Турецкий гамбит Акунин Борис
— Проклятье, и как назло в этом чертовом хранилище ни одного окна!
Варя тщетно пыталась унять неистово бьющееся сердце. Гром выстрелов приближался. Она услышала, как Соболев отдает какие-то команды, но не разобрала слов. Где-то закричали «алла!», ударил залп.
Вертя барабан револьвера, Анвар бормотал:
— Я мог бы сделать вылазку, но осталось только три патрона… Ненавижу бездействие!
Он встрепенулся — выстрелы звучали в самом здании.
— Если наши победят, я отправлю вас в Адрианополь, — быстро заговорил Анвар. — Теперь, видимо, война закончится. Второго этапа не будет. Жаль. Не все получается, как планируешь. Может быть, мы с вами еще увидимся. Сейчас, конечно, вы меня ненавидите, но пройдет время, и вы поймете мою правоту.
— Я не испытываю к вам ненависти, — сказала Варя. — Просто мне горько, что такой талантливый человек, как вы, занимается всякой грязью. Я вспоминаю, как Мизинов читал историю вашей жизни…
— В самом деле? — рассеянно перебил Анвар, прислушиваясь к перестрелке.
— Да. Сколько интриг, сколько смертей! Тот черкес, который перед казнью пел арии, ведь был вашим другом? Им вы тоже пожертвовали?
— Я не люблю вспоминать эту историю, — строго произнес он. — Знаете, кто я? Я — акушер, я помогаю младенцу появиться на свет, и руки у меня по локоть в крови и слизи…
Залп грянул совсем близко.
— Сейчас я открою дверь, — сказал Анвар, взводя курок, — и помогу своим. Вы оставайтесь здесь и ради Бога не высовывайтесь. Скоро все закончится.
Он потянул засов и вдруг замер — в банке больше не стреляли. Слышалась речь, но непонятно какая, русская или турецкая. Варя затаила дыхание.
— Я тебе харю сворочу! В уголочке отсиживался, мать-мать-мать! — рявкнул унтерский бас, и от этого сладостно-родного голоса внутри все запело.
Выстояли! Отбились!
Выстрелы откатывались все дальше и дальше, отчетливо донеслось протяжное «ура!»
Анвар стоял, закрыв глаза. Его лицо было спокойным и печальным. Когда стрельба совсем прекратилась, он отодвинул засов и приоткрыл дверь.
— Все, мадемуазель Барбара. Ваше заточение окончено. Выходите.
— А вы? — прошептала Варя.
— Ферзь пожертвован без особой выгоды. Жаль. В остальном все остается в силе. Ступайте и желаю вам счастья.
— Нет! — увернулась она от его руки. — Я вас тут не оставлю. Сдайтесь, я буду свидетельствовать на суде в вашу пользу.
— Чтобы мне зашили горло, а потом все-таки повесили? — усмехнулся Анвар. — Нет уж, благодарю покорно. Больше всего на свете не терплю две вещи — унижение и капитуляцию. Прощайте, мне надо побыть одному.
Он все-таки ухватил Варю за рукав и, слегка подтолкнув, спровадил за дверь. Стальная створка тут же захлопнулась.
Варя увидела перед собой бледного Фандорина, а у выбитого окна стоял генерал Мизинов и покрикивал на жандармов, подметавших стеклянные осколки. Снаружи уже рассвело.
— Где Мишель? — испуганно спросила Варя. — Убит? Ранен?
— Жив и здоров, — ответил Эраст Петрович, внимательно ее оглядывая. — Он в своей стихии — преследует неприятеля. А бедного Перепелкина снова ранили — ятаганом полуха отхватили. Видно, опять орден получит. И за прапорщика Гриднева не беспокойтесь, он тоже жив.
— Я знаю, — сказала она, и Фандорин чуть прищурился.
Подошел Мизинов, пожаловался:
— Еще одна дырка в шинели. Ну и денек. Выпустил? Отлично! Теперь можно и динамитом.
Он осторожно приблизился к двери в хранилище, провел рукой по стали.
— Пожалуй, двух шашек в самый раз хватит. Или много? Хорошо бы мерзавца живьем взять.
Из-за двери хранилища донеслось беззаботное и весьма мелодичное насвистывание.
— Он еще свистит! — возмутился Мизинов. — Каков, а? Ну, ты у меня сейчас досвистишься. Новгородцев! Пошлите в саперный взвод за динамитом!
— Д-динамит не понадобится, — тихо сказал Эраст Петрович, прислушиваясь к свисту.
— Вы снова заикаетесь, — сообщила ему Варя. — Это значит, все позади?
Грохоча сапогами вошел Соболев в распахнутой белой шинели с алыми отворотами.
— Отступили! — охрипшим после боя голосом объявил он. — Потери ужасные, но ничего, скоро должен эшелон подойти. Кто это так славно выводит? Это ж «Лючия де Ламермур», обожаю! — и генерал принялся подпевать приятным сипловатым баритоном.
- Del ciel clemente un riso, la vita a noi sara!
