Пустая могила Страуд Джонатан
– Где Локвуд? – спросила она.
– Что? – остановилась я. – А я тебя хотела спросить, где он.
– Локвуд сказал тебе, куда он идет?
– Когда?
– Да когда только что разговаривал с тобой.
– Я не разговаривала с ним только что, – ответила я. – Я его вообще уже сто лет не видела, Хол.
Что-то дрогнуло в лице Холли, и она просмотрела на меня своими темными, расширившимися от страха глазами.
– Но… ты же была с ним на балконе бельэтажа всего пару минут назад. Вы были там… вместе. Я была уверена, что это ты, – дрогнувшим голосом сказала она. – Потом ты ему помахала, и он пошел вслед за тобой к двери.
– Не за мной он пошел, Холли. Не за мной.
Мы уставились друг на друга. Затем я выхватила рапиру. Холли сделала то же самое. В следующую секунду мы уже бежали. И пинком распахнули дверь, ведущую на балкон.
– Когда это было? – коротко спросила я. – Как давно?
– Всего минуту назад или две… Я была в верхних ложах и оттуда видела вас внизу…
– Да, только это была не я, понимаешь? Почему ты решила, что это я? Она что, была похожа на меня, черт побери?! Чем? Лицом? Одеждой?
– Н-нет, лица я не рассмотрела… Она показалась мне темноволосой… А может быть, это просто была тень.
– Ну ты даешь, Холли! – И я от души выругалась.
– Но знаешь, как она стояла, жестикулировала… Это было очень похоже на тебя.
Еще бы, ведь эта тварь, как ни крути, при жизни была актрисой. Продолжая разговаривать, мы оказались на крутых ступенях нижнего яруса, и нас вновь окружила, обволокла звенящая тишина зрительного зала. Под нами на перилах балкона поблескивали отражения тускло горящих ламп. Из теней змеями свисали веревки трапеций, впереди, за центральным проходом партера, виднелась сцена. Мы с Холли осмотрелись по сторонам, пробежались взглядом по бесконечным рядам кресел, выискивая знакомую фигуру Локвуда, но ничего не увидели.
– Он мог выйти из зала через боковую дверь, – сказала Холли, указывая рукой. – И уйти по другой лестнице. Этот театр – настоящий лабиринт, черт ногу сломит.
Я не ответила. Во мне нарастал черный страх, поднимаясь изнутри словно нефть, которую качают из скважины.
«Он уйдет во тьму».
Я до боли стиснула зубы, стараясь подавить охватившую меня панику. Холли была права. Этот театр – настоящий чертов лабиринт. Локвуд мог находиться сейчас где угодно.
Где угодно ли? Хотя призрачная тварь появлялась в разных точках театра, конечная цель у нее всегда оставалась неизменной – ей необходимо было заманить свою жертву на сцену.
Чарли Бадда спасли, когда он направлялся по коридору, ведущему на сцену.
Сида Моррисона не спасли – он умер прямо на сцене, в кулисах.
И меня она тоже звала на сцену. А почему бы и нет? Ведь сама Красавица тоже умерла на этой сцене.
Я подбежала к перилам балкона и с высоты посмотрела вниз.
Вначале я никого не увидела, а потом…
Нужно отдать должное Безжалостной Красавице – из нашей сегодняшней тактики она извлекла максимум пользы. Терпеливо дожидалась, пока мы разойдемся по закоулкам театра, а затем, наметив жертву, начинала свое представление. Вот и сейчас мы были рассеяны по разным местам и практически беспомощны: Холли и я – на верхних ярусах, Джордж – в подвале под сценой, Киппс… Киппс вообще неизвестно где, а Локвуд…
Вот же он, Локвуд. Идет не спеша по центральному проходу, но в его движениях чувствуется что-то механическое, угловатое, как у заводной игрушки. А затем, как мне показалось, я увидела темное облачко, плывущее прямо перед Локвудом и ведущее его за собой.
Я окликнула Локвуда по имени. Потом закричала. Стоявшая рядом со мной Холли подхватила мой крик. Увы. Если в зале отлично было слышно любое слово, сказанное со сцены, то все звуки, произнесенные здесь, моментально гасли. В этом театре была отличная акустика для представлений. И никудышная – с точки зрения охоты за призраками. Короче говоря, Локвуд на наш крик даже головы не повернул, а вот плывущая перед ним тень, похоже, услышала и прибавила ходу, чтобы как можно быстрее привести свою жертву на сцену.
– Быстрее, Люси! – потянула меня за рукав Холли. Понятное дело, она моментально сделала те же выводы, что и я. – Нам нужно попасть вниз!
– Да… – Не успев произнести это короткое словечко, я уже знала, что нам не успеть. Слишком много лестниц, слишком много дверей, слишком много коридоров нужно преодолеть, чтобы спуститься в партер. Времени на это не хватит. – Нет, ты иди, – сказала я. – Беги со всех ног.
– А ты?
– Беги, Холли!
И она моментально исчезла, оставив после себя лишь легкий аромат духов. Молодец, Холли, отличный агент, который никогда не спорит, когда ему приказывают. Впрочем, узнай она о том, что я задумала, может, и вступила бы со мной в спор.
А я? Я сама себя не узнавала.
Я отключила свое сознание, которое усиленно предлагало мне скрыться, присев за ближайшим креслом, и сидеть там, дрожа от страха. Я включила свое подсознание, и оно тут же принялось искать выход из создавшейся ситуации и просчитывать самые разные, в том числе невероятные, варианты. Я прислушалась к подсознанию и сосредоточила свое внимание на перилах балкона.
Тем временем внизу Локвуд уже шаг за шагом поднимался по боковой лесенке на сцену. Его рапира бесполезно болталась на поясе, руки были безвольно опущены. Никаких попыток сопротивляться. Никаких следов того, что он действует по принуждению. Со своего места, с высоты балкона, я с особой остротой почувствовала, какой же он тонкий, хрупкий. Перед ним продолжала плыть темная тень – о, я отлично знала, что это за тень! – но теперь мне было уже не до нее. Я забралась на перила, с которых свисали веревки нескольких трапеций. Их концы были привязаны к выступающей над залом металлической раме.
От каждой трапеции вперед и вверх тянулся трос, затем он круто уходил под высоченный, теряющийся в темноте потолок.
Я встала на раму и, стараясь не смотреть вниз, на далекие ряды партера и ложи, восстановила равновесие. Из тросов мне приглянулся самый ближний, ниже остальных провисавший над залом. Тафнелл говорил, что завтрашнее представление открывают воздушные гимнасты на трапеции, поэтому я знала, что для задуманного мною прыжка все приготовлено.
Правда, это не означало, что я стою такая смелая и ничего не боюсь. Коленки у меня дрожали.
А там, внизу, Локвуд уже вышел на белую сцену, и не просто вышел, но почти добрался до ее середины. В двух шагах впереди него плыла по воздуху фигура в длинном платье, с развевающимися как водоросли волосами. Светящаяся прекрасная женщина обернулась, наклонила вбок голову, улыбнулась, затем подняла белоснежную тонкую руку, поманила пальцем, и со сцены донесся нежный шепот:
– Иди ко мне.
И Локвуд послушно двинулся вперед.
А меня охватил гнев. Да как он смел так покорно идти за какой-то тварью?! Ну нет, этого я так не оставлю! Левой рукой я схватила трос и подтянула его к себе. Он был тяжелый, шершавый. Обвив им талию и одну руку, я свободной рукой легко, словно стебелек цветка, клинком рапиры перерезала трос, отделив его от балкона.
Я слегка отклонилась назад, а затем шагнула в пустоту. Освободившийся трос натянулся под моим весом. Все остальное сделала за меня старая добрая земная гравитация.
Нет, пожалуйста, не заставляйте меня подробно рассказывать, как это было. Весь мой полет по воздуху можно описать одним словом – «Вниз». По сути дела, это был не полет, а падение с высоты. Желудок подкатил у меня к горлу, когда под моими ногами с бешеной скоростью промелькнули пустые ложи, а затем кресла партера – я неслась так низко, что, если бы в креслах сидели зрители, я била бы их по головам. Обхваченная тросом рука в любую секунду грозила оторваться под тяжестью моего же тела, горели вцепившиеся мертвой хваткой в трос пальцы, в откинутой вбок свободной руке сверкала рапира. А затем мелькнула сцена, и стоящая на ней призрачная женщина, освещенная потусторонним светом, и Локвуд, неуклюже бредущий прямо в объятия ее широко раскинутых рук.
– Иди ко мне…
Ну, вы меня знаете. Я человек исполнительный, привыкла беспрекословно выполнять приказы. Идти к тебе, тварь?! Пожалуйста! Я пролетела над сценой как раз между Локвудом и Безжалостной Красавицей – мою кожу обожгло ледяным воздухом. Я взмахнула рукой – и кончик моей рапиры легко, аккуратно прошел насквозь то место, которое у этой жеманной призрачной женщины называлось шеей. В следующий миг я уже улетела в глубь сцены и оказалась над страховочным матом, который я благоразумно решила сделать конечным пунктом своего воздушного путешествия.
Приземлилась я довольно жестко – сначала сильно приложилась к мату своей пятой точкой, затем совершила молниеносный кульбит – мои лодыжки со свистом пронеслись мимо моих же ушей, – но, по счастью, ничего не сломала и не вывихнула. Разлеживаться у меня времени не было, и я сразу же после этой жесткой посадки соскочила с мата на сцену и словно разъяренный бык ринулась вперед, стиснув зубы и рукоять рапиры.
Локвуд стоял на том же месте, где я его видела, пролетая мимо. И был он все таким же – руки безвольно опущены, тело расслаблено как кисель. Если Локвуд и видел, как я промелькнула в воздухе перед его носом, то никак не среагировал. А может, и вообще меня не заметил. Но он больше не двигался вслед за Красавицей, и это уже радовало. Отпущенный мною трос продолжал качаться над сценой, и Локвуд едва не наткнулся на него, но не обратил на это ни малейшего внимания.
А по другую руку от меня в воздухе висела безголовая женщина. Точнее, не безголовая, а обезглавленная. Благодаря моей рапире голова призрака отделилась от тела, но продолжала злобно смотреть на меня, паря в воздухе, причем рядом с шеей, разве что слегка отъехала в сторону. Длинные пряди светлых волос Красавицы кольцами свивались в воздухе, нащупывая обрубок.
И, представьте себе, даже с отрубленной головой Красавица продолжала свою игру. Вот что значит актриса!
Призрачные губы, шевельнувшись, сложились в жалкое подобие улыбки и чуть слышно шепнули:
– Иди…
– Знаешь, – сказала я ей, – сколько бед и неприятностей можно было бы избежать, если бы такие, как ты, лежали спокойно в своих могилах и не сомневались, что они мертвые.
Я швырнула банку с солью. Ударившись о доски сцены, она взорвалась прямо возле ног призрака дождем искр, окруживших фигуру Безжалостной Красавицы язычками зеленого пламени. Призрак судорожно дернулся и едва не потерял свою голову – щупальца светлых волос с новой силой прилипли к обнаженным плечам Красавицы, пытаясь подтянуть голову к телу.
Меня результат этих попыток нисколечко не волновал. Чего-чего, а солевых бомбочек у меня хватало. Я спокойно вытащила из кармашка на поясе еще одну банку и бросила ее, еще сильнее подпалив висевший передо мной комок эктоплазмы. Призрак скорчился, съежился. Улыбка на лице Безжалостной Красавицы начала гаснуть.
Где-то хлопнула дверь. Наверное, прибежала Холли.
Призрачная женщина протянула вперед руки:
– Иди…
– Да когда же ты замолчишь, тварь?!
Возможно, и не стоило использовать магниевую вспышку – но уж слишком достала меня эта Красавица своим шепотом. Согласитесь, любое терпение имеет предел. Самонадеянная, надоедливая, бездушная и безмозглая тварь. Все, не могла я больше ни видеть, ни слышать это потустороннее чудо. Пыталась отобрать у меня Локвуда, гадина! Сцена обгорит от вспышки? Ничего, Тафнелл починит, не последний же он босяк!
Короче, магниевая вспышка рванула как надо и где надо – ослепительные раскаленные частицы прошили все тело Красавицы, подбросили высоко в воздух ее отрезанную голову, и она со свистом улетела в неизвестном направлении. Половина эктоплазмы, из которой состоял призрак, испарилась сразу же во время взрыва, оставшаяся половина побледнела и съежилась. Безжалостная Красавица исчезла, превратилась в заурядный невзрачный призрак, полетевший над сценой, постепенно уменьшаясь в размерах.
Откуда-то вернулась и полетела вслед за призраком его оторванная голова, скрепленная с ним тонкими нитями плазмы. Исчезло яркое платье, пожухли, искривились белые руки, на теле призрака черными звездами выделялись рваные раны, оставленные клинком рапиры. Призрак Безжалостной Красавицы подлетел к одному из больших деревянных кубов, нырнул в него и исчез.
– Где она?! – Это кричала вбежавшая на горящую сцену Холли. – Где она? Куда она ушла?!
– Вон в тот желтый ящик. Источник в нем, найди его и запечатай! – сказала я, не поворачиваясь к Холли, и с этой минуты выбросила из своей головы все заботы о призраке. Я стояла перед Локвудом и смотрела на него. Взяла его за руку, отметив, какая она бледная и холодная. Взгляд Локвуда был почти отсутствующим. Вот именно – почти. В глубине его глаз можно было рассмотреть искорку, говорящую о том, что сознание не полностью покинуло его.
– Локвуд! – воскликнула я и ударила его ладонью по щеке.
Где-то за моей спиной затрещали доски – это Холли громила желтый куб.
– Локвуд… – севшим голосом произнесла я. – Это я, Локвуд.
– Люси! – раздался голос Холли. – Я кое-что нашла и завернула в свою серебряную кольчужку…
– Это я, – гораздо спокойнее и увереннее повторила я. – Это я, Люси.
Я была очень рада, что Холли так быстро нашла Источник и успела запечатать его. Мне было приятно думать, что именно звук моего имени возвращает Локвуда к жизни. А то, что сознание к нему возвращается, я видела по его глазам, по той самой искорке, которая росла, разгоралась. Взгляд Локвуда становился все более осмысленным.
– Привет, Люси…
И тут я снова ударила его – резко, по обеим щекам. Я была не права? Возможно. Но, поверьте, очень трудно держать себя в руках и все делать правильно, когда ты ревешь в три ручья.
III
Тело на улице
11
Позднее стало известно, что в тот самый момент, когда Холли обернула серебряной сеткой спрятанную в ящике бутафорскую тиару, покрытую засохшими пятнами крови, в вагончике Тафнелла на дальнем углу ярмарки перестал завывать Чарли Бадд. Он замолчал, сел на кровати и попросил дать ему куриного супа. Так работники театра и ярмарки узнали о том, что мы выполнили свою работу и призрака больше нет. Все они сразу же потянулись в театр, осторожно заходя в зрительный зал. И очень вовремя, между прочим, потому что нам позарез нужны были помощники, чтобы погасить пожар на сцене. Разумеется, все они бросились на помощь, и к рассвету огонь был потушен, театру больше ничего не угрожало, а завернутая в серебряную сетку тиара была подготовлена к своему последнему путешествию в Клеркенвелл, где ее сожгут в печи. Увели и заперли в трейлере помощника режиссера Сару Перкинс, которая призналась, что соорудила в том желтом кубе потайное отделение, где и спрятала Источник. Сторожить Сару до прибытия фургонов ДЕПИК поручили двум самым дюжим воздушным гимнастам.
Для мистера Тафнелла такой исход дела выглядел вполне приемлемым, хотя он и не переставал причитать по поводу обгоревшего пятна посередине сцены. Но еще сильнее его огорошил поступок Сары Перкинс.
– Подумать только, что все это ее рук дело! Уму непостижимо! – кричал Тафнелл, и лицо у него было пунцовым, как спелый помидор. – Какое коварство! Какое злодейство! И какая неблагодарность, черт побери! А ведь я относился к ней как к своей дочери!
– Вообще-то она заварила эту кашу не лично против вас, – заметил Локвуд. Он полностью и очень быстро оправился от пережитого ментального призрачного захвата, причем оправился настолько, что сам же и вычислил преступницу, и убедил ее сознаться. После этого он провел с полчаса в трейлере Сары, беседовал с ней с глазу на глаз. – Сара рассказала мне, как это случилось. Началось все с Сида Моррисона. Между прочим, мистер Тафнелл, вы сами упоминали о том, что Сара была влюблена в этого парня, но Сиду нравилась русская гимнастка на трапеции с какими-то там особенными бедрами. Сара почувствовала себя отвергнутой, и любовь в ее сердце сменилась ненавистью. Так часто бывает. Она захотела отомстить. И, представьте себе, роясь в старом реквизите, Сара неожиданно наткнулась на покрытую пятнами засохшей крови тиару Безжалостной Красавицы, ту самую, в которой та в последний раз в своей жизни выступала в номере «Месть Султана». Все годы, прошедшие после смерти Красавицы, эта тиара хранилась в железном ящике, а значит, оставалась запечатанным Источником, через который призрак не мог попасть в наш мир. Не подумав о последствиях, Сара вытащила тиару. А появления призрачной Красавицы и ее повышенный интерес к молодым мужчинам позволили Саре оценить потенциал Спектра. Она спрятала тиару на сцене и принялась наблюдать за дальнейшим развитием событий. Вскоре произошла встреча призрака Безжалостной Красавицы с Чарли Баддом. Сара не хотела смерти этого парня и поэтому спасла его. А вот Сиду Моррисону, который встретился с призраком на следующий день, повезло намного меньше.
– Подожди, – сказала Холли. – А почему она не убрала тиару после смерти Сида? Зачем рисковала жизнью других людей?
– На этот вопрос сложно ответить, – покачал головой Локвуд. – Сара утверждает, что у нее не было такой возможности. Но я думаю, что ее личное горе переросло в ненависть ко всему миру в целом. А может, ей понравилось обладать тайной мощной силой. Но в этом пусть разбирается инспектор Барнс. Он уже здесь, и я коротко введу его в курс дела.
Глядя на Локвуда, уверенным, легким шагом направляющегося встречать приехавших сотрудников ДЕПИК, невозможно было представить, что всего какой-то час назад он был игрушкой в руках призрака. Локвуд сверкал своей улыбкой и был полон энергии. Послушать его собралась небольшая толпа, а самым внимательным слушателем оказался старый угрюмый инспектор Барнс, старавшийся не пропустить ни единого слова. Джордж и Киппс тоже были здесь, скромно стояли с краю, наслаждаясь всеобщим вниманием и любовью.
Только мы с Холли предпочли остаться в стороне. Я – потому что отчасти чувствовала себя вымотанной до предела, а отчасти еще не отошла от шока, пережитого во время головокружительного полета на тросе с балкона на сцену, чтобы спасти Локвуда. Холли? Она была в полном порядке, но, очевидно, решила составить мне компанию, когда увидела, в каком я состоянии.
Слипающимися от усталости глазами я продолжала наблюдать за Локвудом. Очнувшись от чар, Локвуд, казалось, полностью пришел в себя, но я-то знала, что он продолжает видеть перед собой, когда заглядывала в его все еще затуманенные глаза.
Глаза Локвуда были такими же, как у Чарли Бадда. А что там сказал Джордж про Чарли и других жертв Безжалостной Красавицы? У них ослабло желание жить. Призрачные чары сильнее всего действуют на тех, кто внутренне уже приготовился к переходу в мир иной. На мне эта тварь тоже испробовала свою силу. Да, я дрогнула, на время поддалась чарам призрака. Но Локвуд? Он же, что называется, попался на этот крючок. И не важно, насколько энергичным и оживленным выглядит Локвуд сейчас – во время призрачного захвата он несколько минут находился на заросшем городском кладбище, вместе со своей семьей. Шел навстречу той пустой могиле.
Приближался рассвет. Мы стояли у ворот «Удивительной передвижной ярмарки Тафнелла», ожидая ночных такси, которые развезут нас по домам. Бородатая леди, которой, судя по всему, очень приглянулся Киппс, предложила принести ему горячего чаю, и сейчас он сам, Джордж и Холли прихлебывали его из пластиковых чашек, стоя втроем тесной группой. Я стояла чуть поодаль, плотно запахнув куртку, и смотрела на юг, в сторону реки. Отсюда, между прочим, действительно была видна Темза – полоса цвета олова, тускло блестевшая в просветах между высокими трубами фабрик. Начиналось холодное утро.
Подошел Локвуд, остановился рядом со мной. Мы оба помолчали, постояли, обхватив себя за предплечья, чтобы согреться, наблюдая, как, выступая из утренних сумерек, становятся четкими очертания города, встречающего свой новый день.
– Я до сих пор не поблагодарил тебя как следует, – сказал наконец Локвуд.
– Ерунда.
– Я знаю, что ты для меня сделала.
– Прокатилась по воздуху на той чертовой трапеции – вот и все, что я сделала, Локвуд.
– Я знаю.
– Я боюсь высоты.
– И это я знаю.
– Ненавижу трапеции.
– Ага.
– Пожалуйста, не заставляй меня впредь повторять такой нелепый и опасный трюк.
– Конечно, Люси. Обещаю. – Он криво усмехнулся и добавил: – Но, знаешь, ты была просто великолепна. Это мне Холли сказала. И Киппс тоже – он успел увидеть самый конец твоего полета, с того момента, как ты приземлилась на мат.
– Он видел? О господи!
– Ты спасла мне жизнь.
– Ну да.
– Спасибо.
Рукой в перчатке я вытерла у себя под носом, шмыгнула от холода.
– Мы не должны были так далеко расходиться, Локвуд. А тебя вообще не должно было быть на этом расследовании. Я ведь заранее предупреждала об этом тебя и Джорджа. Вы были слишком уязвимы для той твари.
– Из того, что рассказал мне Джордж, я понял, что и ты тоже, – со вздохом заметил Локвуд.
– Да, верно. Я думала тогда о своих сестрах… ну и тому подобных вещах. Тварь почувствовала мою тоску и воспользовалась этим. А о чем думал ты, когда перед тобой появилась Красавица?
Локвуд выше подтянул свой воротник, словно бы от холода. Я знала, что он ужасно не любит отвечать на прямые вопросы вроде этого.
– Честно говоря, я уже не помню, – сказал он.
– Ты был так сильно зачарован, когда я добралась до тебя. Ничего не видел и не слышал. И какое-то время продолжал как лунатик идти следом за ней даже после того, как я снесла ей голову.
Из открытых ворот ярмарки выкатили фургоны ДЕПИК и, мигая огнями и визжа тормозами, унеслись прочь. Вслед за фургонами на своей машине выехал Барнс, печально помахав нам рукой из-за стекла.
Локвуд подождал, пока все стихнет, и только после этого заговорил вновь:
– Я знаю, ты беспокоишься за меня, Люси. Но на самом деле ты не должна этого делать. Такие вещи, как сегодня со мной, могут случиться с любым агентом. Ты и сама в прошлом попадала в расставленные призраками ловушки – разве нет? Вспомни хотя бы ту тварь с кровавыми отпечатками на лестнице или моего призрачного двойника в подвале под универмагом Эйкмеров. Но все закончилось хорошо, потому что тогда я помог тебе, а сейчас ты помогла мне. Все правильно, мы всегда должны помогать друг другу. Если мы будем это делать, то справимся с чем угодно. Вместе нам все по плечу.
Хорошие слова сказал Локвуд, мне от них даже чуточку теплее стало. Очень хотелось верить, что он сказал это искренне.
Когда мы возвратились на Портленд-Роу, жизнь покатилась по накатанной колее. Это означает, что сначала мы немного поспорили о том, кому из нас платить сегодня за такси, потом наскоро позавтракали, и Джордж, первым заняв ванную, принялся шумно, как бегемот, возиться там под струей горячей воды. Киппс и Холли разъехались по своим домам. А чуть позже, когда утро начинало перетекать в день, Джордж, Локвуд и я уснули в своих кроватях.
Когда я проснулась, время давно уже перевалило за полдень, а первым, что попалось мне на глаза, была призрак-банка – она высовывалась из горловины моего рюкзака, небрежно повешенного на спинку стула в спальне. Рюкзак покосился, опираясь на груду валяющегося на полу грязного белья, а призрачное лицо смотрело на меня сквозь стекло с таким отвращением, будто я только что пристрелила из дробовика его любимую бабушку.
Как ни странно, эта картина вселила в меня бодрость. Я села на кровати и, сонно покачиваясь, щелкнула рычажком и начала разговор с черепом.
– В тот раз я тебя не выключала, – сказала я, позевывая. – Это сделал призрак.
– Ну и что? Все равно это твоя вина! Ты не должна была допустить, чтобы какая-то старая призрачная тетка тыкала своими пальцами в мою банку. Кто должен следить за этим – ты или я? Хорошо, выпусти меня отсюда, и я сам буду охранять свою банку от всякой шушеры. Но я же не могу этого сделать, сидя внутри банки, согласись! То, что произошло тогда, я объявляю твоей небрежностью и халатностью. В чистом и неприкрытом виде.
