Илья и черная вдова Чередий Галина

Глава 5

– Маа-ам, а когда мы уже к бабе Вале поедем долго на поезде, как ты обещала? – тихонечко спросила меня Нюся, пока я приводила в порядок ее одежду, опустившись перед ней на корточки.

– Манюнь, я… – не знаю, случится ли это вовсе? Себя порву, но добьюсь этого? – Я пока точно не знаю, но думаю, очень-очень скоро.

Ответила, а поднять глаза на ребенка не решилась и только вздрогнула, когда из-за дверей туалета донесся неясный шум, как если бы в кафе внезапно стали отмечать веселую свадьбу вместо поминок. И еще раз, гораздо сильнее, когда Нюся обхватила мои щеки странно прохладными ладошками и заставила-таки взглянуть ей в глаза. Яркие, голубые-голубые, сейчас так ставшие похожими на отцовские, потому что внезапно утратили пронзительную детскую безмятежность и восхищение миром вокруг, что жили в них совсем недавно. Нельзя, нельзя чтобы так случалось! Ей же всего шесть! Слишком рано для жестокости реальности, еще возраст сказок и чудес.

– Ма, это нас противная Танька не отпускает, да? – с детской непосредственностью спросила напрямую дочь.

– Манюнь, ты же знаешь, что нельзя взрослых людей так неуважительно называть, – попыталась я спрятаться за тонкой вуалью строгости.

– Это хороших людей нельзя, – разбила мою строгость своей дочь и продолжила, умильно хмурясь с «какая же ты недогадливая» видом. – А плохих надо звать, как заслужили. Папа так говорил. Разве не помнишь? «В лоб лупи всю правду!» – попыталась она скопировать его тон и голос, заставив тоскливо сжаться мое сердце. Вообще-то Яков обычно не такими выражениями пользовался, смягчал только в присутствии дочери, да и то не всегда в последнее время. Эх, Яков-Яков, был ты нам опорой и защитой, да подлость и отрава тебя подточили-подкосили, а я ничего поделать и не смогла. Опять виновата, опять в эпицентре горя и потери. – А Танька – плохая, вообще гадкая и тебя обижает, я знаю. Думаешь, я глупая и мелкая еще? Ага-ага! Я всегда видела, как она и на папу, и на тебя смотрит, когда вы не замечали. В зоопарке помнишь ту страшную удавку?

– Самку удава, – шмыгнув носом и с трудом удерживая готовые сорваться слезы, поправила я дочь.

– Ага, ее. Она тоже вся какая лежи-и-ит, спи-и-ит как будто, а сама смотри-и-ит у-у-ух как страшно. Но ты не бойся, мам, у нас все хорошо будет.

– Конечно, будет, – закивала я и тут же вырвалась из плена маленьких ладошек, услышав снаружи голос, от звучания которого мое сердце снова расширилось и заскакало так, что в глазах от удушья на пару секунд потемнело.

– Да ладно, я подожду, – сказал спокойно еще невидимый мне Илья, явно на какое-то замечание от моих надзирателей, уловить которое не успела.

– Вернитесь, пожалуйста, в зал, вам сообщат, когда освободится, – недовольно проворчал один из них.

– А мне не в удобства, мужики, мне бы с Инной Кирилловной парой слов перекинуться, мы же с ней старинные знакомцы. Поняли, да? – мужчина явно нарочно заставил это прозвучать немного двусмысленно.

– На данный момент это невозможно. Вернитесь за стол.

– Чего это невозможно? Сейчас дождусь, и поболтаем. Она же теперь не мужняя жена, зато в самом соку. А за столом больно народу много. Лишние уши, и все такое.

– Вернись за стол, урод! Ты чё, х*ево всасываешь, что тебе… – не выдержав, агрессивно зарычал второй надзиратель и тут же охнул, что-то явно тяжелое бухнуло в дверь с обратной стороны.

– Ах ты, сука! Тре… – попытался закричать второй, но сразу захлебнулся, болезненно вскрикнул, и послышался новый звук падения.

Я схватила Нюську за руку и шагнула к выходу, потянувшись открыть защелку, но хлипкая железка звякнула, выдираемая с мясом из полотна, и дверь распахнулась, являя нам Горинова.

– Очень невежливые у вас телохранители, Инна Кирилловна, – мрачно оглядев нас, заявил он. – Пришлось их немного угомонить, уж простите.

– Не… не мои… – мгновенно потерявшись в его глазах, промямлила я.

Язык-руки-ноги онемели в единое мгновение, в голове звон-звон-звон, а за ребрами что-то растет-растет, дышать одновременно и нечем, и будто напрямую в легких чистый кислород, от которого хмельная мигом.

– Что? – чуть наклонив голову, переспросил мужчина, и я сумела-таки отвесить себе мысленно оплеуху.

– Они мне не телохранители. Скорее уж совсем наоборот, – пробормотала, разом осипнув.

– То есть я верно понял ваши слова и взгляды, и вы были не рады их обществу?

– Их плохая Танька позвала! – подала голос Нюська, опережая и совсем не робко выглядывая из-за меня.

– Вас понял. Желаете покинуть заведение?

– Желаю.

Господи, еще как желаю!

– Тогда стоит пошевеливаться, – он шагнул ближе, отняв у меня этим весь воздух, и наклонился к дочери. – Девушка, вы не против проехаться на мне немного с целью ускорить нашу отсюда эвакуацию?

– А? – Нюська на секунду растерялась, но тут же опомнилась и сама практически запрыгнула ему в руки. – Я за! За-за-за! Мам, побежали!

– Инна Кирилловна, идете первой! – приказал Илья и настойчиво направил меня по коридору в противоположную от общего зала сторону, одновременно как-то очень ловко и стремительно умудрившись развернуться и не позволить Нюське заметить валяющихся без сознания охранников.

Я замешкалась, оглянувшись, но его широкая горячая ладонь легла мне на поясницу, побуждая двигаться вперед, так что мы обе: и я, и прижатая к его мощной груди дочь, оказались закрыты его массивным телом от кого бы то ни было, кто мог бы появиться со стороны пришедших на поминки, и остальных мордоворотов Татьяны заодно.

Длинный коридор закончился еще одной запертой дверью. Чуть сдвинув меня в сторону, осторожно прихватив за локоть, Илья высадил полотно одним коротким ударом ноги, что Нюська прокомментировала тихим восхищенным «Ух ты ж»

Мы очутились во внутреннем дворе заведения, и наш спаситель все так же молча продолжил направлять меня до тех пор, пока мы не дошли до угла здания. Неожиданно Илья схватил меня за плечо, останавливая. Коротко глянул за угол, нахмурился и повернулся.

– Инна Кирилловна, дальше нам нужно будет совершить максимально стремительный бросок до моей машины, чтобы выиграть побольше форы. Асфальт там дерь… Эм… На каблуках для вас это будет затруднительно, так что надеюсь на понимание.

– Что? – я подчинилась его повелительному нажиму, который развернул меня к нему лицом, а Илья стремительно присел, подставляя свое мощное плечо под мой живот и поддел, закидывая на него.

Легко поднялся, все так же удерживая Нюську у своей груди, как в колыбели, одной рукой, вторую опустил, как припечатал, на мои ягодицы и сорвался с места с такой скоростью, что у меня в глазах поплыло. Потеряв любой контроль над положением в пространстве, я не нашла ничего лучшего, как вцепиться в задние карманы его брюк, судорожно нашарив те под полой кителя. Такое передвижение длилось едва ли даже минуту, но к своему огромному стыду даже в такой момент я не могла проигнорировать то, как ощущалась напряженная работа мышц на его ягодицах. Вот же позорище, Инка! Резкое торможение, и я опять на ногах, голова поплыла, и за спиной так кстати бок авто. Рядом Нюська, тоже уже на ногах. А мое лицо наверняка сейчас пунцовое, и как же хорошо, что можно списать это исключительно на недавнее положение тела.

Илью кто-то окликнул, но он, не оборачиваясь, быстро, хоть и без намека на суету, отпер двери белой «Нивы».

– Девушка, ну-ка рыбкой на заднее! – скомандовал он Нюське, аккуратно подсаживая. – Инна Кирилловна, в салон!

От ресторана закричали что-то снова, и на этот раз Горинов только мазнул коротким взглядом, прежде чем обойти машину и упасть на водительское.

– Ну что, красивые, поехали кататься?! – нарочито весело подмигнул он дочке, заводя двигатель.

– Да-а-а, – немножко испуганно, но все же радостно протянула Нюська, и я перехватила ее горящий предвкушением взгляд.

– Инна Кирилловна, перебирайтесь быстренько к девочке! – приказал он мне, – Возможно, ее придержать нужно будет. Извиняюсь за неудобства, две двери, а двигать кресла – потеря времени.

– Хорошо, – ответила и, не задумываясь, как это выглядит для окружающих и для самого Ильи, полезла к дочери, пока он, не теряя лишнего времени, выводил машину с парковки.

От ресторана уже бежали к нам двое из нанятых Татьяной секьюрити. Илья развернулся с визгом покрышек прямо перед ними, один даже кулаком успел садануть по двери багажника под испуганный взвизг Нюськи, но машина понеслась вперед, быстро увозя нас прочь.

– Держимся крепко, у меня, к сожалению, не суперкомфортная и скоростная машина, но у нее есть ряд преимуществ. Сейчас выберемся в места, куда за нами не полезут на дорогих иномарках, и будем разбираться.

– Илья Иванович, вы нас просто отвезите подальше, а мы сами потом, – отмерла я наконец, придя в себя от всего произошедшего.

– Инна Кирилловна, возмитесь покрепче за поручень и девочку страхуйте. Потрясет чуток, – велел он, не взглянув в мою сторону.

Нива резко свернула, через минуту еще, и еще раз, несясь по каким-то проулкам. Я примолкла, решив не отвлекать. Еще несколько поворотов, короткий рывок по одной из широких улиц, опять свернули, начав нырять в сквозные проезды и узкие улочки. Мы явно каким-то чудом так быстро смогли переместиться из практически центра города на его окраины со старой одноэтажной и такой путанной застройкой, в которой заблудиться – как нечего делать. Еще через минут десять начались какие-то стройки, стало очень трясти, и сколько ни оглядывалась, преследователей увидеть не удалось. Дорога совсем испортилась, машину начало раскачивать из стороны в сторону, как корабль на волнах, здания вообще пропали, вокруг только кучи щебня, кирпича, песка и строительного мусора. Сотовый Ильи начинал звонить несколько раз, но он на него не отвлекался.

– А мы куда? – наконец отважилась я спросить.

– Потерпите, сейчас карьер местный проскочим и через полчасика за ним опять на нормальную трассу выскочим.

– Хорошо, – нервно кивнула я, гадая, что же делать дальше. – Спасибо вам, Илья Иванович. Мы там уже дальше сами.

Заявила так решительно, а сама вся съежилась, не представляя, как и что смогу прямо тут и сама.

– Я это уже слышал. Не принимается.

– Что, простите?

– Оставить вас с ребенком на трассе. Не принимается. Это первое. Я должен разобраться, во что ввязался. Второе. Мы добираемся до моего дома, и там вы мне все спокойно объясняете, – он говорил это абсолютно невозмутимо, не отрывая пристального взгляда от ужасной дороги.

Внезапно меня накрыло паникой, как будто, вырвавшись из одной неволи, я с ходу влетела в новую.

– Послушайте, Илья Ива…

– Просто Илья, – обрубил он.

– Тогда и вы меня зовите Инной. Так вот, Илья…

– Инна, никакие ваши возражения сейчас мною не будут приняты ко вниманию, поэтому не нужно и пытаться, – сказал это так похоже на то, как говорил иногда Яков. И опыт жизни с ним вынудил усвоить: как он сказал, так и будет. Без вариантов.

Вот только этот мужчина мне не законный супруг. И я ему, конечно, очень благодарна за все, но это не повод помыкать и решать за нас с дочерью. Откуда мне знать, что у него на уме?

– Но с какой стати? – постаравшись проглотить охвативший меня протест, спросила его.

– Деньги покажите! – неожиданно приказал он, коротко глянув раздраженно.

– Что?!!

– Покажите мне деньги, на которые вы с девочкой собираетесь куда-либо добраться, если я выполню вашу просьбу и высажу посреди нигде на трассе.

– Не обязательно нигде. В каком-нибудь ближайшем населенном пункте.

– У вас в Гундарево есть знакомые или родня? – я уставилась на него недоуменно. – Ближайший населенный пункт, что нам попадется, называется Гундарево. Так что, есть у кого там остановиться на ночь глядя?

– Нет, но…

– А документы вы, очевидно, тоже прячете в каком-нибудь корсете, или как там эти женские штучки называются? – зыркнул он специально на мои пустые руки.

– Нет, – призналась, проглотив свое возмущение. – У меня их нет.

– Значит, едем ко мне и нормально устраиваемся на ночь. Тем более, я не намерен остаться в неведении относительно всей этой крайне странной ситуации, так что у вас один выход – все рассказать. А там уже станем разбираться, что делать. Куда, кого и с чем отпускать, а кого держать и не пущать.

– Нам с мамой Танька папина плохая уехать не дает! – видимо, чутко уловив мое состояние, Нюська воинственно подалась вперед. – Она злая-презлая, как Баба Яга, и мама из-за нее плакала! Я как возьму большую палку и как тресну эту Таньку и ее страшных дядек, чтобы маму не обижали! Всех тресну за нее!

– Воинственная девушка, а можно это я всех тресну вместо вас, если уж будет такая необходимость? – усмехнувшись, покосился на нее Илья.

– Почему это?

– Я большой и могу треснуть сильнее.

– Ну… ладно. Тресни. А потом мы с мамой сядем на зеленый поезд и поедем далеко-далеко, к бабе Вале.

Глава 6

На момент активных действий мой мозг вопросами «на кой черт встреваю?» и «почему действую именно так?» не озадачивался. Когда процесс запущен – все внимание должно быть задействовано для эффективного выполнения поставленной задачи. В моем случае – освобождения командирской вдовы и дочери от явно навязчивой и нежеланной опеки охраны, что была нанята третьим лицом и без их согласия. Подобное однозначно противозаконно. Но уже по факту свершившегося побега осознание создавшегося положения все же посетило меня. Ведь со стороны все выглядело как похищение мною вдовы и ребенка, причем, внаглую прямо с поминок. И Громов названивал мне так настойчиво, наверняка желая спросить, «какого х*я вообще?!»

А у меня-то четкого ответа пока и не было. Я всяких непоняток терпеть не могу, так что невзирая на явное недовольство самой Инны, ответить ей на мои вопросы придется. Потому как это ее желание рваться куда-то без денег и документов, лишь бы сбежать, выглядит подозрительным, мягко выражаясь. За каким бы чертом бежать куда-то, по словам девочки, «далеко-далеко», вдове весьма состоятельного человека, каким и был на момент кончины Петрович? И что это за властная Танька, что позволяет себе хозяйское поведение? Ну ладно, была она помощницей командира, фиг с ним, спал он с ней, тут командир у нас был настоящим мужланом, армейский сапогом, с чисто потребительским отношением к месту бабы в жизни мужчины. Он не стеснялся всегда впрямую говорить нам, особенно подшофе, что жена, она жена и есть, дом блюсти, детей обихаживать да самого его, то бишь – хранительница очага, к которому любой нормальный мужик все равно возвращается, где бы ни рыскал. А остальные бабы… ну они остальные и есть, они у нормального мужика типа имеют место быть всегда, как раз потому что мужик и нормальный. А такая чушь, как какие-то там бабские чувства по поводу отведенного или доставшегося в этом положении вещей места его ничуть не занимали. Яков Петрович у нас был человек в этом смысле той самой пресловутой «старой закалки», у которых главный лозунг – «бабам слова не давали».

Но вот тогда получается полная белиберда. Жена – Инна, а ведет себя по-хозяйски какая-то левая Татьяна еще и обижает законную супругу, по заявлению дочери. Да хрен подобное командир позволил бы! Потому как опять же, смотри выше – жена, она, конечно, должна понимать и терпеть, но она жена законная, а любовница и помощница ей ни разу не чета. Но на пустом месте так наглеть женщина не стала бы, значит, почву под ногами имеет какую-то, опять же беременна она от кого?

Короче, разбираться во всем надо однозначно.

Погоня нас потеряла и отстала еще в городе, но я все равно поглядывал в зеркала, а потом и вперед на трассу, пока тряслись к ней. Но ничего похожего на перехват не наблюдалось, так что, немного выждав, я вырулил на асфальт. Посмотрел в зеркало заднего вида на своих пассажирок. Еще недавно они тихонько разговаривали, а теперь примолкли. Девочка устроила пушистую головешку на коленях у Инны, которая нежно поглаживала малышку по волосам. Внезапно я нарвался на взгляд ее поразительно зеленых глаз в отражении и буквально порезался о него. Опять по нервам рванул шокирующий импульс, прошивший от макушки и мигом вздыбившегося затылка и выстреливший в пах да и застрявший там по большей части, хоть и до ступней докатилось. Долбануло так, что я себе чуть язык не прикусил, сжав зубы, и вынужден был заерзать на сиденье. Ну не поправлять же в открытую, в самом деле, налившийся с какого-то хера за пару вдохов тяжестью член, что сразу начал причинять массу неудобства. Очень, бл*дь, все это сейчас уместно! И сама эта моя реакция на женщину и необходимость бороться с этим безобразием и терпеть реально болезненные ощущения. Самое же время и место напомнить о своем у меня существовании, мудила лысоголовый!

– Ка… – из горла вырвалось хриплое карканье, и пришлось его прочистить. – Как вы?

Надеюсь, она ничего такого в моих глазах голодных не заметила? Вот же позорище будет-то! И так вон вся напряженная, а тут еще заподозрит, что я… Что, бля? Бросился помогать, потому как рассчитываю на расплату в виде повторения той ночи? Вполне может ведь надумать. Это ведь я, козлище похотливый, отстрелялся тогда и ни черта, пьянь поганая, не помню. А она ведь… Помнит? Все? Ей было действительно хорошо со мной, как Громов болтал, или и помнить там нечего? Что я мог-то, ужратый в говнище?

Снова придушило стыдом, и я постарался больше глазами с ней не встречаться.

– Нюська заснула, – шепотом ответила мне женщина. – Она так устала и перенервничала. И можно на ты.

– Хорошо, – согласился я. – А ты нет?

– Я… за последнее время, похоже, привыкла жить в таком состоянии, – ответила она еще тише, как если бы и не очень хотела, чтобы я ее услышал. – Вы… Ты хотел что-то выяснить?

Я открыл рот, но тут же и закрыл. Сука, а я ведь не знаю, с чего начать. С извинений за прошлое? Или это прям днище будет, напомнить о таком женщине, да еще и признаться, что ничего не помню. Типа и не было этого эпизода для меня, высморкался и не заметил. Говорить стоит только об актуальной прямо сейчас ситуации? Но тут тоже с чего начать? Потребовать выкладывать все как есть? Право какое имею? Спросить первым делом про эту Татьяну? А не пошлет ли Инна меня? Какой женщине приятно откровенничать о левых связях мужа. Да и стоит ли считать достоверными сведениями те, что сообщит одна соперница о другой? Когда это бабы-врагини не пытались демонизировать оппоненток.

Вот ведь фигня какая, я уже и забыл, каково это – сомневаться и выбирать слова и темы в обществе женщины. Потому как это общество в последние годы и приключалось у меня крайне редко, да и женщины были не для разговоров. Видать, потому и реакция эта дебильная вылезла. Еще и Гром, гад такой, напомнил о стыдном и интимном, а этим и воображение, что у меня есть, оказывается, разбередил. Вот теперь сиди, Илюха, и давись виной и похотью напополам и попытками вспомнить подробности извилины сворачивай, себя же этим распаляя все больше.

– Успеется, – мотнул я головой. – Разговор серьезный, не на пять минут, и за дорогой мне следить нужно, а вам… тебе – дух перевести, успокоиться и отдохнуть.

– Спасибо тебе, Илья. За то, что спас нас.

– Ну, прямо-таки и спас. Всего лишь увез.

– Этим и спас. Нас бы добровольно не отпустили.

Развить тему не позволил очередной звонок сотового, и, глянув на экран, я убедился в том, что характер моего друга Грома ни черта не поменялся – если ему что вздрючилось сделать или узнать, то долбиться он будет с таким упорством, какому позавидовал бы тот самый баран из поговорки. Смирившись, я таки ткнул в зеленую трубку и торопливо прижал телефон покрепче к уху.

– Горе? – вопреки моему ожиданию Никитос не заорал, а, походу, сначала хотел убедиться, что на проводе именно я.

– Ну? Как там все прошло? – решил и не давать ему шансов развопиться я.

На заднем плане у него были музыка и гул голосов, причем подозрительно напоминавший наши обычные сборища, я даже кое-кого из мужиков, кажется, узнал.

– Смотря что ты имеешь в виду, – снова удивил меня спокойствием мало к нему склонный друг.

– Само собой, тот движняк, что я тебя попросил затеять. Никто хоть не пострадал? Всерьез в смысле.

– Я так понимаю, что ты все же дурак, и Инка с девчонкой с гулянки не сами собой рассосались? – не поддался на мой маневр уклонения друг.

– Никитос…

– И прямо сейчас они с тобой? – продолжил он, не слушая меня, и только после моего молчания в ответ рявкнул: – Поздравляю, Горе, ты конченный дебил, бл*дь!

– По какому поводу такое заявление? – не обиделся я нисколько. – Что, за нами ментов пустили?

– Кого?! С хера бы?

– То есть шум поднимать не стали? А обо мне кого-нибудь расспрашивали?

– Да что за при*бнутые вопросы, Илюха? Тебя что, эта паучиха уже покусать успела? Кто и кого о тебе пытать должен был?

– Татьяна и охрана.

– Ясно, походу, ты диалог со мной вести не намерен. Допрос у нас, сука!

– Гром, не бесись. Я все объясню, когда сам все понимать четко буду, а пока мне информация нужна.

Никитос гневно посопел в трубку, но сдулся.

– Танька и эти до х*я деловые люди в черном съ*бались, как только я кипеж устроил. Ну, может, плюс-минус минут через пять после тебя, – ответил он уже гораздо спокойнее. – Они даже встревать и разнимать драку не стали, просто свалили и все. Зато те гондоны в костюмах развонялись вовсю, типа с такими, как мы, им и за одним столом сидеть стремно. Их личная охрана набежала, помяли мы с ними друг друга чуток, да и свалили они на этом. А мы с мужиками дальше сидим, командира поминаем. И мне теперь п*здец как хотелось бы узнать, с чего это я в глазах наших выгляжу как полный долбо*б после этого психического финта ушами.

Так, шум не подняли типа там «мужики, караул, командирскую вдову похитили» и ментов не привлекли, то есть однозначно никакого официального хода делу давать не собираются. Наоборот, все по-тихому провернуть им надо, выходит.

– Будто это для тебя в новинку, – фыркнул я, припомнив каких только фортелей не устраивал Гром по синьке.

– Да пошел ты! Друг еще называется! Сам замутил что-то, а меня, как лоха, втемную используешь.

– Мужик, не бесись, так надо было. И это… – я покосился на Инну через плечо, нарвался на ее новый пристальный взгляд и даже головой дернул, вырываясь из мигом начавшего затягивать в него морока. – В ближайшее время, возможно, подвалят обратно эти парни крепкие и Татьяна, станут обо мне справки наводить. Ты предупреди наших, чтобы про мой дом деревенский не трепали. Пусть вон идут в городской квартире двери целуют, если что.

– Горе…

– Никитос, клянусь, как только мне будет что тебе сказать – я сразу на связь выйду!

– Да хрен тебе, Илюха! Чтобы я тебя оставил в лапах этой ведьмы? А потом и тебя хоронил? Вон, только пересеклись, и ты уже по уши в говне каком-то!

– Да кончай ты это!

– Сам кончай! Я приеду…

– Не вздумай, дурачина! За тобой же следить могут и, скорее всего, будут, как только сложат два и два, и зачем ты бучу в ресторане поднял.

– Что за *банутые шпионские игры, Горе?!

– Ну не еб… дурнее твоих мистических загонов. Все, мужик, на созвоне!

Глава 7

Разговор у Ильи с Громовым вышел явно крайне неприятным, судя по тому, что я успела услышать и какие его взгляды перехватить. Он и до того-то обрывал почти сразу наш визуальный контакт, стоило только пересечься взглядам, а теперь и вовсе избегал на меня смотреть и через плечо, и в зеркало заднего вида.

Первая горячка от самого факта побега схлынула, и я поежилась от начавшего просачиваться сквозь кожу дискомфорта. А что, если у Горинова тоже так? Что, если он уже откровенно жалеет, что вообще связался? Просто поддался импульсу, памятуя о том, что между нами случилось, а теперь не понимает, на кой черт так сделал. А может, именно клякса той нашей близости, после которой он сбежал без оглядки, сейчас расползается пятном в его сознании, заставляя жалеть все больше? Смысл надумывать? Я же и так не собираюсь задерживаться с ним рядом и обременять необходимостью нежеланной заботы, так что, как только обрету хоть какое-то понимание, как действовать дальше, то сразу избавлю его от обузы.

С трассы мы свернули, когда снаружи уже начались ранние осенние сумерки, а в населенный пункт въезжали уже почти в полной темноте и по плохой дороге, где Илье то и дело приходилось объезжать огромные лужи. Фонарей тут тоже было не густо, так что очертания заборов и домов едва угадывались. Наконец мы свернули, и Горинов заглушил двигатель, и сразу стал слышен громкий собачий лай и подвывания.

– Инна, ты сиди, я сейчас собак уйму, чтобы уже не шумели, и понесем девочку в дом.

Он выбрался из салона, не став хлопать дверью, а только прикрыв ее, и исчез во мраке. А на меня буквально накинулись все пережитые за последнее время страхи, как если бы их только и держало на расстоянии присутствие рядом Ильи. А стоило ему только отдалиться, и они навалились, ядовито шепча пугающе вопросы прямиком в мозг. Что было бы, если бы побег не удался? Что будет, если нас найдут? Что ждет меня впереди? Как нам с Нюськой дальше-то жить? Где? На что? Понятно, что мама не откажет, и первое время можно будет у них с дядей Андреем пожить, но это же не навсегда.

Во дворе и перед воротами из глухого металлопрофиля зажегся свет, отгоняя темноту и мрачные мысли, и вскоре открылась калитка и появился Илья. Пошел к машине и вдруг обернулся, а в круге света появилась женщина. Они остановились, о чем-то говоря, и женщина положила ладонь на его руку в районе локтя, а мне горло будто черной жгучей веревкой захлестнуло, лишая нового вдоха. Это его жена? Или близкая подруга, любовница. Я же ничего не знаю о нем, как и с кем жил. Яков не рассказывал сам, а я нарочно не спрашивала. По нынешним временам разве мог такой мужчина, как Горинов, остаться без женского внимания? Тем более в деревне, где все нормальные вовремя подались достойной жизни в город искать или смолоду женаты, остальные каждый первый – алкаши.

Илья и незнакомка разошлись, и он заглянул в салон.

– Это твоя жена? – выпалила я и тут же испугалась.

– Нет, – лаконично ответил Горинов и, чем-то щелкнув в своем сидении, аккуратно сдвинул его вперед и наклонил спинку к рулю.

– А кто? – Он вскинул голову, сверкнув глазами в темноте. – Я в том смысле, что, может, мы с Нюськой не к месту, и она станет на тебя серди…

– Нет, – все так же малоинформативно пресек он мое предположение и протянул руки, подхватывая дочку, и велел: – Голову ей придержи, чтобы не стукнулась случайно.

Я послушалась, потянувшись следом и страхуя безвольно повисшую головенку, когда он осторожно извлек Нюську из машины и встал, дожидаясь, пока выберусь сама. Кивнул мне следовать за собой и пошел вперед. Но на втором же шаге я умудрилась споткнуться и упала бы, не окажись передо мной широкой спины Ильи. Контакт вышел таким внезапным и обширным, как если бы я прижалась к нему сзади нарочно, уткнувшись лицом между лопаток. Горинов замер, давая мне опору, я судорожно вдохнула, безнадежно констатируя, что в голове мигом поплыло от его аромата и ощущения сильного тела под моими ладонями. Отстраниться показалось откровенным издевательством над собой, а мгновенное отрезвление – острой потерей.

– Извини, – буркнула я, все еще стоящему на месте мужчине.

– Осторожнее, у меня тут не асфальт, – ответил он отрывисто и, толкнув калитку, предупредил: – Не бойся, не тронут.

Спросить что-либо я не успела, холодный мокрый нос уткнулся мне в ладонь, заставив вздрогнуть. Здоровенный белый мохнатый пес стоял справа от меня, тыкаясь в руку и виляя хвостом-обрубком. Выглядел он в целом пугающе, но смотрел вроде дружелюбно, в отличие от второй собаки поменьше, что и подходить ко мне не стала. Гладкошерстная и лобастая, она не дала себя толком рассмотреть, зыркнула недовольно, заворчала и после тихого «Махорка, не дури» от Ильи, исчезла в сумраке.

– Она дама взрослая, с ходу не доверяет, – негромко прокомментировал Горинов, и я буквально кожей ощутила в его голосе теплоту и гордость. – А Табак у нас – балбес молодой и слегка неуклюжий, так что просто нужно следить, чтобы не сшиб.