Мой (не)любимый дракон. Выбор алианы Чернованова Валерия

Глава 7

В зале как будто стало меньше воздуха, а тот, что остался, уже почти искрился от напряжения. Скальде больше не сидел в вальяжно-непринужденной позе. Резко выпрямился, хищно подался вперед, вперившись взглядом в стражников, ведущих… нет, волокущих под руки двух мужчин.

Того, что тащили первым, и мужчиной-то можно было назвать с большой натяжкой. Еще совсем мальчик. Худой как щепка, изможденный. В изношенной одежде, в истоптанных, видавших виды сапогах. Второй…

Вторым был Крейн. Я усмехнулась тихонько, мысленно поминая старейшин незлым тихим словом. Какие же они все-таки предсказуемые. Мало им показалось вчерашней сцены, захотели продолжения трагикомедии.

А Герхильд… Покосилась на Ледяного, который сейчас вполне мог сойти за Огненного. В глазах мага полыхали костерки пламени, на скулах резко обозначились желваки. Удивляюсь, как еще дым из ушей и ноздрей не повалил, и как он им здесь все не закоптил. Или не превратил стройный ряд своих советников в ровную полосочку пепла.

– Эррол Корсен, что это значит?

Кадык на тощей шее мага нервно дернулся. Старейшина интуитивно попятился. Я бы на его месте поступила так же. На смену одному советнику пришел другой: седобородый старец, имени которого я не знала. Но часто видела его восседавшим по правую руку от Герхильда во время вечерних трапез.

Старик поклонился. Без лишнего раболепия, коим страдали все без исключения придворные и некоторые из императорских советников.

– Ваше великолепие, это я настоял на том, чтобы именно эсселин Сольвер судила заключенных.

– Я не разрешал.

Голос дракона звучал глухо, тихо, и тем не менее, уверена, достиг каждого закутка зала. Придворные, алианы, стражники – все вздрогнули как по команде. И я в том числе; от стаи мурашек, проползших по спине.

– Если эсселин Сольвер станет императрицей…

Не стану, не парьтесь.

– Если она ею станет, то в будущем должна будет принимать сложные решения и при этом оставаться беспристрастной. Ситуация с герцогом непростая, я бы даже сказал – трагичная и неприятная. Но в то же время это отличная возможность выявить у ее утонченности наличие либо же отсутствие необходимых для правительницы качеств.

Во загнул. И, конечно же, все исключительно ради выявления этих самых качеств, и никакая это не попытка окончательно втоптать в грязь многострадальную репутацию Фьярры.

– Уведите их, – бросил Герхильд, будто и не услышал распинавшегося перед ним старейшину.

– Вы не должны ее ограждать от принятий сложных решений, – прытко парировал пожилой маг. Бесстрашно встретил лед в стальных глазах, устоял под напором глухой ярости тальдена. – Если желаете однажды увидеть ее рядом с собой на троне.

Как же мне все это осточертело. Не хочу, чтобы он за меня заступался. Не хочу чувствовать себя ему обязанной. Не хочу становиться яблоком раздора между ним и магами. И меня уже тошнит от постоянного ревнивого шипения Керис, от того, что дуется Майлона, ноет Рианнон, упрекая в том, что его несравненность снова выделяет меня среди других невест.

Своим поведением Скальде возводил между мной и алианами стену из обид и зависти. Хотя завидовать тут было нечему. И между нами тоже ничего не было.

Мне не нужна нянька, и я не просила протягивать мне руку помощи.

– Что от меня требуется? – спросила с самым невозмутимым видом.

На коленопреклоненного Крейна старалась не смотреть, дабы не воскрешать в памяти страшные картины недавнего прошлого и не чувствовать, как в груди противно ноет сердце. Не то чтобы мне было жалко герцога… Но и удовольствия от созерцания измученного пленника я тоже не получала. Если на его светлости и оставалось живое место, то мне оно видно не было. Разве что только где-то под лохмотьями спряталось, в которые превратилась нарядная одежда Крейна.

– Воля ваша.

Скальде откинулся в кресле, снова источая холод, что пробирал до самых костей.

Так как возражений больше не последовало, старейшина заговорил, обращаясь ко мне:

– Эсселин Сольвер, перед вами два преступника. Леан Йекель обвиняется в мошенничестве и воровстве. Герцог Блейтиан Крейн… Его вина известна вам лучше, чем кому бы то ни было.

«Вот только вы, господин интриган, в нее не верите», – так и вертелось на языке.

Сумела сдержаться и продолжила внимать речам старца с каменным выражением на лице. Правду говорят, с кем поведешься (это я про Герхильда), от того и наберешься. Хотя лучше бы я на него не велась и ничего от него не набиралась.

– Каждое из этих преступлений заслуживает строгого, но справедливого наказания – десять лет на галерах.

– В качестве рабов? – мой голос дрогнул, и тело тоже прошило дрожью. А камня на лице как не бывало.

Старейшина кивнул, удостоив меня неким подобием улыбки, которую можно было бы запросто принять за болезненную гримасу, будто у него только что живот прихватило и ему срочно требовалось остаться с самим собой тет-а-тет.

– Зачем же вам я, если и так уже определились с наказанием?

Жалко паренька. Не знаю, кого он там надул и обокрал, но участи стать рабом я ему не желала.

– По старой традиции один из заключенных в первый день нового года может быть помилован. Ему даруется шанс начать жизнь заново. И вам, только вам решать, кто из преступников его получит.

Приехали.

Все-таки гордыня – страшный порок. Нужно было молчать в тряпочку и позволить Герхильду самому со всем разобраться. Но я взбрыкнула и вот теперь должна стать судьей для незнакомого паренька, глядевшего на меня точно так же, как совсем недавно смотрела Бусинка-Зорька. У него были такие же несчастные глаза, в которых отражались мольба и надежда.

Глаза Крейна, наоборот, прожигали ненавистью. Жгучей, яростной, бессильной. И, наверное, ему самое место на каторге. Вот только кто я такая, чтобы решать его судьбу? Я не императрица, а это не настоящий суд.

– Эсселин Сольвер… – нарушил маг тягостную тишину.

Скальде больше не вмешивался, предоставив мне самой выбираться из трясины, в которую я так бездумно себя загнала. И теперь медленно, но верно в ней увязала.

– Десять лет рабства – слишком суровое наказание за мошенничество и попытку насилия.

– Все по законам Сумеречной империи, эсселин Сольвер. Решайте! – жестко ответил старейшина.

Не думаю, что здешние галеры многим отличаются от земных галер былых веков. А значит, условия там адские. И в лучшем случае Крейн или вот этот дурачок Леан вернутся через десять лет на сушу немощными старцами. В худшем – вообще не вернутся. Чем же тогда это наказание милосерднее смерти?

– Я не считаю себя вправе отнимать десять лет жизни, а может, и всю жизнь ни у одного из этих людей.

– Защищаете? – сделал неправильные выводы императорский советник, явно намекая, что пекусь я о судьбе своего любовничка Блейтиана.

– Пытаюсь быть справедливой. Вы ведь этого требуете от императрицы?

Беря пример все с того же Герхильда, взглядом обрушила на голову интригана снежную лавину. А потом еще и от себя добавила, в мечтах от души огрев его сковородкой по темечку.

– Я уже говорил и повторюсь еще раз, эсселин Сольвер: быть императрицей – это не только примерять наряды и носить корону, радовать супруга и услаждать взоры придворных, восседая на троне…

– Вы забываетесь, эррол Тригад, – рыкнул на старика Герхильд, перестав изображать из себя снеговика-пофигиста.

– …это готовность идти на жертвы и принимать непростые решения, – продолжал гнуть свою линию трижды гад, давить авторитетом и дико меня раздражать. – Вот что значит быть императрицей!

– Тогда, – сердце ударилось о ребра, а потом затихло, – я… Я не достойна ею быть.

Зал накрыла звенящая, оглушительная тишина.

Если бы силою мысли можно было испепелить, мой прах уже сегодня отправили бы в родовой склеп Сольверов. К счастью, в таком способе убийства его мрачность оказался не силен, зато преуспел в другом: последние несколько мгновений успешно делал мне лоботомию взглядом.

Я на тальдена принципиально не смотрела, решив, что на сегодня с меня достаточно переживаний. Сфокусировалась на дымке, маячившей перед глазами, сквозь которую пленники походили на большие темные кляксы.

– Значит ли это, что вы отказываетесь продолжать принимать участие в отборе? – силясь сдержать рвущееся наружу ликование, вопросил гадский гад, он же эррол Тригад.

Я открыла рот, собираясь ответить, хотя даже смутно не представляла, что скажу. За опрометчивую фразу, минуту назад сорвавшуюся с языка, Блодейна вполне могла пустить меня на корм фальвам. Или выпихнуть под машину Лешу. Поэтому, как бы ни рвалась из Ледяного Лога, следовало обуздать эмоции и впредь быть осторожней.

К счастью, Герхильд избавил меня от необходимости отвечать.

– Это значит, что эсселин Сольвер снова проявляет характер, когда ее об этом не просят.

Челюсть отвисла еще ниже, грозя в любой момент познакомиться с полом.

– Но она… – это снова старейшина.

– …должна пройти испытание и наконец вынести преступникам приговор, – невозмутимо закончил за старца Ледяной.

– Она должна ответить, – почти взмолился эррол.

Бедолага. Как же ему не терпится от меня избавиться. Им всем.

– Эррол Тригад, я всегда ценил вашу сдержанность и редкое умение говорить только по существу и когда это нужно. Но сегодня вы меня разочаровали. У вас что, словесное недержание?

Я же говорю, что-то с желудком.

По залу прокатился сдержанный смешок, что немного разрядило обстановку. Вовремя. Не знаю, как остальные здесь собравшиеся, но я чувствовала себя заброшенной в кратер вулкана, из которого вот-вот должна была хлынуть раскаленная лава.

Старейшина пошел пятнами. Заскрипел от досады зубами и, кажется, собирался продолжить настаивать на своем, когда Герхильд подозрительно вкрадчивым голосом попросил:

– Давайте не будем заставлять эсселин Сольвер судить сразу трех заключенных.

Намек был более чем прозрачен. Эррол Тригад благоразумно ретировался. Влился в ряды своих молча негодующих коллег и зашептался о чем-то с соседями справа и слева.

– Упростим вам задачу, эсселин Сольвер.

Я не видела усмешки тальдена, потому как по-прежнему старалась на него не смотреть, но чувствовала ее всеми фибрами своей забравшейся в пятки души и каждой клеточкой своего-чужого тела.

– Раз вам так нравится заводить домашних питомцев, заведите себе еще одного.

– То есть? – нахмурилась.

– Выкупите одного из заключенных.

Настороженно покосилась на Герхильда, гадая, где тут подвох.

– Разбрасываетесь моими подарками вы без сожаления и, думаю, будете рады отдать безделушку в обмен на жизнь пленника. Которого – решать вам. Как сказал эррол Тригад, один может быть освобожден по закону. Другой отправится вам в услужение. Хотите себе в пажи Крейна?

От такого предложения герцога перекосило. Он слабо дернулся, но был тут же придавлен к полу древком алебарды. Даже в самом жутком кошмаре Крейн не мог представить себя мальчиком на побегушках у той, что вчера была в его власти. Ну а мне, понятное дело, смотреть на этого маньяка противно, и ни в какие пажи я бы не взяла его даже под угрозой пыток.

– Ну так что, эсселин Сольвер? Отдать вам герцога?

– Нет, благодарю, – процедила сквозь зубы. Ненавижу эту герхильдовскую манеру разговаривать со мной (да и со всеми остальными тоже) так, будто я пыль на подошвах его сапог. – Уж как-нибудь обойдусь без такого пажа.

– Тогда даруйте ему свободу и выкупите мальчишку.

– Знаете же, что не хочу ему ничего дарить. Не заслужил он свободы, – прошипела тихо, вынужденно подаваясь к тальдену.

– Вы сами не знаете, чего хотите, эсселин Сольвер, – усмехнулся Герхильд. Возвысив голос, чтобы придворные не изнывали от любопытства, гадая, о чем мы там перешептываемся, громко спросил: – Ну так как поступите?

Паренек смотрел на меня молящим, полным надежды взглядом. Кот из «Шрека» при виде него удавился бы от зависти.

– Хорошо, я выкуплю Леана Йекеля, – вздохнула и предупредила: – Но герцог должен будет уехать.

– Обещаю, в Ледяном Логе он не задержится, – невозмутимо заверил меня наследник.

Я потянулась к застежке ожерелья, готовая расстаться с ним без сожаления, лишь бы этот фарс поскорей закончился, когда услышала насмешливое:

– Другое, эсселин Сольвер.

– Другое что?

Тальден пробежался взглядом по лифу платья, многозначительно задержавшись на моей… булавке.

Я чуть не задохнулась от возмущения. Ах ты ж драконьей матери сын!

– Нет!

Накрыла зачарованное украшение ладонью, желая защитить, оградить его от посягательств бессердечного Ледяного.

– Тогда возвращаемся к первоначальному варианту, – безразлично пожал плечами Скальде. Со скучающим видом откинулся на спинку кресла, махнул рукой в сторону заключенных. – Решайте, кого отправлять на каторгу.

Паренек сник. Понуро опустил голову и больше не пытался встретиться со мной взглядом, чтобы мысленно молить о пощаде. Крейн чему-то усмехался, и в тот момент мне страх как хотелось отправить его на каторгу. Только, боюсь, совесть меня потом замучает. Не хочу брать грех на душу и до конца жизни нести на себе бремя вины, каждый день вспоминая, что обрекла человека, пусть и отпетого негодяя, мерзавца, на десять лет страданий.

Придворные поочередно переводили взгляд с меня на его подлючество, не понимая, почему мешкаю. Не догадываясь, что, расставшись с булавкой (для них – копеечной безделушкой, а для меня бесценным сокровищем), буду обречена испытывать чувства к человеку, достойному одного безразличия. Без булавки станет ведь еще больнее.

Пальцы дрожали, пока отстегивала украшение; не слушались, как будто не желали, чтобы гранатовая крошка бусин распрощалась с изумрудным шелком наряда. Нечаянно укололась об острый кончик. Обожглась, когда коснулась тальденовой ладони, отдавая ему подарок.

Пусть подавится!

На Скальде не смотрела и в тот момент отчаянно клялась самой себе, что больше никогда и ни за что на него не взгляну. И теперь уже точно найду способ исчезнуть из Ледяного Лога!

– Забирайте свой трофей, эсселин Сольвер. – Герхильд поднялся, указав на первого заключенного. – А этого уведите, – приказал страже, мазнув по Крейну отмороженным взглядом.

– Но ты же пообещал ему свободу! – рванулся к своему подданному Игрэйт.

– Я обещал, что его не будет в Ледяном Логе. Больше ничего. Эррол Тригад, пойдемте, – почти что мягко обратился к старейшине наследник, не обращая внимания на исходящего злобой кузена. И обо мне, статуей застывшей на троне, кажется, тут же позабыл.

Жаль, я без булавки так быстро забыть о нем не сумею.

– Представление окончено, можете расходиться, – напоследок бросил придворным, раскрошив голосом лед по залу приемов.

Стремительно удалился, уводя с собой как будто постаревшего на десяток лет, ссутулившегося и бледного советника.

Глава 8

Старейшина торопливо перебирал ногами, пытаясь приноровиться к широкому шагу наследника.

– Ваше великолепие, вы должны понимать: я всегда действовал и буду действовать только в ваших интересах. – Маг тяжело дышал. Не от быстрой ходьбы – от волнения. – В интересах империи!

Отраженный вековыми стенами, страстный возглас разлетелся по пустынной галерее. Дробясь на множество отголосков, прокатился по Ледяному Логу.

Скальде остановился, прикрыл глаза, призывая на помощь всю свою выдержку. В последнее время ему все сложнее становилось себя контролировать. Долгий полет под звездным небом, сначала чернильно-синим, а после поблекшим, ставшим пепельно-серым с розовой каймой восхода над горизонтом, не принес долгожданного облегчения. Бескрайние пустоши далеко за пределами Хрустального города теперь были замурованы в лед. А в тальдене к утру, казалось, не осталось и капли магии.

И злости тоже больше не должно было быть. Однако спустя всего несколько часов он снова чувствовал, как сила внутри бурлит, как в венах вскипает кровь. И штиль в душе сменяется сумасшедшей бурей.

А старик тут распинается про интересы империи.

– Перестаньте действовать, – глухо посоветовал магу, борясь с желанием открутить тому голову. Или вышвырнуть в мозаичное окно, возле которого они остановились. Тогда бы одним интриганом в замке стало меньше. – Перестаньте. Ее. Травить.

Лицо старейшины снова налилось краской негодования.

– Эта девушка не достойна короны императрицы. Вот эсселин Талврин – другое дело, – проговорил назидательно, нахваливая свою любимицу. – Или виконтесса Дерьен. Я искренне верю, нет, я убежден, что каждая из них способна принять вашу силу!

Но не каждую Скальде готов был впустить в свою жизнь.

– Фьярра останется здесь до конца отбора. Узнаю, что пытаетесь ее выжить, и одним старейшиной в Ледяном Логе станет меньше.

От Герхильда не укрылась скользнувшая по лицу мага мимолетная усмешка, истолковать значение которой было несложно. Скальде был наследником. Не императором. Отравляемый собственной магией, изо дня в день пожиравшей его изнутри. Медленно, но верно точившей его разум.

Избавься он от неугодного советника сейчас, когда власть его ограничена, и наверняка взбунтуются остальные. Приходилось считаться с мнением первых магов империи, хоть порой желание выставить из замка того или иного зарвавшегося всезнайку становилось невыносимым. Затмевало здравый смысл.

Единственное, что сдерживало старых склочников от более решительных действий против ненавистной им княжны – это осознание того, что, если Ледяной все же станет правителем, им придется ответить перед ним за все свои «грехи».

Поэтому им ничего не оставалось, кроме как действовать исподтишка. Плести интриги за спиной будущего властелина в попытке вывести в королевы на шахматной доске жизни угодную им пешку. Остальные безжалостно уничтожались.

– Эсселин Сольвер ведь сама этого не хочет, – тихо проронил Тригад, прекрасно зная, куда лучше нанести удар. – Не хочет вас. Даже с привязкой. Удерживая ее здесь силой, вы только напрасно мучаете ее и себя. Отпустите княжну. Девушка не создана для престола. Все это видят. И вы тоже видите, хоть и продолжаете отрицать очевидное.

Скальде вздрогнул, заметив, как тень советника, отпечатавшаяся на стене, зашевелилась. Тригад оставался неподвижен, с укором и опасением смотрел на Ледяного, пока сознание тальдена терзал очередной несуществующий образ. Вот тень стекла по бугристой кладке, расплескалась по полу и вдруг резко вздыбилась, протягивая щупальца к старейшине, готовая наброситься на него в любую минуту. Мираж как будто являлся отражением чувств, что испытывал Герхильд к советнику.

– Надеюсь, вы меня поняли, эррол Тригад. – Скальде зажмурился на миг, а потом тихо проронил: – И предупредите остальных.

От цепкого взгляда мага не укрылась сиюминутная слабость Ледяного. Мужчина поспешил за тальденом, пытаясь того нагнать.

– Ваше великолепие, вы играете с огнем. Вы должны чаще уединяться с эсселин д’Ольжи.

– В таких делах как-нибудь обойдусь без ваших советов, эррол.

– И все же позвольте дать вам один, хоть вы их и не любите. Сейчас я говорю с вами не как старейшина, а как друг. Наставник, на глазах которого вы выросли. – Заметив, что его все-таки слушают, хоть и без особого желания, маг удовлетворенно кивнул и вдохновенно продолжил: – Всю свою жизнь я преданно служил вашей семье. Помню, что творилось с вашим отцом до того, как он женился и взошел на престол. Император не сошел с ума только лишь потому, что каждую ночь рядом была женщина. Та, которая делила с ним постель и забирала крупицы его силы. Графиня д’Ольжи должна всегда быть с вами. Не отталкивайте ее. Если же ее сиятельство вам больше неинтересна, любая другая эсселин почтет за честь занять ее место.

– Отец не сошел с ума только благодаря моей матери, – скупо возразил Скальде.

– Достойнейшей из достойных алиан, – согласно кивнул маг. – Император поступил мудро, выбрав в жены именно ее. К сожалению, эсселин Сольвер не обладает даже толикой качеств покойной императрицы.

– Мудро или нет, но это был его выбор. А вам все неймется выбирать за меня. Я пока еще в своем уме, эррол Тригад, и пока еще могу самостоятельно принимать решения. Без ваших подсказок.

Старейшина не отставал, вознамерившись во что бы то ни стало образумить упрямца. Очистить его сознание от глупого и опасного наваждения, коим виделась ему старшая дочь князя Лунной долины.