– Ну ладно, что ты как маленький, честное слово. Успокойся. – Я почесала голову. Седые пряди в волосах и не думали исчезать. Покрасить их, что ли? – Слушай, – неожиданно для самой себя сказала я, – меня очень беспокоит Локвуд.
– Локвуд? – удивился череп.
– Ага.
– Ну, ты же меня знаешь. Я люблю Локвуда как брата. – Призрачное лицо перекосилось, пытаясь изобразить фальшивую заинтересованность и участие. – А что с ним такое?
Я вытянула вперед ноги и начала покачиваться, балансируя на краешке кровати. Вспомнила Локвуда таким, каким видела его на кладбище. И таким, каким он шел следом за призрачной Красавицей, тоже вспомнила. А еще подумала о призрачном Двойнике – о том, каким жутким, пустым изнутри было его лицо, в которое я заглянула почти год назад в подвале универмага братьев Эйкмер.
Двойник предсказал тогда смерть Локвуда и то, что он умрет ради меня. Да, а еще прошлой ночью был предсказывающий судьбу автомат. Он тоже меня мало порадовал.
– Иногда не могу понять, что им движет, Локвудом, – вздохнула я. – Внешне с ним вроде бы все в порядке, но мне кажется, что под этим внешним благополучием что-то кроется… Честно говоря, я не понимаю, к чему он стремится, и боюсь, что это может быть нечто… ну, нездоровое, опасное… – Я замолчала. Мой запал улетучился. Я уже сожалела, что вообще завела этот разговор.
– Что ж, как говорится, спасибо и на этом, – сказал череп после того, как так и не дождался от меня продолжения. – Попытка искать в темной комнате черную кошку, которой там нет. Понятно, что все непонятно. Ищи то, не знаю что…
Я тряхнула головой, внезапно разозлившись на себя. О чем я только думала?! На что я рассчитывала? Рассказать черепу о родителях Локвуда или о заросшем травой кладбище? Абсурд. Бред собачий. А без этого действительно выходит какая-то ерунда.
– Я понимаю, тебе до Локвуда дела нет, – сказала я. – Просто я хотела спросить – может, ты заметил что-нибудь… – Я потянулась за полотенцем и резко закончила: – Все, забудь. Это не важно.
– Видишь ли, я совершенно забыл, что такое сочувствие, – сказал призрак. – Слишком много времени прошло с той поры, когда я еще был живым. Я разучился чувствовать, я перестал понимать мотивы, которые движут живыми людьми. И, наконец, я слишком плохо знаю Локвуда.
– Да, конечно. Все в порядке, нет проблем.
– Пожалуй, мне нечего о нем сказать кроме того, что он безрассуден, глубоко переживает свою личную утрату, что он замкнут, помешан на своей семье и совершенно очевидно ищет смерти. А больше, чем мы с тобой, о нем вряд ли кто-то знает. Все остальные тоже без понятия, такие вот дела.
– Погоди, что ты сказал? – Я застыла на месте с полотенцем в руках. – Чушь-то не надо нести. Не ищет он своей смерти, неправда.
– Понимаю, тебе не хочется это признавать. Хорошо, опустим этот момент. Замнем, так сказать, для ясности. – Череп начал мурлыкать какую-то прилипчивую мелодию, опереточную, наверное, но тут же оборвал ее и продолжил: – Хотя нет, заминать это не стоит. То, что Локвуд ищет своей смерти, известно не только нам с тобой – это известно всем. Жажда смерти – это, можно сказать, его второе «я». А в последнее время этот бзик у него заметно усилился благодаря тому, что случилось с вами обоими. Я имею в виду ваш поход на Другую Сторону. У таких прогулок, знаешь ли, всегда бывают побочки. – Призрак криво ухмыльнулся и прищурил глаза так, что они превратились в узенькие щелочки. – А как же! Иначе почему, как ты думаешь, Безжалостная Красавица вчера ночью решила попытать счастья именно с тобой? Ты же не парень.
Раньше я об этом как-то не думала, а ведь череп был прав. Из всех потенциальных жертв призрачной Красавицы была только одна девушка, все остальные – парни. Впрочем, прав был череп или нет, его наблюдения и умозаключения, как обычно, разозлили меня.
– Не нужно мне было затевать этот разговор, – сердито сказала я, наклоняясь над банкой. – Прости, не подумала. А Локвуду, если хочешь знать, есть ради чего жить.
– Ты так думаешь? – спросил призрак, внимательно глядя на меня. – И ради чего же, например? Скажи, будь другом.
Тут призрак сделал со своим свечением что-то такое, отчего его ихор побледнел, стал непрозрачным, матовым, и я обнаружила, что смотрю на свое собственное, искривленное на выгнутом стекле лицо.
– Ну так что? – сказал череп.
Я выругалась и сказала, отходя от банки:
– Ничего! Не собираюсь ничего объяснять какой-то древней гнилой костяшке! И мне совершенно без надобности гадать о намерениях Локвуда!
– Однако ты постоянно только этим и занимаешься! – крикнул мне вслед призрак. – Это же твое хобби, можно сказать. А не хочешь со мной разговаривать, так выпусти меня из этой банки и больше обо мне никогда не услышишь…
Я захлопнула за собой дверь и ушла в ванную комнату.
Когда я спустилась вниз, Джордж и Локвуд были в библиотеке. Локвуд по привычке перекинул свои длинные ноги через подлокотник кресла и, развалившись, читал газету. Джордж, ссутулившись, сидел неподалеку и внимательно изучал небольшую пачку исписанных листов бумаги. На полу возле его ног лежали кусок клеенки и грязная бечевка. Между прочим, за все время после нашей стычки с сэром Рупертом Джордж ни словом не обмолвился о пакете, который передала ему Фло Боунс. А потом случилось столько всего, что я совершенно забыла спросить его про этот пакет, хотя и собиралась.
Я плюхнулась в кресло. В библиотеке было холодно, поэтому здесь разожгли камин, который уже начинал весело потрескивать.
– Есть новости, – сказал Локвуд из-за газетного листа.
– Плохие или так себе?
– Плохие, так себе и интересные. Иногда и то и другое сразу.
– Ну рассказывай, не тяни.
– Помнишь, на днях Джордж упоминал про старого Адама Банчерча?
– А, это тот, который взбесился, когда узнал, что агентство «Фиттис» пытается его прикрыть?
– Верно. Так вот, он умер.
– Как? Попал в призрачный захват?
– Нет. Прошлой ночью на него напали. Кто напал, что там на самом деле произошло – никому не известно. Банчерч возвращался под утро домой из Ротерхита, где разобрался с одним Луркером. Шел он один. На него напали, избили и бросили на улице. Нашли его только утром и отвезли в больницу, где он и умер.
– И никаких следов, разумеется, – сказала я, бросив взгляд в сторону Джорджа.
– Возможно, полиция кого-нибудь арестует, – помолчав, ответил Локвуд. – Не знаю.
Я ничего не ответила. Вряд ли до этого дойдет.
– Следующую новость я назвал бы зловещей, – продолжил Локвуд, откладывая газету в сторону. – Мы получили официальное письмо от ДЕПИК. Завтра вечером все руководители маленьких независимых агентств приглашаются в Дом Фиттис, где мисс Пенелопа сделает важное сообщение. В шесть часов вечера.
– Нас всех собираются закрыть?
– Об этом в письме ничего не сказано.
– Дела… – протянул Джордж, не отрываясь от своих бумаг.
– Да, дела, – согласился Локвуд. – Кстати, у меня есть для вас еще одна новость. Этим утром в театре ко мне подошел инспектор Барнс и пожал руку.
– Совершенно на него не похоже, – заметила я. – Он, случаем, не заболел?
Локвуд посмотрел на свою правую ладонь и сказал, вытирая ее о колено:
– Хочу надеяться, что нет. Вообще-то он поблагодарил нас за отличную работу. И это еще не все. Он мне кое-что передал.
Локвуд протянул мне клочок бумаги, на котором было написано:
«Альма Террас, 17, сегодня в 8 вечера».
– Он назначил встречу? – сказала я.
– Причем тайную, – усмехнулся Локвуд. – Такую, о которой не должны пронюхать ищейки из ДЕПИК, и сам Барнс не напишет о ней отчет своим ужасным почерком.
– Значит, ты пойдешь на эту встречу? – спросила я.
– Думаю, мы все должны на нее пойти. Джордж, как ты думаешь, чего хочет Барнс?
– М-м? – Джордж повернул к нам голову. Глаза его за стеклами очков ярко сверкали, однако взгляд был рассеянным, как у человека, который мыслями где-то далеко отсюда. – Наверное, предупредит о том, чтобы мы не наживали неприятностей на свою шею, для чего посоветует нам не совать нос куда не следует… – Он взглянул на документы, которые держал в руке. – Только поздно уже нас об этом предупреждать.
– Что это у тебя, Джордж? – спросила я. – И почему Фло передала их именно тебе?
– Она время от времени выполняет небольшие расследования по моей просьбе. Я-то сам не всегда могу попасть в некоторые библиотеки, а у Фло такие необычные и обширные связи… Ты спрашиваешь, что это за бумаги, Люси? Свидетельства о смерти. – И Джордж почесал кончик носа.
– Это связано с твоим расследованием по делу Мариссы Фиттис? – уточнила я. – И что же ты обнаружил?
– Пока я не могу говорить об этом, – замялся Джордж. – Все еще думаю. Спроси завтра утром, ладно?
Альма Террас, где инспектор Барнс назначил нам встречу, оказалась невзрачной улочкой на северо-западе Лондона, застроенной небольшими домами с закопченными сажей стенами. Вдоль ее северной стороны тянулась цепочка старых заржавевших призрак-ламп, без особого успеха сражавшихся с густеющими сумерками. Мы шли мимо них, переходя из света в тень и обратно, в поисках дома под номером семнадцать.
Окна первого этажа во многих домах были завешаны занавесками из серебряной сетки, сквозь которые на улицу падал неяркий мягкий свет. Ставни пока не закрывали, поэтому иногда в окнах можно было увидеть неясные, движущиеся в глубине комнат фигуры. Ночь еще не наступила, но все уже вернулись в свои дома, и на улице остались только агенты вроде нас.
Инспектор Монтегю Барнс ждал нас у ворот дома номер семнадцать. Этот дом находился посередине между двумя призрак-лампами, поэтому утопал в тени, так что фигуру инспектора мы рассмотрели только тогда, когда подошли почти вплотную. За спиной Барнса виднелся маленький домик, точно такой же, как и остальные дома на этой улице, разве что крохотная лужайка перед ним была очень ухоженной. На аккуратно подстриженной траве стояли глиняные гномы.
– Добрый вечер, инспектор, – сказал Локвуд. – Простите за опоздание.
– Ничего другого я от вас и не ожидал, – проворчал Барнс. – Впрочем, вы опоздали всего на полчаса. Можно сказать, что я польщен.
Последовал неуклюжий обмен приветствиями, во время которого мы ухмылялись инспектору с характерным для юности нахальством, а он посматривал на нас с характерным для немолодых людей неодобрением. Вместе с тем сегодня в инспекторе Барнсе была какая-то странность. Нет, внешне он был таким же, как всегда, – уныло опущенные усы, сгорбленные плечи, словно несущие на себе груз всех печалей мира. И только потом до меня дошло, что я впервые вижу инспектора без плаща и галстука. Он стоял в рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротничком.
– Итак… это дом номер семнадцать, – сказал Джордж, оглядывая строение. – Мрачная, зловещего вида дыра. Можно не сомневаться, что здесь произошло что-то жуткое.
– Согласен. Скажите, вы собираетесь изгонять здесь бесов или что-то в этом роде, мистер Барнс? – спросил Локвуд. – А может, проще было бы снести этот старый сарай и засыпать солью… – Он запнулся и спросил: – Почему вы так на нас смотрите, инспектор?
– Потому что это мой дом и я в нем живу, – вздохнул Барнс. – А теперь, полагаю, нам всем лучше войти внутрь.
Он открыл входную дверь и придержал ее для нас. Выглядел при этом мистер Барнс так, словно не радушно приглашал нас к себе в дом, а примеривался, не грохнуть ли этой дверью Джорджа по голове. Видя такое гостеприимство, мы поспешили молча проскользнуть внутрь. Прежде чем закрыть за собой дверь, инспектор внимательно посмотрел направо и налево вдоль улицы. В ночной тишине горели призрак-лампы. Поблизости никого не было видно – ни единой живой души, я имею в виду.
Барнс провел нас через узенький холл в тесную гостиную, всю середину которой занимал большой овальный стол из темного дерева. Дубовый, наверное.
– Какое уютное гнездышко, – похвалил Локвуд.
– Ага, и очень красивый коричневый ковер, – подхватил Джордж. – И эти фарфоровые уточки на полке… По-моему, такой стиль сейчас снова входит в моду?
– Ладно-ладно, – проворчал Барнс. – Не тратьте попусту слова, просто садитесь и чувствуйте себя как дома. Я думаю, никто из вас от чая не откажется?
И он направился на кухню, а мы тем временем начали рассаживаться за столом.
Стулья оказались неудобными, жесткими, и, похоже, сидели на них редко. Столешницу покрывала пыль. Помимо уточек, другими украшениями были фотографии, запечатлевшие пологие зеленые холмы, туманные долины и старинные развалины. Эти пейзажи живо напомнили мне мое собственное детство, прошедшее вдали от Лондона.
Вдалеке зашумел вскипевший чайник, звякнули чашки и ложечки. Вскоре с кухни вернулся Барнс с подносом в руках. К нашему удивлению, к чаю нам подали шоколадное печенье. На этом официальная часть закончилась, и мы какое-то время молчали, прихлебывая чай и посматривая на сидевшего во главе стола инспектора. Неловкое это было молчание, да и вся наша компания производила довольно странное впечатление – то ли собрались верующие, чтобы вместе помолиться, то ли за стол сели карточные игроки, чтобы сразиться на деньги. Короче, атмосфера очень напоминала ту, что царит где-нибудь на окраине, в гостиной, где неряшливо и безвкусно одетая женщина-медиум пытается вызвать духов.
– Мне очень нравятся эти фотографии, мистер Барнс, честное слово, – сказала я. – Не знала, что вы так любите природу.
– А вы ожидали увидеть у меня в гостиной фотографии полицейских дубинок и наручников? – хмыкнул Барнс. – Нет, у меня, знаете ли, другие интересы. А в общем, вы правы – я люблю природу. Но я позвал вас не для того, чтобы обсуждать мои фотографии. Я хочу предупредить вас.
Мы все промолчали, подал голос только Локвуд.
– Предупредить, мистер Барнс? – переспросил он, прихлебывая чай.
– Кажется, я выразился достаточно ясно. – Инспектор немного помолчал, словно сомневаясь, правильно ли он поступает, но потом решительно откинулся на спинку стула: – Сейчас очень многое меняется, и это, полагаю, вам хорошо известно. Перемены идут в ДЕПИК, в агентствах. Большие киты, такие как агентство «Фиттис» или корпорация «Санрайз», гребут на Проблеме огромные деньги и процветают, а мелкую рыбешку, то есть независимые агентства вроде вашего, они душат или заглатывают. Впрочем, не мне и не вам обо всем этом рассказывать. Нынешним летом подобных случаев было хоть отбавляй.
Читать бесплатно другие книги:
