Источник Шиюна Черри Кэролайн
Вошли женщины с бледными волосами и холодными лицами; они поклонились, поцеловали руку Хитару и в молчании удалились в коридор. Шепот, запах духов и масел разнесся над вооруженными стражниками.
Затем, пробираясь между расступившимися скорбящими, вошел Рох в сопровождении охранников, по одному с каждой стороны. Рох был вооружен, одет в плащ, из-под которого торчал длинный меч, и нес лук — полностью готов к дороге.
В сердце Вейни внезапно зародилась нежданная отчаянная надежда, иллюзия, что Рох может спасти его, которая умерла в тот же момент, когда Рох, не обращая на него внимания, обратился сразу к власти, к новому могуществу, к сыну Байдарры.
— Милорд, — пробормотал Рох и наклонился, но не поцеловал руку Хитару и не оказал больше никакого знака уважения, отчего лица, в том числе и Хитару, помрачнели. — Лошади оседланы. Нам нужно выступать на закате, как и было намечено. Я думаю, нам лучше поторопиться.
— Никакой задержки не будет, — заверил Хитару.
Рох опять поклонился, настолько, насколько это было необходимо, затем повернул голову и впервые посмотрел на Вейни, который стоял на коленях меж двух стражников. — Кузен, — сказал с сожалением Рох, как человек, упрекающий слишком нерадивого юнца. Жар бросился в лицо Вейни и что-то опять откликнулось на этот голос. Он взглянул в карие глаза Роха и тонкое загорелое лицо, ища Лилла, борясь с собственной ненавистью. До него вдруг дошло, что только они двое здесь знали Эндар-Карш и что он никогда не увидит его снова, и когда Рох уйдет, он должен будет остаться один среди кваджлов.
— Я не завидую тебе, — сказал Вейни, — иметь в дороге такую компанию.
Глаза Роха тревожно метнулись к Хитару, затем вернулись назад. Рох наклонился, взял Вейни за руку и поставил на ноги, не обращая внимания на стражников. Его рука была нежной и доброй, как рука брата.
— Поклянись служить мне, — сказал Рох тихим голосом, только для одного Вейни. — Оставь ее, и я заберу тебя отсюда с собой.
Вейни мотнул головой, отказываясь и сжимая челюсти, показывая, как бы он хотел этого на самом деле.
— Они не нанесут тебе вреда, — продолжил Рох, которому не нужно было так говорить.
— Твоя воля — не закон для них, — ответил Вейни. — Я не убивал Байдарру, клянусь своей честью, я не убивал. Они сделали это, чтобы запутать тебя. Я для них ничего не значу.
Рох задумался.
— Если я увижу тебя в Абараисе с ней, я не смогу идти на компромиссы, я не могу с тобой…
— Тогда, если ты надеешься на это, возьми меня с собой сейчас, не спрашивая с меня клятвы. Ты знаешь, я не могу дать ее. Но неужели ты больше веришь им, чем мне? Ты будешь одинок с ними, и когда они получат то, что хотят…
— Нет, — ответил Рох через некоторое время, пока доверие и сомнение боролись в нем. — Нет, это не будет мудро с моей стороны.
— По крайней мере, забери отсюда Джиран.
Опять Рох поколебался и, казалось, почти согласился.
— Нет, — выговорил он, — я не доставлю тебе такого удовольствия. Чтобы ты продолжал надеяться на мою долгую жизнь, она останется здесь.
— Чтобы ее убили, так же как и меня?
— Нет, — ответил Рох, — я позаботился о твоем содержании и позабочусь о том, чтобы они сдержали свое слово. Мы совершили сделку — они и я. Я увижу тебя в Абараисе.
— Нет, — возразил Вейни, — я не думаю, что так будет.
— Кузен… — мягко сказал Рох.
Вейни, отвернувшись, выругался, комок поднялся к его горлу. Он прошел мимо своих стражей, у которых не было указаний на этот счет, и потому они стояли тупо, как скот. Никто не остановил его. Он подошел к окошку и посмотрел на блестящие от дождя камни.
Группа за группой присутствующие отбывали по своим делам, бряцая оружием и громко ступая по коридорам. Постепенно собравшиеся разошлись. Рох ушел одним из первых. Вейни не повернул головы, чтобы посмотреть. Он слышал, как комната опустела и дверь тяжело закрылась. Где-то далеко по залам разносилось эхо шагов вооруженных людей.
Во дворе начали ходить люди, послышался цокот копыт по мостовой. Голоса людей — мужчин и женщин — доносились в суете, на какой-то момент они становились ясными, а затем растворялись опять.
Новый лорд покидал Охтидж-ин. Прежний, возможно, еще не был похоронен. Таково было намерение Хитару — уехать вместе с Рохом в поисках власти. И Рох этот с сомнением в голосе, с угрозами и предостережениями, пообещал ему привести его тоже в Абараис до того, как дорога будет закрыта. Возможно, Байдарра возражал против этого путешествия, находя поводы для отсрочки. Но Байдарра уже не мог никому помешать — может быть, из-за предостережения Роха. В этом был жестокий юмор Хитару — возложить вину на того, на кого Рох меньше всего этого желал.
Вейни слышал, как несколько лошадей, потоптавшись во дворе, выехали из Охтидж-ина.
Если Моргейн жива, то она должна будет столкнуться с этим отрядом по дороге, если не оказалась более осторожной и мудрой и не проскакала уже мимо Охтидж-ина прямо к Абараису. Это была единственная надежда, которая осталась в нем. Если Моргейн поступила так, то с Рохом покончено — он будет беспомощен. Наверняка боязнь этого засела в мыслях Роха и подвела его к порождению всей этой сумятицы в Охтидж-ине. Это привело его к союзу с теми, кто отвернется от него при первой же возможности. Если Рох приедет слишком поздно, если Моргейн успеет раньше и Источники уже будут мертвы и запечатаны, то эти самые союзники наверняка вынуждены будут убить его, и тогда горькая расплата будет ожидать в Охтидж-ине заложника за дела мертвого врага.
Но если Рох не опоздает, а Моргейн собьется с дороги, то тогда все сложится по-другому. Он должен будет отправиться в Абараис служить Роху. И поскольку он останется без хозяина, он должен будет поклясться служить другому господину.
Ничего другого не оставалось, и у Вейни не было иного выбора, кроме как добиваться смерти Роха — и умереть вместе с ним.
Где-то закрылась дверь, эхо разнеслось в глубине крепости. Раздался скрежет по камню, потом шаги в коридоре. Он думал, что теперь его до последнего момента оставят в покое, но задвижка на двери позади него щелкнула. Он оглянулся, и кровь застыла в жилах — он увидел Китана, окруженного вооруженными людьми.
Китан подошел к краю стола с гневным выражением. Черты его деликатного лица были застывшими и холодными.
— Они уезжают, — сказал Китан.
— Я не убивал твоего отца, — запротестовал Вейни. — Это Хитару.
Никакой реакции. Китан спокойно стоял и смотрел на него. А снаружи, от ворот, доносились звуки переминающихся с ноги на ногу лошадей. Затем ворота с треском хлопнули. Китан протяжно вздохнул, так медленно, словно экономил воздух. Он прикрыл глаза и открыл их, все с тем же холодным спокойствием.
— Через некоторое время мы должны будем похоронить моего отца. Мы не будем устраивать никакой особой церемонии. Затем я займусь тобой.
— Я не убивал его.
— Не убивал? — холодные серые глаза Китана, безжизненно взирающие на Вейни, блеснули искрой иронии. — Хитару хочет обладать большим, чем Охтидж-ин. Ты думаешь, кайя Рох позволит ему это?
Вейни ничего не ответил, подозревая, что это испытание, которое ему не понравилось. Китан улыбнулся. — Этот твой кузен будет мстить за тебя? — спросил он.
— Возможно, — ответил Вейни, и Китан опять улыбнулся.
— Хитару всегда был утомительным, — сказал Китан.
Вейни вздохнул, наконец-то поняв его мысли.
— Если твой брат тебе враг — освободи меня, я не союзник Роха.
— Нет, — мягко сказал Китан, — я волнуюсь не об этом. Возможно, это ты виноват, а может быть, и нет, но для меня это не имеет значения. Я не вижу будущего ни для кого из нас и доверяю тебе не больше, чем Хитару доверяет твоему родственнику.
— Хитару, — сказал Вейни, — убил твоего отца.
Китан улыбнулся и пожал плечами, поворачиваясь к нему спиной. Направляясь к двери, он сделал знак одному из людей. Этот человек подозвал других, которые держали меж собой маленькую сжатую в комочек тень.
Джиран.
Он не мог помочь ей. Она узнала его, когда он немножко придвинулся в свет факела. На ее лице лежала тень гнева. Но она ничего не сказала, глядя на него. Вейни опустил глаза, словно прося прощения за все, что произошло между ними, и поднял их опять. Не было ничего, чем он мог бы облегчить ее страдания и, возможно, если бы он что-то сказал, то ей было бы еще хуже. Это обнажило бы его вину перед ней.
Он отвернулся от всех и шагнул назад к окну.
— Зажгите огонь на западной башне, — приказал Китан одному из стражей, и они удалились, закрыв дверь.
10
Гром гремел почти постоянно, и факелы, задуваемые ветром, который свободно врывался через малейшую щель, один за другим потухли, погрузив комнату в темноту. Вейни сидел около окна, прислонившись к камням и давая холодному ветру и каплям дождя омывать лицо и руки, которые совершенно затекли. Холод облегчал боль от побоев. Он подумал, что наверняка простудится, если они задержатся надолго, но пока это было ему на пользу.
Он смахнул воду с глаз и посмотрел на блестящие капли дождя, собиравшиеся в камнях напротив узкого окна. Он весь, насколько было возможно, сконцентрировался на этом медленном процессе и растворился в нем.
Где-то около ворот зазвенел колокольчик, монотонный и зовущий. Послышались голоса, потерявшиеся в грозе. Вернулась погребальная процессия, подумал он. И острый страх начал закрадываться в него, смешиваясь с гневом. Но от этого вкус всего происходящего становился еще более горьким, поскольку больше всего он сердился на себя, что без всякой цели попал в эту ситуацию, что служил игрушкой в руках других и погибнет безвинно, как несмышленый младенец. Он доверился, но его ожидали и он попался.
Таким же образом попался в ловушку и сам Рох, взявший себе в союзники людей, не ведающих чести, попался в сети, которые не смог бы представить себе никто в Эндаре-Карше. Лучше бы Рох погиб, но сейчас Вейни не хотел этого — пусть Хитару удивится, узнав, что Рох способен отплатить ему сполна.
Ничего другого ему не оставалось.
Колокольчик все еще звонил, и теперь в коридорах, где гулял ветер, гулко отдавались шаги целой толпы людей. Звук царапаемого металлом камня и задвижка, открывающаяся за его спиной. Это были стражники. В свете факелов, которые они принесли с собой, на их демонических шлемах и вооружении все еще блестел дождь. Со второй попытки Вейни заставил себя встать на ноги и отошел подальше, пытаясь сосчитать их.
Их было восемь, десять, двенадцать… «Так много?» — с горечью спросил он себя, удивленный тем, что они могут бояться его, в то время как руки его связаны, ноги закоченели от холода и вообще он едва стоит.
Они грубо схватили его и потащили по коридору — вниз и вниз по спирали, мимо любопытных белых лиц леди-кваджлов и выпученных глаз слуг. Холодный ветер ударил в него, когда на самом последнем уровне спирали его подвели к закрытым железным воротам с запирающей их цепью.
Снаружи были дождь и возбужденная толпа — масса орущих ртов, за воплями которых не было слышно звона колокольчика. Вейни упирался, отчаянно отказываясь идти туда, куда его вели. Но стража сгрудилась вокруг него с поднятыми пиками и заставила спускаться вниз по ступенькам. Обезумевшие лица окружили его, полетели камни. Вейни почувствовал удары по плечам и отпрянул, когда чьи-то пальцы вцепились в его рубашку и попытались оттащить от стражи. Скорчившись и крича, человек свалился вниз, когда пика ударила его в живот, и вооруженные люди заспешили, отгоняя толпу. Вейни больше не сопротивлялся стражам, боясь встретиться с еще большей жестокостью.
Колокольчик у ворот все еще звонил, добавляя свой сумасшедший голос к этому безумию. Дверь в башне открылась, дополнительная стража встретила их, чтобы принять в это убежище, грозно выставив для защиты оружие. Копьеносцы пошли вниз, но толпа бросилась внутрь. Вейни попал в окружение стражников, но из толпы стали хватать и тащить его так, что почти удалось вырвать. Началась кровавая и жестокая свалка с вооруженными стражниками, которые продвигались вперед по раненым и умирающим. Весь ужас происходящего был за пределами понимания причин этой ненависти — направлена ли она на него или против их собственных лордов… Сознание, что Байдарра убит, что огромная сила, которую хранила эта крепость, пропала… На смену неожиданно пришла менее жестокая власть, которую установил в Охтидж-ине Китан, но сумасшедшие особо не разбирались, кого атаковать.
Послышался глубокий и настойчивый звук, который так сотряс стены, что раздались крики, а стража остановилась на месте в оцепенении. И вдруг с грохотом падающих камней ворота в одну секунду исчезли. Арка, которая возвышалась надо всем, вдруг разломилась, камни завертелись вокруг в темноте — и пропали.
Чернь сбилась в кучу, побросав свое оружие — вырванные колья и камни — на мостовую. Стражники подняли свое бесполезное оружие при виде невиданного зрелища — в темноте, где раньше были ворота, стоял всадник в сером плаще на белой лошади, с ослепительно белыми волосами, отсвечивавшими в сете факелов, и сверкающим мечом. Лезвие его было извлечено из ножен, и тьма окутывала блестящий длинный предмет. Серая лошадь медленно шла вперед, а толпа сжималась и подавалась назад.
Моргейн!
Она пришла сюда, она пришла за ним. Вейни пытался освободиться, испытывая вдруг дикое желание рассмеяться, но в этот момент стражник ударил его, и он упал. Он лежал спокойно, застыв на мокрой мостовой, глядя на грязные копыта Сиптаха на уровне своей головы. Она приближалась. Он не испугался, увидев над собой простертую руку Моргейн и обнаженный Подменыш, горящий опаловым огнем, несущий смерть на своем острие — то забвение, с которым никто из кваджлов не мог бы справиться. Он боялся шевельнуться, пока лошадь нависала над ним.
— Рох… — попытался он предупредить ее, но голос его затерялся в шуме бури и криках.
«Дай-кел», — услышал он крики поодаль. «Анхаран, Анхаран!» — раздался повторяющийся крик-предупреждение, эхом отдающийся от стен. Затем во всем дворе среди людей и кваджлов вдруг воцарилось спокойствие.
Сиптах отошел в сторону. Вейни попытался достать колени Моргейн, и когда сделал это, его дыхание перехватило ужасающей болью. Когда взор его прояснился, он увидел Китана и других лордов одних, без стражи, и не было никакого звука, никакого движения среди кваджлов. Их лица и белые волосы, раздуваемые ветром, были в свете факелов еще бледнее.
— Это мой товарищ, — сказала Моргейн, перекрывая шум дождя, и не было такого места во дворе, где ее не могли бы расслышать. — Но плохое же гостеприимство вы ему оказали.
В то время, когда слышался только упрямый стук дождя по булыжникам и неустанное постукивание копыт Сиптаха и других лошадей, еще один всадник проехал через разрушенные ворота. Незнакомец восседал на черном коне, потом соскочил с седла и остался ждать.
Вейни заставил себя встать на ноги, будучи осторожен со свечением Подменыша, который опасно блестел прямо рядом с ним.
— Лио, — проговорил он, заставляя звуки с трудом пробиваться из собственного горла. — Рох выехал по северной дороге перед закатом солнца, он еще недалеко!
Он освободила свой клинок чести, отстегнув его одной рукой и заставив Сиптаха встать на дыбы. — Повернись, — сказала она и наклонилась с седла над ним, разрезая веревки, которыми были связаны его руки. Онемевшим рукам было очень больно. Он взглянул на нее, повернувшись, и она указала ему на лошадь, которую человек подвел к ним.
Вейни глубоко вздохнул и с трудом подошел к лошади, пытаясь забраться в седло. Голова кружилась, а руки были слишком слабы, чтобы держать повод. Он взглянул на лицо в шрамах, искаженное какой-то необъяснимой обидой или яростью, и увидел горькую усмешку в темных глазах крестьянина.
Загремели камни. Темные тени двигались в пелене дождя, пробираясь через осыпь камней, загородившую въезд в крепость — руины двойной стены: люди… или даже меньше чем люди. Вейни увидел их и почувствовал покалывание в шее, наблюдая за темными тенями, которые двигались словно какие-то пресмыкающиеся через беспорядочно наваленные камни.
Неожиданно крикнув ему, Моргейн пришпорила коня в сторону сломанных ворот, раскидывая входящих. Вейни тоже дернул вожжи, но его вороной, привыкший бежать за серым, уже повернулся. Он восстановил равновесие в седле, в то время как лошади миновали разрушенные ворота, и опять обратил внимание на толпу, пробирающуюся сквозь омываемые дождем камни. Они спускались с холма, и лошади, чувствуя свободную дорогу, стучали копытами по мостовой все быстрее и быстрее. Моргейн ехала впереди и все еще держала меч наготове. У Вейни не было никакого желания ехать с ней рядом, пока у нее в руке был обнаженный пылающий меч.
Каменная кладка дороги затерялась в грязи и кустах, затем опять вынырнула, и тряска больно отозвалась в животе и легких. Дождь ослеплял, и молнии усиливали этот эффект: Вейни перестал заботиться о том, куда они едут. Он знал только, что должен следовать за серой лошадью. Боль изматывала его и жгла изнутри, а мускулы напряглись от страданий, заставляя неметь мозг и атрофируя любые чувства, кроме тех, которые заставляли его держаться за повод и сидеть в седле.
Лошади запыхались и замедлили шаг: Вейни беспокоило, что Подменыш еще блестит, ему хотелось, чтобы тот поскорее занял свое место в ножнах. Моргейн задала вопросы, на которые он не смог дать ясных ответов, не зная этой земли и ее законов. Она пришпорила Сиптаха, и серый приложил все силы в рывке, а вороной последовал за ним. Вейни нещадно ударил его шпорами, когда животное начало отставать, боясь, что потеряет Моргейн из вида и зная, что она не остановится. Они завернули на резком повороте, галопом понеслись вниз, а затем опять наверх, через мелкую воду и высокие земляные насыпи.
Когда они забрались на подножие гор, с которого открывался вид на холмы, перед ними раскрылась широкая долина, повсюду неслись потоки воды, так далеко, насколько мог видеть глаз. Они с клокотаньем и ревом поглотили всю дорогу.
Моргейн с ругательствами прервала скачку, и Вейни тоже осадил вороного. Обе лошади топтались на месте. Все, дорога потеряна. Вейни склонился к луке седла, и дождь хлестал его по спине до тех пор, пока боль не прошла и он опять смог разогнуться.
— Мы его не догоним, — сказала Моргейн, ее голос дрожал.
— Да, — ответил он без всякого выражения, закашлялся и опять склонился в седле, пока спазм не прошел.
Брюхо Сиптаха терлось о его ногу, и он почувствовал прикосновение Моргейн на своем плече. Он поднял голову, и вспышка молнии осветила их. На ее лице застыл встревоженный взгляд, капельки дождя как драгоценные камни сверкали на ее бровях.
— Я думал, — сказал он, — что ты уже проехала мимо или потерялась.
— У меня были некоторые трудности, — ответила она и гневно ударила себя ладонью по ноге. — Жаль, что у тебя не нашлось шанса убить его.
Он принял обвинение. — Когда дождь прекратится… — начал он оправдываться.
— Нет, это Саводж, — сказала она в ярости. — Насколько я слышала, это не паводок. Это море, прилив. После Хнота, после лун…
Она глубоко вздохнула. Вейни встревожила последняя зловещей силы молния, осветившая все вокруг, она придала клубящимся на небе тучам странное очертание. Когда следующая вспышка осветила лицо Моргейн, она повернула к нему голову и пристально смотрела на течение вод с выражением загнанного волка. — Может быть, — сказала она, — непредвиденные трудности остановят его, даже если он пройдет через Саводж.
— Возможно, лио, — сказал он. — Я не знаю.
— Если нет, то мы узнаем об этом через несколько дней.
Ее плечи опустились — признак чрезвычайной усталости. Она наклонила голову, затем запрокинула ее, разбрызгивая капли дождя с волос, и снова пришпорила Сиптаха.
Может быть, она заметила блеск молнии лишь впервые, потому что на этот раз она встревожилось. — Вейни? — спросила она, догоняя его. Ее голос донесся до него словно откуда-то издалека.
— Я могу ехать, — сказал он, хотя был почти на грани. Перспектива еще одной сумасшедшей скачки пугала его. Он вряд ли сможет вынести это. Боль в ребрах отдавалась при каждом вдохе. Он начал дрожать, чувствуя холод, хотя раньше верховая езда обычно согревала его. Моргейн развязала на шее свой плащ и набросила ему на плечи. Он поднял руку, отказываясь.
— Надень, — настаивала она, — не надо упрямиться.
Он с благодарностью закутался в плащ, почувствовав вместе с ним теплоту ее тела, и стал согреваться. Она отцепила от своего седла и передала ему фляжку. Вейни глотнул и чуть не захлебнулся, но через минуту горячая божественная жидкость согрела ему горло.
— Оставь ее себе, — сказала она, когда он пытался вернуть ей фляжку.
— Куда мы поедем?
— Назад, — сказала она, — в Охтидж-ин.
— Нет, — возразил он, поддаваясь страху. Страх был заметен в его голосе, и это заставило Моргейн с удивлением посмотреть на него. От стыда он пришпорил вороного, который понес его назад к Охтидж-ину, а Сиптах гарцевал сзади легкой походкой. Он ничего не сказал, не желая даже смотреть на нее, но под плащом прижал рукой свои ноющие ребра и пытался не обращать внимания на панику, которая застыла словно глыба льда в его животе.
Рох без всяких препятствий пробирается к Абараису, они же возвращаются в Охтидж, где их ожидает предательство и вероломство.
А затем он ощутил новый прилив стыда, когда вспомнил девочку-хию, которую там оставил. На этот счет он дал себе клятву и должен выполнить ее.
— Джиран, — сказал он, — тоже была со мной, теперь она пленница.
— Забудь о ней. Что случилось с Рохом?
Вопрос обжег его. Чувство вины смешалось в нем со страхом. Он смотрел на шею вороного. — Хитару, лорд Охтидж-ина, — сказал он, — поехал с Рохом на север, чтобы достичь Абараиса до того, как переменится погода. Я пришел туда, ища пристанища. Это не Эндар-Карш. Мне не удалось, лио, я сожалею.
— Что было раньше: Рох уехал или ты пришел?
Он сознательно не уточнял это в своем рассказе. Ее вопрос попал прямо в цель. — Я пришел, лио, — сказал он.
— Он оставил тебя в живых.
Он взглянул на нее, пытаясь выглядеть спокойным, хотя вся кровь, казалось, сконцентрировалась у него животе.
— Тебе кажется, что я славно проводил время в этом местечке? Что, ты думаешь, я мог сделать? У меня не было шанса расправиться с ним.
Ложь лилась непрерывным потоком, он почувствовал желание немедленно взять все свои слова обратно, потому что неожиданно между ними возник барьер.
Более того, он увидел в ее взгляде не просто подозрение. Спокойное и устрашающее недоверие. Последовало долгое молчание, их лошади шли бок о бок, и ему хотелось выслушать справедливые обвинения в свой адрес, чтобы Моргейн напомнила ему о тех обязательствах, которые он имел перед ней, но она молчала.
— А что бы сделала ты? — наконец закричал он, прерывая молчание. — Ты бы приехала позже?
— Нет, — сказала она вдруг упавшим голосом.
— Ты пришла вовсе не за мной, — неожиданно сказал он. — Тебе был нужен Рох.
— Я не знала, — сказала она очень спокойно, — где находишься ты. Я знала лишь, что Рох находится в Охтидж-ине, и больше никакие слухи до меня не доходили.
Она опять замолчала, и долгое время, пока они ехали под дождем, он кутался в ее теплый плащ и размышлял о том, что сама она говорила ему только правду, которую, однако, он знать не хотел.
Она была более честна с ним, чем он с ней. Рох назвал ее лгуньей, но она не лгала даже тогда, когда маленькая неправда была бы для него облегчением. Он думал об этом с успокоением, и мысль эта согревала его.
— Лио, — сказал он наконец, — где ты была? Я искал тебя.
— В Эрине, — ответила она, и он с горечью выругал себя.
— Они простолюдины, — сказала она, — их легко было удивить, они боялись меня. Я ждала там, но они сказали, что тебя не видели.
— Значит, они были слепы, — сказал он, раздражаясь, — я придерживался дороги, я ни разу не оставил ее. Единственное, что могло прийти мне в голову, — что ты будешь продолжать путь, не дожидаясь меня, зная, что я в любом случае последую за тобой.
— Значит, они знали, — сказала она, нахмурившись. — Знали.
— Может быть, — сказал он, — они просто слишком сильно боялись тебя.
Она выругалась на своем родном языке и потрясла головой, и то, что отразилось на ее лице при вспышке молнии, лучше было не видеть.
— Джиран и я, — сказал он, — мы вместе шли по дороге, и это привело нас в Охтидж-ин. Мы были без еды и без всякой надежды. Я не знал, что найду здесь. Меньше всего я ожидал встретить там Роха. Лио, это крепость, в которой правят кваджлы, и там есть кое-какие записи, в которых копался Рох.
Проклятие чуть было не сорвалось с ее губ, она хотела сказать что-то, но вдруг порыв ветра донес до них крики отчаяния и шум битвы. Моргейн остановилась и вгляделась в зловещее зарево между холмами.
— Охтидж-ин, — сказала она и пришпорила Сиптаха, летя по дороге. Вороной встрепенулся и пустился вслед за ней. Вейни согнулся, не обращая внимания на боль внутри, и в его памяти отмечались лишь все повороты дороги, в то время как крики становились ближе.
Неожиданно укрепления Охтидж-ина выросли перед ними, и они увидели, что внутренний двор весь озарен огнем, клубящийся дым поднимается от главных ворот, где черные размытые фигуры пытались бороться с языками пламени.
Тени метались по дороге, можно было различить женщин и оборванных детей, тюки и другую утварь. Серая лошадь, а за ней черная проскакали мимо, заставив столпившихся людей отпрянуть в испуге.
Они въехали во внутренний двор, где царил хаос, и огонь пожирал людские жилища, и клубы горького дыма поднимались в дождливое небо. Мертвые животные лежали вперемешку с телами людей, среди которых были как темноволосые, так и с белыми волосами, как люди, так и полукровки.
Около ворот, ведущих внутрь крепости, возле стены остатки стражи боролись с крестьянами, и все вокруг было усыпано мертвыми.
Люди отпрянули от копыт первой лошади, сжались и закричали, в то время как колдовской меч был вынут из ножен и озарил все опаловым светом, устрашая их больше, чем огонь. Пролетело копье. Темнота поглотила его, и оно исчезло.
Стражник, запустивший его, наткнулся на острия атакующих оборванцев. Это был последний из сопротивлявшихся. Остальные опустили руки, и нападающие пошвыряли их лицом прямо в грязь и кровь во дворе.
— Моргейн! — приветствовала ее армия оборванцев, поднимая свое оружие. — Анхаран, Анхаран! — Вейни сидел рядом с ней на своем вороном, в то время как люди окружали их в настоящей истерике, пытаясь дотянуться руками, трогали Сиптаха, слишком близко подходя к обнаженному мечу. Освещаемые его сиянием, они обступили и Вейни. Он терпел это, понимая, что тоже стал теперь частью легенд, которые окружали Моргейн, принятую в род Кайя, что он стал тем, чем пугают детей и заставляют людей дрожать от страха. И они обвиняли его во всем, что ему пришлось пережить, отказываясь рассказать его госпоже правду — что чуть позже в Охтидж-ине они и сами наверняка убили бы его.
Он не сопротивлялся, хотя дрожал от желания расправиться с ними. Они в течение целого часа приветствовали его и окружали своим нездоровым обожанием.
— Анхаран! — кричали они. — Моргейн! Моргейн! Моргейн!
Моргейн осторожно вложила Подменыш в ножны, свечение погасло. Она соскользнула на землю в толпу, и люди расступились, освобождая ей путь.
— Отведи лошадей, — приказала она человеку, который, казалось, меньше чем остальные боялся ее, а затем пристально посмотрела на главную башню. Во дворе стало тихо.
Моргейн прошла к ступенькам, ведущим в башню, с Подменышем в руках, готовая обнажить его в любую минуту. Здесь она остановилась на виду у всех, и оборванные и окровавленные люди окружили ее, воздавая ей неуклюжие почести.
Вейни спешился, забрал вещи, привязанные к ее седлу, и отказался от предложенной ему помощи. Люди почувствовали его нерасположенность и отстали.
Моргейн подождала его, пока он поднимался по ступенькам, а затем они вошли внутрь. Вейни с вещами через плечо следовал за ней вверх по ступенькам к открытому входу. Внутри, распростертый, лежал стражник-привратник с застывшим выражением ужаса на лице.
Люди с факелами освещали им путь. Вейни пришел в ужас от того, что увидел в главном зале со спиральными лестницами. Мертвые мужчины и женщины, кваджлы и невинные люди, слуги. Он продолжал идти по ступенькам, снившимся ему в заточении в ночных кошмарах, хромая вслед за Моргейн, которая шла с мечом в руке.
«Она покончит со всем этим, — предсказал ему Рох, — и положит конец надеждам этих людей. Вот с какой целью она пришла сюда».
11
В зале лордов тоже царил хаос, тела лежали повсюду. Даже белая собака валялась около очага в луже крови, которая растеклась по коврам и камням и смешивалась с кровью ее хозяев. Толпа слуг в углу стояла на коленях.
В другом углу собрались оборванные мужчины и крестьяне, захватившие трех стражников с белыми волосами, полукровок, в защитных шлемах.
Вейни остановился, увидев это, и неожиданно жар бросился ему в лицо, затрудняя дыхание. Он прислонился к дверному косяку, в то время как Моргейн вошла в комнату и осмотрелась.
— Унесите мертвых из крепости, — сказала она оборванцам, ожидавшим ее приказаний, — и похороните их. Есть ли среди них их повелитель?
Старший из мужчин сделал беспомощный жест руками. — Неизвестно, — сказал он с акцентом, понять который было трудно.
— Лио, — отозвался Вейни, — в Охтидж-ине правит человек по имени Китан. Он брат Хитару. Я знаю, как он выглядит.
— Будь рядом, — приказала она отрывисто и сказала другим: — Поищите его, и сохраните все бумаги, какие только найдете, и принесите их мне.
— Хорошо, — сказал один из стоящих рядом людей, на которого она смотрела.
— А что с остальным? — спросил старший, выступая вперед. — Что делать с другими вещами, которые мы будем находить, леди?
Моргейн нахмурилась и огляделась вокруг — воинственная и зловещая фигура среди грубой кожи и лохмотьев. Она посмотрела на пленников, на мертвых людей, на маленького простого человека, который ждал ее распоряжений, и пожала плечами.
— Мне-то какое дело? — сказала она. — Все, чем вы будете заниматься здесь, меня не волнует. Только не попадайтесь мне на глаза. Поставьте стражу около двери и пришлите слуг для помощи.
Ее глаза устремились туда, где толпились домашние слуги. Люди с отметинами, в коричневых ливреях, которые прислуживали кваджлам. — Этих мне будет достаточно. И, Хаз, пришли мне своих сыновей для стражи — больше я ни о чем тебя сегодня вечером не прошу.
— Хорошо, — сказал старик и неуклюже согнулся, имитируя вежливость лордов. Он указал в ее сторону молодым людям небольшого роста, которые приблизились к Моргейн с опущенными глазами. Самый высокий из них был ей всего лишь по плечо, но они были крепкого телосложения.
«Болотники, — подумал Вейни. — Люди из Эрина».
Между собой они говорили на языке, который он понять не мог. Народ, которого он раньше никогда не встречал в своих землях. Маленькие и скрытные; их законы были ему неизвестны. Их было много, и они толпились в коридорах. Это они преднамеренно не нашли его для Моргейн, когда она посылала их искать его. И тем не менее она вернулась назад к ним, будто доверяла им. Он вдруг заволновался, что безоружен и что их жизни фактически в руках этих маленьких скрытных людей, говорящих между собой о секретных вещах на никому не понятном языке.
Мимо промелькнула высокая фигура, одетая в черное. Вейни отпрянул в изумлении, узнав священника, приближающегося к Моргейн. Он рванулся и, схватив священника за одежду, бросил его на пол.
Моргейн смотрела вниз на лысеющего беловолосого священника, чье тонкое лицо было искажено ужасом и который трясся в мертвой хватке Вейни. Священник подполз к Моргейн и пытался встать на ноги, возможно, чтобы сделать попытку убежать, но Вейни крепко держал его.
— Выкиньте его во двор, — сказал Вейни, вспоминая, как этот самый священник заманил его в Охтидж-ин, обещая ему безопасность, и как этот священник стоял рядом с Байдаррой. — Пусть он испытает свою судьбу там, среди людей.
— Как твое имя? — спросила священника Моргейн.
— Гинун, — едва произнес полукровка. Он повернулся, чтобы взглянуть на Вейни. Темноглазый пожилой человек, может быть, больше человек, чем кваджл. От страха его губы тряслись. — Великий лорд, многие будут помогать тебе, многие, и я буду помогать тебе. Наши лорды ошибались.
— Думаешь, я поверю тебе? — спросил Вейни с такой горечью, что ему было трудно говорить. Он освободил старика. — Ты знал своих лордов, ты знал, что должно будет случиться, когда вел меня к ним.
— Возьми нас с собой, — прошептал Гинун, — возьми нас с собой, не оставляйте нас здесь.
— Куда? — спросила Моргейн холодным тоном. — Куда, по-твоему, мы направимся отсюда?
— Через Источники, через Врата в другие земли.
Ужасно было видеть надежду в глазах священника, когда тот переводил взгляд с одного на другого. Его подбородок трясся, а глаза были наполнены слезами. Он поднял руку для того, чтобы прикоснуться к Моргейн, но вдруг потерял смелость и прикоснулся вместо этого к руке Вейни, всего лишь пальцами, не больше. — Пожалуйста, — просил он его.
— А кто тебе это сказал? — спросила Моргейн. — Кто?
— Мы ждали, — прошептал хрипло священник. — Мы стремились к Источникам, и мы ждали. Проведи нас через них, возьми нас с собой.
Моргейн отвернулась, не желая больше говорить с ним. Плечи священника опустились, он начал вздрагивать от рыданий. Затем посмотрел на Вейни. Его лицо было мертвенно-бледным. — Мы служили кел, — сказал он, словно оправдываясь. — Мы ждали, мы ждали. Лорд, поговори с ней. Лорд, мы будем помогать тебе.
— Уходи отсюда, — сказал Вейни, ставя его на ноги. Тревога закралась в его сердце, когда он смотрел на священника, который служил дьяволу, чьи молитвы были на службе у кваджлов. Священник вырвался из его рук, все еще глядя на него умоляющими глазами.
— Она не будет иметь с тобой никаких дел, — сказал Вейни священнику. — И я тоже.
— Короли Бэрроу, — зашептал священник, глаза которого отвернулись от него, а затем уставились снова. Он импульсивно трогал амулеты, которые висели на его одеянии. — Лорд Рох пришел с истиной. Это была истинная правда.
И священник направился к двери, но Вейни схватил его и вернул назад. Тот бессмысленно боролся, как отчаявшийся человек.
— Лио, — сказал Вейни спокойным голосом, вызывающим страх у всех, кто его слышал, и готовый к любому повороту событий священник затих. — Лио, не разрешай ему уйти. Этот священник навредит тебе при первой возможности. Умоляю, не пренебрегайте моими словами.
Моргейн посмотрела на него, затем на священника. — Бравый священник, — сказала она стальным и чистым голосом в тишине, которая вдруг воцарилась в комнате. — Фвар!
Из того угла, где стояли плененные стражи, вышел человек. Самый высокий по сравнению с остальными, ростом почти с Моргейн. У него было квадратное лицо, заживающий шрам бежал по правой щеке вниз через обе губы. Вейни сразу узнал того, кто гарцевал на вороном во дворе.
— Да, леди, — сказал Фвар. Его акцент был понятнее чем у других, и вел он себя с достоинством, стоя прямо.
— Собери своих сородичей вместе и найди тех кел, которые выжили. Я не буду убивать их, Фвар. Я хочу посадить их в одной комнате под стражей. Ты знаешь, что я держу данное мной слово.
— Да, — ответил Фвар и нахмурился. Его лицо могло показаться вполне обычным, но это было не лицо, а маска, на которой больше всего выделялись глаза, горячие и жестокие — Для некоторых из них вы пришли слишком поздно.
— Меня не волнуют те, кто проклят всеми, — ответила Моргейн. — Я обязана только тебе и полагаюсь только на тебя, потому что ты мне понятен.
Фвар поколебался и, поклонившись, направился к выходу.
— И еще, Фвар…
— Леди?
— Охтидж-ин отныне крепость людей, и я свое дело сделала. А те, кто занимаются сейчас грабежом — они крадут у тебя.
Эта мысль явственно отразилась на лице Фвара, и прочие присутствующие внимательно следили за происходящим.
— Да, пожалуй, — сказал Фвар.
— Леди, — сказал другой с сильным акцентом. — Амбары с зерном… Будете ли вы раздавать?…
— Разве не Хаз ваш священник? — спросила она. — Пусть ваш священник откроет амбары и поделит это ваше зерно среди ваших людей. Не спрашивайте меня больше о таких вещах. Это меня не волнует. Оставьте меня.
Наступило молчание.
Один из болотников махнул стражникам-кваджлам, гоня их к двери. Двинулись и все остальные, Фвар и Хаз, остались только трое сыновей Хаза, которые были назначены стражниками, и всхлипывающий священник Гинун, а также трое слуг, стоящих на коленях в дальнем углу.
— Покажите мне, — сказала Моргейн слугам, — где лучшие комнаты с крепкими дверями, достаточно безопасные, чтобы мы могли бы поместить там священника для его же собственной защиты.
Она говорила с ними мягко, и некоторые зашевелились, другие, набравшись смелости, взглянули на нее, тут же опустив глаза.
— Там, — сказал старший из них и указал в сторону двери, которая вела из центрального коридора внутрь.
Там, напротив большого главного зала, была маленькая комнатка без окон. В ней Моргейн и велела запереть священника, закрыть задвижку на двери и обмотать ее цепью, поставив у дверей стражу. Идея посадить священника под арест принадлежала Вейни, и он проделал все это не торопясь.
Ему не хотелось смотреть священнику в глаза, когда тот уселся в темной комнате, где было запрещено держать какой-либо огонь, чтобы он не принес вреда ни себе, ни другим с его помощью. Ужас священника был почти осязаем, и Вейни колебался закрывать дверь.
Священник дьяволов, который ползал около ног Моргейн и чья нечистота словно бы запачкала их самих. Вейни с отвращением смотрел на этого человека, видя, как он боится темноты, и понимал его страх.