Родная кровь Dar Anne

Развязка страшной истории, взявшей своё начало тридцать пять лет назад, уже пришла в движение, но я пока ещё ничего не знала об этом.

По неизвестной причине, мне плохо спалось всю ночь и, неожиданно пробудившись от беспокойного сна в начале четвёртого часа ночи, я так и не смогла заставить себя заснуть повторно. Без единого движения пролежав двадцать минут в кромешной темноте в постели, сознательно обновленной мной пять месяцев назад и по итогу оказавшейся слишком просторной для одного человека, я наконец сдалась и, тяжело выдохнув, сняла с себя тяжёлое одеяло. Как только я сделала это, мне сразу же захотелось одеться потеплее из-за уже неделю царившей в доме прохлады, но вместо этого я быстрыми шагами направилась в ванную комнату, по пути морщась от холода, неприятно впивающегося своими острыми резцами в мои голые стопы.

Завязав в высокий, тугой хвост свои густые каштановые волосы, я поспешно сбросила с себя хлопковую пижаму – последний оплот теплоты на моём остывающем теле – и шагнула в душевую кабинку. Аккуратно отстраняя голову от тёплых потоков воды, я начала думать о том, что мне стоит прекратить забывать о необходимости приобретения нового калорифера, иначе с такими темпами я проживу осень и встречу зиму на первом этаже дома, а это плохо. Пусть такой большой дом и велик для меня одной, ни при каких условиях нельзя забрасывать второй этаж. Заброшенность одной комнаты мгновенно, пусть сначала и едва заметно, отразится на общем состоянии дома. Запустение для дома подобно воспалению лёгких для человека – запусти этот процесс, не отследи его течение, и незримая болезнь уверенно начнёт поражать весь организм, пока не превратится в очевидную проблему, которая не станет терпеть игнорирования со стороны самоуверенного микроорганизма, должного отвечать за нормальное функционирование помещения, в котором он проживает.

Мне срочно нужен новый калорифер. Сегодня же займусь этим пунктом.

Мысленно разобравшись с этим и ещё парой хозяйственных вопросов – смена лампы в кладовой и покупка батареек для техники – я обтерлась новым махровым полотенцем и, одевшись, начала приводить себя в порядок. Не обнаружив признаков бессонной ночи под своими карамельно-карими глазами – так их цвет однажды и навсегда для себя обозначила Сигрид – я удовлетворённо выдохнула, после чего решила едва заметно подчеркнуть свой уверенный взгляд чёрным карандашом и, распустив волосы, начала тщательно расчесывать их волны. Из-за их чрезмерной густоты я никогда не отращивала их больше, чем на пару-тройку сантиметров ниже лопаток. Бльшая длина доставляла мне дискомфорт и периодически заставляла задумываться о стрижке под парня, однако максимальный минимум, на который я раз в несколько лет замахивалась, не превышал линии плеч. Может быть, при такой густоте волос стоит наплевать на желание их отрастить? Взять и подстричься что ли? Какой там у меня список внеурочных дел на сегодня? Калорифер, лампа, батарейки… Добавить посещение парикмахера?..

До рассвета всё ещё было слишком далеко. Спустившись на первый этаж, я включила тусклый свет в коридоре и старый напольный торшер в гостиной, после чего, прошагав на кухню, включила голубоватую подсветку рабочей кухонной поверхности рядом с холодильником. Заварив себе крепкий чёрный чай и сделав пару горячих сэндвичей, я села за квадратный, маленький кухонный стол, рассчитанный на две персоны. Правой рукой взяв пульт, я хотела включить небольшой телевизор, подвешенный в углу у окна, за которым всё ещё разливалась ночь и давал о себе знать едва уловимыми нотами тоски тихий октябрьский ветер, но у меня не получилось этого сделать. Вспомнив о том, что у меня всё ещё нет батареек, я гулко выдохнула, встала из-за стола и, подойдя к телевизору, включила его при помощи скрытых с обратной стороны панели кнопок. Поняв, что попала на передачу о канадском национальном парке Ауюиттук, я удовлетворённо опустила руки и вернулась за стол. Природа – моя слабость. А с учётом того, что штат Мэн может похвастаться и потому регулярно хвастается своей природой, можно считать, что я постоянно живу в опасной близости со своей слабостью – практически впритык к ней. Может быть поэтому я по итогу и стала сильнее многих.

Съев оба сэндвича и допив чай, я не заметила, как замерла под монотонный и тихий мужской тембр, пытающийся описать мне красоты парка, в котором я никогда не бывала и побывать не планировала. Прежде я не замечала за собой моментов впадения в прострацию, однако сейчас, видимо, со мной случилось нечто подобное. Чего я ожидала? Зачем проснулась? Зачем приняла душ и позавтракала?.. Я неосознанно посмотрела на настенные часы, но прежде чем успела рассмотреть потускневший циферблат, вспомнила, что ещё неделю назад лишилась этих часов из-за очередной заглохшей батарейки.

“Так, всё, – вдруг хлопнув себя ладонью по колену, мысленно вздохнула я. – Трудоголизм меня до сумасшествия доведёт. Возвращаюсь в спальню, раздеваюсь, укладываюсь в постель и не покидаю её раньше восьми часов. С работы ухожу ровно в шесть, не позже, и уделяю время на решение бытовых аспектов своей жизни. Если не сегодня возьмусь за свой график – тогда никогда”. Встав с этими мыслями из-за стола, я начала загружать в посудомоечную машину грязную посуду. Уже захлопнув машину и помыв руки, я взялась за полотенце и начала протирать им влажные ладони, когда мой телефон, ещё накануне вечером забытый мной на кухонном столе, начал издавать приглушенную вибрацию. Бросив на него косой взгляд, я с расстояния в три шага смогла рассмотреть, кто именно звонил мне в столь неуместное для разговоров время. Подойдя к столу и взяв телефон в руки, я посмотрела на время, высвечивающееся в углу экрана: 04:49. Входящий звонок был от Арнольда Рида, так что удивляться ему я не стала. На протяжении последних двух лет Рид периодически позволял себе названивать мне посреди ночи, при этом ни разу не позволив себе пойти на подобный шаг без наличия у него веской на то причины. Но впервые за два года причина его ночного звонка мне была настолько серьёзна.

В Роаре произошло убийство.

За окном накрапывает дождь, всю ночь пробарабанивший по выцветшей крыше моего скромного, пусть и двухэтажного, съёмного таунхауса. Лето в этом году выдалось на редкость жарким, и быстро наступившая, ранняя осень, по-видимому, теперь собиралась взять своё сполна. Лето я любила больше, чем любую другую пору года, но дожди всегда приносили мне странное, гипнотическое успокоение, поэтому этим утром я ощущала удовлетворение от созерцания меланхоличного октябрьского утра.

Усердно чистя зубы, я снова и снова прокручиваю в голове слова своего начальника Алана Пасса, сказанные мне два дня назад, отчего моё напряжение лишь нарастает. Перед выходными фирма “Шатем”, в которой я работаю уже четвёртый год, заполучила неожиданную перспективу на многообещающий проект, способный серьёзно повлиять на дальнейшее развитие всего предприятия, а значит на всеобщее финансовое будущее, поэтому Алан был как никогда взволнован и чёток в выражении своих желаний: “Этот проект очень дорогостоящ, а значит максимально важен для нас, Тесса! Он нам необходим буквально как воздух! Пойми: это серьёзная перспектива на сотрудничество не только с этим толстосумом, но и с его не менее, а может быть даже более обеспеченным кругом! Однако для начала нам необходимо оторвать себе этот завидный кусок, чтобы потом, за счёт него, найти такие же аппетитные куски – понимаешь, о чём я говорю? Порви их там всех, Тереза, но сделай так, чтобы этот кусок пирога достался нам! Ты ведь понимаешь, как сильно я тебе доверяю после нашего последнего проекта и как сильно я рассчитываю на тебя… Постарайся на славу… Ты лучшая из всего моего штата…”, – и прочее в подобном духе. В пятницу вечером Алан был очень красноречив, особенно на фоне того, что н позволил себе выпить пару банок пива за полчаса до официального окончания рабочей недели. Он страшно рассчитывал на этот проект… Страшно.

Речь шла об обустройстве гостевого домика при особняке главы компании “Coziness”, специализирующейся на производстве эксклюзивной мебели и известной, как утверждает Алан, не только в Мэне, но и на всём севере США, и даже в Канаде. Мне пришлось все выходные работать над этим проектом, не имея ни малейшего представления о том, чего от него желает получить сам заказчик. Всё, что он предоставил нам – это планировку гостевого дома, подкрепленную фотоснимками его внутренней обстановки на данном этапе, плюс желание оставить стены из бруса и деревянные потолки нетронутыми, и ещё многогранное слово “уют”, которое, как я понимаю, должно было раскрыть мне всю глубину желания хозяина дома увидеть “идеальный проект”. Заказчик хотел уютный дом, но он напрочь забыл сообщить нам о том, что именно он подразумевает под понятием уюта. Для того, чтобы понять психологию заказчика, мне пришлось отыскать в интернете сайт его компании, что оказалось самым простым из всей поставленной передо мной задачей, и ознакомиться с ассортиментом, который он производит.

“Coziness” производил не просто эксклюзивную, но красивую и качественную мебель, что было видно не только по её дизайну, но ещё красноречиво отражалось на ценниках: штука баксов за миниатюрный стеклянный столик в виде дрейфующего в океане айсберга – кому в голову придёт заплатить такую зверскую цену пусть даже за такую не просто красивую, но и действительно оригинальную вещь? И всё же, по-видимому, богатых ценителей прекрасного и в США, и в Канаде было более чем достаточно, так как, судя по карте расположения магазинов в этих двух странах, этот бизнес откровенно процветал. А ведь айсберг-столик был самой дешевой вещью в их ассортименте…

По-хорошему, на детальную проработку подобного проекта должна выделяться в крайнем случае минимум неделя, я же должна была справиться всего лишь за выходные и, как мне кажется, я действительно справилась, причём не просто на “хорошо”, а на “отлично”. Поняв, что кроме слова “уют” и сайта компании заказчика с подробным ассортиментом его производства у меня больше ничего не будет, я взяла за основу два этих пункта и приплюсавала к ним своё видение. В общем, я просто рисовала то, что в моём понимании было уютом и чего хотела бы для себя, что значит, что теперь чуть ли не всё будет зависеть от того, совпадут ли мои вкусы со вкусами заказчика, ну и ещё какой-то процент успеха будет зависеть от моей убедительности. Если заказчику что-то не понравится в моём проекте, что весьма вероятно, так как человеческие вкусы редко бывают идентичны, я должна буду убедить его в том, что смогу в кратчайшие сроки переделать все детали под его вкус, пожалуй даже смогу переоформить весь проект, если он того пожелает, и даже, вполне возможно, справлюсь с корректировкой и даже с коренным преобразованием проекта всего за одни-единственные сутки…

Сплюнув пасту в раковину, я встретилась взглядом со своим голубоглазым отражением в зеркале и осталась недовольной увиденным: глаза и губы уже должны быть неброско подкрашены, густые каштановые волосы, которые я зачем-то отрастила до локтей, уже должны быть расчесаны, кожа не должна быть такой белой…

Поспешно прополоскав рот, я схватилась за расческу и, обернувшись к открытому дверному проёму, спросила, не жалея силы голоса:

– Берек, дорогой, ты уже почистил зубы?!

Услышав в ответ радостное: “Да, мама!”, – я с облегчением выдохнула. Этому ребёнку только через две недели исполнится пять лет, а он уже чаще меня бывает готовым к грядущему дню. Из него определённо точно растёт настоящий мужчина и дело тут не только в том, что его матерью являюсь я.

Уже впрыгивая в узкую чёрную юбку я снова возвращаюсь от приятных мыслей о быстро растущем сыне к мыслям о том, что успех не только грядущего дня и отдельного проекта, но успех целой фирмы, в которой я до сих пор так успешно работала, в ближайшие часы будет зависеть от совпадения вкусов заказчика с моими. Это ведь практически самоубийство…

До места происшествия я добралась за пятнадцать минут. В Роаре, население которого составляет приблизительно сто двадцать тысяч человеческих душ, всё относительно близко. Что же касается количества душ – очевидно, на одну душу этой ночью в этом городе стало меньше.

Останавливаясь у уже взятой в оцепление по всему периметру пляжной парковки, появившейся здесь только пару лет назад и теперь буквально нависающей над песчаным пляжем, я скользнула взглядом по быстро светлеющей линии горизонта, стыкующей небеса с заливом, и удовлетворённо выдохнула: утро будто бы спешило вступить в свои права пораньше, специально ради таких трудоголиков, как я.

Услышав от Арнольда о том, что на пляже найден труп, моя первая мысль метнулась к банальному варианту с утопленником, но ситуация оказалась родом из другого разряда. Сказать, что я ожидала этого, значит признаться в хладнокровии, но, как бы дико это ни звучало, я действительно ждала подобного происшествия, и причём очень сильно. И вот, это свершилось: новый, свежий след, ещё имеющий запах, ещё не остывший, дающий шанс на вскрытие гнойника, терзающего не одну меня не первое десятилетие. Я почти была уверена в том, что это именно этот случай. Для того, чтобы утвердиться в своей уверенности, сейчас мне всего лишь нужно поговорить с Арнольдом и собственными глазами увидеть жертву.

Выйдя из машины, я сделала несколько шагов по направлению к оградительной жёлтой ленте и, не представляясь, нырнула под неё. Здесь всё ещё было много народа. Несколько полицейских машин и одна медицинская карета скорой помощи отбрасывали синий и красные цвета немо работающих мигалок на чёрный асфальт и бледные людские лица. Здесь были не только полицейские и медики, но и несколько гражданских-понятых, каждый из которых стоял в отдалении со своей собакой на поводке – собачники, выгуливающие питомцев перед рассветом. Здесь всё ещё присутствовал фотограф. Не заметив моего прибытия, уже уезжал судмедэксперт. Значит, скоро увезут и труп, который сейчас лежит всего в десяти метрах передо мной, посреди парковки, накрытый вызывающе белоснежной простыней.

Неосознанно пожав плечами от внезапно налетевшего со стороны залива влажного бриза, я продолжила продвигаться по направлению к белоснежной простыне. Мы с Арнольдом практически одновременно увидели друг друга, и он сразу же направился в мою сторону.

На данный момент Арнольд Рид самый молодой сотрудник в штате уголовного отделения, но он далеко не самый незаметный. Ему двадцать девять лет, он выше меня на голову, то есть его рост не менее метра восьмидесяти пяти, он светловолосый и темноглазый, с красивыми ямочками на щеках, проявляющимися во время его лучезарной улыбки, способной похвастаться идеальными рядами белоснежных зубов. Помимо этого парень атлетично сложен: мускулистый и широкоплечий, словно Атлант. Неудивительно, что за ним половина полицейского отдела, та, что женская и незамужняя, тащится, словно аромат за розой, но он неприступен, словно неотесанная скала или потерянный ледник, бороздящий просторы бескрайнего океана голодных женских взглядов. Его популярность подпитывается ещё более тем, что он не местный. Перевелся к нам из Кентукки, Лексингтонского отделения уголовного расследования, четыре года назад, после громкого дела с поимкой Дождливого маньяка. Пояснил он столь кардинальную смену обстановки страстью к зимнему сёрфингу. Я же убеждена, что причина кроется в том, что во время успешного закрытия дела Дождливого маньяка этот парень приобрёл не только лавры, но и схватил пулю. Скорее всего, близкое соприкосновение с осознанием собственной смертности заставила его задуматься о более спокойном месте, в результате чего он и оказался в Роаре, и зависает здесь уже четвёртый год.

