Нелюбимая дочь. Как оставить в прошлом травматичные отношения с матерью и начать новую жизнь Стрип Пег
Переводчик Наталья Колпакова
Научный редактор Ольга Павлова, канд. психол. наук
Редактор Наталья Нарциссова
Руководитель проекта И. Серёгина
Корректор И. Астапкина
Компьютерная верстка А. Фоминов
Дизайн обложки Ю. Буга
Иллюстрация на обложке Schutterstock
© Peg Streep, 2017
Translation rights arranged by The Van Agency and MacKenzie Wolf
All rights reserved.
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2019
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Моим читательницам и всем дочерям, где бы они ни жили, нуждающимся в признании своего опыта и поддержке, которой им отчаянно не хватало в детстве.
Особая благодарность – еще и еще раз – моей дочери
Предисловие
Каждую неделю мне пишут женщины, оставляя комментарии в моем блоге и на странице в «Фейсбуке» и присылая электронные письма, – пишут об одном и том же: «Я всегда думала, что только меня вырастила мать, не любившая свою дочь. Когда я узнала, что я не одна такая, мне стало легче». Обычное добавление: «Как же хорошо сознавать, что я не сошла с ума и не выдумала все это! Вы не представляете, как долго меня это тревожило».
Прекрасно представляю! Я сама была нелюбимой дочерью.
Мне пишут женщины разного возраста, от 30 с небольшим до 80 с лишним, разного общественного положения: мамы-домохозяйки, кассирши, врачи, парикмахеры, юристы, преподаватели, секретарши, торговые представители и даже психотерапевты. Почти всегда их внешние достижения маскируют подлинное самовосприятие: они до сих пор несчастливы из-за того, что происходило с ними в детстве, несмотря на успешную карьеру и создание собственной семьи. Они стали самоотверженными матерями, но им по-прежнему трудно и больно. Они осознают, что не в состоянии полностью раскрыть свои возможности, и кидаются из одних отношений в другие не в силах остановить чертово колесо. У одних есть дети, другие сознательно решили остаться бездетными, боясь повторения истории. Некоторые пережили депрессию, расстройство пищевого поведения или зависимости и лишь теперь начинают понимать, что корни их поведенческих проблем уходят в детство. Одни до сих пор нуждаются в материнской любви и пытаются преодолеть установленные границы – желают участвовать в семейных встречах, но по-прежнему вынуждены защищаться. Другие решили порвать со своими матерями, предпочтя обречь себя на сиротство, но обрести покой.
Если вы читаете эти строки, то, скорее всего, вы одна из них. Вы не одиноки! В том же положении находится больше женщин, чем вы или я можете себе представить. Вы считали и, возможно, до сих пор считаете, как я в юности, будто сами виноваты в том, что мама вас не любит. Вы боялись – как много лет боялась и я – поделиться этим с кем-нибудь, потому что хотели быть такой же, как остальные дочери, которых мамы обнимают, при виде которых улыбаются. Наконец, вы решились – и услышали, что просто преувеличиваете, ведь окружающим ваша мама казалась совершенством, вас кормили и одевали, не так ли? Вероятно, вы надеялись – и до сих пор надеетесь – добиться маминой любви. Как-нибудь, когда-нибудь: завтра, послезавтра или еще через день…
Нас никто не желает слушать. Люди отчаянно хотят верить, что в мире, где любовь трудно обрести и еще труднее сохранить, есть нечто незыблемое – любовь матери.
В нашей культуре жестокая правда – что бывают матери, которые ранят, отторгают или унижают своих детей словами и действиями, – тайна, и ее существование никто не хочет признавать. Мы страдаем от одиночества и молчания, тонем в сентиментальном сиропе, в море футболок и чашек с надписями «Дом там, где мама» и «Лучшей в мире мамочке». За последние несколько лет я поняла, что ощущение изоляции – пропасти, отделяющей тебя от самых близких, клейма ущербной или недостойной, страха, что с тобой что-то не так, – ранит не меньше, чем отсутствие материнской любви. Рана заполняется стыдом, сомнениями, а порой и ненавистью к себе. Известие, что у тебя есть сестры по несчастью, бесчисленные девочки и женщины, испытывающие те же трудности, снимает тяжесть с сердца. Книга «Нелюбимая дочь» указывает путь к свободе.
Вот почему я ее написала. В ней множество историй, рассказанных за долгие годы нелюбимыми дочерями, чей опыт, разнящийся в деталях, принес им боль, знакомую и вам, и мне. Что еще важнее, здесь описаны научные методы, помогающие избавиться от гнета прошлого и наконец стать собой, а не только дочерью своей матери.
Задача этой книги – помочь вам осознать и принять опыт своего детства, понять его роль в формировании вашей сегодняшней личности и приложить усилия к тому, чтобы исцелиться и стать лучшей версией самой себя. Жаль, что мне не довелось прочесть такую книгу во времена, когда критикующий голос матери нескончаемо звучал у меня в голове!
Я уверена, что и вы пытаетесь не слышать эту шарманку, не слышать голос, повторяющий, что вы неполноценная, нелюбимая, тупая, упертая, безнадежная, жирная – вариантов не счесть. Книга поможет вам понять, как эти слова повлияли на вашу личность, и раз и навсегда нажать на кнопку «стоп», а главное – запустить другой «аудиоролик», который вы запишете сами.
Как читать книгу
Каждая глава посвящена одному из семи этапов процесса направления своей жизни в новое русло и избавления от детских травм. Вы станете лучше понимать обстоятельства собственной жизни, познакомитесь с историями других нелюбимых дочерей и освоите стратегии и методы, которые помогут двигаться дальше. Поскольку ваша задача – нейтрализовать ущерб, который наносился вам в течение долгих лет, возможно, вы почувствуете необходимость вернуться к какой-то из прочитанных глав. Так и должно быть: выздоровление – нелинейный процесс.
Я не психотерапевт и не психолог, поэтому описываю стратегии, предлагаемые психологами и другими учеными, а также приемы, которые пригодились мне – нелюбимой дочери, вынужденной лечить саму себя. Разумеется, эта книга не замена курса психотерапии, поскольку ничто не сравнится по действенности или эффективности с работой один на один с талантливым консультантом.
Итак, вам предстоит пройти семь шагов. В главе 10 собраны упражнения с использованием журнала самонаблюдения, сгруппированные по главам и этапам исцеления.
Открытие. Главная проблема многих, если не всех, нелюбимых дочерей – осознать, какую душевную рану нанесла им мать. По многим причинам, простым и сложным, им очень трудно понять, что нынешние боль и неудовлетворенность связаны с материнским отношением к ним. Даже те, кто в раннем возрасте догадался, что мать не любит их по-настоящему (это и мой случай), очень медленно и постепенно приходят к полному осознанию того, что это значит и как повлияло на формирование их личности. Этому этапу посвящены первые две главы.
Осмысление. Задача следующего шага – постичь схему отношений в семье, где вы выросли. Понимание того, как другие люди в ваши детские и последующие годы разделяли и усугубляли материнское к вам отношение или отвергали его, – часть вашего личностного роста. Это касается и поведения отца, и отношения к вам братьев, сестер и других людей, составлявших мир вашего детства. Второй шаг переводит вас от осознания проблемы к пониманию эмоциональных связей, в которые вы были вовлечены, и того, как они повлияли на вашу личность, самовосприятие, мысли и чувства. Он позволяет выяснить, как отношение к вам матери и других людей определяло ваше поведение. Вы уясните паттерны (особенности) вашей привязанности – являетесь ли вы тревожной или избегающей личностью, а также начнете замечать свои психологические триггеры и вырабатывать механизмы преодоления для их нейтрализации. Этому шагу посвящены главы 3 и 4.
Распознавание. Вы уже не ребенок, но, скорее всего, перенесли из прошлого в настоящее устойчивые схемы отношений, причем не только с матерью. Необходимо докопаться до корней того, почему вы несчастливы сейчас – проявляется ли это в неумении поддерживать дружеские или интимные отношения, ощущении изоляции, неспособности ни с кем сойтись, постоянной борьбе с тем, кого вы любите, либо череде связей, из-за которых вы чувствуете себя отщепенкой или «недостойной», – чтобы суметь выявить свои старые паттерны, описываемые в главе 5.
Нейтрализация. Это главная задача процесса «детоксикации» – выяснить, как вам, сегодняшней, перестать быть той маленькой девочкой, которой вы были в родительском доме. Все предыдущие шаги уже подводили вас к этому, но легкого успеха не ждите. Почему? Потому что это история о вас обеих (о вас и вашей матери) и вам необходимо осознать свои бессознательные паттерны, возникшие в ответ на материнское поведение и отношение. Стратегии избавления от привычки гонять по кругу одни и те же мысли, обнаружение эмоциональных триггеров, овладение умением понимать и продуктивно анализировать собственные чувства – все это описано в главе 6.
Исправление. На этом шаге вы узнаете, как изменить свое мышление и реакции, чтобы перейти к новому этапу жизни. Умение использовать мотивацию для достижения новых целей, практические меры по формированию надежной привязанности, методы переформирования мышления, чтобы всегда быть в норме, – содержание главы 7.
Перенаправление. Одно из ключевых решений, которое вам предстоит принять по мере продвижения вперед, связано с пересмотром отношений с матерью и, скорее всего, с другими членами семьи, в которой вы выросли. Глава 8 поможет вам решить, можете ли вы и должны ли поддерживать контакт с ними. В ней подробно рассматриваются все за и против сохранения контактов и те помехи и препятствия, с которыми вы, вероятно, столкнетесь, если установите границы в отношениях. Подробно разбирается и решение разорвать связи, со всеми его плюсами и минусами. Одна из главных задач этапа перенаправления – научиться сочувствовать самой себе и фактически стать самой себе матерью.
Исцеление. На последнем этапе вы поймете, что исцеление – это непрерывный процесс, требующий, чтобы принятие себя и сочувствие самой себе стали неотъемлемой частью повседневной жизни. Выразительное сравнение с японским искусством реставрации кинцуги поможет вам иначе взглянуть на процесс исцеления и принять его естественный темп.
Глава 10 посвящена упражнениям по каждому из этапов исцеления. Их можно выполнять по прочтении каждой главы или в любое другое время.
Как выполнять упражнения
Основная часть работы по избавлению от последствий токсичного детства заключается в вынесении на поверхность бессознательных паттернов мышления и чувствования, чтобы они могли быть изменены путем осознания. Суть в том, чтобы связать все воедино. Многочисленные исследования подтверждают, что наши мысли во многом определяются не рациональным осознанным мышлением, а автоматическими, бессознательными мыслительными процессами, используемыми мозгом по аналогии с быстрыми ссылками (в терминологии психолога Даниэля Канемана – быстрым мышлением, в противоположность медленному). Как доказали исследования Джона Барга и Тани Чартранд, на мыслительные процессы также влияют так называемые праймы[1]. Поэтому важно, в каких условиях вы выполняете упражнения, в том числе ведете журнал самонаблюдения.
Найдите место, где чувствуете себя спокойной и сосредоточенной. Глядя на кипу неоплаченных счетов и гору грязной посуды в раковине, вы не сможете сконцентрироваться. Важно хорошее освещение. Выделите достаточно времени, чтобы выполнить упражнение, не прерываясь. Если вы посещаете психотерапевта, не приступайте к упражнениям, не проконсультировавшись с ним.
Журнал самонаблюдения
Исследования Джеймса Пеннебейкера и других ученых показали, что, описывая пережитое на письме, мы не только осмысляем его, но и придаем своему опыту форму связного нарратива. Создание связного нарратива – соотнесение причины и следствия – это важный элемент исцеления от последствий детства, полного насилия или хаоса. Оказалось, что писательство – терапевтическое средство при соблюдении простых правил.
Заведите для журнала блокнот или тетрадь, не пользуйтесь отдельными листами бумаги. Писать нужно от руки, а не на планшете или компьютере, поскольку в этом случае задействуются иные системы нейронных связей головного мозга. Научное исследование доказало, что мы лучше мыслим и запоминаем, когда пишем от руки, а не печатаем. Помните, что это не экзамен, и, если ведение журнала заставляет вас нервничать, для начала записывайте отдельные словосочетания или слова, а не целые предложения.
Что нужно (и чего не нужно) делать, ведя журнал самонаблюдения
Когда вы пишете о прошлом, обязательно вспоминайте, не что вы чувствовали, а почему. Сосредоточиться на причинах своих переживаний проще всего, вспоминая событие или опыт словно бы с большой временной дистанции или так, будто это случилось с кем-то другим. Это так называемая холодная обработка. Когда вы вспоминаете чувства – это «горячая обработка» – они, особенно если переживания еще свежи, могут эмоционально вернуть вас в прошлое, вызвать навязчивые мысли и фактически отбросить назад на один или два шага. Поймав себя на «горячей обработке» – на воспоминаниях о боли, которую испытывали в детстве из-за насмешек или равнодушия матери, – сразу же переставайте писать. Сохраняйте способность вспоминать отстраненно.
Наша первая остановка – открытие. Это первый шажок на пути к пониманию себя и, в конечном итоге исцелению.
Глава 1
Правда о том, на что способна мать
Последние 25 лет я пытаюсь избавиться от голоса матери, звучащего в моей голове, – голоса, твердящего, что рано или поздно все вокруг поймут: я не та, кем кажусь. Эта пластинка до сих пор крутится, когда я волнуюсь, но чаще всего мне удается заглушить ее и не обращать на нее внимания.
АЛЕКСИС, 40 ЛЕТ
Малышка, всего месяц назад отметившая свой первый день рождения, устроилась на длинном столе из оргстекла, прижавшись к прохладной гладкой поверхности ладошками и пухлыми коленками. Ее круглое личико озаряется улыбкой при виде матери – та по другую сторону столешницы, до нее не добраться. Кроха в розовом комбинезончике еще не умеет ходить, но ловко ползает. Она спокойна и больше всего интересуется непривычным окружением.
Стол из оргстекла, на котором лежит девочка, является частью знаменитого эксперимента «Зрительный обрыв», разработанного и поставленного ученым Элеанор Гибсон с целью установить, является ли глубинное зрение врожденным или приобретенным. Замысел эксперимента возник во время семейного отдыха в Большом каньоне, когда двое ее маленьких детей играли на краю обрыва, а она волновалась за них. До половины длины стола под его прозрачной поверхностью натянута клетчатая скатерть, которая заканчивается в метре снебольшим от края, что создает иллюзию провала за твердой поверхностью. Гибсон и ее коллега Ричард Уокер тестировали крыс, котят, щенков, козлят и человеческих младенцев и обнаружили, что, как только детеныш или младенец обретает способность передвигаться, у него прорезается глубинное зрение, заставляющее резко останавливаться при виде обрыва. Младенцы охотно ползут по той части стола, где «невысоко», но лишь немногие отваживаются продолжить путь над «провалом». Даже если их пытаются привлечь игрушкой, малыши останавливаются при виде иллюзорного обрыва.
Джеймс Сорс с коллегами пошли на шаг дальше в поисках ответа на вопрос, как поступит годовалый ребенок, которому глаза говорят одно: «Стоп, впереди обрыв!» – а ладони и колени, ощущающие прочный пластик, – другое. Как он решит проблему противоречащих друг другу сигналов органов чувств? Обратится за руководством к матери.
В ходе эксперимента матери младенцев стояли у стола со стороны «обрыва» и изображали разные эмоции. Тут-то и стала очевидна власть матери. Когда ученые просили матерей выглядеть счастливыми и улыбаться, подавляющее большинство малышей (74 %) продолжали ползти даже над «пропастью». Сигналы, посылаемые счастливым лицом матери: «Все хорошо! Ты в безопасности!» – заставляли детей игнорировать опасность падения, обнаруженную их собственными органами восприятия. Напротив, сердитого лица матери было достаточно, чтобы остановить любого младенца. Некоторые при виде неодобрительного выражения на материнском лице даже пятились назад.
Выдающимся результатом эксперимента можно считать не то, что годовалые дети стремятся распознать эмоции своих матерей и реагируют на них, а тот факт, что привычка полагаться на эти эмоции пересиливает их собственное восприятие безопасного и опасного. Это так называемое полное доверие, ведь ребенок не знает, что обрыв ненастоящий.
Эксперименты показывают, что маленькие дети самой природой ориентированы на то, чтобы воспринимать выражение лица, тон и поведение своей матери как путеводную звезду в жизни, задолго до того, как начнут понимать слова или сложность мироустройства. Оказалось, этот процесс начинается еще до рождения. По результатам исследований частота сердечных сокращений плода незадолго до родов учащается при воспроизведении записи голоса матери, читающей стихотворения, и замедляется, когда звучит голос незнакомца. Дети рождаются, зная голос матери, отличают его от других женских голосов и узнают мать по запаху. Младенцы пяти дней от роду, когда у них берут кровь из пятки, меньше переживают, если чувствуют запах материнского молока. Они быстрее успокаиваются и меньше плачут, чем младенцы, которым дают понюхать чужое молоко или молочную смесь. Другой эксперимент показал, что при звуках голоса матери новорожденные от одного до четырех дней успокаиваются и перестают совершать хаотические движения.
Человеческому детенышу, по сравнению, например, с тритонами, утками или оленями, требуется очень много времени, чтобы вырасти и научиться заботиться о себе. Поэтому эволюция обеспечила его исключительной восприимчивостью к сигналам, подаваемым матерью, способностью считывать даже самые незаметные. Как мы скоро увидим, это не всегда преимущество, поскольку главная цель эволюционного приспособления – выживание в тяжелые времена, а не психологическое благополучие. Оказывается, приспособление – палка о двух концах.
Примечательно, что у матерей человеческого вида эволюция не сформировала ответной восприимчивости, дав им только репродуктивную систему, позволяющую выносить и выкормить младенца, и комплекс гормонов, но не врожденную способность заботиться и любить. Честно говоря, слонихи намного щедрее одарены инстинктом материнства, чем женщины. Возможно, для многих это неприятное открытие, поскольку нам удобно считать, что быть «хорошей матерью» для женщины естественно и она становится таковой автоматически.
В действительности некоторые формы поведения младенцев и детей первого-второго года жизни сформировались в процессе эволюции в ответ на отсутствие врожденной способности матери любить свое дитя. Чтобы не дать матери забыть о младенце – где-нибудь в дикой природе в эпоху охоты и собирательства, а сегодня в супермаркете или автомобиле, – его плач имеет высоту, гарантированно привлекающую внимание взрослого. Поэтому в переполненном салоне самолета младенческий плач не дает вам заснуть, хотя это не ваш младенец и даже если у вас вообще нет детей. Исследование Кэти Янг и Кристин Парсонс показало, что самые древние области нашего мозга активизируются при звуках плача новорожденного за 10 мс – 1/10 секунды. Это означает, что мозг находится в состоянии полной готовности еще до того, как вы слышите этот плач. Ничего подобного не наблюдается, когда льют слезы взрослые, лают собаки или мяукают кошки.
И это еще не все. Например, хныканье. Почему дети хнычут, заинтересовались ученые, а не мычат, не сопят или, скажем, визжат? Как и в случае высокого младенческого плача, высота и модуляция хныканья намного эффективнее других звуков проникают в сознание матери и завладевают им. Как показало исследование Розмари Чанг и Николаса Томпсона, хныканье максимально отвлекает взрослых: испытуемые не могли выполнить даже простейшее задание на последовательное вычитание.
Итак, природа наделяет младенцев не только врожденной потребностью в материнском внимании и любви, но и механизмами поведения, не дающими матерям игнорировать их. Младенец – как ракета с тепловой системой самонаведения, только «наводится» он на любовь, защиту и отзывчивость. Поэтому, если ваша связь с матерью была осложнена, нарушена или вообще отсутствовала, огромная часть вашей личности по-прежнему жаждет ее любви и нуждается в ней, несмотря ни на что. Эта потребность не имеет срока давности.
Большую часть детства мы получаем все необходимое, чтобы расти и исследовать мир, с надежным человеком – матерью – в качестве безопасного пристанища. Это формирует так называемую надежную привязанность, понятие которой ввел Джон Боулби и развила его ученица Мэри Эйнсуорт. Эксперимент Эйнсуорт «Незнакомая ситуация» позволил по-новому оценить силу влияния матери, ее роль в том, как ребенок взаимодействует с миром в целом, и не только в детстве, но на протяжении всей жизни.
Восприятие «незнакомой ситуации»
Направление исследований Эйнсуорт вышло за рамки автоматических реакций, сформировавшихся в ходе эволюции, и показало, как опыт взаимодействия младенца с матерью преобразует его врожденные отклики. Полученные результаты не только совершили переворот в понимании того, насколько сильно и долговременно влияние матери на детей, но и пролили свет на вопрос, почему одни люди способны устанавливать тесные и устойчивые эмоциональные связи, а другие нет.
Эксперимент «Незнакомая ситуация» представлял собой серию встреч, начинавшуюся с того, что мать с ребенком приходила в незнакомое помещение лаборатории. Мать сидела в сторонке, пока ребенок играл и исследовал комнату. Затем входила незнакомая женщина, разговаривала с матерью и подходила к малышу. Пока ребенка отвлекали, мать выходила из комнаты. После того как ребенок понимал, что матери рядом нет, незнакомый человек общался с ним. Затем возвращалась мать, а незнакомка уходила. Мать снова покидала ребенка, и какое-то время он оставался в одиночестве, после чего появлялась та же незнакомая женщина и откликалась на призывы ребенка. Наконец, мать возвращалась, брала ребенка на руки, а посторонняя удалялась.
Эйнсуорт предположила, что ребенок, разлученный с матерью, должен демонстрировать устойчивую последовательность реакций: присутствие матери позволит ему чувствовать себя в безопасности настолько, чтобы исследовать незнакомую обстановку; ответом на исчезновение матери станут отчаяние и протест; оставшись наедине с незнакомой женщиной, ребенок будет испытывать естественную обеспокоенность, а возвращение матери успокоит его. Именно так и происходило с более чем половиной младенцев.
Однако многие (30–40 %) повели себя неожиданно. Одних нисколько не успокаивало присутствие матери в незнакомой комнате, которую они и не пытались исследовать. Дугие никак не реагировали, оказавшись наедине с незнакомкой, и почти не обращали внимания на возвращение матери. Третьи нервничали, когда мать уходила, но игнорировали ее по возвращении или даже отталкивали. Некоторые продолжали плакать, даже когда мать возвращалась, липли к ней и хныкали.
Что предопределило такую разницу в реакциях? Что произошло (или не произошло) между ними в прошлом, из-за чего поведение, свидетельствующее о надежной привязанности, было заменено другими паттернами? Что происходит, если потребности малыша не удовлетворяются?
Если вы читаете эту книгу, поскольку являетесь нелюбимой дочерью (скорее всего, именно это вы и чувствуете), то на эмоциональном уровне уже знаете, каково это – не получать от матери того, в чем нуждаешься. Однако лишь немногие из нас в полной мере понимают, как влияет на ребенка материнская нелюбовь. Чтобы залечить нанесенные в детстве раны, прежде их нужно увидеть. Для начала узнаем, как наука объясняет пережитое вами в младенчестве и раннем детстве.
Обозначаем проблему
Большую часть детства и молодости я пыталась добиться внимания своей матери. Я была единственным ребенком, но, если вы представили себе заласканное, оберегаемое дитя, забудьте. Моя мама игнорировала меня в буквальном смысле. Я делала все возможное, чтобы угодить ей и заставить увидеть меня, но ничего не помогало. Она и сейчас меня не замечает.
ЛИДИЯ, 37 ЛЕТ
Эйнсуорт обратила внимание на устойчивые паттерны в поведении матерей, вызывавшие предсказуемый отклик у младенцев, и на этом основании ввела понятие «ненадежная привязанность». Внутри этой группы малышей она провела разделение между теми, кто был привязан избегающе и привязан амбивалентно, а ее ученица Мэри Мейн впоследствии добавила третью категорию – «дезорганизованная привязанность», которая становится следствием физического насилия и крайнего пренебрежения. Все это не врожденные особенности, а следствие опыта, оказывающее громадное долговременное влияние на развитие ребенка.
Взаимодействие младенца с матерью формирует его развивающийся мозг, способность к саморегуляции и самоуспокоению. Это сродни парному танцу: восприимчивая мать считывает сигналы, подаваемые ребенком – выражением лица, голосом, движениями, – и сразу дает ему то, в чем он нуждается. Потребности надежно привязанного ребенка удовлетворяются регулярно и с гарантией: его утешают, когда он испуган, берут на руки, когда ему одиноко, кормят, когда он голоден, успокаивают при перевозбуждении, оставляют в покое, если ему нужно прийти в себя. Такой ребенок чувствует себя в безопасности настолько, чтобы оторваться от матери и исследовать комнату. Он стремится к близости, когда нуждается в ней, но, становясь старше, обретает и уверенность в собственных силах. Его мать настроена на него, и он, в свою очередь, приучается откликаться на изменения выражения лица и жестикуляции матери.
Это взаимодействие формирует поведение и определяет развитие мозга ребенка. Впоследствии нейронаука подтвердила, что развитие мозга зависит как от его программирования, так и от влияния окружающей среды, самым важным фактором которого является отношение к младенцу матери или другого ухаживающего за ним лица. При восприимчивой матери и надежной привязанности ребенка развитие идет оптимально.
Ненадежная привязанность по-разному сказывается на поведении ребенка, его мозге и способности к саморегуляции. Если поведение матери в самом начале жизни малыша не было вызвано временным фактором – например, послеродовой депрессией, впоследствии излеченной, или физической болезнью, которая влияла на ее поведение и которую также удалось излечить, – его паттерны чаще всего оказываются устойчивыми. То, что началось в младенчестве дочери такой матери, продолжается в раннем детстве, отрочестве, юности, молодости и зрелом возрасте, если только не поможет психотерапия или не произойдет изменений в осознании происходящего.
Напомню, что ребенок рождается на свет с обостренной способностью к считыванию реакций матери. Следует поблагодарить за это эволюцию, поскольку выживание новорожденного буквально зависит от одного человека – матери. Избегающая и амбивалентная привязанность – это способ взаимодействия ребенка с матерью, которая либо вообще не бывает эмоционально близка и восприимчива, либо иногда бывает, иногда нет, но никогда не достигает баланса между этими двумя состояниями. Чтобы не испытывать стресс всякий раз, когда мать не реагирует на него или реагирует слишком бурно, ребенок дистанцируется от нее, уклоняясь от контакта (это избегающая привязанность) или реагируя то так, то эдак, поскольку в прошлом реакция матери была непредсказуемой.
Испытывают ли младенцы стресс? Безусловно! Другой знаменитый эксперимент («Каменное лицо») демонстрирует не только отчаянную потребность малыша в любви и привязанности матери, но и бурю эмоций, если эта потребность не удовлетворяется, и усилия ребенка добиться материнского внимания. Впервые поставленный более 40 лет назад Эдвардом Троником с коллегами и многократно успешно повторенный, этот эксперимент показал, какое испытание для младенца, если мать на него не реагирует.
Результаты были опубликованы в 1978 году в сопровождении материалов, полученных с помощью технической новинки того времени – видеозаписи, и произвели фурор. Оказалось, что малыш всего лишь четырех-пяти месяцев от роду является активным участником общения, а не безответным комочком, на которого мать проецирует свои чувства и реакции. В видеозаписи исследователи сначала предлагают матери взаимодействовать с ребенком, поддерживая зрительный контакт, улыбаясь и разговаривая с ним; кроха отвечает улыбками и агуканьем, ерзает в креслице, указывает пальчиком на предметы в комнате – активно и увлеченно включается в ситуацию. Затем мать отворачивается и обращает к ребенку уже застывшее, апатичное лицо без улыбки. Сначала кроха продолжает играть и пробует все приемы, на которые мамочка обычно реагирует: улыбается, тянется к ней, указывает на что-то, агукает, – но выражение ее лица не меняется.
Дальнейшее поражает и трогает. Малыш нервничает, отворачивается от каменного лица, негодующе взмахивает ручками и начинает хныкать. Посмотрите видео, и вы увидите, как усугубляется психологический кризис, пока ребенок буквально не поникает в креслице. Лишь в конце, когда снова появляется улыбающаяся мамочка – это ведь только эксперимент, – малыш начинает успокаиваться, но не возвращается к полному контакту – похоже, он не забыл случившегося. Если бы он умел говорить, то сказал бы что-нибудь вроде: «Ура, мамочка вернулась! Это было ужасно. Не знаю, может ли это повториться, надеюсь, нет!»
Представьте, что это повседневный опыт ребенка, устойчивый паттерн поведения его матери: вечно каменное лицо и игнорирование сигналов, посылаемых младенцем, или постоянное перепрыгивание от отсутствия реакции к гипертрофированному отклику. (Первый паттерн порождает избегающую привязанность, второй – амбивалентную.)
В одной из статей Эдвард Троник предложил представить игру в «Ку-ку» в исполнении любящей матери, восприимчивой и отслеживающей реакцию ребенка. Она замечает, что игра переутомила малыша, и он откидывается назад, избегая ее взгляда и сося палец, чтобы успокоиться. Тогда она делает паузу, давая младенцу такую возможность, глядя на него и разговаривая с ним, а когда он оказывается снова готов к игре, продолжает. Казалось бы, простейшая забава, но в действительности перед нами процесс общения и трогательное взаимодействие: мать помогает ребенку учиться управлять своими эмоциями. «Ты устал?» – спрашивает она мимикой и жестами, а затем предлагает решение: «Ничего страшного, сделаем паузу». Как мы увидим, такое взаимодействие обеспечивает формирование нейронных связей в мозге младенца, закладывает основу будущих ментальных моделей того, как работают отношения, и сеет первые семена развития эмоционального интеллекта.
Невосприимчивая мать, напротив, видя, что малышка начала уклоняться от игры, придвигает свое лицо ближе, щелкает языком, пытаясь привлечь ее внимание, хотя ребенок отворачивается. Кроха беспокоится, может даже оттолкнуть мать, но та не унимается и не обращает внимания на ее сигналы. Чем больше настаивает мать, тем активнее (физически и эмоционально) сопротивляется малышка, и все заканчивается истерикой. Это не просто неудачная игра в «Ку-ку», это провал коммуникации, и, если это устойчивый паттерн взаимодействия, он оказывает серьезное влияние на развитие ребенка.
Эксперимент «Каменное лицо» во всех его вариантах позволяет понять, как мать и дитя участвуют в коммуникации на раннем этапе и как это важно для развития младенца. Очевидно, что лишь один человек в этой паре имеет возможность изменить взаимодействие – мать, а не так называемый раздражительный или невосприимчивый малыш.
Но главное – эксперимент «Каменное лицо» объясняет, почему некоторые дети становятся избегающими или амбивалентными в своей привязанности. Конечно, мать, даже самая любящая, не может быть постоянно настроена на ребенка и восприимчива. Рецептов идеального взаимодействия не существует, люди несовершенны, и взаимопонимания удается достичь не всегда. Но, как отмечают Троник и другие исследователи, важно, чтобы мать умела исправлять последствия ошибок в процессе общения.
Приведу переработанный пример из статьи Троника, находящий у меня особый отклик, поскольку у моей дочери была привычка хватать меня за волосы. Это было отчаянно больно и стало для меня серьезной проверкой на прочность и умение контролировать эмоции. Допустим, мы с малышкой играем на полу. Вдруг дочь подается вперед, хватает прядь моих волос и с силой дергает. Моя реакция мгновенна и импульсивна: я вскрикиваю, лицо перекашивается от боли и злости, сигнализируя моей крохе об угрозе, и я, не задумываясь, отталкиваю ее ручонку. Дочка отпускает мои волосы и прикрывает лицо, словно защищаясь от удара. Я потираю голову, оглядываюсь на малышку и начинаю восстанавливать отношения: наклоняюсь к ней, бормочу что-то утешительное, вновь побуждая ее к контакту. Проходит несколько минут – в конце концов, это был разрыв коммуникации, – и дочь начинает улыбаться и снова тянется ко мне.
Однако то, что делала я, не единственный возможный сценарий. Представьте мать, которая совершенно теряет контроль над собой: ругается, кричит на малышку или, хуже того, бьет или дергает ее за волосы, чтобы «преподать урок». Затем поднимается с пола, по-прежнему в ярости, и не обращает никакого внимания на то, как реагирует ребенок. Ни малейшей попытки восстановить контакт!
В течение дня, недели или месяца возникает множество ситуаций, когда взаимодействие матери и ребенка может пойти не лучшим или даже наихудшим образом, но всегда есть столько же возможностей для воссоединения и взаимной настройки. Однако только во власти матери исправить отношения. Чтобы вам не казалось, что Троник с коллегами слишком многое домысливают, – ведь младенцы не могут рассказать о своих мыслях или чувствах, – познакомимся с другим экспериментом с «каменным лицом», поставленным на детях двух с половиной лет. Что касается развития, между ними и младенцами от 2 до 12 месяцев, участвовавшими в первых экспериментах, лежит пропасть. Они не только говорят, но и знают нормы поведения – знают, как они сами и другие люди должны поступать.
Реакция двухлеток на «каменное лицо» представляла собой варианты поведения младенцев, что подтвердило предыдущие результаты и опровергло критику, будто ученые проецировали на новорожденных собственные эмоции. Видя безучастное лицо матери, дети пробовали разные приемы: звали ее все громче (может быть, она не отвечает, потому что не слышит?), бросали ей в лицо игрушки («Мамуля, ты не спишь?»), в отчаянии даже дергали ее изо всех сил. Как и в случае с младенцами, когда все их попытки вернуться к нормальному положению вещей оказывались безуспешными, дети отворачивались от матерей, предпочитая избегать контакта, чем испытывать волну негативных эмоций, оттого что их отвергли. Так избегающее поведение становится привычным для ребенка невосприимчивой матери.
Эти сценарии демонстрируют, как воздействует на младенцев и маленьких детей эмоциональная недоступность матери, но они не показывают, что происходит, когда взаимодействие матери и ребенка начинает определяться речью. Именно в этот момент – когда ребенок осваивает речь и становится достаточно взрослым, чтобы понимать ее, – в распоряжении нелюбящей матери появляется новое оружие – слово. То, как она пользуется этим оружием – не высказывая одобрение и поддержку или активно подрывая веру дочери в себя, критикуя ее или отстраняясь от нее, – предопределяет, какой ущерб она нанесет ее самовосприятию.
С первых мгновений жизни малышка пытается осмыслить окружающий мир. Получая регулярный и последовательный отклик на свои сигналы, она начинает воспринимать мир как безопасное место, где можно рассчитывать на любовь, защиту и отзывчивость. По мере ее роста то, что говорит о ней мать, становится основой ее самоощущения. Но, если она и ее потребности игнорируются или не удовлетворяются матерью, ее самоощущение страдает.
Каждый момент тесного взаимодействия матери и ребенка – вроде бы малость, но, многократно повторяясь, эти моменты преобразуют внутренний мир ребенка. Подобно непрерывной череде капель, падающих на землю, они прокладывают русла и каналы, через которые пропускаются и интерпретируются ежедневные события. Эти каналы, или ментальные модели, представляют собой бессознательные процессы под поверхностью осознанного потока мыслей. Слова, которые слышит дочь, – выражают ли они поддержку и заботу или обижают ее – усваиваются ею как истины о самой себе и о том, как работают связи между людьми.
Поскольку эти ментальные модели образуют неосознанные паттерны, которые мотивируют и направляют поведение дочери в детстве и в дальнейшем, их невозможно изменить, не распознав и не вытащив в область осознанного. Поэтому раны, нанесенные в детстве, так трудно лечить, а процесс исцеления сложен. Как ни парадоксально, хотя дочь чувствует себя нелюбимой, она зачастую не понимает, что именно ранит ее, к тому же врожденная потребность в материнской любви никуда не девается, хотя дочь и пытается защититься, отстраняясь от матери, как делала это в младенчестве.
С этой реальностью сталкиваются все нелюбимые дочери.
Зло сильнее добра
Прекрасно помню, что года в три-четыре она наряжала меня как куклу. У меня есть фотографии, где она и держит меня как куклу – отодвинув от себя, словно я вещь, а не прижимая к себе с любовью. Все внимание на то, как прекрасно она справляется со мной, своим проектом «сделай сам». Я также помню, как меня наказывали, если я играла в этих нарядах, пачкала их или мочила штанишки. На каждой фотографии она позирует с призом в руках. А маленькая девочка – я – не улыбается. Фотографии не лгут. Теперь я вижу правду.
ЭБИГЕЙЛ, 52 ГОДА
В психологии существует представление о том, что «зло сильнее добра». Это означает, что негативные события оказывают намного более важное и долгосрочное воздействие, чем позитивные, хотя в нашей жизни гораздо больше дней и лет в целом благополучных. Осознайте, в каких подробностях вы вспоминаете неприятную встречу или травмирующее событие, и сравните с воспоминаниями о дне, когда не случилось ничего плохого. Именно дурные моменты врезаются в память. Еще долго после того, как развеются впечатления от отпуска на море, мы помним ужасный обратный рейс, шумного пьяного соседа и потерю багажа.
Стоит поблагодарить эволюцию за нашу чувствительность к отрицательному опыту, поскольку самые активно реагирующие из наших далеких предков имели намного больше шансов выжить, чем сородичи, не замечавшие возможных опасностей. То же касалось особей, хорошо запоминавших неприятные события – например, что соплеменника, укрывшегося под деревом от грозы, убила молния, а эту пещеру затапливает во время дождей, – от этого могла зависеть жизнь. Способность быстро вспомнить неудачный опыт являлась преимуществом; кстати, дурные и болезненные события хранятся в мозге отдельно от приятных. Это наше эволюционное наследие – всех нас, несмотря на прошедшие тысячелетия.
Поэтому, если потребность крохи остается неудовлетворенной, это влияет на нее сильнее, чем получение желаемого. Любовь и внимание позволят ей успешно развиваться, но не изменят ее. Напротив, депривация, пренебрежение и стресс отразятся на личности, самовосприятии, привычных моделях взаимоотношений и способности к саморегуляции.
Как поется в песне, если вы счастливы и знаете это, то хлопаете в ладоши. Это очень верно: ощущение счастья или благополучия не требует эмоциональной проработки. Но дурное в силу большего влияния провоцирует негативные эмоции, которые приходится обрабатывать. Помните, я описывала игру в «Ку-ку» и ситуацию с хватанием за волосы? В обоих случаях восприимчивая мать старается помочь малышке справиться с отрицательными эмоциями – научиться успокаиваться, избавляться от злости или страха, обретать психологический комфорт от присутствия другого человека. Тревожные и избегающие дети нечутких матерей не учатся справляться с негативными чувствами. Это, как ничто другое, формирует все их поведение с детства до зрелости, а порой и до старости.
Тот факт, что зло сильнее добра, по-разному проявляется в исследованиях развития семейных отношений. Помните об этом факте, читая книгу и приступая к проработке собственного детского опыта. К примеру, даже в здоровых и счастливых семьях, если ребенок видит, что родители иначе относятся к брату или сестре – уделяют больше внимания или любви, подчеркивают, что в нем или в ней есть что-то особенное, – это влияет на его развитие и мировосприятие сильнее, чем любовь, которую он от них получает. Одна группа ученых задалась вопросом, может ли присутствие в меру внимательного и любящего родителя нейтрализовать вред, причиняемый словесной агрессией другого родителя, и обнаружила – увы, нет! Судя по всему, родительская вербальная агрессия и вербальное выражение привязанности действуют независимо друг от друга. Что еще более показательно, хотя вербальное выражение привязанности само по себе способствует здоровому развитию, оно не служит защитой от отрицательных эффектов вербальной агрессии. Так что, если отец – любящий и добрый, а мать бранит и оскорбляет дочь, папина доброта не способна свести на нет вред даже от одной материнской шпильки. Оказалось также, что, если родитель выражает словами привязанность после демонстрации вербальной агрессии, это нисколько не ослабляет отрицательных последствий агрессивного отношения.
Психологические исследования обнаружили, что взаимодействия матери и ребенка на раннем этапе формируют рабочие модели отношений, которые каждая из нас хранит в памяти. Нейронаука показала, что эти взаимодействия определяют саму структуру нашего головного мозга со всеми ее нейронными связями.
Развивающийся мозг и поведение матери
Последние два десятилетия принесли удивительные открытия в области функционирования и развития головного мозга, который, как теперь известно ученым, достигает полной зрелости значительно позже, чем заканчивается детство, – между 25 и 30 годами. (Долго считалось, что созревание мозга завершается одновременно с окончанием роста скелета и черепа в позднем подростковом возрасте.)
Человеческий мозг развивается «снизу вверх»: у новорожденного полностью сформированы примитивные области мозга, отвечающие за автоматические функции, например дыхание. Высший мозг – области, управляющие эмоциями, речью и абстрактным мышлением, – созревает в первые три года жизни. Мозг трехлетней крохи достигает 90 % размера мозга взрослого. В эти годы происходит лавинообразное образование синапсов, формирующих намного больше связей, чем требуется, а в конце периода детства – избавление от излишков.
Имеется потрясающее свидетельство того, что мозг ребенка буквально адаптируется к условиям среды, в которой тот оказывается. Это открытие, сделанное группой ученых под руководством Мартина Тейчера, имеет колоссальное значение. Оно означает, что наши гены создают фундамент и структуру мозга, а все его связи – как нейронные, так и обеспечивающие самостоятельное и совместное функционирование отдельных его частей – формируются опытом. При этом мозг с одинаковой готовностью реагирует на неблагоприятное и на благоприятное окружение, и, как пишет психолог Алан Шор, положительный и отрицательный опыт в равной мере определяет структуру мозга, способствуя оптимальному развитию либо препятствуя ему. Повторю, понимать это следует не метафорически, а буквально. За эту адаптивность приходится «благодарить» эволюцию, поскольку в стрессовых ситуациях мозг переходит в режим выживания, переориентируясь на борьбу со стрессом.
Мы видели, как влияет на развитие ребенка невосприимчивость и непоследовательность матери. Познакомимся теперь с последствиями негативного поведения, особенно вербального насилия. Оскорбления оказывают особенно мощное, долгосрочное и устойчивое воздействие на мозг. Исследования выявили области мозга, наиболее подверженные ему: мозолистое тело (отвечающее за передачу моторной, сенсорной и когнитивной информации между полушариями), гиппокамп (часть лимбической системы, которая регулирует эмоции) и лобная доля (управляющая мышлением и принятием решений). Психиатр Акеми Томода и другие ученые показали связь между вербальным насилием и изменениями серого вещества мозга.
Это означает, что опыт взаимодействия в начале жизни ребенка создает систему регуляции – головной мозг, – способную либо неспособную работать с эмоциями, оптимально справляться со стрессом и создавать тесные эмоциональные связи. Дочери с ненадежной привязанностью обычно имеют сложности с контролем эмоций, демонстрируют неадаптивное поведение, склонность к тревожности и депрессии, отличаются слабым психическим и физическим здоровьем. Но, если вы подвергались оскорблениям, не отчаивайтесь. К счастью, мозг сохраняет пластичность – способность образовывать новые нейронные связи – на протяжении всей жизни. Подробнее последствия вербального насилия мы разберем в следующей главе. Однако главное вот в чем: хотя дурное обращение и вербальная агрессия влияют на мозг, эти эффекты можно обратить вспять. Прекрасная новость!
Привязанность в подростковом возрасте и в дальнейшем
Привязанность раннего детства, надежная или ненадежная, остается неосознанным сценарием, управляющим поведением девочек-подростков и взрослых женщин в отношениях – любовных и дружеских. Для лучшего понимания разных паттернов психологи в ряде исследований усовершенствовали первоначальную систему типов привязанности, введенную Боулби и Эйнсуорт. Филип Шейвер и Синди Хазан предложили трехчастную модель, которую Ким Бартоломью превратила в четырехчастную.
Прочтите нижеследующие описания и выберите то, что преимущественно характеризует вас. (Поскольку это описания поведения, а поведение меняется в зависимости от ситуации, типы привязанности не являются взаимоисключающими. Ваша задача – понять, как вы чаще всего действуете в ситуациях тесного общения с близкими людьми.)
Надежная привязанность. Взрослые с надежной привязанностью позитивно воспринимают себя и других, обладают высокой самооценкой, легко проявляют чувство близости. Им нравится узнавать других и раскрываться перед ними, им хорошо, когда они чувствуют себя связанными с другими людьми любовью или дружбой. Им удается правильно оценивать собственные чувства и контролировать отрицательные эмоции. Они гибки в реакциях и располагают разнообразными механизмами психологической адаптации, очень жизнестойки и успешно справляются с маленькими и большими неудачами.
Тревожная привязанность. Таковы дочери, бывшие тревожно-амбивалентными в детстве и сохранившие этот паттерн. Даже многого добившись в жизни, они страдают от неуверенности в себе и низкой самооценки. В отношениях они ищут одобрения, потому что относятся к другим людям положительно, но в то же время могут быть неустойчивыми, цепляющимися, требовательными и реактивными, и эти два паттерна взаимодействия с людьми сменяют друг друга поочередно. Они постоянно начеку, высматривая признаки того, что их близкие, будь то возлюбленные или друзья, готовы бросить или отвергнуть их, поэтому их может спровоцировать любая мелочь. В общем, эти женщины постоянно находятся то в одних, то в других отношениях, отличаются неустойчивым поведением, эмоциональными взлетами и падениями. Неудивительно, что им зачастую трудно долго сохранять дружбу с другими женщинами.
Избегающе-отвергающая привязанность. Нелюбимые дочери этого типа высокого мнения о себе и низкого о других. Бартоломью считает, что так работает механизм приспособления, выработанный в детстве, рядом с отвергающей матерью. На сознательном уровне они, как правило, считают себя независимыми и самодостаточными, не нуждающимися в близких отношениях для своего благополучия. Окружающим они могут казаться отчужденными, высокомерными или крайне независимыми. Даже вступая в отношения, избегающе-отвергающие женщины не погружаются в них, поскольку в глубине души не хотят тесных уз и интимности. Их любовные отношения остаются поверхностными; женщина выглядит увлеченной, но сохраняет эмоциональную дистанцию от предмета своих чувств.
Их дружба вертится вокруг общих интересов или увлечений, а не доверия, близости и откровенности. В отличие от тревожных женщин, переменчивость которых гарантирует конфликты, они воздерживаются от конфликтов, вероятно, боясь показать скрытую уязвимость.
Тревожно-избегающая привязанность. Главное слово здесь – страх. Такие женщины мечтают о близких отношениях, но никому не доверяют настолько, чтобы допустить сближение. Опыт детства научил их, что люди невнимательны к ним и недоступны, а сами они недостойны любви. Все это лежит на поверхности: женщины этого типа выглядят чрезвычайно уязвимыми, не способными скрыть свое беспокойство, неуверенными и застенчивыми.
Все три типа ненадежной привязанности можно рассматривать как оборонительные стратегии, выработанные в детстве, чтобы защититься и ослабить стресс от взаимодействия с матерью. Помните, как младенцы и годовалые дети отворачивались от матерей в экспериментах с «каменным лицом»? Вышеописанные виды реакции, в сущности, аналогичны, но, к сожалению, бесполезны в борьбе со стрессом и отрицательными эмоциями.
Наша способность быть счастливыми в значительной степени зависит от того, насколько успешно мы справляемся со стрессом и сопутствующими ему эмоциями, а то, что нелюбимые дочери несчастливы во взрослой жизни, во многом связано с неумением контролировать отрицательные переживания. Им трудно поддерживать в себе ощущение счастья, поскольку его очень легко нарушить. В стрессовом состоянии женщина с надежной привязанностью опирается на ментальные образы и осознанные мысли об эмоциональной поддержке и позитивном опыте, что помогает ей сладить с текущими отрицательными эмоциями; она предпочитает смотреть вперед и видеть, что проблема решаема. Она может злиться, не становясь враждебной, и даже в пылу ссоры способна переключиться на мысли о том, как все наладить.
Напротив, нелюбимая дочь с тревожным типом привязанности в стрессовой ситуации, скорее всего, вспоминает деморализующий или болезненный опыт и времена, когда она, нуждаясь в помощи, встречала лишь отстраненность. Это усиливает тревогу, та обостряет стресс, и женщину буквально затапливают отрицательные эмоции. Неспособная справиться с ними, она снова и снова проигрывает в памяти скверные моменты, и этот порочный круг внушает ей безнадежность и чувство бессилия. Так называемые механизмы преодоления, к которым она прибегает, в действительности лишь усиливают стресс. Даже обращаясь к другим за помощью, она слишком встревожена, чтобы прислушаться к совету, и, как правило, считает, что ее отвергли или оставили без поддержки. Громадная эмоциональная зависимость делает ее требовательной, а затем и заставляет злиться на то, что партнер или друзья не дают ей того, в чем она так нуждается. Кроме того, ее тревога не позволяет ей проследить позитивные связи, когда необходимо их учитывать.
Отвергающая дочь уходит в себя, отрицая испытываемый стресс и фактически отгораживаясь от собственных эмоций, однако отрицание чувств очень далеко от их осознания и контроля. Обрубив доступ ко всем своим эмоциям, избегающая дочь, в сущности, блокирует любые позитивные переживания и опыт, которые помогли бы ей справиться со стрессом. Самоизоляция затягивает эмоциональный хаос, из которого она не видит выхода, неспособная добраться до собственных позитивных мыслей и обратиться к другим людям за поддержкой. Во многих отношениях это худший из способов существования.
Неспособность справляться со стрессовыми ситуациями и эффективно контролировать отрицательные эмоции – одно из самых долговременных последствий материнской нелюбви. Признать, что тогда бесчисленными способами влияет на сейчас, – все равно что проглотить горькую пилюлю, ведь это так несправедливо! Но пока вы этого не сделаете, прошлое будет управлять вашим будущим.
В следующих главах мы подробно рассмотрим типы поведения матери и соответствующие защитные реакции дочери. Пожалуйста, помните, что можно не только сформировать надежную привязанность – в дальнейшем это будет разобрано во всех деталях, – но и трансформировать ненадежные типы привязанности, если осознать их и эмоциональные триггеры, провоцирующие защитную реакцию.
Осознанная осведомленность – спасительное средство для нелюбимой дочери.
Власть матери и личность дочери
Среди многочисленных теорий личности одна лучше других объясняет, как отношения с матерью влияют на дочь. Согласно этой теории, выдвинутой Эндрю Эллиотом и Тоддом Трэшем, людей характеризует стремление либо в большей степени к сближению, либо к избеганию. Эти две тенденции являются врожденными для человека и всех остальных биологических видов. Мы стремимся к тому, что может быть для нас выгодно и сделает нас счастливыми, и избегаем того, что грозит причинить вред или сделать больно. Эта особенность роднит нас с дождевыми червями, слонами и амебами. Однако теория Эллиота и Трэша идет намного дальше врожденной предрасположенности и описывает различия между людьми на основе того, какой из двух стимулов является для них преобладающим. Разница объясняется детским опытом.
Что побуждает одну девочку ставить перед собой масштабные цели, быть готовой к возможным неудачам и справляться с ними и почему другая не видит в испытаниях ничего, кроме риска провала и унижения? Почему в голове одних женщин звучит голос, побуждающий идти вперед (сближение), а у других этот голос твердит, что она неполноценна, недостаточно хороша, так что нечего и пытаться, ее только унизят и высмеют (избегание)?
Все дело в стиле привязанности. Девочка с надежной привязанностью мотивирована добиваться своих целей, а вынесшая из детства ненадежную привязанность сосредоточена преимущественно на избегании отрицательных последствий. Помните, что все мы временами – в зависимости от ситуации – смещаем фокус то к сближению, то к избеганию; разница между нами предопределяется скрытой общей тенденцией и типом реакций, влияющих на каждое решение, на мыслительный процесс в каждой сфере жизни, включая работу и личные отношения.
Поведением нелюбимых дочерей, главным стимулом для которых является избегание, управляет страх неудачи – или, скорее, стыда, связанного с неудачей. Часто это заставляет их уклоняться от испытаний, поскольку те кажутся слишком трудными, и от изменений, ведь они невозможны, и оставлять все как есть, независимо от того, приносит это счастье или нет. Исследование Эллиота и Трэша, проведенное среди студентов, показало, что страх неудачи у испытуемых тесно связан с тем, что в детстве матери отказывали им в любви, когда они нарушали правила или действовали таким образом, что вызывали материнское недовольство. (Важно отметить, что это исследование опиралось на сообщения самих студентов об их отношениях с матерями, а также на оценки по шкале привязанности.) Отказ в любви со стороны родителя, когда ребенок совершает ошибку, нарушает правило или разочаровывает, может иметь разные формы: холодный взгляд, нежелание разговаривать либо смотреть на ребенка, выражение неприязни, физическое отдаление, изоляция в другой комнате – символическое изгнание или, что еще хуже, угроза отослать из родительского дома. Эти сценарии знакомы многим нелюбимым дочерям. Что интересно, исследование не обнаружило подобных случаев отторжения со стороны отцов.
В дальнейшем мы рассмотрим формы материнского поведения, наиболее часто приводящие к тому, что поведением дочерей руководит мотив избегания, и последствий этого. Эксперимент, поставленный Хитер Ленч и Линдой Левин, в этом смысле особенно показателен. Ученые предложили участникам определить себя как ориентированных на сближение или на избегание и дали им три набора из семи анаграмм, которые следовало разгадать за определенное время. Участники эксперимента не знали, что задания первой группы не решаемы. Люди, ориентированные на сближение, смогли оставить первую группу заданий и двинуться дальше, а сфокусированные на избегании продолжали биться над ними впустую и провалили весь тест.
Во втором исследовании Ленч и Левин не предлагали испытуемым охарактеризовать себя, а сами разделили их на две группы. Участникам одной группы было сказано, что тест оценивает их вербальный интеллект и что они должны постараться добиться успеха, а другой – что тест оценивает слабость их владения речью и что они должны любой ценой избежать неудачи. И снова люди, получившие задание избежать неудачи, завязли на первых семи анаграммах, дав волю разочарованию и злости, и провалили тест.
Нелюбимые дочери с тенденцией к избеганию часто чувствуют себя в тупике в житейских ситуациях. Одержимые тем, чтобы не ударить в грязь лицом, они обрекают себя на крах. Они не только упускают удачные возможности, но и цепляются за ситуации, делающие их несчастными еще долго после того, как худшее осталось позади. Это относится ко всем их отношениям, в том числе с матерями, а иногда и с другими членами семьи.
Если это ваш портрет, спешу обрадовать – решение существует. Скажем спасибо пластичности нашего мозга: вопреки поговорке, любую собаку, старую и молодую, можно выучить новым трюкам. Что самое главное, будущее совершенно не должно находиться под властью прошлого. Если мать не любила вас, это не значит, что вас никто никогда не полюбит или что вы сами не можете научиться любить себя. От прошлого можно уйти, если затратить время и усилия, и следующие главы помогут вам одолеть этот путь. Не сомневайтесь!
Глава 2
Какую власть она имела над вами
Я и не догадывалась, что есть другие женщины, которых не любили матери. Представьте, что значит узнать об этом в 40 лет!
СЕСИЛЬ
Теперь вы знаете, что говорит наука об исключительной роли матери в формировании личности дочери. Второй этап открытия носит более личный характер: вы должны узнать, какой ваша мать сформировала вас. Делясь друг с другом историями своей жизни, мы находим в них признаки глубокого сходства. Оказывается, то, что творилось в доме, где я росла, происходило и в вашем, и в доме Карлы, Энни и Шарлотты. Давайте рассмотрим, в чем заключалось это сходство.
Опыт каждого человека обладает и значимыми отличительными особенностями. В них нам тоже предстоит разобраться.
Но начнем с общего, чтобы вам было от чего отталкиваться при понимании последствий собственного детского опыта.
Детство: Общие черты
В детстве нелюбимая дочь обычно приходит к определенным выводам, неверным, но влияющим на ее самовосприятие и переживания. Это влияние носит комплексный характер и может само по себе формировать личность почти в той же мере, что и любовь, отсутствующая или недостаточная. Читая, обращайте внимание на то, какие из этих мыслей и чувств присутствовали у вас в детские и последующие годы.
Я не заслуживаю любви. Любовь матери настолько важна для полноценного развития дочери, что даже любовь и забота других людей не могут поколебать ее убеждения, будто в ней есть что-то мешающее любить ее. Ребенок безуспешно пытается найти способы завоевать материнскую любовь, с одной стороны, и объяснить ее отсутствие, с другой. Первое объяснение, к которому приходит большинство детей, – что они не достойны любви – приводит их в ужас и лишает веры в себя. Избавиться от этой мысли – одна из главных задач на пути к исцелению, поскольку она глубоко укоренилась в личности и лежит в основе страхов и сомнений даже во взрослые годы.
Я одинока. Почти каждая несчастная дочь считает – и не только в детстве, что она единственная нелюбимая девочка на свете. Ребенком она боится кому-нибудь в этом признаться, тем более что ей кажется, что она испорчена, ужасна и чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше. В подростковые годы потребность поделиться проблемой блокируется стремлением быть как все; она хочет казаться одной из тех счастливиц, которых мамы берут с собой за покупками и осыпают воздушными поцелуями из окна машины. Во взрослой жизни лишь немногие поймут ее историю в силу культурного мифа о безусловности материнской любви. Ее ждут отклики вроде «теперь-то у тебя все в порядке» или «ты преувеличиваешь», что лишь усугубляет ее одиночество. Размер семьи, судя по всему, не имеет значения: единственный ребенок не более одинок, чем тот, кто имеет братьев и сестер, к которым мать относится иначе.
Ощущение, что ты единственная нелюбимая девочка в мире, ранит, и эта рана почти так же губительна, как и само отсутствие материнской любви.
Я сама виновата. Перекладывание вины – это форма злоупотребления властью, характерная для сверхкритичных и враждебных нелюбящих матерей («Ты невозможная, с тобой нет никакого сладу, неудивительно, что я видеть тебя не могу!»), причем дочери трансформируют эту вину в чрезмерную самокритичность. Уже в годовалом возрасте многие дети сталкиваются с подобным отношением и предполагают, поскольку не понимают происходящего, что им чего-то недостает и что они заслуживают дурного отношения со стороны матери. Усвоение перекладывающих вину утверждений («Ты гадкая девчонка, никто не станет с тобой дружить») или экстраполяция действий и языка тела («Мамочка кричит на меня, потому что я плохая») оказываются тяжким грузом для юной личности и в большинстве случаев источником неверия в себя и даже ненависти к себе. В некоторых семьях вина перекладывается более тонкими способами, неявно, но на дочери все равно лежит обязанность опровергнуть утверждения, объясняющие, почему она нелюбима.
Я, наверное, ненормальная. В позднем детском и подростковом возрасте дочь может более отчетливо воспринимать и понимать характер отношений с матерью. Но любая попытка усомниться в матери отбрасывается, отрицается или высмеивается, и часто девочка – как и я в семь или восемь лет – приходит к выводу, что они с матерью стоят на кардинально разных позициях и что кто-то из них двоих не прав – хуже того, «спятил». Многие дочери становятся жертвами этой психологической манипуляции, внушающей им, что они имеют искаженную картину реальности. В дальнейшем мы вернемся к этому вопросу.
Я ничья, и у меня нет своего места в этом мире. Нелюбящая мать отнимает у дочери чувство сопричастности. Если вы не любимы человеком, который привел вас в этот мир, и не являетесь частью семьи в подлинном смысле слова, с кем вы вообще связаны и к чему принадлежите? Самоощущение «лишней», аутсайдера преследует многих нелюбимых дочерей, особенно тех, кто становится «козлом отпущения» или объектом травли со стороны других детей в семье. Многие дочери, воспитанные агрессивными матерями – воинственными или сверхкритичными, считают, что цена принадлежности слишком высока и, возможно, дело того не стоит. Жертвы отвергающей или ненадежной матери могут вообще нигде не чувствовать себя в безопасности. Многие нелюбимые дочери тратят всю жизнь на то, чтобы обрести чувство сопричастности.
Типичные раны
Итак, усвоенные в детстве паттерны зависят от различных вариантов поведения и отношения матери, однако причиненный дочери психологический ущерб можно обобщить. Читая описания, подумайте, что относится к вам, а также что больше всего вредит вашим сегодняшним взаимодействиям с людьми.
Неуверенность. Нелюбимая дочь не знает, что заслуживает любви и внимания; она выросла в среде, где ее игнорировали, не слышали или критиковали по малейшему поводу. В ее голове звучит голос матери, сообщающий, какой она не является – умной, красивой, доброй, любящей, дельной. Этот голос так и будет отравлять ей радость от достижений и мешать раскрываться талантам, если не заставить его умолкнуть. Некоторые нелюбимые дочери рассказывают, что у них присутствует ощущение, будто они «дурят людей», и страх, что в момент триумфа «правда раскроется». Это мнимое мошенничество может прекрасно уживаться с впечатляющими успехами. Другие буквально раздавлены лавиной критики или постоянным ощущение заброшенности и отверженности, в результате чего становятся хроническими неудачницами. По злой иронии, добиваясь меньшего, чем могли бы, или, хуже того, занимаясь саморазрушением, они лишь убеждаются, что матери были правы на их счет.
Недоверчивость. Восприимчивая и любящая мать учит свое дитя, что мир безопасен, что это место, где его нужды удовлетворяются, вопросы не остаются без ответов и кто-нибудь поддержит в случае неприятностей или трудностей. Дочери с надежной привязанностью нетрудно положиться на людей, она не чувствует себя уязвимой, доверяя другим в силу своего мировосприятия и уверенности в собственных суждениях. Перед нелюбимой дочерью мир предстает совершенно иным – полным угроз и населенным людьми, способными ранить или подвести. «Я всегда удивлялась, – признается одна женщина, – почему кто-то хочет со мной дружить. Я не могла избавиться от мысли, нет ли здесь подвоха, а во время психотерапии узнала, что все это идет из детства». Проблема с доверием проистекает из чувства фундаментальной ненадежности отношений с матерью и распространяется как на дружеские, так и на любовные связи.
Все дочери с ненадежным типом привязанности имеют проблемы с доверием, хотя и в разных проявлениях. Женщина с тревожным типом привязанности постоянно ждет, что ее предадут, замечая в любом слове, жесте и выражении лица собеседника признаки того, что нужно быть начеку. Она нуждается в постоянном подтверждении, что может доверять, и по иронии судьбы ее настороженность часто порождает отношения, характеризующиеся крайней эмоциональной нестабильностью, что, разумеется, лишь усиливает тревожность.
Женщина с избегающим типом привязанности исходит из того, что полное доверие, делающее ее уязвимой, – это ужасная ошибка. При избегающе-отвергающей привязанности она делает своим жизненным принципом «никому не верю», чтобы никому не позволить перехватить инициативу, при тревожно-избегающей – в силу потребности защитить себя.
Сложности с установлением границ. Восприимчивые матери с младенчества учат детей здоровой мере зависимости и независимости, уважая их эмоциональное и физическое личное пространство, в которое не вторгаются. Это подкрепляет как самостоятельное «я» ребенка («ты это ты, и это хорошо»), так и ощущение надежной связи («если ты упадешь, мамочка будет рядом и поможет тебе»). Напротив, нелюбимой дочери, которую игнорировали, сложно почувствовать себя независимой личностью, поскольку она слишком сосредоточена на том, чтобы добиться внимания матери. Ту же роль она зачастую играет во взрослой жизни, самозабвенно ублажая других и страдая от неспособности сказать «нет». Она буквально растворяется в отношениях, потому что не понимает, как функционируют границы между людьми, и это может привести к повторению ее худшего кошмара – игнорирования.
Дочери нетерпимых и беспардонных матерей, совершенно не уважающих личное пространство, могут путать защитную броню или крепостную стену с тем, что составляет здоровую психическую границу. Еще более серьезная проблема заключается в том, что неспособность правильно устанавливать границы личного пространства и непонимание их важности делает почти невозможным создание и поддержание нормальных отношений, пока женщина не переместит неосознанные уроки, усвоенные в детстве, в область осознаваемого и не изменит образ действий.
Неадекватная самооценка. Мы узнаем, кто мы, наблюдая, с каким выражением лица смотрят на нас другие люди, особенно матери, и как они реагируют на нас, наши слова и поступки. Один за другим эти сигналы с самого раннего детства формируют самовосприятие. Любящая и чуткая мать помогает ребенку не только составить позитивное представление о самом себе, но и принять себя. Принятие позволяет видеть себя как целостную личность со всеми достоинствами и недостатками. Главное, вы можете очень многого добиться, не будучи совершенством, потому что знаете, что вас в любом случае будут любить и принимать.
К сожалению, ничего этого не происходит, если мать не любит свою дочь.
Поскольку поведение матери непосредственно влияет на самовосприятие ребенка, всем нелюбимым дочерям сложно взглянуть на себя объективно. Многие впитали материнское пренебрежение и уничижение, став чрезмерно самокритичными – привыкнув объяснять любую неудачу или проблему не обстоятельствами, а особенностями своей личности и чертами характера, и считая себя ничтожествами или неудачницами.
Гиперчувствительность. Для многих дочерей слова и жесты являются эмоциональными триггерами, заставляющими вспомнить, как с ними обращались в детстве. Груз неосознанного и непроанализированного прошлого мешает им идти по жизни в настоящем. Чувствительность к пренебрежительному отношению, реальному и воображаемому, и острая реакция на любую критику чрезвычайно непродуктивны и сильно осложняют жизнь. Женщина может воспринимать добродушное подшучивание как критику, одержимо прокручивать в уме случайно брошенную фразу. В силу своего детского опыта она склонна видеть тайный смысл в ничего не значащих ситуациях и ошибочно трактовать намерения и мотивы других людей.
Гиперчувствительность усугубляется неумением управлять эмоциями, что я называю «проблема Златовласки». Вскоре мы поговорим об этом подробнее.
Повторение связи с матерью во взрослых отношениях. Бессознательные паттерны – ментальные модели отношений – влекут нас к привычному. Это прекрасно для человека с надежной привязанностью: его привлекают друзья и возлюбленные, являющиеся надежными людьми, способные открыться перед другими, искренне нуждающиеся в тесных узах и наслаждающиеся ими. К сожалению, и люди с ненадежной привязанностью тянутся к тому, что им хорошо знакомо, и оказываются в отношениях, которые в конечном счете делают их несчастными, но тем не менее «комфортны», поскольку привычны.
Поиск зоны комфорта, в которой нет ничего комфортного, вынуждает нелюбимую дочь стремиться к связям, в которых она чувствует себя так же, как в детстве. «Честно говоря, я вышла замуж за свою мать, – говорит одна женщина. – Он казался полной противоположностью моей матери, но в конце концов стал обращаться со мной так же, с той же непоследовательностью, и снова я не знала, как со мной обойдутся. Как и моя мать, он был то равнодушным, то чутким, беспощадно критичным или неопределенно-одобряющим». Многие из вас согласятся, что не только эта женщина выбрала партнера по образцу матери.
Проблема Златовласки
Самым значимым следствием невосприимчивости и нелюбви матери является то, что ее дочь в младенчестве и детстве не учится контролировать свои эмоции. В чем это выражается и почему это важно?
Взаимодействие с матерью учит ребенка, что можно не только без всяких опасений выражать положительные эмоции – на его улыбки, агуканье и движения отвечают добротой, – но и справляться с отрицательными: страхом, одиночеством, злостью или болью. Комфорт, который дарит чуткая мать, успокаивая ребенка в минуты стресса, постепенно учит его утешаться самостоятельно. Кроха накапливает ментальные образы взаимоотношений, которые снова и снова убеждают ее, что она не одинока, ее любят и все хорошо. Исследования показывают, что дети с надежным типом привязанности, вырастая, умеют справляться с негативными переживаниями при стрессе. Ситуации благоприятного взаимодействия с заботливыми взрослыми и благополучного преодоления трудностей хранятся в мозге в форме неосознанных воспоминаний наряду с рабочими моделями отношений. Эти воспоминания помогают личности с надежной привязанностью с меньшими потерями переносить жизненные испытания, а также побуждают в кризисной ситуации обращаться за помощью. Как Златовласка в домике трех медведей искала золотую середину между слишком большим и слишком маленьким, слишком горячим и слишком холодным, так и они ищут – и находят – верную дорогу в жизни, гармонично сочетая интегрированную, цельную и независимую собственную личность с зависимостью от других, когда это необходимо.
Нелюбимая дочь этому не учится. Она вечно оказывается там, где слишком жарко или слишком холодно, и не знает, как это исправить. Когда приходит беда, мозг подбрасывает ей негативные, давящие воспоминания об отверженности и одиночестве, что лишь усугубляет нервозность. Она не умеет контролировать отрицательные эмоции и либо тонет в них, либо полностью отстраняется от собственных чувств. Тревожная Златовласка не способна перестать говорить или думать о происходящем и всегда неосознанно преувеличивает свои переживания и страхи, чтобы привлечь внимание. Избегающая Златовласка запирает эмоции на замок, убежденная, что ей никто не поможет и рассчитывать можно только на себя. Проблема в том, что в глубине души она и в это не верит.
Положительные эмоции не нужно регулировать или контролировать. Однако счастье – по крайней мере те 40 % этого состояния, над которыми, по мнению ученых, мы властны, – зависит от того, насколько успешно мы справляемся с ощущением несчастья.
Это самая страшная рана, наносимая опытом, пережитым в детстве нелюбимой дочерью, – неспособность самостоятельно регулировать эмоции и успокаиваться. К сожалению, в попытках заглушить боль от этой раны повзрослевшая нелюбимая дочь может пойти путем саморазрушения, зачастую не видя связи между своим деструктивным поведением и тяжелым детством.
Поведенческие отклики на отсутствие материнской любви
В своей знаменитой книге «Голодное “Я”» (The Hungry Self) Ким Чернин исследует первичные связи между едой и женской идентичностью и между материнской заботой и эмоциональным голодом. Эти связи одновременно неуловимы и очевидны. В ответ на отношение матери дочь может начать переедать или отказываться от еды, поскольку эту сферу своей жизни она в состоянии контролировать и это становится способом «отменить» взгляд матери на мир или ее место в нем. У одних развивается расстройство пищевого поведения, требующее лечения, другие просто переносят свои сложные отношения с едой и ее связь с самовосприятием во взрослую жизнь.
Еда – сложная тема для многих дочерей, не только имеющих эмоционально недоступных матерей. В большинстве семей мать готовит пищу, и то, что она подает к столу и кому предлагает лучший кусок, позволяет ей выделять любимчиков и «козлов отпущения». В книге «Когда еда – это любовь» (When Food Is Love) Джанин Рот (дочь матери, склонной к физическому насилию, и эмоционально отстраненного отца) объясняет, что беспорядочное питание может быть актом самозащиты, панцирем, защищающим от боли. Кроме того, это способ выкроить в собственном внутреннем мире крохотный участок, который можешь контролировать. Недавние исследования на тему связи ненадежной детской привязанности с беспорядочным питанием привели к интересным открытиям. Например, Дженна Элджин и Мэри Притчард обнаружили, что если надежная привязанность имеет обратную корреляцию с беспорядочным питанием, то прямая корреляция наблюдается не при каждом типе ненадежной привязанности. Только тревожно-избегающий тип привязанности (сочетающий негативное представление о себе и негативный взгляд на других) коррелирует с булимией; представительницы избегающе-отвергающего и тревожного стилей к беспорядочному питанию не склонны.
Самотравмирование – еще один способ вывести эмоциональную боль наружу, туда, где она кажется более терпимой. Многие эмоционально заброшенные дочери утверждают, что предпочли бы физические, а не моральные наказания, поскольку, как сказала одна женщина, «тогда по крайней мере шрамы были бы видны, и мне не пришлось бы всем доказывать, что они существуют». Была высказана гипотеза, что самотравмирование тесно связано с отсутствием любви, что это попытка заполнить пустоту и почувствовать боль, которую можешь контролировать. В книге «Телесные повреждения» (Bodily Harm) Карен Контерио и Венди Лэйдер утверждают: «Самотравмирование представляет собой отчаянную попытку “стать матерью самой себе” человека с низкой стрессоустойчивостью. Телесная забота трансформируется в телесное повреждение, лезвия ножниц становятся ранящей няней, холодным, но доступным заменителем объятия, поцелуя или нежного прикосновения, которое в действительности требуется». Продолжая предыдущие исследования, Жан-Франсуа Бюро с соавторами рассмотрели связь родительского отношения к детям с несуицидальным самотравмированием у молодых совершеннолетних. Респонденты с этим паттерном описывали родителей, которые не защищали их и не выполняли свою роль, заставляли детей чувствовать свою отчужденность, были сверхконтролирующими, недостаточно заботливыми, ненадежными и сложными в общении. Исследования подтверждают связь между самотравмированием, наличием эмоционально дистанцированных или склонных к насилию родителей и ненадежным типом привязанности.
Алкоголизм, компульсивный шопинг и даже промискуитет были осмыслены как попытка заполнить пустоту в сердце. Некоторые нелюбимые дочери обращаются к мгновенному утешению и забвению, даруемому алкоголем или наркотиками. В книге «Стать себе мамой» (Mothering Ourselves) Эвелин Басофф пишет: «Для кого-то алкоголь – согревающий, заполняющий внутреннюю пустоту и обезболивающий – становится утешающей матерью… алкогольное забытье замещает ощущение погружения в глубокий сон на руках у матери». Писательница Хоуп Эделман описывает «эмоциональное патологическое накопительство» нелюбимых дочерей: «Бесконечная смена партнеров, переедание, расточительство, алкоголизм, наркомания, шопоголизм, карьеризм – все это попытки заполнить эту пустоту, стать матерью самой себе, подавить чувства тоски или одиночества и ощутить заботу, утраченную или неизведанную».
Вот признание 39-летней Андреа: «Я помню, как в три или четыре года бросалась в объятия матери, а она отталкивала меня. Я пыталась снова, она злилась и ругалась, что я мну ее платье. Я стала неразборчивым в сексуальных связях подростком, отчаянно жаждавшим любви и внимания. Потом отчаявшейся взрослой, всегда неизбежно выбирающей неподходящих партнеров. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что каждый парень был заменой мамы и любви, которой я так и не получила в самом начале».
Понимание основного конфликта
Если говорить о том, что различает нелюбимых дочерей, то это сроки наступления двух событий: осознания нелюбви и бесчувственности матери и осмысления того, насколько глубокие раны это им нанесло. То и другое необязательно происходит одновременно; иногда эти события разделяют годы и даже десятилетия. Это может показаться странным, но становится понятным, если принять во внимание то, что я называю «основной конфликт».
Основной конфликт происходит между врожденной потребностью в материнской любви, отзывчивости и поддержке и испытываемым дочерью ощущением боли, неудовлетворенности и необходимости постоянно бороться за то, чтобы быть услышанной. Поскольку мир ребенка невелик и все взаимодействия в нем происходят с близкими людьми, большинство нелюбимых дочерей начинают считать отношение матери «нормальным». Это подкрепляется тем, что мать управляет не только их маленьким миром, но и восприятием действий и отношений в нем. Например, многие матери называют свои резкие слова и наказания «дисциплиной», которая «необходима», чтобы исправить дурное поведение или характер ребенка. Даже если мать обращается с другими детьми в семье иначе, дочь, приученная думать таким образом, верит, что сама виновата в плохом отношении к ней, а также сохраняет надежду каким-то образом все изменить. Усилия по осмыслению происходящего – особенно у девочек-подростков и девушек, не обращающихся за советом ни к друзьям, ни к психотерапевту, – вызывают тревогу и смятение, и нелюбимая дочь может годами находиться в плену привычного шаблона взаимоотношений.
Она продолжает свой «танец отрицания», как я его называю, и этому способствуют и другие факторы. Ее доверие собственным ощущениям подорвано материнским отношением, поэтому она вполне допускает мысль, что мать права на ее счет – в ее характере есть порок, мешающий любить ее. (Это очередной пример того, что психологи называют чрезмерной самокритичностью.) Немногие нелюбимые дочери делятся своей проблемой с кем бы то ни было, большинство хранят молчание из стыда или страха, и их шансы найти поддержку невысоки. Этому может способствовать газлайтинг со стороны матери или других членов семьи, например других детей, – манипулятивные замечания, заставляющие дочь усомниться в своих ощущениях и мыслях. Наконец, играет свою роль надежда когда-нибудь добиться любви матери – ублажая ее, говоря или поступая так, как она считает правильным, заставив гордиться собой.
Попавшая в ловушку конфликта дочь продолжает отрицать или оправдывать поведение матери, отчаянно пытаясь найти решаемую проблему, устранимую причину того, что мать ее не любит. Это может продолжаться годами, пока не наступит кризис – дочь дойдет до такого состояния, что просто должна будет изменить положение вещей, – или придет откровение, иногда при помощи психотерапевта, супруга или друзей, которые подтвердят ее ощущения.
Главная проблема заключается в том, что, пока вы не видите ран – для чего нужно покончить не только с отрицанием и оправданием, но и с надеждой, вселяемой потребностью в материнской любви, – невозможно начать процесс исцеления. Это отправная точка.
Восемь типов токсичного поведения матери
Последующие описания не являются результатом научного анализа, они были составлены по воспоминаниям респонденток, которых я опросила за последнее десятилетие. Я попыталась классифицировать действия нелюбящих матерей и их последствия для дочерей. Эти типы не являются взаимоисключающими: мать может быть попеременно воинственной, эгоцентричной и игнорирующей (как моя) или менять схему поведения по мере взросления дочери (например, из игнорирующей превратиться в агрессивную и воинственную). Отношение матери непосредственно влияет на самовосприятие дочери – лицо матери становится для нее первым зеркалом – и формирует ее реакции и поведение.
Используйте эти описания, чтобы упорядочить представления о собственном детстве, и подумайте, что вам лично труднее всего принять или что для вас является самым болезненным. В каждом случае дается краткое резюме потенциального влияния паттерна на развитие дочери.
Игнорирующая мать
Что значит иметь игнорирующую мать? Некоторые нелюбимые дочери рассказывают, что мать буквально не замечала их. Одна из них, ныне 40-летняя замужняя женщина, имеющая ребенка, описывает это так: «Схема всегда была одна и та же. Мать спрашивала меня, чем я хочу заняться, и продолжала строить другие планы, словно я не сказала ни слова. Это касалось всех сторон жизни. Когда я была маленькой, она спрашивала, не голодна ли я, и, если я отвечала, что не хочу есть, ставила передо мной тарелку и злилась, когда я не ела». Дочери игнорирующих матерей говорят, что чувствовали себя невидимками, которых не видно и не слышно. Барбара, которой сейчас 43 года, вспоминает: «Я росла тихой, погруженной в себя девочкой, совершенно не умеющей общаться. Я не могла ни с кем подружиться, потому что не понимала, как устроен взаимообмен, – знаете, когда надо решить, во что играть или чем заняться. Я все время молчала, как привыкла дома».
Игнорирующие матери пренебрегают мыслями и чувствами дочерей, считая их незначащими или не обращая на них внимания. Вот рассказ 39-летней Руби: «Если я жаловалась матери, что несчастна, и объясняла почему, она продолжала заниматься своими делами, словно я ничего не говорила. Я спрашивала, услышала ли она меня, и она, не поворачивая головы, отвечала что-нибудь вроде: “Ну, ничего страшного, тоже мне проблема”. К подростковому возрасту я оставила любые попытки о чем-либо с ней поговорить». Другие игнорирующие матери открыто выражают презрение в адрес дочерей и унижают их в замаскированной или явной форме.
Игнорирующая мать не дает дочери того, что ей необходимо, и тем самым наносит огромный урон. Не замечая ее присутствия, ее чувств и потребностей, мать посылает ей сигнал: «Ты не важна для меня, не имеет значения, что ты чувствуешь и думаешь». Это сокрушительный удар по развивающейся личности и скрытая форма эмоционального насилия.
Когда дочь становится старше, постоянное невнимание матери – игнорирование обращений, привычка не слушать ее и поступать так, будто она не сказала ничего заслуживающего ответа, – зачастую запускает цикл протестного поведения. Всеми способами, продуктивными и непродуктивными, дочь пытается добиться внимания матери. Маленьким ребенком она могла имитировать или даже совершать действия, о которых знала, что это запрещено, только чтобы заставить мать отреагировать. С возрастом она может зайти намного дальше, как, например, Дженна: «К девяти или десяти годам я была совершенно убеждена, что никому никогда не понравлюсь и никто не захочет со мной дружить. Это усугублялось тем, что, игнорируя меня, мать окружала вниманием мою старшую сестру, которая просто не могла быть в чем-то неправой. К подростковому возрасту я готова была на что угодно – буквально на все – лишь бы добиться внимания. Я была оторвой, и мне очень повезло, что я не влипла ни во что серьезное».
Некоторые дочери надеются доказать, что чего-то стоят, добиваясь высоких результатов, которые мать лишь обесценивает и игнорирует. Адель вспоминает: «Я решила стать звездой, чтобы привлечь внимание матери, – и стала звездой школы. Я собрала все призы в начальных, средних и старших классах, поступила в престижный колледж. Мать реагировала всегда одинаково. “Наверное, конкурс был несложный” или “Хорошие оценки в школе ничего не значат в реальной жизни”. И я верила ей. Я чувствовала себя никем, чего бы ни достигла».
Даже очень успешные дочери игнорирующих матерей часто страдают от глубокой неуверенности в себе, чувствуют себя никчемными или не заслуживающими любви. Игнорирующая мать отнимает у ребенка чувство сопричастности, независимо от того, один ли он в семье или у него есть братья и сестры, но последствия могут быть разными. Патти, 40 лет, единственный ребенок, рассказывает: «До 20 с лишним лет я не понимала, насколько ненормально то, что мать пренебрегает мной. Моя очень заботливая мачеха помогла мне это увидеть. Лишь тогда я стала понимать, почему всегда тревожна, боюсь потерпеть неудачу и разочаровать людей. Пришлось пройти психотерапию, чтобы перестать быть тряпкой, о которую все вытирают ноги, девочкой, не способной сказать “нет”».
Многие дочери игнорирующих матерей привыкают угождать всем и каждому, вечно ставя собственные потребности на последнее место, отчасти потому, что прониклись словами и отношением матери и не верят, что их желания что-то значат. Сочетание отчаянной потребности услужить и самоощущения невидимки заставляет их в дружбе и в любви тянуться к людям, которые обращаются с ними так же, как мать. Еще больший ущерб наносит постоянное сравнение с братьями или сестрами (которые, как им внушают, во всех отношениях их превосходят), иное отношение и восхищенное внимание, которым те окружены. Неудовлетворенная потребность в одобрении и поддержке становится еще более острой, если девушка ощущает себя «лишней».
Зачастую дочерям игнорирующих матерей очень трудно или невозможно освободиться от материнского влияния даже во взрослые годы. В отсутствие активного осознания, даже если умом женщина понимает, что колодец материнской любви пуст, она продолжает возвращаться к нему в надежде на признание, которого никогда не получала, и до изнеможения движется в порочном круге.
Типичные последствия игнорирования со стороны матери
Трудности с пониманием и изложением своих потребностей и желаний.
Избегание конфликтов и споров, даже если другие не правы.
Склонность угождать другим или подлаживаться под них.
Социальная неподготовленность и трудности с установлением и поддержанием близких отношений.
Принятие чужих убеждений и установок в качестве своих собственных и неумение настоять на своем, даже когда возникает чувство злости или разочарования.
Низкая самооценка.
Контролирующая мать
Если игнорирующая мать заставляет дочь чувствовать себя невидимой, лишая ее признания и внимания, жизненно необходимых ребенку для психологического развития, то контролирующая мать делает во многом то же самое, но выглядит это совершенно иначе. Вот что рассказала о своем детстве 48-летняя Элла: «Все соседи восхищались моей матерью. Казалось, в ее жизни все идеально: вылизанный дом, роскошный сад и внешне успешный ребенок. Считалось, что это про меня – отличницу, чирлидера, с иголочки одетую девочку. Но, пока я росла, мне не позволили принять ни одного решения. Ни единого. Ни в одежде, ни в выборе друзей, ни даже в выборе колледжа. Знаете, я не понимала, что меня контролируют, до 30 лет, пока не сорвалась после того, как рухнул мой брак, и я, заглянув в себя, увидела одну пустоту».
Контролирующая мать лишает дочь права голоса, возможности самой делать выбор и учиться на своих ошибках, а главное, восприниматься такой, какая она есть, а не проекцией материнских потребностей и желаний. Если игнорирующая мать не интересуется жизнью дочери, то контролирующая вникает во все, неизменно посылая сигнал: «Без меня ты никто, если бы меня не было рядом, ты падала бы на каждом шагу, будет по-моему или никак».