Все твои совершенства Гувер Колин

Его губы касаются моей шеи и подбородка, нежно прижимаются к моему рту.

– Куда тебя отнести? – Он поднимает меня и прижимает к себе; я обхватываю ногами его талию.

– Хорошо бы в спальню, – шепчу я ему на ухо.

Хотя я почти отказалась от шансов забеременеть, я, очевидно, все еще цепляюсь за кусочек надежды по крайней мере раз в месяц. Не знаю, проявляю я таким образом силу или слабость. Иногда мне кажется, что и то и другое.

Грэм роняет меня на кровать, путь от кухни до спальни усеян нашими вещами, как разбросанными хлебными крошками.

Он устраивается у меня между ног, а затем со стоном входит в меня. Я молча принимаю его.

За пределами спальни Грэм последователен во всех возможных отношениях. Но в спальне я никогда не знаю, что получу. Иногда он занимается со мной любовью терпеливо и самоотверженно, а иногда бывает требователен, тороплив и эгоистичен. Иногда, войдя в меня, он становится разговорчив, шепчет слова, от которых я влюбляюсь в него еще сильнее.

А иногда он сердит и громогласен и произносит вещи, заставляющие меня краснеть. Я никогда не знаю, чего от него ждать. Раньше это меня возбуждало.

Но теперь я предпочитаю видеть в постели лишь одну из его ипостасей. Требовательную, торопливую и эгоистичную. Когда он такой, я чувствую меньше вины, потому что в последнее время единственное, чего я действительно хочу от секса, – это конечный результат.

К сожалению, сегодня – не эгоистичная версия Грэма. Сегодня это полная противоположность тому, что мне от него нужно. Он наслаждается каждой секундой. Входит в меня размеренными толчками, одновременно пробуя на вкус мою шею и всю верхнюю часть тела. Я стараюсь казаться такой же увлеченной, время от времени прижимаюсь губами к его плечу или тяну его за волосы. Но трудно притворяться, будто я не жду, чтобы он быстрее покончил с этим. Я отворачиваю голову в сторону, чтобы он мог оставить свой след на моей шее, и жду.

Наконец он начинает набирать темп, и я немного напрягаюсь, предвкушая финал, но он неожиданно выходит из меня. Он скользит вниз по моему телу, втягивает мой левый сосок в рот, и я узнаю этот сценарий. Сейчас он спустится вниз, медленно пробуя каждую частичку моего тела, и, наконец, проскользнет языком между моих ног, где потеряет драгоценные десять минут, и мне придется слишком долго думать о том, какой сегодня день, сколько сейчас времени, что будет через четырнадцать дней, что я сделаю или скажу, если тест наконец окажется положительным, и как долго буду плакать под струями душа, если он снова будет отрицательным.

А сегодня я не хочу об этом думать. Я просто хочу, чтобы он поторопился.

Я тяну его за плечи, пока его губы снова не оказываются рядом с моими, и шепчу ему на ухо: «Все в порядке. Можешь кончать». Я пытаюсь снова направить его в себя, но он отстраняется. Я встречаюсь с ним взглядом впервые с момента, когда мы еще были на кухне.

Он нежно приглаживает мои волосы на затылке.

– Ты больше не в настроении?

Я не знаю, как, не задев его чувств, сказать ему, что я не в настроении с самого начала.

– Все в порядке. У меня овуляция.

Я пытаюсь поцеловать его, но, прежде чем наши губы встречаются, он скатывается с меня.

Я смотрю в потолок, гадая, что могло его рассердить в моих словах. Мы так долго старались, чтобы я забеременела. Все как обычно, ничего нового.

Я чувствую, что он встает с кровати. Смотрю на него и вижу, что он стоит ко мне спиной и натягивает штаны.

– Ты что, всерьез разозлился из-за того, что я не в настроении? – спрашиваю я, садясь. – Вспомни, что меньше минуты назад мы прекрасно занимались сексом независимо от моего настроения.

Он поворачивается и смотрит на меня, собираясь с мыслями. Разочарованно проводит рукой по волосам и подходит ближе к кровати. Сжатые челюсти выдают его раздражение, но, когда начинает говорить, его голос тих и спокоен:

– Я устал трахаться по медицинским показаниям, Квинн. Было бы здорово, если бы хоть раз я мог оказаться внутри тебя только потому, что тебе этого хочется. А не потому, что без этого ты не можешь забеременеть.

Его слова причиняют боль. Мне хочется огрызнуться, сказать что-то обидное в ответ, но в глубине души я знаю: он говорит так только потому, что это правда. Иногда я тоже скучаю по спонтанным занятиям любовью. Но дошло до того, что все наши неудачные попытки забеременеть стали слишком болезненными. Настолько, что я поняла: чем меньше секса, тем меньше разочарования. Если мы занимаемся сексом только в те дни, когда у меня овуляция, я чувствую разочарование реже.

Хотела бы я, чтобы он это понимал. Чтобы он знал, что иногда попытки даются мне труднее, чем неудачи. Я пытаюсь разделить его чувства, но это трудно, потому что я не знаю, действительно ли он разделяет мои. С чего бы? Это же не он терпит одну неудачу за другой.

Ладно, разочарование отложу на потом. А сейчас мне просто нужно, чтобы он вернулся в постель. В меня. Потому что он прав. Секс с мужем – обязательное условие для того, чтобы забеременеть. И сегодня у нас лучший шанс в этом месяце.

