Случайный контракт Ручей Наталья

Глава 10. Анжелика

– Нет! – Филипп округляет глаза, отчаянно машет головой и уверенно повторяет: – Нет! В дом не впущу – не проси!

Я догадывалась, что с ним будет сложно договориться, но все же рассчитывала на другой результат.

– А на улице дождик, – грустно вздыхаю я.

– Ты можешь зайти, а их не впущу!

Он даже не смотрит в коробку, которую я держу в руках. Не знаю, как у него получается оставаться таким бессердечным, когда оттуда доносится разномастное «мяу».

– Они так надеялись, – тяну я тоном попрошайки у церкви. – Они так верили, что у них будет домик. Ненадолго, на время!

– На время – это, знаешь ли, очень размыто. Но! – он пресекает мой порыв уточнить. – Это не имеет значения, потому что я их вообще не собираюсь впускать!

По-моему, он и правда настроен решительно. Стоит, закрывает собой дверь в дом, взгляд непроницаемый.

Ох, приходится действовать тоньше. Я делаю шаг назад, и капли дождя, стекая с козырька над террасой, начинают падать на мою куртку. Она, конечно, водонепроницаемая, но есть шанс, что брат смилостивится раньше, чем это поймет.

– Представляешь, их бросили в лесу. В коробке. Не в этой. В старой, закрытой коробке, чтобы им было трудно дышать и они быстрей задохнулись. Не понимаю, как кто-то мог это сделать? Они ведь маленькие и беззащитные. И очень милые. Вот это Томат, рыженький, с белыми пятнышками. – Я киваю на веселого котенка, самого беспокойного из всех. – Я это Баклажан – видишь, у него перевязана лапка? И он черненький. А этот серо-рыжий – Брюс. Или Брюссель. А серенький – это Туман.

Брат впервые бросает взгляд на коробку.

– Отщепенец?

– Почему сразу отщепенец? – удивляюсь я.

– Потому что при чем тут Туман? – ворчит он. – Будь он им родной, был бы Чеснок.

– Если ты захочешь оставить его себе, можешь дать ему это имя, – предлагаю я, немного приободрившись. – Или любое, которое тебе только понравится!

Но брата подкупить не так-то легко. Он ведь уже видит, как по моей куртке стекают капли, и на котят посмотрел, а так и продолжает стоять в дверях, глядя с укором.

– Приюты переполнены. Я звонила и ездила в три – мест нет, все забито. У меня квартира, закрытое пространство, соседи. А у тебя свежий воздух, частный дом, много свободного места.

– Которое я не собираюсь заполнять животными. Кстати, воздух потому здесь и свежий.

– Филипп, клянусь, это ненадолго! Ты же знаешь, я потом их пристрою.

– Угу, крысу ты уже пристроила.

– Ириска – это другое. Да, она тоже должна была пробыть у меня всего несколько дней. Но ее никто не захотел взять к себе. Редкий случай.

– А за твоим борщевым набором, конечно, сразу очередь выстроится!

– Вряд ли сразу. Даже скорее всего – не сразу, – неохотно признаю правду я. – У нас ведь многие предпочитают купить, а не помочь кому-то из приюта. Но ведь удачные случаи были!

– Угу, – Филипп скептически хмыкает. – Одного собакена я удачно подкинул в кабинет нашей бухгалтерше. Она целый день его прятала, чтобы, не дай бог, наш отец не увидел, а потом за день взяла и привыкла. Теперь поздно по вечерам с ним выходит во двор. Такой монстр вымахал, что все соседи боятся. Да и на работе никто с ней предпочитает не ссориться. Я так вообще опасаюсь, что она меня вычислит, и обхожу ее кабинет стороной. Ты ведь меня уверяла, что это болонка!

– Это была не ложь. Эта была тактика. Иначе бы собаку никто не взял.

– Угу, – кивает мой брат. – Второго собакена я привязал к байку Дикого. Еще и имя присобачил созвучное заявленным характеристикам будущего хозяина и овчарки – «Варвар». Тот купился. Теперь этот «страшный» зверь размером с расческу сидит у него под мышкой и то и дело косится в мою сторону. Как думаешь, как скоро Дикий просечет, кто его так подставил?

– Не переживай, – говорю я. – Если что, у меня в ветеринарной клинике хорошая скидка. Там спасают даже тех, кого, казалось бы, спасти уже невозможно.

Филипп закатывает глаза, давая понять, что этот аргумент прозвучал не так убедительно, как мне представлялось.

– А ты им нравишься, – говорю я, заметив, как рыженький высовывает мордочку и рассматривает моего брата.

– Ну это понятно, – отмахивается тот. – Но знаешь, мне всегда было любопытно, как долго продержатся чувства на расстоянии. По-моему, это подходящий случай проверить.

– Дождь усиливается. Видишь? – Я делаю еще один шаг назад, и мои волосы становятся влажными. Для убедительности я тру нос и громко чихаю. – Филипп, ну правда, всего на несколько дней. Считай, что они просто переждут у тебя плохую погоду.

Он деловито достает из кармана джинсов смартфон, смотрит на экран и прячет обратно.

– Не подходит. Прогноз погоды говорит, что дождь минимум на неделю.

– Бедненькие. – Я сочувственно смотрю на котят. – Ну хорошо, раз не впускают, поедем ко мне. Там, правда, совсем нет места и я появляюсь только поздно вечером, но ничего. Вот сейчас я вызову такси, мы его с вами дождемся…

Филипп осматривает окрестности, понимает, что моей машины действительно нет, и с горестным вздохом отходит от двери.

– Хорошо. Но у меня для них только единственный вариант. Который не обсуждается!

Я поспешно киваю. Пусть угрожает. Нам главное – попасть в дом. Там тепло и уютно, но, к несчастью, мы там пребываем недолго. Филипп, за которым мы следуем, выходит на задний двор и кивает на недостроенный гостевой домик.

– Вот там. Если устраивает.

– Я думаю, – говорю осторожно, – что там им будет не очень удобно.

– Ничего. Вот ты будешь об этом помнить и быстрей заберешь их обратно.

Я соглашаюсь на то, что дают. Сначала пристраиваю коробку с котятами. Потом выпрашиваю у брата плед, чтобы им было теплее: все-таки осень. Потом он приносит тарелку, в которую я высыпаю корм для котят. И еще одну – для водички и молока. Я утешаю себя тем, что тут намного уютней, чем в лесу, а еще так, мимоходом, рассказываю брату, сколько раз и как их кормить, чтобы он потом проинструктировал свою домработницу. А потом я прошу его принести лоток, который пристроила у его крыльца, чтобы он не сразу заметил. И наполнитель.

– Фух, – выдыхает Филипп и, присев на лестницу, наблюдает, как котята бодро разбредаются по первому этажу.

– Ты такой молодец. – Встав позади него, я начинаю ему массировать плечи. – Ты сделал доброе дело!

– Слушай, – говорит он, блаженно прикрывая глаза, – а можно я в следующем добром деле не буду участвовать, а просто от него откуплюсь?

– Это что, чисто мужская черта? Если что-то трудно или не получается, попробовать откупиться?

Филипп разворачивается.

– Валера прислал новые драгоценности?

Я киваю и сажусь рядом с ним. Смотрю на котят: беззаботные, даже не догадываются, в какой были опасности. Пережили – и теперь веселятся. Может, так действительно проще – не знать?

Если бы я не застала Валеру, если бы не увидела все своими глазами, я бы и дальше пребывала в уверенности, что у нас все хорошо. А если бы кто-то сказал – не поверила бы, списала на зависть, обиду, тупую попытку нас просто рассорить.

Целый день мне удавалось не думать о нем, но Воронов прав. Я не отпустила его. Не перевела в статус прошлого.

– И где же они? – выдергивает меня из размышлений Филипп.

– Вернула ему.

– И он взял?

Я качаю головой. Нет, не взял, пришлось снова делать отправку с курьером. На этот раз никакой путаницы – посылка одна. В том, что Валера примчался в мой офис, я сама виновата. Перепутала адресатов. О чем только думала?

«Спасибо, очень мило. И да, признаю, с выводами я немного поторопилась».

Такую записку я написала Воронову. А получил ее Валера, в придачу с плиткой бельгийского шоколада, которая нравится и мне, и ему. Естественно, он подумал, что я простила, что пять лет отношений перевесили один день, когда все изменилось.

– И что это было? – снова тормошит меня брат. – Расскажи хоть, раз посмотреть не удастся.

– Колье. Это было самое ужасное колье, которое я когда-либо видела.

Неожиданно он обнимает меня и начинает гладить по спине, а я дышу-дышу ему в плечо, понимая, что еще чуть-чуть – и зачем-то расплачусь.

– Ну-ну, – приговаривает брат. – Нашла из-за чего убиваться. Если хочешь, я ограблю для тебя ювелирку.

Из горла вырывается тихий смешок. Я тоже обнимаю его и тихо сижу. Боясь даже пошевелиться, настолько мне с ним спокойно. Есть же такие мужчины.

– Кому-то с тобой повезет, – шепчу я.

– Естественно, – соглашается он. – Особенно если к тому времени ты и правда пристроишь эти неугомонные «овощи».

Отодвинувшись от него, я замечаю, что один котенок вцепился в кроссовок Филиппа и пытается его прогрызть, а второй, рыженький, старательно цепляясь маленькими коготками, пробует взобраться вверх по его джинсам.

– Милый, правда?

– Угу, – поддакивает мой брат. – Я вот только думаю: он хочет заползти на колени или его цель – моя шея? Это кровожадный Томат?

Я беру котенка в руки, и он тут же успокаивается, смотрит на меня своими невинными глазками в полном недоумении: как вы могли обо мне такое подумать?

– Так! – Взглянув на часы, Филипп резко поднимается. – У нас два часа, если мы не хотим увидеть кровожадного Генриха Эдуардовича. Кстати, ты отцу рассказала?

– Пока нет. Просто не было удачного момента и времени. Но я обязательно это сделаю!

Филипп смотрит на меня скептически: ну да, за неделю возможности поговорить с отцом не нашла, а тут на что-то надеюсь. Да я и дальше откладывала бы этот разговор, если бы только могла.

Но такой возможности, увы, нет. Сегодня мы всем семейством приглашены на день рождения папы Валеры.

Оставив беспризорников, мы возвращаемся в дом. Я звоню в магазин и прошу привезти свой заказ: платье, туфли, белье. А пока иду в душ. Мужской шампунь с запахом моря мне отлично подходит, я уже пробовала. А вот гель для душа заставляет меня улыбнуться. «Кря-кря-кря» – и он еще делал вид, что не впустит котят!

Кстати, запах женский и чуть сладковатый, кажется, персиковый. По-моему, его личные отношения вышли на новый уровень. Переезд Валеры в мою квартиру начался с появления в ванной его бритвы и зубной щетки.

Я усердно намыливаюсь, чтобы не осталось и запаха от животных. И еще раз. Надеюсь, персики не подведут.

А здесь и вторая зубная щетка имеется, надо же! И молчит. Пытать бесполезно, придется терпеть, пока сам не расскажет.

– Доставка! – стучит в двери ванной Филипп.

– Спасибо! – кричу я в ответ.

Он вздыхает.

– И все? Так и знал, что на чаевые рассчитывать нечего.

Обмотавшись полотенцем, выхожу из ванной: платье лежит на кровати, там же стоит коробка с туфлями и прозрачный пакет.

Чулки, тонкие трусики, платье сидит идеально. Я так долго его выбирала, так радовалась, что нашла, но сейчас от этих ощущений остались лишь отголоски. Оно без рукавов, черный верх, хорошо подчеркивается грудь, черный волан-цветок на талии, а потом цвет постепенно уходит от черного к дымчатому, а низ расклешенный, напоминает раскрывшийся многослойный тюльпан.

Постучав, брат заходит в комнату. Останавливается у меня за спиной, смотрит на мое отражение.

– Отлично. Пусть узнает, что потерял.

– Он знает.

Единственное, о чем не догадывается, – как часто я мысленно представляла, что наступаю на горло своим искореженным чувствам и прощаю его. И у нас все хорошо-хорошо, на руке у меня браслет, который он подарил, а на шее колье.

– Едем?

Я киваю, и мы выходим из дома.

– А с такси тоже был тактический ход или ты еще не забрала машину из ремонта? – интересуется по пути брат.

– Первое.

– Я так и подумал.

– И все равно нас впустил, – улыбаюсь я.

Он тяжко вздыхает, достает свой смартфон и демонстративно отмечает сегодняшний день как точку отсчета. Отмеряет три, потом стирает метку и с щедрой подачи выделает мне целых четыре дня, чтобы пристроить котят.

– Не маловато? – пытаюсь я торговаться.

– Еще даже много. Ты к своей крысе привыкла всего за два дня – не хочу тоже стать жертвой привычки.

У ресторана «Авеню», где будет проходить вечеринка, уже много машин. Среди остальных я замечаю и машину отца. Жаль, я надеялась перехватить его раньше. А может, и к лучшему?

Мы заходим в помещение – за счет того, что столики убраны ради фуршета, оно кажется еще просторней, чем раньше. И это только часть ресторана, а он поделен на две. Льется музыка лаунж, и я бросаю взгляд на музыкантов, которые уже приуныли. Ну да, немного тоска.

Мы то и дело киваем знакомым. Филипп хотел бы к ним подойди, а вот я не рвусь. Позже. Не хочу сейчас знать, кто уже в курсе новостей в нашей семье, а кто еще нет.

– Тэкс, сначала подарим? – крутя в руках пакет, предлагает брат.

Но я уже замечаю маму и папу и направляюсь к ним. Хорошо, что они не с дядей Сережей. Одни, и это как раз удачный момент.

– Мам, пап…

Сначала я обнимаю отца и целую в щеку. Он сдвигает брови, но это так, напускное. А самому нравится.

– Что-то вы поздновато, – ворчит, приобнимая меня.

– Так получилось.

Я делаю шаг к матери и целую ее. Она тут же втягивает в себя воздух и морщит нос. Снова втягивает в себя воздух и оглушительно чихает.

– Анжелика! Боже, ну ты могла хотя бы сегодня не возиться с животными!

Она лезет в сумочку, достает салфетку и принимается тереть покрасневшие глаза. Зря я понадеялась на «Кря-кря-кря», мой гель справляется лучше.

– Прости, – каюсь я.

Она машет на меня платочком, чуть отстраняется и с тяжелым вздохом произносит:

– Нет, Анжелика, это просто невыносимо!

Мама лезет за флакончиком духов и прыскает их на меня и себя. Первую порцию я терплю, а от второй вовремя уворачиваюсь, и она достается папе.

– Ну ты уж совсем не дури, – ворчит он.

Мама примирительно улыбается. Отец мне подмигивает.

– Не представляю, как тебя терпит Валера, – продолжает мама, немного придя в себя. – Он же такой чуткий мальчик. А у тебя постоянно то собаки, то кошки. Кстати, где он? Небось, на улице, пытается отдышаться?

Отец всматривается в даль вместе с мамой, стараясь рассмотреть его среди гостей. А Филипп толкает меня локтем в бок. Да знаю, знаю! Отпихиваю от себя его локоть и на одном дыхании выдаю:

– Есть хорошая новость! Ему больше не нужно терпеть. Мы с Валерой расстались.

Мне кажется, даже музыка в зале становится тише, и потому так громко звучит мамин вздох и произнесенное с ужасом:

– О боже… О чем ты думаешь? Тебе уже тридцать два… И я всем нашим друзьям сообщила, что у тебя скоро свадьба!

Реакция мамы не удивляет. Я тревожно всматриваюсь в лицо отца. Он же пока смотрит в сторону, внимательно, пристально, а потом сухо роняет:

– Вижу.

Новый тычок в бок заставляет меня развернуться, и я замечаю в дверях ресторана Валеру, который пришел не один. Рядом с ним та самая дочка судьи, которая нарезала восьмерки у него на коленях.

В горле становится сухо. Я цепляюсь рукой за локоть брата – пусть послужит во благо, не все же толкаться. Не могу отвести взгляд от пары, которая мило воркует. Стараюсь, но не могу.

– Ты была права, – говорит Филипп, приводя меня в чувство, – это самое кошмарное колье, которое только можно представить.

Да. На ней мои драгоценности. Вернее, драгоценности, которые для меня покупались.

Глава 11. Анжелика

Видимо, почувствовав мой взгляд, Валера оборачивается. Смотрит долго, пристально, будто не замечает ни друзей, которые ему кивают, ни своих родителей, ни девушки, с которой пришел.

К нему кто-то подходит, что-то ему говорит, а он продолжает меня жадно рассматривать. Мне кажется, он хочет ко мне подойти, но девушка еще крепче цепляется за него и практически прилипает к его боку. Она что-то шепчет, а потом понимает, что он не обращает на нее внимания, и безошибочно находит меня глазами.

Торжество. В них отражается торжество – тут даже гадать не приходится. Ее коготки по-хозяйски ползут по его плечу, снимая несуществующую пылинку. А потом она проводит рукой вдоль линии декольте своего серебристого короткого платья. Хочет показать, что он выбрал ее за массивную грудь?

Меня эта версия более чем устраивает, потому что других причин я тоже не вижу. Ну плюс еще моложе и наглее. Хотя первое вряд ли имело значение. Тридцать два – цифра, которая пугает лишь мою маму.

Милана снова цепляется в руку Валеры и тянется к его шее губами. Все, что она делает сейчас, напоказ. Хочет продемонстрировать мне, что я потеряла. Думает, что она победитель.

Но я даже благодарна ей. За то, что пришла. За то, что нацепила на себя эти драгоценности. И за то, что одно ее присутствие позволяет мне снова взять себя в руки. Нет, радости видеть меня поверженной я ей не доставлю.

– Вот черт! – цедит папа.

– Нет, это Милана, – говорю я с улыбкой. – Она дочка судьи.

Отец снова рассматривает пару и выдает новый вердикт:

– Придурок!

Я киваю и опять улыбаюсь. Ему. И тем двоим, которые не сводят с нас глаз. Папа не в курсе нашей «кухни», у него крепкий бизнес, до суда даже мысленно никогда не доходит. Но у него чутье. Как и я, он уловил последствия для Валеры.

Хотя они, наверное, всем очевидны. Некоторые из наших общих знакомых уже подходят к ним, чтобы познакомиться с новой пассией. Как же быстро переметнулись.

– Боже мой… – вздыхает мама. – Это все так не вовремя!

– Да уж конечно! – рявкает отец. – Лучше было бы, чтобы он после свадьбы забывал ширинку застегивать!

Мама, осознав, что отец не только не в настроении, но и вообще ее не поддерживает, замолкает.

– Просто он такой милый мальчик… – продолжает она неуверенно. – Столько лет… и я привыкла считать его зятем.

Ее голос тонет в громких поздравлениях именинника, и она оставляет эту тему в покое. Ненадолго, но мне пока и этого хватит.

– Так, – отец сдвигает сурово брови и смотрит на своего партнера, – нужно подойти к нему, пока его не закидали подарками. А то не откопаем потом.

– Конечно, – подхватывает его идею мама. – Анжелика, а ты, может быть, не будешь его поздравлять?

– Мам…

– Вот еще! – снова рявкает отец. – У меня не ферма, я страусов не воспитывал!

– Мам, – повторяю я, – если бы я отказалась поздравить дядю Сережу и ему из-за этого стало на год меньше, я бы осталась. Думаю, он и сам был бы рад. А так, конечно, я подойду. Тем более что у нас с Филиппом отличный подарок!

Мама машет платочком, прячет его в сумочку с видом «Я для вас сделала все, что могла» и уходит вместе с отцом. Мы с Филиппом пробираемся следом.

– Какая несправедливость, – говорит жалобно он, – я так не люблю все эти массовки, что был готов снести, как страус, яйцо, лишь бы меня дома оставили. А тебе этот шанс просто так предлагали! Даже тужиться не пришлось бы.

– Думаешь, у тебя получилось бы? Ну, справиться с яйцом.

– Ну, с двумя-то я как-то справляюсь!

– Я тебя немного разочарую. Во-первых, яйца у страусов тоже откладывает самка. А во-вторых, обычный размер яйца больше двух килограммов.

Он опускает взгляд вниз, видимо, понимает, что это не слишком удобно, и смиренно вздыхает.

– Ладно, пойдем тогда поздравлять дядю Сережу. С меня подарок, а ты готовь речь.

– Кстати, а что мы там дарим?

Филипп заглядывает в пакет, рассматривает его содержимое и перечисляет:

– Какие-то крутые кубинские Сигары – их чуть ли не сам Че Гевара крутил, судя по ценнику. Табак и курительная трубка – тут, судя по всему, наследство от Шерлока Холмса.

– Отличный подарок, – соглашаюсь я, но в двух шагах от именинника останавливаюсь. – Ты хоть раз видел, чтобы дядя Сережа курил?

Он задумывается.

– Нет. Но потравить конкурентов – это же милое дело! Уверен, что он подарки оценит!

Отец и мама уже вручили свой подарок и теперь просто разговаривают с именинником и его супругой. Заметив нас, отходят чуть в сторону.

– Дядя Сережа, – обняв его, целую в щеку, – поздравляю вас с праздником.

– Да уж, конечно, – бухтит тот, – придумали отмечать, как на год постарел.

Я тихо посмеиваюсь, потому что за долгие годы его дружбы с отцом хорошо его изучила. Не любит выставлять напоказ свои чувства, но доволен, что его жена опять расстаралась и столько гостей захотели прийти.

– Пусть здоровье вас и дальше не подводит, – желаю я, пока Филипп молча подсовывает пакет.

– А это, стало быть, поможет его продлить? – интересуется он, рассматривая содержимое.

– Конечно! – подхватываю я. – Можно, как думал Филипп, предлагать конкурентам. А можно просто смотреть и гордиться, от чего вы отказываетесь.

– Хороший подарок! – решает дядя Сережа. – Люблю, когда все понятно. А то твой отец мне вот удочку подарил и все прибабахи к ней, а я сиди теперь ночь и думай: то ли это намек, что надо себе новую «рыбку» ловить, то ли намек, что пора готовиться к пенсии и передавать дела молодым, то ли намек, что я дальше своего носа не вижу.