Шелкопряд Гэлбрейт Роберт
Ее гримаса подтвердила, насколько он мог судить, постыдную слабость, но ответ прозвучал неожиданно:
– А вы видели Орландо?
– Нет.
Элизабет Тассел уже открыла рот, но осеклась.
– Мы с Оуэном знакомы сто лет, – только и сказала она, а потом с ноткой горечи добавила: – Когда-то были добрыми друзьями…
– В каких отелях он раньше отсиживался?
– Всех не припомню. Кенсингтонский «Хилтон» – это раз. «Данубиус» в Сент-Джонс-Вуде – это два. Большие, безликие гостиницы, где можно получить все земные блага, которых он лишен у себя дома. Оуэн сибарит во всем, за исключением личной гигиены.
– Вы очень близко знакомы с Куайном. Как по-вашему, он, случайно, не мог…
С легкой усмешкой она закончила его фразу:
– …«сотворить над собой какую-нибудь глупость?» Еще чего! Разве ему придет в голову лишить этот мир такого гения, как Оуэн Куайн? Нет, он сейчас затаился, придумывает, как бы нам всем отомстить, и сокрушается, что его не разыскивает полиция всей страны.
– Неужели он, регулярно пускаясь в бега, ожидает розыска?
– Естественно, – сказала Элизабет. – Он всякий раз спит и видит, как бы попасть в газетные заголовки. Но вся штука в том, что много лет назад, когда он поскандалил со своим первым редактором и надумал разыграть исчезновение, это сработало. Действительно, тогда поднялось легкое волнение, которое отозвалось в прессе. С тех пор он тешит себя надеждой повторить этот номер.
– Его жена уверена, что он будет вне себя, если она заявит в полицию.
– Не знаю, откуда у нее такие мысли. – Элизабет взялась за очередную сигарету. – Оуэн считает, что ради личности его масштаба страна должна как минимум поднять в воздух вертолеты и пустить по его следу всех служебных собак.
– Что ж, спасибо за уделенное мне время, – сказал Страйк, собираясь встать. – Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились на эту встречу.
Элизабет Тассел протянула ему руку и ответила:
– Не стоит преувеличивать. У меня свой интерес.
Страйк выжидал. Эта женщина явно была не из тех, кто просит об одолжении. Некоторое время Элизабет молча курила, потом напряженно откашлялась.
– Эта… эта история… с «Бомбиксом Мори»… нанесла мне значительный ущерб, – прохрипела она. – Мое приглашение на юбилейный банкет «Роупер Чард», это в ближайшую пятницу, аннулировано. Две рукописи моих клиентов, рассматривавшиеся в этом издательстве, завернули без объяснения причин. Теперь я уже начинаю беспокоиться за последнюю книгу бедняги Пинклмена. – Она кивнула в сторону висящей на стене фотографии престарелого детского писателя. – Кто-то распускает гнусные слухи, что я состою в сговоре с Оуэном, что подстрекала его вновь разжечь давний скандал вокруг Майкла Фэнкорта, дабы устроить драку за эту книгу. Вам придется беседовать со всеми знакомыми Оуэна, – сказала она, переходя к делу. – Буду весьма признательна, если вы скажете им – и прежде всего Джерри Уолдегрейву, коль скоро он будет в числе первых, – что я не имела представления о содержании этого романа. Если бы не моя болезнь, я не стала бы показывать рукопись никому, а тем более Кристиану Фишеру. Я проявила… – она помедлила, – неосмотрительность, но не более того.
Так вот, значит, почему Лиз Тассел искала этой встречи. Страйк посчитал, что она назначила вполне умеренную цену за информацию о двух отелях и одной любовнице.
– При первом же удобном случае доведу это до их сведения, – пообещал Страйк, вставая со стула.
– Спасибо, – угрюмо буркнула она. – Я вас провожу.
За порогом кабинета их встретил истошный лай. Старый доберман в сопровождении Рафа вернулся с прогулки. Мокрые волосы Рафа были зачесаны назад; он с трудом удерживал рычащего пса в сером наморднике, чтобы тот не бросился на Страйка.
– Он чужих недолюбливает, – равнодушно выговорила Элизабет Тассел.
– А однажды Оуэна покусал, – решился вставить Раф, как будто это могло примирить Страйка с очевидным желанием добермана разорвать его на части.
– Да, – подтвердила Элизабет Тассел, – жаль, что…
Тут на нее в который раз напал дребезжащий, с присвистом кашель. Страйк и пара референтов молча ждали, когда она придет в себя.
– Жаль, что не загрыз, – проскрипела она. – Это избавило бы нас от множества неприятностей.
Ее подчиненные лишились дара речи. Страйк пожал руку литагента и распрощался. Вслед ему неслось рычание добермана.
9
Не здесь ли мистер Петьюлент, хозяюшка?
Уильям Конгрив. Так поступают в свете[5]
Остановившись в конце залитой дождем улицы, образованной рядами старых домов, перестроенных из конюшен, Страйк позвонил Робин, но у той было занято. Он прислонился к стене, поднял воротник пальто и стал методично нажимать на кнопку повторного набора. В какой-то момент взгляд его упал на прикрепленную к противоположной стене голубую мемориальную доску, которая увековечивала память хозяйки литературного салона леди Оттолайн Моррелл. Несомненно, здесь в свое время обсуждались среди прочего и скабрезные romans clef…
– Привет, Робин, – сказал Страйк, наконец-то пробившись к себе в бюро. – Я опаздываю. Будь добра, позвони Ганфри и передай ему, что на завтра у меня назначена встреча, железно ограниченная по времени. И скажи Кэролайн Инглз, что никакого движения больше не наблюдалось, но завтра я сам ей позвоню и сообщу последние сведения.
Внеся изменения в свой график, он продиктовал ей название отеля в Сент-Джонс-Вуде – «Данубиус» – и поручил выяснить, не проживает ли там Оуэн Куайн.
– А что слышно насчет «Хилтонов»?
– Ничего хорошего, – сказала Робин. – Осталось еще два. Пока результатов нет. Если он и остановился в каком-нибудь «Хилтоне», то либо под чужим именем, либо в гриме – ну или персонал там крайне рассеянный, этого я тоже не исключаю. Такую фигуру трудно не заметить, особенно в мантии.
– А кенсингтонский «Хилтон» проверила?
– Да. Все без толку.
– Ладно, у меня появилась еще наводка: его подруга Кэтрин Кент, самостоятельно издающая свои книжки. Вероятно, чуть позже я к ней наведаюсь. Отвечать на телефонные звонки сегодня не смогу: я веду слежку за мисс Броклхэрст. Если что, присылай эсэмэс.
– Хорошо. Удачной слежки.
Но вечер оказался скучным и бесплодным. Страйк вел наблюдение за высокооплачиваемой референткой, которую чрезмерно подозритеьный босс, он же любовник, заподозрил в том, что она ублажает и посвящает в коммерческие тайны одного из конкурентов его фирмы. Однако мисс Броклхэрст, которая после обеда отпросилась с работы под тем предлогом, что хотела, на радость своему возлюбленному, сделать тщательную депиляцию и маникюр, а также заглянуть в солярий, не покривила душой. Страйк битых четыре часа торчал в кофейне «Неро», глядя сквозь залитое дождем оконное стекло на дверь спа-салона, и только навлек на себя гнев молодых мамаш с колясками, которым хотелось посидеть у окошка и посплетничать. В конце концов из дверей появилась мисс Броклхэрст, с бронзовым загаром и, по-видимому, практически без единого волоска от шеи до пят. Пройдя несколько шагов за ней следом, Страйк увидел, как она скользнула в такси. Каким-то чудом (при такой погоде) он сразу же схватил другую машину, но преследование, замедляемое дорожными пробками и потоками дождя, закончилось, как и следовало ожидать, у дома параноика-босса. Страйк всю дорогу скрытно делал фотографии, потом расплатился с таксистом и мысленно прикинул затраты своего рабочего времени. На часах было около шестнадцати; день уже клонился к закату, нескончаемый дождь стал еще холоднее. В окнах траттории, мимо которой лежал путь Страйка, зажглись рождественские огни, и Страйку опять – в третий раз за короткий промежуток времени – вспомнился Корнуолл, шепотом звавший его к себе.
Сколько же лет – неужели пять? – не бывал он в милом приморском городке, где прошли самые мирные годы его детства? Правда, он и потом виделся с тетушкой и дядей, когда те, по их застенчивому выражению, «выбирались в Лондон», останавливались у его сестры Люси и наслаждались видами столицы. В прошлый раз Страйк взял дядю Теда с собой на стадион «Эмирейтс» («Арсенал» играл с «Манчестер Сити»).
У него в кармане завибрировал телефон: Робин, неукоснительно соблюдавшая все инструкции, прислала сообщение:
М-р Ганфри просит о встрече завтра в 10 у него в офисе; хочет нечто сообщить. Ц. Р.
«Спасибо», – написал в ответ Страйк. Никаких «целую» он не признавал, разве что в сообщениях, адресованных сестре и тете Джоан.
На подходе к метро Страйк обдумал дальнейшие действия. У него из головы не шло исчезновение Оуэна Куайна – такая неуловимость могла и раздосадовать, и заинтриговать кого угодно. Страйк достал из бумажника листок, полученный от Элизабет Тассел. Под именем «Кэтрин Кент» стояли адрес многоэтажки в Фулеме и номер мобильного телефона. Вдоль нижнего края визитки было напечатано: «Независимый автор».
В отдельных районах Лондона Страйк ориентировался не хуже опытного таксиста. Притом что в детстве его никогда не заносило в фешенебельные кварталы, он обретался в самых разных частях столицы вместе со своей непоседливой, ныне покойной матерью – обычно в сквотах или ночлежках, но порой (если очередной ухажер матери располагал хоть какими-то средствами) и в более завидных условиях. Место жительства Кэтрин Кент было ему хорошо знакомо: на Клемент-Эттли-Корт стояли старые муниципальные дома, многие из которых теперь перешли в частные руки. В Фулеме неказистого вида кирпичные высотки, с круговыми балконами-галереями на всех этажах, располагались в нескольких сотнях ярдов от особняков стоимостью в миллионы фунтов.
Дома его никто не ждал; после кофе и булочек из «Неро» в желудке ощущалась сытость. Вместо того чтобы сесть на поезд Северной ветки, Страйк выбрал линию Дистрикт, доехал до Западного Кенсингтона и в сумерках двинулся пешком по Норт-Энд-роуд, где тянулись не выдержавшие кризиса заколоченные лавчонки. К многоэтажным домам он подошел уже в полной темноте.
Жилой квартал Стаффорд-Криппс-Хаус, находившийся ближе всех к главной дороге, стоял за невысоким современным зданием медицинского центра. Оптимист-проектировщик, увлеченный, по всей видимости, идеями социализма, предусмотрел для каждой квартиры небольшой балкончик. Не иначе как он воображал, что счастливые жильцы будут разводить цветы и, перегнувшись через перила, радостно приветствовать соседей. Но нет: эти наружные квадратики служили исключительно для хранения всяческого хлама: открытые всем стихиям, там громоздились старые матрасы, коляски, кухонная утварь, вороха грязной одежды – словно кто-то распилил сверху вниз хозяйственные шкафы и выставил их внутренности на всеобщее обозрение.
Возле пластмассовых мусорных бачков сидела горластая компания парней в капюшонах. Страйка проводили оценивающими взглядами. Он был шире в плечах и выше любого из этих юнцов.
– Здоровый бычара, – донеслось до него, когда он уже вошел в подъезд и, даже не нажав на кнопку явно неработающего лифта, направился к бетонным лестничным ступеням.
Квартира Кэтрин Кент находилась на четвертом этаже; попасть в нее можно было только с продуваемой насквозь общей кирпичной галереи, опоясывающей весь дом. Отметив, что у Кэтрин, в отличие от ее соседей, окна задернуты настоящими занавесками, Страйк постучал в дверь.
На стук никто не ответил. Если Оуэн Куайн и прятался внутри, то решительно не хотел себя обнаруживать: свет в комнате не горел, никакого движения не ощущалось. Из-за соседней двери высунулась злобного вида женщина с сигаретой в зубах, окинула Страйка испытующим взглядом и с почти комической быстротой шмыгнула обратно. На галерее свистел холодный ветер. Пальто Страйка поблескивало дождевыми каплями, а непокрытая голова – он это знал – выглядела как обычно: короткие, курчавые, густые волосы дождя не боялись. Засунув руки в карманы, он нащупал в одном из них плотный конверт, о котором совершенно забыл. Лампочка над дверью Кэтрин Кент была разбита, и Страйку пришлось продвинуться на две квартиры дальше, чтобы вскрыть серебристый конверт при электрическом свете.
Мистер и миссис Майкл Эллакотт
приглашают Вас
на торжественное бракосочетание
своей дочери, Робин Венеции,
и мистера Мэтью Джона Канлиффа,
которое состоится в церкви Девы Марии (г. Мэссем)
в субботу, 8 января 2011 года, в 14:00,
а затем на обед в отеле-замке «Суинтон-Парк»
Своей категоричностью приглашение напоминало армейские приказы: «венчание провести в соответствии с вышеуказанными распоряжениями». У них с Шарлоттой дело так и не дошло до той стадии, когда положено рассылать плотные кремовые карточки с блестяще-черным гравированным курсивом текста.
Опустив приглашение поглубже в карман и думая о своем, Страйк вернулся к неосвещенной двери Кэтрин и стал наблюдать за темной Лилли-роуд, по которой неслись фары дальнего и ближнего света и зыбкие рубиновые и янтарные отражения. Тусовавшиеся под балконом юнцы сбились в кучку, потом рассредоточились, приняли к себе других и перегруппировались.
В половине седьмого они всей сворой отделились от дома. Страйк провожал их взглядом, пока они не превратились в смутные силуэты; в этот миг из темноты появилась женщина, идущая им навстречу. Когда она оказалась в лужице света уличного фонаря, Страйк заметил черный зонтик, а под ним – гриву рыжих волос.
При ходьбе женщина, то и дело отбрасывая назад густые, растрепанные ветром локоны, клонилась набок, потому что в одной руке у нее был только зонтик, а в другой – два тяжелых магазинных пакета, но на расстоянии она все же выглядела довольно миловидной, да и ножки, видневшиеся из-под свободного пальто, оказались вполне стройными. Незнакомка приблизилась, пересекла бетонированный двор, не замечая, что за ней следят с высоты четвертого этажа, и скрылась в подъезде. Через пять минут она появилась на галерее, где поджидал Страйк. Вблизи стало заметно, что застежка ее пальто готова лопнуть на полновесном, округлом бюсте. Женщина брела повесив голову, а потому заметила Страйка лишь метров с десяти. Когда она вздернула подбородок, Страйк, вопреки своим ожиданиям, увидел далеко не юное лицо, с морщинами и припухлостями. Женщина приросла к месту и ахнула:
– Ты!
Страйк понял, что в потемках он видится ей лишь неясным силуэтом.
– Ах ты, гад!
Пакеты упали на бетонный пол; послышался звон разбитого стекла. Женщина бросилась прямо на него, размахивая кулаками:
– Ты гад, гад! Я тебя не прощу, никогда не прощу, пошел вон!
Страйку пришлось отразить пару неистовых ударов и на шаг отступить, а она с воплем кидалась на него в тщетных попытках пробить оборону бывалого боксера.
– Ну, погоди… Пиппа тебя убьет, к чертовой матери… дай срок…
Соседская дверь вновь приоткрылась: на пороге стояла все та же мегера с сигаретой в зубах.
– Эй! – окликнула она.
Свет из ее прихожей упал на лицо Страйка. Рыжеволосая незнакомка не то ахнула, не то вскрикнула – и попятилась.
– Чего разорались? – рявкнула соседка.
– Ошибочка вышла, – дружелюбно сказал Страйк.
Соседка захлопнула дверь, оставив Страйка и его противницу в темноте.
– Кто вы такой? – прошептала женщина. – Что вам нужно?
– Вы – Кэтрин Кент?
– Что вам нужно? – Она почему-то запаниковала. – Если это то, что я думаю, я этим больше не занимаюсь!
– Как, простите?
– Да кто вы такой, в конце-то концов? – Она перепугалась еще сильнее.
– Меня зовут Корморан Страйк, я частный детектив.
Он давно перестал удивляться реакции людей, которые заставали его у себя на пороге. Потрясенное молчание Кэтрин было вполне типичным ответом. Пятясь от Страйка, она споткнулась о свои пакеты и чуть не упала.
– Кто натравил на меня частного детектива? Она? – свирепо допытывалась женщина.
– Мне поручили розыск писателя Оуэна Куайна, – объяснил Страйк. – Он исчез почти две недели назад. Я в курсе, что вы с ним дружны…
– Ничего подобного, – выговорила она, поднимая с полу глухо звякающие пакеты. – Так ей и передайте. Пусть она его себе забирает.
– Вы с ним больше не дружны? И не знаете, где он находится?
– Да мне плевать, где он находится.
На кирпичном бортике галереи появилась надменная кошка.
– Можно спросить: когда вы в последний раз…
– Нельзя! – отрезала Кэтрин и остервенело замахнулась пакетом.
Страйк напрягся, опасаясь, как бы она не смахнула с четвертого этажа поравнявшуюся с ней кошку. Но кошка зашипела и спрыгнула на пол, где получила от Кэтрин Кент быстрый, прицельный пинок.
– Гнусная тварь! – бросила Кэтрин Кент; животное умчалось в темноту. – Дайте пройти. Мне домой нужно.
Посторонившись, Страйк пропустил ее к дверям. Она не сразу смогла найти ключ. Неловко порылась в карманах, но вынуждена была поставить пакеты у ног.
– Мистер Куайн исчез после скандала с агентом из-за своей последней книги, – сказал Страйк, пока Кэтрин обшаривала складки пальто. – Вы, случайно, не знаете…
– Плевать мне на его книгу… Я ее не читала, – добавила она.
У нее тряслись руки.
– Миссис Кент…
– Миз, – поправила она.
– Миз Кент, жена мистера Куайна говорит, что к ним домой приходила какая-то женщина и спрашивала ее мужа. По описанию…
Ключ наконец-то нашелся, но тут же выскользнул из пальцев Кэтрин Кент. Страйк наклонился, чтобы его поднять; она вырвала ключ у него из рук.
– Ничего не знаю.
– Вы не заходили на той неделе к нему домой?
– Говорю же, я понятия не имею, где он прячется, ничего не знаю, – отрезала она, повернула ключ в замочной скважине и подхватила оба пакета, в одном из которых по-прежнему что-то глухо брякало.
На пакетах Страйк прочел название ближайшего хозяйственного магазина.
– Тяжело, наверное.
– У меня поплавковый клапан полетел.
И захлопнула дверь у него перед носом.
10
Вердон. Мы будем драться.
Клермон. Так тому и быть, господа, деритесь вволю; но через несколько минут прибудет…
Фрэнсис Бомонт, Филип Мессинджер. Маленький французский адвокат
Следующим утром Робин, вспотевшая и раскрасневшаяся, вышла из метро с зонтиком, который оказался совершенно лишним. После вереницы дождливых дней, когда в вагонах стоял удушливый запах мокрой ткани, на тротуарах было скользко, а по окнам сбегали капли, внезапное наступление сухой, солнечной погоды застало ее врасплох.
Кто-то, возможно, радовался, получив передышку от ливней и низких свинцовых туч, но Робин не замечала ничего вокруг. Они с Мэтью сильно поссорились. Теперь она испытала едва ли не облегчение, когда за стеклянной входной дверью с выгравированным именем и профессиональным статусом Страйка нашла пустую приемную: босс, уединившись в кабинете, вел телефонные переговоры. Робин чувствовала, что перед началом общения ей необходимо взять себя в руки, поскольку именно Страйк стал предметом вчерашнего раздора.
– Ты пригласила его на свадьбу? – резко спросил Мэтью.
Она побоялась, что Страйк обмолвится об этом приглашении во время их общей встречи, и решила поставить Мэтью в известность заранее, чтобы его недовольство не выплеснулось на Страйка.
– С каких это пор мы раздаем приглашения без ведома друг друга? – завелся Мэтью.
– Я как раз собиралась тебе сказать. А может, даже говорила. – Тут Робин разозлилась на себя: она никогда не обманывала Мэтью. – Это же мой начальник; естественно, он ожидает приглашения!
Еще одна ложь: по ее наблюдениям, Страйку это было глубоко безразлично.
– Знаешь что, я просто хочу, чтобы он присутствовал, – объявила Робин, наконец-то сказав правду.
Ей хотелось, чтобы работа, интереснее которой у нее никогда не было, переплелась с ее личной жизнью, пока еще не допускавшей такого сближения; пусть бы из них образовалось приемлемое для всех единое целое; пусть бы Страйк пришел на венчание и одобрил («одобрил»! С какой стати он должен одобрять?) ее брак с Мэтью.
Она подозревала, что Мэтью будет далеко не в восторге, но надеялась, что к тому времени мужчины успеют познакомиться и сдружиться; если этого еще не произошло, то не по ее вине.
– А кто-то еще устроил истерику, когда я хотел пригласить Сару Шедлок, – заметил Мэтью; это был удар ниже пояса.
– Хорошо, пригласи ее! – разозлилась Робин. – Только это не одно и то же… Корморан никогда не пытался затащить меня в постель… как прикажешь понимать твою ухмылку?
Когда скандал разгорелся не на шутку, позвонил отец Мэтью и сообщил, что странные покалывания, на которые жаловалась неделю назад мать Мэтью, оказались микроинсультом. После этого и до Робин, и до Мэтью дошло, что продолжать перепалку насчет Страйка было бы кощунством, и, теоретически помирившись, они безо всякого настроения легли в постель, хотя оба – как понимала Робин – внутренне кипели.
Страйк появился из кабинета только к полудню. На этот раз он был не в костюме, а в грязном, дырявом свитере, в джинсах и кроссовках. На его лице темнела густая щетина, которая отрастала за сутки. Робин тут же забыла о своих неприятностях и уставилась на босса: даже в ту пору, когда ему приходилось ночевать у себя в кабинете, он никогда не выглядел бомжом.
– Сделал несколько звонков для досье Инглз и раздобыл кое-какие телефонные номера для Лонгмана, – сообщил он Робин, протягивая ей старомодные, от руки пронумерованные на корешках картонные папки, какие привык использовать для подшивки документов еще в Бюро специальных расследований.
– Это… маскарад? – спросила она, разглядывая жирные (или какие-то другие) пятна на коленях его джинсов.
– Угу. Для дела Ганфри. Это долгая история.
Пока Страйк заваривал на двоих чай, они успели обсудить состояние трех текущих дел. Робин узнала последние сведения и планы дальнейших действий.
– А что слышно насчет Оуэна Куайна? – спросила она, принимая горячую кружку. – Что говорит его агент?
Опустившись на диван, который, как обычно, издал под его весом неприличный звук, Страйк поделился с ней подробностями беседы с Элизабет Тассел и встречи с Кэтрин Кент.
– Готов поклясться: в первый момент она приняла меня за Куайна, – сказал Страйк.
Робин засмеялась:
– Ты не настолько толстый.
– Спасибо тебе, Робин, – сухо бросил он. – Когда же до нее дошло, что я – не Куайн, а какой-то незнакомый тип, она сказала: «Я этим больше не занимаюсь». Ты что-нибудь понимаешь?
– Нет… но… – смущенно начала Робин, – я, честно говоря, вчера откопала кое-что насчет Кэтрин Кент.
– Каким образом? – поразился Страйк.
– Ну, ты ведь говорил, что она самостоятельно публикует свои произведения, – напомнила ему Робин, – вот я и решила пошарить в Сети, посмотреть, нет ли там чего-нибудь интересного… – двумя щелчками мыши она открыла нужную страницу, – и наткнулась на ее блог.
– Молодчина! – Страйк с готовностью оторвался от дивана, обошел вокруг письменного стола и остановился за спиной у Робин.
Дилетантски оформленный сайт назывался «Моя литературная жизнь». Главную страницу украшали рисунки гусиных перьев и чрезвычайно лестная фотография Кэтрин Кент, сделанная, по оценке Страйка, добрых десять лет назад. Блог представлял собой список постов, организованный по датам, в форме дневника.
– Основная ее мысль – что издатели-консерваторы не смогут распознать хорошую книгу, даже если получат ею по голове, – сказала Робин, прокручивая страницу вниз, чтобы Страйк составил общее представление. – Эта красавица написала три романа – по ее словам, в жанре эротического фэнтези, – которые образуют серию «Сага о Мелине». Их можно загрузить на «Киндл».
– Совершенно не хочется снова читать скверные книжки, – сказал Страйк. – С меня хватило «Братьев Блудняк». А насчет Куайна здесь что-нибудь есть?
– Полно, – ответила Робин, – если допустить, что он тот самый, кого она называет Великим Писателем. Сокращенно – ВП.
– Вряд ли она спит сразу с двумя писателями, – заметил Страйк. – Наверняка он. «Великий» – это, конечно, громко сказано. Ты, например, до встречи с Леонорой знала имя Куайна?
– Нет, – призналась Робин. – А вот и он, смотри, второго ноября.
Сегодня вечером интересная беседа с ВП на тему Сюжета и Повествования что не одно и тоже. Для тех, кто не знает: Сюжет – это то, что происходит, а Повествование – это сколько ты показываешь читателю и как ты это показываешь.
Приведу пример из моего второго романа «Жертва Мелины».
«Когда они шли к Хардерельскому лесу, Лендор поднял свой точеный профиль, чтобы посмотреть, далеко ли еще до цели. Его тренированное тело, доведенное до совершенства верховой ездой и стрельбой из лука…»
– Прокрути наверх, – не выдержал Страйк, – посмотри, что еще там есть про Куайна.
Робин так и сделала; она остановилась на сообщении от двадцать первого октября.
Итак, звонит ВП, что не может со мной встретиться (опять). По семейным обстоятельствам. Чт’о я могу сказать, кроме того, что все понимаю? Когда мы полюбили друг друга, я знала, что мне будет не легко. Не могу писать открытым текстом, скажу только, что он привязан к нелюбимой жене из-за Третьей Стороны. Это не его вина. И не вина Третьей Стороны. Жена его не отпустит, хоть это было бы лучше для всех, вот и получается, что мы заперты, как мне иногда кажется в Чистилище Жена про меня знает, но претворяется что нет. Не знаю как можно жить с человеком, чье сердце принадлежит другой, я бы так не смогла. Так же ВП говорит, что для нее Третья Сторона важней всего, даже важней чем Он. Удивительно как часто «Забота» ровняется глубокому Эгоизму.
Кто-то скажет, что я сама виновата: полюбила Женатого мужчину. Вы не сможете сказать мне ничего такого, чтобы не говорили мне подруги, сестра и Мама. Я пыталась разорвать этот круг, но могу только сказать, что у Сердца свой разум, о котором Разум не ведает. И вот сегодня я весь вечер плачу и жду, когда у меня измениться Разум. ВП сказал мне, что почти закончил свой Шедевр и что книга получилась лучше всего написанного им раньше. «Надеюсь, тебе понравится. Там есть про тебя». Что можно сказать, когда Великий Писатель упоминает тебя в своем шедевральном произведении? Он столько мне дает и я это ценю. Мы, писатели, можем впустить в свое сердце кого угодно, даже неписателя, но что бы в свою Книгу?! Это нечто. Это совсем другое.
Не могу разлюбить ВП. У Сердца свой Разум.
Ниже шли комментарии.
Что ты скажешь, если я тебе признаюсь, что он зачитал мне один отрывок? Пиппа2011.
Ты играешь с огнем Пип, мне он ничего не зачитывает!!! Кэт.
Еще не вечер. Пиппа2011 хххх
– А вот это уже интересно, – оживился Страйк. – Очень интересно. Когда Кент вчера бросилась на меня с кулаками, она кричала, что некая Пиппа собирается меня убить.
– В таком случае посмотри сюда, – заволновалась Робин, переходя к девятому ноября.
В первый день нашего знакомства ВП мне сказал: «Твоему произведению грош цена, если в нем никто не истекает кровью, хотя-бы ты сама». Как известно читателям этого Блога, я Метафорически вскрыла себе вены – и здесь и в своих книгах. Но сегодня у меня такое чувство, будто меня смертельно ранил тот, кому я привыкла доверятся.
«О, Макхит! Ты лишил меня покоя. Мне было бы отрадно видеть, как тебя пытают».
– Откуда эта цитата? – спросил Страйк.
Пальцы Робин проворно забегали по клавиатуре.
– Нашла: Джон Гей, «Опера нищего».
– Подумать только, какие встречаются эрудитки среди тех, кто путает «также» и «так же» и без разбора ставит заглавные буквы.
– Не всем же быть гениями пера, – упрекнула его Робин.
– И слава богу. Я о таких наслышан.
– Взгляни на комментарий под этой цитатой, – сказала Робин, возвращаясь к блогу Кэтрин.
Пройдя по ссылке, она вывела на экран одно-единственное предложение.
Когда тебя вздернут на дыбу, Кэт, я своей рукой поверну рычаг.
Этот комментарий тоже был подписан «Пиппа2011».
– Пиппа – та еще штучка, верно? – отметил Страйк. – А нельзя ли узнать, на что живет эта Кент? Вряд ли эротическое фэнтези дает ей возможность платить по счетам.
– Здесь тоже не все так просто. Вот, смотри.
Двадцать восьмого октября Кэтрин написала:
Как и большинство Писателей, я вынуждена подрабатывать. Из соображений безопастности буду краткой. На этой неделе в нашем Учреждении опять усилили охрану, а значит у моего Коллеги по работе следовательно (новоявленный святоша, ханжески суется в мою личную жизнь) получил повод предложить начальству, что бы блоги и т. д. проверялись на предмет утечки информации. К счастью здравый смысл одержал верх и никакие действия не предпринимаются.
– Загадка, – сказал Страйк. – Усилили охрану… женская тюрьма? Психушка? Или мы уже подошли к промышленному шпионажу?
– А вот еще, взгляни: тринадцатое ноября.
Робин прокрутила текст вниз, до самого последнего сообщения, которое следовало за признанием Кэтрин в получении смертельной раны.
Три дня назад моя любимая сестра, которая боролась до последнего, скончалась от рака груди. Заранее спасибо всем-всем за добрые слова и поддержку.
За этим сообщением следовали два комментария, которые Робин тут же открыла.
Пиппа2011 написала:
Как печально Кэт. С любовью ххх.
На что Кэтрин ответила:
Спасибо Пиппа ты настоящий друг хххх
Высказанная авансом благодарность Кэтрин всем-всем уныло висела над этим скупым обменом репликами.
– Зачем это? – с тягостным чувством спросил Страйк.
– Ты о чем? – не поняла Робин и повернулась к нему.
– Зачем люди этим занимаются?
– Ведут блоги? Не знаю… Была же у кого-то фраза, что, мол, неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы жить.
– Да, у Платона, – подтвердил Страйк, – но здесь не осмысление жизни, а сплошной эксгибиционизм.
– Ой! – Робин так вздрогнула от своей забывчивости, что облилась чаем. – Совсем из головы вылетело! Вчера, когда я уходила домой, позвонил Кристиан Фишер. Он интересуется, не собираешься ли ты писать книгу.
– Что-о-о?
– Книгу, – повторила Робин, давясь от смеха при виде перекошенной физиономии Страйка. – Автобиографию. О службе в армии, о расследовании гибели Лулы Лэндри…
– Перезвони ему, – распорядился Страйк, – и скажи, что нет, я не собираюсь писать книгу.
Осушив свою кружку, он направился к стойке для одежды, где рядом с его черным пальто теперь появилась видавшая виды кожаная куртка.
– Насчет сегодняшнего вечера не забыл? – предчувствуя недоброе, спросила Робин.
– А что сегодня вечером?
– Мы хотели встретиться, – обреченно выговорила она. – Втроем, с тобой и с Мэтью. В «Кингз армз».