Мы – Легион. Мы – Боб Тейлор Деннис

8

Боб, 4 августа 2133 г.

Сегодня меня ждало новое развлечение: диагностика и ремонт сложного электронного прибора, похожего на те объекты, с которыми мне придется иметь дело на борту корабля. Как обычно, доктор Лэндерс наблюдал за моими действиями через окно. Во время этих упражнений он любил разговаривать со мной: мне казалось, что так он испытывает мою сосредоточенность и способность выполнять несколько задач одновременно. Я не возражал, поскольку наши беседы обычно были интересными и информативными.

Вдруг здание содрогнулось, и доктор Лэндерс упал. За этим немедленно последовало давление звуковой волны, которую я скорее ощущал, чем слышал.

По коридору разнеслось эхо выстрелов. Лэндерс вскочил, крикнул мне: «Никуда не уходите!» – и убежал.

Никуда не уходите? Несмотря на всю серьезность ситуации, меня вдруг поразила нелепость этой фразы. Добрый доктор, очевидно, был потрясен: он же сам говорил, что я не в этой комнате, а просто прикреплен к…

Привет…

На середине моего комедийного монолога я вдруг сообразил, что стекло частично выбило из рамы. Казалось, оно готово выпасть, и для этого его даже не придется сильно уговаривать. Никто же не упрекнет меня за то, что я решил сыграть более активную роль в защите проекта?

Я поручил «бродягам», которые находились в комнате, потянуть за стекло. «Бродяги» не обладали особенной силой, но здесь их было тридцать два. Через несколько секунд стекло с лязгом упало, оставив вмятину в полу.

Стекло не сломалось. Очень прочная штука. Да, они действительно меня боятся.

Я выбрал одного «бродягу» наугад и взял управление им на себя. Теперь я видел то, что снимает его видеокамера. Я приказал остальным «бродягам» следовать за мной, и мы двинулись по коридору туда, откуда доносилась стрельба. «Бродяги» бежали по полу, стенам и потолку. Это зрелище поразило меня до глубины душ. Да, люди ВЕРЫ хреново придумывают аббревиатуры, но техника у них неплохая.

У здания был интересный дизайн: оно состояло из цепочки больших и светлых атриумов или залов со стеклянными крышами, каждый из которых был окружен двумя этажами офисов или лабораторий. От одного атриума к другому вели короткие коридоры. Моя комната с «бродягами» находилась в атриуме по соседству с тем местом, где произошло нападение. Возможно, противник ошибся в расчетах.

Приступить к делу удалось всего через несколько секунд. Нападавшие в черном медленно переходили из одного кабинета в другой, стреляя на ходу. Охранники вели ответный огонь, но их было значительно меньше, и поэтому они были вынуждены отступать.

Я не знал, кто на нас напал – одна из фракций ВЕРЫ, которой я не нравился, или одна из стран-конкурентов, но мне показалось, что противодействие должно быть равно действию.

На оценку ситуации ушло всего несколько миллисекунд (мне уже начало нравиться то, что я – компьютер), поэтому «бродяги», не сбавляя темпа, ворвались в атриум и набросились на врагов, целясь им в лицо и в пах.

«Бродяги» оказались удивительно живучими. Сколько бы раз нападавший ни отдирал «бродягу» от своего лица, сколько бы раз ни бросал его в стену, «бродяга» просто вставал и шел за добавкой. В распоряжении «бродяг» имелись плоскогубцы, резаки и отвертки – все эти штуки с формальной точки зрения не являлись оружием, но игнорировать их было сложно, к тому же мной управляли накопившиеся за месяц раздражение и тревога. Не знаю, действовал ли в тот момент контроль над эндокринной системой, но я в полной мере наслаждался возможностью кому-нибудь врезать.

Наконец нападавшие разработали стратегию: полностью очистив от «бродяг» одного из своих, они стали бросать эти машины в стену, а тот стрелял в них из автомата. Я быстро произвел подсчеты и выяснил, что «бродяги» у меня закончатся раньше, чем у них – боеприпасы. А теперь у них уже было два стрелка.

Однако охранники, получившие небольшую передышку, собрались с силами и открыли перекрестный огонь. Нескольких нападавших они уложили сразу, а остальным предложили сдаться. Теперь врагам приходилось иметь дело не только с «бродягами», которые вцеплялись им в лица, но и с обстрелом. Это стало последней каплей. Они сложили оружие и подняли руки.

Как только охранники связали оставшихся врагов, сложилась весьма неловкая ситуация. Старший охранник перевел взгляд с пленников на «бродяг», открыл рот, чтобы что-то сказать, затем закрыл его. Я помахал ногой «моего» «бродяги», чтобы привлечь его внимание.

– Ты, э-э… Плохо дело. Где Лэндерс? – Он удивленно взглянул на своих подчиненных.

Именно в этот момент в атриум – все еще с планшетом в руках – вбежал доктор Лэндерс. Он выглядел столь же встревоженным, как и охранники. Поскольку налет фактически закончился, значит, произошло что-то еще. Я вдруг понял, что меня они боятся больше, чем нападавших.

– Боб, не будете ли вы так любезны собрать своих подопечных и вернуться в зал для тренировок?..

Он мог меня деактивировать, так что о том, подчинюсь ли я или нет, речи не шло. Но беспокоились они зря: я – не кровожадный Франкенштейн, за которого они меня принимали.

Отсалютовав им с помощью «бродяг», я повел свою орду по коридору.

– Так, док, выкладывайте все начистоту. Что это за тема с усиленным стеклом? И почему вы дрожали, как мышь, когда я вышел на свободу?

Доктор Лэндерс, видимо, был хорошо воспитан, и поэтому не стал притворяться, будто не понимает меня.

– Мы – и под «мы» я имею в виду людей, которые участвуют в проекте, и в том числе себя самого, – боимся не вас, Боб, а тактической атомной бомбы, спрятанной в подвале, – сказал он, со вздохом откидываясь на спинку стула.

Если бы у меня еще сохранились брови, то сейчас они бы оторвались от головы.

– Чего-о-о?

– Вполне возможно, Боб, что наше собственное правительство, – по крайней мере представители определенных фракций, – представляет для вас большую опасность, чем зарубежные конкуренты. – Он чуть повернулся, чтобы посмотреть на меня, и махнул рукой. – Я уже говорил, что не все в верхних эшелонах власти поддерживают наш проект. Вероятно, я выразился слишком мягко.

На то, чтобы обдумать его слова, мне понадобилось около миллисекунды. Ядерная бомба в подвале… ох.

– Значит, все как в «Штамме Андромеда»?

Мои слова, похоже, привели доктора Лэндерса в замешательство, поэтому я помахал манипулятором.

– Не важно. Еще один старый фильм. То есть бомба – это последнее средство защиты? Чтобы я не вырвался и не напугал гражданских и скотину?

– Верно, Боб. И мне определенно придется сесть за просмотр старых фильмов.

– А у кого кнопка?

– Не знаю. Нам намеренно не сообщили о том, как за нами наблюдают, кто принимает решение, и как оно приводится в исполнение. Мы знаем одно: если кто-то где-то решит, что происходящее ему не нравится, мы все превратимся в радиоактивное облако. Без разговоров, без предупреждения.

– И вы на это согласились? Сколько же они вам платят?

Доктор Лэндерс рассмеялся.

– За успешное завершение проекта полагается значительная награда. Те, кто поддерживает его, выделили на него огромное количество средств. Лично мне полученной премии хватит на всю оставшуюся жизнь. – Он скорчил гримасу и вяло пожал плечами. – И, конечно, в ВЕРЕ согласие не требуется.

Я улыбнулся – мысленно, по крайней мере.

– Ясно. Ладно, отныне буду сидеть тихо.

Лэндерс обвел комнату руками.

– Раз уж мы еще сидим тут и беседуем, значит, опасность миновала. Кто-то либо отошел от монитора, либо решил, что вы не представляете особой опасности.

Доктор Лэндерс встал и осмотрел комнату. «Бродяги» – по крайней мере, те, которые остались, – были аккуратно расставлены по полкам. Рабочие уже вставили стекло обратно в раму и теперь прикручивали ее на место.

– Похоже, мы снова в рабочем режиме. У нас трое погибших и несколько раненых. Честное слово, все могло закончиться гораздо хуже.

В ответ я наклонил свои камеры.

В отдельном окне я смотрел на сцену, которая разворачивалась в другой части коридора.

«Бродяга» осторожно двигался по вентиляционной трубе. Маленькие роботы могли ступать очень легко, но за сто лет научно-технического прогресса человечество так и не изобрело для воздухопроводов материала получше, чем оцинкованная жесть, а я не хотел, чтобы о приближении моего «бродяги» узнал весь комплекс.

Налетчики расстреляли моих «бродяг» так тщательно, что провести инвентаризацию было невозможно. Насколько я мог понять, никто не заметил, что по зданию гуляет неучтенный «бродяга».

Пока что мне удалось обнаружить большое число кабинетов, кафе, мастерские и склады. Программа трехмерного картирования создала схему офисного здания. Интересно, что я не нашел ни атомной бомбы в подвале, ни изолированной зоны, где она могла бы находиться. Возможно, это был просто блеф.

Тем временем число комнат, где могли бы располагаться компьютеры, сократилось до двух.

Перемещая «бродягу» по воздухопроводу, я тщательно проверял, нет ли где камер видеонаблюдения, реле, инфракрасных лучей и других ловушек. «Бродяги» обладали весьма впечатляющим арсеналом способностей и трюков. Интересно, понимают ли техники ВЕРЫ, на что способны эти машины, если объединить все имеющиеся у них функции?

Наконец «бродяга» прибыл в одну из двух зон, которые на моей карте до сих пор были закрашены белым. И точно, в ней оказалась отдельная система вентиляции. Это, определенно, добрый знак. На то, чтобы выбраться из общего воздухопровода и проникнуть в изолированную систему, у меня ушло двадцать минут. Я двигался по ней осторожно, пока не дошел до вытяжной панели на стене комнаты.

Это был стандартный компьютерный зал. Кабели, мигающие лампочки, кондиционер, смонтированные на стойках компьютеры. Похоже, монтаж на стойках – даже сто лет спустя – оставался самым эффективным способом хранения компьютеров.

Но в центре комнаты находилось то, чего я никогда не видел. На невысокой платформе стояли в ряд пять кубов с гранями почти в полметра. От двух кубов исходило жутковатое голубое свечение, а в их основании мигали разноцветные индикаторы. Три остальных куба были темными.

Я активировал кратность камеры и увеличил изображение панелей в основании кубов.

Кеннет Мартинс

Джиро Танака

Невес Рейнджер

Роберт Йоханссон

Жоана Алмейда

Вот оно. Это мы. Кандидаты. Сияющие кубы – это Кеннет и я. Три остальных кандидата – темные, выключенные. Похоже, что двухпозиционные выключатели – еще одна вещь, которая не изменилась за сто лет. Но, с другой стороны, сколько вариантов такого выключателя можно изобрести?

Мне показалось, что я смотрел на эту картину целую вечность. Прямо сейчас у меня есть шанс выключить Кеннета. Но будет ли от этого польза? Могу ли я устроить ему диверсию? И стоит ли это делать? Догадаются ли они?

Я устыдился, поняв, что именно я замышляю. Нет, таким человеком я не стану – даже в теории. Лучше пусть кто-то другой меня отключит, но по головам я не пойду.

С тяжелым сердцем я развернулся и ушел.

9

Боб, 6 августа 2133 г.

Я находился в комнате с «бродягами» и выполнял упражнение, как вдруг понял, что доктор Лэндерс не один. Он всегда стоял у окна, наблюдая за мной и разговаривая, и я лишь через несколько секунд понял, что бесконечный поток его комментариев остановился.

Я поручил одному из «бродяг» дать мне «картинку». Доктор Лэндерс беседовал с человеком, который вполне мог быть родным братом проповедника Трэвиса. Я серьезно. Может, подобная внешность входит в список требований к кандидату? ДОЛЖЕН ВЫГЛЯДЕТЬ КАК ЖУТКИЙ МАЛЫЙ ИЗ «ПОЛТЕРГЕЙСТА-2». Господи.

Доктор Лэндерс отключил систему внутренней связи, но тем самым лишь создал мне неудобство, которое было устранено через три миллисекунды. Дилетант.

Я направил «бродягу» к участку стены, который располагался непосредственно под окном. «Бродяга» прижался к стене и поэтому мог улавливать вибрации. Мне, правда, пришлось выкрутить усиление до максимума, но, с другой стороны, в моем распоряжении были все приемы фильтрования звука, изобретенные за двести лет существования электроники.

– Это все от лукавого. Участвуя в данном предприятии, вы рискуете погубить свою бессмертную душу.

– Министерство правды считает иначе.

– Это – жалкая имитация божьих тварей, пародия на людей. Они лишь притворяются, будто способны мыслить и чувствовать.

– Министерство правды полагает, что, хотя у них и нет души, они просто созданы на основе божьих тварей, а не являются попыткой узурпировать власть господа.

Атмосфера внезапно стала нервной; наступила та особая тишина, которая сопровождает чей-то свирепый взгляд. Я приказал стоявшему на столе «бродяге» украдкой посмотреть в окно. Ага, так и есть. Свирепый вгляд.

– От этого богопротивного дела добра не будет. Особенно если учитывать его цель…

– Которая официально одобрена Министерством…

– Вероотступниками! Еретиками!

Еще один взгляд, и мои предположения подтвердились: доктор Лэндерс делал все, чтобы не закатить глаза к потолку. Я пожалел о том, что у меня такой возможности нет. У этого человека явно были не все дома.

Поток оскорблений не прекращался. В течение нескольких минут проповедник то распекал доктора Лэндерса, то угрожал ему, а тот тщательно воздерживался от споров и демонстрировал невиданное терпение. Окажись проповедник Крикун с моей стороны окна, я, скорее всего, попытался бы разобрать его на части.

Мне удалось сохранить объективность, и я решил, что буду считать этот поток оскорблений информацией, а не осуждением самого факта моего существования. Судя по словам проповедника, я либо был создан с помощью злых чар, либо являюсь порождением гордыни, равной которой не было со времен Вавилона.

Доктор Лэндерс послушал все это еще немного, а затем взорвался. Ну, как бы.

– Проповедник Джейкоби, я понимаю вашу точку зрения и чувствую вашу озабоченность. То есть я понимаю смысл ваших слов, но не более того. Однако Министерство правды не только поддерживает, но и активно финансирует данное предприятие, и – раз уж мы заговорили о святотатстве, – выступая против этого проекта, вы выступаете против министерства. А они утверждают, да вы и сами уже дважды заявили об этом, что ВЕРА – суть раскрытое нам и полученное нами напрямую Слово Божие. Разве ваше противодействие проекту – не святотатство?

Наступила тишина: возмущенный проповедник Крикун, похожий на рыбу, вытащенную из воды, отчаянно пытался выбраться из ловушки, в которую сам угодил.

– Не с теми людьми вы дружите, доктор. Скоро вы это поймете.

С этими словами он бросился вон из комнаты. Да, бросился. Честное слово.

Доктор Лэндерс закрыл глаза и прислонился к стене. Через несколько секунд он повернулся к окну и снова принялся тыкать в свой планшет.

– Все готово, Боб?

Нет, в его игру я играть не собирался.

– Что это за хмырь? Только не говорите, что это «проповедник Джейкоби».

Доктор Лэндерс потер лоб.

– Просто пример экстремальных взглядов, которые нужно учитывать нам, жителям этой великой страны. Боб, если бы он обладал реальной властью, то сейчас не пытался бы меня застращать. Не придавайте особого значения его угрозам.

Но это не значит, что от его угроз можно отмахнуться.

– А на будущее я запомню, что выключение интеркома вас, похоже, не останавливает, – с улыбкой добавил доктор. – Ну что, продолжим?

Он указал на стол, на котором лежало наполовину собранное устройство, и я вернулся к работе.

10

Боб, 10 августа 2133 г.

Я резко пришел в себя. Как обычно, сразу после пробуждения я выполнил проверку всех систем.

Погодите. 10 августа?

– Слушайте, док, я не могу досчитаться нескольких дней. Вы неделю меня в погребе держали, что ли?

Доктор Лэндерс смотрел куда угодно, но только не на меня.

– Ну… И да, и нет. Кто-то пронес в компьютерный зал небольшое взрывное устройство и уничтожил матрицы репликантов. Нам пришлось привезти сюда запасную машину и восстановить вас из архивных копий. На это ушло несколько дней.

Я умолк. Значит, я уже не тот самый Боб, который очнулся 24 июня. С другой стороны, даже тогда я не был тем самым Бобом, которого задавила машина. Есть ли у меня душа? Имеет ли значение то, что меня восстановили по копии?

Я вдруг понял, что уже более месяца существую в виде компьютерной программы, и за это время мне так и не удалось прийти к каким-то окончательным выводам относительно своего состояния. Слова «плыть по течению» стали кодовой фразой, обозначающей «отмахнуться от проблемы», но я знал, что у меня есть склонность отстраняться от болезненных проблем. Доказательством тому стала Дженни.

Сыграло свою роль и то, что после тренировок меня отключали. Интересно, есть ли план у доктора Лэндерса, или он просто запустит меня в космос и будет надеяться на лучшее?

Меня беспокоили три вопроса. Есть ли у меня сознание? Могу ли я на самом деле считать себя живым? И остаюсь ли я по-прежнему Бобом? Философы занимались данной темой уже много веков, но теперь она стала для меня личной. Человек, какого бы мнения он ни придерживался по этому вопросу, мог рассчитывать на то, что он был и остается человеком. Но проповедник бесцеремонно, без раздумий называл меня «вещь» и «репликант», и только сейчас я начал понимать, какую боль мне причинили его слова.

Я вспомнил споры о тестах Тьюринга и мыслящих машинах. Неужели я – «китайская комната»[2] и ничего больше? Может, все мое поведение можно объяснить с помощью заранее заготовленных ответов на сигналы ввода? Устранить эту неопределенность было легче всего. У классической «китайской комнаты» не было внутреннего диалога, и на входящие сигналы она реагировала с помощью заранее заготовленных ответов. Даже если сделать ее поведение стохастическим[3], чтобы немного его разнообразить, «китайская комната» все равно работает только в ответ на входные сигналы, а если их нет, то она бездействует. Но поскольку сейчас я беспокоился об этом, то, значит, я отношусь к другой категории.

У Декарта, если на то пошло, было его знаменитое Cogito ergo sum, но Тома дополнил его своим: «Я сомневаюсь, следовательно, я думаю; я думаю, следовательно, я существую». Я определенно был полон сомнений, а они подразумевали самосознание и обеспокоенность будущим. Таким образом, я, пока не будет доказано обратное, сознательная сущность. Один вопрос решен.

Жив ли я? Хм. Никому еще не удалось дать строгое определение жизни, и, значит, разбираться с этим вопросом будет интересно. Как давным-давно заметил докладчик на том семинаре в Вегасе, огонь обладает большей частью признаков живого существа, но живым не является. По словам доктора Лэндерса, я смогу размножаться с помощью 3D-принтеров. Я реагирую на стимулы и действую, исходя из собственных интересов. Заявление о том, что жизнь должна быть на углеродной основе – это признак шовинизма и ограниченности, так что да, я могу считать себя живым.

А теперь – главный вопрос. Кто я? Я – Боб? Или Боб умер? Если рассматривать данную проблему с точки зрения инженерии, то с каким параметром связана боб-ность? Боб – не просто кусок мяса. Боб был человеком, а человек – это история, это набор желаний, мыслей, целей и мнений. Боб объединял в себе все, чем Боб был за тридцать один год. Мясо умерло, но то, что отличало Боба от бурундука, продолжало жить. Во мне. Я – Боб. По крайней мере, я – самая важная часть того, из чего состоял Боб.

Последняя мысль сняла с моих плеч огромный груз. Наверное, именно так чувствует себя тот, кто услышал вердикт присяжных: «Не виновен».

Я снова обратил внимание на доктора: он повторял мое имя все более испуганным тоном. Я понял, что уже несколько секунд молчу.

– Эй, док. Я здесь.

– Слава богу. – Доктор Лэндерс рухнул на стул. – Вы затихли, и я решил, что у вас начался психоз.

Они уже вложили в меня много усилий – во всех нас, если честно, – поэтому его реакция была мне понятна. Я хотел улыбнуться ему, но, разумеется, тут меня ждал облом.

– Все нормально, док. Этот поезд ушел, а я все еще здесь.

Вдруг до меня дошел смысл его слов.

– Э-э, док, а сколько у вас запасных матриц?

– Только одна, Боб. Нам пришлось принять решение. Похоже, вас можно поздравить.

– Значит, Кеннета больше нет?

Доктор Лэндерс кивнул, а затем ахнул и, прищурясь, пристально посмотрел на меня. А, черт. Минимизируй ущерб, Боб.

Я выпалил первый вопрос, который пришел мне в голову.

– Так почему они решили напасть именно сейчас? Что-то изменилось?

– Информация о ваших успехах стала распространяться. Скорее всего, ее слила одна из группировок ВЕРЫ, чтобы вызвать реакцию одного из государств-конкурентов. По крайней мере, так говорят люди из нашего отдела безопасности.

Доктор все еще хмурился, но уже выглядел неуверенным. Нужно продолжать.

– Проклятье. А запуск скоро?

Доктор Лэндерс задумался. Нужно отвлекать его, пока он не забудет о моей маленькой оплошности. Он заглянул в свой планшет, неторопливо перелистнул несколько страниц.

– По текущему расписанию до него еще около месяца. Но дата может быть сдвинута вперед. Вы делаете успехи, и, возможно, мы сумеем выиграть немного времени.

Я снова попытался улыбнуться. Как обычно, ничего не произошло, поэтому я просто помахал манипулятором.

– Кстати, а как там моя прибавка к жалованью?

Доктор Лэндерс рассмеялся.

– Мы пытаемся пробить ее через отдел персонала. Это ведь правильный термин, да? – Он выдержал паузу, а затем сменил тему: – Сегодняшнее занятие окончено. Его результаты я зафиксировал.

Я – внутренне – облегченно вздохнул. Опасность миновала. Если позднее моя реплика всплывет в памяти доктора Лэндерса, то, надеюсь, он усомнится в том, что правильно меня расслышал.

Доктор Лэндерс поднял палец, чтобы ткнуть им в планшет, помедлил, затем опустил руку. Немного помолчав, он вздохнул и посмотрел на меня.

– Боб, пожалуй, я рискну. Я перестану отключать вас в промежутках между занятиями и дам вам доступ к другим библиотекам. Каждую ночь вы будете погружаться в полусон на полчаса для резервного копирования, но в остальное время будете бодрствовать. Если вы все-таки сойдете с ума, мы восстановим вас из более раннего сохранения. Знаю, это может прозвучать жестоко, и за это я прошу у вас прощения. Но мы уже не можем позволить себе работать в расслабленном режиме. Нам придется максимально ускорить вашу подготовку.

В ответ я кивнул – точнее, махнул своими камерами. Очередная ситуация из серии «две новости – хорошая и плохая». У меня наконец-то появится время для размышлений, но из-за этого я могу спятить. Йо-хо…

11

Боб, 15 августа 2133 г.

– Так что все-таки стало со Старым Гендельтауном?

Симпатичная блондинка за окном на секунду удивленно посмотрела на меня, а затем рассмеялась. Сегодня доктора Лэндерса заменяла доктор Доусетт, далеко не такая разговорчивая, как он. Я пытался завязать с ней беседу, но пока что с минимальным успехом.

Выглядела доктор Доусетт потрясно. Я с радостью обнаружил, что, несмотря на… э-э… изменения в моем стиле жизни, я по-прежнему люблю красоту. Правда, теперь моя любовь не вызывала у меня, скажем так, столь сильного напряжения.

Доусетт говорила со стандартным акцентом XXII века, поэтому я пользовался своей программой-переводчиком. Я встроил ее очень глубоко, и уже не замечал, что речь доктора Доусетт отличается от моей. По словам доктора Лэндерса, он специально учился работать с репликантами и изучал мою эпоху, а это означало, что в разговорах со мной он держал свой сленг под контролем. Доктор Доусетт либо прогуляла этот предмет, либо, по плану, вообще не должна была со мной общаться.

Лично я не считал это проблемой. Если доктор Лэндерс не против ее участия, то и я не возражаю. Я надеялся, что у членов правительства тоже не начнется припадок, если они узнают об этом.

В общем, сегодня я руководил группой «бродяг», которые собирали, словно на конвейере, компоненты космического корабля. Рутина. Я уже написал столько сценариев для «бродяг», что мне самому уже почти ничего не приходилось делать. Но у людей из «Прикладной синергетики» был список, который нужно проработать, поэтому я должен был под него подстраиваться.

Доктор Доусетт посмотрела на свой планшет – да, планшеты были у всех, – а затем, удовлетворившись тем, что статус по-прежнему оставался кво, ответила на вопрос.

– Первый Гендельтаун – это родина Генделя. Салем, штат Орегон. Когда Гендель умер, город сменил название и построил большой мемориал в его честь. Одному человеку такое развитие событий не понравилось, и он решил уничтожить город с помощью «карманной» атомной бомбы.

– Атомной бомбы? На американской земле?

Она погрозила мне пальцем.

– Не-а. Это уже сто лет как не американская земля. Но да, это был первый и пока что единственный случай применения ядерного оружия в Северной Америке.

– Значит, Гендельтаун переехал в Портленд?

Доусетт кивнула.

– Много людей погибло?

– Меньше, чем вам кажется. В ходе конфликта на Ближнем Востоке мы многое узнали о лечении лучевой болезни и получили возможность испытать разные методы ее лечения. Да, война – это смерть и ужас, но она значительно способствовала развитию медицины.

– Например, в области воскрешения репликантов?

– Например, в области воскрешения репликантов.

Я немного помолчал, наблюдая за «бродягами» на особенно сложном этапе сборки, чтобы направлять их. Как только они смогли продолжить работу самостоятельно, я снова повернулся к доктору Доусетт.

– Как это вообще – жить в теократии? Ежедневные молитвы у вас?

Доктор Доусетт подняла вверх палец – всеобщий жест «подождите минутку». Она несколько раз ткнула в свой планшет, а затем посмотрела на меня.

– Извините. Просто проверяла, где патрули. Часть из них, вероятно, служит в «Мониторах набожности».

Я рассмеялся.

– Значит, вы мониторите мониторов. Но как? Отслеживаете, где находятся их карточки-пропуска?

Доктор Доусетт улыбнулась в ответ.

– Мы должны выглядеть набожными, а на все остальное властям плевать. Но если будете про них болтать, вас отправят на занятие в Министерство Правильных Мыслей, и вы никогда его не забудете.

– М-м, да. Доктор Лэндерс о чем-то таком упоминал. Ну, раз мы сейчас одни, позвольте вас вот о чем спросить: откуда вы знаете, что я буду делать то, что вам нужно, а не просто отправлюсь в случайно выбранном направлении? Поймите, мне очень нравится сама идея, и я на сто процентов настроен сотрудничать, но вы же этого не знали, когда оживляли меня.

Доктор Доусетт задумчиво посмотрела на экран планшета.

– Боб, у нас есть защита. Ваши программы проследят за тем, чтобы задачи были выполнены. Это все, что я хочу сказать по данному вопросу. Но, как вы сами заметили, для вас это не проблема.

Защита. Мое самое нелюбимое слово за сегодняшний день.