– Пейтон, – едва уловимо кивнув мне, Рид пошёл слева от меня, шаг в шаг с моим, по направлению к трупу.

– Рассказывай, – коротко отозвалась я, уловив, как мой голос незаметно сливается с предрассветным шумом прибоя.

– Молодая женщина, голубоглазая брюнетка, – начал он, но словив на себе мой неодобрительный взгляд и правильно истолковав его, пояснил. – Документов при жертве не найдено, но в её сумочке была обнаружена фотография с ребёнком, скорее всего с сыном. Возможно, это та самая женщина, о пропаже которой обеспокоенный муж заявил в полицию сегодня в 00:12. Собственно говоря, именно пущенный на поиски патруль и нашёл её тело полчаса назад. Предполагаемых родственников жертвы уже оповестили, опознание должно состояться через три часа, когда вскрытие и прочие подготовительные процедуры будут завершены.

Остановившись рядом с простынью, покрывающей труп, я тихо выдохнула и прощупала взглядом близстоящие автомобили. Арнольд тем временем продолжил, но уже другим тоном, должным мне о многом говорить:

– Жертва умерла из-за огнестрельного ранения. Стреляли сзади, пуля прошла под лопаткой – попадание прямо в сердце. Калибр 5,6 миллиметров. Экспертиза наверняка подтвердит, что стрелять могли из самозарядного пистолета с интегрированным глушителем, того самого устаревшего High Standard HDM.

Чем больше Арнольд говорил, тем явственнее внутри меня нарастала волна душевной дрожи. Чтобы скрыть своё возрастающее волнение, я натянула на руки латексные перчатки, по привычке носимые мной во всех внутренних карманах моих курток и плащей, и присела на корточки. Откинув край простыни, я оголила левую руку жертвы, покоящуюся под волнами её разметавшихся, густых тёмных волос. Заметив на её запястье элегантные и явно не дешевые наручные часы, циферблат которых был украшен миниатюрными белыми камнями, я обратила внимание на то, что они остановили свой ход в 21:09.

– Предположительно в котором часу она была убита? – сдвинув брови и не поднимая головы, обратилась к напарнику я.

– Приблизительно между девятью и десятью часами ночи.

– Что по свидетелям?

– Естественно свидетелей нет – в такое время года в поздний час на пляже редко кого встретишь. Сейчас опрашиваются жители близстоящих к парковке домов, но пока что всё глухо. Уже допросили живущего на берегу в трейлере местного кочевника, Гая Уэнрайта. По идее, из его трейлера идеальный обзор парковки, но он утверждает, что ничего не видел и ничего не слышал, потому как накануне приложился к бутылке, отчего этой ночью спал как младенец, как он сам утверждает и что подтверждает его общее состояние.

Вновь прикрыв труп простыней, я разогнулась и, поднявшись на ноги, задумалась.

Прежде чем я успела бы озвучить свои мысли, Арнольд вдруг решил высказать их за меня:

– Это он. Больничный Стрелок. И метод, и калибр говорят сами за себя.

– Прошло больше пяти лет с момента его последнего появления. Почему сейчас?

Прошло несколько секунд, прежде чем Рид решил заговорить, но ответа на мой вопрос он не выдал:

– На сей раз он от нас точно не уйдёт.

Я лишь на короткое мгновение встретилась со своим собеседником взглядом, после чего поспешно посмотрела в противоположную сторону. Одного мгновения мне хватило, чтобы понять, что Арнольд говорит так только потому, что знает, что я желаю услышать именно эти слова и желаю сделать это больше всего на свете. Мы словим Стрелка. На сей раз он точно не уйдёт. Но что изменилось с прошлого раза? Будет изменён состав следственной группы? Теперь, почти с вероятностью в сто процентов, не без помощи звонка Рида, благодаря которому именно я, как следователь, оказалась на месте происшествия, мне, а не Сэмюэлю, например, будет поручено ведение этого дела? Теперь в следственной группе появится новенький из Кентукки? Но что с того?..

– Что жертва делала на парковке в столь поздний час? – упершись руками в бока, гулко выдохнула я. – У неё есть машина? Она шла к ней или от неё…

– Автомобильных ключей при жертве не обнаружено.

– Что со следами насилия?

– Очевидные следы насилия отсутствуют, но более аргументированный ответ на этот вопрос у нас появится после проведения экспертизы.

– Значит есть вероятность, что на парковку она пришла добровольно… – задумчиво отозвалась я и, включая фонарик на своём мобильном, продолжала. – Ключи должны быть, Рид.

Сказав это, я вновь присела на корточки и начала высвечивать светом мобильного фонарика пространство под припаркованной вблизи трупа машиной. Я практически сразу выхватила лучом света то, что искала – искомое мной скрывалось под правым передним колесом. Потянувшись облаченной в латексную перчатку рукой за находкой, уже спустя несколько секунд я продемонстрировала своему напарнику связку ключей с брелком в виде собачки.

– Она выронила их при падении, – уже выпрямляясь, констатировала я.

– Ты гений, – одарив меня своей знаменитой улыбкой, упёрся руками в бока Рид. – Хотя мы всё равно нашли бы их во время зачистки территории.

Нажав на брелоке кнопку разблокировки автомобиля, я обернулась на отчётливый щелчок и мигание сигнальных огней. На мой призыв отозвался синий Peugeot, стоящий в десяти метрах от трупа его владелицы.

Ещё спустя минуту, открыв бардачок среагировавшего автомобиля и найдя в нём документы, удостоверяющие личность владельца автомобиля, мы выяснили имя убитой.

Собеседование было назначено ровно на девять часов. Однако даже несмотря на то, что я пришла на десять минут раньше обозначенного времени, я не стала первой явившейся под дверь кабинета заказчика. Двое молодых парней и две женщины, такие же дизайнеры, как и я, уже ожидали начало раунда. Парни были одеты в обыкновенные чёрные костюмы, а вот женщины выбрали неожиданно яркие платья и явно неспроста сделали ставку на броский макияж. Величественная блондинка была одета в бирюзовое платье-футляр приличной длины, но с откровенно броским декольте, а пышногрудая рыжеволосая девушка, может быть только немногим старше меня, сделала ставку как раз на короткую длину своего ярко-оранжевого платья. Уловив эти красноречивые акценты, я машинально разгладила невидимую складку на своей строгой чёрной юбке. И почему я не подумала об этом?! Почему мои оппонентки позаботились о том, чтобы сразу броситься в глаза, а я даже не задумалась над этим пунктом?! Чёрная юбка лишь на ладонь выше колена, чёрный пиджак и белая блузка – классика, старая как мир! А обувь? Почему я надела обыкновенные туфли на пятисантиметровом каблуке? Почему не вспомнила, что где-то в залежах моих платяных шкафов покоятся мои старые-добрые шпильки, о существовании которых я не вспоминала последних лет пять? Обе женщины вооружились шпильками, обе накрасили губы ярко-красным цветом, обе залакировали свои причёски… А я что сделала для того, чтобы с первой попытки вырезать свой образ в памяти заказчика? На ходу подвела глаза и просто причесалась, не удосужившись даже заплести хвост? Как же я могла так безрассудно подойти к презентации своей персоны? Кому сейчас интересна классика? Все любят блестящее, яркое, едкое…

Ладно, зато презентация моего проекта у меня что надо. Держу пари, я смогу переплюнуть даже самых ярких попугаев блеском, выжатым из моих усилий.

Значит, я буду пятой в очереди на представление презентации. Но это только в том случае, если проекты будут выслушиваться в порядке живой очереди, то есть по той цепочке, которую мы образовали, подтягиваясь к этим дверям. Для меня подобный расклад откровенно не самый выгодный. В подобных ситуациях лучше быть первой или последней – так запомниться больше шансов – нежели болтаться где-то посередине, да ещё и в классическом, то есть беспощадно заезженном образе.

А что если нас захотят выслушать не в порядке живой очереди? Например, начнут вызывать в кабинет по алфавитному порядку?..

Я мысленно начала проговаривать названия конкурирующих компаний: “Don-Ton”, “Future today”, “House of dreams”… Нет, всё равно “Shatem” не первый и не последний в списке. В таком случае буду четвертой. Какой быть лучше: пятой или четвёртой?..

Словив себя на подобных мыслях, я наконец признала факт того, что я действительно сильно переживаю. Хаотичные и не имеющие никакого смысла мысли начинали роиться в моей голове только в моменты неопровержимо сильных переживаний. Наверное, таким образом, в моменты переживания мной стрессовых ситуаций, моё подсознание пытается отвлечь мой разум от эпицентра моего беспокойства. Возможно, прежде у него это даже, в определённых случаях, получалось…

На стул слева от меня опустился крупный мужчина лет сорока. Ну всё, представитель “Future today” пришёл, значит все оппоненты в сборе. Я посмотрела на свои аккуратные наручные часы, подаренные мне родителями в честь рождения Берека. Часы показывали без одной минуты девять часов.

Всё-таки было бы неплохо, если бы я пришла первее своих оппонентов. Возможно этот маленький факт предал бы мне больше уверенности в себе, ведь я всегда предпочитала прийти заранее, нежели опоздать. Но факт заключался в том, что я пришла в максимально возможное для меня раннее время. Уроки в школе Берека начинаются ровно в девять часов, а сама школа начинает принимать учеников только в восемь тридцать, так что отвезти ребёнка в школу в более раннее время для меня попросту не было возможным.

Мои вновь начавшие буянить мысли прервало неожиданное появление секретаря: женщина афроамериканского происхождения лет сорока пяти, коротко подстриженная и поджарая, была одета в строгий синий костюм, что меня сразу же подбодрило – значит, её работодатель всё-таки ценит классику. Она заговорила голосом, в котором читался мягкий металл:

– Прошу всех, кто здесь находится по вопросу дизайнерского проекта – пройдите в кабинет, – секретарь едва уловимым жестом руки указала на дверь, напротив которой все мы сидели в ряд.

Подобный поворот событий, судя по удивлённым взглядам других дизайнеров, заинтриговал не только меня. Во-первых, заказчик всё ещё не зашёл в этот самый кабинет, а во-вторых, неужели он захочет выслушать всех одновременно? Уже поднимаясь со своего стула и направляясь к двери вслед за парнем, пришедшим на пару минут раньше меня, я допустила ещё один вариант: сегодня дождливая погода, по этой или любой иной причине вполне может оказаться, что заказчик решил не покидать своего дома и сейчас нас ждёт онлайн-конференция. Это был бы отличный вариант. Я часто участвовала в онлайн-конференциях, презентациях и консультациях. По сути, бльшую часть своего рабочего времени я проводила именно онлайн, поэтому в подобных условиях я всегда чувствовала себя как рыба в воде. Если эта презентация всё-таки состоится в подобном режиме, значит я уже могу рассчитывать на победу с вероятностью в пятьдесят один процент, потому как мой проект действительно хорош по всем критериям и фронтам…

Мы зашли в кабинет в том порядке, в котором ожидали начала собеседования в коридоре. Первым зашел высокий блондин, затем две женщины, затем брюнет в больших очках с золотистой оправой, за которым, не отставая, следовала я, а за мной, громко шаркая ногами, шагал всё ещё тяжело дышащий мужчина из “Future today”. Секретарь попросила нас расположиться на стульях, выставленных в ряд всего в паре метров перед массивным рабочим столом владельца кабинета. Резьба этого стола была настолько искусной, что я невольно приоткрыла рот – подобные предметы роскоши в Роаре прежде мне не встречались. Как только мы заняли свои места, я вновь неосознанно пригладила невидимую складку на своей юбке – и почему я только не выбрала брюки?! ведь я всегда предпочитала брюки! – и начала рассматривать обстановку кабинета заказчика, которая, как мне казалось, могла немало рассказать мне о вкусах этого человека.

Быстро поняв, что кабинет обустроен не только дорого, что для меня не было очень удивительным, но и в классическом стиле, я мысленно ухмыльнулась: значит, этот человек всё-таки положительно относится к классике. Однако вдруг вновь вспомнив слова Алана о том, насколько важен для нашей фирмы этот проект, моя уверенность заглохла в самом своём зародыше и, чтобы воскресить её, я начала прокручивать у себя в голове все пункты своего на самом деле превосходного проекта, во имя рождения которого я убила все свои выходные. Итак, гостевой дом с видом на залив, возведённый рядом с основным домом. Я сделаю акцент на освещении, предложу классический минимализм и, главное, вся моя презентация будет выстроена вокруг продукции “Coziness”. Наверняка заказчик будет желать подчеркнуть свои достижения перед гостями, которых он будет принимать в этом доме, и мебель “Coziness” – это самый выигрышный в данном случае вариант. Однако я не наивна, в своих расчётах я прекрасно осознаю, что мои оппоненты также наверняка выстроили свои проекты вокруг этой идеи. Но у меня есть туз в рукаве. Вчера в пять часов вечера я в очередной раз обновила сайт компании заказчика и совершенно неожиданно – эту неожиданность можно сравнить с громом среди ясного неба – увидела то, что перевернуло всё моё видение данного проекта: “Coziness” готовились к выпуску новой линейки эксклюзивной мебели и вчера вечером представили полный каталог на своём сайте! Я переделала весь проект под новую линейку за считанные часы – работала до двух часов ночи… Ни один робот не успел бы сделать за столь сжатый срок то, что сотворила я! То, что я сегодня презентую – это не просто дизайнерский проект, это уникальный шедевр и моё личное достижение, как профессионала своего дела. И, думаю, с учётом того, что вчера вечером “Coziness” успешно презентовали свою новую линейку в Нью-Йорке, сегодня поразить заказчика у меня не составит особого труда – скорее всего, накануне он пил, отчего этим утром он вполне может быть немного рассеян. Хотя, этот же фактор может сыграть не в мои ворота.

Я покосилась взглядом на сидящих рядом со мной оппонентов. Знали ли они о презентации новой коллекции “Coziness”? Думали ли о том, что заказчик может быть рассеян из-за веселого вечера накануне? Могли ли они успеть перекроить свои проекты под новую линейку?..

За моей спиной раздался звук распахнувшейся двери, который я восприняла чуть ли не за спасительный круг: долгое ожидание выматывает, отчего я естественным образом желала поскорее покончить с этим давлением.

Все дизайнеры одновременно встали со своих мест и обернулись, я тоже поднялась, но не успела обернуться из-за папки, которую чуть не выпустила из рук. Мысленно выругавшись, я сквозь зубы выдавила одновременно со всеми слова: “Доброе утро”, – в ответ на приветствие заказчика. Не останавливаясь, мужчина прошествовал к своему столу, а мы снова опустились на свои стулья.

По красиво стриженому затылку заказчика – его волосы были черны, словно смоль – и по его ровной осанке я вдруг поняла, что заказчиком будет молодой мужчина. Но так как моя папка продолжала настойчиво ускользать из моих рук, я вновь сосредоточилась на ней, не успев взглянуть на этого человека в момент, когда он, обойдя свой резной стол, повернулся к нам лицом и наконец занял своё место.

– Пусть первым выскажется представитель “Don-Ton”, – наконец прозвучал приговор.

“Значит, всё-таки в алфавитном порядке”, – разочарованно поджав губы, выдохнула я и устремила свой взгляд в спину поднявшегося блондина, уверенно направившегося к одному из трёх флипчартов, стоящих справа от стола заказчика. Выходит, я буду четвёртой. Не люблю быть в хвосте, но здесь уже выбор не за мной, так что придётся смириться.

Парень стал развешивать свои эскизы на флипчартах, и я, увидев первый эскиз, сразу же едва уловимо улыбнулась: он, как и я, как наверняка и все остальные здесь собравшиеся дизайнеры, решил взять за основу наполнения пространства продукцию “Coziness”, но уже сейчас я видела, что он не учёл выхода новой линейки. Минус один противник!

Подавив улыбку, я непроизвольно повела плечами, словно пытаясь сбросить с себя неожиданно ставший ощутимым груз неизвестного происхождения. Парень начал своё вступление, и я искренне пыталась его слушать, но необъяснимая тяжесть, словно придавливающая меня откуда-то извне, никуда не пропадала, и даже казалось, будто она начинает стремительно возрастать. Не понимая, в чём дело, я вновь повела плечами, но уже спустя несколько секунд осознав, что это телодвижение мне никак не помогает, я закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди, словно желя отгородиться от незримой, но ментально уловимой угрозы. Я совершенно не понимала, почему никак не могу сосредоточиться на словах своего конкурента, уловить их смысл… Меня как будто бы оттягивала куда-то в противоположную от рассказчика сторону невидимая сила, которой я продолжала всячески сопротивляться, но, кажется, у меня это плохо получалось. Словив на себе заинтересованный взгляд сидящей справа от меня блондинки, я вдруг заметила, что привлекла не только её внимание, но и внимание сидящего между нами парня в очках, однако я никак не могла понять, что именно их во мне вдруг могло так сильно заинтересовать. А тем временем ментальный дискомфорт становился для меня всё более и более осязаемым…

Набрав полную грудь воздуха и начав потирать левый висок кончиком указательного пальца, я не заметила, как поддалась оттягивающей меня на себя силе и неосознанно мельком взглянула на заказчика, после чего вновь вернула свой взгляд к выступающему оппоненту, как вдруг… Мой взгляд повторно, на сей раз абсолютно осознанно и резко метнулся в сторону увиденного мной мужчины. Встретившись взглядом с этими до боли в мозгу знакомыми глазами, я, кажется, едва мгновенно не умерла на месте. Нет, я не ошибалась… Он тоже наверняка узнал меня – он буквально сверлил меня своими глазами цвета болотной тины. Широкие скулы, смоляные волосы… Нет, это определённо точно ОН.

– Тесса? – из его рта сокращённая форма моего имени вылетела в виде неприкрыто удивлённых нот.

– Да-а… – На сжатом выдохе протянула я, как будто меня только что застукали на месте преступления, хотя преступником была не я – преступником был произнёсший моё имя вслух мужчина.

В этот момент я почти почувствовала сжимающуюся на моей шее губительную удавку. Уверена, этот человек тоже почувствовал её, но только не на своей шее. Он почувствовал её в своих руках.

Читая паспорт убитой, я осознавала, что не переживаю никакого визуального обмана: женщина действительно очень молода. Значит, про неё будут говорить, что она не просто преждевременно, но слишком рано ушла из жизни. В глаза сам собой бросился факт, который примечательным мог показаться только мне: она была старше меня ровно на полгода.

– Жертва родилась восьмого апреля, – передавая паспорт в руки Арнольда, констатировала я. – Личность установлена. Остаётся только дождаться официального опознания со стороны родных жертвы. Известно, кто будет опознавать тело?

– Муж, – коротко отозвался Арнольд.

– Скажи своим парням тщательно поработать с машиной.

Отойдя от автомобиля жертвы, оставленного мной на попечение Рида, я ещё раз окинула взглядом накрытый белоснежным покрывалом труп молодой, красивой и наверняка кем-то любимой женщины. Судя по отметкам в её паспорте, которые я просмотрела лишь вскользь, она не только была замужем, но и имела как минимум одного ребёнка пяти лет. Этот факт ещё сильнее сгустил странное чувство где-то в области моих лёгких. Я понимала, что мой мозг пытается сыграть со мной злую шутку, показывая мне иллюзорные сходства, которых на самом деле нет, но я ничего не могла с этим поделать. Да, эта женщина была моей ровесницей, но в отличие от неё, я не была ни женой, ни матерью. Да, её ребёнок осиротел практически так же рано, как и я, но я стала круглой сиротой в три года, а этому ребёнку было пять и у него всё ещё оставался отец. Нет, всё это никакие не сходства, всё это – иллюзия. Если здесь и есть какое-либо сходство, тогда только одно, и это сходство – калибр.

Я осознавала, что передо мной сидит Байрон Крайтон, но я категорически отказывалась верить своим глазам. Судя по выражению его лица, он сам не верил в реальность этой встречи.

Постепенно приходя в себя и осознавая, что именно только что произошло, я никак не могла понять, почему я не узнала его сразу, уже только по его голосу, который, как мне до сих пор упорно казалось, я не смогла бы забыть даже спустя целую жизнь. Видимо, страдания притупляют сенсорную память. Я его не узнала.

Сколько прошло с момента начала презентации проекта представителя “Don-Ton”? Минута?.. Пять минут?.. Как давно он заметил меня? Как давно сверлил взглядом? В какой момент я почувствовала этот тяжёлый, как сама расплавленная сталь, посторонний взгляд на себе?.. Когда остальные заметили его заинтересованность мной? Сколько времени у меня есть, чтобы убежать прочь, забиться в какую-нибудь щель и просидеть в ней до тех пор, пока этот человек не исчезнет с лица земли? До тех пор, пока не умрёт он или не умру я… Куда мне бежать?..

Не осознавая своих действий, я резко, словно ужаленная ядовитым насекомым, вскочила со своего стула. Взгляды всех присутствующих, и без этого моего движения сосредоточенные на моей персоне, стали ещё более заинтересованными.

– Я… – начала я, но предательски запнулась. Поправив на плече шлейку своей небольшой сумки, сразу же ударившейся о моё бедро, я машинально взмахнула рукой, удерживающей папку с теперь уже ничего не значащим для меня проектом, в направлении парня, выступление которого в эту минуту я бесцеремонно оборвала. – Я, пожалуй, пойду… Проект моего оппонента гораздо лучший, нежели мой – я не буду составлять ему конкуренцию… – Почти связно говорила я, уже пятясь к выходу. – Прошу прощения… – Чтобы хоть как-то завершить свою путанную речь, добавила я и, резко развернувшись, быстрыми шагами направилась к двери, которая вдруг показалась мне неправдоподобно далёкой.

Я не верила в реальность происходящего. Неужели я действительно произнесла фразу: “Прошу прощения”?! Серьёзно?! Да как я могла позволить себе выпустить из своего рта подобные слова в присутствии этого человека!.. Это он должен на коленях умолять меня о прощении – не я его!!! Но даже моё прощение не смоет с лица земли факт существования тех грязных поступков, которые он сотворил в своей извращенной жизни!

– Тесса, подожди! – его голос прозвучал за моей спиной как раз в момент, когда моя рука коснулась дверной ручки. В этом голосе читалось откровенное беспокойство, которое его владелец попросту забыл скрыть.

Все эти годы я думала, что никогда не забуду этот звучный баритон, все эти годы терзаний я считала, что не забыла… Но вот я слышу его и не узнаю, и понимаю, что на самом деле я забыла эту раскалённую сталь, против моей воли вливающуюся в мои уши, я понимаю, что не хочу вспоминать ноты этого голоса, являющие собой синоним моих персональных мук, терзаний, изощрённых пыток, придуманных бесчеловечным палачом. Но я стою на месте. Не поворачиваюсь, но стою. Потому что боюсь, что если пошевелюсь, он догонит меня, а если он меня догонит, если он напомнит мне… Я не смогу пережить этого снова. Не смогу пережить без серьёзных травм, влекущих за собой не менее серьёзные последствия, которые способны сформироваться даже от одних лишь воспоминаний о свершившемся в моей жизни кошмаре. Поэтому я стою словно вкопанная и, до боли жмурясь, пытаюсь заставить себя быть сильной или, если не смогу, прямо здесь и сейчас рассыпаться на миллион невидимых атомов.

– Наша встреча завершена, – вдруг прозвучал всё тот же страшный голос далеко у меня за спиной, мгновенно вызвавший волны трусливых мурашек и холода на моей спине. – Прошу прощение за беспокойство и прошу всех удалиться. – Услышав эти слова, я сразу же попыталась открыть дверь, но меня мгновенно одёрнули. – Тесса, задержись, пожалуйста.

Естественно я благоразумно остановилась и в итоге позволила остальным дизайнерам, совершенно потрясённым подобным развитием событий, прошествовать мимо меня в спасательный дверной проём. Пока ещё я не понимала этого, но меня начинало трясти оттого, что я снова и снова, словно на заевшей плёнке, начала слышать в своей голове своё имя, произнесённое голосом этого человека: “Тесса – Тесса – Тесса”… Мне неприятно, что он позволяет себе обращаться ко мне используя неполную форму моего имени… Я не осознаю, что моя растерянность и мой испуг начинают медленно, но верно подпитываться тихой и пока ещё едва уловимой злостью.

Последний дизайнер вышел за дверь и хотел её закрыть за собой, но я вовремя схватилась за её блестящую хромовую ручку, словно за спасательный круг, и не позволила двери захлопнуться. В этот же момент периферическим зрением увидев, как Крайтон вышел из-за своего стола и направился в мою сторону, я гулко сглотнула. Его чёрная рубашка буквально нависала на моём горизонте, словно огромная грозовая туча, не сулящая поздно заметившему её путнику ничего хорошего. Я в буквальном смысле остолбенела от осознания того, что, если сейчас же не возьму себя в руки, риск сломать себе всю оставшуюся жизнь быстро достигнет опасно критической отметки.

Прежде чем он подошёл ко мне, я успела убедить себя в том, что я взяла себя в руки. Насколько смогла…

Я не думала, что он позволит себе остановиться так близко ко мне, но он сделал это – он встал всего в двух шагах напротив меня.

– Я хотел бы увидеть твой проект, – уверенным тоном заговорил он, и я заставила себя встретиться с ним взглядом. – Покажешь?

В его интонации звучало скорее смутно выраженное требование, нежели вопрос, но я не расслышала в его голосе ни жёсткости, ни грубости… Того же факта, что в тоне моего собеседника звучали отчётливые ноты дружелюбия, я совершенно не желала признавать.

Желая казаться уверенной в себе, я слегка сдвинула брови к переносице и утвердительно кивнула головой. Как только я совершила этот немой жест согласия, по сути своей походящий на харакири, мой собеседник дотронулся двери, за ручку которой я всё ещё держалась в последней надежде на призрачное спасение, и уверенно захлопнул её.

Так мы окончательно и бесповоротно остались наедине: я и кошмар, разделивший всю мою жизнь на “до” и “после”.

Это было ужасно. Ничего более страшного в последние годы моей жизни со мной не происходило.

Байрон заказал у секретаря чашку чёрного кофе и поинтересовался, чего хочу выпить я. Чтобы выглядеть убедительной в своём хладнокровии, я вынуждена была не отказаться от его любезного предложения и в итоге заказала себе чёрный чай, хотя на самом деле мне хотелось совсем другого. Мне хотелось послать этого подонка на все четыре стороны и выпасть из поля его зрения до того момента, в который он успеет понять, в какой именно из четырёх сторон меня предположительно можно будет отыскать.

Ни он к кофе, ни я к чаю так и не притронулись. Две чашки стояли на его рабочем столе с разных его бортов и, дымясь, медленно остывали. Байрон внимательно изучал содержимое моей папки, в которой во всей своей красе был представлен тот самый дизайнерский проект, которым ещё каких-то десять минут назад я гордилась, словно родным ребёнком, и о котором теперь не могла думать без боли, как будто узнала, что этот ребёнок, которого я с самого момента его рождения считала своей плотью и кровью, на самом деле оказался подкидышем, в котором я не распознала чужое дитя. Как моё сердце могло так жестоко обмануть меня?.. Как не подсказало правду?..

Почему я не поинтересовалась именем заказчика? Я ведь все выходные работала над этим проектом, это колюще-режущее имя наверняка должно было быть указано на сайте его компании, оно определённо точно красовалось на проектной документации чёрными буквами, сложенными в страшные инициалы… Хотела бы я сказать, что так больно я в своей жизни ещё не обжигалась, но это было бы неправдой. Я обжигалась и гораздо больнее. И виной тех чудовищных, незаживающих ожогов был именно этот мерзавец.

– Я так понимаю, это случайность, – не отрывая взгляда от содержимого папки, внезапно, спустя целых пять минут гнетущего молчания, вдруг решил заговорить первым Крайтон. – Ты не знала, что заказчик я.

– Чистой воды случайность, – настолько уверенным тоном отозвалась я, что сама собой вдруг осталась довольной, и эта маленькая победа над своими эмоциями ещё больше укрепила мои внутренние силы.

Помолчав несколько секунд, Крайтон всё же оторвал свой взгляд от красочных рисунков, оформленных моими старательными руками и чувственным видением, и посмотрел на меня. Я не стала ни отводить, ни опускать свой взгляд, и эта очередная маленькая победа заметно поддерживала состояние моего духа, до сих пор пребывающего в глубоком потрясении.

– Расскажи мне об этом проекте, – не став играть со мной в проверку терпения, он первым отвёл свой взгляд, вернув его к содержимому папки, после чего перевернул очередной лист. – Что ты здесь видишь? Что хотела показать?

Я знала, что этот проект уже слился. Смысл его обсуждать? Смысл развозить невкусную кашу по тарелке?

– В этом проекте я предложила акцентировать естественное освещение, сделать ставку на произведения искусства и увеличить пространство небольших комнат за счёт крупногабаритных зеркал.

Я замолчала. Подождав с полминуты, но так и не дождавшись продолжения, Крайтон оторвал свой взгляд от папки в его руках и вновь посмотрел на меня:

– И это всё?

В его голосе не было агрессивных нот, и это меня напрягало больше всего – я явно улавливала доброжелательность в его тоне. А это определённо точно странно и это… Страшно.

– Да, всё, – спокойным тоном отозвалась я, твёрдо уверенная в своём намерении не сказать больше ни слова о проделанной мной работе.

Столь безынициативной, скучной, бесцветной, да просто “никакой” презентации в моей практике ещё не случалось, и даже это злило меня сейчас – я не хотела, чтобы Крайтон и здесь преуспел, и вновь занял первое место на невидимом пьедестале его побед, но, видимо, конкретно в этом случае я попала в западню: либо он станет первым, кто не получит от меня достойную презентацию, либо мне придётся презентовать ему свои труды, а до подобного плинтуса я никак не могу позволить себе опуститься. Достаточно уже того, что созданное мной произведение искусства, шедевр дизайнерской мысли, лежащий в грязных руках этого подонка, за считанные секунды обратился в пыль.

– Это замечательный проект, – не дождавшись от меня больше ни единого слова и не отводя от меня взгляда, вдруг констатировал мой собеседник, явно желающий вспороть мои барабанные перепонки своим дружеским тоном.

– Спасибо, – наигранно спокойным голосом отозвалась я, при этом едва уловимо поджав губы.

В следующую секунду он положил на стол перед собой раскрытую папку с моими трудами, и это был лучший момент, чтобы покончить со всем этим бурно разыгравшемся театром абсурда. Контролируя скорость своих движений, я относительно спокойно поднялась со своего места и, потянувшись за раскрытой папкой, наигранно спокойно захлопнула её прямо на столе, после чего вновь завладела ею.

Пока я была всецело сосредоточена на папке, Крайтон всецело был сосредоточен на мне. Внезапно встретившись с ним взглядом так близко, я почти услышала, как внутри меня рушится незримая крепость театрального спокойствия. Машинально поправив шлейку сумочки на плече, я прижала свою папку к груди и уже не таким уверенным, и спокойным тоном, который мне хотелось бы от себя слышать, произнесла:

– Я, пожалуй, пойду. У меня ещё есть дела на сегодня. Прощай.

На сей раз я всё сказала правильно. Пусть и сделала это не тем тоном, который мог бы вызывать у меня восторг при повторных воспоминаниях об этом моменте, которых, я даже не сомневаюсь в этом, мне было не избежать.

Развернувшись, на сей раз я смогла беспрепятственно выйти из пугающе закрытого кабинета и оставить Байрона Крайтона за своей спиной.

Уже спустя полчаса сидя в маленьком кафетерии у окна с видом на гавань и без аппетита пробуя лососевый пирог, я думала о нетронутой чашке чая, оставленной мной на рабочем столе Крайтона. Интересно, что он сделал с ней?.. Наверняка приказал своей секретарше унести нетронутый напиток, и в итоге она выплеснула его, окрасив им дно и стенки начищенной до блеска раковины в чёрный цвет.

Как же сильно Алан будет недоволен тем, что я слила этот проект. Он слишком сильно рассчитывал на него и слишком сильно рассчитывал на меня…

Прищурившись от внезапно пробившегося сквозь плотные дождевые тучи слабого лучика солнца, на мгновение засветившего моё лицо, я попыталась улыбнуться самой себе и мысленно утвердить дрожащую в моём подсознании мысль о том, что дальше всё будет хорошо.

Со мной всё будет хорошо. Тот кошмар давно миновал. Я его пережила, чтобы никогда больше не переживать его снова. Прошлое должно оставаться в прошлом и останется в нём – я не позволю ему вторгнуться в моё настоящее. Этот мужчина больше не причинит мне вреда.

До сих пор дрожащий на моём лице мимолётный лучик солнца поглотили суровые в своём величии дождевые тучи. Прекратив щуриться, я вновь посмотрела на мир широко распахнутыми глазами и вдруг не увидела в нём ни уверенности, ни безопасности, ни хотя бы возможности скорого успокоения. Только слабую надежду, дрожащую, словно беспомощный перед грозовыми тучами солнечный луч, рискующий померкнуть в любую секунду.

Мы стояли на парковке напротив морга, ожидая окончания процедуры опознания тела. Скрестив руки на груди и опершись спиной о свою машину, я внимательно слушала Арнольда, речь которого мне всегда нравилась тем, что в ней никогда не встречался хлам, что в наше время редко можно встретить среди людей моего возраста.

– …Ставлю всё своё состояние на то, что это Больничный Стрелок, – после непродолжительной, но крайне содержательной речи, самоуверенно заключил Рид, подобно мне скрестив руки на груди.

– Твоё состояние не такое уж и большое, – колко заметила я.

– И откуда же ты знаешь о моём состоянии? Неужели интересовалась им? – в ответ я промолчала, продолжая барахтаться на поверхности своих мыслей о грядущем деле. – Ладно, не утруждай себя ответом, понятно ведь, что не интересовалась, иначе бы знала, что трехкомнатная квартира в Лексингтоне в сумме как минимум с моей машиной уже больше стоимости твоего дома вместе с твоей машинкой.

– Мне совершенно не интересно твоё финансовое состояние, Рид, – вынырнула из-под очередной волны беспокойных мыслей я. – Но если ты хочешь уточнить, у кого что больше, помни, что я всё-таки стою над тобой и, соответственно, зарабатываю чуть больше.

– Чуть, – прищурился сквозь довольную ухмылку Рид. – Что общего между всеми известными нам жертвами? – очевидно, видя мою погружённость в эту тему, он решил резко вернуться к ней. – За исключением идентичного выстрела в виде прямого и единичного попадания в сердце, и того же калибра пули.

– Все они были молодыми, любимыми и успешными, – пожала плечами я, понимая, что всё это не то. – Почти все они были женщинами…

– Один был мужчиной.

– Думаю, это случайность.

– Случайность?

– Да. Все убитые были женщинами. Возможно мужчина был убит потому, что оказался не в том месте, не в то время.

Высказав своё предположение, я посмотрела в глаза собеседника и поняла, что он смотрит на меня слишком пристально.

– Тридцать два года назад и пять лет назад твой предшественник Эйч Маккормак упустил его, – безапелляционно констатировал Рид, глядя мне прямо в глаза. – В этот раз я знаю, что мы выйдем на этого подонка по свежим следам.

– Эйч был хорошим следователем, – сдвинула брови я, с уважением вспоминая не просто древнего старика, но профессионала, под руководством которого я выросла настолько, что в итоге смогла занять его место, когда он ушёл на пенсию в свои девяносто два года, что само собой уже было показателем не только его профессионализма, но стойкости его духа и тела.

– Он был хорош, но Больничного Стрелка упустил дважды, – попал прямо в яблочко Рид. – Теперь в нашем отделе три следователя. Айрин сейчас загружена по голову, выходит, остаётесь ты и Сэмюэль.

– Я была вызвана на место преступления. С большей вероятностью это дело будет передано именно в мое видение.

– Я тоже так считаю, – согласился Рид, и я уловила в его тоне предупредительные ноты. Я внимательно посмотрела на него, желая понять, что именно мой напарник хочет мне сказать. – Представь, что мы поймали его, – от этих слов у меня даже на секунду в ладонях закололо. – Не боишься подточить на суде фундамент успешного дела тем, что кто-то из толпы обвиняемой стороны выдаст предположение о наличии конфликта интересов? Если это дело сочтут личным, это может серьёзно навредить тебе и повлиять на приговор.

– Ты гений, – криво ухмыльнулась я. – Не переживай, у меня всё под контролем. Я точно не собираюсь становиться причиной смягчения приговора для убийцы.

– Но одновременно ты хочешь быть причастной к его поимке.

Я не хотела обсуждать с Ридом столь щепетильную тему, тем более с учётом того, что я держала на безопасной дистанции от неё даже близких мне людей. Я уже хотела сказать своему собеседнику о том, что эта тема может считаться закрытой, как вдруг заметила выходящего из дверей морга полицейского. Заметив мой брошенный за его спину взгляд, Рид обернулся и тоже увидел быстро шагающего по направлению к нам коллегу.

– Что-то не так, – сдвинув брови, заметила я, отстранившись от машины и расцепив скрещенные на груди руки.

– Опознание окончено, – спустя минуту остановившись перед нами, взволнованно глядя то на меня, то на Рида, заговорил крупно сложенный брюнет, пятидесятый юбилей которого мы отмечали всем отделом на прошлой неделе. Я с нетерпением ждала продолжения, потому что видела, что должно быть сказано что-то ещё. – Личность установлена, муж жертвы официально опознал её.

– И что же, в таком случае, не так? – сдвинула брови я.

– На жертве надета не её одежда. Частично…

Мы с Ридом одновременно посмотрели друг на друга. Что за?..

– Такого с предыдущими жертвами не было, – почти разочарованно произнёс Рид.

Нет, я категорически не верила в то, что убийцей может быть кто-то кроме Больничного Стрелка. Ведь почерк идентичен… Тогда по какой причине отличаются знаки препинания?

Алан Пасс был не очень высоким мужчиной, периодически пытающимся поддерживать разнообразные диеты, дабы контролировать свой слегка шалящий вес, который лишь украшал его то задорную, то резко меланхоличную натуру. Он носил исключительно деловые костюмы совершенно не деловых расцветок и любил побаловаться с разнообразными моделями псевдоочков, которые не всегда ему шли. В этом месяце он остановил свой выбор на больших круглых очках в золотистой оправе, которые, к всеобщему удивлению, весьма подходили его округлому лицу. Он был наполовину американцем по отцовской линии и наполовину индусом по материнской, и вторая его генетическая половина заметно подавляла первую не только цветом кожи, но и менталитетом. Алан любил яркие цвета, острые специи и сильные ароматы, и потому наш офис всегда был эпицентром скопления всех этих пунктов, которые больше отвлекали от работы, нежели помогали на ней сосредоточиться. Поэтому я предпочитала работать за пределами офиса, что Алана, как любителя шумных людских скоплений, часто расстраивало, но я ничего не могла поделать с возникающим у меня во время рабочего процесса желанием отстраниться от внешнего мира, тем более от столь яркого, порождающегося активной, но не всегда продуктивной деятельностью контрастной личности моего босса. И так как за четыре года моего знакомства с Аланом у нас установились отношения не просто “босс-подчиненный”, но “бос-подчиненный-друг”, с работой по удалённой системе у меня практически не возникало проблем, за исключением того, что Алан периодически надувал свои красивые пухлые губы, слыша от меня частые слова о желании продолжать работать в уединенной обстановке.

Помимо фирмы “Шатем” у Алана Пасса к его тридцати четырём годам были достижения и на других фронтах. К примеру, два года назад он развёлся с нашим филигранным ландшафтным дизайнером Филиппой, которую все мы любя и уважая зовём просто Пиппой. Длинноногая, чернокожая, всегда красиво одетая, всегда накрашенная и с идеально уложенными, гладкими, и блестящими волосами, Пиппа была красивой женщиной, правда сколько я её знаю, она всегда выглядела на пару лет старше своего реального возраста. В прошлом месяце какой-то заказчик дал ей целых тридцать три года, хотя ей было только тридцать – для всех так и осталось секретом, каким образом Пиппа смогла сдержать себя и не разбить в кровь нос близорукого мистера.

Роман Алана и Пиппы продлился ровно семь лет, пять из которых он бурлил в чане официального брака. Говорят, что своенравная Пиппа ни за что бы не вышла замуж за мягкотелого Алана, если бы не забеременела от него в первые же месяцы их отношений, так что у Алана из достижений ещё есть и озорная дочь семи лет по имени Труди. Со стороны вся эта яркая тройка – Алан, Филиппа, Труди – выглядела чем угодно, но только не семьёй, и всё же они были единым организмом, каждодневно штурмующим наш маленький офис своей переливающейся через края энергией. И потому я всерьёз боялась представить, какую головомойку двое из них устроят мне, когда узнают, что я сорвала проект, на который они так сильно рассчитывали. Уже сам факт того, что после провального собеседования у Крайтона никто из “Шатем” мне так и не позвонил, чтобы уточнить, как всё прошло, сгустил тучи над моей головой настолько, что с утра пораньше, проводив Берека в школу, я сразу же направилась в офис с дрожащими поджилками. Не уволит же Алан меня? Он ведь понимает, что у меня сейчас сложный период, что мы только недавно переехали, что у меня за плечами отличный послужной список… В конце концов, это был всего лишь гостевой дом… Всего лишь гостевой дом бюджетом в двести тысяч долларов… Если не Алан, тогда меня убьёт Пиппа. И плевать, что она мне такая же подруга, как и Алан. Они меня просто растерзают в клочья…

Стоило мне только переступить порог нашего маленького офиса, как я сразу поняла, что все уже в курсе моего громкого фиаско. Как только я открыла дверь, и подвешенные над ней колокольчики звякнули, все десять человек, составляющие полный штат “Шатем”, мгновенно с наигранной заинтересованностью уткнулись в свои мониторы и в один голос поздоровались со мной, словно репетировали это приветствие всю прошедшую ночь. Интересно, как именно каждый из них узнал об этой трагедии? Алан метался по всему офису и, размахивая руками, снова вопрошал, за что ему достался очередной бездарный работник? Или Пиппа, скрестив руки на груди, битый час стояла у куллера и, по хорошо знакомой всем привычке, свирепым взглядом кипятила воду внутри него? А как эти двое узнали о провале проекта? Позвонил ли им секретарь Крайтона или они сами позвонили его секретарю? Если меня что-то и могло утешить в сложившейся ситуации, так это то, что никто, кроме меня, не знает истинных деталей и причин этого провала, а значит всё уже не так плохо, как могло бы быть…

Я успела лишь повесить сумочку на свой рабочий стул и уже хотела снимать с себя пиджак, серость которого оттеняла мою бледность, когда из директорского кабинета вдруг вынырнул Алан. Мне сразу же показалось, будто его свирепый взгляд вонзился в меня, словно остро заточенный клинок в сырое мясо.

– Ах ты… – вытянув руку вперёд, он указал на меня своим коротким указательным пальцем. Я сразу же замерла на месте, предчувствуя гром и молнии, и, возможно, даже угрозу громкого увольнения.

Сделав несколько быстрых шагов по направлению ко мне, Алан вдруг схватил меня за плечи, что меня буквально потрясло – я ожидала чего угодно, но чтобы дело дошло до рукоприкладства… Такого поворота я не предвидела даже в самом худшем раскладе.

Начав трясти меня за плечи, словно тряпичную куклу, Алан, в своей манере и всё же слишком громко, как для моих барабанных перепонок, вдруг закричал:

– Ну, кто здесь заполучил жизненно важный для нашей компашки проект и теперь будет вести его, как гордый орденоносец ведёт в бой своих зелёных солдатов?!

За моей спиной неожиданно раздались громкие хлопки, вслед за которыми на мои волосы вдруг посыпалось конфетти из цветной бумаги… И тут меня и вправду словно молнией поразило – до меня наконец дошло, насколько всё будет хреново: им никто не сообщил о моём провале…

Естественно им никто не сообщил! Я ведь так и не нашла в себе смелости вчера явиться в офис или хотя бы позвонить им!

Ещё сильнее сжав мои плечи, Алан притянул меня к себе и безжалостно сильно, до неприятной боли обнял меня. Пока я, под всеобщие крики и хлопки, всячески пыталась пережить затруднительную ситуацию, в которую сама себя загнала, параллельно изо всех сил стараясь не задохнуться в объятьях своего безудержного босса, я встретилась взглядом с Филиппой. Остановившись в дверном проёме кабинета Алана, она, облокотившись о дверной косяк, смотрела на меня с радостной улыбкой и весело хлопала в ладони.

– Ну что, проект наш, да? – радостно прошипел мне на ухо Алан.

– Вообще-то нет, – на последнем оставшемся в моих лёгких воздухе сжато процедила я сквозь зубы.

– Вообще-то да, – настойчиво отказывался воспринимать мои слова всерьёз Пасс.

– Нет, Алан.

– Да, Тесса.

– Да нет же… – Я резко отстранилась от содрогающегося в конвульсиях счастья Пасса. – Проект не наш.

– Наш, Тесса, проект наш! Крайтон лично звонил мне вчера, чтобы сказать, что ему понравилась твоя презентация и что он хочет видеть её реализацию в твоём авторстве!