Таинственная история Билли Миллигана Киз Дэниел

7

Утро воскресенья 12 марта выдалось холодным и солнечным. Берни Явич вылез из машины и зашел в тюрьму с крайне странным предчувствием. Он как прокурор еще ни разу не присутствовал на психиатрической экспертизе подсудимого. Явич несколько раз перечитал и отчет Юго-западного центра, и полицейские отчеты, но совершенно не представлял, чего именно ждать.

Он просто не мог поверить в то, что все эти выдающиеся специалисты всерьез говорят о расщеплении личности. То, что посмотреть на Миллигана приехала сама Корнелия Уилбур, на него не произвело особого впечатления. Она верит в эту болезнь и ищет ее всюду. Следить надо будет за доктором Джорджем Хардингом. По мнению Явича, это самый уважаемый психиатр штата Огайо, он разоблачит любое притворство. Многие ведущие прокуроры, не отличающиеся особым уважением к показаниям психиатров, когда те говорят о невменяемости преступников, отмечают, что доктор Хардинг-младший – единственное исключение.

Собравшись, все расположились в обычной большой комнате со складными стульями, доской и столом, где на пересменку собирались полицейские.

Явич поздоровался с доктором Стеллой Кэролин и Шейлой Портер, социальным работником из Юго-западного центра, его также представили докторам Уилбур и Хардингу.

Потом открылась дверь, и прокурор впервые увидел самого Билли Миллигана. Рядом с ним находилась Джуди Стивенсон, она держала подзащитного за руку. Перед ними шла Дороти Тернер, за ними – Гэри. Они вошли, и Миллиган, увидев такое количество людей, оробел.

Дороти Тернер представила всех вошедших и посадила Миллигана ближе к Корнелии Уилбур.

– Доктор Уилбур, – тихонько сказала она, – это Дэнни.

– Здравствуй, Дэнни, приятно познакомиться. Как дела?

– Нормально, – ответил он, прижимаясь к руке Дороти.

– Я понимаю, что тут полно незнакомых людей и ты нервничаешь, но мы собрались, чтобы тебе помочь, – постаралась успокоить его Уилбур.

Они расселись, Швайкарт наклонился к Явичу и прошептал:

– Если ты не поверишь в то, что увидишь, я сдам лицензию.

Уилбур начала расспрашивать Миллигана, и Явич расслабился. Она напоминала ему симпатичную энергичную мамашу с ярко-рыжими волосами и насыщенно красной помадой. Дэнни ответил на ее вопросы, рассказал об Артуре, Рейджене, Аллене.

Корнелия Уилбур повернулась к Явичу:

– Понимаете, для множественной личности характерна готовность рассказывать о том, что случилось с другими, но не с ним самим.

Задав еще несколько вопросов и получив на них ответы, психиатр обратилась к Джорджу Хардингу:

– Яркий пример истерико-невротической диссоциации.

Дэнни посмотрел на Джуди и сказал:

– Она ушла из пятна.

Джуди улыбнулась и прошептала ему:

– Нет, Дэнни, у нее все происходит по-другому.

– Наверняка у нее внутри много народу, – настаивал Дэнни. – Со мной она так разговаривает, а потом начинает по-другому и такими умными словами, как Артур.

– Жаль, судья Флауэрс сейчас не с нами, – посетовала Уилбур. – Я понимаю, что происходит с этим человеком. И что ему нужно.

Дэнни мотнул головой и с возмущением уставился на Дороти Тернер.

– Вы ей сказали! Вы же обещали, но не сдержали слово.

– Нет, Дэнни, – ответила ему Тернер, – я ничего не говорила. Доктор Уилбур сама поняла, потому что встречала таких, как ты, и раньше.

Корнелия Уилбур мягким, но уверенным голосом успокоила Дэнни, глядя ему в глаза. Она коснулась своего лба рукой, и на ее пальце сверкнуло кольцо с бриллиантом, отразившееся в его глазах.

– Дэнни, ты совершенно расслаблен и чувствуешь себя хорошо. Тебя ничего не беспокоит. Успокойся. Можешь говорить и делать что хочешь.

– Я хочу уйти, – ответил Дэнни, – из пятна.

– Дэнни, мы согласны с каждым твоим желанием. Вот что. Когда ты уйдешь, я бы хотела поговорить с Билли. С тем Билли, который родился с этим именем.

Он пожал плечами.

– Я не могу заставить Билли выйти. Он спит. Только Артур и Рейджен могут его разбудить.

– Ну, тогда передай Артуру с Рейдженом, что я хочу поговорить с Билли. Это очень важно.

Взгляд Дэнни стал пустым. Изумление Явича все росло. Потом Миллиган зашевелил губами, тело резко дернулось, распрямившись, и он стал оглядываться по сторонам, словно ничего не понимая. Поначалу он молчал, а потом попросил сигарету.

Доктор Уилбур отреагировала на просьбу, он уселся, и Джуди Стивенсон шепотом сообщила Явичу, что сигареты курит только один из них – Аллен.

Уилбур снова представила тех присутствующих, с кем Аллен еще не был знаком, и Явич поразился, насколько Миллиган переменился, расслабился, стал общительным. Он часто улыбался, много, быстро и открыто говорил, совершенно не напоминая стеснительного Дэнни, похожего на маленького мальчика. Аллен рассказал, чем увлекается: играет на пианино и ударных, а еще рисует, в основном портреты. Ему восемнадцать лет, любит бейсбол, хотя Томми, наоборот, эту игру ненавидит.

– Хорошо, Аллен, – сказала Уилбур, – я бы теперь пообщалась с Артуром.

– Ну ладно, – согласился Аллен, – но погодите, я…

Шокированный Явич наблюдал за тем, как Аллен сделал пару быстрых и глубоких затяжек, а потом ушел. Такая мелочь, эти затяжки, показались ему абсолютно спонтанным поступком, после которого должен был появиться Артур, который не курит.

Снова взгляд подернулся пеленой, задрожали веки. Потом Миллиган открыл глаза, отстранился, высокомерно осмотрел окружающих, сложил кончики пальцев, сделав пирамидку из ладоней. И заговорил с благородным британским акцентом.

Явич слушал, нахмурившись. Он понимал, что с Уилбур разговаривает совершенно другой человек. Взгляд и жесты очевидно отличали его от Аллена. У Явича был друг из Англии, адвокат из Кливленда, так что его поразило и сходство в их речи – акцент казался настоящим.

– Полагаю, я с собравшимися не знаком, – начал Артур.

Его представили всем по очереди, Явичу казалось глупым здороваться с Артуром так, словно он только что вошел. Когда Уилбур задала Артуру вопрос об остальных, он рассказал, кто какую роль выполняет, кому можно, а кому нельзя выходить в пятно. Наконец, доктор Уилбур снова сказала, что должна поговорить с Билли.

– Будить его очень опасно, – ответил Артур. – Вы же знаете, у него суицидальные наклонности.

– Необходимо, чтобы его увидел доктор Хардинг. От этого может зависеть исход слушания. Либо свобода и лечение, либо тюрьма.

Артур задумался, поджав губы.

– Ну, вообще-то, не мне это решать. Поскольку мы находимся в тюрьме – то есть во враждебной обстановке, – главенствует Рейджен, и окончательное решение о том, кто выйдет в пятно, принадлежит ему.

– Какую роль Рейджен играет в вашей жизни? – поинтересовалась доктор.

– Он наш защитник и хранитель ненависти.

– Хорошо, – напористо сказала доктор Уилбур. – Я должна поговорить с Рейдженом.

– Мадам, я рекомендую…

– Артур, у нас не так много времени. Все эти занятые люди пожертвовали утром воскресенья, чтобы собраться и оказать вам помощь. Рейджен должен дать согласие на то, чтобы к нам вышел Билли.

Лицо Миллигана снова утратило какое-либо выражение, он смотрел в пустоту, как в трансе. Губы шевелились, словно он вел какой-то внутренний неслышный разговор. Потом напряглась челюсть, лоб сильно нахмурился.

– Невозможно, – прорычал голос с сильным славянским акцентом.

– В каком смысле? – спросила Уилбур.

– Невозможно говорить с Билли.

– А вы кто?

– Рейджен Вадасковинич. Кто эти люди?

Доктор Уилбур снова всех представила, а Явич опять поразился перемене и привлекающему внимание славянскому акценту. Он расстроился, что не знает ни одного выражения на сербохорватском, чтобы проверить, понимает ли Рейджен язык или только говорит с акцентом. Ему хотелось бы, чтобы это проверила хотя бы доктор Уилбур. Но выказать это желание вслух он не мог, потому что всех попросили молчать, лишь представляться.

Доктор Уилбур снова обратилась к Рейджену:

– Откуда вы узнали, что я хотела поговорить с Билли?

Рейджен кивнул с некой радостью в глазах.

– Артур спрашивать мое мнение. А я возражаю. Я защитник, и мое право – решать, кто идет на пятно. Невозможно, чтобы вышел Билли.

– Почему?

– Вы доктор, да? Скажу так. Невозможно потому, что Билли проснется и убьет себя.

– Почему вы так уверены?

Он пожал плечами.

– Когда Билли на пятне, он всегда думает, что сделал плохо, и пытается себя убивать. А я за это отвечать. И я говорю «нет».

– За что вы отвечаете?

– Защита всех, особенно маленьких.

– Ясно. И вы всегда справлялись со своими обязанностями? Маленькие ни разу не страдали, не испытывали боль, потому что вы их защищали в любой ситуации?

– Не совсем так. Дэвид чувствует боль.

– И вы допускаете это?

– Это его цель.

– То есть вы, большой сильный мужчина, позволяете ребенку переживать столько боли и страданий?

– Доктор Уилбур, не я…

– Рейджен, вам должно быть стыдно. И я не думаю, что вы можете брать на себя такую власть. Я – врач, я уже лечила пациентов, похожих на вас. И, думаю, лучше мне решить, можно ли выходить Билли, – я однозначно не из тех, кто позволит беззащитному ребенку брать на себя всю боль, когда можно облегчить его страдания.

Рейджен заерзал на стуле; вид у него был смущенный и виноватый. Он пробормотал, что она совершенно неправильно понимает ситуацию, но доктор Уилбур продолжала, мягко, но весьма настойчиво.

– Ладно! – согласился он. – Вы берете ответственность. Но сначала мужчины уходить из комнаты. Билли боится их после того, что делал ему отец.

Гэри, Берни Явич и доктор Хардинг с готовностью поднялись, но слово взяла Джуди:

– Рейджен, надо разрешить доктору Хардингу остаться и увидеть Билли. Доверься мне. Доктор Хардинг очень заинтересовался медицинским аспектом вашего случая, надо позволить ему остаться.

– А мы выйдем, – сказал Гэри, указывая на себя и Явича.

Рейджен осмотрелся, оценивая обстановку.

– Разрешаю, – сказал он, указывая на стул в самом дальнем углу этой большой комнаты. – Но он должен сидеть там. Все время.

Джордж Хардинг вяло улыбнулся, ему было тревожно. Но он кивнул и сел в углу.

– И не двигаться! – добавил Рейджен.

– Хорошо.

Гэри с Явичем вышли в коридор.

– Основную личность, Билли, я сам никогда не видел. Не знаю, выйдет ли он. Но что скажешь о том, что уже увидел? – поинтересовался Гэри.

Явич вздохнул.

– Сначала я был настроен крайне скептически. А теперь не знаю, что и думать. Но мне не кажется, что он притворяется.

Оставшиеся в комнате с Миллиганом стали свидетелями того, как он побледнел, его взгляд обратился вовнутрь. Губы начали подрагивать, как бывает у человека, разговаривающего во сне.

Вдруг глаза распахнулись.

– Боже! – воскликнул он. – Я думал, что умер!

Он дернулся. Увидев, что на него смотрят люди, Миллиган вскочил со стула, упал на пол и на четвереньках пополз к противоположной стене, подальше ото всех, втиснулся между пустых стульев, съежился, зарыдал.

– Что я наделал на этот раз?

– Ты ничего плохого не сделал. Тебе не из-за чего переживать, – нежно, но уверенно сказала Корнелия Уилбур.

Миллиган дрожал и вжимался в стену, как будто пытаясь просочиться сквозь нее. Волосы упали на глаза, но он и не попытался убрать их.

– Билли, ты, наверное, не знаешь об этом, но мы все собрались, чтобы тебе помочь. Встань, пожалуйста, с пола, сядь на стул – и поговорим.

Всем было ясно, что Уилбур прекрасно владеет ситуацией и знает, что делает, что она умеет добиться от Миллигана нужной реакции.

Он встал, сел на стул, хотя у него прыгали колени, да и все тело тряслось.

– Я не умер?

– Билли, ты живее всех живых. Мы в курсе, что у тебя проблемы и что тебе нужна помощь. Да?

Он кивнул, широко распахнув глаза.

– Билли, ты недавно пытался разбить голову о стену. Зачем?

– Я думал, что умер, – повторил он. – А потом вдруг проснулся в тюрьме.

– А что было перед этим?

– Я пошел на крышу в школе. Больше не хотел с врачами общаться. Доктор Браун из Центра психического здоровья Ланкастера меня не вылечил. И я думал, что спрыгнул. Почему я не мертв? Кто вы все такие? Почему вы так на меня смотрите?

– Тут врачи и адвокаты, Билли. Мы собрались, чтобы тебе помочь.

– Врачи? Папа Чел меня убьет, если я буду с вами разговаривать.

– Но почему?

– Не хочет, чтобы я рассказывал, что он со мной делал.

Уилбур вопросительно посмотрела на Джуди Стивенсон.

– Это его приемный отец, – пояснила Джуди. – Но его мать развелась с Челмером Миллиганом шесть лет назад.

Билли в ошеломлении вылупил глаза.

– Развелась? Шесть лет назад? – Он поднес руку к лицу, словно проверяя, действительно ли все это происходит. – Как такое возможно?

– Билли, нам надо о многом поговорить, – сказала Уилбур. – Сложить мозаику, в которой не хватает многих элементов.

Он начал неистово вертеть головой.

– Как я сюда попал? Что происходит? – Миллиган зарыдал и начал раскачиваться взад-вперед.

– Билли, я понимаю, что ты устал. Можешь пойти отдохнуть.

Он резко перестал плакать. Насторожился, хотя по-прежнему пребывал в смятении. Потом дотронулся до мокрой щеки и нахмурился.

– Что там происходит? Кто это был? Я слышал плач, но не понял, откуда он. Боже, кем бы он ни был, он же собирался броситься о стену. Кто это?

– Билли, – ответила Уилбур. – Настоящий Билли, иногда таких называют «первичной» или «ключевой» личностью. А ты кто?

– Я не в курсе, что Билли выпустили. Меня не предупредили. Я Томми.

Гэри и Берни Явичу разрешили вернуться. Собравшимся представили Томми, задали ему несколько вопросов и отвели обратно в камеру. Когда Явич услышал о том, что случилось в их отсутствие, он покачал головой. Все это казалось таким нереальным – словно в тело Миллигана вселялись какие-то духи или демоны.

– Не знаю, что это все означает, но, полагаю, я на вашей стороне. Не похоже, что он играет, – сказал он, обращаясь к Гэри с Джуди.

Только доктор Джордж Хардинг ничего не сказал, точнее, сказал лишь, что сделает окончательное заключение позже, поскольку ему надо обдумать увиденное и услышанное. Но он обещал высказать свое мнение судье Флауэрсу в письменной форме на следующий день.

8

Расс Хилл, врач, поднявшийся с Томми в его камеру, понятия не имел, что с ним не так. Он лишь знал, что этого молодого человека часто посещают доктора и адвокаты, что он очень переменчив и хорошо рисует. Через несколько дней после того воскресенья он, проходя мимо камеры Миллигана, как раз застал его за этим занятием. Заглянув через решетку, он увидел детские каракули с какой-то подписью печатными буквами.

К нему подошел охранник и засмеялся.

– Ха, да мой двухлетний ребенок рисует лучше, чем этот чертов насильник.

– Отстань от него, – сказал Хилл.