– Сегодня эсселин Сольвер показала, что слаба не только телом, но и духом. Не уверен, что такая сможет принять силу императорского рода… Вполне возможно, что, сделав ее своей ари, вы обречете девушку на смерть. Раз уж она вам дорога, подумайте над моими словами. – Маг заискивающе улыбнулся. – И еще раз очень вас прошу присмотреться к эсселин Гленде и эсселин Ариэлле. Я верю, что узнай вы их получше, и одна из них несомненно вас заинтересует.

Скальде угрюмо усмехнулся своим мыслям. Всякий раз, закрывая глаза, он видел не Гленду, не Ариэллу. Только ее. И только страх причинить Фьярре боль, невольно отнять у нее жизнь останавливал Ледяного от принятия окончательного решения.

Скальде боялся назвать ее своей, но и отпустить алиану было выше его сил.

– Ваше великолепие, – ядовитым пауком проникал в разум Ледяного голос советника, – мне бы очень не хотелось видеть на троне Игрэйта Хентебесира. Но другие старейшины к нему благоволят. Они не желают принимать эсселин Сольвер в качестве императрицы, и, выгораживая ее, вы настраиваете против себя самых могущественных магов империи. Это недальновидно. Не хватало еще, чтобы в замке стали шептаться, что хорошо бы сменить императорскую династию. проклятых Ледяных поменять на незапятнанных чарами проклятия Огненных.

Скальде замедлил шаг.

– Эррол Тригад, это угроза?

Под пристальным, колющим льдом взглядом наследника старейшина стушевался и продолжил уже не так уверенно:

– Я же вижу, вы едва сдерживаете рвущуюся наружу силу. А скоро это заметят и остальные. Будет лучше, если старейшины останутся на вашей стороне. Лучше для вас.

– Не торопитесь спускать дольгаттов и хоронить меня, советник, – холодно оборвал мага Герхильд, желая прекратить тяготивший его разговор. – Я контролирую свою магию. И раз уж мы обмениваемся советами, вот вам мой: сто раз подумайте, прежде чем мечтать о таком правителе, как Хентебесир. Вам кажется, им будет легко управлять. Но такими безумцами, как мой кузен, управлять невозможно. Если хотите, чтобы империя и дальше процветала, лучше держитесь за меня. И принимайте мои решения без штыков и истерик.

Сбежать под шумок из зала приемов не получилось. Сначала меня долго и нудно воспитывала эссель Тьюлин. Чихвостила за недостойное алианы поведение и за мое ослиное упрямство – нежелание становиться императрицей. Право слово, могла бы уже привыкнуть… Потом приставал лакей, которому я вменила в обязанность позаботиться о Бусинке-Зорьке. Сказав, что о судьбе животины я подумаю позже, когда перестану чувствовать себя переспелой сливой, шлепнувшейся на землю с самой высокой ветки и превратившейся в несъедобную кляксу, на ватных ногах поплелась к себе.

Перед глазами то вспыхивали, то гасли события минувшего утра, и сердце продолжали терзать воспоминания ужасной ночи. Праздничной.

Да уж, праздничек вышел что надо. Врагу не пожелаешь.

Говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь. Раньше я не верила в приметы, но в Адальфиве поверишь и не в такое. А вдруг и правда так проведу?

Боже упаси…

В спальню входила, мечтая об одном: как можно скорее уронить себя в кровать, зарыться под одеяло и не выбираться из-под него до самого финала отбора. Все будут только рады, если я куда-нибудь денусь. Чтобы глаза не мозолила. И распрекрасная стерва-графиня, и завистницы-алианы, и вечно всем недовольная сваха. А уж старейшины так и вовсе от счастья улетят на седьмое небо.

И что я им всем такого сделала, что у них всякий раз рядом со мной усиливается желчевыделение, а глаза наливаются кровью, как у быков при виде красной тряпки? Всего лишь имела глупость влюбиться в Ледяного. В этого бесчестного, бессердечного дракона.

Уф, подлый, подлый Герхильд! Забрал единственное, что могло спасти меня от ядовитого к тебе чувства!

Не успела я переступить порог спальни, как Снежок принялся ластиться ко мне, тереться о ноги.

– Хороший мой.

Подхватив кьерда на руки, крепко прижала к себе. Питомец не вырывался, урчал громко, цепляясь коготками за платье. Будто чувствовал, как мне сейчас плохо и как я нуждаюсь в его внимании.