Маршал Жуков Карпов Владимир

Введение

Хочу ввести читателя в мою книгу. Именно ввести, объяснить, о чем, почему и как она написана.

Книга эта непростая, тем, кто ищет развлечения или отдыха, советую закрыть и отложить ее в сторону Эта книга была трудна при создании, трудна она и для чтения. Поэтому приглашаю отправиться вместе со мной в этот нелегкий путь только тех, кто ощущает в себе достаточно сил для раздумий, горьких переживаний, а может быть, и разочарований. Но в целом, в итоге, надеюсь, мы достигнем определенного результата и проясним многие томящие нашу душу вопросы, поставленные недавней историей, да и нами самими, ее участниками. Участниками честными, но порой слепыми, не имевшими возможности обозреть, охватить происходящее вокруг, понять, что творим, движимые теми, в чьих руках были рычаги или, как говорится, бразды правления

Тема книги — дела военные, выделенные из всех других дел и проблем XX века Центром повествования, фигурой, объединяющей все, о чем я рассказываю, является человек, сыгравший необыкновенно важную роль в достижении нашей победы в Великой Отечественной войне, Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, личность неоднозначная — и как полководец, и как общественный деятель, и как человек.

Одна из главных трудностей в работе над книгой проистекала из того обстоятельства, что в течение всей войны рядом с Жуковым был, или, вернее, Жуков был рядом с человеком, который являл собой своеобразный эпицентр всех происходящих событий на фронте и в тылу. Я имею в виду И В Сталина. Как историческая личность, как политический деятель и как человек Сталин еще более сложен, чем Жуков. Я не берусь анализировать, а тем более оценивать всю деятельность Сталина, я намереваюсь описать его лишь как военачальника, как Верховного Главнокомандующего.

С другой стороны фронта Жукову противостоял, был его противником во многих сражениях и в воине в целом Адольф Гитлер, тоже личность сложнейшая — в нравственном, политическом и даже психологическом аспектах. Его обойти нельзя, он постоянное действующее лицо на протяжении всей войны и до нее. Значит, и он будет присутствовать в книге. И, конечно, будут названы и охарактеризованы те гитлеровские генералы, которые противостояли Жукову в конкретных сражениях. А на нашей стороне Жуков будет окружен своими боевыми соратниками.

Моя задача, с одной стороны, облегчается, а с другой — усложняется тем, что Жуков написал большую книгу «Воспоминания и размышления», в которой осветил почти всю свою жизнь. Казалось бы, что может быть точнее и достовернее этой книги? Но следует напомнить, что в то время, когда маршал ее писал, он был стеснен ситуацией тех дней, обстоятельствами, в силу которых он не все мог сказать о себе. При этом необходимо иметь в виду и известную скромность, присущую ему как автору. А кое о чем маршал, может быть, не хотел написать по другим причинам — несомненно, у Жукова, как у всех нас, грешных, было немало и таких моментов в жизни, о которых ему не хотелось бы вспоминать. Вот и получается: есть о чем рассказать, даже при наличии объемистых и содержательных воспоминаний самого героя предстоящего повествования.

Даже то, о чем он рассказал (например, какое-нибудь событие с совершенно определенным местом действия, точной датой и конкретными участниками), может быть порой проанализировано и оценено несколько иначе из-за того, что открылись какие-то новые, неизвестные ранее обстоятельства. А может появиться — и у меня, пишущего, и у вас, читающих, — желание чему-то возразить, высказать свое суждение и оценку, опираясь на те же самые факты и события.

Маршал — полководец на поле сражения, а за письменным столом маршальские звезды сил не прибавляют. Перед чистым листом бумаги трепещут даже профессиональные литераторы. Чистый лист — проверка и уровня личности, пожалуй не менее строгая, чем в бою. В сражении, если даже совершен огрех, прошла, отгремела битва, и если ты не хочешь, то можешь никому не говорить о своей ошибке или минутной слабости, а то, что написано на бумаге, этого не позволяет — написанное остается навсегда и становится уже не твоим, а общенародным достоянием, и если солжешь — это так и останется и будет видно всем и всегда. Тут тебе и оценка, и приговор — получишь то, что заслужил.

Нелегко справиться с трепетом и чувством ответственности перед чистым листом. Не всем удается преодолеть этот барьер в себе. При жизни нашего поколения мы много раз были свидетелями, когда люди с очень высоким общественным положением и, казалось бы, очень крупные не устояли перед чистым листом и написали на нем такое, за что не примет их в свое лоно история как порядочную, честную личность.

Много удивительных изобретений совершили люди. Ухитрились они преодолевать и трудность написания мемуаров. Часто бывало так — человек прожил сложную жизнь, много видел, а написать об этом не может, не дала ему природа литературных способностей. Вот и придумали: объединяются двое, у одного опыт, большая жизнь, а другой свободно выкладывает мысли на бумагу, так рождается своеобразный литературный кентавр. Много у нас появилось за послевоенные годы таких кентавров. Как правило, это искусственное объединение порождало вещи неполноценные, но все же, с одной стороны, надо сказать спасибо литзаписчикам за то, что они сохранили для потомков хотя бы рельеф событий. Но, с другой стороны, им же и упрек за то, что многие из них вытравили душу рассказчика, его личные переживания, отношение к событиям, язык (пусть не литературный, но у каждого свой). Вот в этом смысле литературные обработчики, как на лесопильном заводе, делали из разных деревьев одинаковые столбы. Да еще каждый, в зависимости от степени своего мужества или трусости, заботился о благополучии и «проходимости» своего творения, вытравляя из воспоминаний то, что, на их взгляд, не нужно или еще не время рассказывать, а тем самым они вытравляли самую душу, самый смысл из тех воспоминаний, которые они литературно обрабатывали.

Приложили свои въедливые перья дописчики и советчики и к воспоминаниям Жукова. Это не предположение — я даже беседовал с некоторыми из них. Жуков незадолго до смерти с грустью сказал: «Книга воспоминаний наполовину не моя». Это подтверждается в статье доктора исторических наук, генерал-лейтенанта Н. Г. Павленко, опубликованной в № 11, 1988 г., «Военно-исторического журнала». Профессор Павленко был в шестидесятых годах главным редактором этого журнала, он человек широко информированный об официальных и неофициальных делах и разговорах в военной среде после войны. Николай Григорьевич не раз встречался с Жуковым. В застойные времена о многих закулисных делах, касающихся книги Жукова, говорить было нельзя. Вот что наконец смог написать Павленко лишь в 1988 г.: «…из рукописи вопреки авторской позиции выбрасывались многие критические мысли, связанные с деятельностью И. В. Сталина, репрессиями, недостатками и просчетами в войне и т. д.

Еще до выхода в свет мемуаров Г. К. Жукова у руководства на Старой площади были разные точки зрения на труд полководца. Например, член Политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов, ведавший в те годы идеологией, считал, что никакими купюрами изменить содержание книги Г. К. Жукова нельзя. Ее лучше не издавать совсем. Других взглядов придерживался Л. И. Брежнев. Он в конечном итоге и дал разрешение на публикацию Но раньше, чем это произошло, над ней довольно основательно «потрудились» две группы доработчиков (из Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота и из Военно-научного управления Генштаба)… они выписывали и вычеркивали все то, что считали нужным Как потом вспоминал один из руководителей группы доработчиков генерал М. X. Калашник, они «устраняли» недооценку партийно-политической работы в мемуарах Г. К. Жукова.

После того как усердно потрудились доработчики, готовая рукопись долго не посылалась в набор. Редактор А. Д. Миркина, работавшая над рукописью Жукова, рассказывала и в печати и мне, почему происходила задержка. (Кстати, с благодарностью должен сказать о том, что Анна Дмитриевна Миркина читала и рукопись этой моей книги.) Она рассказывала: работникам редакции дали понять — Брежневу очень хочется, чтобы маршал упомянул его в своих воспоминаниях. Но вот беда, за все годы войны Жуков ни разу на фронте не встречался с Брежневым. Георгий Константинович просто не знал, что в какой-то армии существует такой полковник-политработник. Как быть? Без выполнения просьбы Генерального книга не пойдет. Тогда написали, что, находясь в 18-й армии генерала К. Н. Леселидзе, Жуков якобы хотел «посоветоваться» с начальником политотдела армии Л. И. Брежневым, но, к сожалению, его в штабе армии не было, «он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои». Миркина сказала, что, когда Жукову показали этот «довесок» и попросили согласиться, чтобы ускорить выход книги, маршал уступил и горько усмехнулся: «Умный поймет».

Еще до того, как мне стали известны вышеприведенные подробности «доработки» рукописи Жукова, я, внимательно читая и перечитывая воспоминания маршала, видел многие страницы «не его текста», они выделяются своей чужеродностью, казенностью, тенденциозностью содержания. Встречаются и такие суждения, которые невозможно посчитать за жуковские, они противоречат его взглядам, характеру, убеждениям. При чтении и анализе таких мест у меня все сильнее укреплялось желание познакомиться с первоначальной рукописью Жукова. Я предпринял немало усилий, чтобы найти ее, но обнаружить рукопись не удавалось ни у родственников, ни в архивах. Это само по себе еще больше распаляло не только мое любопытство, но и убеждение — что-то не так в этом исчезновении рукописи. Почему ее прячут? Кто и зачем? И если это так, то в рукописи, наверное, много такого, что не случайно прячется.

И я стал искать Искал долго, упорно и терпеливо. Несколько лет.

И вот однажды очень хороший и добрый человек мне сказал:

— Я знаю, вы работаете над книгой о Жукове, может быть, вам интересно будет познакомиться с его первоначальной рукописью. Кстати, в ней многое поправлено, а вам, наверное, небезынтересно узнать подлинные суждения Георгия Константиновича.

Я не верил своим ушам! Неужели это не сон? Стараясь быть сдержанным (а внутри все кричало: Неужели? Неужели нашел?!), я ответил, что мне будет и полезно и интересно познакомиться с рукописью. Но точно ли это оригинальный вариант?

— Не сомневайтесь, — самый первый, с замечаниями на полях лиц очень высокопоставленных и с ответами на эти замечания самого Жукова

Я готов был оставить все дела и кинуться за этой рукописью, но разговор этот произошел во время заграничной командировки, в далеком Буэнос-Айресе. Я потерял покой, не мог дождаться возвращения на родину. Мне не верилось, я боялся, что не сбудется, что-то помешает мне получить рукопись для ознакомления.

Опасения мои оказались не напрасны — хороший, добрый человек засомневался, его смущали замечания на полях рукописи, сделанные людьми и сегодня очень влиятельными Я дал слово никогда никому не называть имени хорошего, доброго человека, что свято выполняю. Еще и еще раз выражаю ему благодарность от себя и от читателей за то, что он сохранил и дал возможность нам ознакомиться с подлинными мыслями и суждениями Жукова, которые дают нам возможность в какой-то степени восстановить и справедливость и образ Георгия Константиновича

Хочу привести только один пример, подтверждающий бесценность находки.

Характер человека проявляется в поступках, в манере речи, в жестах и даже в походке. Общественные поступки и дела показывают характер и масштабы личности. Рассуждая так, я заходил в тупик, читая в мемуарах Жукова такую фразу: «Массовое выдвижение на высшие должности молодых, необстрелянных командиров снижало на какое-то время боеспособность армии» И только вскользь, как бы мимоходом, о массовых репрессиях, о погибших талантливых сослуживцах, которых так не хватало в боях! Что это — нежелание «ворошить»? Хотел написать — «трусость», но с именем Жукова это так несовместимо, что, как говорится, рука не поднимается написать такое. Тогда — что же? Почему мужественный, всегда самостоятельно мысливший маршал не написал подробно об этой страшной беде нашей армии? Почему?!

Ответ я нашел в его рукописи. Все он написал! И отношение свое высказал крепко и прямо — по-жуковски. Например, опубликованная в книге маршала глава «Командование 3-м кавалерийским и 6-м казачьим корпусами» занимает 10 страниц, а в рукописи — 29. В книге это чужой, не жуковский по стилю и содержанию текст — сухой газетный отчет о некоторых международных событиях и становлении советской военной промышленности А в рукописи говорится честно и безбоязненно о репрессиях, которые опустошали ряды командного состава Красной Армии, и как сам Жуков едва не угодил в сталинскую мясорубку В соответствующем месте я приведу текст этой главы подробнее.

По ходу повествования я буду часто обращаться к подлиннику Жукова, это поможет нам пробиться к правде не только поступков маршала, но и событий тех лет[1].

Задумывались вы, уважаемый читатель, над тем, как пишется история? По моим наблюдениям, она пишется дважды, трижды, и каждый раз события истолковываются по-разному.

Не вдаваясь в другие области, бегло взглянем на историю Великой Отечественной войны. Все в ней вроде бы детально известно — операции, даты, имена, цифры, рубежи. Но до 1953 года в наших исторических трудах был явный перекос в сторону преувеличения заслуг Сталина в достижении победы в целом и во многих операциях был он назван «Великим полководцем всех времен и народов». Напомню еще про «десять сталинских ударов в 1944 г.».

А позднее, в конце пятидесятых годов? В шеститомном издании «Истории Великой Отечественной войны» и во многих книгах того периода виден иной акцент. Имя Сталина вычеркнуто и там, где это было необходимо, и там, где нельзя; возникла другая крайность — его пытались заменить именем Хрущева

А затем, в шестидесятых — семидесятых годах, появился и разросся до невероятных размеров новый конъюнктурный бурьян о том, что наши победы главным образом вдохновлялись с Малой земли и были одержаны на том пути, где «вел» 18-ю армию начальник политотдела полковник Брежнев. Писали об этом всерьез и так много, что он сам поверил в это и преподнес себе маршальское звание, пять геройских Золотых Звезд и орден Победы. По статусу все это дается лишь за дела и подвиги, совершенные на поле брани, и полковнику-политработнику никак не полагается.

Вот такой неприглядный путь сложился у нас при написании истории Великой Отечественной войны Стыдно нам будет перед потомками Наверное, наследники будут пожимать плечами и поражаться нашей непоследовательности в оценке великих дел, которые мы смогли совершить, но не сумели достойно и правдиво описать.

Здесь, мне кажется, пора сказать несколько слов о том, как написана книга, о жанре «литературная мозаика».

Одна из причин, почему в нашей литературе до сих пор нет современной «Войны и мира», на мой взгляд, в том, что писатели пытались решить эту труднейшую проблему в старой форме, то есть создать роман или эпопею. Но тема, масштабы событий так огромны, что они не поместились в рамки старого жанра. Для того чтобы охватить колоссальный размах великой войны, нужно не плавное повествование с описанием батальных картин, пейзажей, переживаний героев. Нужно что-то новое. Кстати, Лев Николаевич Толстой к концу жизни, опираясь на свой огромный и многолетний опыт, пришел к заключению, что в старых формах, в тех, в которых работали он и его современники, уже писать нельзя. Вот что он говорил об этом:

«12 января. Сейчас много думал о работе. И художественная работа: „был ясный вечер, пахло…“ невозможна для меня. Но работа необходима, потому что обязательна для меня. Мне в руки дан рупор, и я обязан владеть им, пользоваться им. Что-то напрашивается, не знаю, удастся ли. Напрашивается то, чтобы писать вне всякой формы: не как статьи, рассуждения, и не как художественное, а высказывать, выливать, как можешь, то, что сильно чувствуешь»[2].

Или вот еще — та же мысль:

«Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения. Будет совестно сочинять про какого-нибудь вымышленного Ивана Ивановича или Марию Петровну. Писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни»[3].

Не надо подозревать меня в нескромности и самонадеянности. Я не имею в виду себя как продолжателя Толстого, говорю лишь о форме изложения. Опираясь на мудрость, опыт и прозорливость великого мыслителя, да и не только его, а и многих других (что никогда не было предосудительным), я попытаюсь осуществить задуманное мною.

С необходимостью создания нового жанра, отвечающего задачам, которые стояли передо мной как писателем при создании широкоохватных литературных произведений, столкнулся я еще при работе над повестью «Полководец» И мне кажется, я нашел такой жанр еще в той книге. В предисловии к ней я назвал его мозаикой. Мозаика — это вид изобразительного искусства, широко распространенный еще в Древнем Риме. Она создается из отдельных плиточек, разноцветных кусочков, все вместе они составляют определенное изображение, картину. Вот и в своей мозаике я создаю из отдельных эпизодов, фрагментов и цитат художественную литературную картину. Если в обычном романе или повести писатель оперирует словом и образом для изложения своих мыслей, поступков и переживаний героев и в целом замысла, то в мозаике писатель должен оперировать целыми блоками (если так можно сказать) и из этих блоков создать свое произведение. Для моей мозаики важным составным компонентом является документ, рассказ участника или очевидца события, способной убедительно, правдиво и достоверно показать то, о чем идет разговор.

Очень интересную мысль (ободряющую меня!) высказал Белинский еще до того, как Толстой пришел к выводу о том, что должна появиться новая проза:

«Мемуары, если они мастерски написаны, составляют как бы последнюю грань в области романа, замыкая ее собою. Что же общего между вымыслами фантазии и строго историческим изображением того, что было на самом деле? Как что? — художественность изложения! Недаром же историков называют художниками. Кажется, что бы делать искусству (в смысле художества) там, где писатель связан источниками, фактами и должен только о том стараться, чтобы воспроизвести эти факты как можно вернее? Но в том-то и дело, что верное воспроизведение фактов невозможно при помощи одной эрудиции, а нужна еще фантазия. Исторические факты, содержащиеся в источниках, не более как камни и кирпичи: только художник может воздвигнуть из этого материала изящное здание… Тут степень достоинства произведения зависит от степени таланта писателя».

Вот видите, «камни» и «кирпичи», Белинский чуть-чуть не произнес слово «мозаика».

Документалистика в наши дни пользуется огромным успехом у читателей не только в нашей стране, но и во всем мире. Во второй половине XX века документалистика — один из самых читаемых жанров, и происходит это не только потому, что она ближе к правде или читатель как-то утомился и уже не воспринимает описания, создаваемые фантазией художника. Этот бум документалистики происходит еще и оттого, что в наше время читатель уже не тот, какой был в прошлом веке. Теперь он широко информирован, способен оценивать явления самостоятельно. Когда говорится об исторических событиях, читателю интересно не только получить готовое, отшлифованное мнение писателя, но и самому поразмышлять и оценить то, о чем он читает, а документалистика как раз и предоставляет такие возможности.

Я изучал военную литературу, советскую и зарубежную, работал в архивах, наших и заграничных. Еще раз перечитал и просмотрел многое, написанное о войне. И не только нашими фронтовиками, но и теми, кто противостоял нам по ту сторону фронта. Кстати, они написали немало, и не только мемуары. Сразу после прекращения боевых действий американское военное руководство собрало в специальных лагерях (довольно комфортабельных) гитлеровских генералов, попавших к ним в плен. Среди них были все три бывших начальника генерального штаба сухопутных сил — Гальдер, Цейтцлер, Гудериан, заместитель начальника генштаба Блюментрит, начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер и многие другие. Кроме того, в руках американского командования оказалось большинство документов немецкого генштаба. Собрав гитлеровских генералов и дав им доступ к документам, американское руководство предложило описать ход войны и изложить свои суждения о всех сражениях, в которых они участвовали. Все написанные материалы стали собственностью Пентагона, а гитлеровские генералы позже издали свои книги-воспоминания о войне, например, Гудериан в 1951 году «Воспоминания солдата», Манштейн — «Утерянные победы». Я читал эти и другие книги и тоже использовал их в своей работе.

Я буду цитировать неизданные рукописи (чьи именно, будет указано). И одной из причин того, что они не были опубликованы, отчасти была их правдивость.

После войны и учебы в Военной академии им. Фрунзе я работал в Генеральном штабе Советской Армии с 1948 по 1954 год, это был период обобщения, оценки, выводов о минувшей войне. Создавались новые уставы, обновлялись военная теория, стратегия, доктрина. Личное знание этих дел и проблем, думается, -тоже имеет важное значение. Работая в Генеральном штабе при жизни Сталина, я ощущал тот особый стиль и атмосферу, которые были характерны именно для того времени Я ни разу не говорил со Сталиным, но видел его много раз, и мне известен обширный генштабовский «фольклор» периода Великой Отечественной войны. Я был знаком со многими крупными военачальниками и буду описывать их по личным наблюдениям и впечатлениям. Сразу оговорюсь, я не был близок к этим людям, но даже короткие разговоры и встречи на учениях, совещаниях, в поезде или самолете, несколько слов, сказанных мне или при мне, имеют большое значение, так как смотрел я на этих людей не только глазами офицера, но и оком писателя. Мне не нужно изучать их по фотографиям, я знаю внешность каждого из них, особенности речи, жесты, черты характера. В числе военачальников, которых я так знаю, могу назвать Г К Жукова, А М Василевского, К. К. Рокоссовского, Р. Я. Малиновского, В. Д. Соколовского, И С Конева, С М Буденного, С М. Штеменко, Н. А. Булганина, И. X. Баграмяна, И. Е. Петрова, Ф. И. Голикова, А. И. Еременко, Г Ф Захарова, К С Москаленко, А. А. Лучинского, П А Ротмистрова, И. И. Федюнинского, И. Д. Черняховского, В. И. Чуйкова, П. И. Батова, М. Е. Катукова и многих других.

С некоторыми из них я встречался не только по службе, но и в неофициальной обстановке, где велись личные беседы, и в каждой тема войны была одной из главных.

Внимательно изучил я мемуары военачальников и художественные произведения писателей, посвященные войне. Побывал на полях многих сражений, в том числе и тех, в которых сам участвовал (что немаловажно!). Осмотрел места, где работал и бывал Жуков: в Ставке, в Кремле, в кабинете Сталина и на даче его под Москвой, во дворцах, где проходили международные конференции, — в Ялте и в Цецилиенхофе в Потсдаме Осмотрел залу, где была подписана капитуляция гитлеровской Германии, штабы наших союзников: ставку Черчилля в Лондоне; Эйзенхауэра и Монтгомери на побережье Ла-Манша; в Берлине и в Цоссене здания, где работали генеральный штаб и другие высокие военные инстанции фашистской Германии.

Авторы многих книг могут узнать в моем тексте «свои эпизоды», но я думаю, они меня правильно поймут и не посетуют на это, ведь работа, которую я взвалил на свои плечи, огромна: я не считал нужным прятать или маскировать факты, цифры, документы, а порой и сцены, взятые из книг других авторов. Я говорю об этом открыто. Ничего не присвоил, в каждом случае указываю, от кого мне это стало известно, где прочитал, кто рассказал. В рукописи мною указаны подробные сведения об авторах, где изданы их книги, вплоть до страниц, с которых заимствован текст. Даны сведения об архивных делах — точные их адреса, фонды, номера и страницы, где что взято. Но при публикации это доведено до минимума, так как, если приводить все эти библиографические и справочные сведения, книга, при множестве цитат, превратится и по объему, и по внешнему виду в нечто похожее на справочник. А это ведь художественное произведение!

Я повторяю, не корыстные и меркантильные помыслы двигали мое перо в этой работе, а желание собрать в единую картину все, что есть, и создать таким образом литературную мозаику. Я не претендую ни на роман, ни на эпопею и прошу судить о моей работе по законам нового жанра, который если я и не изобрел, то во всяком случае стремлюсь и считаю своевременным активизировать в литературе.

И еще я встретился со многими участниками войны, сослуживцами маршала Жукова, беседовал и записывал их рассказы и тоже широко использую их в своей книге.

Все компоненты мозаики объединены моими суждениями, объяснениями, комментариями, они-то и должны, по моему замыслу, связать все в единое целое. Не помню, кому принадлежит мысль, но мне она кажется правильной, я ее разделяю: комментарий — это уже мировоззрение. В связи с этим могут возникнуть у читателей опасения, что мои описания в какой-то степени будут субъективными в силу того, что я человек со свойственными каждому из нас своими убеждениями, взглядами, отношением к людям и событиям Наверное, такое опасение закономерно. Но все же в самом начале хочу предупредить, что я старался избегать субъективности и быть в доступной мне степени объективным.

Допускаю, что у многих профессиональных историков чтение моей книги ничего, кроме раздражения, не вызовет, потому что они знают больше меня и вряд ли найдут в моем повествовании что-то для себя новое, а некоторые суждения мои, возможно, будут восприняты ими как ненаучные. Но книга эта в первую очередь рассчитана на читателей, от которых я получил тысячи добрых отзывов на моего «Полководца» и кто ждет теперь книгу о Жукове.

Мне очень хочется дать читателям возможность самим познакомиться с документами, услышать голоса очевидцев, потому что не каждый из вас имеет доступ, да и время на то, чтобы рыться в архивах, доставать необходимые книги в библиотеках, ну и, конечно же, не каждый может встречаться с теми, кто участвовал в сражениях и был близок к историческим личностям и простым людям — участникам событий, о которых пойдет разговор. Я надеюсь, кто-нибудь раскроет эту книгу, когда уже не будет ни меня, ни участников войны, живущих сегодня. Вот тогда ценность бесед и свидетельств очевидцев возрастет еще больше.

Отшумели сражения второй мировой войны, раскрыты архивы и тайны генеральных штабов воевавших сторон, рассказаны и обнародованы ухищрения дипломатов, политических деятелей и военачальников. Казалось бы, пришло время изучать людям правду о всем происшедшем. И вот начали эту правду излагать. Но, как это ни странно, правда опять разная в двух лагерях, так же как это было в дни, когда гремели пушки. Оперируя теми же событиями, сражениями, рубежами и фронтами, количеством войск, датами, именами полководцев и героев, обе стороны теперь пишут историю на свой манер, толкуют так, как это выгодно той или другой стороне, причем самое любопытное, что все подтверждают свои точки зрения достоверными, убедительными аргументами, документами, а в конечном счете приходят к своим, желаемым выводам.

Можно ли не поддаться этому пороку? Давайте попробуем. Но это будет не просто, потому что, хоть и очень много написано об этой войне, она все еще остается по-настоящему «неизвестной».

В связи с перестройкой и гласностью появилось в печати, извлечено из личных и государственных архивов огромное количество неведомых нам ранее фактов или таких событий, о которых нельзя было писать и говорить.

Работая над книгой о Жукове без прежних ограничений и запретов, я обнаружил, что и нам самим эта война во многом не известна. Как это ни странно, но это так! Не говоря уже о тенденциозности и прямой фальсификации, мы еще не знаем многие стороны и подробности войны потому, что есть целые материки материалов, которых мало кто касался. Назову два из них, которые мне довелось просмотреть. Жуков, выезжая на фронт, в действующую армию, ежедневно в конце дня, а чаще ночью или уже утром писал совершенно секретные донесения Сталину Подчеркиваю — ежедневно! Эти донесения ввиду их большой секретности писались в единственном экземпляре лично Жуковым или под его диктовку генералом для особых поручений. На машинке донесения не перепечатывались Их текст передавался Верховному Главнокомандующему шифром. Все, кому был известен текст, расписывались на донесении — начиная от Жукова и кончая шифровальщиками. Донесения эти собраны в несколько объемистых томов по пятьсот и более листов Я прочитал и сделал выписки из этих томов, причем не из расшифрованного в Генеральном штабе текста, а из подлинных, написанных и правленных Жуковым разными карандашами и чернилами. В каждом донесении из почерка так и проявляется, бросается в глаза настроение, душевное состояние маршала. В каждом донесении излагается обстановка на определенный день и час, а также решение Жукова на действия войск в этих обстоятельствах.

Слова, буквы, строчки в каждом донесении разные. Если дела идут успешно, войска наступают или стойко обороняются, строки текста, абзац к абзацу ложится прямыми, строгими прямоугольниками. Но если идет сшибка с контрударами, контратаками, вклиниванием противника и, не дай бог, отходом наших войск, в этом случае и текст донесения на листах бумаги весь вкривь и вкось, с вставками и перечеркиванием, приписками сбоку и на обороте. Тут и карандаши разного цвета, и восклицательные знаки иногда по три подряд.

И, даже порой не выдерживая жуковского темперамента, бумага местами прорвана энергичным росчерком. Представляю еще и восклицания при этом: Жуков под горячую руку, как говорится, за словом в карман не лез, выпаливал, что накипело, громко и энергично.

Другие, еще более объемистые, залежи «неизвестной войны» (наверное, с ними работали ученые, журналисты, работники Министерства обороны и до меня, не претендую на роль первооткрывателя, но для меня это были действительно неведомые сокровища). Представьте себе 96 больших коробок, в каждой из них по 3-4 тома подлинных политических донесений из многих дивизий всех армий и всех фронтов! И в каждом томе более 500 документов. Здесь вся война, каждый ее день, героические поступки, подлые предательства, партсобрания с приветствиями «вождю народов», пьянки и дебоши, сбор средств на вооружение, самоубийства и самострелы. освобожденные города и села, радостные встречи соотечественников и их же помощь нашим врагам, перебои в снабжении и раненые, брошенные на произвол судьбы. Солдаты-герои и генералы-подлецы. Подлецы-солдаты и герои-генералы.

Вот где она, «неизвестная война».

Я познакомлю читателей с многими из этих материалов, имеющих отношение к моей теме, к Жукову, операциям, которыми он руководил

Но, повторяю, сотни томов и тысячи документов еще ждут отбора и публикации, да не только из этих коробок. Стоят на стеллажах, ждут своих первооткрывателей упаковки с делами управлений Генштаба — оперативного, разведывательного — и многих других. И не только Генштаба. Ко всему этому прикасались пока одиночки Все это еще по сей день «неизвестная война».

А у нас некоторые критики и литературоведы договорились до того, что считают военная тема себя исчерпала! Нет, уважаемые коллеги, к военной теме по-настоящему прикоснулись еще очень немногие. Большие открытия и успехи нашей литературы в создании правды о войне и о человеке на войне еще впереди.

Введение мое немного затянулось, но прошу учесть — оно написано ко всей книге, а не только к первой ее части, публикуемой здесь.

Эта первая часть охватывает события, действия людей и главного героя Жукова от начала XX века до Московской битвы включительно.

Вторая часть, над которой я теперь работаю, освещает сражения и роль в них Жукова начиная от Московской битвы и до Дня Победы и принятия Жуковым капитуляции гитлеровской Германии.

Третья часть будет посвящена послевоенной службе и жизни Георгия Константиновича. Эта часть его биографии меньше всего освещена, и была она трудной, потому что фактически сразу после победы, с 1946 года, и до смерти Сталина в 1953 году и с 1957 года до конца жизни он находился в опале.

И лишь в самые последние годы жизни судьба подарила ему большое счастье — любовь к прекрасной женщине и ее такое же сильное ответное чувство. Тем и завершится моя книга.

В моей мозаике описано далеко не все-события, личные поступки и качества людей рассмотрены мной преимущественно в едином аспекте: я писатель военный и стремлюсь не выходить за пределы моей компетентности. Возможно, есть в книге и огрехи. Мне бы очень хотелось получить от читателей замечания, поправки и особенно какие-то новые факты, эпизоды из жизни Георгия Константиновича, которые оказались мне неизвестны при работе над книгой Все это я учту с благодарностью.

Часть I

Начало ратного пути

Как это ни странно звучит сегодня, но будущий маршал, вступая в жизнь, даже не помышлял быть военным. И родители, назвав его при крещении Егорием, вовсе не думали о внесенном в святцы воине Георгии Победоносце.

Выстрел в Сараево 28 июня 1914 года, которым был убит наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц-Фердинанд и с которого принято считать начало первой мировой войны, перевернул судьбы не только императоров, но и деревенского парня, каким был Егор Жуков.

Я начинаю свое повествование с того дня, когда Георгии впервые, еще не надев военной формы, столкнулся, как сказали бы сегодня, с военной проблемой.

Произошло это так. С началом боевых действий, под влиянием, как мы говорим в наши дни, пропаганды произошел всплеск патриотических чувств, особенно у молодежи, быстрее других поддающейся романтическим мечтаниям война, мол, это подвиги, геройство, награды…

К этим дням Жуков семь лет проработал в скорняжной мастерской. Из мальчика-ученика он уже стал мастером, получал «целых десять рублей»! И, как он сам вспоминает» «Хозяин доверял мне, видимо убедившись в моей честности. Он часто посылал меня в банк получать по чекам или вносить деньги на его текущий счет Ценил он меня и как безотказного работника и часто брал в свой магазин, где кроме скорняжной работы мне поручалась упаковка грузов и отправка их по товарным конторам.

Мне нравилась такая работа больше, чем в мастерской, где, кроме ругани между мастерами, не было слышно других разговоров. В магазине — дело другое…»

Нравилось! Глядишь, и вырос бы из Жукова не наш великий полководец, а купец или крупный коммерсант Но вспыхнула война, взбудоражила юношей, захватила возможностью отличиться. Одним из таких был сверстник Георгия, 17-летний парнишка Александр Пилихин, он предложил бежать на фронт Но более рассудительный Георгий решил посоветоваться с самым авторитетным для него человеком — мастером Федором Ивановичем. Тот сказал:

— Мне понятно желание Александра, у него отец богатый, ему есть из-за чего воевать. А тебе, дураку, за что воевать? Уж не за то ли, что твоя мать с голоду пухнет? Вернешься калекой, никому не будешь нужен.

Так старый мастер преподал первый урок социального мышления на военную тему будущему полководцу.

Жуков на фронт не убежал, и, следовательно, первое его соприкосновение с делами военными было не в пользу ратной карьеры. Коммерческое будущее пока взяло верх. А незадачливый друг его все-таки бежал на фронт, и через два месяца его привезли тяжело раненного.

Георгий надел военную форму по призыву, 7 августа 1915 года, в городе Малоярославце Калужской губернии И тем сделал первый шаг к маршальскому жезлу, который, как известно, находится в вещевом мешке каждого солдата.

Я не буду подробно описывать его боевые дела на фронте, да и нет о них подробностей, напомню только, что за храбрость и умелые действия Жуков был произведен в унтер-офицеры и награжден двумя Георгиевскими крестами.

В одной из бесед, которые в конце жизни маршал вел с Константином Симоновым, он так подводит итог началу своей военной биографии-

«Я иногда задумываюсь над тем, почему именно так, а не иначе сложился мой жизненный путь на войне и вообще в жизни. В сущности, я мог бы оказаться в царское время в школе прапорщиков. Я окончил в Брюсовском, бывшем Газетном, переулке четырехклассное училище, которое по тем временам давало достаточный образовательный ценз для поступления в школу прапорщиков.. Но мне этого не захотелось. Я не написал о своем образовании, сообщил только, что окончил два класса церковноприходской школы, и меня взяли в солдаты. Так, как я и хотел.

На мое решение повлияла поездка в родную деревню незадолго перед этим. Я встретил там, дома, двух прапорщиков из нашей деревни; до того плохих, неудачных, нескладных, что, глядя на них, мне было даже как-то неловко подумать, что вот я, девятнадцатилетний мальчишка, кончу школу прапорщиков и пойду командовать взводом и начальствовать над бывалыми солдатами, над бородачами и буду в их глазах таким же, как эти прапорщики, которых я видел у себя в деревне. Мне не хотелось этого, было неловко.

Я пошел солдатом. Потом кончил унтер-офицерскую школу — учебную команду. Эта команда, я бы сказал, была очень серьезным учебным заведением и готовила унтер-офицеров поосновательнее, чем ныне готовят наши полковые школы…

Роль унтер-офицеров в царской армии была очень велика. По существу, на них лежало все обучение солдат, да и немалая тяжесть повседневного руководства солдатами, в том числе и руководство ими в бою. Среди царских офицеров было немало настоящих трудяг, таких, которые все умели делать сами и делали, не жалея на это ни сил, ни времени. Но большинство все-таки сваливали черновую работу на унтер-офицеров, полагались на них. И это определило положение унтер-офицеров в царской армии. Они были хорошо подготовлены, служили серьезно и представляли собой большую силу…

После Февральской революции я был выбран председателем эскадронного комитета, потом членом полкового.

Нельзя сказать, что я был в те годы политически сознательным человеком. Тот или иной берущий за живое лозунг, брошенный в то время в солдатскую среду не только большевиками, но и меньшевиками, и эсерами, много значил и многими подхватывался. Конечно, в душе было общее ощущение, чутье, куда идти. Но в тот момент, в те молодые годы можно было и свернуть с верного пути. Это тоже не было исключено. И кто его знает, как бы вышло, если бы я оказался не солдатом, а офицером, если бы кончил школу прапорщиков, отличился в боях, получил бы уже другие офицерские чины и к этому времени разразилась бы революция. Куда бы я пошел под влиянием тех или иных обстоятельств, где бы оказался? Может быть, доживал бы где-нибудь свой век в эмиграции? Конечно, потом, через год-другой, я был уже сознательным человеком, уже определил свой путь, уже знал, куда идти и за что воевать, но тогда, в самом начале, если бы моя судьба сложилась по-другому, если бы я оказался офицером, кто знает, как было бы Сколько искалеченных судеб оказалось в то время у таких людей из народа, как я.

Начиная свой жизненный и военный путь, Жуков, конечно, и предположить не мог, что именно он, Георгий Жуков, одержит блистательные победы над крупнейшими немецкими генералами и фельдмаршалами.

Очень часто в книгах о войне мы встречаем фамилии гитлеровских генералов, с которыми довелось сражаться в боях нашим полководцам. Но, как правило, на фамилиях все дело и кончается, а ведь каждый из генералов обладал определенным характером, имел свои приемы ведения боев и операций, и это все при встрече с нашими военачальниками, несомненно, сказывалось. И если в сражении доводилось одерживать победу или терпеть поражение, то, мне кажется, одно из объяснений успеха или неуспеха заложено и в личности генерала, с которым, как говорится, пришлось скрестить шпаги. Вот, исходя из этих соображений, я хочу в моей книге дать портреты будущих противников Жукова.

Я собирал эти материалы в нашей и зарубежной печати. А однажды представился случай познакомиться с личными делами гитлеровских генералов и фельдмаршалов В немецкой армии, как и в других армиях мира, на каждого офицера велись в управлении кадров личные дела. У нас это папки с завязками, в которых постепенно, год за годом, накапливаются аттестации и другие документы, характеризующие службу офицера. В немецкой армии учет выглядит несколько иначе У них на каждого офицера и генерала заполнялись карточки с однообразными для всех пунктами, что-то вроде нашей анкеты, только с меньшим количеством вопросов, сюда вносились конкретные биографические и служебные данные. Я снял копии с личных дел немецких военачальников, с которыми вам в книге, а Жукову на полях сражений придется встретиться.

Начнем с будущего фельдмаршала Вильгельма Кейтеля. Почему с него? Потому, что именно Кейтель в мае 1945 года будет подписывать безоговорочную капитуляцию гитлеровской армии, которую положит перед ним на стол Жуков. Вот что написано в личном деле Вильгельма Кейтеля. Родился в 1882 году в семье среднего достатка, среднего класса, даже с антипрусскими традициями. Первое офицерское звание — лейтенант — он получил в 1902 году В 1914 году он уже был капитаном и служил в военном министерстве. В годы первой мировой войны в качестве офицера генерального штаба работал в штабах нескольких кавалерийских корпусов и дивизий В 1920 году — преподаватель в кавалерийской школе. Затем после мировой войны он служил в различных частях на штабных и командных должностях. В 1923 году получил звание майора.

Следующий из будущих противников Жукова, с кем надо познакомиться пораньше, как мне кажется, — Эвальд фон Клейст. Потому что фон Клейст будет первым гитлеровским генералом, с которым Жукову придется столкнуться на поле боя в первую же неделю войны, недалеко от нашей границы. Клейст в отличие от Кейтеля был родовит по военной линии, один из его предков был фельдмаршалом сухопутных войск при Фридрихе II. Следующий его предок тоже, еще в конце XVIII века и в начале XIX, отличился во многих войнах, за что получил звание графа, и вот с тех пор к фамилии Клейст стала прибавляться приставка «фон».

Эвальд Клейст родился в 1881 году. Звание лейтенанта получил в 1901 году, с 1910 по 1914 год учился в академии. После окончания академии получил звание капитана (Жуков, как вы помните, в 1915 году только надел солдатскую форму). В годы первой мировой войны Клейст работал в штабах корпуса, а после был направлен на службу в генеральный штаб. В 1919 году — майор и работает референтом, завотделом в военном ведомстве.

Если с Клейстом Жуков только столкнулся в первые дни войны, но остановить его танковый таран не смог, то с фельдмаршалом фон Боком он бился долго и упорно в сражениях под Москвой и одержал над ним, как известно, блестящую победу. Поэтому и за службой фон Бока давайте проследим заранее. По возрасту он ровесник Кейтеля и Клейста, родился в 1880 году, тоже потомственный прусский офицер в третьем поколении. На фронтах первой мировой войны дослужился до командира полка.

В те же годы начинали свои военные биографии и набирались образования и опыта почти все будущие противники Жукова. Гальдер, фон Манштейн, Гудериан, Гот, Паулюс, фон Рундштедт, Лист, Гёпнер и другие У них очень похожие биографии, почти все они родились в конце прошлого века, потомственные служаки, окончили офицерские училища и военные академии, получили опыт на фронтах первой мировой войны. По ходу службы Жукова я буду знакомить читателей и с изменениями в биографиях его оппонентов.

Жизнь нескольких поколений почти всех европейских государств в середине XX века зависела не только от обычного хода истории, движимого постоянно действующими социальными, экономическими, политическими и природными механизмами, но еще в эти годы проявилось и очень ощутимое влияние исторических личностей.

Деятельность Георгия Константиновича Жукова часто соприкасалась с деяниями двух исторических персонажей — это Сталин и Гитлер, от них нередко зависели и его собственные поступки, решения, а порой жизнь или смерть.

И хочу сразу же не просто сказать, а с недоумением воскликнуть по поводу такого вот исторического парадокса: Сталин и Гитлер были признаны военно-врачебными комиссиями непригодными к военной службе. Правда, в годы первой мировой воины, когда всех призывали «под метелку», Гитлер дослужился до звания ефрейтора. И вот эти двое, не наделенные природой даже простейшими качествами, необходимыми для военной профессии, становятся Верховными Главнокомандующими, руководят сражениями миллионных армий, присваивают звания маршалов и генералов, награждают или расстреливают их по своей прихоти, посылают в бой миллионы людей, проводят сражения в масштабах, невиданных доселе в истории.

Многие из живущих сегодня, и я в том числе, — свидетели и участники того, как вершилась недавняя история. Я считаю необходимым вспомнить хотя бы главные события и основных предводителей наших потому, что новые поколения не знают этих событий, не говоря о скрытых движущих рычагах и пружинах, без этого им многое будет непонятно. Да и нам, уходящим, на склоне лет нелишне вспомнить и пережитое, и что мы «натворили» в то жестокое лихолетье, ведомые историческими личностями и своей слепой преданностью им.

Гражданская война, годы двадцатые

В книге Жукова, в главе, которая называется «Участие в гражданской войне», изложена общая обстановка на фронтах, на востоке, на западе, на юге, но все это в очень крупных масштабах, и мало сказано о личном участии Жукова в боях Из автобиографии в его личном деле и из отдельных эпизодов в воспоминаниях можно составить следующую короткую хронику его участия в гражданской войне

В Краевую Армию вступил добровольно в августе 1918-го Службу начал в 4-м кавалерийском полку 1 и Московской кавалерийской дивизии. Полк формировался в Москве, в казармах на Ходынке. Был в этом полку рядовым, затем, командиром отделения, помощником командира взвода.

Весной 1919 года возникла опасность для молодой Советской республики на востоке. Оттуда вел свою трехсоттысячную, хорошо вооруженную армию Колчак. Сюда, на этот фронт, и был брошен полк, в котором служил Жуков. Он вспоминает о прибытии в район боевых действий довольно живописно.

«Помню момент выгрузки нашего полка на станции Ершов. Изголодавшиеся в Москве красноармейцы прямо из вагонов ринулись на базары, купили там караваи хлеба и тут же начали их поглощать, да так, что многие заболели. В Москве-то ведь получали четверть фунта плохого хлеба да щи с кониной или воблой.

Зная, как голодает трудовой народ Москвы, Петрограда и других городов, как плохо снабжена Красная Армия, мы испытывали чувство классовой ненависти к кулакам, контрреволюционному казачеству и интервентам. Это обстоятельство помогло воспитывать в бойцах Красной Армии ярость к врагу, готовность их к решающим схваткам».

К середине апреля создалась реальная угроза соединения войск Колчака и Деникина, потому что Колчак находился в непосредственной близости от Казани и Самары. В этот критический момент командование южной группой войск Восточного фронта было возложено на М. В. Фрунзе. Умелым ударом по открытому левому флангу Фрунзе нанес белым поражение под Бугульмой, Белебеем и под Уфой. В этих боях участвовал, еще в небольшом звании, в должности помкомвзвода, и Жуков Тогда же он впервые увидел Фрунзе. Конечно, он тогда стоял в строю, а Фрунзе был для него большой, недосягаемый начальник, но все же эта встреча навсегда запомнилась Жукову, он с большой теплотой отзывался о Михаиле Васильевиче.

В это время уже совсем определяется и политическое лицо Георгия Константиновича. До марта 1919 года он состоял в группе сочувствующих (тогда еще не было кандидатов партии), а 1 марта 1919 года его приняли в члены РКП (б). В партию Жуков вступал, как говорится, с открытой душой, полностью разделяя ее программу — социальное положение и жизнь крестьянина-бедняка сформировали его взгляды и чаяния, они совершенно соответствовали тому, что провозглашала и осуществляла партия. В своих воспоминаниях он, уже будучи пожилым человеком, с жаром пишет— «С тех пор все свои думы, стремления, действия я старался подчинять обязанностям члена партии, а когда дело доходило до схватки с врагами Родины, я, как коммунист, помнил требования нашей партии быть примером беззаветного служения своему народу».

И это действительно так. В сабельных рубках, в стычках с врагами Жуков был храбрым бойцом, что отмечали его товарищи и командиры. Во второй половине 1919 года его, как человека, проявившего себя в боях и заслуживающего дальнейшего роста, намеревались послать на курсы красных командиров. Но в эти дни в районе села Заплавное белые внезапно переправились через Волгу между Черным Яром и Царицыном, и полк вместе с другими частями был брошен на ликвидацию этого плацдарма, поэтому Жукова на учебу не отправили. Да к тому же в этих боях он был и ранен. Это произошло в рукопашной схватке — недалеко от Жукова разорвалась ручная граната, и осколки впились в левую ногу и левый бок. Жуков был отправлен в лазарет.

После лечения он получил месячный отпуск на поправку. Поехал к родителям, в свою родную деревню Стрелковку. Здесь было голодно, жилось трудно. Сразу после отпуска Жуков явился в военкомат и попросил, чтобы его отправили в действующую армию. Но военком, посмотрев на него, сказал, что он еще слаб, надо бы ему полечиться, и поэтому отправил его на кавалерийские курсы в Старожилово Рязанской губернии.

Здесь скоро разглядели в нем задатки способного командира и назначили старшиной курсантской роты.

На курсах Жуков проучился до июля 1920 года, затем курсы в полном составе были доставлены эшелоном в Москву, в Лефортовские казармы, где их объединили с бойцами других курсов и создали 2-ю Московскую бригаду курсантов, которую направили на юг против Врангеля.

В составе курсантского полка Жукову пришлось рубиться с кавалеристами десанта генерала Улагая. В ходе этих боев ввиду постоянной нехватки командиров был произведен досрочный выпуск курсантов, отличившихся в боях. В их числе был и Жуков. Получил он назначение в 14-ю отдельную кавалерийскую бригаду, в 1-й кавалерийский полк, где стал командиром взвода. За короткое время Жуков завоевал авторитет у своих бойцов и у командования как командир, умеющий организовать учебу, да и как боевой командир, потому что занятия часто прерывались выходами для ликвидации многочисленных банд, появлявшихся в то время.

Таким образом, Жуков участвовал в боях на Южном фронте, членом Реввоенсовета которого был в то время Сталин. Разумеется, их разное служебное положение не могло привести к встрече — один в числе атакующих с шашкой наголо, другой в штабе фронта, но все же Жуков видел и знал происходившее вокруг и позднее имел право судить и оценивать события тех дней как очевидец и участник.

Жуков, характеризуя Сталина как военачальника, отзывался о нем в разные годы по-разному. В книге своей Георгий Константинович высоко оценивал военные способности, организаторский его талант и в целом как Верховного Главнокомандующего, который «владел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах».

В более поздних статьях и выступлениях Жуков военные способности Сталина, и особенно его успехи в руководстве операциями, оценивал более скромно. Что касается бесед с людьми, которым Георгий Константинович доверял, то в этих разговорах он отзывался о Сталине как о человеке, слабо разбиравшемся в военных делах и приносившем больше вреда, чем пользы, в руководстве операциями, особенно до Сталинградской битвы. Более подробно мы коснемся этого в соответствующих главах.

Противоречия в оценках Жукова объясняются и цензурными барьерами, и усердием «доработчиков».

Поэтому только интимные беседы, содержание которых стало известно лишь в период гласности, пожалуй, отражают подлинное мнение маршала и оценку деятельности Сталина как полководца.

Но поскольку мы с вами решили во всем разобраться сами, давайте такие разноречивые оценки Жукова проверим нашим мнением, определив его в каждом конкретном случае, используя для этого те доступные эпизоды, которые будут приведены по ходу повествования.

В конце 1920 года Жуков уже командует 2-м эскадроном 1-го кавалерийского полка. В этой должности он принимает участие в боях по ликвидации антоновского восстания. Это были крупные бои, у восставших сформировалась целая армия. Руководили боевыми действиями на Тамбовщине — М. Н. Тухачевский, В. А. Антонов-Овсеенко и И. П. Уборевич. Вот здесь Жуков впервые познакомился с этими крупными военачальниками и видел их, как говорится, в боевых делах.

Разумеется, по своей должности командира эскадрона Жуков не заседал в высоких штабах и не участвовал в разработке крупных операций, он делал свое дело, сражался.

В одном из боев антоновец едва не зарубил Жукова, и мы бы могли в тот момент навсегда потерять этого талантливейшего человека, но боевой соратник, политрук Ночевка, спас его.

Вот как сам Жуков своим энергичным языком рассказал об этом в беседе с Симоновым:

«Надо сказать, что это была довольно тяжелая война. В разгар ее против нас действовало около семидесяти тысяч штыков и сабель. Конечно, при этом у антоновцев не хватало ни средней, ни тем более тяжелой артиллерии, не хватало снарядов, были перебои с патронами, и они стремились не принимать больших боев. Схватились с нами, отошли, рассыпались, исчезли и возникли снова. Мы считаем, что уничтожили ту или иную бригаду или отряд антоновцев, а они просто рассыпались и тут же рядом снова появились. Серьезность борьбы объяснялась и тем, что среди антоновцев было очень много фронтовиков и в их числе унтер-офицеров. И один такой чуть не отправил меня на тот свет.

В одном из боев наша бригада была потрепана, антоновцы изрядно всыпали нам. Если бы у нас не было полусотни пулеметов, которыми мы прикрылись, нам бы вообще пришлось плохо. Но мы прикрылись ими, оправились и погнали антоновцев.

Незадолго до этого у меня появился исключительный конь. Я взял его в бою. И вот, преследуя антоновцев… я не удержал коня Он вынес меня шагов на сто вперед всего эскадрона. Во время преследования я заметил, как мне показалось, кого-то из командиров, который по снежной тропке — был уже снег — уходил к опушке леса. Я за ним. Он от меня. Догоняю его, вижу, что правой рукой он нахлестывает лошадь плеткой то по правому, то по левому боку, а шашка у него в ножнах… и в тот момент, когда я замахнулся шашкой, плетка оказалась у него слева. Хлестнув, он бросил ее и прямо с ходу, без размаха вынес шашку из ножен, рубанул меня. Я не успел даже закрыться, у меня шашка была еще занесена, а он уже рубанул, мгновенным, совершенно незаметным для меня движением вынес ее из ножен и на этом же развороте ударил меня поперек груди. На мне был крытый сукном полушубок, на груди ремень от шашки, ремень от пистолета, ремень от бинокля. Он пересек все эти ремни, рассек сукно на полушубке, полушубок и выбил меня этим ударом из седла. И не подоспей здесь мой политрук, который зарубил его шашкой, было бы мне плохо. Потом, когда обыскивали мертвого, посмотрели его документы… увидели, что это такой же кавалерийский унтер-офицер, как и я, и тоже драгун, только громаднейшего роста. У меня потом еще полмесяца болела грудь от его удара.. «

В тот жаркий день под Жуковым убили лошадь. Он из револьвера отстреливался от наседавших на него повстанцев, пытавшихся взять его в плен. Его спасли подоспевшие на выручку бойцы. В конце лета 1921 года отряды Антонова на Тамбовщине были ликвидированы. Жуков за геройство в этих боях награжден орденом Красного Знамени.

С 1922 года по март 1923 года Жуков командовал эскадроном 38-го кавалерийского полка В его личном деле появились первые письменные аттестации.

На моем столе лежит копия личного дела Георгия Константиновича Жукова. Первая аттестация 1922 года, в ней написано:

«Командир эскадрона с 10 ноября 1920 года. С 1 марта 1918 года все время на фронте. Кавалерийскую службу теоретически и практически знает хорошо. Общеобразовательная подготовка средняя, строевая и боевая хорошая, но иногда дерзко относится к политруку».

Вот еще когда отмечалась его самостоятельность и несколько напряженное отношение к политработнику, в действиях которого он, как командир-единоначальник, замечал известное притеснение.

Командир полка написал в этой аттестации свое заключение.

«По своим знаниям соответствует своему назначению и может быть повышен».

Аттестация 1923 года выглядит уже так (обратите внимание на любопытный стиль документов того времени):

«Тов Жуков вполне отлично подготовлен теоретически, вышколенно знает кав. службу, отлично воспитан, обладает широкой инициативой, хороший администратор — хозяин эскадрона. Дисциплинирован, но бывает иногда резок в обращении с подчиненными Политически подготовлен удовлетворительно. В занимаемой должности пребывает достаточно для его повышения в пом ком полка»

Утверждая эту аттестацию, командир 7-й кавалерийской дивизии Н. Д. Каширин написал:

«Допустить товарища Жукова к исполнению должности пом командира полка 40-го кав полка и возбудить ходатайство об его утверждении»

Дальше сам Жуков вспоминает, что вскоре его вызвал командир дивизии Каширин, побеседовал с ним, расспросил, как идут дела с обучением в подразделении, и совершенно неожиданно для Жукова, которого это известие прямо ошарашило, сказал, что принято решение назначить его командиром 39-го Бузулукского кавалерийского полка.

Можно понять Жукова: должность командира полка высокая, ответственная и настолько самостоятельная, что не только предоставляет возможность командиру проявить себя, но и открывает ему огромную перспективу дальнейшей службы

Жуков пишет по этому поводу:

«Полк — это основная боевая часть, где для боя организуется взаимодействие всех сухопутных родов войск, а иногда и не только сухопутных. Командиру полка нужно хорошо знать свои подразделения, а также средства усиления, которые обычно придаются полку в боевой обстановке. От него требуется умение выбрать главное направление в бою и сосредоточить на нем основные усилия Особенно это важно в условиях явного превосходства в силах и средствах врага.

Командир части, который хорошо освоил систему управления полком и способен обеспечить его постоянную боевую готовность, всегда будет передовым военачальником на всех последующих ступенях командования как в мирное, так и в военное время».

Мне довелось командовать разными полками — горно-стрелковым, стрелковым, механизированным — около шести лет, в мирное время, после войны. И поэтому могу с полным основанием подтвердить, что полк — действительно сложный армейский организм, а если он еще стоит отдельным гарнизоном, то напоминает крошечное государство Судите сами: штаб — это нечто вроде правительства; есть и своя крупная партийная организация (партия), и еще политработники — профессионалы политической работы. В полку свое сложное, хорошо организованное снабжение, я имею в виду не только централизованное, но и свое полковое хозяйство— бывают свиные и молочные фермы и даже посевные площади, в горнострелковом полку нам доводилось сеять клевер и заготавливать сено для лошадей на зиму В полку есть представитель особого отдела КГБ и даже своя «тюрьма» — гауптвахта. Есть учреждения культуры — библиотека, клуб, много комнат для политической работы, так называемые «ленинские комнаты» Имеется, в конце концов, и торговля: свои магазины, кафе, буфеты, чайные.

В мемуарах очень многих наших военачальников время службы в должности командира полка единодушно оценивается не только как самое трудное и плодотворное, но и считается еще и школой, открывающей перед строевым офицером возможность дальнейшей успешной работы на более высоких должностях.

Вот на такую должность в конце апреля 1923 года и был назначен Жуков, шел ему тогда двадцать восьмой год.

Итак, в начале двадцатых годов Жуков командовал полком. Вскоре командир 7-й кавдивизии Каширин был назначен с повышением в другое соединение (позднее он был расстрелян), а на его должность прибыл герой гражданской войны Г Д Гай На первых же учениях, которые проводил с полком Жуков, он понравился опытному боевому командиру дивизии А Жукову, в свою очередь, пришелся по душе энергичный, горячий Гай, и не только потому, что у него была славная боевая биография, он и в мирное время работал увлеченно, внимательно и заинтересованно относился к людям, что хорошо чувствовали все окружающие и за что его очень уважали.

В конце летней учебы 1923 года 7-я Самарская кавалерийская дивизия участвовала в больших окружных маневрах. И здесь Жуков тоже отличился своими быстрыми и энергичными действиями. Столкнувшись с «противником» во встречном бою, он опередил его в развертывании и лихим ударом во фланг «разгромил его наголову». За эти действия Жукова отметил и похвалил не только комдив Гай, но и командующий округом М Н Тухачевский, который наблюдал за форсированным маршем и стремительной атакой кавалеристов. Так впервые Жуков заслуживает высокую похвалу опытнейшего, великолепно разбирающегося в военных делах будущего маршала Тухачевского.

Однако, несмотря на свою довольно удачную службу и хорошее мнение о нем командиров, сам Жуков ощущал недостаточность теоретической подготовки. Он писал об этом: «В старой царской армии окончил унтер-офицерскую учебную команду, в Красной Армии — кавалерийские курсы красных командиров. Вот и все. Правда, после окончания гражданской войны усиленно изучал всевозможную военную литературу, особенно книги по вопросам тактики.

В практических делах я тогда чувствовал себя сильнее, чем в вопросах теории, так как получил неплохую подготовку еще во время первой мировой войны Хорошо зная методику боевой подготовки и увлекался ею. В области же теории понимал, что отстаю от тех требований, которые сама жизнь предъявляет мне как командиру полка. Размышляя, пришел к выводу, не теряя времени, надо упорно учиться. Ну а как же полк, которому надо уделять двенадцать часов в сутки, чтобы везде и всюду успеть? Выход был один. прибавить к общему рабочему распорядку дня еще три-четыре часа на самостоятельную учебу, а что касается сна, отдыха — ничего, отдохнем тогда, когда наберемся знаний».

Однажды полк посетил герой гражданской войны, легендарный В. К. Блюхер. Он провел с полком Жукова учение, внезапно объявив боевую тревогу Поставленную задачу полк выполнил, действовал быстро и организованно. После отбоя Блюхер дал высокую оценку и действиям полка, и Жукову лично. Георгий Константинович вспоминает:

«Я был очарован душевностью этого человека. Бесстрашный боец с врагами Советской республики, популярный герой, В К. Блюхер был идеалом для многих. Не скрою, я всегда мечтал быть похожим на этого замечательного большевика, чудесного товарища и талантливого командующего».

Вот здесь Жуков сам приоткрывает нам свой идеал командира, к которому он стремился в те годы.

В июле 1924 года комдив Гай, ценящий своего талантливого командира полка, направляет Жукова на учебу в Ленинград, в Высшую кавалерийскую школу

За время работы в должности командира полка Жуков заслужил следующую аттестацию:

«Хороший строевик и администратор, любящий и знающий кавалерийское дело. Умело и быстро ориентируется в окружающей обстановке Дисциплинирован и в высшей степени требователен по службе. За короткое время его командования полком сумел поднять боеспособность и хозяйство полка на должную высоту. В боевой жизни мною не испытан. Занимаемой должности соответствует. Командир 2-й бригады 7-й Самарской дивизии В. Селицкий».

К этой аттестации присоединился и Гай, командир и военком 7-й кав. дивизии:

«С аттестацией командира бригады вполне согласен. Тов. Жуков теоретически и тактически подготовлен хорошо. За короткий срок поставил полк на должную высоту Хороший спортсмен-наездник. Должности вполне соответствует».

Гай (настоящее имя его Гайк Дмитриевич Бжишкян) после командования 7-й Самарской кавалерийской дивизией, в которой служил Жуков, в дальнейшем стал командиром корпуса, работал в военно-педагогических заведениях, занимался научной работой. В 1937 году, в числе многих других, был расстрелян по ложному обвинению.

Высшая кавалерийская школа находилась в Ленинграде. Жуков приехал в Ленинград впервые. Этот прекрасный город с его революционными традициями, с огромным количеством культурных и исторических памятников и учреждений совершенно захватил Жукова, и он наслаждался, знакомясь со всем этим богатством. Высшая школа имела прекрасную учебную базу и размещалась в здании бывшей царской высшей кавалерийской школы, здесь были удобные классы, манеж, методические кабинеты, в общем, все способствовало тому, чтобы успешно учиться. Кстати, вскоре школа была переименована в кавалерийские курсы усовершенствования командного состава (ККУКС), а срок обучения сокращен с двух до одного года, о чем Жуков очень сожалел, так как страстно стремился повышать свои знания.

Начальником курсов был В М Примаков, человек легендарной судьбы и сложной биографии. В 1915 году, еще будучи гимназистом, он вступил на путь революционера. Вернее, вступил он на этот путь раньше, а в 1915 году уже был арестован за распространение воззваний против войны среди войск Черниговского гарнизона. Поскольку это было в военное время, да еще среди войск, Примакову по приговору была определена пожизненная ссылка в Восточную Сибирь. Только после Февральской революции он освободился из ссылки и, прибыв в Петроград, участвовал в Октябрьском вооруженном восстании, возглавляя один из отрядов, штурмовавших Зимний дворец. Затем участвовал в разгроме мятежа Краснова, а в январе 1918 года сформировал 1-й полк Червонного казачества на Украине. В дальнейшем полк вырос в бригаду, дивизию и Первый конный корпус Червонного казачества. Примаков сражался против войск Деникина, Врангеля, на польском фронте, отличался в боях исключительной храбростью, за что награжден тремя орденами Красного Знамени.

Виталий Маркович Примаков был весьма эрудированным человеком Об этом свидетельствует то, что после курсов его неоднократно назначали на дипломатическую работу: он был советником в Китае, военным атташе в Афганистане и Японии, затем зам. командующего войсками различных округов, увлекался не только военно-историческим творчеством, но и художественным — он автор нескольких художественных книг. Жизнь его, как и многих военачальников, закончилась трагически: в 1937 году он был расстрелян по ложному обвинению.

Примакову недолго пришлось командовать курсами, он получил другое назначение, а на его место прибыл тоже известный еще в старой русской армии кавалерист М, А Баторский.

В наборе, с которым поступил Жуков, было более двухсот человек. Все молодые командиры, многие из них прошли такую же школу, как Жуков, большинство были командирами кавалерийских эскадронов. Однако набралось двадцать пять человек командиров полков, их выделили в особую группу, в нее вошел и Жуков В этой группе были К. К. Рокоссовский, И X. Баграмян, А. И. Еременко и мною других, в будущем крупных военачальников Все они были по годам молодые, по опыту бывалые люди, и все они хотели учиться, получать знания, поэтому сразу установилась атмосфера какой-то энергичной состязательности, учились с желанием отличиться друг перед другом, тем более что кроме учебы были еще и настоящие соревнования, конноспортивные или просто спортивные. Маршал Баграмян пишет в своих воспоминаниях:

«Георгий Константинович Жуков среди слушателей нашей группы считался одним из самых способных. Он уже тогда отличался не только ярко выраженными волевыми качествами, но и особой оригинальностью мышления На занятиях по тактике конницы Жуков не раз удивлял нас какой-нибудь неожиданностью. Решения Георгия Константиновича всегда вызывали наибольшие споры, и ему обычно удавалось с большой логичностью отстоять свои взгляды».

После войны, уже в 70-х годах, я бывал у Ивана Христофоровича, моего бывшего командующего фронтом в годы Великой Отечественной войны Он многое мне рассказывал, показывал свои рукописи, позднее опубликованные Жена Баграмяна, Тамара Амаяковна, ставила на стол свои неповторимые «фирменные» пирожки, а Иван Христофорович, вспоминая сослуживцев, так вдохновлялся, что я зримо представлял себе тех молодых, бравых командиров, о ком он рассказывал. О Жукове я его специально не расспрашивал, о чем теперь очень сожалею, но тогда я не думал писать эту книгу Помню такую вот любопытную деталь из рассказа Баграмяна:

— Мы были молодые, и, вполне естественно, кроме учебы, нам хотелось иногда и развлечься, и погулять, что мы и делали уходили в город, иногда ужинали в ресторане, иногда ходили в театры Жуков редко принимал участие в наших походах, он сидел над книгами, исследованиями операций первой мировой войны и других войн, а еще чаще разворачивал большие карты и, читая книги или какие-нибудь тактические разработки, буквально ползал по картам, потому что карты были большие, они не умещались на столе, он их стелил на пол и вот, передвигаясь на четвереньках, что-то там выглядывал, высматривал и потом сидел, размышляя, нахмурив свой могучий, широкий лоб И случалось нередко так мы возвращались после очередной вылазки, а он все еще сидел на полу, уткнувшись в эти свои карты.

У Жукова был не только талант, но и тяга к военному искусству Бывает иногда и так у человека есть талант, но он его не ощущает, не развивает, не живет тем делом, талант к которому подарила ему природа. У Жукова его природное дарование сочеталось со страстной любовью к военной профессии. Иногда у человека, даже увлеченного своим делом, бывает, как мы сегодня говорим, еще и какое-то хобби У Жукова все было сконцентрировано и устремлено на ратное дело Оно было и страстью, и увлечением, и смыслом всей жизни.

В осенние и зимние месяцы слушатели овладевали довольно большой программой по тактике конницы и общевойскового боя Нагрузка была немалая, а в летнее время те же вопросы отрабатывались практически в поле на многочисленных учениях с выездом на конях

Учеба закончилась, сданы экзамены. Многие подружились на этих курсах на всю жизнь. Такая дружба здесь завязалась у Жукова с Рокоссовским. Все разъезжались по своим частям, а неугомонный Жуков и здесь придумал нечто неожиданное. Он, командир полка М. Савельев и командир эскадрона астраханского полка Н Рыбалкин решили организовать конный пробег по маршруту Ленинград — Витебск — Орша — Бори сов — Минск, чтобы прибыть к месту службы таким вот необычным способом. Командование курсов рассмотрело обоснованный, хорошо рассчитанный план пробега, но заявило, что не имеет возможности организовать в пути обслуживание и питание Однако настойчивые командиры не отказались от своих намерений и решили пройти почти 1000 км за семь суток. Это было не просто, такого опыта еще не было.

И вот ранним осенним утром они тронулись от Московской заставы, их проводили представители командования курсов и друзья. У Жукова в первый день почему-то захромала лошадь Дира, она уже была немолодая. И поэтому ему частенько приходилось спешиваться и вести лошадь в поводу. Но в дальнейшем Дире стало лучше, и Жуков, не смалодушничав в первый день из-за неожиданного препятствия, до конца прошел весь маршрут Преодолев тяжелый путь, участники пробега похудели каждый примерно на шесть килограммов, лошади потеряли больше десяти. Этот смелый пробег был отмечен премиями и благодарностью командования, он был засчитан и как своеобразный рекорд — раньше никто из конников не преодолевал такое большое расстояние за столь короткий срок.

Вскоре Жуков отправился в отпуск. Когда он вернулся, части переходили на новые штаты. В дивизии вместо шести полков теперь оставалось только четыре Конечно же, командование отобрало в новые штаты лучших. Жуков был одним из первых Он стал командиром вновь сформированного 39-го кавалерийского полка

Весной 1925 года было издано директивное письмо ЦК партии «О единоначалии в Красной Армии». Жукова вызвали в штаб, где кроме командира дивизии были командир 3-го кав корпуса С. К. Тимошенко и комиссар этого корпуса А П Крохмаль. Жукова спросили, готов ли он взять на себя обязанности командира и комиссара полка, то есть стать единоначальником. Жуков, подумав, ответил согласием. Через несколько дней был издан такой приказ В 7-й кавалерийской дивизии это был первый командир полка — единоначальник.

Вскоре после этого комдива К. Д. Степного-Спижарного сменил очень опытный и боевой комдив Д. А. Шмидт. Командиры дивизии менялись, а мнение о Жукове не менялось, вернее, с каждым годом все улучшалось. В 1926 году уже новый комдив делает о Жукове такую запись в его аттестации:

«Блестяще справляется с должностью единоначальника. Полагаю, достоин быть командиром бригады».

За время учебы на ККУКСе Жуков основательно повысил свою теоретическую подготовку Можно сказать, что, подобно Горькому, который, не имея высшего образования, путем самостоятельной учебы стал одним из образованнейших людей, Жуков благодаря упорному, настойчивому самообразованию, не имея академического диплома, стал одним из самых сведущих людей в военном деле. И не случайно в эти годы в очередной аттестации появляется такая строка:

«Активный работник в области военно-научного дела».

Осенью 1927 года полк посетил С. М. Буденный, инспектор кавалерии РККА. Он осмотрел расположение полка и, конечно, не мог обойтись без «выводки» Буквально через несколько минут, по сигналу, эскадроны выстроились и были готовы к «выводке». Этот красивый и очень своеобразный ритуал в настоящее время уже не существует в армии. Но я в свое время, в 1958 — 1960 годах, командуя горнострелковым полком в Туркестанском военном округе, нередко сам проводил «выводки» и делал их по требованию проверяющих. Все здесь рассчитано, очень продуманно и, не боюсь этого слова, — красиво Угодить Буденному, старому кавалерийскому служаке, было, конечно, трудновато, но «выводка» ему очень понравилась, и он поблагодарил красноармейцев и Жукова за отличное содержание лошадей, а у Буденного заслужить такую оценку было непросто!

Позднее полк посетил командующий войсками Белорусского военного округа А. И. Егоров, один из самых серьезных теоретиков Красной Армии. В годы гражданской войны он командовал фронтами, известен в истории как полководец, разгромивший армии Деникина Егоров был награжден двумя орденами Красного Знамени и Почетным революционным оружием.

Он приехал в полк неожиданно и сразу же пришел на занятия, которые проводил Жуков. Разумеется, когда заранее известно, что будет проверять высокое начальство, то и занятия соответственно готовятся. Побыв на обычных, рядовых занятиях Жукова, Егоров высказал ряд замечаний и пожеланий, но в целом оценил высоко методику их проведения командиром полка. Человек высокой штабной культуры, Егоров пожелал познакомиться с разработкой мобилизационного плана полка. И в этих специфических штабных делах у Жукова все оказалось на должном уровне. Осмотрел Егоров склады текущего довольствия и неприкосновенных запасов, здесь тоже все было в порядке.

В общем, Жуков в те годы встречался со многими замечательными военачальниками и командирами К сожалению, почти все, кого я называю в этих главах, были впоследствии уничтожены во время сталинских репрессий.

Тридцатые годы

В тридцатые годы начинается новый этап в жизни Красной Армии, а следовательно, и в жизни Г. К. Жукова

С начала индустриализации, когда у нас появляются заводы, способные производить военную технику, мощно укрепляется оборонная база страны. Начинается важнейший процесс — перевооружение армии. В 1931 году вводится специальная должность начальника вооружений РККА, который станет заниматься именно вопросами технического перевооружения. На эту должность в том же 1931 году назначается М. Н. Тухачевский

Жуков очень высоко оценивал Тухачевского «При встречах с ним меня пленяла его разносторонняя осведомленность в вопросах военной науки, — писал Георгий Константинович. — Умный, широкообразованный профессиональный военный, он великолепно разбирался как в области тактики, так и в стратегических вопросах. М. Н. Тухачевский хорошо понимал роль различных видов наших вооруженных сил и современных войск и умел творчески подойти к любой проблеме.

Все свои принципиальные выводы в области стратегии и тактики Михаил Николаевич обосновал, базируясь на бурном развитии науки и техники у нас и за рубежом, подчеркивая, что это обстоятельство окажет решающее влияние на организацию вооруженных сил и способы ведения будущей войны».

Надо сказать, что наша наука, наша военная теория в предвоенное десятилетие имели передовой, современный характер и в чем-то опережали теоретические изыскания гитлеровского генерального штаба У нас было много высокообразованных, талантливых теоретиков, которые разрабатывали советскую стратегическую доктрину Так, М Н. Тухачевский написал специальную работу, посвященную начальному периоду войны, «Характер пограничных операций». В этой работе он как бы предвидел ту обстановку, которая реально сложилась в 1941 году. Он писал, что пограничная зона стала слишком уязвимой со стороны авиации и мотомеханизированных войск противника, так как, учитывая летно-тактические данные самолетов, реальная глубина воздействия воздушных сил будет не менее 250 километров. В этой зоне авиация будет бомбить аэродромы, совершать налеты на железнодорожные и шоссейные мосты, изолируя отдельные гарнизоны. Сочетание ударов авиации с действиями механизированных войск и, где возможно, посаженных на автомобили стрелковых войск создаст такую обстановку, которая сорвет или крайне затруднит плановую мобилизацию и сосредоточение в пограничной полосе не только главных сил, но и войск прикрытия.

Очень важным был доклад начальника штаба РККА А. И. Егорова в 1932 году Реввоенсовету СССР, где он изложил свою точку зрения на начальный период ВОЙНЫ: вкратце ее можно сформулировать так— еще в мирное время враждующие стороны будут стремиться. используя скрытую мобилизацию, как можно раньше собрать наиболее подвижные и маневренные силы и средства (авиация, мотомех. части, конные массы), с тем чтобы в нужный момент вторгнуться на территорию противника и сорвать мобилизацию и сосредоточение его армий в пограничных районах. Егоров также утверждал, что сосредоточение войск будет под сильным воздействием двух основных факторов: количество и качество авиации и наличие механизированных соединений, сочетающих большую ударную и огневую силу с большой подвижностью.

Егоров предвидел широкий размах и высокую напряженность сражений сразу же, с первых часов войны, и массовое применение авиации, а также крупных мотомеханизированных частей, которые будут проникать глубоко на территорию противника Но и тут Егоров шел дальше немецких военных теоретиков и говорил, что этими стремительными ударами, как бы мощны они ни были, все-таки исход войны не решается. «Необходимо учесть, — указывал Егоров, — что группы вторжения в состоянии будут создать лишь ряд кризисов, нанести ряд поражений армиям прикрытия, но не могут разрешить вопроса окончания войны или нанесения решающего поражения главным силам Это задача последующего периода операции, когда закончится оперативное сосредоточение».

Как видим, еще до того, как гитлеровцы стали осуществлять свои агрессивные планы молниеносных войн в Европе, наши военачальники, те, которых я назвал, и многие, которые не названы мной, уже пред видели и характер действий в будущей войне агрессивных армий, и то, как им следовало бы противодействовать. Но эти передовые взгляды наших военных теоретиков, к сожалению, не только не были учтены и использованы в подготовке к отражению агрессии, но даже преданы анафеме.

После ареста видных ученых и военачальников все, что они говорили, чего достигли в своих исследованиях, что внедряли в армейскую практику, стало считаться крамолой и вредительством. То, что было сделано, что уже можно было усиливать и пополнять, сводилось почти на нет Расформировывались созданные механизированные корпуса И это в преддверии войны, в которой именно механизированные и танковые войска решали судьбу сражений!

Не часто в жизни командира бывают специально изданные приказы, отмечающие его хорошую работу Обычно, если строевого командира и поощряют, то объявляют благодарность устно, чаще же ему достаются упреки, назидания, взыскания, потому что опытный глаз старшего начальника всегда найдет немало недостатков в работе Но в жизни Жукова был такой приказ, отмечавший его выдающиеся заслуги:

«Командир-военный комиссар 39-го кавалерийского полка тов Жуков Г. К. в течение семи лет командовал 39-м кав. полком Годы мирной учебы требовали максимума знаний, сил энергии и внимания в деле подготовки частей и воспитания бойца.

Высокие личные качества тов. Жукова как командира и воспитателя дали ему возможность держать полк на высшей ступени подготовки и морального состояния.

К сегодняшнему дню 39-й кавполк считаю одним из лучших полков корпуса по боевой подготовке.

За хорошее руководство полком тов. Жукову от лица службы объявляю благодарность.

С назначением на новую должность надеюсь, что тов Жуков еще больше приложит сил и внимания в деле подготовки частей и сколачивания целых соединений. Желаю успеха.

Командир-военный комиссар 11-го кав корпуса Тимошенко.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Приказ, отданный по Консультации, был лаконичен: «Инженеру Д.К. Берримену предоставлен внеочередной...
Мастер детективной интриги, король неожиданных сюжетных поворотов, потрясающий знаток человеческих д...
Мастер детективной интриги, король неожиданных сюжетных поворотов, потрясающий знаток человеческих д...
Олег Зайончковский – автор романов «Петрович», «Сергеев и городок», «Счастье возможно», «Загул»; фин...
«Надломленная, пожелтевшая ветка вяза, широко раскинувшего крону над скучной почти трехметровой бето...