Роковой подарок Устинова Татьяна

© Устинова Т. В., 2022

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022

Знаменитая писательница Марина Покровская – в миру Мария Алексеевна Поливанова – стояла посреди комнаты, оглядывалась по сторонам, подслеповато щурилась и часто моргала.

– Что такое? – пробормотала она наконец. – Почему ничего не видно, ты не знаешь?

Вопрос был адресован небольшой белой собаке. Порода называлась «мини-бультерьер», очень напоминала свинью, и писательнице Поливановой нравилось это сходство.

Пес задрал остроухую башку и пристально посмотрел на хозяйку.

– Ах, да! – спохватилась Маня, то есть Мария Алексеевна Поливанова, нашарила в коротких волосах скособоченные очки и водрузила на нос.

– Теперь видно, – удовлетворённо сообщила она бультерьеру.

Комната показалось ей огромной, и было полутемно – жалюзи на окнах опущены, из тонких щелей длинными стрелами бьёт солнце, в лучах танцуют редкие пылинки. Стены до потолка увешаны картинами в золотых и серебряных рамах, вдоль стен витрины.

Маня подошла к стене, посмотрела и хмыкнула в изумлении.

Картины оказались… иконами.

Огромная комната была сплошь завешана иконами. Лики на всех иконах одинаковые – Серафим Саровский.

Маня нагнулась над витриной: внутри были разложены нательные и настольные иконы, кресты с эмалевыми вставками, панагии – всё во славу Батюшки Серафима.

Маня двинулась вдоль витрин, пёс настороженно последовал за ней.

Вдруг в комнате зажёгся свет, и тяжёлый голос произнёс отчётливо:

– Добрый день.

Она оглянулась, почему-то перепугавшись.

– Я Максим Андреевич, – продолжал человек как будто с досадой и двинулся к ней. – А вы, оказывается, молодая, в телевизоре выглядите старше.

– В телевизоре все выглядят старше и толще, – пробормотала Маня. – За это я отдельно его люблю.

Он подошёл, протянул руку, она пожала.

– Здесь только часть коллекции. – Максим Андреевич обвёл глазами стены. – На самом деле я собрал гораздо больше списков.

– Зачем? – выпалила Маня. – Зачем вы их собрали столько?

И тут же выругала себя: человек совсем посторонний, а она так бестактна!

Но он засмеялся.

– Вы хотите и обо мне написать роман?

Маня пожала плечами.

…Почему-то все думают, что она, писательница Покровская, хочет написать о них роман! Водители, продавцы, пилоты самолётов, случайные попутчики в поездах, стоматолог, у которого Маня просидела в кресле полтора часа, до отказа разинув рот, а стоматолог всё это время ковырялся у неё в зубах и безостановочно говорил о своей судьбине.

Как правило, это звучало так: «Сейчас я расскажу вам свою историю, вам обязательно пригодится для романа!»

– Вообще-то, – сказала Маня, рассматривая хозяина, – я собираюсь писать роман о пропавшей иконе. Ну, вот есть знаменитая история о том, как в тысяча девятьсот четвёртом году какие-то прохиндеи украли Казанскую Божью Матерь, и ведь до сих пор не нашли!

Максим Андреевич посмотрел на неё с интересом.

– Это правда знаменитая история! – протянул он. – Вот об этом бы и написали.

…Почему-то все думают, что лучше неё, Мани, знают, о чем ей писать! Знает издатель Анна Иосифовна: «Манечка, голубчик, напиши о краже картины из музея, главное, побыстрее, к четвёртому уложишься?» Знает редактор Катька Митрофанова: «Мань, послушай, что я тебе скажу. Напиши о том, как обманывают дольщиков, нас с Володькой почти надули!!» Знает Александр Шан-Гирей, мужчина Маниной жизни и на самом деле великий прозаик: «Маня, брось ты свои детективы, напиши уже что-нибудь приличное, ты сможешь!»

И этот дядька тоже знает, оказывается!

– Я бы написала о Казанской, – сказала Маня наконец, – да боюсь, не потяну, там столько архивных материалов и всяких версий! Я для начала хочу о чём-то… менее известном. Вы ведь всё знаете об иконах Серафима Саровского, ну, по крайней мере, мне о вас именно так рассказывали! Была какая-то загадочная история с его прижизненным списком, да?

Вместо ответа Максим Андреевич спросил:

– Хотите посмотреть? Вот здесь иконы начала двадцатого века, а дальше по возрастающей, всё ближе к нашему времени. Я расскажу.

Маня ждала захватывающей истории о чудесах, но Максим Андреевич говорил как-то на редкость скучно и всё больше о том, в какой мастерской был написан тот или иной лик, где изготовлен оклад, а где краски.

Они продвигались вдоль стены очень медленно. У Мани устали ноги, и время от времени она украдкой зевала, не разжимая челюстей. Во время одного такого зевка у неё пискнуло в горле, и она с испугом посмотрела на рассказчика: вдруг заметит?…

Но он ничего не замечал, всё говорил и говорил.

Манин приятель Рома Сорокалетов уверял, что его партнёр по бизнесу, вот этот самый Максим Андреевич, знает о Серафиме Саровском и его изображениях всё, но Маня и предположить не могла, что это самое «всё» обернётся таким занудством!

Зря она попросила Рому их познакомить, ничего из этого дела не выйдет, придётся искать какие-то другие источники.

Хотя!..

Может, если его разговорить, он что-нибудь интересное расскажет?…

Манин бультерьер Волька, утомившись, брякнулся на бок с гулким звуком, как пустая бочка.

– Вам неинтересно?

– Ну что вы! – фальшиво вскричала Маня. – Страшно интересно! Мне просто немного трудно стоять, я на той неделе с велосипеда упала, нога болит…

– Тогда, может быть, присядем?

Маня с восторгом согласилась присесть.

Максим Андреевич повёл её по просторным залам, обставленным словно музейные – экспозиция «Жизнь и быт дворянской усадьбы на рубеже веков», – мимо лестниц красного дерева, картин и ваз с сухими цветами, и вдруг они оказались на улице!.. Солнце ударило в глаза, Маня прищурилась, а Волька принялся изо всех сил крутить обрубком хвоста – им сразу стало весело, будто их со скучного урока отпустили!..

Пологие ступени вели прямо в сад, видимо задуманный и воплощённый как регулярный парк, – дорожки, засыпанные розовым гравием, ровно, словно по линейке подстриженные кусты, липы с идеально круглыми кронами, купы пионов и ещё каких-то роскошных цветов, названия которых Маня не знала.

…Неужели есть люди, которые так живут? Во всей этой красоте?

Маня покосилась на Максима Андреевича, шагавшего рядом. Каждый день он приезжает сюда с работы – это же его дом! Идёт по дорожкам, поднимается до лестницам морёного дуба, смотрит на воду – вдалеке между деревьями сверкала река, – привычно ничего этого не замечая!

– Как красиво, – сказала она с чувством. – Вот просто восторг!

Максим Андреевич улыбнулся.

– Садом жена занимается. Я в цветах ничего не понимаю.

Ромка Сорокалетов говорил, конечно, что его компаньон и сотоварищ – человек не бедный, но чтоб вот так!..

Маня вздохнула и подумала с некоторым сарказмом, что хорошо бы на даче водосточную трубу переложить, а то из неё льёт прямо под фундамент.

И никакого регулярного парка!..

Мужа, и того нету!

А как бы хорошо и красиво говорить: «Садом муж занимается, я в цветах ничего не понимаю! Я больше по водосточным трубам!»

Маня фыркнула, мысль про трубы её развеселила.

– Присаживайтесь.

Посреди лужайки в пятнистой весёлой тени стояли плетёные кресла, деревянный стол, качалка, садовый диван – всё добротное, ладное, ухоженное.

Маня плюхнулась на диван и глубоко вздохнула от счастья.

– Хотите чаю? Или, может быть, шампанского?

Маня с удовольствием выпила бы глоток ледяного шампанского, но признаться в этом постеснялась и согласилась на чай.

Максим Андреевич ушёл в дом, а она порассматривала липы, понюхала кисть сирени, качавшуюся у неё за головой, закатила глаза и стала совать сирень Вольке, чтоб тот тоже понюхал. Волька сунул нос в кисть, нюхнул и, как показалось Мане, поморщился.

Вернулся Максим Андреевич с подносом.

– Я сегодня один, – объяснил он. – Женя, моя жена, ещё не вернулась, а домоправительницу я отпустил.

Мане понравилось, что он сказал «домоправительница», а не «прислуга» или «домработница»! Она как-то сразу к нему расположилась. Барин, а чай сам принёс, так трогательно!

Хозяин подал ей чашку, а перед Волькой поставил пиалу с водой – тут Маня окончательно его полюбила.

Не станет она искать никаких других источников, этот вполне подходящий, только рассказывать не умеет, но в принципе мало кто умеет рассказывать!

– Ну, а вы? – спросил Максим Андреевич, когда Маня сделала первый глоток превосходного чаю. – Как оказались в нашей глуши?

– Ничего себе глушь! – удивилась Маня. – Беловодск – большой город!

– И всё же совсем не Москва. – Максим улыбнулся. – И потом, Рома мне говорил, вы в деревне живёте.

– Да-а-а, в заповеднике. – Маня махнула рукой, словно показывая, что где-то там, в стороне, есть заповедник. – Я приехала роман писать. Не могу в Москве. Меня всё время куда-то тянет, надо не надо!.. То на съёмку, то на радио, то вдруг в Пушкинском Египетский зал открыли после реставрации! И я совершенно не могу сосредоточиться.

– Не представляю вашей работы. Я бы не смог. Часами сидеть и писать. Сдохнуть можно.

– Не, не, не, – энергично возразила Маня и ещё глотнула чаю, очень вкусного, – нельзя сдохнуть. Это страшно интересно – сидеть и писать. Понимаете, я в любую минуту могу оказаться где угодно! Вот мне захочется на яхту – бац, и я уже на яхте! И вода плещется, и палуба качается, и мачта скрипит, и солнце слепит. А потом вдруг мне захотелось на бал – раз, готово дело: люстра отражается в паркете, бриллианты сверкают, оркестр играет, а в соседней зале накрывается стол и снуют лакеи!

Максим засмеялся.

– Мне все говорят, – продолжала Маня, вдохновившись, – чтоб я бросила детективы и стала бы писать концептуальную прозу. Но там же ничего нельзя! Вообще ничего! Там есть законы, каноны, там должно быть всё только настоящее и подлинное! А мне хочется… придумывать! Это же самое интересное!

– Вот это я, наверное, понимаю, – сказал Максим с уважением, – мне нравятся люди, способные придумывать. А вы в заповеднике дом купили?

– Я живу в доме моей подруги Марины. У неё в Москве на Тверской огромный книжный магазин, знаменитый. И дача под Звенигородом, а сюда она почти не приезжает. Вот и пустила меня пожить.

– Я думал, знаменитости вроде вас живут в Питере на Дворцовой набережной, а отдыхать ездят в особняк в Сочи!..

– Тётя оставила мне квартиру в Питере, – призналась Маня, – только, конечно, не на Дворцовой, а на Мойке. А особняка у меня нету нигде, Максим Андреевич, ни в Сочи, ни в Москве.

– Почему вы хотите написать детектив об иконе? Странно, на самом деле!

– Но не писать же постоянно о том, как жена укокошила мужа, чтоб получить наследство, или племянник отравил дядю, чтобы въехать в его квартиру!

– А у вас есть детективы про жену и племянника?

– Нет, – честно сказала Маня, и Максим засмеялся.

– Пойдёмте к реке, – предложил он, когда Маня поставила чашку. – Там есть где посидеть, я помню про велосипед и вашу ногу.

Максим нравился писательнице Поливановой всё больше и больше!

– С той стороны у нас лес, – показывал он, пока они медленно шли по дорожке, выложенной розовым кирпичом, как в сказке. – Там есть калитка, можно выйти, и сразу начинается бор – сосны, черника. А за деревьями пристань, небольшая, правда, но пара катеров помещается. Я каждый вечер хожу к реке, и зимой и летом. Мне нравится.

– Да у вас тут вообще рай, – искренне сказала Маня. – Красота!

– Здесь был непролазный бурелом. Мы год только лес чистили, он был заброшен, гнил. Но ничего, расчистили.

– А почему вы не в Москве живете? – Маня посмотрела на него. – Все деловые и оборотистые должны жить в Москве. Ну, как знаменитые в Сочи!..

– В Москве скучно очень, – ответил Максим, и это было неожиданно. – И бестолково. Вся жизнь – пробки и скачки из одного места в другое. Машину не поставить, толпы, люди.

– Ну, на Остоженке всё хорошо, – заметила Маня. – Никаких особенных толп, машины все по дворам, за шлагбаумами.

– Так на Остоженке живут как у нас в Беловодске. – Максим пожал плечами. – Далеко от дома не уезжают, всех соседей и рестораны знают, по чужим местам не ходят.

Маня засмеялась:

– Я никогда об этом так не думала. А вы, должно быть, правы, Максим Андреевич!

Деревья потихоньку расступались, река сверкала всё ближе. Боковым зрением Маня заметила, что слева, у кромки леса кусты качаются из стороны в сторону, словно через них пробирается медведь.

– У вас на усадьбе медведи водятся?…

– Что? Какие медведи, где?

Максим приставил ладонь козырьком к глазам: солнце слепило – посмотрел и широким шагом двинул к лесу.

– Кто там ходит? – зычным голосом вопросил он. – Паша, это ты, что ли?…

Волька вдруг зарычал, кинулся было в высокую траву, вернулся и заметался.

– Что такое? – изумилась Маня. – Что за пляски?

Со стороны кустов раздались подряд два негромких сухих хлопка. Волька рванулся и нырнул в траву, Маня за ним. Какой-то человек убегал в лес, собака никак не могла его догнать, мешала высокая густая трава.

– Стой, стой! – кричала Маня то ли убегавшему, то ли своей собаке.

Наконец она выдохлась и остановилась. Из леса донёсся сдавленный вскрик и затрещали ветки.

– Волька, ко мне! Ко мне! Что за безобразие!

И тут Маня увидела Максима. Он почему-то ничком лежал в траве, раскинув руки.

– Максим Андреевич, зачем вы легли?! Вы что, упали?! Вам плохо?!

И как-то в одну секунду Маня вдруг поняла: зачем.

У неё потемнело в глазах, стало трудно дышать, и ноги сделались ватными. Она взялась рукой за какой-то куст.

«То берёза, то рябина, – пропел кто-то у неё в голове, – куст ракиты над рекой»[1].

– Максим, – жалобно позвала Маня. – Вставай.

Она наклонилась над ним – в спине, прямо посередине, были два аккуратных отверстия, вокруг них белая рубашка потихоньку становилась красной.

– На помощь, – очень тихо проговорила Маня. – Кто-нибудь, помогите!..

– Нет, я не понял, зачем вы его застрелили.

Маня, усталая и несчастная, наклонилась вперёд, задрала на лоб очки и потёрла глаза.

– Я никого не убивала, – в десятый раз повторила она с отчаянием. До этого она плакала, потом сердилась, а теперь пришла в отчаяние. – Вы что, не слышите меня?

– Нет, это вы меня не слышите, Мария Алексеевна, – с нажимом сказал молодой оперативник. – Мой вам совет – признайтесь сразу, вам же лучше! Сотрудничество со следствием всегда только на пользу! Мы ведь вас всё равно посадим, вы должны понимать.

– Господи, – пробормотала Маня. – Да что ж это такое?

– Рассказывайте, рассказывайте, – дружелюбно предложил оперативник, и Маня поморщилась от явной фальши, которая слышалась в его голосе. – В каких отношениях вы состояли с потерпевшим? Вы ему кто? Близкая подруга? Или просто знакомая?

Они сидели в одной из комнат роскошного дома, который только что потерял хозяина, – Мане казалось, что сидели целую вечность, а разговор не двигался с места, крутился, как воронка, засасывал до головной боли.

– Я не подруга и не знакомая, – забубнила Маня в одиннадцатый раз. – Я дружу с Романом Сорокалетовым, а он дружит с… Максимом Андреевичем, они партнёры по работе. Я собиралась писать роман об иконе Серафима Саровского, и Ромка, то есть, Роман Сорокалетов, сказал, что Максим как раз увлекается такими иконами и всё о них знает. Ну, они договорились, я приехала, Максим Андреевич показал мне свою коллекцию, а потом…

– На чем?

Маня не поняла:

– Что – на чем?

– На чем приехали?

– А, на такси, я говорила уже.

– Почему вы его отпустили?

– Кого?

Оперативник посмотрела на неё с отвращением:

– Таксиста, кого! Как вы собирались возвращаться, здесь не центр города!

– Понятия не имею, – честно призналась Маня. – Я об этом не думала.

– Всё наоборот, вы подумали! Вы застрелили хозяина и собирались скрыться через лес. Такси вам только помешало бы.

– А зачем я тогда вас вызвала? – устало спросила Маня.

Оперативник немного подумал:

– Нервишки, видать, сдали. Дамские у вас нервишки, вот и сдали. Ну? Будем признаваться или будем следствию голову морочить? Где орудие убийства?! – вдруг рявкнул он, поднялся и навис над Маней. Маня отшатнулась. – Куда вы его дели, ну?!

Волька у неё в ногах весь напрягся, зашёлся лаем и стал бросаться.

– Уберите собаку, а то пристрелю!

– Волька, нельзя! Ко мне!

Пёс оглянулся на хозяйку – глаза у него были налиты кровью, а хищная пасть скалилась, – всё же совладал с собой, отошёл и сел рядом. Короткая шерсть на загривке дыбилась.

– Мы ведь найдём ствол-то, – продолжал оперативник как ни в чем не бывало. – Вы его, небось, в кусты кинули? Или в реку?

– Я никого не убивала, и пистолета у меня нет и не было.

– Значит, будем продолжать голову морочить. Так и запишем. Откуда вы знали, что в доме никого не будет? Когда готовили преступление? Кто вам сказал?

Маня опять потёрла глаза.

– Я в этом доме в первый раз в жизни. С хозяином познакомилась только сегодня. О том, что в доме никого, кроме нас, не будет, я не знала и знать не могла.

– Да ведь всё это легко проверяется, – сообщил оперативник.

– Ну, так проверяйте!

– Да это лишняя работа! Вот вы подумайте сами, выгодно вам лишние задачи нам задавать или выгодней содействовать.

– Да в чем содействовать-то?!

– Признались бы давно, и поехали в камеру.

– Я не хочу в камеру! – завопила Маня. – Я никого не убивала! Вдоль опушки кто-то шёл, я подумала – медведь! Максим посмотрел и пошёл туда, он ещё какое-то имя назвал! Спросил, это ты? Моя собака кого-то погнала, я побежала за собакой, а потом два раза хрустнуло. Или сначала хрустнуло, а потом собака бросилась в лес, я не помню точно! Я подошла, а он лежит ничком, и руки раскинуты!.. Я его позвала, но сразу поняла, что он мёртвый. И я позвонила вам! Вы приехали и накинулись на меня!

– Разве ж я накинулся, – добрым голосом сказал оперативник, – когда я накинусь, вам мало не покажется, дамочка!.. Пожалеете, что на свет родились. Мне ведь вас уговаривать некогда, мне раскрытие нужно, а тут и раскрывать нечего, всё ясно.

– Зачем мне его убивать?

– Да почём я знаю. Вот обыщут вас в отделении, может, найдут всяко, золотишко, камушки. Дом-то богатый! Мало ли чего вам захотелось, чего у вас нет, а тут есть. Прихватили хозяина убили, чтоб шум не поднял, но тут нервы сдали вы и позвонили в полицию! Между прочим, звонок вам зачтётся. И добровольное признание тоже, вы головой-то подумайте, что вам выгодней!..

Бедный Максим!.. Должно быть, утром, собираясь на работу, он и подумать не мог, что к вечеру его не будет в живых. Всё останется – и дом, и сад, и река, – а его не будет…

– А жена? – вдруг спросила Маня своего врага-оперативника. – Вы ей позвонили? Максим сказал, что она ещё не вернулась, и сам чай готовил.

– Мы без вас разберёмся, кому звонить, кому не звонить, вы не указывайте.

– Я не указываю, – пробормотала Маня и вдруг заплакала: так стало жалко Максима и его жену, незнакомую ей.

…Всё кончилось, всё потеряло смысл. Липы, цветы, картины. С этого прекрасного, солнечного, тёплого вечера вся жизнь семьи, дома, ближних и дальних пойдёт по-другому.

– Что же делать, – постояла Маня, раскачиваясь из стороны в сторону, – что делать…

– Признаваться, – сухо посоветовал оперативник, косясь на неё брезгливо. – Сейчас следователь приедет, а у нас уж всё готово. Труп есть, убийца по ходу есть, как в аптеке.

– Я никого не убивала.

– Снова здорово, – удивился оперативник, – вы ж почти признались! – И передразнил: – Что делать, что делать!..

Дверь распахнулась, в комнату хлынул свет, Маня зажмурилась.

– Ну, чего тут у вас?

– Всё тип-топ, – бодро и с облегчением сказал оперативник, – здравия желаю, товарищ майор. Труп видели? Огнестрел! А дамочка упирается, говорит, не убивала, хотя по ходу она и убила.

Маня вытерла слезящиеся глаза и посмотрела. Напротив неё на стул основательно усаживался человек, совсем молодой и очень лохматый. Он был в джинсах, мятой футболке и никчёмушной куртёшке.

…Следователь? Товарищ майор?

– Раневский, – представился лохматый, – Дмитрий Львович. Следователь из следственного комитета. А вы?

– Там всё написано, – сунулся оперативник.

– Мария Поливанова, – выговорила Маня, – писательница из Москвы.

– Как – писательница? – удивился следователь.

– Да враньё сплошное, товарищ майор, – опять сунулся оперативник. – Хотя паспортные данные…

– Для себя пишете? – перебил Раневский. – В стол?

– Да не в стол, – Маня шумно выдохнула, – а в издательство! Ну вот же!..

В высоком и узком книжном шкафу плотно стояли книги – насколько Маня успела заметить, книги в этом доме были в каждой комнате, – и свои они отличала моментально, несмотря на плохое зрение.

Она поднялась, подошла к шкафу – оперативник и следователь наблюдали с интересом – и вытащила книгу.

– Вот! Я в прошлом году написала, – и сунула следователю.

Тот недоверчиво взял и повертел в руках.

– Марина Покровская, – пробормотал он, – фамилия знаменитая, и фотография вроде ваша…

– Ну, не ваша же! Марина Покровская – псевдоним!

– Выходит дело, с потерпевшим вы давно знакомы, – торжествующе начал оперативник, – раз у него ваши книжки имеются!

– Они продаются в магазинах.

– Да ну?! И кто ж их покупает?!

– Люди, – буркнула Маня. – Вы не поверите. Есть люди, которые любят читать.

– Дамочка, не морочьте нам голову!..

– Погоди, погоди, – перебил следователь Раневский. – Что вы делали в этом доме? С хозяином хорошо знакомы?

Маня завела свою историю в тринадцатый раз. Волька хмурился возле её ноги: ему здесь не нравилось и хотелось домой, в деревню, где они так славно жили с хозяйкой.

– Понятно, – непонятно сказал следователь Раневский, когда Маня добубнила и повернулся к оперативнику. – Из домочадцев нашли кого-нибудь? Жена, дети где?

– Пока нет, товарищ майор.

– Этого Сорокалетова, который их свёл, разыскали?

– Никак нет, товарищ майор.

– Заросли осмотрели, куда собака пришельца погнала?

– Товарищ майор…

– Так чего стоим-то? – неприятным голосом сказал Раневский. – Кого ждем? Вперёд! А мы с вами, Мария Алексеевна, пройдёмся до места, и вы мне всё покажете, как было. Справитесь?

Маня кивнула.