Синее пламя Пехов Алексей

У нее не было рук, ног, глаз, она лежала на душистой, немного влажной земле и хотела насытиться. Как и прежде, мысленно потянулась вперед, в поисках подходящего тела и тут же его нашла. Совсем рядом от себя, в двух шагах, радуясь такой удаче.

Она коснулась его и вспомнила все, что было раньше.

– Стоп! – сказала себе Шерон. – Стоп! Перестань! Просыпайся! Проснись! Слышишь?!

Зеленая трава и край голубого неба закрутились, перемешались в одну серую краску, и указывающая раскрыла глаза, глядя на то, как белое пламя костра меняет свой цвет.

Лавиани, обняв копье, словно младенца, неотрывно смотрела на девушку, сидя на своем темно-зеленом походном одеяле из овечьей шерсти. Все остальные спали, небо только-только начало светлеть.

Указывающая перевела дух, чувствуя, как сильно стучит у нее сердце.

– Уже лучше, – шепнули губы Лавиани. – На этот раз ты проснулась прежде, чем произошла какая-то пакость.

Шерон кивнула, хмурясь и не понимая, что же ее беспокоит. Потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Голова была тяжелой после сна. Она откинула одеяло, подняла воротник куртки и, подойдя к перилам галереи, стала смотреть на то, как вершины снежных пиков, окружавших их со всех сторон, становятся все более четкими, мрак отступает от тысячелетних стен и на зубцах квадратных башен, стоящих вдоль горного хребта, загорается бледно-розовый свет.

Лавиани встала рядом, нарушив молчание:

– Что тебя беспокоит?

– То, что происходит со мной. Хотя нет. Не это. Все живы?

Вопрос был неожиданным, и сойка нашлась не сразу:

– Если тебе приснилось, что ночью приходил шаутт и стянул циркача, то нет. Все спокойно.

Девушка посмотрела на трех мужчин. Тэо спал рядом с огнем, из-под одеяла белела полоска его лба. Рядом с Мильвио лежал его меч. Керник отвернулся к стене, подставив спину теплу.

– Эй! Я все еще здесь. – Сойка не понимала, что так волнует девушку.

– Мертвый. Где-то рядом мертвый человек. Я его почувствовала, когда спала, и чуть не…

Она не стала добавлять слово «подняла». Судя по лицу Лавиани, этого и не требовалось. Та прекрасно помнила, что случилось в прошлый раз.

Девушка наклонилась над Тэо, осторожно потрепала его по плечу, и тот, негромко вздохнув, поднял веки.

– Утро начинается. Скоро в дорогу.

Она сказала это громко, и Мильвио, приподнявшись на локте, посмотрел на небо из-под надвинутого на лоб капюшона. Прикрыв рот ладонью, он зевнул, потянулся, точно кот, и сказал:

– Север зимой прекрасен, но, клянусь Шестерыми, нет ничего лучше, чем просыпаться на юге. Там не чувствуешь себя промороженным деревом.

– Предлагаю заняться упражнениями, – сказал ему Тэо, сбрасывая теплую куртку. – Ничто не дает такой заряд бодрости, как…

– Прыжки, отжимания и другие обезьяньи ужимки, – перебила его Лавиани. – Вряд ли наш благородный господин снизойдет до того, чтобы махать руками и ногами под твоим руководством.

– И все же мастер Тэо прав. – Мильвио тоже снял куртку, оставшись в толстом вязаном свитере, и вытащил из ножен меч. – Но я предпочту тренировку с оружием. Это ничуть не хуже сальто и… Шерон? С тобой все в порядке?

Девушка, мгновение назад склонившаяся на Керником, выпрямилась. Ее лицо было совсем смертельно бледным.

– Он мертв, – тихо сказала указывающая.

Воздух казался кристально чистым, точно хрусталь, и пах легким морозом. Снег на пиках, со всех сторон подступивших к Тропе Любви, сиял на ярком солнце столь нестерпимо, что на него стало больно смотреть. Глаза все время слезились, и влага тут же мерзла на обветренных щеках путников.

Шерон повязала на лицо шерстяной шарф Мильвио, закрывая нос и щеки, чтобы хоть как-то защититься от ветра, то и дело врывавшегося на галерею.

Крепость была бесконечной. Стена, через каждые четверть лиги укрепленная сторожевой башней, тянулась по хребту, по горным склонам, над долинами, и оставалось лишь догадываться, какой мощью обладали великие волшебники.

С каждым часом пути они все дальше уходили от мест, где охотились ловчие, и девушка ощущала необычайную легкость от того, что им удалось выжить. Всем вместе выбраться из кольца облавы. Дорога по крытой галерее, проходившей по верхнему ярусу стены, оказалась необычайно удобной, пускай здесь и властвовал холод. Зато не было снега и льда, а вид открывался завораживающий.

Впрочем, красоты ее сейчас мало привлекали. Она думала о погибшем. Похоронить Керника было негде, вокруг сплошной камень, и Лавиани предложила сбросить тело со стены вниз, в пропасть, усеянную острыми зубцами скал, высившихся над заснеженными соснами.

– Как-то нелепо умер, – негромко произнес Тэо, молчавший почти весь день.

Лавиани покривилась:

– Обычная смерть. Как и большинство в нашем мире. Признаться, я думала, он протянет еще пару дней. Помрет уже после того, как мы расстанемся. Не смотрите на меня так. Когда мы встретились и я осмотрела его рану, то поняла, что он не жилец.

– Керник всего лишь потерял ухо, сиора. Люди редко от этого умирают.

– Люди умирают даже от банальной простуды, Фламинго. А здесь… на клинке была какая-то зараза. Будь он помоложе, возможно, выжил бы. Но климат, усталость и высота сыграли свою роль.

– Жаль, – сказала Шерон.

– Жаль? Ты знала его всего несколько дней.

– Это не значит, что Шестеро лишили меня сострадания.

– Да ему можно только позавидовать, девочка. Умереть во сне и неожиданно для себя – редкая удача. Без боли, мучений, страха. Хотела бы я, чтобы мне повезло так же, как и ему.

– Не могу назвать смерть везением. Даже при таком раскладе. – Мильвио смотрел на горы и щурился.

– Ты еще молод, чтобы рассуждать о таких вещах здраво, Фламинго. Поживешь с мое, поймешь, что такой вариант куда лучше ломоты в суставах и утреннего бульканья в легких.

Погода начала портиться уже после полудня. Солнце спряталось за переползшими через хребет свинцовыми тучами, и меньше чем за двадцать минут они заволокли все небо. Резко похолодало, пошел мелкий, колючий снег.

– Будет буря, – предупредила Шерон спутников.

– Нам придется остановиться раньше, чем я планировал, – сказал Мильвио. – Укроемся в ближайшей сторожевой башне.

Тэо слушал вой ветра и видел, как снег на дальнем склоне начинает закручиваться в спирали, поднимаясь обратно, к небу.

Ветер выл как проклятый, то и дело налетая сбоку, точно молот ударяя по ним. Крыша от порывов не спасала совершенно.

Темнело, и метель только усиливалась. Тэо прикрывал Шерон сзади, а Мильвио, шедший спереди, защищал девушку спиной, но та все равно двигалась низко опустив голову и иногда шатаясь от порывов. Лавиани обогнала троицу и сразу же исчезла в белой круговерти. Остались лишь ее следы, но и они пропали под свежим снегом уже через десять минут.

Когда на пути появились темные камни и еще более темный провал, ведущий под низкий каменный свод, все вздохнули с облегчением. Мильвио посторонился, пропуская Шерон, и та, оказавшись под прикрытием толстых стен, стянула с лица шарф.

– Здесь оставаться бессмысленно. Холл сквозной, все продувается.

– Верно, – согласился Мильвио. – К утру без огня мы превратимся в покойников.

– Тут лестница. – Лавиани вышла из мрака, сплевывая кровь, текущую из растрескавшихся губ. – Вверх можно подняться на пролет, потом завал. А вниз дорога свободна. Далеко я не спускалась, только на один ярус. Но там нет ветра и значительно теплее. Только темно хоть глаз выколи. А факелов у нас нет.

Ей и указывающей свет не требовался, чего не скажешь о мужчинах.

– Эту проблему я решу, – сказала Шерон. – Но разумно ли спускаться в недра башни?

Мильвио пожал плечами:

– Лично я не вижу причин отказываться переждать снежный буран в более удобной обстановке. А ты, Тэо?

Акробат согласно кивнул:

– Готов пойти куда угодно, хоть в подвал, лишь бы подальше от открытых пространств.

Он увидел, как Шерон достала из сумки игральные кости, шепнула им что-то ласковое и неразборчивое, бросила их под ноги, и те мягко засияли белым светом. Его хватило, чтобы осветить первые пять узких ступеней, ведущих в бездну.

Девушка с некоторой опаской посмотрела на Мильвио, но не увидела на его лице ни страха, ни ненависти, ни отвращения. Он лишь улыбнулся, словно та показала ему какую-нибудь милую вышивку:

– Так вот как выглядят твои способности. Это и есть магия?

– Скорее ее малая часть, – ответила за нее Лавиани и, едва не опережая прыгающие со ступеньки на ступеньку кости, начала спускаться.

Вой ветра ослаб за спиной. Их ботинки тревожили пыль, которая здесь покоилась веками.

На лестничном пролете Тэо увидел, что дверь, когда-то перекрывавшая проход, отсутствовала. За тысячу лет она рассыпалась прахом. А быть может, кто-то из тех, кто путешествовал здесь раньше, просто разрубил ее и пустил на дрова во время такой вот незапланированной остановки.

Мильвио шагнул в проем следом за Лавиани, склонив голову, чтобы не задеть каменную притолоку.

– Что насчет огня, девочка? Я устала как собака, и хорошо бы погреться хоть немного.

С помощью двух камушков, извлеченных из сумки, указывающая вызвала белое пламя, не дающее дыма, но источающее живительное тепло.

– Мы в караульной. Или что-то вроде того, – вынес свой вердикт треттинец, изучив помещение.

– Пойду осмотрюсь. – Лавиани бросила свою сумку под ноги Тэо. – Здесь еда. Мою порцию можете разделить. Я не голодна.

– Разумно ли это, сиора? Без фонаря или факела уходить из освещенного зала опасно.

– Такая забота начинает нервировать, Фламинго.

– Она видит в темноте ничуть не хуже меня. – Уставшая Шерон грела ладони у огня и поэтому не заметила, с каким недовольством посмотрела на нее сойка.

Та ушла, и Мильвио, несколько озадаченный новостью, осторожно произнес:

– Лавиани не похожа на указывающую.

Тэо хмыкнул, но ничего не сказал, зубами растягивая узел завязок на вещмешке.

– Ты прав. – Шерон попробовала пошевелить запястьем и поморщилась от боли, стрельнувшей выше по локтю. Поединок с ловчим все еще давал о себе знать. – Она немного не такая, как мы.

– Это я заметил, – улыбнулся мечник и, видя, что тайну сойки ему не откроют, не стал приставать с вопросами.

Они разделили еду – остатки копченой грудинки, два вареных куриных яйца, морковь и черствый хлеб. Тэо неспешно жевал, прислушиваясь к слабому гулу – ветер за стенами выл точно сотня шауттов, и даже толстые камни не спасали от его песни.

Лавиани вернулась, когда Шерон уже начала беспокоиться, что та все же заблудилась.

– Здесь хоть шаром покати. Все деревянное давно сгнило, а что было из металла проржавело. Во всяком случае, на этих ярусах. Но я кое-что нашла. Вам стоит взглянуть. Тебе, Шерон, особенно.

Девушка удивилась, но поднялась со своего расстеленного одеяла и громко щелкнула пальцами, призывая игральные кости. Те подкатились к ее ботинкам, готовые следовать за своей хозяйкой.

– Это далеко?

– В двух шагах. Тэо, ты с нами?

– Ни за что не пропущу. Мильвио?

– Я – бесконечные залежи кипящего любопытства. – Тот поднял меч.

– Оставь свою железку, мальчик, – пренебрежительно произнесла Лавиани. – Это место такое древнее, что здесь даже крысу не найдешь.

– Предпочитаю не расставаться с Фламинго, сиора.

За караулкой начинался узкий коридор со сводчатым потолком. Справа и слева от них то и дело возникали арки, ведущие в маленькие комнатки без окон. Такие же пустые и пыльные, как и прежнее помещение. Несколько коридоров были забраны ржавыми решетками, едва держащимися в стенах.

– Снова лестница, – сказала Шерон, останавливаясь перед первой ступенью.

– Она короткая. Давай, девочка. Давай. Не робей. Это не Талорис. А просто груда заброшенного камня.

Тэо на всякий случай запоминал дорогу и считал ступеньки. Он посмотрел на Мильвио и увидел, что губы у того тоже беззвучно двигаются.

Зал, куда привела их Лавиани, был огромным, с двойной колоннадой, терявшейся во мраке.

– Сюда, – поманила сойка. – Посмотрите на стену.

Шерон наклонилась, и кости прыгнули на ее раскрытую ладонь. Девушка подняла руку повыше, освещая стену с колоссальным рисунком. Он оказался старым, кое-где совершенно потерявшим цвета, и в этих местах глаз различал лишь слабые контуры былого изображения. Фрагменты картины были частично скрыты под кусками темно-серой плесени, выросшей на краске.

Но все равно того, что имелось, хватило, чтобы она издала восхищенный возглас и, сияя глазами, повернулась к Тэо:

– Узнаешь руку?

– Да, – тут же откликнулся он. – Тот же художник, что рисовал фреску на куполе здания, которое я видел с парома. Ей больше тысячи лет, и для этого времени она прекрасно сохранилась в таких условиях. – Он указал на изображение статной белокурой девушки в воздушном нежно-голубом платье. Возле ее ног лежал большой пятнистый карифский кот с кисточками на ушах. – Прочесть подпись не могу, но и так понятно, что это Лавьенда.

– Красивая сиора. – Мильвио подошел поближе. – В моей стране всегда ценили такие волосы. Она легко могла бы стать герцогиней.

– Она была больше чем герцогиня. Благодаря Скованному у ее ног лежал весь мир.

– Ничем хорошим это не закончилось, циркач. – Лавиани постучала пальцем по рисунку. – Обратили внимание на колонны?

Тэо обернулся назад:

– Да. Ты права, это зал, в котором мы сейчас находимся.

– Или очень похожий на него, – не согласился с ним Мильвио. – Здесь нарисованы окна и нет статуй львов, а у нас, наоборот, есть львы и никаких окон. Стена глухая.

– Все могло измениться. Смотрите, сколько свечей нарисовано. И люди в таких красивых одеждах. – Шерон прищурилась, читая мелкие подписи рядом с изображениями. Большинство имен ни о чем ей не говорило. – Кажется, они что-то празднуют. Хм, а вот это сам Войс!

Лучшего друга Тиона почти не было видно, из-за влажности остался лишь едва различимый контур. Можно было предположить, что великий волшебник стоял, опираясь на стол, и наблюдал за танцующими парами.

– Война Гнева еще не началась, и этот человек еще жив. Так грустно смотреть и знать, что люди, которые радуются, давно мертвы, – печально произнесла Шерон.

– Мы все умрем, – спокойно ответил ей Мильвио. – Смерть придет ко всем нам. Это в человеческой природе – умирать.

– Есть разница, Фламинго. Одно дело сдохнуть, когда тебе девяносто и ты уже ждешь этого едва ли не с радостью, лишь бы песок перестал из тебя сыпаться. Совсем другое, когда едва исполнилось двадцать и твоя жизнь – сплошные мечты и надежды.

– Ты жалеешь его? – удивился южанин.

– Я?! Я даже себя не жалею. Чего уж говорить о людях, которых нет тысячу лет. За это долгое время множество молодых умерло. На всех не хватит скорби даже у Шестерых.

– Войс погиб, сражаясь с Лавьендой. Она убила его. Тот, как и Тион, хотел отомстить Скованному за Арилу.

– Мальчик был влюблен в нее?

Все вопросительно посмотрели на Лавиани, и она хмыкнула:

– Ну, мне в первую очередь подумалось о любви. Юность склонна к подобному. Хотя Арила любила Тиона. Экая печаль для Войса.

– Тебе бы баллады сочинять. Этого мы уже точно никогда не узнаем.

Шерон продолжила идти вдоль стены, освещая ее с помощью игральных костей. Люди из прошлого веселились, улыбались, пили рубиновое вино из хрустальных граненых фужеров, слушали музыку, общались, танцевали. И у девушки возникло чувство, что все это было совсем недавно. Возможно, вчера. Но стоило ей обернуться на темный, мрачный зал, как это впечатление пропало.

Еще одно известное имя. Гвинт. Он стоял спиной к зрителям, поглаживая крысу, сидевшую на его плече.

– А кто это? – спросил Тэо, ткнув пальцем на высоченного широкоплечего человека с длинными черными волосами и впалыми щеками.

Его лицо было грубым, словно вытесанным из дерева не слишком умелым плотником, который в качестве инструмента выбрал боевую секиру. Низкий лоб, маленькие глаза и тяжелая челюсть. Даже при большом желании язык не повернулся бы назвать его красавцем.

На шее у него висела золотая цепь со знаком горящего орла. В отличие от всех других в зале, облаченных в шелка и бархат, этот был одет в кожу, шерсть и сталь, словно готовился к битве. Рядом, прислоненная к стене, стояла массивная алебарда. Он мрачно смотрел в свой опустошенный кубок.

– Кам, – прочитала имя Шерон. – Хозяин Тропы Любви. Это он устраивает бал. Интересно, почему его нарисовали таким недовольным? И чья рука на его плече? Женская.

Владелицу руки, окутанной в тонкую воздушную ткань, разглядеть оказалось невозможно – потеки с потолка уничтожили эту часть работы художника.

– Хм. А чего он такой здоровый? – полюбопытствовала сойка из другого конца зала.

– Говорят, в его жилах текла великанья кровь.

– Это миф, – не согласился Мильвио. – У гигантов с людьми нет ничего общего. Как и у людей с асторэ, или уинами, или мэлгами. Мы разные. Кам был не только волшебником, но и воином.

– И сдох где-то в этой крепости, – жестко произнесла Лавиани. – Осталось найти его большую черепушку и сделать из нее светильник на радость всем мужам Каренского университета. Ха-ха. Но я вообще-то тебя позвала не ради него, Шерон. Вот. Посмотри-ка сюда.

Сойка стояла довольно далеко от них, пришлось пройти почти десять ярдов, пропустив целый участок фрески, частично скрытой плесенью. Этот фрагмент сильно потерял в цвете, было видно, что Лавиани совсем недавно очистила его от налета – правый рукав ее куртки оказался грязным.

– Увидела буквы. – Женщина показала на едва видимые «Т», «и» и последнюю «н». – Решила, что стоит рассмотреть его получше.

Они все вчетвером стали изучать молодого человека с колодой игральных карт в руке. Его собеседника не было видно, он все еще скрывался под слоем плесени.

– Тион? – Шерон смотрела на мужчину, которого должна была найти, с таким же выражением, как заблудившийся в пустыне смотрит на внезапно обнаруженный им оазис с чистой водой.

– Буквы плохо различимы, но, думаю, это он.

Указывающая встала практически вплотную, стараясь запомнить каждый фрагмент рисунка. Зафиксировать лицо в памяти, чтобы, встретив, не ошибиться.

Во всей его фигуре и позе чувствовалась необычайная легкость. Так мог выглядеть какой-нибудь танцор. Или фехтовальщик.

В больших глазах отражались свечи, и казалось, что он смеется, услышав шутку своего невидимого собеседника.

Лицо Тиона было приятным, даже несмотря на чуть тяжеловатый подбородок и маленький шрам в уголке рта. Волосы у него оказались с красноватым отливом, и на щеках лежала россыпь веснушек.

Он был одет в вельветовую куртку с медными пуговицами, а васильковый берет небрежно торчал из его кармана. Казалось, что великий волшебник явился на праздник прямо с дороги, совсем недавно спрыгнув с лошади.

– Забери меня шаутты, но я не знала, что он рыжий. А ты, циркач?

Тэо посмотрел на пятно плесени справа от человека, развязавшего Войну Гнева, провел по нему пальцем. Затем еще раз, и на свет появился краешек женского платья.

– После Катаклизма в мире не осталось ни одного прижизненного портрета шестерых великих волшебников – Арилы, Войса, Тиона, Гвинта, Нейси и Скованного. Обычно когда их рисуют, художники используют воображение. Существует канон, которому следуют все мастера – Арилу рисуй в маске, Тиона с игральными картами или веером в руках. И так далее. Тогда не важно, как выглядит человек, – есть определенная вещь в руке, значит, Тион.

– Веер? – скривилась Лавиани. – Он что, из тех юных богатеньких глупцов, что рассекают по Пьяным садам Рионы в поисках запретных развлечений?

Тэо закатил глаза:

– Вечно я забываю, что ты ничего не знаешь. Веер был волшебным. С помощью него он ходил по канату, сражался с шауттами.

– А карты? – Сойка постучала костяшкой пальца по нарисованным прямоугольникам в руках великого волшебника.

– Он был азартным игроком. Лучшим, как говорят. Только Войс и Скованный могли его обыграть.

– Ты считаешь, что изображение настоящее? – спросила Шерон.

Акробат приблизил лицо к стене, изучая выцветшую краску и трещины.

– Костюмы той эпохи. Сейчас их рисуют в одежде наших времен. Эта фреска очень древняя. До Катаклизма. Есть шанс, что ее писал человек, который лично видел Тиона. А если так, то этот рыжий именно тот, кого мы ищем.

Мильвио вежливо кашлянул, а Лавиани закатила глаза, досадуя на болтливость Пружины.

– Мне послышалось или ты действительно сказал, что вы ищете Тиона? – Каждое слово мечник пробовал на вкус, словно ожидая, что вместо булки с марципаном ему подсунули гнилой кочан капусты.