Девушка, которая играла с огнем Ларссон Стиг

Магге Лундин был неглуп. Он понимал, что с точки зрения бизнеса меньший доход, сопряженный с меньшим риском, – здравый принцип. Ему даже в голову не приходила идея надуть партнера. Это было бы делом дурного пошиба: верзила и его компаньоны соглашались на меньшую выручку, если расчеты велись без обмана. Случись Лундину обжулить верзилу, он бы вряд ли остался в живых после очередного приезда партнера. Так что думать об этом не стоило.

– А когда привезешь продукт?

Верзила-блондин поставил спортивную сумку на землю.

– Уже привез.

Магге Лундин даже не потрудился открыть сумку и проверить ее содержимое. Вместо этого он протянул руку для рукопожатия в знак того, что будет безоговорочно следовать договору.

– Есть еще одна работенка, – сказал верзила.

– Какая?

– Мы хотим нанять тебя для одного специального дела.

– Ну, говори.

Верзила-блондин достал конверт из внутреннего кармана куртки и протянул Магге. Там лежала фотография паспортного размера и листок с личными данными. Лундин вопросительно взглянул на верзилу.

– Ее зовут Лисбет Саландер, живет на улице Лундагатан в районе Сёдермальм в Стокгольме.

– Так.

– Может быть, сейчас она за границей, но рано или поздно снова появится.

– Так.

– Мой заказчик хочет поговорить с ней спокойно и без помех, так что ее нужно доставить живой. Есть предложение привезти ее на склад в Ингерн. Затем нужно, чтобы кто-нибудь прибрал там после разговора. Она должна бесследно исчезнуть.

– Это мы можем. А как мы узнаем, что она вернулась домой?

– Я тебе дам знать, когда надо будет.

– Сколько?

– Как насчет десяти кусков за все? Работа ведь простая: съездить в Стокгольм, забрать ее и привезти ко мне.

И они снова обменялись рукопожатием.

Вторично приехав на Лундагатан, Лисбет села на свой продавленный диван и задумалась. Ей нужно было принять ряд стратегических решений, и одно из них касалось этой квартиры: оставлять ее за собой или нет.

Закурив, она выпустила дым в потолок и стряхнула пепел в банку из-под кока-колы. У нее не было оснований любить эту квартиру. Сюда она въехала с мамой и сестрой, когда ей было четыре года. Гостиную заняла мама, а они с Камиллой делили маленькую спальню. Когда ей было двенадцать и случилась «Вся Та Жуть», ее поместили в детскую клинику, а позже, когда ей исполнилось пятнадцать лет, они стали жить в разных приемных семьях. Квартиру сдавал съемщикам ее опекун Хольгер Пальмгрен, и он же позаботился о том, чтобы жилплощадь вернулась к ней в восемнадцать лет, когда Лисбет нуждалась в крыше над головой.

Квартира была надежным оплотом ее существования на протяжении последних лет. Несмотря на то что Лисбет в ней больше не нуждалась, мысль избавиться от нее была неприятна. Это означало бы, что чужие люди расхаживали бы по ее полу.

Оставалась чисто техническая проблема: вся ее почта, если она к ней вообще поступала, приходила на Лундагатан. Расставшись с этой квартирой, Лисбет должна будет завести себе новый почтовый адрес. А она отнюдь не хотела быть гражданским лицом, завязанным на разных ведомствах. У нее была параноидальная боязнь списков и регистраций и не было особых причин доверять каким-то учреждениям, да и кому-либо вообще.

Выглянув в окно, Лисбет увидела пожарную лестницу со стороны заднего двора, ту самую лестницу, что видела всю свою жизнь. Вдруг она почувствовала облегчение от того, что решила распрощаться с квартирой. Здесь она никогда не чувствовала себя в безопасности. Каждый раз, сворачивая на Лундагатан и приближаясь к своей парадной, будучи трезвой или в подпитии, Лисбет осматривалась вокруг, приглядывалась к припаркованным машинам и прохожим. Она была внутренне убеждена, что где-то есть люди, желавшие ей зла, и что, вздумай они наброситься на нее, то, скорее всего, выбрали бы момент, когда она входит к себе в дом или выходит из него.

Однако до сих пор на нее никто не нападал. Это, конечно, не значит, что можно расслабиться: адрес на Лундагатан был указан в любом официальном списке. Но за все прошедшие годы у Лисбет никогда не было денег на то, чтобы упрочить свою безопасность – помимо того, чтобы всегда оставаться начеку. Теперь все было иначе. Лисбет хотела, чтобы ни одна живая душа не знала ее адрес на Мосебакке. Инстинкт подсказывал ей по возможности соблюдать анонимность.

Но эти мысли не решали проблему, что ей делать с квартирой. Она еще пораскинула мозгами, потом взяла мобильный телефон и позвонила Мимми.

– Привет, это я.

– Привет, Лисбет. Неужели на этот раз ты надумала мне позвонить уже через неделю после встречи?

– Я на Лундагатан.

– Ну и?..

– Хотела спросить у тебя, не хочешь ли перебраться в мою квартиру.

– Перебраться?

– Из твоей конуры.

– Мне и тут хорошо. А ты переезжаешь?

– Уже переехала, и эта квартира стоит пустая.

Мимми затихла на другом конце провода.

– Что толку спрашивать, не хочу ли я в нее перебраться? Лисбет, она мне же не по карману.

– Права на квартиру полностью выкуплены. Ежемесячная плата за обслуживание и ремонт всего тысяча четыреста восемьдесят крон, а это, наверное, меньше, чем ты платишь за свою конуру. К тому же все это проплачено на год вперед.

– Может, ты хочешь ее продать? Скорее всего, она стоит немного больше миллиона.

– Почти полтора, если верить газетным объявлениям.

– Но у меня нет денег.

– Я не собираюсь ее продавать. Можешь перебираться, когда хочешь, хоть сегодня, и жить сколько хочешь, а платить ничего не надо целый год. Я не могу сдавать ее внаем, но могу вписать тебя в контракт как свою сожительницу, тогда у тебя не будет заморочек с домоуправлением.

– Лисбет, ты что, делаешь мне предложение руки и сердца? – хихикнула Мимми.

Лисбет хранила мрачную серьезность.

– У меня нет нужды в квартире, но я не хочу ее продавать.

– Хочешь сказать, что я могу в ней жить типа бесплатно? Ты что, серьезно?

– Да.

– А долго?

– Сколько хочешь. Ну как, ты согласна?

– Еще бы! Не каждый день мне преподносят бесплатную квартиру в таком районе, как Сёдер.

– Есть одно требование.

– Я так и знала!

– Живи сколько хочешь, но я по-прежнему зарегистрирована здесь, и мне может приходить почта. От тебя лишь потребуется откладывать присланное мне и давать знать, если это может представлять интерес.

– Лисбет, ты самая странная девица из всех, кого я знаю. Ты чем вообще занимаешься и где собираешься жить?

– В другой раз расскажу, – уклончиво ответила Лисбет.

Они договорились встретиться в тот же день после обеда, чтобы Мимми могла как следует посмотреть квартиру.

Закончив разговор, Лисбет сразу почувствовала облегчение. Она взглянула на часы и отметила, что времени до прихода Мимми полным-полно. Из дома она направилась к «Хандельсбанку» на Хорнгатан, там взяла талончик с номером и стала терпеливо ждать своей очереди.

Предъявив удостоверение личности, Лисбет объяснила, что какое-то время провела за границей, а теперь хочет посмотреть, каков баланс на ее счете. Оказалось, что ее накопления составляют восемьдесят две тысячи шестьсот семьдесят крон. Сумма на счете оставалась неизменной весь год за исключением поступления девяти тысяч трехсот двенадцати крон осенью. Это было наследство ее матери.

Лисбет Саландер сняла наличную сумму, равную наследству, и на минуту задумалась. Она хотела найти этим деньгам такое применение, какое порадовало бы ее мать. Раздумывая над тем, что бы подошло, она дошла до почты на Розенлундсгатан и там отослала деньги в один из стокгольмских женских кризисных центров от анонимного отправителя. Она и сама не знала, зачем это сделала.

Было восемь часов вечера в пятницу, когда Эрика выключила компьютер и потянулась. Последние девять часов она провела за доработкой мартовского номера «Миллениума». Малин Эрикссон была полностью занята подготовкой тематического номера вместе с Дагом Свенссоном, так что большую часть редакторской работы Эрике пришлось взять на себя. Хенри Кортес и Лотта Карим сделали попытку помочь, но они были не слишком опытными редакторами, потому что в основном собирали материал и писали статьи.

Эрика Бергер чувствовала страшную усталость и боль в спине, но испытывала удовлетворение от сделанного в течение дня, да и в жизни целом. Финансовая ситуация в журнале была стабильна, кривые популярности издательства шли вверх, тексты поступали к оговоренному сроку, а если и запаздывали, то не катастрофически, сотрудники были довольны и даже год спустя после дела Веннерстрёма сохраняли душевный подъем.

Немного помассировав затылок, Эрика поняла, что больше всего ей сейчас нужен душ. Она подумала, не воспользоваться ли ей душевой кабинкой возле кухонного уголка, но чувствовала себя такой разбитой, что просто положила ноги на письменный стол. Через три месяца ей стукнет сорок пять, а пресловутое будущее стало все больше чувствоваться где-то позади. Даже обзаведясь тонкой сеточкой морщин в уголках глаз и возле рта, Эрика выглядела хорошо – это она знала. Два раза в неделю она изнуряла себя в гимнастическом зале, и все же стала замечать, что ей все труднее взбираться на мачту, когда они с мужем ходят под парусом. Именно ей приходилось лазать, потому что Грегер страдал головокружениями.

Эрика решила, что первые сорок пять лет ее жизни, при всех взлетах и падениях, вышли в целом счастливыми. У нее были деньги, положение в обществе, отличный дом и любимая работа. Еще – заботливый и любящий муж, все еще влюбленный в нее после пятнадцати лет брака. А кроме того – приятный и неутомимый любовник, который услаждал если не ее душу, так тело, когда ей требовалось.

При мысли о Микаэле Блумквисте Эрика улыбнулась. Интересно, когда он соберется с силами посвятить ее в тайну своих отношений с Харриет Вангер? Ни Микаэль, ни Харриет не обмолвились ни словом о своей связи, но Эрика была не лыком шита. Она догадалась, что между ними что-то есть, на одном из заседаний правления в августе, когда подметила, как переглянулись Микаэль и Харриет. От отчаяния она попыталась дозвониться им обоим на мобильник и не слишком удивилась, что они оказались отключены. Это, конечно, нельзя считать решающим доказательством, но и после следующего заседания правления Микаэль был недоступен весь вечер. Внутренне Эрика даже посмеивалась над тем, как быстро Харриет ушла с ужина после годового отчетного собрания, сославшись на необходимость вернуться в гостиницу и лечь спать. Эрика не стала их выслеживать – она не была ревнива, – но решила при случае как-нибудь подпустить им шпильку.

Она совершенно не вмешивалась в романы Микаэля с другими женщинами и надеялась, что его связь с Харриет не приведет к проблемам в правлении. Тут не о чем беспокоиться. У Микаэля был уже целый ряд завершившихся романов, но он оставался в дружеских отношениях с бывшими любовницами и очень редко попадал в неприятные ситуации.

Сама Эрика Бергер была бесконечно рада иметь такого друга и верного соратника, как Микаэль. В некоторых ситуациях он вел себя глупо, зато иногда проявлял такое чутье, что открывал себя в роли оракула. Чего он никогда не мог понять, так это ее чувств к мужу. До него совершенно не доходило, почему она воспринимает Грегера как удивительного человека, теплого, обаятельного, великодушного, а главное – лишенного тех недостатков, которые терпеть не могла в других мужчинах. Грегер был именно тем мужчиной, с которым ей хотелось прожить в старости. Эрика хотела иметь детей от него, но раньше это было невозможно, а теперь – поздно. И все же в выборе спутника жизни она не видела лучшей и более надежной альтернативы. На него она могла безоговорочно положиться, и он всегда был рядом, когда она нуждалась в нем.

Микаэль был мужчиной совершенно другого склада. При столь переменчивом характере он производил впечатление человека, в котором совмещаются несколько личностей. В профессиональной деятельности Микаэль был упрям и проявлял почти патологическую способность сосредотачиваться на своем деле. Он вгрызался в сюжет какой-то истории и работал над ним, пока не добивался совершенства и не оставлял ни одного вопроса без ответа. Его лучшие публикации были блестящими, в худших он все же оставался на уровне выше среднего. Он обладал талантом интуитивно угадывать, в какой истории есть изюминка, а в какой не обнаружится ничего, кроме второстепенных банальностей. Эрика ни разу не пожалела, что начала сотрудничать с Микаэлем.

О чем она также не жалела, так это о том, что стала его любовницей.

Единственным, кто понимал страсть Эрики Бергер к сексу с Микаэлем Блумквистом, был ее муж. И все потому, что она осмелилась обсудить с ним свою сексуальную тягу. Речь шла не об измене, а о вожделении. Секс с Микаэлем давал ей такой мощный импульс, какого й не мог дать ни один мужчина, включая Грегера.

В жизни Эрики Бергер секс играл важную роль. Потеряв невинность в четырнадцать лет, она провела большую часть юности в поисках наслаждений. Чего только не перепробовала: от грубых приставаний одноклассников и скорой связи с немолодым учителем до секса по телефону и бархатного секса с психически неуравновешенным мужчиной. В эротике она перепробовала все самое интересное. Ее практика включала членство в клубе «Экстрим», где устраивались развлечения, не вполне одобряемые общественностью. Несколько раз она пробовала секс с женщинами, но была всякий раз разочарована и поняла, что это не для нее и что женщины не вызывали в ней и десятой доли того возбуждения, которое у нее возникало с мужчиной. Или двумя. На пару с Грегером они пробовали секс втроем. Вторым мужчиной был один известный владелец художественной галереи. Оказалось, что у ее мужа сильная склонность к бисексуальности, да и сама она чуть ли не теряла сознание от блаженства, когда двое мужчин одновременно ласкали и удовлетворяли ее. Другое, трудноописуемое возбуждение возникало у нее, когда она наблюдала, как ее мужа услаждает другой мужчина. Встряски такого рода они затем повторяли с двумя другими регулярно приходящими партнерами.

В общем, ее сексуальную жизнь с Грегером нельзя назвать скучной или неудовлетворительной, но Микаэль Блумквист доставлял ей совершенно особое переживание. У него был талант. Он просто-напросто занимался с ней ФС – феноменальным сексом. Столь феноменальным, что Эрика достигла оптимального баланса с Грегером как мужем и Микаэлем как любовником. Она не могла жить без них обоих и не собиралась никому из них отдавать предпочтение. Ее муж оказался способен понять, что у Эрики есть и другие потребности помимо тех, которые он сам мог бы ей предложить, – например, в виде хитроумных акробатических поз в джакузи.

В отношениях с Микаэлем Эрика больше всего ценила отсутствие желания контролировать ее. Он ни капли не был ревнив, и хотя у нее самой несколько раз разгорались вспышки ревности, когда их отношения еще только завязывались двадцать лет назад, она быстро поняла, что ревновать его бессмысленно. Их отношения строились на дружбе, а в дружбе Микаэль был безгранично верен. У них были отношения, способные выдержать самые тяжелые испытания.

Эрика Бергер прекрасно понимала, что принадлежит к кругу людей, чей образ жизни вряд ли получил бы одобрение членов союза христианок-домохозяек из Шёвде, но ее это ничуть не волновало. Еще в юности Эрика решила: что бы она ни вытворяла в постели и как бы ни строила свою жизнь, это касается только ее, и никого другого. Однако ее раздражало, что многие знакомые шептались и судачили о ее отношениях с Микаэлем Блумквистом, причем всегда за ее спиной.

Будучи мужчиной, Микаэль мог перемещаться из одной постели в другую – никто и бровью не поведет. Эрика же была женщиной, имевшей единственного любовника, остававшейся верной ему в течение двадцати лет, причем с полного согласия своего мужа. Это, конечно, становилось темой досужих разговоров.

«А пошли вы все…» – решила она, затем подняла телефонную трубку и позвонила мужу:

– Привет, милый. Что делаешь?

– Пишу.

Грегер Бекман был не только художником, но и преподавателем – доцентом по истории искусства, а также автором нескольких книг в этой области. Он часто принимал участие в общественных дебатах и приглашался для консультаций архитектурными бюро. Последний год Грегер работал над книгой о важности художественного оформления зданий и анализировал причины, почему людям нравятся одни здания и не нравятся другие. Книга начала превращаться в яростное обличение функционализма, и Эрика почувствовала, что это может вызвать беспокойство среди эстетов-дебатёров.

– Ну, и как движется?

– Отлично! Как по маслу. А что у тебя?

– Я как раз закончила последний выпуск, он пойдет в типографию в четверг.

– Поздравляю.

– Я совершенно выдохлась.

– Похоже, у тебя что-то на уме.

– Ты что-нибудь запланировал для нас на вечер или ты не слишком обидишься, если я не буду ночевать сегодня дома?

– Передай Блумквисту, что он искушает судьбу, – произнес Грегер.

– Не думаю, что этим его припугнешь.

– Ладно. Тогда передай, что ты ведьма, которую невозможно удовлетворить, и что поэтому он состарится раньше времени.

– Это он и так знает.

– Значит, мне только остается покончить с собой. Буду писать, пока не засну, а ты отвлекись.

Попрощавшись, Эрика позвонила Микаэлю. Тот был в доме у Дага Свенссона и Миа Бергман в Эншеде. Они как раз подводили итоги обсуждения некоторых сложных деталей в книге Дага. Эрика спросила, занят ли он сегодня ночью или будет в настроении помассировать одну усталую спину.

– Ключи у тебя есть, – ответил Микаэль. – Чувствуй себя как дома.

– Отлично. Увидимся через часок.

Идти до Беллмансгатан было всего десять минут. Эрика разделась, приняла душ и сделала себе эспрессо в кофемашине. Потом забралась в постель Микаэля и стала нетерпеливо ждать.

Наибольшее удовлетворение она бы наверняка получила от секса втроем – с мужем и Микаэлем, но почти со стопроцентной гарантией этого никогда не произойдет. Все дело в том, что Микаэль был слишком правильный. Эрика даже поддразнивала его, обвиняя в гомофобии. Но мужчинами он совершенно не интересовался. Как жаль, что нельзя иметь все на свете сразу.

Верзила-блондин раздраженно хмурил брови, осторожно правя машиной на скорости около пятнадцати километров в час по такой отвратительной дороге, что он даже подумал, все ли правильно в описании маршрута. Только начало темнеть, как дорога вдруг стала шире, и он разглядел домик впереди. Остановился, выключил мотор и огляделся. До домишки оставалось еще метров пятьдесят.

Он находился недалеко от Сталлархольмена, поблизости от Мариефреда. Перед ним, прямо посреди леса, стоял простой домик, построенный в пятидесятых годах. Сквозь деревья поблескивала светлая полоса льда на озере Меларен.

Он не мог взять в толк, почему кому-то захотелось проводить свободное время в безлюдном лесном массиве. Ему даже стало как-то не по себе, когда он закрыл за собой дверцу машины. Лес ощущался враждебным и давящим. Казалось, что за ним наблюдают. Он пошел к усадьбе, но вдруг замер, услышав треск.

Он пристально всматривался в чащу. Вечер был тихий, безветренный. Проведя пару минут в нервном напряжении, он краем глаза приметил какое-то существо, осторожно кравшееся между деревьями. Сфокусировав взгляд, он различил это существо, неподвижно застывшее метрах в тридцати и уставившееся на него.

Верзила-блондин слегка запаниковал. Он постарался разобрать побольше деталей и увидел темное узловатое лицо. Казалось, что перед ним карлик ростом не больше метра, одетый в маскировочный костюм, чем-то похожий на наряд из веток и мха. Кто это мог быть: баварский лесовичок или его ирландский аналог лепрекон? Опасны ли они?

Верзила-блондин затаил дыхание; он почувствовал, как у него волосы встают на голове.

Тут он резко поморгал и потряс головой. Вновь открыв глаза, отметил, что существо переместилось метров на десять правее. «Никого там нет, – сказал он себе. – Это померещилось». И все же между деревьями явно кто-то был. Внезапно существо зашевелилось и стало приближаться. Казалось, оно движется быстро и резко, описывая полукруг, чтобы занять позицию для нападения.

Верзила-блондин припустил на всех парах остаток пути до дома. Он постучал в дверь чуть сильнее и чуть настойчивее, чем требовалось. Едва расслышав звуки человеческих шагов в домике, почувствовал, как страх отступил. Он обернулся через плечо и заключил: ничего там не было.

Но дыхание он перевел, лишь когда дверь открылась. Адвокат Нильс Бьюрман вежливо поздоровался и предложил войти.

Оттащив в подвал, в комнату для крупногабаритного мусора, последний мешок с барахлом Лисбет Саландер, предназначенным на выброс, Мириам Ву поднялась в квартиру и с облегчением вздохнула. Комната была стерильно чистой, в ней чувствовался запах мыла, краски и свежезаваренного кофе. Последним занималась Лисбет. Она сидела на табуретке и задумчиво глядела на опустевшую квартиру. Из нее уже как-то таинственно исчезли занавески, коврики, купоны на скидку, валявшиеся на холодильнике, обычный хлам в прихожей. Она даже удивилась, какой большой оказалась квартира.

Вкусы Мириам Ву и Лисбет Саландер были разными, касалось ли это одежды, обстановки в квартире или интеллектуальных потребностей. Точнее, у Мириам Ву были определенный вкус и взгляды на то, как ее жилище должно выглядеть, какую мебель ей бы хотелось иметь, какие платья покупать. По мнению Мимми, у Лисбет вообще никакого вкуса не было.

Походив по ее квартире на Лундагатан и придирчиво все осмотрев, Мимми пришла к выводу, что почти все нужно выбросить – и, уж конечно, захудалый грязно-коричневого цвета диван в гостиной. Она спросила Лисбет, хочет ли та что-нибудь сохранить, и в ответ услышала «нет». Вслед за тем Мимми провела несколько выходных, а также несколько вечерних часов в течение двух недель, выбрасывая старую мебель, подобранную когда-то в мусорных контейнерах, вычищая внутри кухонных шкафов, отскребая и вымывая ванну, перекрашивая стены на кухне, в гостиной, спальне, прихожей и покрывая лаком паркет в гостиной.

Лисбет эта возня совершенно не интересовала, но иногда она, проходя мимо, заглядывала и с изумлением разглядывала Мимми. Когда все было готово, квартира стояла пустой, за исключением маленького потертого кухонного столика из массивного дерева, который Мимми не поленилась ошкурить и покрыть лаком, двух прочных табуреток, которые Лисбет прихватила, когда с чердака выбрасывали хлам, и внушительного книжного стеллажа, стоявшего в гостиной, который Мимми собиралась как-то использовать в будущем.

– Я перееду сюда на выходных. Ты точно ни о чем не жалеешь?

– Эта квартира мне не нужна.

– Но это же потрясная квартира. Конечно, бывают побольше и получше, но она же шикарно расположена, в самом центре Сёдера, и плата ничтожная. Лисбет, ты упустишь целое состояние, если не продашь ее.

– Денег мне хватает.

Мимми замолчала, не зная, как понимать лаконичные комментарии подруги.

– А где ты будешь жить?

Лисбет не ответила.

– А к тебе можно как-нибудь заглянуть?

– Позже.

Открыв сумку, Лисбет вынула бумагу и передала ее Мимми.

– Я переписала контракт и уладила все с домоуправлением. Самое простое было вписать тебя как мою сожительницу, и еще я указала, что продала тебе полквартиры, цена – одна крона. Вот, подпиши.

Мимми взяла ручку, подписалась и проставила дату своего рождения.

– И это всё?

– Да.

– Лисбет, я вообще-то всегда считала тебя слегка с приветом, но ты хоть сейчас понимаешь, что подарила мне полквартиры? Я рада получить ее, но боюсь оказаться в ситуации, когда ты вдруг передумаешь и между нами начнется сутяжничество.

– Никаких свар между нами не будет. Я хочу, чтобы ты здесь жила. Мне это приятно.

– Но задаром, без компенсации… Ты же сумасшедшая.

– Ты будешь присматривать за моей почтой. Это было условием.

– Это будет отнимать у меня четыре секунды в неделю. Ты хоть думаешь иногда приходить сюда ради секса?

Лисбет пристально посмотрела на Мимми и помолчала, потом сказала:

– Буду, и с удовольствием, но это не входит в контракт. Можешь дать мне от ворот поворот, когда захочешь.

Мимми вздохнула:

– А я-то размечталась, что смогу почувствовать себя в роли содержанки… Ну, знаешь, когда тебя держат в квартире, платят за нее, время от времени тайком наведываются и кувыркаются в постели.

Они помолчали. Затем Мимми решительно поднялась, пошла в гостиную и погасила лампочку, висевшую без плафона под потолком.

– Иди сюда, – приказала она.

Лисбет пошла.

– Мне еще никогда не приходилось заниматься сексом на полу в свежевыкрашенной квартире без мебели. Я видела однажды фильм с Марлоном Брандо про одну пару, которая именно этим занималась в Париже.

Лисбет покосилась на пол.

– Мне охота поиграть. А тебе?

– Почти всегда.

– Сегодня я собираюсь быть доминирующей хозяйкой. Я решаю все. Раздевайся.

Лисбет криво ухмыльнулась и разделась. Это отняло секунд десять.

– Теперь ложись на пол. На живот.

Лисбет сделала как было приказано. Паркет был прохладный, и кожа тут же покрылась пупырышками. Мимми связала руки Лисбет за спиной, используя ее же майку с текстом «You have the right to remain silent»[16].

Лисбет вспомнилось, что похожим образом ее связал почти два года назад Нильс Чертов Сморчок Бьюрман.

На этом сходство закончилось.

С Мимми Лисбет испытывала возбужденное ожидание. Она подчинилась, когда подруга перевернула ее на спину и раздвинула ее ноги.

Мимми стянула и свою майку, и Лисбет в полутьме восхищенно разглядывала ее нежную грудь. Затем майкой Мимми были завязаны глаза Лисбет, слышавшей лишь шорох ткани. А через несколько секунд Лисбет ощутила прикосновения языка к своему животу и пальцев к внутренней стороне бедер. Она давно не испытывала такого сильного возбуждения. Крепко зажмурившись под повязкой, она позволила Мимми диктовать темп.