Парни из старшей школы Брэнди Меган

Мэддок пристально смотрит на меня.

– Ты не знаешь как.

– У вас есть рис быстрого приготовления? Тогда я просто засуну его в микроволновку, в этом я спец.

Он прислоняется к шкафчикам, скрестив руки на груди.

– Ты вообще не умеешь готовить?

Я поднимаю плечо и прислоняюсь к шкафчикам напротив него.

– Уверена, что смогу, если прочитаю инструкцию. Но войти на кухню и начать творить магию? Нет, это не про меня.

Мэддок кивает и вытаскивает из нижнего шкафчика кастрюлю. Потом протягивает мне мерный стаканчик и говорит, что нужно сделать. Мы промываем рис, я отмеряю нужное количество воды и оглядываюсь на него.

– А как я узнаю, что она достаточно горячая?

– Что?

– Плита.

Мэддок хмурится.

– Ты вообще никогда не готовила?

– Пекла блины в Брей-хаусе, но тогда мне помогала Виктория. Правда, без особого удовольствия. Не стала бы называть это готовкой, но несколько раз я варила спагетти.

– Но ты не знаешь, как работает плита?

– У нас никогда не было плиты.

От удивления он морщит лоб.

– А как вы готовили мясо?

– Мы его не готовили, оно очень дорогое. Мы ходили в магазин, где все стоит девяносто девять центов, покупали за два бакса упаковку лапши и банку соуса. Если нас было двое, нам хватало поесть три раза. Четыре или пять, если я была дома одна.

Мэддок опускает глаза и поворачивается к продуктам.

– Какое-то время у нас была электрическая плитка. Если мать была в настроении, а такое бывало где-то раз в месяц, то могла что-то приготовить. Но обычно она ела со своими клиентами, а я разогревала себе хот-дог, суп или что-нибудь типа того.

– То есть она ходила по ресторанам, а ты сидела дома голодная?

– Подумаешь. Там, где я жила, это считалось нормальным. Другие дети, как и я, допоздна шатались по улицам и попрошайничали.

Мэддок хмурится.

– Ты жила там все время?

Я запрыгиваю на кухонный шкафчик.

– Угу. С самого рождения в одном и том же трейлере. За моей матерью много косяков, но хотя бы здесь она не облажалась. Порой у нас не было еды или горячей воды, часто отключали электричество, но у нас всегда оставался наш трейлер. – Я усмехаюсь, вспомнив о нем. – А все, наверное, потому, что иначе ей бы пришлось платить деньги за номер в отеле, как большинству проституток. Но ее жадность не позволяла ей так поступать.

Мэддок с силой бросает нож в раковину и резко разворачивается ко мне.

– То есть твоя мать трахалась с клиентами в твоем присутствии?

Почти каждую ночь.

Я приподнимаю плечо.

– Рэйвен.

Покачав головой, я поднимаю глаза на Мэддока и вижу, что он буквально вцепился руками в столешницу.

– Такова жизнь, здоровяк.

Он наклоняется ко мне, его глаза яростно полыхают.

– Это не жизнь. Это никчемная женщина подвергает опасности свою собственную дочь.

Я разглядываю его, и чем дольше я смотрю, тем сильнее проявляется его тревога за меня.

Мэддок отшатывается, когда я поднимаю к нему руку, и возвращается к готовке.

– Проверь рис, Рэйвен.

Я закатываю глаза и спрыгиваю на пол.

Как будто я знаю, что это значит.

– Йо!

В кухню с пивом в руках входят Кэптен и Ройс.

Кэп смеется.

– Он заставил тебя работать?

– Он пытается научить меня. – Я поднимаю вилку с белым месивом. Мои плечи опускаются. – Но похоже, у меня руки из жопы.

– Ты до сих пор под влиянием водки?

– Нет. Сейчас у меня только стучит в висках.

Кэп с Ройсом смеются и начинают доставать посуду и прочее к ужину.

Мы садимся за стол, как любым другим вечером с тех пор, как они притащили меня в свой маленький мир.

Маленький мир…

Я смотрю на Кэптена, и он, подняв на меня глаза, печально мне улыбается.

Я, тоже улыбнувшись, опускаю голову.

– Ее зовут Зоуи.

Я резко вскидываю голову, двое других замирают. Повисает мертвая тишина, никто даже не осмеливается жевать.

– Ей два года, – продолжает Кэп. – В июне будет три.

У меня начинает болеть под ребрами.

– Какого цвета у нее глаза?

Вопрос срывается с моего языка быстрее, чем мне бы того хотелось.

Уголки его рта чуть приподнимаются.

– Иногда зеленые, иногда голубые.

– Совсем как у тебя.

Весело рассмеявшись, он кивает и опускает глаза в тарелку.

– Совсем как у меня.

– Кэптен… – выдыхаю я, переводя взгляд с Ройса на Мэддока, которые пристально наблюдают за мной.

Я не хочу спрашивать, но хочу узнать все. Поэтому жду.

– Она живет в приемной семье.

Я хмурюсь, откидываясь на спинку стула.

– Мать Зоуи скрывала от меня свою беременность. Я понятия не имел, что буду отцом, пока не стал им.

– Что за хрень?

– Она пришла в школу, все было хорошо, а потом ее вызвал к себе Перкинс.

Че-е-ерт. Теперь понятно, почему они так взбесились из-за моей встречи с ним.

Он запудрил ей мозги.

– После этого она ушла. Уехала, спряталась и вернулась только летом. Когда начались занятия в школе, вдруг выяснилось, что она перевелась в Грейвен, – продолжает Кэптен.

– Но мне было все равно. Когда она вернулась, я больше не хотел иметь с ней ничего общего, полностью вычеркнул ее из своей жизни. Но кто-то очень хотел, чтобы я все узнал. – Он смотрит на своих братьев, которые кивают ему в знак поддержки. – Через две недели, в школе, я нашел в своей спортивной сумке ее обменную карту. Потребовал от нее объяснений и в конце концов выяснил всю правду. Потом узнал, что она отказалась от прав на ребенка и отдала мою малышку.

– Она не могла так поступить. Как она… сделала это?

– Соврала нужным людям. Сказала, что не знает, кто отец, и никто не стал особо разбираться.

– Кэптен…

Он откидывается на стуле.

– Я сразу пошел к Мейбл. Она сделала все для того, чтобы я мог привезти ее домой, но в ночь перед слушанием заявился Перкинс.

– Он пришел сюда?

– Да, сюда. Он собрал на нас компромат, нарыл кое-что. Сказал, что если попытаюсь забрать ее себе, то потеряю навсегда. Что ни один суд не отпустит ее к нам: ведь мы живем без присмотра взрослых и с нами вечно тусуются проблемные отморозки. С юридической точки зрения мы не можем жить так, как живем, но Мейбл позаботилась об этом. Это было слишком рискованно. Поэтому я согласился со всеми условиями, которые предложили мне в суде, хотя должен был бороться. Мне разрешили видеться с ней дважды в месяц, но под гребаным наблюдением. Так будет продолжаться до тех пор, пока они не решат, что я могу воспитывать ее сам. – Он смеется пустым смехом, и мне хочется заплакать. – Моя дочь даже еще не виделась со своими дядями.

Я вскакиваю с места и бросаюсь к Кэпу. Сев ему на колени, прекрасно осознавая, что двое других наблюдают за мной, что Мэддок наблюдает за мной, я глажу его волосы до тех пор, пока он не поднимает на меня глаза. Мне плевать, насколько интимным это может показаться. Ему это нужно.

– Ты сделал все, что, как тебе казалось, мог, чтобы быть частью ее жизни. Ты сделал все правильно, – шепчу я ему.

Его рука ложится на мое бедро, и я накрываю ее своей и слегка сжимаю. Он хмурится, его ноздри раздуваются, а рука еще сильнее сжимает мою ногу.

Я обхватываю его за затылок и прижимаюсь к его лбу своим.

– Кэптен, – шепчу я, и его судорожный вздох щекочет мои губы. Он проглатывает вставший в горле ком, я наклоняю его голову к себе и нежно прижимаюсь ртом к его виску. Этого мало, но что-то подсказывает мне, что ему это необходимо.

Я отстраняюсь и беру его лицо в ладони.

– Не смей даже думать о том, что ты потерял ее. Это не так. Ты принял нереально сложное решение, но для того, чтобы оставаться в ее жизни. Так мог поступить только хороший человек.

Кэптен судорожно выдыхает, опускает лоб на мое плечо и кивает.

Я возвращаюсь на свое место.

Подняв глаза на Ройса, я вижу, что он по-прежнему наблюдает за мной. Подмигнув мне, он бросает взгляд на Мэддока.

Я поворачиваюсь влево. Мэддок сидит с хмурым видом, уставившись в свою тарелку. Я беру его за подбородок и заставляю посмотреть на меня.

Потом опускаю руку, чтобы сжать его колено. Он немного расслабляется.

Когда я наконец решаюсь вложить в рот кусочек еды, в голове мелькает образ блондинки. Я ахаю и, резко подняв голову, ловлю взгляд Кэптена.

– Боже мой!

– Что? – осторожно спрашивает он, глядя то на парней, то на меня.

– Рэйвен, – неуверенно бурчит Мэддок.

Я со стоном провожу руками по лицу.

– Это была она, да?

Сначала Кэп хмурится, но потом на его лице появляется улыбка.

– Я ударила маму твоей малышки?

Он уже не выглядит таким подавленным и вдруг начинает хохотать. Ройс вместе с ним. Мэддок же лишь едва заметно улыбается.

– Да, кстати! – Ройс наклоняется вперед. – Что заставило тебя сделать это?

– Я увидела, как она смотрит на вас, увидела вину в ее глазах, заметила, с каким видом она наблюдает за Кэптеном. – Я пожимаю плечами. – Что вам сказать? Она это заслужила.

Если бы я тогда знала то, что знаю сейчас, то, наверное, оказалась бы в тюрьме. Забрать ребенка у любящего родителя – это мерзко. И мне плевать, что за человек это сделал.

Кэптен на секунду опускает взгляд, а когда поднимает, то его глаза яростно сверкают.

– Она будет моей, когда мне исполнится восемнадцать.

Я киваю, потому что ждала этой фразы.

– Зачем в эту историю вмешался Перкинс? Какое ему дело?

Кэптен смотрит на Ройса, потом на Мэддока, который поднимает подбородок.

– Мы все еще пытаемся это выяснить.

Когда Кэптен снова бросает взгляд на Мэддока и опускает глаза, я поворачиваюсь к здоровяку.

– Что?

Он с напряжением вглядывается в мое лицо.

– Слушайте. – Я поднимаю ноги на стул. – Вы сами начали рассказывать это мне, так что, понятное дело, у меня есть вопросы. Но это не значит, что вы обязаны выложить мне все на свете. Мы можем продолжать говорить или раз и навсегда покончим с этой беседой и отправимся на вашу маленькую вечеринку. Мне все равно.

– Мы нашли старые школьные альбомы в коробках на балках, – выкладывает Ройс, не дожидаясь, пока заговорит кто-то другой. – Там есть фотография наших отцов с Перкинсом и еще каким-то парнем. Они обнимают друг друга за плечи и улыбаются. Какой-то выпускной или типа того.

– Ясно… значит, они знали друг друга. Думаете, что-то произошло? – спрашиваю я, и они кивают.

– Больше мы ничего не знаем. Весь этот гребаный год мы искали везде, где только можно, но так ничего и не нашли.

Я облизываю губы, сомневаясь и оттого хмурясь.

– Говоришь, вы искали везде, где только можно. Что ты имеешь в виду?

– Старые файлы и документы. Разный хлам, который сохранил наш отец.

Сделав глубокий вдох, я встаю.

К черту все.

– Куда ты? – тихим голосом настороженно спрашивает Мэддок.

– У меня есть кое-что, что, возможно, поможет вам.

– Какого хера? – Мэддок вскакивает со стула. – Что у тебя есть?

Я ничего не отвечаю и бегу вверх по лестнице, не обращая внимания на их тарахтение. Достав папку из глубины шкафа, куда я ее спрятала, когда переехала сюда, я спускаюсь обратно.

Стоит мне показаться на лестнице, как все трое вскакивают на ноги.

Я поднимаю папку над головой, и Мэддок тут же подлетает ко мне, не спуская с нее глаз.

– Что это?

– Я украла ее у Мейбл. – Я протягиваю ему папку, но он продолжает смотреть на нее, даже не пошевелившись. – По-моему, это принадлежит вам, ребята. Возьми, Мэддок.

Его лицо становится суровым, и, глядя мне в глаза, он выхватывает папку у меня из рук. Потом поднимает над своим плечом, и Ройс забирает ее у него.

Мэддок отступает, и все трое сердито и напряженно таращатся на меня. И даже как-то неуверенно.

– Что в ней? – спрашивает Мэддок.

– Сам посмотри.

– Я задал тебе вопрос, Рэйвен.

Я показываю на папку.

– Куча всякой фигни. Откуда мне знать?

– Ты читала то, что внутри?

– Открыла, увидела письмо, но не читала ни его, ни остальное.

Он стискивает челюсти.

– Почему мы должны верить тебе?

Я смотрю на троицу.

– Не должны.

– Рэйвен! – рычит он, и по мне от страха пробегает легкая дрожь.

– Я кое-что слышала от девчонок из приюта, но не читала ничего из папки, чтобы узнать, правда ли это.

– И что тебе известно? – резко спрашивает Мэддок. – Просто скажи.

– По слухам, ваши родители вращались в одних кругах, но только твой биологический отец сумел выжить в каких-то там разборках. Он стал отцом для всех троих, но несколько лет назад его посадили в тюрьму.

Я рассказываю им все, что узнала от Виктории, – об их матерях и о том, как Мейбл заботилась о них.

– Ты просто ждала, чтобы использовать эту папку против нас?

– Каким образом, Мэддок?

Ройс открывает папку и, нахмурившись, начинает копаться в ней.

– Мэддок, здесь все! Свидетельства о рождении, выписки из больницы, отчеты сотрудников.

Он смотрит на меня, но в его глазах больше нет злости, там что-то другое, чего я не могу понять.

Кэптен и Ройс вылетают из комнаты вместе с папкой, а Мэддок продолжает стоять и буравить меня своим тяжелым взглядом.

Я пытаюсь уйти, но он преграждает мне путь.

Его взгляд обжигает огнем. Я делаю несколько шагов назад.

– Она была у тебя столько времени, но ты молчала.

– Я сомневалась.

– Нет. – Он подкрадывается ближе, качая головой. – Все это – все наши сраные секреты, наше сраное прошлое, наши проблемы – было у тебя в руках, и ты ничего не говорила.

Спорить нет смысла, это правда. Я должна была отдать им эту папку, как только выкрала ее. И вот теперь пожалуйста.

– Ты не стала шантажировать нас. Не стала ничего предавать огласке. – Грудь Мэддока почти касается моей. Он поднимает мою голову костяшками своих пальцев. – Ты хранила все в тайне. Зачем?

– Потому что, кроме вас, это никого не касается. – Я поднимаю на него глаза, и он закусывает губу. – Это ваши жизни.

Мэддок склоняет голову набок, его большой палец скользит по моей нижней губе.

– Почему ты всегда так стремишься защитить нас? – спрашивает он так тихо, что мне едва удается разобрать слова.

Я прерывисто вздыхаю и слегка качаю головой, а потом шепчу в ответ:

– Не знаю.

Его рука падает вдоль туловища, и Мэддок отступает от меня.

– Я тебе верю.

Сказав это, он уходит к своим братьям.

А я продолжаю стоять на месте, задаваясь вопросом, какого черта я вообще тут делаю.

Потом иду в свою комнату.

Взяв покрывало с кровати, я достаю из ящика заначку и опускаюсь в кресло перед окном и распахиваю его настежь.

Засунув косяк в рот, поджигаю его и медленно раскуриваю, покручивая в пальцах.

Потом я бегу к двери и щелкаю выключателем – лунного света мне достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно. Я снова плюхаюсь в кресло и затягиваюсь, подставив лицо свежему декабрьскому воздуху.

Я уже наполовину скурила косяк, когда дверь в мою комнату распахивается и входит Ройс.

– Тебе же говорили, никаких наркотиков в доме.

– Это трава. И юридически она не запрещена, так что не считается наркотиком.

Он фыркает и садится напротив.

Ройс так долго смотрит на меня, что я передаю ему косяк. Помедлив, он все-таки берет его и делает затяжку.

Так мы и сидим, молча куря травку в полутьме.

Когда от косяка уже почти ничего не остается, Ройс тушит его о банку из-под газировки, куда мы стряхивали пепел.

Он встает передо мной, и я слабо улыбаюсь ему.

Он кивает, целует меня в макушку и уходит.

Я наблюдаю за ним, и стоит его ноге переступить порог моей комнаты, как в дверях появляется Кэптен. Он смотрит Ройсу вслед, а потом поворачивается ко мне. С точно таким же взглядом, как его брат только что.

– Спокойной ночи, Кэп, – говорю я, дав ему возможность не произносить лишних слов. Они не нужны.

Когда Кэп оборачивается, я уже знаю, кто стоит за его спиной.

Кэптен уходит в свою комнату, но оставляет дверь открытой. Мэддок подходит к моей и прислоняется к дверной раме.

Он замечает банку из-под газировки.

– Входи, – говорю я, и его взгляд тут же поднимается на меня. – Закрой дверь.

Мэддок не торопится, но делает, как я его попросила. И даже лучше, потому что поднимает меня с кресла и пересаживает на кровать.

Потом забирается сам, раздвигает мои ноги, чтобы устроиться между ними, и упирается ладонями о матрас по обе стороны от моей головы.

Его глаза из зеленого становятся цвета лесной зелени.

– Говори, – тихо, но требовательно говорит Мэддок.

– Я не хочу говорить, здоровяк. – Я провожу руками по его бицепсам, плечам и зарываюсь в его волосы. – Я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Прямо сейчас.

Он издает хриплый звук, и его бедра опускаются навстречу моим.

Я делаю глубокий вдох, и тогда Мэддок сгибает локти, чтобы наклониться ниже. Он проводит губами по моей челюсти до уха.

– Только если ты хорошо попросишь, Рэйвен.

Я усмехаюсь.