Прочувствованно допел он последнюю строфу, и тут за дверью раздался выстрел.
Эпилог
«Московские губернские ведомости»,19 февраля (3 марта) 1878 г.МИР ПОДПИСАН!«Сегодня, в светлую годовщину Высочайшего милосердия, явленного крестьянству 17 лет назад, в летопись царствования Царя-Освободителя вписана новая светлая страница. Русские и турецкие уполномоченные подписали в Сан-Стефано мир, завершивший славную войну за освобождение христианских народов от турецкого владычества. По условиям трактата, Румыния и Сербия обретают полную независимость, образуется обширное Болгарское княжество, а Россия получает в компенсацию военных затрат 1 миллиард 410 миллионов рублей, причем основная часть этой суммы будет внесена территориальными уступками, в число которых входят Бессарабия и Добруджа, а также Ардаган, Каре, Батум, Баязет…»
— Ну вот, мир и подписан, причем очень хороший. А вы каркали, господин пессимист, — сказала Варя, и опять не о том, о чем хотела.
С Петей титулярный советник уже попрощался, и вчерашний подследственный, а ныне вольный человек Петр Яблоков поднялся в вагон — осваивать купе и раскладывать вещи. По случаю победоносного окончания войны вышли Пете и полное помилование, и даже медаль за ревностную службу.
Уехать можно было еще две недели назад, да и Петя торопил, но Варя все тянула, ждала непонятно чего.
Жалко, с Соболевым рассталась плохо, обиделся Соболев. Ну да бог с ним. Такого героя быстро кто-нибудь утешит.
И вот пришел день, когда нужно было прощаться с Эрастом Петровичем. С утра Варя была на нервах, закатила бедному Пете истерику из-за потерявшейся брошки, потом расплакалась.
Фандорин оставался в Сан-Стефано — с подписанием мира дипломатическая возня отнюдь не заканчивалась. На станцию он пришел прямо с какого-то приема — во фраке, цилиндре, белом шелковом галстуке. Подарил Варе букет пармских фиалок, повздыхал, попереминался с ноги на ногу, но красноречием сегодня не блистал.
— Мир ч-чересчур хороший, — ответил он. — Европа его не признает. Анвар отлично п-провел свой гамбит, а я проиграл. Мне дали орден, а надо бы под суд.
— Как вы к себе несправедливы! Ужасно несправедливы! — горячо заговорила Варя, боясь, что выступят слезы. — За что вы все время себя казните? Если бы не вы, я не знаю, что бы со всеми нами было…
— Примерно то же мне сказал Лаврентий Аркадьевич, — усмехнулся Фандорин. — И п-пообещал любую награду, какая в его власти.
Варя обрадовалась:
— Правда?! Ну слава Богу! И чего же вы пожелали?
— Чтобы меня отправили служить куда-нибудь за т-тридевять земель, подальше от всего этого. — Он неопределенно махнул рукой.
— Глупости какие! И что Мизинов?
— Разозлился. Но слово есть слово. К-кончатся переговоры, и поеду из Константинополя в Порт-Саид, а оттуда пароходом в Японию. Назначен вторым секретарем посольства в Токио. Дальше уж не б-бывает.
— В Японию… — Слезы все-таки брызнули, и Варя яростно смахнула их перчаткой.
Зазвенел колокол, паровоз дал гудок. Из окна вагона высунулся Петя:
— Варенька, пора. Сейчас отбываем.
Эраст Петрович замялся, опустил глаза.
— Д-до свидания, Варвара Андреевна. Был очень рад… — И не договорил.
Варя порывисто схватила его за руку, часто-часто заморгала, сбрасывая с ресниц слезинки.
— Эраст… — внезапно вырвалось у нее, но слова застряли, так и не выплеснулись.
Фандорин дернул подбородком и ничего не сказал.
Лязгнули колеса, вагон качнулся.
— Варя! Меня увозят без тебя! — отчаянно крикнул Петя. — Скорей!
Она оглянулась, еще секунду помешкала и вскочила на поплывшую вдоль перрона ступеньку.
— …и первым делом горячую ванну. А потом в Филипповскую и пастилы абрикосовой, которую ты так любишь. И в книжную лавку за новинками, а потом в университет. Представляешь, сколько будет расспросов, сколько…
Варя стояла у окна и кивала в такт счастливому Петиному лепету. Все хотела насмотреться на черную фигуру, что осталась на платформе, но фигура вела себя странно, расплывалась. Или с глазами что-то было не так?
«Таймс» (Лондон),10 марта (26 февраля) 1878 г.Правительство ее величества говорит «нет»«Сегодня лорд Дерби заявил, что британское правительство, поддержанное правительствами большинства европейских стран, категорически отказывается признавать грабительские условия мира, навязанные Турции непомерными аппетитами царя Александра. Сан-Стефанский трактат противоречит интересам европейской безопасности и должен быть пересмотрен на специальном конгрессе, в котором примут участие все великие державы».
Читать бесплатно другие книги:
