Приключения Тома Сойера Твен Марк
– В большую перемену. Вы пойдете домой обедать?
– Я могу остаться, если хотите.
– Хорошо. Как вас зовут?
– Бекки Тэтчер. А вас? Ах, я знаю: Томас Сойер.
– Это когда меня дерут. А если я хорошо себя веду – Том. Зовите меня Том, ладно?
– Ну что ж.
Том принялся царапать что-то на доске, закрывая написанное от Бекки. На этот раз она, не стесняясь, попросила показать, что это такое. Том ответил:
– Да так, ничего особенного.
– Нет, покажите.
– Да не стоит. Вам будет неинтересно.
– Нет, интересно. Покажите, пожалуйста.
– Вы про меня расскажете.
– Нет, не расскажу. Ну вот вам честное-пречестное, ну самое честное, что не расскажу.
– Никому-никому не скажете? Никогда, до самой смерти?
– Никому на свете. А теперь показывайте.
– Да вам же, право, неинтересно!
– Ну, если вы так со мной обращаетесь, то я сама посмотрю.
Она схватила своей маленькой ручкой руку Тома, последовала небольшая борьба, причем Том делал вид, будто сопротивляется, а сам мало-помалу отодвигал свою руку, пока не показались слова: «Я вас люблю!»
– Ах, какой вы противный! – И она проворно шлепнула Тома по руке, но все-таки покраснела, и вообще было видно, что она очень довольна.
В эту минуту мальчик почувствовал, как чья-то сильная рука медленно и неуклонно сжимает его ухо и тянет кверху и вперед. Таким порядком его провели через весь класс и водворили на старое место под перекрестным огнем хихиканья. После этого учитель простоял над ним несколько тягостных мгновений, наконец отошел прочь, к своему трону, так и не сказав ни слова. Но хотя ухо Тома горело, сердце его было полно ликования.
После того как в классе все утихло, Том сделал честную попытку учить уроки, но был для этого слишком взволнован. Когда дошла до него очередь читать вслух, он опозорился, потом, отвечая по географии, превращал озера в горные хребты, хребты в реки и реки в материки, так что на земле снова водворился хаос; потом, когда писали диктант, он наделал ошибок в самых простых словах, известных всякому младенцу, оказался на последнем месте, и оловянная медаль за правописание, которую он носил всем напоказ несколько месяцев подряд, перешла к другому ученику.
Глава седьмая
Чем больше Том старался сосредоточиться на уроке, тем больше приходили вразброд его мысли. Наконец Том вздохнул, зевнул и бросил читать. Ему казалось, что большая перемена никогда не начнется. Воздух был совершенно неподвижен. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Из всех скучных дней это был самый скучный. Усыпляющее бормотание двадцати пяти усердно зубривших учеников навевало дремоту, как жужжание пчел. Там, за окном, в жарком солнечном блеске, сквозь струистый от зноя воздух, чуть лиловатый в отдалении, зеленели курчавые склоны Кардифской горы; две-три птицы, распластав крылья, лениво парили высоко в небе; на улице не видно было ни одной живой души, кроме нескольких коров, да и те дремали. Душа Тома рвалась на волю, рвалась к чему-нибудь такому, что оживило бы его, помогло скоротать эти скучные часы. Его рука полезла в карман, и лицо просияло радостной, почти молитвенной улыбкой. Потихоньку он извлек на свет коробочку из-под пистонов, взял клеща и выпустил его на длинную плоскую парту. Клещ, должно быть, тоже просиял радостной, почти молитвенной улыбкой, но это было преждевременно: как только он, преисполнившись благодарности, пустился наутек, Том загородил ему дорогу булавкой и заставил свернуть в сторону.
Закадычный друг Тома сидел рядом с ним, страдая так же, как страдал недавно Том, а теперь он живо заинтересовался развлечением и с благодарностью принял в нем участие. Этот закадычный друг был Джо Гарпер. Обыкновенно мальчики дружили всю неделю, а в воскресенье шли друг на друга войной. Джо вынул булавку из лацкана курточки и тоже помог муштровать пленного. Игра с каждой минутой становилась все интереснее! Скоро Тому показалось, что вдвоем они только мешают друг другу и ни тому, ни другому нет настоящего удовольствия от клеща. Он положил на парту грифельную доску Джо Гарпера и разделил ее пополам, проведя черту сверху донизу.
– Вот, – сказал он, – пока клещ на твоей стороне, можешь подгонять его булавкой, я его трогать не стану; а если ты его упустишь и он перебежит на мою сторону, так уж ты его не трогай, тогда я его буду гонять.
– Ладно, валяй; выпускай клеща.
Клещ очень скоро ушел от Тома и пересек экватор. Джо его немножко помучил, а потом клещ от него сбежал и опять перешел границу. Он то и дело перебегал с места на место. Пока один из мальчиков с увлечением гонял клеща, весь уйдя в это занятие, другой смотрел с таким же увлечением – обе головы склонились над доской, обе души умерли для всего остального на свете. Под конец счастье как будто повалило Джо Гарперу. Клещ бросался то туда, то сюда и, как видно, взволновался и растревожился не меньше самих мальчиков. Победа вот-вот готова была перейти к Тому; у него уже руки чесались подтолкнуть клеща, но тут Джо Гарпер ловко направил клеща булавкой в другую сторону, и клещ остался в его владении. В конце концов Том не вытерпел. Искушение было слишком сильно. Он протянул руку и подтолкнул клеща булавкой. Джо сразу вспылил. Он сказал:
– Том, оставь клеща в покое.
– Я только хотел расшевелить его чуточку.
– Нет, сэр, это нечестно; оставьте его в покое.
– Да ведь я только чуть-чуть.
– Оставь клеща в покое, говорят тебе!
– Не оставлю!
– Придется оставить – он на моей стороне!
– Послушай-ка, Джо Гарпер, чей это клещ?
– А мне наплевать, чей бы ни был! На моей стороне, значит, не смей трогать.
– А я все равно буду. Клещ мой, что хочу, то с ним и делаю, вот и все.
Страшный удар обрушился на плечи Тома, и второй, совершенно такой же, – на плечи Джо; минуты две подряд пыль летела во все стороны из их курток, и все школьники веселились, глядя на них. Мальчики так увлеклись игрой, что не заметили, как весь класс притих, когда учитель, прокравшись на цыпочках через всю комнату, остановился около них. Он довольно долго смотрел на представление, прежде чем внести в него некоторую долю разнообразия.
Когда школьников отпустили на большую перемену, Том подбежал к Бекки Тэтчер и шепнул ей:
– Наденьте шляпку, как будто идете домой, а когда дойдете до угла, как-нибудь отстаньте от других девочек, сверните в переулок и приходите обратно. А я пойду другой дорогой и тоже так сделаю, удеру от своих.
Так они и сделали – он пошел с одной группой школьников, она – с другой. Через несколько минут оба встретились в конце переулка и вернулись в школу, где, кроме них, не осталось никого. Они сели вдвоем за одну парту, положили перед собой грифельную доску, Том дал Бекки грифель и стал водить ее рукой по доске, показывая ей, как надо рисовать, и таким путем соорудил еще один замечательный домик. Потом интерес к искусству несколько ослабел, и они разговорились. Том плавал в блаженстве. Он спросил Бекки:
– Вы любите крыс?
– Нет, терпеть их не могу.
– Ну да, живых и я тоже. А я говорю про дохлых – чтобы вертеть вокруг головы на веревочке.
– Нет, крыс я вообще не очень люблю. Я больше люблю жевать резинку.
– Ну еще бы, и я тоже. Хорошо бы сейчас пожевать.
– Хотите? У меня есть немножко. Я дам вам пожевать, только вы потом отдайте.
Том согласился, и они стали жевать резинку по очереди, болтая ногами от избытка удовольствия.
– Вы бывали когда-нибудь в цирке? – спросил Том.
– Да, и папа сказал, что еще меня поведет, если я буду хорошо учиться.
– А я сколько раз бывал, три или даже четыре раза. Церковь дрянь по сравнению с цирком. В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я вырасту, то пойду в клоуны.
– Да? Вот будет хорошо! Они очень красивые, все в пестром.
– Это правда. И денег загребают кучу. Бен Роджерс говорит, будто бы по целому доллару в день. Послушайте, Бекки, вы были когда-нибудь помолвлены?
– А что это значит?
– Ну как же, помолвлены, чтобы выйти замуж.
– Нет, никогда.
– А вам хотелось бы?
– Пожалуй. Я, право, не знаю. А на что это похоже?
– На что похоже? Да ни на что не похоже. Вы просто говорите мальчику, что никогда, никогда ни за кого другого не выйдете, потом целуетесь, вот и все. Это кто угодно сумеет.
– Целуетесь? А для чего же целоваться?
– Ну, знаете ли, это для того… да просто потому, что все так делают.
– Все?
– Ну конечно, все, кто влюблен друг в друга. Вы помните, что я написал на доске?
– Д-да.
– Ну что?
– Не скажу.
– Может, мне вам сказать?
– Д-да, только как-нибудь в другой раз.
– Нет, я хочу теперь.
– Нет, не теперь, лучше завтра.
– Нет, лучше теперь. Ну что вам стоит, Бекки, я шепотом, совсем потихоньку.
Так как Бекки колебалась, Том принял молчание за согласие, обнял ее за плечи и очень нежно прошептал ей:
– Я тебя люблю, – приставив губы совсем близко к ее уху; потом прибавил: – А теперь ты мне шепни то же самое.
Она отнекивалась некоторое время, потом сказала:
– Вы отвернитесь, чтобы вам было не видно, тогда я шепну. Только не рассказывайте никому. Не расскажете, Том? Никому на свете, хорошо?
– Нет, ни за что никому не скажу. Ну же, Бекки!
Он отвернулся. Она наклонилась так близко, что от ее дыхания зашевелились волосы Тома, и шепнула: «Я – вас – люблю!»
И, вскочив с места, она начала бегать вокруг парт и скамеек, а Том за ней; потом она забилась в уголок, закрыв лицо белым фартучком. Том, обняв Бекки за шею, стал ее уговаривать:
Читать бесплатно другие книги:
