Скала Жнеца Пирс Сара

14

Хана просыпается в поту, простыни завернуты узлом вокруг нее.

Голова раскалывается, комната кружится вокруг своей оси. Стоит только Хане сесть, как ротанговое кресло в углу и монстера рядом с ним растягиваются и удлиняются у нее на глазах.

От этих ощущений она теряет ориентацию, испытывает беспокойство, и на мгновение снова возвращается в те наполненные паникой дни после смерти Лиама. Это было двойное горе – потеря Лиама и потеря их надежд завести семью, которые рассыпались, едва они заложили первые камни фундамента. За несколько месяцев до несчастного случая они сделали первые робкие шаги в сторону ЭКО.

Хана погружается в воспоминания.

Почему они не начали раньше? Почему ничего не предприняли, вместо того чтобы просто обсуждать? Тогда у нее хотя бы осталось что-то от Лиама. То, за что можно держаться, когда все вокруг рушится.

На нее снова накатывает тошнота.

Перекинув ноги с кровати, Хана идет к раковине в ванной и наполняет стакан водой. Потом достает прозрачную косметичку на молнии, набитую разными лекарствами. Наверное, она пошла в мать, думает Хана, выдавливая две таблетки из упаковки парацетамола. Всегда подготовлена к чему угодно.

Закинув их в рот, она делает большой глоток воды, а затем жадно пьет, как бывает только с похмелья.

Телефон лежит на столике у кровати. Хана берет его и идет к окну.

Перед ней идеальный квадрат лета: синее небо, деревья, канареечно-желтый изгиб гамака, натянутого на террасе.

Хана делает снимок и листает фотографии вчерашнего вечера. Первая вызывает улыбку. На ней улыбающаяся компания, снятая на пляже, стоит спиной к воде. Лица не в фокусе, фотограф (Калеб) явно двигался, когда снимал.

После ужина она отправились на пляж, как и предлагала Джо. Купаться в итоге никто не стал, но они помочили ноги в воде и обсудили все мировые проблемы. Разговор Ханы с Калебом, когда они уселись на камнях на краю пляжа, получился до боли напряженным – он говорили о его работе и экологической политике. В какой-то момент Джо и Сет устроили пьяную перебранку, которая затихла так же быстро, как и началась.

В конце концов они позвонили Беа, попав на автоответчик, после чего отправили ей этот групповой снимок. Хана улыбается, представляя ухмылку Беа, когда та увидит их загорелые, залитые лунным светом лица. Что они там написали под фото? Что-то глупое и сентиментальное: «Жаль, что тебя нет с нами». Калеб отправлял ей по телефону поцелуи…

И сообщение в ответ: «Ребята… я вас люблю, но у меня встреча по работе. Скоро поговорим».

Хана воображает Беа на встрече – строгая и деловая, говорящая правильные фразы нужным тоном. Именно такой она представляет Беа версии 2.0: умная, в дорогой одежде и неброских украшениях, светлые волосы убраны с лица. Совсем не похожа на неуверенную любительницу книг, ненавидящую наряжаться, рядом с которой она росла.

Она продолжает листать фотографии. Калеб сделал несколько групповых снимков с одного ракурса, но, когда Хана доходит до последнего, ее охватывает беспокойство. Калеб явно снимал в тот момент, когда они уже начали разбредаться, улыбки стали натужными. «Больше не могу», – со смехом сказал тогда Сет.

Хана еще улыбается, но Джо уже отвернулась. Она смотрит на Хану, явно не осознавая, что в это время ее снимают. Хана подскакивает – на лице Джо застыла странная маска, что-то недоброе.

Хана не может понять, что это. Страх? Ненависть?

Ее мысли уносятся к записке, выпавшей из сумки Джо. Может, в ней есть нечто большее, чем она считала.

Она подходит к своей сумке и копается в боковом кармане, куда сунула записку еще на пристани. Тщательно разгладив ее пальцами, Хана снова смотрит на слова.

Хана!

Прости. Прости. Прости.

Внутри у нее все сжимается. Ей хочется немедленно постучаться в дверь Джо и спросить, что это значит, но вместе с тем это ее страшит, ведь она знает, какую бурную сцену это вызовет.

Успокойся и двигайся дальше.

Вот и все, что ей сейчас нужно. Провести вместе всего неделю и вернуться к эпизодическому общению. Теперь она уже взрослая и может решить, как часто встречаться с сестрой, какие отношения с ней установить. Это один из немногих хороших результатов случившегося. За последние несколько месяцев, когда все отдалились от нее, оставили наедине со своим горем, Хана поняла, что если сумеет перенести смерть Лиама, то перенесет что угодно.

Она сильнее, чем считала.

15

Элин добирается до верхних ступеней лестницы с пляжа. Уже почти восемь утра.

Курорт просыпается. Персонал в белых рубашках суетится в ресторане, к пляжу идет группа любителей поплавать спозаранку. Некоторые постояльцы явно заметили, что происходит нечто необычное. С напускным безразличием они слоняются у павильона для йоги, стараясь не показывать, что пялятся, но все равно это делают.

Элин уже собирается натянуть спецкостюм и бахилы, но замечает приближающуюся Фарру.

– Я так понимаю, она точно…

Элин кивает:

– И думаю, уже довольно долго.

Фарра прикусывает губы, но потом берет себя в руки и машет в сторону ресторана:

– Майкл – тот человек, который ее нашел, – ждет там. Если хочешь с ним поговорить…

– Конечно. Дай мне две минуты. Мне нужно… – Она кивает на Леона.

– Разумеется. Подходи, когда освободишься.

Надев костюм и бахилы, Элин ныряет под ленту заграждения. Леон присел у балюстрады и наносит на стекло порошок.

– Все нормально?

– Да.

Он кивает на лужицу рвоты неподалеку.

– Не считая профессионального риска.

– Это тот парень, который ее нашел?

– Ага.

Заглянув по другую сторону балюстрады, Элин быстро выпрямляется. Как бы страшно ни было смотреть наверх, смотреть вниз еще хуже – это резкий визуальный нырок к зубьям скал внизу. С такого ракурса тело распростершейся в неестественной позе женщины снова ужасает.

– Что думаешь насчет высоты балюстрады?

Леон продолжает наносить порошок на стекло.

– Определенно, достаточно низкая, чтобы можно было упасть случайно. Учитывая расположение павильона, я бы сделал ограду повыше.

– Есть что-нибудь на стекле?

– Да. Необычный узор отпечатков с обратной стороны – пальцы и ладонь. Судя по словам того парня, уверен, что это ее. Очевидно, стекло чистят каждую ночь, а он утром протирал то, что осталось. Все указывает на то, что она полетела лицом вниз, а затем перевернулась, как будто пыталась ухватиться, но не удержалась.

Элин наклоняется ближе к балюстраде. Серебристый порошок для отпечатков подчеркивает покрывающие стекло следы – смазанные отпечатки пальцев и фрагменты ладони, но Элин понимает, что это ничего не доказывает. Отпечатки могли появиться и в результате случайного падения, и после толчка.

– Она что-нибудь уронила?

Он качает головой:

– Я наскоро поискал, но, не считая шарфа, ничего.

Леон кивает на упакованный в пакет кусок ткани:

– Где именно он лежал?

– На траве с той стороны балюстрады, но, думаю, он мог с такой же вероятностью слететь с девушки, когда она падала.

Элин осматривает шарф в пакете. Он с ярким узором – современный абстрактный рисунок со смелыми брызгами розового и зеленого.

– Больше ничего не нашел?

– Только вот это… – Он указывает сквозь балюстраду. – Участок травы примят. Похоже, там лежало что-то тяжелое.

– Тяжелее шарфа?

– Да, и в любом случае вмятина в другом месте, чуть дальше, чем лежал шарф. В отсутствие ветра или дождя трава не расправилась. Не могу с уверенностью сказать, что след появился этой ночью, но за несколько дней трава уже восстановилась бы.

– Есть предположения?

– Ну, это что-то маленькое и квадратное. Может быть, она что-то выронила при падении. А это что-то отлетело в сторону.

– Пришлю Рейчел, чтобы она посмотрела. – Элин колеблется: – Ладно, продолжай дальше сам. Пойду поговорю с человеком, который ее обнаружил.

Стягивая спецкостюм и бахилы, Элин замечает, что зевак стало больше и персонал даже отгоняет их от ресторана. Она обходит их сзади и идет к Фарре, сидящей рядом с пожилым человеком. Они тихо переговариваются.

Фарра поднимает взгляд:

– Элин, это Майкл Циммерман. Я сказала ему, что ты хочешь с ним побеседовать.

Майкл робко улыбается. Внимание Элин привлекают его поразительные глаза с тяжелыми веками, их бледно-голубой цвет похож на небо, еще не успевшее стать более насыщенным. Мужчине хорошо за шестьдесят, и, судя по глубоким морщинам на его лице и неухоженной бороде, это бывший серфер, родившийся и всю жизнь проведший на побережье. Уилл назвал бы его морским волком.

Сев напротив, Элин вытаскивает блокнот.

– Майкл, я понимаю, это непросто, но надеюсь, вы расскажете о том, что случилось утром. Начнем с того, где вы находились до того, как ее нашли.

Он кивает, поднимает лежащую на столе рядом с ним кепку, словно хочет надеть, а потом снова кладет. Козырек выгорел на солнце, на нем следы соли.

– Я встал около пяти утра, как обычно, у меня была ранняя смена. Я занимаюсь окончательной проверкой всех общественных зон, смотрю, везде ли чисто. Невозможно гарантировать, что ночная смена ничего не пропустила или что гости не гуляли всю ночь и не насорили…

Он поднимает голову, пытаясь поймать взгляд Фарры в подтверждение, что от постояльцев можно ожидать чего угодно, но она смотрит в телефон.

– В котором часу это было?

– Сразу после шести. Я закончил уборку в ресторане и подошел к павильону для йоги. Я поднимался по лестнице, когда заметил какую-то ткань с другой стороны балюстрады. Яркая, не пропустишь.

Майкл снова берет в руку кепку, теребит ее пальцами. Этот жест кажется Элин странно знакомым, словно она уже видела, как это делает Майкл или кто-то другой.

– Продолжайте, – мягко говорит она.

– Я подошел ближе, чтобы подобрать этот предмет, и тут… – Он облизывает губы. – Тогда-то я ее и увидел – там, на скалах. Я сразу понял, что она… – Он на секунду умолкает. – Меня стошнило, вы, наверное, видели, но как только я взял себя в руки, то сразу позвонил 999, а потом Фарре.

– А во время смены вы больше не заметили ничего необычного? Подозрительного? Никто не бродил там, где не должен?

– Во время смены нет, но…

Фарра вскидывает голову и бросает взгляд на него.

Майкл ерзает на стуле.

– Скорее всего, это не имеет отношения к делу, но на прошлой неделе ночью случилось нечто странное. Я проснулся по нужде, так бывает в моем возрасте. А когда ложился обратно в постель, то увидел, как кто-то бродит у скалы. Мне показалось это странным, в такое-то время.

– Вы это видели из помещения для персонала?

Он кивает.

– В котором часу это было, если поточнее?

– Часа в четыре или немного позже. У этого человека был фонарик, и он светил на скалу, как будто что-то искал.

– Наверное, это был кто-то из гостей, – небрежно говорит Фарра, поворачиваясь к Элин. – Некоторые фотографируют скалу по ночам. Понятия не имею зачем, когда едва можно что-либо разглядеть.

Майкл издает невеселый смешок:

– В таком месте я уже ничему не удивляюсь.

Элин чувствует мурашки по коже.

– Что это значит?

– Этот остров не может похвастаться блестящей репутацией, правда? Поймите меня правильно, конечно, здесь все изменили, но все равно что-то чувствуется, в особенности рано утром, когда вокруг ни души.

– Что именно чувствуется?

Элин наклоняется вперед. Ей не по себе.

– Что-то… недоброе. – Он нервно сглатывает. – Один постоялец несколько недель назад сказал то же самое.

– Правда?

Ей стоит усилий говорить ровным тоном.

– Да. Художник, который создал гобелен, висящий у стойки администратора, рассказал, что он ходил в старую школу – ту, которая сгорела. А потом приехал посмотреть на свой гобелен и узнать, как тут все, – продолжает Майкл. – Ему понравилось, но он сказал… – Он умолкает, на мгновение застыв в размышлениях. – Сказал, что до сих пор это ощущает, – наконец произносит он. – Зло.

Фарра качает головой, отметая эту мелодраму, но, когда Элин благодарит Майкла, закрывая блокнот, ей не удается с той же легкостью отмахнуться от его слов. Чем дольше она тут находится, тем сильнее ощущает присутствие какой-то темной силы, стоящей за всеми этими историями.

Нечто, присущее самому острову.

– Позже нам понадобится официальное заявление, но пока это все. Еще раз спасибо.

Забирая сумку, Элин замечает идущего к ним мужчину. Он останавливается рядом с Фаррой и шепчет ей что-то на ухо.

Фарра поворачивается:

– Это Джастин Мэтьюз, глава службы безопасности. Он нашел записи с камеры у павильона. Я точно не знала, есть ли там что-то поблизости, но как оказалось, есть.

Уже хорошо.

– Можно посмотреть прямо сейчас?

– Конечно.

Но стоит ей сделать несколько шагов, и она слышит шорох гравия.

Кто-то тянет ее за руку. Элин разворачивается и видит за спиной Майкла, стоящего слишком близко.

Он крепче сжимает ее руку.

– То, что я вам сказал… – бормочет он. – Все это правда. Человек, который мне это рассказал, был прав. Есть в этом месте какое-то зло. Будьте осторожны.

16

Уже одевшись и умывшись, Хана зачесывает волосы в хвост, который вечно растрепывается, потому что волосы слишком короткие. Лиам называл их «пушком», ероша кончики. Хорошая попытка, Хана, только неудачная.

Она переделывает хвост, сует ноги в сандалии и идет в коридор. В комнату из гостиной просачивается аромат кофе, горький и терпкий.

Джо. Она ранняя пташка. Наверняка она там, варит кофе. Веди себя как ни в чем не бывало, говорит себе Хана, надевая на лицо улыбку. Не реагируй.

Но это оказывается не Джо, а Майя. Она сидит в плетеном кресле на солнце, завязав кудри зеленым шарфом.

Она с улыбкой поднимает взгляд:

– Ты опоздала к кофе…

– Ничего страшного, сделаю еще одну чашку. – Хана смотрит на открытую книгу, лежащую у Майи на коленях: – Что это у тебя?

– Рисую. – Теперь Хана понимает, что это блокнот для набросков. – Не могла заснуть. Когда выпью, вечно одно и то же. Просыпаюсь посреди ночи и больше не могу заснуть.

– Понимаю, о чем ты, я тоже плохо спала. Мне кажется, затея с пляжем была лишней. – Она на мгновение умолкает. – Ты слышала, как Джо и Сет ссорились?

– Немного. Ему вроде звонила какая-то подруга. – Майя качает головой. – Не знаю, чему Джо так удивилась, он же всегда таким был. Куча «друзей» женского пола.

Она показывает пальцами кавычки.

Хана медлит, пытаясь понять значение слов Майи.

– Ты сказала, что он всегда такой… Ты что, хорошо знаешь Сета, в смысле, помимо Джо?

Майя колеблется, краснея. А потом говорит, понизив голос:

– Ну, я бы не сказала, что хорошо знаю. Мы забирались вместе в горы несколько раз. Приятель приятеля. Так Джо с ним и познакомилась, через меня. На вечеринке.

– Ты не говорила.

Не только про то, как познакомились Джо и Сет, но и про вечеринку. Эта мысль ранит.

– Мне не казалось это важным. А что касается Джо, наверное, это не та романтическая история, которую ей хотелось бы показать подписчикам, – просто какая-то встреча по пьяни в пабе.

– И какое мнение у тебя о нем сложилось? В смысле, еще до Джо.

– Он придурок. Все эти улыбки, попытки очаровать, и в то же время за спиной… Пустышка, вот он кто. – Майя поводит плечами и смотрит в сторону коридора, а потом снова понижает голос: – Ходили слухи, что перед соревнованиями по скалолазанию он вел себя агрессивно. Пытался вывести из себя соперников.

Она теребит сережку-гвоздик в ухе.

– И каким образом?

Хана теперь тоже шепчет и поглядывает на коридор, считая, что в любой момент может появиться Джо.

– Похоже, вчера с Джо он тоже вышел из себя. Набросился на нее из-за того, что она перебрала.

– Может, он просто встревожился. Она и впрямь была на бровях.

Лицо Майи мрачнеет. Хана меняет тему, кивнув на блокнот с набросками, пока кофемашина не начинает с бульканьем варить кофе:

– Я и не знала, что ты до сих пор рисуешь.

Искусство всегда было страстью Майи. Началось все после пожара – замысловатые, полные грез рисунки.

– Так, периодически, то тут, то там. Удача и слава мне точно не достались. – Она поднимает голову. – Забавно, правда? В молодости кажется, что у тебя все получится, целая вечность впереди. Я и впрямь думала, что после колледжа всего добьюсь. Успех, признание – все это каким-то волшебным образом займет свои места.

– И все еще может получиться. Тебе всего двадцать восемь.

Майя смеется:

– Мечты… Для этого нужно время, Хана. Сосредоточенность. Деньги. Правда в том, что у меня есть способности, но я не гений.

Ошарашенная Хана суетится над чашкой, подставляя ее под носик кофемашины. А когда смотрит на Майю, то впервые видит, как она похудела, резкий утренний свет подчеркивает впалые щеки. Хорошо заметен ожог – полоска стянутой, словно расплавленной кожи, поднимающаяся по икре. У Джо тоже есть шрам, только на руке – рваный, в форме пузыря. Шрам Беа едва заметен – несколько пятен на правой ступне.

Постоянное напоминание о пожаре, который навсегда изменил жизнь Софии.

Только Хана выбралась без шрамов. И от этого раньше она чувствовала себя виноватой, но, глядя сейчас на Майю, задумывается, почему все так сосредоточились на внешних шрамах вместо происходящего внутри. В свое время они решили, что Майя хорошо справляется. Дети быстро приспосабливаются, говорила мама, но, может, Майя просто держала все внутри, подавляла, а теперь это начало проявляться.

– Ну, хватит уже обо мне. Мы так и не закончили вчерашний разговор. Как твои дела?

Хана тронута. Никто уже долгое время искренне не интересовался, как у нее дела. Она пожимает плечами:

– Плохие дни и не очень плохие. Думаю… – Хана умолкает, пытаясь правильно сформулировать мысль. – Думаю, все усугубляется еще и тем, как это произошло, я до сих пор не знаю всех подробностей. Если бы я знала все в точности, было бы проще это осмыслить.

Все, что у нее есть, – это кошмарные и яркие картины, которые рисует воображение. Просто однажды солнечным апрельским утром Лиам один поехал по велосипедной тропе парка Холдон-форест.

Он выбрал самый сложный маршрут, попытался преодолеть специальную преграду под названием «Свободное падение» – деревянную дощатую конструкцию с трамплином высоко над землей. По результатам расследования, он так и не доехал до конца трамплина, а упал, приземлившись на голову. Он сломал шею, раздробив шестой позвонок.

Мгновенная смерть.

– Доброе утро.

Грезы нарушены, и Хана оборачивается. В дверном проеме стоит Сет в одних трусах с рисунком из крохотных пальм. Его темные волосы всклокочены и наэлектризованы.

– Джо еще не вернулась?

– Ты о чем? – спрашивает Хана.

– Она отправилась на пробежку, но не предупредила меня. А обычно оставляет сообщение.

– На пробежку, по такой-то жаре?

– Она всегда так делает после пьянки. Обычно в ее сториз после каждой пройденной мили появляются снимки «вымотанной Джо», которая ноет, что приходится бегать с похмелья. – Он смотрит в свой телефон: – Кстати, сегодня до сих пор ничего нет. Может, она поняла, что выпивка…

– Похоже, она встала очень рано, – бормочет Майя. – Я с шести на ногах.

– Наверное, – пожимает плечами он. – Но должна была бы уже вернуться. Пора завтракать.

Майя встает:

– Мне нужно принять душ, но буду готова через пятнадцать минут, если вы пойдете.

Сет кивает:

– Постучусь к Калебу и напишу Джо, что мы уже встали.

Все расходятся, и Хана остается наедине со своим кофе. Она уже собирается вынести чашку наружу, как замечает в кресле блокнот Майи. Любопытство пересиливает приличия, и Хана подходит ближе. Поставив кофе на стол, она открывает блокнот и листает его, одним глазком поглядывая на коридор. Это наброски знаменитой скалы, один чуть меньше другого. Рисунки-матрешки.

Она листает дальше, но остальные страницы пусты. Собираясь уже закрыть блокнот, Хана медлит, заметив рисунок в самом конце. Портрет Джо.

Кожа Ханы покрывается мурашками. Хотя Майя нарисовала Джо очень точно – нос с легкой горбинкой, полные губы, небольшая ямочка на подбородке, – в рисунке есть какая-то странность. Все черты словно налиты тяжестью, как будто Майя слишком сильно нажимала на карандаш, чуть не порвав страницу.

Эффект вышел интересный – Майя запечатлела Джо, но в то же время как будто пыталась победить ее с помощью карандаша, с каждым штрихом склоняя ее портрет к подчинению.

17

– Прости, не знала, что Майкл будет таким навязчивым, – говорит Фарра, когда они следуют за Джастином по главной дорожке.

– Так бывает. Людям часто нужно выговориться после чего-то подобного, это способ пережить случившееся. – Элин старается говорить бодро, но ей по-прежнему жутковато после разговора с ним. – А что ты думаешь насчет его слов о том, как кто-то бродил тут посреди ночи?

Фарра качает головой:

– Какая-то бессмыслица. Туда невозможно добраться. Уже невозможно…

Она обрывает фразу, потому что Джастин останавливается у входа в главное здание, и стеклянные двери автоматически разъезжаются в стороны. Внутри они попадают в другой мир. Вестибюль выглядит изумительно – широкий и открытый, с дверьми из светлого дерева. Потолок стеклянный, стена слева тоже стеклянная, и помещение залито солнечным светом.

Белоснежные стены справа резко выделяются на фоне панелей с пола до потолка того же бледно-розового тона, что и внутренняя отделка. Панели приблизительно делят пространство на две равные зоны: зал для посетителей, с видом на скалу через стеклянную стену и потолок, и стойка администратора с противоположной стороны. У задней стены стоит шеренга высоких кактусов.

Взгляд Элин прикован к огромному гобелену на стене за стойкой администрации. На нем абстрактные завихрения и линии, перемежающиеся с более мелкими, почти примитивными знаками.

Лишь подойдя ближе, она понимает, что это за знаки.

У нее подскакивает пульс. Это вовсе не абстрактные формы, а Жнец. Миниатюрные версии скалы, рассыпанные по ткани.

С неприятным чувством рассматривая гобелен, Элин видит все новые и новые изображения, некоторые того же цвета, что и фон, прячутся.

Фарра ловит ее взгляд:

– Красота, правда? Современный британский художник по текстилю, который когда-то ходил в школу на острове. Но когда работа висит здесь, это нечто, правда? – Фарра смотрит через стеклянную стену. – Прямо под скалой.

И лишь тогда Элин как следует рассматривает через стеклянный потолок и стену массу камня, нависающего над ними. И невольно отшатывается. С этого ракурса огромная скала подавляет – кажется, что еще метр, и она врежется в здание.

– Элин? В чем дело? Джастин готов. А ты?

– Я тоже.

Она выдавливает улыбку, и они идут по коридору, отходящему от вестибюля.

Джастин ведет их в комнату в самом конце коридора.

– Я все подготовил.

Элин быстро оглядывает комнату. Задняя стена увешана многочисленными экранами, на каждом разные зоны курорта. Комната наполнена знакомым запахом офиса: кофе в смеси с пластмассой.

Привычно уменьшив изображение на одном экране, Джастин выводит на него другое.

– Камера находится перед зданием, выходящим на павильон. И поворачивается слева направо. – Его пальцы проворно бегают по клавиатуре. – Это прямой эфир.