Я сбрасываю с себя одеяло и растягиваюсь на кровати. Прижимаю руку к животу, привлекая его внимание.

– Прости, – шепчу я, проводя пальцами вверх. – Возвращайся в постель, Грэм.

Его челюсти все еще сжаты, но глаза следят за моей рукой. Я наблюдаю, как он борется с собой: одна часть его существа хочет выскочить из комнаты, а другая – наброситься на меня. Похоже, он еще не уверен, что я хочу его; это мне не нравится, и я переворачиваюсь на живот. Если во мне есть то, что больше всего нравится Грэму физически, это вид сзади.

– Хочу только тебя, Грэм. Это все. Честное слово. – Вру.

Я испытываю облегчение, когда он стонет.

– Черт возьми, Квинн. – И вот он снова в постели, его руки на моих бедрах, его губы на моих ягодицах. Он просовывает под меня руку, прижимает ее к моему животу, приподнимая меня так, чтобы он мог легко скользнуть в меня сзади. Я испускаю убедительный стон и хватаюсь за края простыни.

Грэм обхватывает меня за бедра, приподнимается на колени и оттягивает меня назад, пока полностью не входит в меня.

С терпеливым Грэмом покончено. Сейчас рядом со мной комок эмоций, врывающихся в меня с нетерпением и гневом. Сейчас его интересует развязка, а вовсе не я, и это именно то, чего я хочу.

Я со стонами встречаю его толчки, надеясь, что он не осознает, что остальная часть моего существа отключена от процесса. Через некоторое время оказывается, что мы уже не стоим на коленях, а лежим, и он всем своим весом прижимает меня животом к матрасу. Он сжимает мои руки, вцепившиеся в простыни, и я расслабляюсь, когда он издает стон. Я жду, когда он наполнит меня надеждой.

Но этого не происходит.

Вместо этого он выходит из меня, прижимаясь к моей пояснице. Затем стонет в последний раз, уткнувшись мне в шею. Я чувствую, как он касается моей кожи, теплый и влажный, потом скользит по моему бедру и извергается в матрас. Неужели он только что… Именно так.

Он кончил не в меня. Слезы застилают мне глаза, я хочу выбраться из-под него, но он слишком тяжелый и все еще так напряжен, что я не могу пошевелиться.

Наконец я чувствую, что он расслабляется, и пытаюсь приподняться.

Он переворачивается на спину. Я откатываюсь от него и выдергиваю из-под себя простыню, чтобы вытереться. По щекам текут слезы, я сердито вытираю их. Я так зла, что даже не могу говорить. Грэм наблюдает за мной, а я лишь пытаюсь скрыть гнев.

И растерянность.

Грэм, конечно, мой муж, но сегодня он был всего лишь средством для достижения цели. И хотя я пыталась убедить его в обратном, он только что доказал это самому себе, не дав мне того единственного, чего я сегодня от него хотела.

Я не могу унять слезы, как ни пытаюсь. Натягиваю одеяло до глаз, а Грэм скатывается с кровати и хватает свои штаны. Мои беззвучные слезы сменяются рыданиями, плечи начинают трястись. Обычно я не веду себя так в его присутствии. Приберегаю это для долгих душей.

Грэм сдергивает с кровати свою подушку. Он выглядит так, будто разрывается на части: одна часть хочет утешить меня, другая, наоборот, на меня наорать. Злость берет верх, и он отступает к двери.

– Грэм, – шепчу я.

Мой голос останавливает его на полпути, он оборачивается и смотрит на меня. Кажется, он так обескуражен, что я даже не знаю, что сказать. Что мне жаль, что я хочу ребенка больше, чем хочу его? Не поможет, потому что это ложь. Ничего мне не жаль. Мне горько, что он не понимает, чем в последние несколько лет стал для меня секс. Он хочет, чтобы я по-прежнему хотела его, а я не могу. Секс и занятия любовью каждый раз дают мне надежду, что это тот самый единственный шанс из миллиона и я наконец забеременею. А потом те же секс и занятия любовью, которые дали мне надежду, приводят к тому, что надежда оборачивается отчаянием.

С годами весь процесс и сопутствующие ему эмоции слились воедино. Теперь я не могу отделить секс от надежды, а надежду от отчаяния. Секс есть надежда, есть отчаяние.

Секс-надежда-отчаяние.

Отчаяние. Отчаяние.

Теперь остается только отчаяние.

Он никогда этого не поймет. Никогда не поймет, что это не его я не хочу. Я не хочу отчаяния.

Грэм наблюдает за мной, ожидая, что я скажу что-нибудь еще. Но я ничего не говорю. Не могу.

Он слегка кивает и отворачивается от меня. Я вижу, как напрягаются мышцы его спины. Вижу, как сжимается и разжимается его кулак. Вижу, как он тяжело вздыхает, хотя и не слышу этого.

Он размашисто открывает дверь спальни и хлопает ею изо всех сил. С другой стороны двери раздается глухой удар. Я зажмуриваюсь и сжимаюсь в комок. Еще один удар.

И еще.

Я слушаю, как он пять раз ударяет в дверь с другой стороны. Слушаю, как он вымещает свою боль и обиду на деревяшке, потому что он знает, что больше ему некуда деться. Когда все смолкает… я больше не владею собой.