Академия (Основание) Азимов Айзек
Гардин с внутренней неприязнью разглядывал аккуратные белесые усики Сермака. Как уверен в себе… И никаких сомнений, что он действительно выражает мнение значительной части населения…
Взяв себя в руки, Гардин холодно поинтересовался:
— Вы закончили?
— Пока — да.
— В таком случае, если не трудно, прочитайте, что у меня за спиной в рамочке написано. Будьте так добры!
Губы Сермака дрогнули:
— «Насилие — последний козырь дилетантов». Это — девиз для стариков, господин мэр.
— Ну почему же? Я им с успехом пользовался, когда был молод. Вы тогда только родились, но, может быть, в школе вам что-нибудь рассказывали про те времена?
Гардин в упор посмотрел на Сермака и сдержанно продолжил:
— Когда Гэри Селдон основал Академию, единственной целью нашего существования здесь было издание Энциклопедии. Пятьдесят лет мы шли за этим миражом, пока не поняли, куда идем на самом деле. И чуть было не опоздали. Когда связь с центральными областями Империи прервалась, мы оказались научным мирком, замкнутым в единственном городе, не имеющим промышленности, окруженным враждебными новоиспеченными королевствами. Мы были крохотным островком прогресса в пучине варварства и весьма лакомым кусочком.
Анакреон был и остается самым могущественным из Четырех Королевств, поэтому потребовал и получил свое — военные базы на Терминусе. А тогдашние правители города — Энциклопедисты — знали, что это только первый шаг к захвату всей планеты. Вот как обстояли дела, когда я… гм-м-м… возглавил теперешнее правительство. А вы бы как поступили?
Сермак пожал плечами:
— Риторический вопрос. Мне известно, что вы сделали.
— А я все-таки повторю. Мне кажется, что вы не до конца понимаете суть дела. Уже тогда появилось искушение собрать все силы и начать битву. Это было самое простое и, с точки зрения самолюбия, — самое верное. Но, как ни странно, — самое глупое. Вы бы, конечно, только так и поступили, — вы, со своей доктриной относительно «первого удара». А я вместо этого посетил остальные три королевства и указал им на то, что передача секрета использования атомной энергии в руки Анакреона — самый быстрый путь к харакири. И еще я подсказал им (мягко и ненавязчиво) совершенно очевидный выход. Вот и все. Через месяц после того как анакреонцы высадились на Терминусе, их король получил ультиматум от остальных трех королевств. А еще через семь дней последний анакреонец убрался с Терминуса. А теперь скажите мне, была ли необходимость в применении силы?
Молодой Советник аккуратно погасил сигару.
— Не вижу аналогии. Инсулин приводит диабетика в норму без хирургического вмешательства, а при аппендиците операция необходима. И тут никуда не деться. Когда все другие способы исчерпали себя, что остается кроме последнего козыря? Вы, только вы, виноваты, что дело дошло до этого!
— Я? Ну да, во всем опять виновата моя политика пацифизма. Похоже, вы так и не вникли. Наши беды не закончились на том, что анакреонцы убрались восвояси. Они только тогда по-настоящему и начались. Четыре Королевства стали нашими врагами — им всем была необходима атомная энергия, и нас не прикончили потому, что каждое из них боялось трех остальных. Мы балансировали на лезвии бритвы, и малейшее движение в ту или другую сторону… Ну, к примеру, вдруг одно из королевств становится сильнее других, вдруг два объединятся — понимаете?
— Естественно. Тогда нужно было начинать всенародную подготовку к войне.
— Совсем наоборот! Тогда настало время начать всенародное предотвращение войны! Я настраивал их друг против друга? Я помогал им всем по очереди. Предлагал им науку, торговлю, образование, медицину. Сделал так, что Терминус стал более привлекательным в качестве источника процветания, чем в качестве военной мишени. И мы продержались тридцать лет.
— Да, но вы окружили эти гуманитарные дары неслыханной таинственностью. Просто-таки новую религию создали! Вы возвысили целую иерархию священников и придумали идиотский ритуал!
Гардин нахмурился:
— Ну и что? Не понимаю, разве это относится к нашему спору? То, о чем вы говорите, было предпринято только после того, как я убедился, что эти дикари хотя бы воспринимают нашу науку. Они считают ее разновидностью волшебства. Проще всего было все так и оставить. Вот так сформировалось священство, и если мы оказываем ему поддержку, то лишь потому, что двигаемся по пути наименьшего сопротивления. Зря вы так за это зацепились.
— Ничего себе — зря! Да ведь священники заведуют атомными станциями!
— Да, но обучили-то их мы! Их знания примитивны, носят исключительно эмпирический характер. Кроме того, они сами свято верят в ту мистику, которая их якобы окружает.
— Ну а если представить, что хотя бы один из них вырвется из тумана мистики? Что помешает ему изучить атомную энергетику такой, какая она есть, а потом выгодно продать этот секрет? Чего это будет стоить Королевствам?
— Вероятность слишком мала, Сермак. Вы воспринимаете проблему поверхностно. Самые способные люди с планет Четырех Королевств посылаются в Академию каждый год для религиозного обучения. Лучшие из них остаются здесь для исследовательской работы. Но даже у тех, кто остается, практически отсутствует знание азов ядерной физики. Более того, знания подаются им в извращенном виде. Так вот, если вы думаете, что они способны проникнуть в суть ядерной теории, электроники, проблемы гиперпереноса, мне остается сделать вывод, что у вас несколько чисто поэтическое отношение к науке. На то, чтобы изучить все вышеперечисленное, потребуется не только вся жизнь, но и незаурядный интеллект.
Гардин продолжал говорить, когда Йон Ли резко встал и вышел из комнаты. Вернулся он как раз тогда, когда Гардин завершал тираду. Ли наклонился и что-то шепнул ему на ухо. Тот также ответил ему шепотом и принял из рук Ли металлический цилиндр. Ли сердито глянул на депутацию и отошел к окну.
Гардин вертел в руках цилиндр, с усмешкой глядя на Сермака. Резким движением он открыл его. На стол упала свернутая в Трубочку бумага…
— Короче говоря, господа, — заявил Гардин, — правительству кажется, что оно отвечает за свои действия.
Произнося эту фразу, Гардин пробежал глазами бумагу. Лист был испещрен значками сложного кода. В углу карандашом были написаны три слова, раскрывавших содержание письма. Прочитав их, Гардин скомкал бумагу и бросил ее в корзину.
— Сожалею, но наша беседа окончена. Был искренне рад всех вас повидать. Спасибо, что навестили.
Он церемонно попрощался со всеми за руку. Визитеры молча удалились.
Когда за депутацией закрылась дверь, Гардин, не в силах более сдерживаться, расхохотался. Успокоившись, он смущенно взглянул на Ли:
— Ну, как вам этот блеф?
Ли мрачно хмыкнул:
— Думаю, что он-то как раз не блефовал. Вы с ним, как с маленьким, а он возьмет да и победит на следующих выборах, что тогда?
— Что же, это вполне возможно, если только раньше ничего не произойдет.
— Будьте уверены, Гардин, на этот раз они не промахнутся. Уверяю вас, у Сермака не мало сторонников. А что если он не станет ждать следующих выборов? Были же времена, когда и вы, и я действовали достаточно жестко, невзирая на ваш любимый девиз?
Гардин прищурил глаз.
— Вы что-то пессимистично настроены сегодня, Ли. И совершенно не правы, говоря о жестокости. Наш маленький переворотик обошелся без единой капли крови. Тогда это было необходимо. У Сермака же цели совсем другие. Вы и я, Ли, — не энциклопедисты. Мы понимаем, что к чему. Вот что: натравите-ка ваших людей на этих юнцов, но только очень тонко, как вы умеете.
Ли насмешливо смотрел на Гардина.
— Хорош бы я был, если бы ждал ваших распоряжений! Уже месяц, как за Сермаком и его командой ведется слежка!
Мэр довольно крякнул.
— Первый придумал, да? Ну и славно. Кстати… — он поднял указательный палец и тихо сказал:
— Посол Верисов возвращается на Терминус. Надеюсь, не насовсем.
— Что в письме? — поинтересовался Ли после небольшой паузы. — Плохо дело?
— Не знаю. Ничего не могу сказать, пока не встречусь с Верисовым. Все может быть. Я же сказал, что до выборов всякое может случиться. Что вы вдруг побледнели?
— Пытаюсь представить, как обернется… Вы хитры. Гардин, и никому не раскрываете карты…
— И ты, Брут… — прошептал Гардин и ехидно осведомился:
— А вы сами не собираетесь в партию Сермака?
Ли не смог сдержать улыбки:
— Угадали. Пойдемте завтракать.
2
Гардину приписывают множество эпиграмм и афоризмов, но далеко не все они действительно принадлежат ему. Как бы то ни было, говорят, что однажды он изрек: «Не мешает изредка быть объективным, особенно если вас считают пророком».
Поль Верисов не раз имел возможность последовать этому совету, поскольку вот уже четырнадцать лет он выполнял на Анакреоне обязанности двусмысленного характера. Работа его часто казалась ему чем-то вроде танца босиком на раскаленных углях.
Для народа Анакреона он был верховным священником, представителем Академии, которая была для этих дикарей средоточием тайны и центром религии, созданной (не без помощи Гардина) в последние три десятилетия. Почитание, с которым к нему относились, его угнетало, ибо в душе он глубоко презирал тот ритуал, верховным носителем которого являлся.
А для королей Анакреона — прежнего и его внука, который ныне стоял у власти, он был воплощением силы, которую они боялись и ненавидели.
В общем, работенка не из легких, поэтому он думал о первой за последние три года поездке на Терминус как об отпуске, несмотря на то что вызвана она была случаем весьма неприятным.
Поскольку в обстановке полной секретности путешествовать приходилось не впервые, он вновь воспользовался изречением Гардина об объективности…
Верисов переоделся в цивильное, что само по себе было праздником, и отправился пассажирским звездолетом в салоне второго класса на Терминус. Прибыв туда, первым делом по видеофону связался с Городским Советом.
— Меня зовут Ян Смит, — представился он красивой девушке, появившейся на экране. — Мне назначена аудиенция у мэра.
Девушка хорошо поставленным голосом вызвала кого-то по внутреннему видеофону, обменялась с кем-то несколькими фразами и сухо сообщила Верисову:
— Мэр Гардин ждет вас через полчаса, сэр.
Экран померк.
Затем посол Терминуса на Анакреоне купил в киоске последний номер «Городских Новостей», прогулялся по парку перед зданием Совета, уселся на скамеечку, прочел передовицу, спортивные новости, пробежал глазами комиксы. Полчаса истекли.
Он встал, сунул газету под мышку, вошел в здание Совета и неузнанным проследовал в кабинет Гардина.
Гардин встретил его с улыбкой:
— Садитесь, закуривайте! Как добрались?
Верисов взял сигару.
— Довольно забавно. В соседнем кресле сидел священник. Он летел сюда на курсы по применению радиоактивного синтеза в онкологии.
— Надеюсь, он не называл это «радиоактивным синтезом».
— Нет, конечно. Он называл это «Святой Пищей».
Мэр кивнул и улыбнулся:
— Продолжайте.
— Он вовлек меня в теологическую дискуссию и изо всех сил старался лишить меня материалистической платформы.
— Что, так и не узнал своего верховного владыку?
— Без алой сутаны? Да он к тому же смирнианец. Однако поговорить было очень интересно. Просто потрясающе, Гардин, до чего глубоко пустила корни паша религия! Я даже написал эссе по этому поводу — для личного пользования, разумеется.
— Да, очень занятно, — согласился Гардин. Закинув руки за голову, он сказал серьезно:
— А теперь, будьте любезны, о ситуации на Анакреоне.
Посол нахмурился и, вытащив сигарету изо рта, брезгливо положил ее в пепельницу.
— Плохо. Очень плохо.
— Понятно. Иначе вы не были бы здесь.
— Естественно. Дела вот какие: главный человек на Анакреоне сейчас — регент Винис, дядя короля Леопольда.
— Знаю. Но в будущем году Леопольд достигнет совершеннолетия. По-моему, шестнадцать ему в феврале?
— Да.
Помолчав немного, Верисов добавил:
— Если доживет. Его отец погиб при странных обстоятельствах. Игольная пуля попала ему в грудь на охоте. Сказали, что это несчастный случай.
— Хм-м-м… Кажется, я припоминаю Виниса. Я его видел на Анакреоне в те славные денечки, когда мы спровадили их с Терминуса. Еще до того как вы начали там работу. Ну-ка, ну-ка… Если не ошибаюсь, тогда это был темноволосый молодой человек, смуглый, косил на правый глаз. И еще нос у него крючковатый.
— Он самый. Нос крючком, косоглазый — все правильно. Только волосы у него уже седые. Он играет в грязные игры, оставаясь, к счастью, самым набитым дураком на планете. Однако дьявольски проницателен и изобретателен, отчего глупость его распространяется довольно успешно.
— Так обычно и бывает.
— Образно говоря, он из тех, кто считает, что для того чтобы разбить яйцо, в него нужно выстрелить из бластера. Вспомните, что сразу же после смерти старого короля именно он пытался ввести налог на имущество Храмов. Помните?
Гардин задумчиво кивнул и улыбнулся:
— Священники тогда взбунтовались.
— Еще как! На Лукреции было слышно. С тех пор со священниками он стал более осторожен, но кое-какие дела проделывает исключительно жестко. Помимо всего прочего, он потрясающе честолюбив.
— Это, скорее всего, комплекс неполноценности. Как у младших королевских сыновей.
— Да, наверное. Но у него все сводится к одному. Он просто спит и видит, как бы напасть на Академию. И скрывать этого не пытается. Учитывая запасы оружия, он вполне на это способен. Старый король построил могущественный военный флот, и последние два года Винис настороже. Ведь налог на имущество Храмов первоначально планировалось пустить на дальнейшее вооружение. Когда затея провалилась, он добился того, что налоги с прибыли повысили в два раза.
— Это вызвало недовольство?
— Не настолько серьезное. В течение нескольких недель после этого темой речей на всех королевских церемониях были дисциплина и повиновение властям.
— Ясно. А что стряслось сейчас?
— Две недели назад торговый корабль анакреонцев подобрал брошенный военный крейсер старого имперского флота. Он, похоже, болтался в пространстве лет тридцать, не меньше.
Глаза Гардина загорелись. Он выпрямился в кресле.
— Да-да. Я слышал об этом. Комиссия по Навигации послала мне петицию с требованием, чтобы я забрал корабль для проведения научных исследований. Похоже, он в хорошем состоянии?
— В отличном, — кивнул Верисов. — Когда на прошлой неделе Винис получил предложение передать корабль Академии, его чуть кондрашка не хватила.
— Кстати, он пока не отвечает.
— И не ответит. Разве что орудийным залпом. Видите ли, он навестил меня в тот день, когда я улетал с Анакреона, и спросил, может ли Академия отремонтировать и вернуть крейсер анакреонскому флоту. По его намеку, ваше послание означает, что Академия вынашивает планы напасть на Анакреон, Он сказал также, что отказ отремонтировать крейсер укрепит его в подозрениях и что он берет на себя ответственность за оборону Анакреона. Вот его слова: «Беру на себя». Вот почему я здесь.
Гардин расхохотался.
Верисов улыбнулся в ответ и продолжил:
— Понятно, что он ждет повода для немедленного нападения, то есть отказа.
— Ну, чему быть, того не миновать, у нас для размышлений — шесть месяцев. За это время надо привести корабль в полный порядок и передать его Винису с наилучшими пожеланиями. И… знаете что? Его надо переименовать. Назовем его не как-нибудь, а именно «Винис» — в знак уважения и лучших чувств, черт бы меня побрал!
Он снова расхохотался.
— Допускаю, что это логично, Гардин, — сказал Верисов, — но я обеспокоен.
— Чем?
— Знаете, что это за корабль? О, тогда умели строить корабли. Это такая громадина! По военной мощности — половина анакреонского флота. Ядерных зарядов, которые он несет, хватит, чтобы взорвать целую планету! Кроме того, он оборудован защитным полем, способным отразить пучок Q-лучей без дополнительных затрат энергии! Он слишком хорош, Гардин.
— Ерунда, Верисов, ерунда… Мы с вами прекрасно знаем, что у Виниса и без того достаточно оружия, чтобы завладеть Терминусом. Что же изменит передача крейсера? Вы-то должны понимать, что настоящей войны не будет никогда!
— Надеюсь, да. Но… — посол поднял глаза к потолку. — Но, Гардин…
— Ну? Что же вы остановились? Продолжайте!
— Это, конечно, не мое дело. Но я читал газету, — сказал он и положил на стол «Городские Новости», указав на первую полосу. — Как это понимать?
Гардин небрежно пробежал взглядом страницу и ответил:
— Группа Советников формирует новую политическую партию.
— Да, там так и написано… — кивнул Верисов. — Конечно, вы лучше разбираетесь во внутренних делах, но… они вас атакуют только разве что не физически! Насколько они сильны?
— Чертовски сильны. Не исключено, что именно они возглавят Совет после следующих выборов.
— А не до? — Верисов украдкой взглянул на мэра. — Существует столько способов захвата власти, не считая выборов.
— Вы меня за Виниса принимаете?
— Нет, конечно. Но ремонт корабля займет несколько месяцев, и после этого нападение на Терминус станет неизбежным. Наша щедрость будет воспринята как капитуляция, признание собственной слабости, а имперский крейсер удвоит мощь анакреонского флота — флота Виниса. Я не я буду, если он не нападет. Зачем испытывать судьбу? Сделайте одно из двух: либо раскройте Совету план кампании, либо начните войну с Анакреоном сейчас.
Гардин нахмурился:
— Сейчас? До начала кризиса? Нет. Это единственное, чего делать категорически нельзя. Существует Гэри Селдон. И План.
Верисов немного растерялся и пробормотал:
— А вы… абсолютно уверены в том, что План существует?
— В этом не может быть никаких сомнений, — твердо ответил Гардин. — Я присутствовал в Склепе и видел Селдона своими глазами, то есть не его, конечно, а объемную видеозапись.
— Я не о том, Гардин. Я просто не понимаю, как можно рассчитать историю на тысячу лет вперед. Может быть, Селдон переоценивал себя?
Он немного смутился, поскольку на лице Гардина появилась ироническая усмешка, но добавил:
— Я, конечно, не психолог…
— Вот именно. И среди нас нет психологов. Но я в юности все же получил кое-какие элементарные познания, — достаточные для того, чтобы понять, на что способна психология, кто бы ни воспользовался ее возможностями. Сомнений нет — Селдон сделал именно то, о чем говорил. А говорил он, что Академия была создана как научное убежище — средство, с помощью которого наука и культура умирающей Империи могут быть спасены и сохранены на протяжении веков хаоса и мрака, которые уже начались, для того, чтобы их можно было передать во вторую Империю.
Верисов кивнул, но было видно, что Гардин не убедил его.
— Все знают, что так должно быть. Но можем ли мы позволить себе испытывать судьбу? Можем ли мы рисковать настоящим ради туманного будущего?
— Должны. Потому что будущее не туманно. Оно спрогнозировано Селдоном. Каждый кризис в нашей истории нанесен на график, и каждый последующий зависит от того, как закончился предыдущий. Сейчас приближается второй кризис, и одному Богу известно, каковы будут последствия, если ситуация хоть на йоту отклонится…
— Это не более чем предположения!
— Нет! Гэри Селдон сказал тогда, в Склепе, что при каждом кризисе паша свобода действий будет ограничена настолько, что окажется возможным только один выход.
— Чтобы мы шли только прямо и вперед?
— Чтобы мы не уклонялись от намеченного пути. И наоборот: пока наш выбор выхода не ограничен — значит, кризис еще не наступил. Мы просто обязаны пустить все на самотек, и чем дольше так будет продолжаться, тем лучше. Именно этим я и собираюсь заняться.
Верисов молчал. Он покусывал губы и думал… Всего лишь год назад Гардин впервые серьезно разговаривал с ним, обсуждая важную проблему — проблему военных приготовлений на Анакреоне. И то — только потому, что он, Верисов, высказывался против дальнейшего пацифизма.
Гардин, видимо, догадался, о чем думает его посол.
— Лучше бы я вам тогда ничего не говорил.
— Почему? — удивленно воскликнул Верисов.
— Потому что теперь уже шестеро — вы, я, еще три посла и Ион Ли точно знают, что ждет нас впереди. А я чертовски опасаюсь, что Селдон рассчитывал, что никто не будет знать.
— Почему?
— Потому что даже фундаментальная психология Селдона имела свои ограничения. Она не могла учесть слишком большое число независимых переменных. Он не мог предусмотреть действия отдельных людей на коротких отрезках времени. Ну представьте себе — как будто вы решили применить теорию газовой кинетики к отдельным молекулам! Он брал в расчет массы, население целых планет. Причем только слепые массы, которые не ведают, что творят, и, тем более, не видят, к чему приведут их действия.
— Да. Непросто.
— Ничего не поделаешь. Я вынужден объяснять так, как сам понимаю. Но вот что вам нужно иметь в виду. Обученных, профессиональных психологов на Терминусе нет, нет и математических пособий по прикладной психологии. Совершенно очевидно, что Селдон не хотел, чтобы кто-нибудь на Терминусе мог предсказать будущее. Он хотел, чтобы мы шли вперед слепо, что по законам массовой психологии означает — правильно. Как я вам уже когда-то говорил, я и понятия не имел о том, что будет потом, после того, как мы в первый раз отправили анакреонцев восвояси. У меня была цель — сохранить равновесие сил, и не более. Только потом я понял, что в течении событий прослеживается определенная схема. Но я изо всех сил старался действовать так, как будто ничего не понял. Любое вмешательство изменило бы План.
Верисов задумчиво кивнул:
— Сложно. Однако в анакреонских храмах я слыхал споры и посложнее. А как же вы собираетесь определить верный момент для начала действий?
— Это как раз ясно! Вы же сказали: как только мы отремонтируем крейсер, ничто не остановит Виниса, Никаких альтернатив не будет.
— Да.
— Ну вот. Так обстоят наши внешние дела. Признаем затем, что новые выборы дадут жизнь другому, агрессивно настроенному Совету. Тоже — без альтернативы.
— Так.
— А как только исчезнут все альтернативы, значит, — настал кризис. Все просто. Но я все равно волнуюсь.
Он замолк. Верисов, не отрываясь, смотрел на него. Медленно, даже лениво, Гардин продолжил:
— У меня появились вот какие соображения… Видимо, внешние и внутренние силы должны войти в резонанс. Если так, то получается разрыв в несколько месяцев, Винис, вероятно, нападет на нас не позднее весны, а до выборов еще целый год.
— Мне кажется, что это не так важно.
— Не знаю, не знаю… Может быть, это просто результат ошибки при вычислении, а может быть, я слишком много знаю… Я-то старался избегать прогнозирования собственных действий, но что я могу гарантировать? Какими могут быть последствия этого временного разрыва? Но, как бы то ни было, — он поднял глаза к потолку, — кое-что я решил твердо.
— Что же?
— Когда кризис начнется, я отправлюсь на Анакреон. Хочу влезть в самое пекло… Ну все, все, хватит, Верисов! Уже поздно. Устал как собака. Давайте пойдем куда-нибудь и отпразднуем нашу встречу. Мне нужно немного расслабиться.
— А давайте никуда не пойдем, — предложил Верисов. — Мне нужно остаться инкогнито, а то — вы представляете себе, что будет, если нас увидят вместе ваши драгоценные Советники. Попросите, чтобы нам принесли бренди.
И Гардин попросил принести бутылку бренди.
3
В славные времена расцвета Империи, когда Анакреон был могущественнейшей и богатейшей из префектур Периферии, не один Император посетил дворец вице-короля. И ни один из них не покинул Анакреон без того, чтобы хоть раз не испытать свою ловкость в обращении с игольным ружьем в охоте на летающую пернатую крепость под названием птица Ньяк.
Слава Анакреона ушла в небытие. Дворец вице-короля превратился в руины — за исключением одного крыла, отреставрированного специалистами из Академии. Ни одного Императора не видели на Анакреоне уже лет двести, не меньше.
Тем не менее охота на Ньяка оставалась королевским видом спорта, а острый глаз и ловкость в обращении с игольным ружьем по-прежнему были обязательными для королей Анакреона.
Леопольд I, король Анакреона, и, как обычно, но совершенно необоснованно добавлялось — Повелитель Заграничных территорий, которому еще не исполнилось шестнадцати, уже доказал свое незаурядное мастерство в этом хитром деле. Первого Ньяка он прикончил, когда ему не было и тринадцати, десятого — когда пришел к власти. Только что он вернулся с удачной охоты. Это была его сорок шестая победа.
— К совершеннолетию я доведу свой счет до пятидесяти! — объявил он свите. — Хотите пари?
Конечно, никто из свиты не рискнул усомниться в способностях юного короля, так что тот отправился в свои покои переодеваться в наилучшем расположении духа.
— Леопольд!
Короля заставил остановиться голос единственного человека, который мог себе это позволить. Леопольд недовольно обернулся. На пороге своей опочивальни стоял Винис.
— Отошли свиту, — нетерпеливо потребовал он. — Пускай убираются, да поскорей.
Леопольд царственно кивнул, и двое придворных, низко поклонившись ему, стали спускаться по лестнице. Король вошел в покои Виниса.
Тот с явным неудовольствием оглядел охотничий костюм короля.
— Скоро у тебя появятся дела поважнее, чем охота на Ньяка!
Он повернулся и пошел к столу. Винис был уже стар и с нескрываемым презрением относился к охоте вообще и к охотникам, в частности.
Леопольд обиженно изрек:
— Дядя, ну что вы так сердитесь? Жаль, что вас не было с нами! Мы спугнули здоровенного Ньяка в Самийской чащобе! И началось… Мы гонялись за ним добрых два часа по всему лесу! А потом я один пошел на восток (он жестикулировал так, как будто у него по-прежнему в руках было ружье) и пополз (это он тоже изобразил). Он взлетел, а я ранил его в левое крыло. Он чуть с ума не сошел от злости! А я следил за ним. Он полетел над рекой, и я подождал, пока он не свалился в воду. Он, конечно, стал снижаться. И когда он был уже в одном взмахе крыльев от воды, я выстрелил…
— Леопольд!
— Да! Дядя, я подстрелил его!
— Нисколько не сомневаюсь. А теперь — ты можешь меня выслушать?
Обреченно вздохнув, Леопольд уселся за небольшой резной столик и совсем не по-королевски жадно набросился на леранский орех. Дяде в глаза он старался не смотреть.
Винис начал издалека:
— Я был сегодня на корабле.
— На каком корабле?
— Корабль — один. На Корабле! На том, что Академия ремонтирует для нашего флота. На старом имперском крейсере. Понятно?
— А-а-а… На этом… Вот видите, я же говорил вам, что Академия обязательно его починит, если мы попросим. Значит, зря вы выдумывали, будто они собираются на нас напасть. Ну, правда, дядя, если бы они хотели этого, зачем бы они тогда ремонтировали корабль для нас? Это же бессмысленно…
— Леопольд, ты идиот!!
Король, только что выбросивший скорлупу от первого ореха, собираясь приняться за следующий, побагровел…
— Знаете что, дядюшка, — проговорил он срывающимся голосом, — вы не должны так меня называть. Вы… забываетесь. Через два месяца — мое совершеннолетие!
— Вот именно! А твой образ жизни как нельзя хуже соответствует государственной деятельности! Если бы ты отдавал делам королевства хотя бы половину времени, которое тратишь на охоту за Ньяками, я бы с легким сердцем давно передал бы тебе бразды правления!
— Не надо! Это к делу не относится. Хоть вы и правитель, и дядя мой, я все-таки король! А вы — мой подданный. И вы не имеете никакого права обзывать меня идиотом и сидеть в моем присутствии не имеете права! Вот! Я вам не позволял! Будьте повежливее со мной, а то я возьму и как-нибудь накажу вас!
Винис смерил короля ледяным взглядом.
— Я должен обращаться к тебе — «Ваше Величество»?
— Да!
— Отлично! Ты — идиот, Ваше Величество!!
Темные маленькие глазки Виниса злобно косили из-под лохматых бровей. Юный король съежился в кресле. Мгновение на лице регента сохранялась сардоническая усмешка, но она быстро уступила место широкой улыбке. Рука его мягко легла на плечо короля.
— Не обижайся, Леопольд! Пожалуй, я, и правда, был слишком груб. Знаешь, иногда бывает трудно сдержаться, когда так тяжел груз обстоятельств. Понимаешь?
Читать бесплатно другие книги:
