Сотник из будущего. Тёмное время Булычев Андрей
– Раз! Раз! Раз! – Стена щитов, устояв при первом натиске, начала рывками напирать вперед. Толпа чуть подалась, и Андрей, обернувшись, прокричал: – Стрелки, тоовсь! Первые шеренги на колено! Пешцы, щиты вверх ставь! Стрелкам – бей!
И опять в толпу ударили пять десятков боевых тугих луков. Три, пять, семь ударов сердца, и больше двух с половиной сотен стрел со свистом ушли поверх голов мечников. Не каждая из них нашла свою цель. Некоторые тела жертв, стоявших в первых рядах, пробивались двумя и порой даже тремя. Но впереди стоящих атакующих они выкосили всех.
– Стрелкам бить навесом! – проорал комбриг, вскакивая. – Стенка, вперед!
Организованного сопротивления воинам уже не было. Легко сбив дрогнувшую и сильно поредевшую толпу, ее затем погнали по улице в южную сторону. То же самое сейчас происходило и в двух других ударных клиньях.
– Марат, Оська, за мной! – Митяй заскочил в распахнутые ворота двора справа. Два звероватого вида мужика вытаскивали из распахнутой двери крепкого дома какие-то узлы с рухлядью. На крыльце в луже крови лежал с рассеченной головой мужик, а из дома слышался резкий женский визг. На бегу, не снижая скорости, Митяй метнул швырковый нож и, уклоняясь от падающего навстречу ему мертвого тела, выбил ногою дверь вовнутрь. За ним следом, срубив второго разбойника мечом, заскакивал и друг берендей. Оська с наложенной на лук стрелой в это время контролировал двор.
Меч боковым хлестом перерубил шейную жилу насильника, и струя алой крови окатила как саму жертву, так и второго мужика, что держал за руки распластанную на полу и визжащую бабу. – А чего?! Ааа! – заорал тот, и метнулся было в сторону. Раздался противный хруст, и Марат вытер о его одежду свой окровавленный меч.
– Прикройся! – Митяй сдернул какую-то дерюжку с полатей и кинул ее женщине, оглядывая цепким взглядом весь дом. Больше здесь никого уже не было.
– Все, чисто, пошли, Марат! Прости, хозяйка, не успели мы немного.
Их клин в это время уже ушел на пару сотен шагов вперед, гоня разбитую разбойничью ватагу по Прусской улице, и его нужно было теперь догонять. То с одного, то с другого двора выскакивали легкие пешцы, зачищающие дворы, и тоже спешили вперед. А сзади уже накатывала толпа мужичья с дубьем и с подобранным у убитых оружием.
– Свои, свои! От Журавля мы! – выкрикнул ширококостный, чернобородый, заросший густым волосом мужик с обожженными руками. – Слышите, вечевой колокол бьет?! Весь народ со всех концов на клещевских находников поднялся! Гайда вперед, робята! – И он, потрясая секирой с широким лезвием, увлек огромную и орущую толпу за собой. А издалека доносился набат вечевых колоколов с Неревского и Загородского концов, да и из Славенского и Плотницкого на левый берег по Великому мосту неслись толпы мужиков с дрекольем. Весть, словно пожар, пробежала по всему огромному городу: клещевские простой люд бьют, баб насильничают, а избы жгут и все себе подчистую выносят! Тысячи людей поднялись, схватив то оружие, что у них имелось, и теперь их было уже не остановить. Основной костяк разбойничьей ватаги был выбит воинскими клиньями, и противостоять толпе народа никто не мог.
– Уходим! – Подобрав десяток своих раненых и двух убитых, андреевские резко развернулись и, выйдя по своим улицам к Волхову, погрузились на ожидающие их ладьи. А разъяренные толпы народа, разметав остатки еще сопротивляющейся ватаги, ворвались в Людин конец. Здесь их поддержали и сами жители, натерпевшиеся от атамана и от своей кончанской верхушки. Гнев этой толпы был страшен!
– До сих пор горят концы? – Варун, поднявшись на колокольню Благовещенской церкви, оглядел всю левую Софийскую сторону города. – Горят, Варун Фотич, – кивнул Родька. – Неревский и Загородский вроде бы как затушили, а вот Людин, что как раз напротив нас, тот вон до сих пор пылает, уже треть часть его дотла выгорела. Правда, дымы стали белые и не такие густые, как раньше, видать, и его тоже сейчас тушат.
– Ну и ладно, ну вот и хорошо, – пробормотал старший разведчик и, развернувшись на макову храма, размашисто перекрестился. – Прости, господи, сколько народу ведь сгинуло!
Под вечер к пристани городища подошла ладья, из нее выскочили уже знакомые по прошлым переговорам новгородцы.
– Андрей Иванович в шатре, пожалуйте к нему туда! – пригласил Журавля и его сотоварищей старший караульной полусотни Угрим Лютомирович.
В сопровождении двух десятков караульных с копьями пятеро новгородских старшин прошли в командирский шатер.
– Здрав будь, воевода-боярин новгородский Андрей Иванович! – поклонился в пояс высокий старшина загородской ватаги. – Вот пришли мы поклониться тебе со старшиной нашей Софийской городской стороны, – и старосты Неревского и Загородского концов – Кузьма Овин с Хотиславом Путиловичем, блюдя свое достоинство, вежливо поклонились.
– А вот с Людиного конца Никодима Паскалова-то и нет, да и не будет уже. Забили ведь вусмерть того старосту. Сами свои люди лютой смерти предали, – развел руками Журавель и перекрестился на походный воинский складень. – Злой ведь нынче народ, в обиде он был на Чудиновича. Забижал, сказывают, он с разбойниками своих людей, в страхе всех сильном держал. Вот, видать, и не стерпели они того. Всех ближних его побили, а усадьбу дотла сожгли.
– Даа, страшно! – вздохнул староста с Неревского. – А ведь говорили мы ему и не раз ведь – зря ты так, Никодимка, со своими людьми. Воздастся ведь тебе за все, а вот так оно и случилось! Народ в гневе ведь не знает никакого удержу, ох и лютый он ноне! – И Кузьма Ярилович глубоко, с шумом вздохнул.
– Пожалуйте к походному столу, гости дорогие. Сейчас распоряжусь, накроем на скорую руку, вы уж извините, не ждали мы вас так рано! – извинился Сотник и, подозвав к себе Буриславовича, шепнул ему что-то на ухо.
– Сделаем, Иванович, не беспокойся, – кивнул тот и, откинув полог, выскочил из шатра.
– А вот Клеща с тремя первыми его подельниками-то мы и не нашли, – сокрушался, сидя за накрытым столом, Журавель. – После того как ваша дружина вышла из города, мы добили всех ватажных на Загородском конце и потом зашли на Людин. Народ ударил в вечевые колокола, набежали его целые тысячи, и даже с правой, с торговой стороны на подмогу пришли. Многим ведь зла наделали за все эти годы клещевские, вот и били их там нещадно. Мало кто сбежать сумел. Только, поди, самые что ни на есть ушлые. Ну да ничего, найдет на себя еще Клещ смертушку. Такие просто так не отходят! Слишком много на нем душ невинно убиенных висит.
Старосты слушали, поддакивали и наворачивали жирную воинскую кашу, пироги с рыбой да запивали все это медовым взваром.
– Извините, уважаемые, не могу я вас хмельным угостить, не держим мы в походах хмельное, – развел руками Сотник.
– Дэк мы-то че?! Мы-то понимаем! Дело служивое! – кивал важно кончанская старшина. – Чай и сами в походы, было время, тоже ведь хаживали. И так вон как нас уважил, эх и хороша дружинная кашка, жирная, с дымком, да на добром сале.
– Что теперь-то делать собираетесь, уважаемые? – Андрей, словно оценивая, внимательно оглядел сидящих за столом гостей и думал: «Так, Журавель, этот из бывших ушкуйников и находников. Он привык больше секирою да мечом себе на жизнь и на пропитание находить. С ним же и два его ближних подручных, как раз под стать своему лихому атаману. Крепкие мужики, с уверенными и цепкими взглядами. Лишь бы не пошли они по пути Клеща. Вот споются с выборной городской властью и будут потом так же народ примучивать. Хотя не должны бы. Нет в них того кровавого и разбойного, злого духа. Все-таки больше воинской закваски эти люди, хотя и тоже весьма лихие. По кончанским старостам понятно. Они, каждый на своей части города, дела ведут и перед его населением свой ответ держат, да еще и представительствуют на господнем совете. Умные, заматеревшие и опытные хозяйственники. И свое они, конечно же, не упустят, но и о народе вроде как думать должны. Только вот время им непростое выпало, очень лихое время».
– Да, а что делать-то? – Кузьма Ярилович облизал большую деревянную ложку и положил ее, перевернутую, аккуратно на стол. – Пожары на своих концах мы к этому часу затушили. Скоро их и на Людином тоже зальют. Будем понемногу поправлять все. Порушено нонче очень много! Спасибо твоей дружине, Андрей Иванович, ударили дружно вы с трех концов. Не дали все разорить да пожечь разбойникам. На господнем совете мы за вас благодарность отдельно скажем. Княжьи-то сотни и дружинка посадника даже и не вышли ведь из-за стен! Так и сидят до сих пор там и выйти наружу в город боятся! Защитнички, чтоб им пусто было! – И он, крякнув, помотал в сердцах головой.
– На Людином конце как все успокоится, подначим народ, пущай вече собирают и новую старшину для себя выбирают, – продолжил рассказывать ближайшие планы староста с Загородского конца. – А уж мы шепнем кому надо, чтобы хозяйственных да серьезных на это место кричали. Чай и самим нам хорошие соседи там нужны. Всю Софийскую, левобережную сторону, бог даст, обустраивать скоро вместе будем. С голодом бы вот нам только совладать. Припасов совсем ведь нет. Скоро уборочную надо бы вести, а поля-то все одно пустые стоят.
– Выход здесь только один, старосты, это собирать сообща, в складчину ходовой товар, какой еще и где остался, да посылать надежных людей на дальний зерновой закуп. Тут я только три стороны вижу. Это на запад, в германские земли идти, но там сейчас на зерно цена очень высокая стоит, я сам про то очень хорошо знаю. Можно по второму пути на восток направиться. Вышним Волоком по реке Мсте, на Цну и уже далее Тверцой через Торжок на Волжскую Булгарию, в богатые Итильские земли. А можно и далее сплавать в Хвалынское теплое море. Там, в Персии, торг вести и дальним путем пшеницу и сарацинское зерно к себе вывозить. Но проще, пожалуй, будет все же в самой Булгарии закупаться. Можно еще и по Задвинским волокам на Днепр, в южные русские княжества направиться и даже далее в греческие земли. По моим сведеньям, недорода там пока не было, и сторговаться для себя вполне даже можно. Время вот только мало нам для такого дальнего похода остается. До ноябрьского ледостава всего-то три месяца и никак не более. Мы вот и сами в поместье поспешать будем, а как ладьи у себя разгрузим, думали, сразу же волжским путем их с частью судовой рати на хлебный закуп отправить. Далеко нам уйти уже не удастся, ибо время сильно поджимает, поэтому только до Булгара, на осеннюю ярмарку нужно идти.
– Так и наши, может быть, захватите с собой, Иванович? – сразу же «включился» хозяйственный староста Неревского конца. – Мы за седмицу бы тут пробежались по всем городским концам, собрали бы побольше меховой рухляди, серебра, да и всего того, что только будет пригодно для мена. И с твоими опытными людьми и своих бы мы ладейных отправили. На посадника с нынешней княжьей властью надежы-то ведь никакой у нас сейчас нет. Самим, похоже, обо всем теперь только думать придется. А у нас, сам знаешь, и из ушкуйников, и из купцов добрые люди есть. Не раз они ранее в те земли ходили, а с твоими воями так и вообще им страшно не будет.
– Хм, – почесал задумчиво лоб Андрей. – Взять-то ваших, конечно, можно, и сторговаться им бы мои тоже помогли, у нас ведь там хорошие связи уже налажены. Да и во многих торговых местах свои люди теперь есть. Опять же, идти большим караваном да от лихих людей отбиваться вместе тоже как бы полегче. Ладно, сделаем тогда мы так, – наконец принял он решение. – Мы завтра же спозаранку уходим к себе в поместье. Оставляем пока здесь, в городище, те три пустых ладьи, зерно из которых забрали себе посадник с тысяцким в качестве своей доли с похода. Ну и еще две своих высвободим, потеснимся маненько, чего уж, ради такого-то дела. Вот на эти-то пять ладей посадим мы человек по тридцать на каждую да и отправим к Волжской Булгарии. Вы же, как только можете скорее, чтобы время не терять, собирайте своих людей и весь товар для закупа, загружаетесь на свои суда да и присоединяетесь к моим. Все вместе они и пойдут по Ильмень озеру до устья реки Мсты, ну и дальше уже по всему этому Вышнему Волокскому пути.
Но это ведь только полдела, старосты. А как зерно потом будете распределять в городе? Вы вспомните, сколько его запасов было ранее? По княжьим и посадским житницам да по амбарам купцов и всяких имущих людей ведь тысячи его пудов лежало! И надолго ли его тогда городу хватило? Все ведь пожгли гораздо более, чем для еды вынесли! А с этим теперь тоже, не случится ли такое?
– Ну уж неет! – хором заголосили новгородцы. – Теперь-то как зеницу ока мы будем его охранять. Хватило уже нам той науки. Обожглись!
– Ну, смотрите сами, – кивнул Андрей. – Значит, как и договаривались, мои пять ладей ждут ваш караван не больше седмицы. Коли он от вас не пойдет, то на восьмой день они и сами одни в дальний поход направятся. Сами понимаете, дольше ждать вас они уже не смогут, осень, господа старосты, стоит на пороге. Коли лед воду прихватит, так не будет тогда нашим ладьям по реке хода. Только и вывозить потом из вмерзших в него судов все санями.
На том и порешили. А утром, спозаранку, та часть бригады, что добиралась к себе в усадьбу водным путем, отошла от пристани Рюрикова городища и сразу же оказалась на просторах Ильмень озера. Дальше ей нужно было пройти реку Полу и уже затем, свернув на восход солнца, по реке Поломети догрести против течения до родной Ямницы. А на малой пристани Городища осталось пять ладей, нагруженных частью добычи с похода и нужной для мена и для зернового закупа.
– Счастливо вам, братцы! – крикнул Сотник. – Удачного похода вам, Варун Фотич!
Рядом с другом у кормы стояла неразлучная пятерка выпускного курса ратной школы.
– Смотри у меня, Митька! – погрозил ему кулаком отец. – Вы, стрелки, далеко от дядьки и от этих ладей чтобы не отходили!
– Ладно, бать, ты не переживай, все будет хорошо! – сделав ладони лодочкой, выкрикнул ему в ответ паренек. – К ледоставу домой жди! Всем сродственникам и Ладушке привет!
– Не переживай, – проворчал Сотник. – Посмотрим, как ты сам будешь за своих чад беспокоиться. Вона уже какой лось вымахал, что ты, семнадцать годков ведь недавно исполнилось, самостоятельный!
Глава 4. Дела хозяйские
Конная часть бригады дошла до дома на девять дней раньше ладейной. В усадьбе в это время полным ходом шла уборочная страда. Зная наперед о предстоящей непогоде, все работали в поте лица.
– Всем вновь прибывшим три дня отдыха, а затем в поля! – был приказ комбрига.
Опыта в таких работах всем было уже не занимать. В прошлом году, перед началом затяжных дождей, по всему поместью буквально за пару месяцев успели возвести тока, овины-сушильни и широкие навесы. За этот год добавились еще новые постройки, и о сохранности урожая теперь уже можно было так сильно не переживать.
Дома все было в надлежащем порядке, Марта, несмотря на свою благородную кровь, оказалась прекрасной хозяйкой. С Ладой они быстро нашли общий язык, и соперничества между ними никакого не было. Терем, после переезда в него из избы, казался для приемной дочери Сотника огромным, и дел в нем, несмотря на наличие прислуги, всегда было великое множество. Здесь женщины были полноправными хозяйками. Андрей из дому уходил спозаранку, обедал он обычно в полевом стане или же на дальних воинских полигонах. Так же, как и хозяин, пропадал на своем самострельном участке механического заводика и дед Кузьма. Митяй был в дальнем походе, а подросший Ванятка носился целыми днями с посадскими детьми. На улице всегда было много озорной пацанвы, и прибегал он домой вымазанный с ног до головы. Ленька традиционно пытался за ним увязаться, но женская половина семьи его неизменно перехватывала, а затем возвращала ревущего мальца обратно и передавала под неусыпный контроль Эммы или Настены.
– Тебя сегодня опять до самого вечера не ждать? – укоризненно вздохнула герцогиня. – Когда уже с семьей целый день сможешь побыть, Ленька вон как по своему тятеньке соскучился, да и я так-то тоже по своему мужу.
– Ну не обижайся, Мартушка. – Андрей поцеловал любимую в припухлые обиженные губы. – Ты же сама знаешь, какие у нас тут нынче времена. Вот зарядит обложной дождь, как ему время придет, и потом и все дороги сразу же встанут. Обещаю, целыми днями тогда я буду возле тебя в тереме сидеть и, не отрываясь от такой неземной красоты, часами любоваться стану. – И он, прижав к себе, нежно ее обнял.
– Андрей Иванович, по уборке мы вроде бы как нонче укладываемся, – докладывал главный хозяйственник поместья Парфен. – Все озимое мы в этот раз уже загодя скосили. Колос хорошо в это лето свою восковую спелость набрал. Работники высушили и уже обмолотили со снопов все зерно, и даже заложить его в амбары на хранение успели. Так же у нас и с горохом удачно получилось. А сейчас вот к уборке яровых приступили. Сначала мы ячмень с рожью жнем да на обмолот его, на гумна свозим, а совсем скоро и за пшеницу тоже возьмемся. Овес немного пока подождет. Ну а с новыми культурами я уж даже и не знаю, как нам теперича быть. – И он развел руками. – Кукурузе с подсолнечником дозреть бы еще, конечно, нужно. Да и картофель у нас пока в рядах мелковатый. Еще бы две седмицы всему этому доспеть, и тогда совсем бы хорошо было. – И он внимательно взглянул на Сотника.
– Не знаю, Васильевич, не знаю я, – покачал тот в сомненье головой. – Есть ли у нас эти самые две седмицы? Я ведь точных сроков начала непогоды не ведаю. Знаю только, что примерно в середине сентября ее нужно будет ждать, тогда, когда самая уборочная страда здесь проходит. Ты уж извини меня, коли ведал бы, так все бы давно вам сказал.
– Ну да, – вздохнул Парфен. – Выходит, что нет у нас того запаса времени. До середины сентября месяца, сейчас всего-то лишь одна седмица времени осталась. Получается, надобно нам всем людям говорить, чтобы они за все и сразу бы брались. Народу вот только, чтобы разом все это охватить, нам все одно не хватает. И так ведь всех тех, кто пришел к нам в эту зиму и кого мы у себя отогрели, к уборке урожая уже приставили. Работают они, рук своих не покладают. Натерпелись ведь с голодухи, теперь им такой труд вообще в радость. И все равно нам до непогоды не успеть.
– Ничего, те пять сотен, что ладейным путем в поместье пришли, все уже в работу включились. – Андрей оглянулся, кивая на шагающий по проселку строй с косами и граблями. – Школа вместо ратных занятий на поля в полном составе вышла, а с завтрашнего дня так и все ремесленные, кроме самострельщиков, к тебе тоже на помощь подтянутся. Как-нибудь уж справимся сообща. Многие овощи пока с уборкой подождут, чай уж не прихватит их сразу морозом. Самое главное – это зерновые, Васильевич. Мы ведь на одном привозном здесь долго не вытянем. Все свое нам нужно будет прибрать.
– Ну вот, а целых полторы сотни работников за тем чужим зерном водным путем ушли, – проворчал главный хозяйственник Андреевского. – Ох, как бы они нам тут пригодились!
– Надо, Парфен, так надо было, не ворчи, – усмехнулся Сотник. – Сам понимаешь, если у нас с закупом в Булгарии все получится, то каким это подспорьем для нас тогда будет! На два голодных года точно этого зерна с нашим, посадским, тогда уже точно хватит. Да и новгородцам помочь тоже ведь не грех. Сам ведь знаешь, какой там сейчас лютый голод стоит.
На хорошо набитую дорогу, на телеге, запряженной кобылой, выехал с бокового проселка Архип. – Андрей Иванович, Парфен Васильевич, садитесь ко мне, чего вы там пехом топаете? А ну, кыш отсель! – махнул он рукой, и сидящие рядом сыновья слетели с телеги воробьями и побежали с ней рядом.
– Сам-то ты куда едешь, Матвееич? – поинтересовался у крестьянина Сотник.
– Дык ведь третий день ужо мы соседу Первуше Кривому помогаем. Вот и косы с граблями туды с собою везем, – постукал он по выступающим из сена черенкам. – У себя-то все срочное мы уже сделали. Зерновой надел у меня в Лосиной пади совсем ведь небольшой, все больше овощами мы сейчас занимаемся. А у псковских там работы непочатый край. Хотя и мужиков у них много, а вот же… Только что с озимыми там управились, а сегодня за яровой ячмень уже всем миром возьмемся.
– Овощ-то как, в это лето уродился ли, Архип? – поинтересовался Андрей. – Семян в достатке у вас было? Помнится мне, жаловался ведь ты, что инвентаря на росчище мало, кадок под поливку и засолку совсем почти нет, да и со скотиной вовсе беда?
– Да нет, Андрей Иванович, – покачал головой мужик. – Грех жаловаться теперь. Парфен Васильевич еще одну лошадку по весне мне выделил. Жеребую привели. Ну я ее, пока сосунок есть, конечно, не гоняю. Для тяжелых работ и старой лошадки мне вполне хватает. А так, слава богу, в хозяйстве моем всего в полном достатке. Лук да чеснок мы заготовили, огурчики из новых семян на засолку заложили. Зелени вот много летом было. Раннюю капусту, и ту давно уже срезали. Теперь ждем срок, когда можно будет на зиму репу с редькой и морковь убирать. Да и позднюю капусту тоже нам пока еще рано резать. Для них ведь и морозец не будет страшным, горечь уйдет, а сам овощ гораздо слаще станет. Из новых растений я в этом году томатусы, кукурузику, цветок подсолнечный, перец жгучий и еще эту, картофлю посадил. Пока вон в теплицах усадьбы эту зиму поработал, присмотрелся там к ним, ко всем новым овощам. Вот недавно, еще на той седмице, земляное яблоко-картофлю в гряде подкапывал, судя по всему, его уже совсем скоро можно будет собирать.
– Ну и как тебе самому-то эти новые огородные культуры? – поинтересовался Андрей.
– Томатусы я не распробовал пока, – пожал плечами Архип. – Вкус, канешно, у них очень антересный. Моей вот бабе он даже понравился. А вот картофля, та скусная, особенно если ее с топленым маслицем сдобрить да еще и подсолить хорошо. Это как твоя дочка, Иваныч, делала, когда ты меня ей в первый раз у себя угостил. Я вот так же теперь свою хозяйку научил ее стряпать. Кукурузику и подсолнечный цветок я еще и сам не распробовал. Рано его пока собирать, зреть бы еще да зреть в поле. Хотя ребятня уже тот цветок срывала да семена с него, словно белки, сгрызла. Там, в поместье, когда я в теплицах работал, мне зимой его давали немного, но я уже, честно говоря, и не помню того вкуса. А вот перец – это огоонь! Вот эта приправа, всем приправам приправа! – в восхищении зацокал он языком. – Самой малой щепоточки хватает на целый горшок, чтобы там весь вкус сдобрить! Теперяча-то все кушанья не будут у нас пресными. Не зря же его поместные хозяйки на всех своих подоконниках ноне выставили. И красиво в избе, и прибыток семье какой-никакой, а все же есть. Но у меня-то самого его уродилось на грядах ох и много! Это же не малый, избянный подоконник, а хорошо удобренная и ухоженная земля! Вот хоть у Парфен Васильевича спросите, я ему намедни аж два мешка сушеных стручков для мелкого помола отгрузил.
– Было дело, – кивнул управляющий. – У меня на этот перец сразу несколько заказчиков с немецких земель есть. Драться будут друг с другом, чтобы только себе его получить. Через некрупное сито мы тот помол пропускаем по пять раз, лишь бы туда ненароком никакое семя не попало. Нам ведь соперники в чужих землях не нужны, пусть у нас здесь по доброй цене все пока закупают!
– Ну да, конкуренция, – пробормотал Сотник. – Говорю – правильно делаете вы, Васильевич. Понятно, что рано или поздно и к ним те семена в руки попадут. Но вот спешить с этим нам точно не нужно. А я еще подскажу Варуну, чтобы он повнимательней приглядывал у нас за иноземцами. Чую, рано или поздно будут от них попытки семена с наших новых культур получить или вообще всякие производственные хитрости и ремесленные наработки из поместья выкрасть. Ладно бы русские люди были, им-то мы все равно это откроем со временем, как только у себя здесь освоим. А вот иноземцам пока все это ни к чему. У них вот ты попробуй секреты любой ремесленной гильдии вызнать. Так тут же прирежут в какой-нибудь темной и грязной подворотне.
– Мельница-то водяная хорошо ли работает? Про перец я слышал, вы вон мелко его перемололи, а зерно и все прочее как, пробовали?
– Дык, Иванович, уже почитай, что с месяц как она работает, – ответил управляющий. – А совсем скоро и первая лесопилка тоже начнет. Плотницких-то мы освободили от уборочной, они нам все навесы да овины подправили и теперь вот у плотины уже возятся. Что-то там у Луки пока не заладилось. Бегают там с заводскими вокруг вала с колесом, копошатся да бранятся. У нас-то все сразу почти что на мельницы сладилось. Жернова, как только первый мешок крупно перемололи, они чевой-то там еще немного подделали, подкрутили, и теперича мука уже хорошая выходит, а можно ее и на самый мелкий помол настроить, только, конечно, подольше так выходит, и несколько раз приходится все пропускать.
– Вот я к ним туда на плотину и хотел опосля полей сегодня дойти, – кивнул Андрей. – Самому мне интересно поглядеть, что там и как получилось. Когда по весне мы в поход уходили, дел там было еще непочатый край. А сейчас, гляди-ка, уже вон и муку из зерна вы мелите, и даже этот жгучий, горький перец.
На полях псковских братьев работала уже вся взрослая половина хутора. Первуша, Вторак, Третьяк и Четверак косили яровой ячмень новыми, выданными им из поместья косами. В начале по привычке все жали серпами, но, распробовав с прошлого года удобную косу, к ним теперь прибегали только лишь, чтобы снимать полегший колос. Косой же работа в поле шла во много раз быстрее. Были они сработаны наподобие «литовок» с длинным лезвием – «ножом» – и двумя ручками на ручке-косовище, предназначенными для удобного захвата.
– Бог в помощь, честные работники! – крикнул Андрей, спрыгивая с телеги. – Принимайте помощников. Вон их за нами сколько идет! – И махнул рукой за спину.
От опушки по лесной дороге тянулась большая сотня дружинных.
– Дык, а куды нам столько-то? – почесал голову самый старший из братьев. – Чать, и трех десятков за глаза бы хватило?
– Какие там три десятка?! – всполошился Парфен. – Тебе сюда и двух хватит, Первак! Губы раскатал! Все остальные дальше по другим росчищам пойдут! Вот все вы, пскопские, такие хапуги! Только бы к себе вам все тянуть!
– Да я-то чаво, Парфен Васильевич! Ну два так два! – развел руками крестьянин. – Все равно ведь они косою работать не умеют. На подхвате тут у нас пока будут. А ну пошли, робяты! – кивнул он своим братьям. – Надо за сегодня всю эту поляну нам прибрать, а вот завтра за ручей пойдем, ежели, конечно, разогнуть спину сможем.
До обеда Андрей работал на уборке ячменя у Первака, собирая граблями скошенное. Погода стояла добрая, злаки были сухие, и оставлять их в рядах и в валах необходимости пока не было. Бабы, и те, кто умел, из воинских мужей, вязали скошенное в снопы, а потом сносили все и укладывали в копны и стога.
Обед сварили тут же, в поле, в больших воинских котлах. В страду питаться полагалось усиленно. На каждый десяток работников управой было выделено по полтуши барана и по три четверти пуда дробленой пшеницы. Из мякоти с «дробленкой» варили вкусную кашу, а на костях выходила похлебка с луком, морковью и зеленью. Хуторские принесли свежеиспеченные караваи хлеба, молока и овощей. Сели обедать все вместе, в складчину.
Немного передохнув, Андрей отправился в сторону недалекой речки Дубенки. Именно ее перегородили в прошлом году плотиной, а в этом уже построили здесь мельницу и лесопилку. Дубенка была небольшим притоком Ямницы, вливаясь в нее верстах в пяти от устья с большой Полометью.
– Ну что, Лука Мефодьич, трудности есть какие с лесопилкой? – поинтересовался у главного зодчего по дереву Сотник. – Мельница, вон как Парфен Васильевич хвастается, уже сотню пудов пшеницы смолола, а с распилом древесины у вас все никак не ладится.
– Балабол он, этот Васильевич, – выругался усталый Тесло, вытирая ветошью свои грязные руки. И чего вот похваляется? Ну, сработали мы ему мельницу в первую очередь, все ведь свои силы на нее бросили. Знаем же, что о хлебе насущном, о первую голову всем нужно думать. Сейчас вот еще немного, и лесопилка наша тоже заработает. Глянешь, Андрей Иванович?
– Конечно, гляну, что я, зря столько верст сюда топал? – кивнул Сотник, заходя на плотину.
Перегородив речку в самом удобном для этого месте, она создала такой нужный перепад уровней. С верхней запруды поток воды, пробегая по большому желобу, падал на лопатки колеса, вращая его и передавая энергию этой падающей воды в энергию вращательного движения на железную ось. С оси, посредством зубчатых передач и валов, отобранная человеком энергия затем вращала жернова на мельнице и должна была так же вращать еще и круглую, плоскую, остро заточенную пилу.
– Второе колесо мы уже поставили, вот оно, в трех саженях от первого, стоит. Еще загодя же эдакую конструкцию задумали, – объяснял Лука. – Как только направляющие столы и козлы обустроим для лесопильни, так сразу откроем второй желоб и запустим на него воду. Вал с колеса передаст вращение круглой пиле, а там, на станинах, мы будем вначале обрезать бревно. Обрезанный горбыль потом убираем в сторону и получаем хороший, ровный брус. Затем ставим его в специальные клиновые зажимы и распускаем на доски такой толщины, какой нам и нужно. Немного совсем нам осталось. Вот козлы уже под бревна есть, столы с валиками для направления на пилу мы уже тоже почти что доделали. Еще пару дней вот здесь повозимся, и лесопильня начнет свою работу. С пилой вот много времени потеряли. Пока нам ее Кузьма на заводике под нужный размер сделал, да пока хорошо заточил… Ааа, – махнул Тесло рукой, – да много каких трудностей там было, что уж тут перечислять, дело это совсем новое для нас. Хочется уже своими руками те досочки потрогать, пощупать, что у нас на выходе получится. Это сколько же времени и сил на нее одну уходит, чтобы вручную обрезать или теми же клиньями расщепить. Весь в поту будешь, пока эдак сработаешь. А тут за тебя вода всю главную работу делает, а ты знай себе подавай, как там надо, под пилу это бревно.
– То ли еще будет, Мефодьич, – подмигнул ему Андрей. – На следующий год мы еще одной плотиной Лосиный ручей перегородим. А там будем под кузнецов водяное колесо ставить. Вся энергия падения воды уйдет на ковку железа огромным молотом и на прокачку воздуха большими мехами. Ну и тебе вторую лесопилку рядом поставим. А на прудах тех будет детвора купаться и карася из них удить.
– Ндаа, а работы-то у нас наперед – непочатый край, – покачал головой Тесло.
– А как ты хотел, старый, – усмехнулся Сотник. – Вся жизнь – движенье, путь, исканье! Ничего, вот зимой на печке бока греть будешь, ежели тебе, конечно, такое твоя Фекла позволит! – И пошел взглянуть на работу мельников.
– Ага, конечно, полежишь, пожалуй, с тобой, – проворчал про себя Тесло. – У тебя и зимой, как обычно, какая-нибудь срочная работа, а все одно ведь найдется.
Тринадцатого сентября небо с западной стороны пылало алым ярким закатом.
– К ветрам! – хмурились седые ветераны.
– У меня вон уже второй день кости ломит, – жаловался Варуну Кузьмич.
– Да и у меня старые раны тоже ноют, – признался Фотич, поглядывая в сторону заходящего солнца.
Четырнадцатого сентября налетел сильный порывистый ветер, который разметывал скирды и стога на покосах, вырывал солому с крыш изб и даже завалил несколько больших навесов. В полях полегли все неубранные злаковые, посевы подсолнечника и кукурузы. Затем разом и резко похолодало, а на следующий день ударил самый настоящий лютый мороз. С хмурого, по-зимнему низкого неба сыпалась ледяная крупа, покрывшая вскоре землю по самую щиколотку.
Как и в прошлом году, все людские силы поместья были брошены на то, чтобы спасти урожай. Серпами скашивались полегшие зерновые. Затем все связывалось в снопы, грузилось на телеги и отправлялось для дальнейшей сушки. Топились печи в овинах под приглядом малышей и баб. Все сейчас были при деле. На время встал даже механический завод, а все его работники ушли в поля. Прибрав зерновые, сразу же, без передышки, взялись за уборку картофеля и прочих овощных культур.
– Ладно, мы-то большую часть урожая еще до непогоды прибрали. А вот как же в других местах народ? – сетовали люди. – И так ведь мало кто чего посеял на Новгородчине. Так и того, что сеял, теперь он уже точно не соберет. Эх, быть худу!
Шел второй год великого голода на Северной Руси.
Глава 5. В Булгарию
Полтора десятка ладей шли по реке Мста в ее верховья. Вышний Новгородский волок был дорогой долгой и трудной. Собственно самих волоков здесь было два – это «большой нижний» и «верхний». На «нижнем», длинном волоке, приходилось обходить цепочку порогов реки Мста стороной, по нескольким малым рекам и по цепочке озер. Общая длина всего этого волока была более шести десяток верст. Работали тут, как и везде, волоковые артели, заключающие ряд за проводку каждой ладьи. Обойдя длинные пороги, далее караван зашел на реку Цна и догреб до того места, где и проходил водораздел между волжской – южной водной системой и северной – балтийской. Теперь ему нужно было преодолеть десять верст по «верхнему» волоку от Цны до речки Тверцы, и уже дальше, проходя по ней мимо древнего города Торжок, караван попадал возле Твери в саму Волгу.
Небо сыпало мелкой ледяной крупой, которая оседала на палубе и на парусах. Было зябко. Все облачились в длинные меховые одежки, но на большой воде ветер находил в них щели и холодил тело.
– Худо! Ох и худо, – ворчали на ладьях воины и новгородский люд, поглядывая на небо. Просвета вверху не видно, значит, опять, и в этот год наша земля зерна крестьянам не даст!
В Торжке остановились на два дня. Нужно было немного отдохнуть и починить суда после длинной волоковой проводки.
Митяю город нравился. Был он старинным, основанным новгородскими купцами более двух веков назад на этих древних торговых путях. Высились в нем маковки многочисленных церквей. Всюду на улицах была деревянная мостовая, а возле детинца она была даже вымощена камнем. Но самым главным здесь был торг. Не зря же и сам город получил тут такое характерное название. Мужское население в нем традиционно занималось портняжным, сапожным и кузнечным делом, но более всего он славился своими мастерицами вышивальщицами. Ремесло кружевного шитья золотом, серебром и шелком по сафьяну и бархату процветало здесь уже более века. Не зря же его рукодельницы украшали своей золотой вышивкой парадные одежды многих русских князей, а также церковные облачения и одежды митрополитов. Их работы отличались разнообразием узоров, где кроме растительных орнаментов изображались птицы и животные. Торжокская вышивка неизменно пользовалась огромным спросом далеко за пределами Руси. Приезжие из многих русских княжеств и иноземцы приобретали здесь пояса, шапки, скатерти, полотенца и праздничную, выходную одежду. Митяй отчаянно торговался и сумел-таки купить роскошный платок для Лады. Восемь кун! Стоимость прекрасного булатного кинжала в отделанных кожаных ножнах была его цена! Но оно того явно стоило! Платок аж горел и переливался золотом в руках у парня.
– Вот будет подарок так подарок! – восхищенно цокал языком Маратка и, почесав голову, достал кошель, пересчитывая в нем свои богатства. – Уважаемый, а есть у тебя еще такой же, ну или немного другой, но чтобы только не хуже? – обратился он к продавцу.
– Давай, давай, выбирай получше, – подмигнул другу Митяй. – Акулинка-то небось разбирается в такой вот красоте. Как-никак и сама из суконного купечества родом будет. Коли не угодишь – так и на лавочку рядом не сядешь! – И отскочил, чуть не поймав тычок от берендея.
Приказчик Путяты Зосим вместе с бригадным хозяйственником Жданом за эти два дня отдыха пробежались по купцам на торге, всюду прицениваясь. Часть битой брони андреевцев и товары новгородцев они сбыли здесь, проведя мен на местные. И вот, наконец, караван пошел по реке дальше. Миновали Тверь, Кимры, Ярославль и Кострому. Впереди был Городец и Волжский Новый город. За ним русская земля заканчивалась, а до Булгарии оставалось еще пара сотен верст беспокойного пути. Той непогоды, что пришла на земли Северной Руси, тут уже не было. По ночам, конечно, было прохладно, и гребцы с удовольствием брались за весла.
– Хватит, силы поберегите, – ворчал Варун, оглядывая заросшие густым лесом берега. Ладьи шли ходко, толкало их сейчас течение, да и парус давал им хорошее ускорение.
За Окой по правую руку начинались земли мокшы и эрзян – мордовских племенных союзов, а по левую была земля черемисов. Эти народы, находясь между сильными русскими княжествами и Волжской Булгарией, были воинственными и стремились к независимости. Они часто совершали набеги на соседей и отражали их на своей земле. Не против они были и поживиться добром проходящих по реке купцов. Плавать в одиночку здесь мало кто решался. Все старались сбиться в большие караваны, чтобы можно было совместно отбиться от нападения. От Городца и Волжского Нижнего Новгорода к отряду присоединилось еще более дюжины судов, и теперь можно было идти всем вместе вполне себе уверенно. Две ночи этого пути прошли спокойно. Видели на берегах людей и дымы от селений, юркие долбленки местных рыбаков вертелись у многочисленных, заросших камышами островов. Все было пока мирно и спокойно. Однако сторожевую службу на ночевках русичи несли строго.
– Будете зевать, мигом лесовик ножом глотку от уха до уха вскроет, а потом так тихо с собой утащит, что такой же, как и ты, бестолковый товарищ даже и шороха от него не услышит, – напутствовал караульную смену старший новгородской охраны Филлип. – Я на этих берегах не один десяток своих людей уже потерял, чай уж знаю, о чем толкую! Глядеть в оба, слушать и постоянно, словно лесной зверь воздух нюхать! Особым духом ли, запахом какой травы на вас повеет или вдруг птица в кустах пискнет – все себе на заметку берите! – поучал битый и тертый волчара караульных.
– Он правду говорит, – кивал Родька, ведя свой десяток от костров в чащу. – Мы вот так же против еми травками натирались, чтобы человечий запах напрочь ими отбить. Травка – она ведь тоже разная бывает, какая пряным запахом пахнет, а какая сладостью или кислинкой. А ведь у любого лесного места свой родной, устоявшийся уже запах есть. Вот вы все это и примечайте!
Митяй с Маратом попали во вторую дозорную пятерку. С ними были пластун Лютень и новгородцы: молодой Тишка с заматеревшим дядькой Анкудином. Место для тайного наблюдения им выпало возле ручья и небольшого, неглубокого овражка. До костров отсюда было шагов двести, и они виднелись красными отблесками среди деревьев.
Лютень забрался наверх раскидистого дуба, а под ним устроились Митяй с Маратом. Новгородцы же отошли шагов на десять в сторону ручья и залегли там, в густых кустах.
Время тянулось медленно. К полуночи сильно похолодало. Луна подсвечивала вокруг все таинственным светом, но вот и она спряталась за тучи, и стало так темно, что вытяни ты вперед руку, и даже пальцы на ней невозможно было различить.
Ребята сидели плечо к плечу, вслушиваясь в лес. Им, прошедшим суровую ратную школу и науку войны в лесу, был понятен сейчас каждый шорох и скрип. Вот раздалось шуршание, стукнула о ветку ветка, а потом пискнула мышь. «Куница спрыгнула и поймала свою добычу, – подумал Митяй. – А это что?» – и он напрягся, сжимая в руке швырковое копье.
Так же, как и он, приготовился сейчас к бою и Маратка. «Уф, вот ведь напугал, – он расслабился, различив характерное пофыркивание и еле слышный стук маленьких лапок. – Колючий охотник вышел на поиски добычи. Ага, вот даже и его характерным запахом повеяло. Так, а это что?» Слева, со стороны ручья, раздался далекий шорох и приглушенное бормотание.
Ох, и остолбени! Ну кто же так дозорную службу-то несет?! Вот уже какой раз за эту ночь, от того места, где засели новгородцы, слышалась негромкая возня и шепот. Возможно, это и спасло весь дозор, забирая на себя все внимание у нападающих. Три ели различимые тени вдруг вынырнули из темноты и совершенно бесшумно, на расстоянии длины копья, проскользнули мимо того дерева, под которым сейчас сидели ребята.
Ших! Стрела сверху ударила переднюю, а в две остальные уже летели метательные сулицы парней. Одна из них точно попала в цель, и лес огласил резкий вскрик. Тело натренированным движением ушло в сторону от дуба, а в то место, где только что сидел Митяй, с глухим стуком ударило копье.
– Тревога! – Лютень, спрыгивая на землю, перекатился за соседнее дерево и послал свою вторую стрелу в тот куст, откуда только что в него бил лесной стрелок. Сразу три оперенных смерти свистнули и впились в то дерево, за которым он схоронился.
– Уходим, братцы! – Он метнулся за следующий ствол, затем еще за один, стараясь не оставаться на одном месте. Отстреливаться было нельзя. Стоило только открыться на секунду, и в тебя тут же летели стрелы.
А на стоянке в это время уже готовились к бою. Сложенные загодя на расстоянии костры, пролитые березовым скипидаром, ярко вспыхнули от зажигательных стрел. Все подступы теперь были видны как на ладони. И в выбегающие из лесной чащи вслед за караульными серые фигурки ударил слаженный залп из сотен самострелов и луков.
Лесники, потеряв разом несколько десятков своих людей, ближнего боя с ощетинившейся копьями и прикрывшейся щитами ратью не приняли, и быстро подобрав своих раненых, скрылись в лесу. Через пару часов рассвело, и пластуны наконец-то смогли осмотреть лес. В нем все было спокойно и никого из чужих уже не было.
– Сидящими резали, а потом уже на себе их выносили. Вот сколько здесь крови в одном месте натекло, а вон еще на тех кустах, – показывал кровавый след Митяю с Маратом Родька. – А вот, сами глядите, и две дорожки с каплями в самую чащу пошли. Все, как дядька Филипп нам давеча сказывал. Вы что, вообще их в лесу не почуяли, что ли? Ну как так-то? – удивленно покачал он головой.
– Да не почуяли, не почуяли, и я их даже не почуял! Хорошие это лесовики, уж мне-то ты можешь поверить? – оправдал молодых воинов Лютень. – Я ведь тоже только что этих наших двоих слышал, как они в кустах там шевелятся, а эти под самим деревом проскользнули, неслышно так, словно бы тени. Ну я первого-то стрелой сбил и вроде еще Митяй в самого крайнего своей сулицей тоже попал. Ну а тут уже стрелы густо посыпались, я еле-еле с дерева успел спрыгнуть и перекатом за большой ствол ушел. Коли бы замедлился, прямо там бы меня и пришпилили, за ноги да за руки, где никакой защитной кольчуги нет. – И он показал на надорванный в двух местах кафтан, под которым блестели стальные кольца. – Теперь вот синячищи с кулак, поди, будут. Ладно хоть плетенье на ней крепкое, но на таком ведь коротком расстоянии даже и лесной лук с граненой стрелой будет опасен.
Филипп с Варуном и Саватеем осматривали в это время найденное, пробитое самострельным болтом тело.
– Из тюрюхан, похоже, вон, видишь на одежке обережные знаки какие? – показал на отворот нижний рубахи убитого Фотич. – У шокши вроде как больше крестом там вышито, с эдакими поперечинками на концах.
– Ну не знаю, а по мне так это мокша, – покачал головой Филипп. – Да эрзяне, они обычно ведь выше озоруют, и чаво вот здеся полезли? Видели же сами, что сильный караван с большой воинской защитой идет.
– Да кто их знает, может, на удачу свою понадеялись? – предположил Саватей. – Думали, срежут в нем дозоры втихую. Ударят потом разом по караульным у костров. Поколют кого-нибудь из паникующих на берегу, да глядишь, и отобьют хотя бы несколько ладей, когда все остальные спешно уходить рекою будут. Бывало же такое, и не раз ведь уже.
– Ну да, вполне может быть, – согласился Варун. – Для них ведь и пара ладей – это такое баснословное богатство! Они тут не избалованные в этих лесах. Но десятка три мы их здесь точно положили, теперь и все остальные осторожнее будут. Ну и наших, конечно, двое легло…
– Это даа, – вздохнул Филипп. – А нам ведь еще и обратно идти. К зиме они тут всегда злые бывают. Перед холодами и снегом в большие отряды сбиваются, булгар и наших городецких щиплют. Да и между собой тоже собачатся.
– Побережо-омся, – кивнул Варун, оглядывая лагерь. – Ждан Невзорович, сворачивайтесь! И так целый час мы тут уже потеряли. На веслах теперича будем его догонять!
За Ветлугой Волга начала забирать южнее. Следующую ночь караван переночевал на большом острове, сильно сторожась. В этих местах уже озоровали черемисы, и нужно было сильно беречься.
– По левому берегу, Варун Фотич, село крепенькое с валом и высоким тыном будет, – рассказывал Филипп. – Там как бы пограничные земли между черемисами и булгарами начинаются. А село то доброе, я с него старосту хорошо знаю, часто мы там раньше свои караваны ставили. Поляна в нем гостевая у самой пристаньки очень удобная. Местные и с дровами, и со съестным нам помогут, так-то не жадный здесь народ. Ну, заплатишь ты, конечно, с каждой ладьи, но так только, по паре векш, чего уж там, зато спокойно и сытно будет.
– Будем ночевать в нем, – решил Варун. – Потом пять дней хода, и мы уже на месте.
Село открылось из-за речного поворота. Стояло оно в удобном заливчике с медленным течением. На берегу пристань, сбитая из крепких бревен, а вокруг нее была огромная поляна с выложенными большими булыжниками костровищами.
– Эй, Бикташ! Приветишь старых знакомцев, не забыл ли меня?! – выкрикнул на чужом языке с первой ладьи старший новгородской охраны.
– Эгей, Филипп! Как тебя можно забыть, дорогой?! – ответил на хорошем русском булгарский староста. – Приветим, почему бы не приветить доброго гостя. Два года тебя не было видно. Почему так долго мимо не ходил? – И он, обернувшись к сопровождавшим его вооруженным воинам, отдал им какое-то распоряжение. Те внимательно выслушали, поклонились и побежали в сторону села. А с него в сторону пристани уже спешили пара десятков мужчин. Местные сноровисто приняли концы и, подтащив к пристани первую ладью, накрепко скрепили толстые пеньковые причальные канаты.
Филипп, спрыгнув на деревянный настил, крепко обнялся с булгариным.
– Неспокойно на реке нынче, Бикташ. Лесные люди на правом берегу озоровали. Двоих людей на прошлой стоянке мы потеряли, – рассказывал ему Филипп. – То ли из мокшы, то ли из эзрян-шокша, непонятно. Вот думали, у тебя лучше остановиться, здесь-то спокойно, никто просто так сюда не сунется. – И кивнул на село, больше похожее на небольшую деревянную крепость. Вал, ров, высокий бревенчатый частокол с крытым настилом для верхнего боя, крепкие дубовые ворота. Все это давало уверенность и спокойствие.
– Ох, не знаю, Филипп, не знаю, – покачал головой староста. – Время-то нынче неспокойное. Хан после Калки с вашими князьями совсем замирился, вроде как сначала тихо вокруг стало, так на нас теперь черемисы начали набегать. Три года у них там между собой большой раздрай шел, видно, племенная старшина верховную власть делила. А потом они на наши земли стали заходить. Лесные борти посбивали, а месяц назад от стада скота целую треть отбили и в лес увели. Мы было, за ними тогда вдогон пустились. Но они нас в засаду завели. Хорошо, у нас три десятка настоящих воинов с собой было, приняли они набежников на свои сабли и мечи, вот только благодаря ним мы тогда насилу отбились. А все же пару дюжин людей потеряли. – И Бикташ огорченно покачал головой. – Ну да ладно, ладно, дорогой, что мы все о грустном. Ты наши правила знаешь, сейчас люди принесут вам дров. Воду вы можете и с реки брать, но лучше все же с ручья. Мы и сами для приготовления пищи с него к себе носим, хотя и в самом селе колодцы вырыты. Хорошая в нем водица, добрая. Подумай, Филипп, сколько вам птицы и убоины нужно? Я распоряжусь – все вам на поляну пригонят. Овощи, рыбу и зерно тоже сюда принесут, может быть, еще чего-нибудь нужно? По цене все так же. По две векши с ладьи, ну а по остальному – там позже посчитаем. Мы вам мешать не будем, располагайтесь пока, костры разжигайте. А как определитесь, сколько вам надо, так подходи ко мне. Тебя в село мои люди пропустят. Но, ты же сам понимаешь, остальным туда хода нет, извини, не мои это правила, а бея. Село ведь наше приграничное, оттого в нем и такие строгости.
– Да, да, Биташ, конечно, я помню все ваши правила, – кивнул Филипп. – Совсем скоро и я у тебя буду.
Вскоре на поляне пылали костры, а на колья-роготули ставили огромные котлы для варки крупы и мяса.
Лютень схватил большое кожаное ведро, намереваясь набрать воды в реке.
– Ты бы лучше к ручью сбегал, вон, местные не зря к нему из самого села ходят, – посоветовал проходящий мимо старший новгородской охраны. – Там спуски удобные и всегда есть ковшики, чтобы зачерпнуть воду.
Читать бесплатно другие книги:
