Поющие револьверы Брэнд Макс

Глава 5

Между Маунт-Лорел и пустыней катятся на запад мягкими волнами предгорья хребта. Холмы выглядят слишком маленькими по сравнению с суровой громадой горы; они слишком очаровательны, чтобы называться границей пустыни и слиться с ней. Это отдельная узкая полоска со своим климатом. Облака, которые проносятся над пустыней, не растеряв ни капли влаги, охлаждаются у высоких склонов горы и проливаются дождем над холмами, образуя бесчисленные маленькие ручьи, скатывающиеся в пустыню, которые через некоторое время исчезают под жарким, душным пологом креозотовых или мескитовых кустов.

Эти холмы – что-то вроде Земли Обетованной для путешествующих в пустыне. Они пригоняют сюда изголодавшийся скот, чтобы он на свежих склонах откормился перед продажей, а немногие ранчеро, поселившиеся тут и там на этой земле, богаты и беззаботны, потому что о росте и благополучии их собственности тщательно заботится сама природа. Здесь нет наводнений и нет засухи, а на земле растет все, что нужно скоту, – не только трава, но и пшеница, урожай которой доходит до пятнадцати мешков с акра, и ячмень, который собирают до сорока мешков. Эта благодатная земля щедра к пахарю и никогда не превращается в твердые комья, даже засушливым летом.

Именно сюда шериф привез Эннена Райннона, ставшего теперь Джоном Гвинном. Они сидели верхом на двух прекрасных лошадях и вели в поводу пару тяжело нагруженных мулов. Так они миновали холмы.

– Что ты думаешь об этой земле? – спросил Каредек.

– Хорошая, мягкая земля, – кивнул Райннон. – На ней можно спать.

Он поднял глаза; вдалеке, раздвигая полог облаков, вздымалась Маунт-Лорел.

– Естественно, на ней можно спать, – согласился шериф. – На ней можно также разбогатеть!

– Спать вредно, – заметил Райннон. – Я говорю про себя.

– Я все продумал, – сказал Каредек. – Тебе нужно рискнуть.

– Ладно, – мягко произнес Райннон.

– На свете нет абсолютно надежных вещей, – возразил с мрачной убежденностью Каредек.

– Ясно, что нет, – согласился Райннон.

– Возьмем, к примеру, любого человека – он ведь может умереть от кори либо от коклюша. Не рисковать невозможно, иначе не победишь.

– Понятно, что невозможно, – промямлил Райннон.

– Черт побери, – взвился шериф, – ты должен сам подумать!

Ему хотелось быть лидером, и все же его беспокоило послушное благодушие, с которым его друг воспринимал все его рассуждения.

– Мне трудно думать, – продолжал тем же тоном Райннон. – Ну, например, некоторые могут предусмотреть…

– Послушай, – прервал его шериф, – ты всегда соображал хорошо и быстро, я уже убедился. За семь лет ни разу не попался!

Райннон полуприкрыл глаза, размышляя, и Каредек получил возможность внимательно рассмотреть его. Без бороды он стал совсем другим человеком; точнее говоря, он впервые действительно казался человеком, а не страшилищем-людоедом. Выяснилось, что не прикрытые гривой волос глаза его вовсе не черные, а темно-голубые, большие и мягкие. В них светилось терпение, какое бывает у вола в поле, – бездумное и кроткое, и шериф вынужден был постоянно напоминать себе, что это, в конце концов, и есть тот самый великий Райннон.

И все же он не мог поверить своим глазам. Да и не стоило. Пищи для ума от них почти никакой!

– Ну, – начал объяснять Райннон, – допустим, у кого-то вдруг случилась неприятность… вроде как шериф наставляет на него винтовку, – он улыбнулся краешком губ, – и тогда надо действовать быстро. Не думая. Думать надо потом.

– Ты хочешь меня убедить, что жил так все семь лет? Доверяясь только своему чутью? – Он почувствовал растущее недоверие. – Пробираясь и убегая из города, беря все, что тебе хотелось, делая все, что заблагорассудится? Смеясь надо мной и остальными горожанами, когда мы пытались преследовать тебя?

– Посмотри на волка, – продолжил Райннон. Похоже, он не был ни в чем твердо убежден; его слова звучали просто как предположения. – Посмотри на волка. Он не думает, как человек, но иногда обманывает пастухов. – Шерифа так поразила эта мысль, что он не смог сразу ответить, и его собеседник не торопясь объяснил: – Волк действует, полагаясь на интуицию. Когда он идет по следу, всегда настороже. Кроме того, у него есть своя дыра-в-стене.

Каредек кивнул.

– Думаешь, тебе не придется здесь спать? – спросил он.

– Скорее всего, – нахмурился Райннон. – Здесь вокруг люди, которым не терпится воткнуть в меня нож. Я их впервые вижу, а они-то меня знают.

– Знают тебя? Да я сам теперь тебя не узнаю! – воскликнул шериф. – Райннон – наглый бандит. Ему лет сорок или сорок пять. А ты – ленивый, сонливый, славный парень лет двадцати пяти. Никто тебя не узнает!

Райннон не ответил; он слегка коснулся своего лица любопытными пальцами.

– Послушай, – заинтересовался шериф, – что это у тебя за кольцо?

– Я его когда-то нашел, – сказал Райннон.

Он протянул руку. Это было кольцо с плоско ограненной ляпис-лазурью.

– Когда ты кого-то ограбил? – уточнил шериф.

– Я нашел его на земле в дыре-в-стене.

Оуэн присвистнул:

– Значит, там бывают и другие?

– Едва ли. Не думаю. Его, должно быть, потеряли давным-давно.

– Оно не слишком-то блестит, – критически заметил шериф.

Он думал, что сам бы не стал носить такое дешевое кольцо. Либо никаких камней, либо бриллиант. Он припомнил, что Сэм Ларкин продавал как-то тысячу бычков по цене одного бриллианта. Тысяча бычков у тебя в заколке для галстука. Это что-то!

– Не блестит? – поиграл камнем преступник. – Но вглядись-ка! На камне – рука в железной перчатке и сердце, из которого капает кровь. Вырезано довольно точно и аккуратно.

Шериф присмотрелся к кольцу. Ему было неинтересно. Его интересовал только сам Райннон с таким большим и матовым камнем на руке.

– Кто-нибудь еще его видел? – спросил он.

– Никогда не носил его, когда работал, – сказал Райннон. – Оно могло помешать выхватить револьвер.

– Конечно.

– Но сейчас у меня только один револьвер, поэтому левая рука особого значения не имеет.

Ранее они договорились, что для Эннена будет лучше, если он станет носить один кольт. Того, кто носит два, часто принимают за ганмена, а мысль о ганмене могла привести к ненужным выводам.

– Хорошее местечко, – через некоторое время произнес Райннон.

– Это? – скривился шериф. – Это всего лишь хижина.

– Она красивая.

Райннон натянул поводья, чтобы полюбоваться на нее. Это на самом деле был очень маленький домик, но перед ним вздымалась волна вьющихся растений, белые цветы жимолости спадали с карниза над окнами. Штакетник перед домом нуждался в ремонте и напоминал волнистую линию. Ворота на входе болтались на одной петле. За штакетником стоял сад – акров десять яблонь и слив. Дальше виднелись два небольших пастбища. А по земле струился маленький ручеек, по берегам которого сгрудились ивы и дубы. Сам дом был частично скрыт огромным фиговым деревом во дворе, заросшем спутанной травой, которую следовало давно скосить. Рядом стояли небольшой амбар и крохотный сарайчик, двери обоих выходили в корраль.

– Какая красота! – повторил Райннон.

– Поехали, – сказал шериф, – мы же не можем потерять здесь весь день. Нам нужно двигаться дальше.

Но когда они поравнялись с домиком и сломанными воротами, Райннон снова остановил лошадь.

– Послушай! – сказал он не совсем точно. – Какой приятный запах жимолости. Сладковатый, я бы его назвал.

– Никак не пойму, – заметил шериф. – Удивляюсь, как такой мужик, как ты, может заинтересоваться кукольным домиком!

– Ну да, – согласился Райннон, – выглядит смешно, я понимаю. Но ты же видишь, как это случается. Вроде как прилипло, и все. Будто я его уже видел!

– Хочешь, он будет твоим? – спросил шериф, зевая.

– Моим? – Райннон смотрел на усадьбу с улыбкой. – Вроде ничего особенного собой не представляет, но если бы усадьба была моей, я бы не просил Господа о большем.

– Кроме женщины, которая бы здесь жила, может быть?

– Ты все время торопишь события, – сказал Райннон.

– Пару лет назад, – заметил шериф, – один парень одолжил у меня денег. Он разорился, и его дом достался мне. Он перед тобой.

– Да ты что?

– А ничего. Заходи и не забудь снять шляпу, сынок. Я тащил тебя сюда, чтобы показать это место. Теперь он твой!

Глава 6

Они осмотрели дом сверху донизу. В мансарде размещались две маленькие комнаты, в одной из них стоял старый, побитый сундук. На первом этаже – кухня, спальня, через разбитую оконную раму которой в комнату струилась жимолость, столовая, выходившая на заднее крыльцо, и гостиная, чья дверь открывалась на переднюю веранду. Все было обставлено приятной, без излишеств, мебелью.

В амбаре лежали три или четыре тонны сена. Когда они вошли на сеновал, с чердака, шелестя крыльями, взлетели голуби, и Райннон с мягкой улыбкой взглянул им вслед.

Здесь, по обеим сторонам амбара, встало бы пять лошадей.

В сарае они обнаружили прогнившие останки коляски, двухтонного фургона, два заржавевших плуга, борону и кучу беспорядочно набросанного старья – рваная упряжь, сломанные стулья, воротнички, ватные плечики, наковальня и пыльные меха, а также целый набор кузнечных инструментов.

Райннон очарованно завис над ними.

– Здесь можно кое-что сделать, – восторженно заявил он.

Они вернулись во двор и зашагали под деревьями. Фиги еще не созрели, но урожай ожидался богатым. Под ногами хрустела сочная трава.

– Давай пойдем по дорожке, – предложил Эннен. – Нехорошо портить траву.

Шериф улыбнулся.

Они подошли к сломанным воротам.

– Нужна всего одна петля да пара болтов, – заметил Райннон.

– Ты смыслишь что-нибудь в таких вещах? – спросил шериф.

– Мальчишкой я помогал кузнецу.

– Подумать только!

– Кузнец – единственный свободный человек, – объяснил Райннон. – Всем остальным нужны инструменты, а кузнец сам их делает.

– И даже оружие? – усмехнулся шериф.

Райннон коснулся длинноствольного, вороненого кольта.

– Не знаю. Со временем, может, и оружие, – сказал он, и его глаза загорелись желанием и азартом. – Могу даже с тобой поспорить.

– Я никогда не спорю, – пожал плечами Каредек.

– Я буду присматривать для тебя за этим местом, – решил Райннон. – Не знаю, как ухаживать за садом, но научусь.

– Ты будешь присматривать за этим местом для себя, – решил Каредек.

Оглянувшись вокруг, шериф тихонько вздохнул. Он накопил больше денег, чем стоило это ранчо. И все же место очень хорошее! Ему повезло, что он его получил. А Оуэн был бережливым человеком. Вдруг он заметил, что Райннон, покраснев до корней волос, стоит, уставившись на серую с белым вершину Маунт-Лорел.

– Я, честно говоря, рад, что остался в живых и могу что-нибудь кому-нибудь подарить, – беспечно бросил Каредек.

Райннон не ответил. Он покраснел еще гуще.

– Вот что я тебе расскажу, – начал объяснять шериф. – Тот парень, кому принадлежало ранчо, был нехорошим человеком. Вонючим скунсом. Он получил его от отца и запустил донельзя. Когда кончился срок закладной, никто не пытался ему помочь. Я получил его по закладной, оно стоило раз в пять больше. Мне повезло, вот и все! Повезло точно так же, как то, что я сейчас в живых!

Глаза Райннона сверкнули, они вдруг изменились так, что шериф непроизвольно отступил и насторожился.

– Дай мне шанс поработать здесь. Я сделаю это для тебя, но и сам не останусь внакладе. Не исключено, что когда-нибудь я выкуплю у тебя ранчо.

– Дружище, дружище!.. – с укором воскликнул шериф.

Но Райннон поднял руку.

– Никто не может дать человеку счастье. На дороге его не найдешь. За счастье надо бороться. Я долго просидел на Маунт-Лорел. Зимы там вроде как длинные, а обледенелые скалы – хуже адского огня. Я долго думал. Я говорил себе: «За счастье надо бороться!» И вот теперь у меня есть возможность поработать. Ты ничего не можешь мне подарить. Другое дело – кое-что одолжить для начала. И это все, что ты вправе сделать!

На сердце у шерифа потеплело. В конце концов, он в глубине души оставался скупым человеком. Кроме того, сказал он себе, он понимает, что ощущает Райннон.

– Пусть будет так, как ты захочешь, – согласился он. – А потом договоримся. Договор будем подписывать?

Райннон редко давал волю чувствам, но теперь он протянул руку и положил ее на плечо друга.

– Ты и так запомнишь. Я тоже. Бумаги и все такое прочее отнимают у человека свободу.

Похоже, Каредек спланировал все так, как надо. Вьючные мулы привезли запас еды и всяческих мелочей, таких как новый топор, коловорот, несколько инструментов, гвозди и шурупы на всякий случай. Он даже привез уголь для кузницы.

Двух вьючных мулов можно впрячь в плуг. Одна лошадь останется у Райннона, он будет использовать ее по собственному усмотрению – под седлом или для коляски.

– Теперь все зависит от твоих рук. Странная штука. Я верил, что тебе здесь понравится, и знал, как ты поступишь. – Они взглянули друг на друга, каждый старался скрыть взаимную привязанность и понимание. – Допустим, тебе что-то подвернется. Допустим, тебе представится случай заработать. Ты понимаешь, о чем я говорю. Здесь проезжает много людей от границы до границы. Иногда за их голову назначена неплохая награда. Что ты скажешь, если я тебя буду предупреждать? Деньги поделим. Если мы с тобой встанем на одну тропу, тогда помоги Господь бандитам и мошенникам!

Глаза Райннона снова сверкнули, как глаза кота в сумерках, – шерифу не пришло в голову никакого другого сравнения.

Но в конце концов преступник сказал:

– Лучше, наверное, я буду сидеть тихо. После твоей болезни, может быть, и тебе надо успокоиться?

Каредек понял и больше ничего не сказал.

Тем вечером по дороге домой он перед первым поворотом оглянулся и увидел бледную голубовато-белую струйку дыма, поднимавшуюся над домиком. Он чувствовал себя так, словно пробудил к жизни мертвеца.

У него были и другие чувства. Как будто он посадил незнакомое семя и не знал, что из него вырастет: бурьян или зерно, еда или яд.

Глава 7

Больше всего на свете Райннон любил благородную голову, широкую грудь и вытянутые мускулистые руки Маунт-Лорел. Но когда он уставал, то вспоминал длинные зимние ночи, ветер и лед, который покрывал скалы, превращая их в стекло. До рассвета он работал при свете лампы; солнцем пользовался словно драгоценной свечой; а вечерами опять зажигал лампу.

Каждый вечер пламя в наковальне отбрасывало розоватые отблески в сгущающуюся темноту. Каждую ночь в доме или амбаре звенел молот.

Вот так порванная упряжь превратилась в крепкую, пригодную к использованию сбрую; жало плуга после ковки и перековки стало острым; изгородь с достоинством выпрямилась; полуразвалившаяся коляска встала на рессоры и заблестела новой краской; высокая, спутанная трава в саду упала под косой. А потом по земле прошлась борона и превратила комья в мягкую, густую, влажную почву. Серп подровнял траву во дворе. Землю напитал влагой разлив, и начал подниматься урожай.

Позади заднего двора грудились развалины ветряной мельницы. Райннон ее отремонтировал. Починил и установил колесо. Теперь с уверенным постукиванием оно вращалось днем и ночью.

За домом земля слегка поднималась. На вершине подъема лежала естественная выемка. Вокруг нее Райннон возвел крепкую стену, внутреннюю сторону которой укрепил глиной, а внешнюю завалил землей. Ограждение росло фут за футом, пока не достигло высоты фута в четыре. В этот резервуар он подвел избыток воды, которую качала ветряная мельница, а от него провел слив на восточное пастбище, предварительно выровняв его. Эннен залил водой пастбище как раз вовремя, чтобы посеять кормовые травы.

Работа шла быстро. В руках Райннона жила сила двух крепких мужчин. Сердце его горело нетерпением, которое приходит, когда человек теряет много времени. Маленькую ферму захлестывала его жажда деятельности, накопленная за семь лет. К тому же он постоянно подгонял себя.

Шериф наезжал раз или два в неделю и помогал укладывать самые тяжелые бревна. Однажды он приехал разгоряченный и злой, но перед ним бежали три коровы.

– Вместо того чтобы продать траву, я скормлю ее коровам, – неделей раньше обронил Райннон.

Так он добавил к своим обязанностям доение и кормление коров, а также приготовление масла, которое Каредек забирал в город и продавал.

У Эннена появились первые заработанные деньги. Небольшие деньги, но для Райннона они были дороже алмазов.

Он выровнял второе пастбище – все, кроме узкой полосы, – и залил его водой, чтобы на следующий год распахать и засеять под зерно.

И вот маленькая ферма зазеленела, став похожей, даже на этой плодородной земле, на прекрасный изумруд в обрамлении зеленого стеклянного бисера. Он работал с жаром и ожесточением, предвкушая будущее, когда его превосходное поместье станет еще великолепней.

Он позволял себе отдыхать два раза в день. Первый раз – после ужина, когда он сидел, остывая от горячки работы и выкуривая одну сигарету за другой, и смотрел, как сгущаются сумерки; во второй раз он валился на постель и засыпал, как матрос после тяжелой вахты.

У него оставалось только полчаса отрады и ничегонеделания после ужина, в течение которых, позволив себе отвлечься от насущных дел, он сидел на веранде, расслабив усталые мышцы. В это время Райннон любил смотреть на Маунт-Лорел, поскольку даже в полутьме ясно ее видел, и, когда на равнины опускались сумерки, гора все еще неясно светилась. Он так хорошо ее знал, что мог описать каждый гранитный выступ, каждую затененную трещину. То, что с этого расстояния казалось небольшой впадиной, на самом деле было ложбиной с зазубренными стенами, заросшими могучими деревьями, а глубокая царапина на склоне гиганта – огромным ущельем, продуваемым могучими ветрами. И когда он сидел в тишине веранды и смотрел на древнюю громаду горы, он чувствовал спокойствие и некую расслабленность, а потому испытывал удовольствие от своего труда!

Теперь он знал боль изнурительной, монотонной работы, боль постоянных усилий. Там, в горах, властвовала зима, которая пожирала силы, как голодный волк. Но он имел свободу, как у волка, – дикую, приносившую радость. И все же он смог отвернуться от того сурового и великолепного существования и открыть для себя прелесть вьющихся цветов, которые свешивались перед ним с карниза, шепота легкого ветра и покачивавшихся верхушек фигового дерева, вместо визжащего урагана, бушевавшего сейчас на Маунт-Лорел. Стоит только взглянуть на рвущиеся к югу, сползавшие с вершины облака!

Оторвавшись от созерцания гигантской горы и спустившись на землю, Райннон взглянул в сторону холмов и увидел рысящего по дороге всадника. Он подъехал поближе, помедлил, потом повернул к воротам и приветственно помахал рукой.

В вечерней тишине его голос прозвучал тихо и отчетливо:

– Добрый вечер, незнакомец.

– Вечер добрый, – сказал Райннон.

Он продолжал сворачивать сигарету, смутно удивляясь, зачем оказался тут странник – молодой, аккуратный мужчина.

– Надеюсь, что меня пригласят? – осведомился гость.

– А? Ну конечно. Спешивайтесь и заходите, – предложил Райннон.

Он нахмурился. Время отдыха кончалось, а в кузнице ждал его – и огня – бесформенный кусок металла, который вначале раскалится до белизны, а потом будет вытягиваться длиннее и длиннее под страшными ударами молота, зажатого в руке Райннона.

Незнакомец пошел по дорожке и остановился под фиговым деревом. Плоды уже созрели, и, нагнув ветку, он сорвал несколько штук.

– Хорошие сочные фиги, – похвалил он. – За пять лет впервые вижу, чтобы такое дерево прижилось на этой земле. Оно, наверное, благодарит вас за воду!

Он подошел к веранде.

– Меня зовут Чарли Ди, – представился он. – Я с ранчо Ди. Хозяин – мой отец. Посмотрите за холмы. Видите верх крыши большого амбара? Нет, ее сейчас не видно.

– Я видел ее днем, – подтвердил Райннон.

– А как вас зовут?

– Джон Гвинн.

– Привет, Джон Гвинн. Рад с вами познакомиться. Могу я присесть? Спасибо. Мне очень хотелось поглядеть на вас. Мы, конечно, видели, как вы потрудились над этим местом. Раньше оно принадлежало моему отцу. Раньше почти вся земля здесь была его!

Он показался пустым юнцом. Его присутствие заставляло Райннона чувствовать себя старше, чем он чувствовал себя во время тяжкого труда.

– Курите? – спросил Эннен.

– Спасибо, не откажусь. У меня кончилась бумага. Вам здесь нравится, Гвинн?

– Здесь хорошо.

– Купили землю у шерифа Каредека?

– Я просто на него работаю, – смущенно рассмеялся Райннон. – Как я могу купить такое место?

– Шериф говорит, что это ваша земля, – бодро заявил сосед.

Он походил на птицу, сидевшую на ветке, бессмысленно щебетавшую и собиравшую семена информации.

– Да, говорит. Он хочет доставить мне удовольствие, – объяснил Райннон.

– Потому что вы так много здесь сделали? Но интересно, – заметил Чарли Ди, – даже не предполагал, что Каредек может спокойно говорить, что дарит кому-то землю. По-моему, он скуповат. Нет?

Райннон не ответил. Ему не нравился разговор и не нравился гость. В кузнице его ждала работа. Он провозится там до полуночи!

– У вас есть прикурить?

С растущим раздражением Эннен чиркнул спичкой. Его собеседник наклонился и несколько раз затянулся, прежде чем сигарета зажглась, потом резко отдернул голову, словно боялся, что пламя обожжет ему нос. А Райннон пожалел, что этого не случилось.

– Сколько у вас здесь акров? – спросил молодой человек.

– Шестьдесят три.

– Похоже, вы все как следует промерили, а? – Райннон опять промолчал. – Тяжелая работа, – посочувствовал Чарли Ди. – Надо разбираться в геометрии и все такое, чтобы мерить землю. У меня нелады с математикой. Ничего не понимаю. Алгебра меня доконала!

Он громко засмеялся, как смеются молодые люди над своими бессмысленными замечаниями.