в которых занимались Алла и Сергей. Спецаппарат в среде несовершеннолетних ориентирован. Источники в среде лиц без определенного места жительства задействованы… Линейные отделы милиции на транспорте ориентированы… Фотографии с описанием внешности и одежды разосланы… Дачный участок Смелянских и строения на нем осмотрены… Соседи по даче опрошены…

Одним словом, работа проделана стандартная, большая и тщательная. А если учесть, что подростки пропали в среду вечером, то объем проделанного за два дня может вызывать только восхищение.

– Стало быть, мама у мальчика – директор универмага, а папаша – в КРУ, – медленно проговорил Гордеев. – В этом направлении думали?

– А что думать-то? – удивился старший лейтенант Коля Разин, светловолосый и быстрый в движениях оперативник из группы розыска. – Подростки же не могут быть причастными к хищениям, да еще так серьезно, чтобы их за это убили.

– Они могли стать жертвами похищения. Вернее, основная жертва – сын Смелянских, а девочка просто оказалась не в то время не в том месте.

Разин вытаращил глаза на Гордеева.

– Да ладно! У нас в стране детей не похищают ради выкупа, это только там, на Западе, бывает. В Уголовном кодексе даже статьи такой нет, потому что ее прикладывать некуда.

С этим было трудно спорить. Статьи действительно не было. Но ведь все когда-то случается в первый раз. Тем более что и раз-то выходит не первым, ведь было в Москве аналогичное дело лет пять-шесть назад, Гордеев хорошо его помнит.

– Ты был у Смелянских дома?

– Конечно.

– И как там у них?

– Ну, – Разин усмехнулся, – сам можешь догадаться. Полная чаша или как там еще говорят про такие хаты. Но мы не ОБХСС, мы в это не лезем, мы – группа розыска, наше дело – пропавших искать.

– Не лезете, значит, – негромко повторил Виктор. – А я бы посоветовал. Ладно, это я сам сделаю, все равно и Мосгорисполком, и универмаг – не ваша земля, тут придется на уровне города действовать.

Гордеев снова пробежал глазами длинные списки тех, кого успели опросить за два минувших дня. Нет, пожалуй, он погорячился, когда впопыхах восхитился объемом проделанной работы. Одноклассников пропавшего мальчика – восемнадцать, одноклассников девочки – двенадцать, а ведь в классе обычно бывает в среднем тридцать школьников. Не всех, стало быть, нашли. Если бы родители вовремя обратились в милицию, то был бы хороший шанс застать всех одноклассников в школе во время уроков. Однако Смелянские и Муляры рассудили иначе, пытались сами найти детей, объезжали на машине район, обзванивали тех, кого знали, с утра надеялись отыскать Аллу и Сергея в их школах и только около 11 утра обратились в милицию, к тому же сделали это не сами, а через третьи руки: позвонили какому-то знакомому из МВД, а тот уже спустил команду по инстанциям вниз. На прохождение команды ушло время, и в итоге ребята из группы розыска оказались в школе только около половины второго, когда пятый урок уже закончился. Но все равно сделано очень много, язык не повернется упрекнуть районных оперов в лени и бездействии. Никто из опрошенных ничего полезного не рассказал. Ни Сергей, ни Алла, которую все называли Аленой, не упоминали о желании сбежать, и никто из знакомых Сережи не сталкивался с ним на улице вечером в среду. Ничто в поведении детей не указывало на подготовку к отъезду, да и вне дома они оказались не по собственной инициативе, а исключительно потому, что мать Сергея самолично выпроводила их погулять и сходить в кино. Виктор еще раз пролистал записи, которые предоставили оперативники: кассир и контролер детского кинотеатра опрошены, фотографии подростков им предъявлены, но ни та, ни другая их не вспомнили, что, в общем-то, вполне понятно. Кассир смотрит на деньги и на схему рассадки, контролер – на билеты, а не на лица. В ближнем к дому Смелянских кинотеатре шел фильм для взрослых, и контролер клялась и божилась, что никакие подростки не пытались пройти на последний сеанс, иначе бы она их точно запомнила, потому что ни за что не пропустила бы. В том кинотеатре, где мать Аллы Муляр пыталась найти детей, картина аналогичная: зрителей много, а контролер один; фильм американский, приключенческий, без возрастных ограничений, подростки на таких сеансах – дело обычное, и с родителями приходят, и одни, нет никаких оснований обращать на них особое внимание.

– Собачников искали? – спросил Гордеев. – В записях что-то не нахожу.

– Кое-что успели, но пока мало, – признался старший лейтенант. – Все силы бросили на отработку связей. Опросили только тех, кто выгуливает собак в непосредственной близости от дома Смелянских. Ну, в общем, кого нашли за один вечер…

– Надо весь микрорайон отработать.

– Да знаю… Сделаем, конечно, но рук не хватает. Слушай, Виктор, а что у вас на Петровке говорят?

– О чем?

– Ну… Об этом всем. Будет новая линия партии? Или все останется, как было?

– Тебя интересует именно линия партии? Или кадровая политика? – с усмешкой спросил Гордеев. – Сами ничего не знаем.

– Ладно, не хочешь говорить – не говори, – с обидой сказал Разин. – Давай руководи, раздавай указания, коль уж тебя сверху прислали.

– А чего тебе указывать, если ты и сам все знаешь? Доделывайте то, что не успели, школу там, собачников в радиусе километра от дома Смелянских. Кто-то же должен был их видеть, не могли два подростка в воздухе растаять. Продуктовые магазины до восьми вечера открыты, надо в них поспрашивать, может, ребята заходили купить что-нибудь, конфеты, например, шоколадку, газировку, сладкие булочки. Киоски «Мороженое» не забудьте. Надо попытаться хотя бы определить направление, в котором они двигались. И вот еще что, Коля: не хочу действовать за вашей спиной, поэтому предупреждаю, что собираюсь сам побеседовать с родителями подростков.

Разин вскинул на него недоверчивый и вмиг похолодевший взгляд.

– Зачем? Будешь проверять, хорошо ли мы их опросили? Правильные ли вопросы задавали?

– Хочу понять, почему они так долго не заявляли о пропаже детей. Это же ненормально, согласись: не бежать в милицию в тот же вечер, ну в крайнем случае ночью, если они какое-то время еще ждали и надеялись, а тянуть до утра. Ты можешь дать голову на отсечение, что родители не причастны?

– К чему не причастны? К исчезновению собственных детей? Ты сам себя слышишь вообще? – возмутился Николай. – Да у них полтора десятка человек в гостях было в тот вечер, и никто, ни Смелянские, ни Муляры… Вообще-то нет, мать девочки уходила, вернее, уезжала с одним из гостей, хотела ребят отловить у дальнего кинотеатра… Но все равно ты ерунду говоришь! Тем более мать, эта Татьяна Муляр, не одна была. А тот гость, который с ней ездил, на сообщника в таком деле никак не тянет.

– И что же это за выдающийся гость такой? – прищурился Гордеев.

– Начальник управления в Министерстве торговли, – торжественно объявил Разин. – И с ними в машине был еще водитель. Что, не тянет на предварительный сговор группой лиц? У вас там на Петровке все такие умные, майор Гордеев? Или для надзора за нами специально выбрали старшего опера с самыми завиральными идеями?

Это было грубо и нарушало субординацию. Виктор старше по званию и по должности, и по идее за подобное хамство старшего лейтенанта следовало сурово осечь, поставить на место и показать, кто есть кто. Разговаривать в подобном тоне со старшим опером МУРа, которому поручено осуществлять контроль за ходом розыска и оказывать методическую помощь, совершенно недопустимо. Но Виктор Гордеев давно выучил одно нехитрое правило, которое почему-то мало кто соблюдал: прежде чем что-то сделать, надо подумать о цели, только не о ближайшей, а о следующей, как бы «через шаг». Бывает очень полезно. Какова в данном случае ближайшая цель? Указать зарвавшемуся старлею на его место и заставить быть вежливым и уважительным. А что у нас «через шаг»? А через шаг у нас слаженная, тщательная и хорошо скоординированная работа по розыску пропавших подростков. А через два шага – успешное завершение розыска. Достижение ближайшей цели может поставить крест на тех задачах, которые «через шаг», а это, в свою очередь, похерит все шансы на то, что исчезнувших ребят через два шага найдут быстро. Поставленный «на место» человек, может, и станет вести себя по-другому, но любить и уважать тебя точно не начнет, обида – штука коварная и противная, она разъедает все вокруг и портит не только личные отношения, но и общую служебную деятельность, сказываясь на результатах работы всего коллектива. Ведь это же так просто! Но люди, увы, редко принимают это во внимание.

– Насчет завиральных идей – тут ты прав, Коля, – миролюбиво улыбнулся майор Гордеев. – Есть у меня такой грех, не ты один заметил. Но я тебе вот что скажу… Впрочем, ты, наверное, и сам уже понял: дело на высоком контроле, но неофициально. Ведь понял?