Тачдаун Рэйн Сола
В тексте упоминаются социальные сети Facebook и/или Instagram (организации, запрещённые на территории РФ).
Meta Platforms Inc. признана экстремистской организацией на территории РФ.
Плейлист:
1. World's First Cinema – Make Me a Monster
2. MGK feat Ester Dean – Invincible
3. Zayde Wlf – El Capitan
4. Miley Cyrus – Mother's Daughter
5. Sia – Unstoppable
6. The Neighbourhood – Sweater Weather
7. Duncan Laurence – Arcade
8. Bishop Briggs – Dark Side
9. Ryland James – In My Head
10. UNSECRET feat. Neoni – Ignite
11. Bebe Rexha – Sabotage
12. Jaymes Young – Infinity
13. Ericdoa – sad4whattt
14. Zara Larsson – Ain't My Fault
15. Taylor Swift – Bad Blood
16. The Acid – Basic Instinct
17. Anna Naklab feat. Alle Farben & YouNotUs – Supergirl
18. Sam Tinnesz – Fight On
19. Lana Del Rey – Serial Killer
20. Hannah Hart & Nick Kingsley – You made a monster
Глава 1. Хантер
– О, да… Черт, да!
Бам. Бам. Бам.
– О МОЙ БОГ!
Я просыпаюсь в темноте. Лишь тусклое сияние уличного фонаря, которое просачивается сквозь неплотно задернутые занавески, слегка очерчивает контуры предметов в спальне. Приподнимаюсь на локтях и мутным взглядом смотрю на электронный будильник у кровати. Три долбаных часа ночи. Просто прекрасно.
– О боже, да! Вот так… – продолжает стонать за стеной моя мать, даже не пытаясь приглушить свои бесстыдные вопли.
В нашем небольшом одноуровневом доме в стиле ранчо стены настолько тонкие, что я отчетливо слышу каждый вздох, стон, шлепок или ритмичный скрип пружин ее кровати, которая стоит вплотную к моей стене.
Морщась от отвращения, я переворачиваюсь на живот и накрываю голову подушкой. Она пахнет лавандовым мылом и моим «Сладким как конфетка» парфюмом от Арианы Гранде[1]. Легкий аромат маршмеллоу, смешанный с запахом свежих простыней, производит на меня успокаивающий эффект. Я закрываю глаза и начинаю понемногу расслабляться, пытаясь отвлечься от пошлых криков воспоминаниями о прерванном сне, в котором горячий как ад, Арон Пайпер[2] приглашает меня поплавать с ним в бассейне…
Бам. Бам. Бам. Бам.
– Вот так… О-о-ох, черт!
«Скоро они заткнутся, – мысленно напоминаю я себе, сжимая пальцами края подушки. – Всего каких-то пятнадцать-двадцать минут и все закончится. Очередной безымянный любитель секса без обязательств опустошит свои яйца и свалит отсюда навсегда».
Они всегда уходят.
Это проклятье женщин Брэдшоу, цепочку которого запустил мой дед по маминой линии. Вшивый козел бросил мою бабушку, как только узнал о ее беременности, и трусливо сбежал в Лексингтон, штат Кентукки. Где, если верить Фейсбуку, живет и по сей день.
Через несколько лет после того, как он ушел, Маргарет Брэдшоу снова влюбилась. Это был обаятельный проходимец по имени Дерек, который обчистил ее до последнего цента, после чего в спешке покинул город, и больше она ничего о нем не слышала. С тех пор бабуля зареклась связываться с мужчинами и сейчас живет одна в небольшом рыбацком домике, в Ки-Уэст, где преподает математику в местной католической школе. И, кажется, она счастлива.
С мужчинами моей матери дела обстояли еще хуже.
Все началось с одного подлого мерзавца, который вскружил голову глупой пятнадцатилетней девчонке, а затем изнасиловал ее в грязной туалетной кабинке придорожного кафе и свалил на своем байке в закат, оставив ей напоследок миленький подарочек в виде меня. Полиции так и не удалось его разыскать. Наверное, гоняться за байкером – все равно, что ловить ветер.
К счастью, в то время моя бабуля уже являлась благочестивой прихожанкой католической церкви, порицающей любые аборты, и ей удалось найти подходящие слова для своей дочери, которые в итоге сохранили мне жизнь. После того как я родилась, мама заболела депрессией в тяжелой форме, и ей понадобилось длительное лечение. Поэтому первые пять лет жизни обо мне заботилась только Маргарет, которая была моим опекуном. Но вопреки всем этим ужасным обстоятельствам, я росла счастливым ребенком-сорванцом, окруженная безусловной любовью мамы и бабушки – самых сильных женщин, которых я знаю.
Когда Руби Брэдшоу выбралась из мрачного леса депрессии и попыталась проложить свой путь заново, ее коллекция мудаков пополнилась новым экземпляром. Парня звали Грэйди Уолш – двадцатичетырехлетний рок-музыкант из Айдахо. После двух лет их отношений мама поняла, что не желает больше терпеть его измены и непрерывные турне по Штатам, и выставила Уолша за дверь. Затем она еще несколько раз пыталась завязать серьезные отношения, но ничего хорошего из этого не вышло. Ей все время попадались настоящие засранцы, которые только и умели, что причинять боль да разочаровывать.
В итоге, как только я достигла совершеннолетия, мы с матерью заключили сделку: она оплачивает мне учебу в университете моей мечты, а я смиряюсь с тем, что в нашем доме время от времени будут ночевать ее одноразовые бойфренды. Потому что с недавних пор Руби исповедует «секс на одну ночь» как единственную правильную форму ее отношений с мужчинами.
Бам. Бам. Бам. Бам.
– Черт бы вас побрал! – гневно восклицаю я, глядя на светящийся циферблат электронных часов. – Сорок минут?! Этот чувак что, на виагре?
Наконец, темп стуков изголовья кровати о стену ускоряется, затем резко смолкает, и я снова проваливаюсь в сон.
Песня «Born For This» группы The Score вибрирует у меня под кожей, пока я вожусь с новым кулером. Мама запретила мне есть и пить перед съемкой, которая состоится уже через пару часов, но мне плевать. Во-первых, «Испытай мои нервы на прочность» – наша любимая семейная игра, а во-вторых, после изнурительной утренней пробежки я просто умираю от жажды.
За спиной раздаются тяжелые шаги, и в следующее мгновение я наблюдаю за тем, как какой-то незнакомый чувак в одних белых боксерах «Кельвин Кляйн», туго обтягивающих первоклассную задницу, шарит по нашей гостиной в поисках своего тряпья.
– Могу я теперь называть тебя папочкой? – насмешливо окликаю его я.
Мужчина поворачивает голову и встречается со мной взглядом. Мои глаза округляются, потому что он выглядит чертовски молодо – лет на двадцать, может, чуть старше. И это определенно тот тип парней, от которых я предпочитаю держаться подальше. Ну, знаете, такие вот сексуальные красавчики, привыкшие к обожанию, живущие по привычному трахни-и-забудь сценарию и думающие, что мир вращается только вокруг них одних.
Черты его лица мягкие, но выразительные: мужественный гладковыбритый подбородок, с такой же ямочкой, как у меня, полные губы, густые брови и уверенный взгляд темных глаз с неприлично длинными для мужчины угольно-черными ресницами. Не будь у него на лбу огромной таблички с надписью: «прошлой ночью я трахнул твою маму», я бы причислила его внешность к произведениям искусства.
– Где мои джинсы? – звучит низкий, глубокий голос, рокочущий, как гром.
– Где-то между испорченным тако и пустой консервной банкой из-под тунца, – усмехаюсь я, скрещивая руки на груди.
Парень медленно подходит ближе, и его мускулистое тело размером с внедорожник отбрасывает тень на мое эго. Я моментально напрягаюсь, стараясь вспомнить, с какой стороны лежат в ящике ножи.
Проклятье, какой же он высокий.
При своем довольно немалом росте в сто семьдесят пять сантиметров я едва достаю ему до подбородка.
Остановившись в шаге от меня, Мистер Сексуальная Выносливость сжимает зубы и раздраженно проводит рукой по густым темно-каштановым волосам, в которых виднеются выгоревшие на солнце пряди. Я успеваю заметить небольшую татуировку на внутренней стороне его предплечья – пиратский флаг.
– Ты выбросила мою одежду?
– Ты имеешь в виду тот безвкусный мусор, который ты разбросал по моему дому, как Гензель хлебные крошки?
Его нахальный взгляд скользит о моему телу, каждый открытый дюйм которого блестит от пота после бега, и задерживается на длинных, обтянутых шортами ногах.
– Скажи, быть сукой – это твое обычное состояние или ты просто завидуешь своей сестренке, которую хорошенько оттрахали этой ночью?
Я чувствую неприятное жжение в желудке.
Мне хорошо знакомо это ощущение.
Так зарождается ненависть.
– Руби мне не сестренка, тупой ты лосяра. Она моя мать.
Выражение его лица бесценно. Наслаждаясь каждой вертикальной морщинкой, собирающейся на его переносице, я подношу к губам стакан с водой и делаю несколько глотков, позволяя прохладной жидкости ослабить скопившееся в теле напряжение.
Моей маме тридцать пять, но в ее случае возраст – это просто число. Руби выглядит жарче «ангелов» Виктории Сикрет, а вышибалы в ночных клубах до сих пор требуют ее удостоверение. Не удивлюсь, если она заключила сделку с самим Сатаной, завещав ему свою душу в обмен на вечную молодость. Но в тайне надеюсь, что это какой-нибудь ген антистарения, вроде того, что есть у Джей Ло или Джареда Лето, который передался и мне.
– Мать? – тупо переспрашивает качок.
В этот момент со стороны боковой двери, ведущей из кухни в гараж, раздается тихий сигнал мобильного телефона, и парень облегченно вздыхает, теряя всякий интерес к нашему разговору. Он бесцеремонно проносится мимо меня и сбегает по ступеням в гараж, откуда спустя несколько секунд доносятся ругательства.
Ну да, я действительно выбросила его вещи в один из мусорных баков.
Воскресная уборка – священный ритуал.
Я выхожу на улицу через дверь в прихожей и вижу, как мамин ночной гость пересекает наш двор, на ходу застегивая джинсы, а затем садится на блестящий черный байк. При виде этой картины меня начинает бить мелкая дрожь и я обнимаю себя руками, чтобы немного ее унять.
Я смотрю на парня, который надевает шлем и заводит свой «Харлей-Дэвидсон», а вместо него вижу своего гребаного отца-насильника.
Ненавижу чертовы байки.
Ненавижу парней на чертовых байках.
У моей ненависти уже так много объектов, что ее давно пора зарегистрировать как пятьдесят первый штат.
Глава 2. Хантер
– Черт, этот парень трахается как бог, – раздается за спиной мелодичный голос матери.
Обернувшись, я вижу, что она стоит, прислонившись к косяку, в дверях нашего дома и взглядом кошки, объевшейся сметаны, провожает удаляющийся байк. Ее безупречное тело, которое является лучшим свидетельством того, насколько сильно Руби любит пилатес, обернуто светло-розовым полотенцем, подчеркивающим флоридский загар, а влажные после душа волосы собраны на макушке в золотистый пучок. Даже в такую рань, без грамма макияжа и с дурацкими гидрогелиевыми патчами под глазами, она выглядит на миллион долларов.
– Ты не должна это обсуждать со мной, – ворчу я, проходя мимо нее в дом.
– Не будь занудой, Хантер, – усмехается Руби, подавляя зевок, и следует за мной на кухню. – Тебе девятнадцать, и ты уже не девственница.
К горлу подступает тошнота, когда в сознании вспышками проносятся воспоминания о моем первом и единственном сексуальном опыте: Брендон Стюарт и я. Король и Королева выпускного бала. Маленькая каюта на яхте, где проходит вечеринка по случаю окончания школы, и пыхтящий от усилий регбист, который с грацией слона в посудной лавке пытается вставить в меня свой кривоватый член…
В тот вечер были сильные волны, и этого придурка укачало прямо во время нашего неуклюжего секса. Стоит ли говорить, что было дальше?
Этот день официально стал худшим в моей жизни.
К счастью, с тех пор я больше не видела Брендона, но фотографии со мной в заблеванном вечернем платье от Веры Вонг до сих пор мелькают в ленте Пинтереста[3], как «идеи, которые могут вам понравиться».
Мы входим на кухню, и мой стакан с недопитой водой тут же попадает под кареглазый прицел Руби. Сердито вздыхая, она достает из ящика стола смятую пачку «Лаки Страйк», садится на деревянную столешницу и прикуривает.
– Я ведь просила тебя не пить перед съемками, – ее слова вылетают вместе с дымом.
– А я просила у Санты нормальную мать, но, как видишь, наши желания не всегда исполняются.
– Я идеальная мать, – фыркает Руби, лениво наблюдая за тем, как я разгружаю посудомоечную машину.
– Идеальные матери не спят с малолетками.
– С малолетками? – ее голос становится выше на пол-октавы. – Парню двадцать один хренов год!
– А твоей дочери – девятнадцать! – восклицаю я, поворачиваясь к ней. – О чем ты только думала, черт возьми? Ты ведь ему в матери годишься!
Если бы взглядом можно было убивать, то я бы уже взбиралась по ступеням раскаяния, ведущим к вратам чистилища. Ну, или как там было у Алигьери?
– Еще раз скажешь что-то подобное, и я откушу твою болтливую голову. – Она крепко затягивается и выпускает облако сигаретного дыма прямо мне в лицо. – И зачем я вообще научила тебя разговаривать?
У меня вырывается смешок.
– Это была бабушка.
– Ну да, точно. – Ее широкий рот растягивается в улыбке. – Кстати, о прошлой ночи. Клянусь богом, я старалась вести себя тише, но этот жеребец…
– Господи, мам! – Я с грохотом захлопываю дверцу посудомоечной машины и широкими шагами прохожу через кухню, прижимая ладони к ушам. – Избавь меня от грязных подробностей.
– Эй! Почему это они грязные?
– Ла-ла-ла! Я тебя не слышу! – кричу я из гостиной и, пританцовывая под новый трек Оливии Родриго, доносящийся из умной колонки, направляюсь в ванную.
Спустя час «Курица», – так я с любовью называю свой старенький желтый «Мини-Купер», уже мчит по Олд-Катлер-роуд в сторону южного Майами. Яркие лучи утреннего солнца отражаются от блестящего капота и бьют прямо в глаза. Влажный ветерок, влетающий в открытые окна машины, приятно холодит лицо. Температура безжалостно приближается к восьмидесяти пяти градусам по Фаренгейту, но в урбанистическом Майами, особенно в районах с повышенной влажностью, она ощущается как более высокая.
Мне не сложно почувствовать этот контраст, потому мы с матерью живем в пригороде. Наш дом находится в нескольких километрах от мегаполиса, в небольшом живописном городке Катлер-Бей, куда мы перебрались около пяти лет назад.
До переезда в пригород Майами мы жили на маленьком курортном острове Ки-Уэст, расположенном у побережья Флориды, между Атлантическим океаном и Мексиканским заливом. В месте, где максимальная высота домов достигает всего пять этажей, по улицам расхаживают охраняемые законом петухи, а легендарный Семимильный Мост частенько выступает площадкой для голливудских съемок. Если вы смотрели фильм «Правдивая ложь», то именно на этом мосту снимали культовый эпизод финальной погони старины Арни за террористами. Но, как бы круто все это не звучало, Ки-Уэст был той еще унылой дырой. Мне всегда казалось в нем слишком тесно.
Другое дело – Майами. Город возможностей, любезно выворачивающий перед нами свои карманы. Здесь мама открыла первый собственный бизнес, который планомерно начинает процветать, а я, благодаря ее деньжатам, поступила в престижный местный университет. Завтра первый день учебы.
Похоже, жизнь налаживается.
Когда индикатор топлива начинает мигать, я съезжаю с дороги и торможу на ближайшей заправке.
– Пойду я, – останавливает меня Руби, когда я тянусь на заднее сиденье за сумкой.
Мне остается только пожать плечами.
– Валяй.
Мама элегантно выходит из машины, расправляет складки тонкого кремового платья и встряхивает роскошной копной белокурых волос. Жесты отточены до совершенства. В мире Руби это что-то вроде брачного танца, который исполняет самка, чтобы привлечь внимание самца.
Я понятия не имею, каким образом это работает, но не проходит и пары секунд, как на нее обращает внимание убийственно-огромный лысый латиноамериканец, который заправляет свой «Бентли» у другой колонки.
Кроме шуток, мужик реально сложен как танк: высокий рост, чудовищной ширины плечи и сужающийся к талии торс. Под тонкой рубашкой, заправленной в элегантные брюки, бугрятся мышцы, туго натягивая хлопковую ткань, на ногах черные лоферы, размером с межпланетные ракеты Илона Маска, а на лице – солнцезащитные очки-авиаторы от «Рэй Бен», которые делают его похожим на телохранителя или тайного агента спецслужб.
Откинувшись на сидении, я скучающе наблюдаю за тем, как мама растерянно хлопает ресницами, изображая первые стадии панической атаки, и что-то быстро говорит подошедшему к ней мужчине.
Прекрасная дама в беде.
Чертова классика.
Спустя пару мгновений громила уже смотрит на нее с нескрываемым интересом, готовый не только оплатить ей бензин, но и вписать ее своим бенефициаром в полисе страхования жизни. К счастью для него, Руби никогда не играет по-крупному.
Через пятнадцать минут мама возвращается в машину, держа в руке коричневый бумажный пакет и визитку.
– Полный бак и овощной буррито, – самодовольно подмигивает она.
Я закусываю губу, стараясь сдержать смех.
Эта женщина – ходячее противоречие. Она умудряется совмещать страсть к мексиканской кухне с низкокалорийной диетой, курение с любовью к бегу, а симпатию к феминизму с ведением бизнеса в сфере эскорт-услуг.
– Брюс Маккартни, главный тренер футбольной… – читаю я вслух серебристую надпись на черном фоне.
– Ай, выброси это! – Руби выхватывает у меня визитную карточку, не дав дочитать, и швыряет ее в открытое окно. – У мудака обручальное кольцо на пальце.
Едва уловимая нотка отчаяния в ее голосе привлекает мое внимание.
– Тебе он понравился, – заключаю я.
– Заткнись и жми на чертов газ, – рявкает Руби, после чего жадно вгрызается зубами в тортилью.
– Не просто понравился, – ахаю я. – Ты запала на него, не так ли? С первого взгляда! Как в какой-то убогой мелодраме на «Passionflix[4]».
– Хантер, моя единственная любовь лежит дома в ящике для белья и работает от трех батареек.
– Эй, а как же я?!
– Прости, подкидыш. Вечно про тебя забываю, – усмехается Руби, и через секунду ее буррито врезается мне в лицо.
Когда мы въезжаем в распахнутые ворота виллы, которую мама арендовала для фотосессии, мои лицевые мышцы уже болят от смеха.
Выстроенное в тропическом стиле двухэтажное здание выглядит компактным и уютным. Подстриженный газон, ухоженные кустарники и клумбы с яркими цветами. Белый фасад виллы оснащен рядом французских окон, в которых отражается невозмутимая гладь бассейна, сверкающего, как бирюзовое стекло. Все вокруг дышит спокойствием и тишиной. Мы проходим по усыпанной гравием дорожке, вдоль которой посажены лимонные деревья, и входим в дом, где нас встречает Макэйо.
Макэйо – верный слуга моей матери. Экзотическим именем он обязан своим гавайским предкам. Хотя на этом его интересности не заканчиваются. Мак красит волосы в розовый, фанатеет по Достоевскому, слушает французский шансон и до смерти боится свинины, потому что та якобы привлекает злых духов. Он ниже меня сантиметров на пятнадцать и легче килограммов на пять. В те редкие минуты, когда он не целует Руби задницу, мы неплохо ладим.
– Алоха, дорогая! – Он быстро клюет меня в щеку и тут же переключает внимание на мать: – Святые котики, какое платье!
Я закатываю глаза и прохожу в гостиную. На кофейном столике, рядом с коробкой конфет, стоят два ведерка со льдом, в которых охлаждается шампанское, а чуть подальше возвышается гигантское блюдо с фруктами.
Ничего необычного.
Руби каждый свой выход из дома превращает в алко-фестиваль.
Сквозь стеклянные двери гостиной, ведущие на террасу, вижу команду матери: фотографа Эндрю, его ассистента Нила, визажиста Анну и рыжеволосую незнакомку, вероятно, нового парикмахера.
– Как настроение, Хантер? – окликает меня Макэйо. – Готова поработать?
– Ага-а-а, – неохотно протягиваю я, отправляя в рот виноградинку.
Господи, как же я ненавижу все это, но у меня нет возможности свалить.
Моя мама владеет небольшим, но уже довольно известным в узких кругах агентством по оказанию эскорт-услуг. Все в рамках закона. Никакого теневого бизнеса или деятельности, связанной с секс-индустрией. Только дружеское сопровождение на деловых встречах или открытых мероприятиях в пределах округа Майами-Дейд и чрезвычайно высокая анонимность. Я знаю, о чем говорю, потому что мне приходилось дважды подменять моделей матери. Свое личное время – вот все, что я продавала ее богатеньким клиентам.
Помимо сопровождения, девушки из агентства нередко подрабатывают фотомоделями, снимаясь для журналов, каталогов одежды и прочей ерунды. Этим тоже заправляет Руби. Все контракты с ее моделями заключаются только через нее. Именно поэтому я сейчас здесь. Выбранная для рекламы модель внезапно заболела, и, чтобы не потерять деньги, мать договорилась с заказчиком, что ее заменю я.
– Держи. – Мак протягивает мне бумажный пакет. – Можешь переодеться в гардеробной на втором этаже.
Я заглядываю внутрь пакета и чувствую, как к щекам приливает жар.
– Что это? – Я с ужасом смотрю на две маленькие красные тряпочки, ткани которых не хватит даже на костюм для чихуахуа.
– Купальник, – осторожно отвечает он, хлопая своими раскосыми глазами. – Разве Руби не говорила тебе, что фотосъемка будет у бассейна?
Я с яростью перевожу взгляд на мать.
– Ты окончательно выжила из ума?
– Хантер, это всего лишь купальник. – Ее какая-же-ты-королева-драмы тон еще больше выводит меня из себя. – Ты каждый день ходишь на пляж, где все пялятся на тебя абсолютно бесплатно.
– Это не то же самое!
– Детка, давай просто сделаем это, ладно? Ты же не можешь подвести всех этих людей? – Она указывает рукой на свою команду, которая стоит за стеклянной дверью.
– О, еще как могу. – Я швыряю на пол бумажный пакет и пинаю его носком кроссовки. – Смотри, беру и подвожу.
– Хантер…
– Я буду фотографироваться только в одежде.
– Зачем она тебе нужна? – Мак успокаивающе кладет руку мне на плечо. – Взгляни на свою фигуру, милая. Ей позавидует даже Кендалл Дженнер. Прятать такие формы – преступление.
Я опускаю глаза на свою футболку с изображением Уолтера Уайта[5] и недоумеваю, о каких таких формах щебечет этот гавайский попугай. Моя грудь не изменилась со времен младшей школы, а задница и вовсе в комплектацию не вошла.
– Я сказала «нет».
Руби стонет так громко, что все головы за стеклянной дверью поворачиваются в нашу сторону.
– Хантер, если я не выполню условия соглашения, мне придется выплачивать чертову неустойку! Ты же знаешь, что мы сейчас на мели. И благодаря кому? – Она театральным жестом указывает на меня. – Благодаря одной занозе в заднице, которая решила поступить в самый дорогой университет Флориды и повесить на меня все свои гребаные счета! Так что, если не хочешь до конца своих дней переворачивать котлеты для гамбургеров в Макдональдсе, надевай хренов купальник и работай.
Я уверена, что мой праведный гнев ощущает на себе каждый в этом доме, – потому что такой тишины не бывает даже на кладбище.
– Я хочу пятьдесят процентов от гонорара, – объявляю я тоном, не терпящим возражений.
Ее густые темные брови взмывают вверх.
– Мы договаривались на тридцать.
– Я сказала – пятьдесят.
– Истинная Брэдшоу, – хохочет Мак.
Его слова вызывают у Руби довольную ухмылку, и она протягивает мне руку.
– Идет.
Глава 3. Хантер
Тридцать минут я кружу по кампусу Рейнерского университета, прежде чем нахожу свободное место на парковке. В первый учебный день здесь яблоку негде упасть. Заглушив двигатель, снимаю солнечные очки и устремляю взгляд на сверкающий зеркально-стеклянный фасад гуманитарного корпуса, в котором с минуты на минуту начнется моя первая лекция.
– Ну, приветик, взрослая жизнь с непонятной иерархией и долбанутыми правилами, – нараспев произношу я, разглядывая все вокруг.
Частный Университет Джона Рейнера был основан в конце прошлого века, поэтому на его территории стоят только современные постройки преимущественно из бетона, стекла и нержавеющей стали. Бесконечные ряды окон в пол, стирающие границы зданий, вечнозеленый ландшафт, усеянный высокими качающимися пальмами, и теплый осенний воздух, пропитанный солью бушующего рядом океана… К слову, никаких вульгарных архитектурных форм, плюща и удушливого запаха снобизма, присущих большинству знаменитых кампусов. Некоторые постройки здесь вполне могут претендовать на сертификацию LEED[6] от совета по американскому экологическому строительству.
Несмотря на довольно молодой возраст, Рейнер стабильно входит в десятку лучших университетов страны. Он предлагает отличную программу по криминалистике, на которой я собираюсь специализироваться, а судебные науки здесь преподают знаменитые на весь мир профессора.
Я тянусь к маленькому рюкзаку, лежащему на соседнем сиденье, и достаю из него зеркальце, чтобы оценить свой внешний вид: длинные волосы собраны в высокий хвост, туго стянутый шелковой лентой-твилли от Эрмес, в ушах сверкают золотые сережки в форме скрепок, а на лице – макияж «без макияжа», на который я потратила полчаса своей прекрасной жизни. Мое отражение показывает мне долбаного ангелочка с широко раскрытыми голубыми глазами и раскрасневшимися от жары щеками, и я не имею ни малейшего представления, кто теперь эта девушка.
Очевидно, я больше не та «дрянная девчонка», с которой все мечтали дружить в старшей школе. Теперь я первокурсница в университете, где учатся отпрыски людей, правящих этой страной. И кем я здесь стану – зависит только от меня.
Черт, ну почему я не родилась Питером Пеном?
Тогда мне не пришлось бы взрослеть.
Выхожу из машины и жадно вдыхаю горячий воздух, в котором буквально витает дух успеха и богатства. Я мечтала здесь учиться с тех пор, как начала задумываться о своем будущем, но мои планы получить стипендию рухнули так же быстро, как и мой средний балл, когда я нарушила парочку правил в старшей школе.
Окей, может, чуть больше, чем парочку.
К счастью, Руби довольно успешна в своем эскортно-модельном бизнесе и в состоянии оплатить мое обучение в престижном университете.
По дороге я изучаю карту и без труда нахожу нужную аудиторию. Но перед тем, как в нее войти, бросаю взгляд на наручные часы. Ноги прирастают к полу.
Проклятье. Я опоздала.
Нет, не просто опоздала – катастрофически опоздала в первый же день занятий!
Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.
Мысль о том, что какой-то преподаватель станет гневно отчитывать меня перед сотней незнакомых людей, переворачивает мой желудок. «Дыши», – приказываю я себе, пытаясь игнорировать подступающую тошноту.
«Пунктуальность – подружка зануд и бездельников, Хантер», – раздается в голове скучающий голос матери, и я быстро киваю, вытирая о джинсы внезапно вспотевшие ладони, пока мой внутренний Люцифер продумывает для нас план спасения.
Прежде чем открыть проклятую дверь, решаю осторожно заглянуть в щелку. Разумеется, профессор уже начала свою лекцию. Ее тоненький, почти детский голосок совершенно не вяжется со строгим внешним видом. Она похожа на Эдну Мод из мультфильма «Суперсемейка» – черное платье, геометричный боб и круглые очки в роговой оправе.
Мысленно пожелав себе удачи, я широко распахиваю дверь и на одном дыхании выпаливаю:
– Простите, профессор, но вашу машину только что пытались угнать!
Женщина поворачивает голову в мою сторону. На ее лице отражается замешательство, которое быстро сменяется испугом. Я облегченно выдыхаю. Вся территория кампуса, включая парковки, строго охраняется, и каждому преподавателю это известно, просто в стрессовой ситуации люди часто поддаются эмоциям, что мешает им трезво мыслить.
Благослови Господь создателей психологических триллеров!
Я окидываю беглым взглядом лекционный зал в поисках свободного места и замечаю, что все студенты пялятся на меня, как на пришельца. Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не закатить глаза.
Ну да, я лгу, и что с того?
– Белая Тойота Королла? – с ужасом спрашивает «Эдна», прикладывая руку к груди.
– Точно, – киваю я. – Но вам не о чем беспокоиться, профессор. Когда я пригрозила хулигану, что вызову полицию, он сразу же сбежал.
– Иисусе, – шепчет она небесам, а затем снова сосредотачивается на мне. – Спасибо вам за бдительность, мисс э-э-э…
– Хантер Брэдшоу, – сверкаю я своей лучшей фальшивой улыбкой.
– Спасибо, мисс Брэдшоу. Пожалуйста, присаживайтесь.
Нахожу свободное место в третьем ряду, возле длинноволосой брюнетки в дорогих шмотках, в которых без труда узнается крой премиальных брендов. Она слегка улыбается мне, когда я сажусь рядом.
– Брэдшоу? Как в «Секс в большом городе»[7]?
– Как «Хаос в маленьком пригороде», – бормочу я, вытаскивая блокнот из рюкзака.
– Что за пригород?