Дюна Герберт Фрэнк
«Кто-то летит следом за нами! – поняла она. – Но кто?.. – Мгновение спустя она поняла: – Конечно, это люди барона, которых он послал следить за этими двоими. И уж конечно, кто-нибудь следит и за шпионами!..»
Циго выключил роторы крыльев. Сразу же обрушилась тишина.
Джессика повернула голову. В окне за плечом Резаного она увидела тусклый свет встающей луны, стеклистые скалы, поднимающиеся из песка. Их испещрили проеденные песком борозды.
Пауль откашлялся.
– Ну что, Кайнет, давай? – спросил пилот.
– Даже не знаю, Циго.
Циго повернулся:
– Да ты только взгляни!
Он потянулся к юбке Джессики.
– Вынь у нее кляп!
Джессика услышала, как прокатились в воздухе эти слова. Тон, тембр абсолютно правильны – резкие, повелительные. Может быть, тон мог быть чуточку ниже – но все равно должен был совпасть с психоспектром стражника.
Рука Циго дернулась к повязке на рту Джессики и потянула узел.
– Прекрати! – крикнул Кайнет.
– А, да заткнись ты, – отмахнулся Циго. – Руки-то у нее связаны. – Он развязал наконец узел, и повязка упала. Блестя глазами, он разглядывал Джессику.
Кайнет положил руку на плечо пилота:
– Слушай, Циго, незачем…
Джессика повернула голову, вытолкнула языком кляп. Она заговорила низким, глубоким голосом, в котором проскальзывали многообещающие нотки:
– Господа, вовсе незачем драться из-за меня!
Одновременно она плавно подвинулась в сторону Кайнета.
Стражники напряглись – Джессика увидела, что оба почувствовали необходимость именно драться за нее. Иных резонов для драки, собственно, и не требовалось. Они уже дрались, мысленно.
Она старалась держать лицо как можно выше, в слабом свете приборной доски – чтобы Кайнет мог читать по губам:
– Не нужно спорить.
Они еще дальше отодвинулись друг от друга, бросая осторожные взгляды.
– Стоит ли драки хоть одна женщина?
То, как она произнесла эти слова, – само ее присутствие! – окончательно убеждали в том, что уж кто-кто, а она-то безусловно стоит драки.
Пауль сжал губы, заставил себя лежать молча. У него был только один шанс воспользоваться Голосом. Теперь все зависело от матери, чей опыт был настолько больше…
– Н-ну да, – пробормотал Резаный. – Вовсе незачем драться…
Его руки дернулись к горлу пилота. Но его удар наткнулся на сверкнувшую сталь, остановившую руку Кайнета и вонзившуюся в его грудь, завершая движение.
Резаный застонал и, пошатнувшись, упал, ударившись о дверцу кабины.
– За кого он меня держал, раз думал, что я не знаю такого трюка? – Циго выдернул из тела нож, сверкнувший в лунном свете.
– А теперь разберемся со щенком, – сказал он, склоняясь над Паулем.
– Это лишнее, – пробормотала Джессика.
Циго остановился.
– Разве не лучше, чтобы я делала все добровольно? – спросила она, улыбаясь. – Дай мальчику шанс. Совсем маленький, какой может у него быть в Пустыне, там… Дай ему этот шанс, и… – она улыбнулась, – ты будешь очень хорошо вознагражден.
Циго посмотрел по сторонам, снова повернулся к Джессике.
– Я слышал, что бывает с человеком в этой пустыне, – буркнул он. – Нож для мальчика – это почти что милость.
– Разве я прошу о многом? – умоляюще сказала Джессика.
– Ты меня хочешь обмануть, – пробормотал Циго.
– Я не хочу видеть смерть своего сына, – сказала Джессика. – Где же тут обман?
Циго просунулся назад, оперся локтем о ручку дверцы, схватил Пауля и, протащив по сиденью, наполовину вытянул его из салона. Поднял нож.
– Ну, волчонок, что ты сделаешь, если я разрежу твои веревки?
– Он немедленно уйдет отсюда вон в те скалы, – ответила за сына Джессика.
– Ты это сделаешь, парень? – переспросил Циго.
Голос Пауля был в должной мере мрачным:
– Да.
Нож опустился, рассек путы на ногах. Пауль почувствовал, как рука Циго легла ему на спину – вытолкнуть на песок, – притворился, будто его шатает, упал плечом на раму дверцы, развернулся – как будто для того, чтобы удержаться от падения, – и изо всех сил ударил правой ногой.
Движение носка ноги было нацелено с точностью, достойной всех лет его долгих тренировок. Словно все эти тренировки сосредоточились в единственном миге. В момент удара сработали почти все мышцы тела. Носок врезался в мягкое подреберье Циго, с ужасающей силой пробил печень, диафрагму и закончил движение, ударив и порвав правый желудочек сердца…
Издав захлебывающийся вскрик, стражник опрокинулся на сиденье. Пауль не мог использовать руки – он упал на песок, перекатился через голову и вскочил на ноги, использовав импульс падения. Снова нырнул в кабину, схватил зубами нож и держал, пока мать перепиливала свои путы на руках. Затем она взяла у него нож и освободила его руки.
– Я могла бы справиться и сама, – сказала она. – Ему бы пришлось освободить меня. А это был неразумный риск.
– Я увидел шанс и воспользовался им, – ответил он.
Она услышала оставшиеся в его голосе нотки контроля, сказала:
– На потолке кабины нарисован родовой знак Юйэ.
Он поднял голову и тоже разглядел завитушку.
– Выйди из орнитоптера и осмотри его, – велела она. – Под сиденьем пилота что-то лежит, я почувствовала, когда нас вносили в машину.
– Бомба?
– Вряд ли. Тут что-то странное.
Пауль выпрыгнул на песок, Джессика – за ним. Она повернулась, вытащила из-под сиденья сверток. При этом ноги Циго оказались у самого ее лица, а на свертке она ощутила влагу и поняла, что это – кровь пилота.
Напрасная потеря влаги, подосадовала она, поняв затем, что думает как арракийка.
Пауль огляделся вокруг, увидел скалу, поднимающуюся из песка, как берег из воды, изрезанные ветром каменные барьеры за этим «берегом». Оглянулся – мать достала из орнитоптера сверток и застыла, вглядываясь в сторону Барьерной Стены.
Проследив ее взгляд, он увидел еще один орнитоптер, спускающийся к ним по крутой дуге. Понял, что они просто не успеют выкинуть тела из машины и взлететь.
– Пауль, беги! – крикнула Джессика. – Это Харконнены!
Арракис учит «пониманию ножа», учит относиться к жизни так: отрезать все несовершенное и незавершенное, говоря: «Вот теперь это совершенно и завершено – ибо кончается здесь».
(Принцесса Ирулан, «Избранные изречения Муад’Диба»)
Человек в харконненском мундире, бежавший по коридору, резко остановился и уставился на Юйэ. Он сразу увидел и мертвое тело Мэйпс, и бесчувственное тело герцога, и неподвижно стоящего Юйэ. В правой руке человека был лучемет. Его окружала аура какой-то будничной жестокости, силы и странной спокойной уравновешенности, от которой по телу Юйэ прошла дрожь.
Да это же сардаукар, понял Юйэ. И, судя по виду, не менее чем башар. Скорее всего из личных гвардейцев Императора, присланных им для наблюдения за ходом событий. Он может надеть любую форму, но сардаукар есть сардаукар, этого не скроешь.
– Ты – Юйэ, – утвердительно сказал переодетый сардаукар. Он с любопытством рассматривал кольцо Суккской Школы, перехватившее волосы доктора, вытатуированный ромб на его лбу. Затем он посмотрел Юйэ в глаза.
– Да, я Юйэ, – признал доктор.
– Ты можешь быть теперь спокоен. Как только ты выключил силовые экраны, мы вошли внутрь. Мы полностью контролируем ситуацию. Это герцог?
– Да, это герцог.
– Он мертв?
– Только без сознания. Лучше вам его связать.
– Ты лечил и этих, прочих? – Он взглянул на тело Мэйпс.
– Увы, да… – пробормотал Юйэ.
– Увы?! – ухмыльнулся сардаукар. Он подошел, взглянул на Лето. – Так, стало быть, это и есть знаменитый Красный герцог?..
«Если бы я еще сомневался, кто он, – мелькнуло в голове у Юйэ, – эти слова рассеяли бы все сомнения. Только Император зовет Атрейдесов Красными герцогами».
Сардаукар нагнулся, срезал с мундира герцога эмблему с красным ястребом.
– Небольшой сувенир, – заявил он. – А где перстень с герцогской печатью?
– У него ее нет, – ответил Юйэ.
– Сам вижу! – рявкнул сардаукар.
Юйэ напрягся, сглотнул.
«Если они нажмут на меня – допросят с помощью Правдовидицы, – они узнают все про кольцо… про подготовленный мною топтер… все пойдет прахом!»
– Герцог давал иногда свой перстень доверенному курьеру, в знак того, что приказ исходит от него самого, – осторожно соврал Юйэ.
– Видно, это были действительно очень доверенные курьеры, – пробормотал сардаукар себе под нос.
– Так вы его свяжете? – отважился напомнить Юйэ.
– А сколько он еще проваляется?
– Около двух часов. Я не мог так точно рассчитать его дозу, как сделал это для женщины и мальчика.
Сардаукар ткнул герцога ногой:
– Этого не стоило бояться, даже когда он был в сознании. А когда очнутся женщина и парень?
– Минут через десять.
– Так скоро?
– Мне сказали, что барон прибудет сразу вслед за своими людьми.
– Правильно сказали. А ты, Юйэ, подождешь снаружи. – Он холодно взглянул на Юйэ. – Ступай!
Юйэ взглянул на Лето:
– А как быть с…
– Его перевяжут хорошенько, как цыпленка для жаренья, и доставят к барону. – Сардаукар снова посмотрел на черный ромб на лбу доктора. – Тебя тут все узнают: ты будешь в безопасности здесь. Ну все, предатель. Довольно болтать, у нас нет времени. Вон сюда уже идут наши.
«Предатель», – подумал Юйэ. Он опустил взгляд, прошел мимо сардаукара. Вот так история и запомнит его: Юйэ, предатель.
По дороге к выходу из дома он еще несколько раз натыкался на трупы и всякий раз останавливался, вглядываясь и боясь узнать Пауля или Джессику. Но это все были солдаты в форме Дома Атрейдес или Харконнен.
Он вышел из парадных дверей в полыхающую пожаром ночь.
Харконненские охранники взяли оружие на изготовку, разглядывая Юйэ. Они зажгли пальмы вдоль дороги, чтобы осветить дом. Из оранжевых языков пламени поднимались черные клубы дыма от горючей жидкости, которой облили стволы пальм.
– А, да это предатель! – сказал кто-то.
– Барон скоро наверняка захочет полюбоваться на тебя, – бросил кто-то еще.
«Мне надо пойти к орнитоптеру, – думал Юйэ. – Я должен спрятать перстень с печатью там, где Пауль найдет его».
Тут он испугался: Если Айдахо подозревает меня или если потеряет терпение – если он не дождется, если его не будет в нужном месте, Джессика и Пауль погибнут. И не будет у меня даже малейшего утешения!»
Харконненский охранник отпустил его руку, велел:
– Поди встань вот там, подожди. Не путайся под ногами.
Юйэ вдруг увидел себя со стороны: вышвырнут, отброшен, стоит он посреди разрушения – ему не оставили ничего, и даже капли жалости нет для него.
Айдахо обязательно должен сделать все как надо, ему нельзя потерпеть неудачу!..
Еще один охранник налетел на него, рявкнул:
– С дороги, ты!..
«Даже выиграв с моей помощью, они презирают меня!» – подумал Юйэ. Его оттолкнули, он выпрямился, пытаясь сохранить хоть часть достоинства.
– Жди барона! – прорычал командир стражников.
Юйэ кивнул, побрел вдоль фасада с тщательно сыгранной ненарочитостью. Свернул за угол, куда не падал свет полыхающих пальм. Затем быстро – каждый шаг выдавал его волнение – он бросился на задний двор, где под блоком «влажной оранжереи» ждал орнитоптер. Его поставили туда, чтобы вывезти пленных Пауля и его мать.
У распахнутых задних дверей дома дежурил охранник. Но он смотрел внутрь, в освещенный зал, где солдаты с грохотом переворачивали все вверх дном.
Как они уверены в себе!
Скрываясь в тенях, Юйэ обошел орнитоптер, осторожно открыл дверцу на противоположной от стражника стороне машины. Под передними сиденьями он нащупал спрятанный им там ранее фримпакет. Приоткрыл клапан упаковки, сунул внутрь герцогский перстень. Под его рукой прошуршал лист меланжевой бумаги – его записка; втиснул перстень в сложенный лист. Убрал руку, застегнул пакет.
Юйэ беззвучно прикрыл дверцу, подкрался обратно, к углу дома, и опять к главному входу, где пылали пальмы.
«Дело сделано», – подумал он.
Выйдя в свет горящих деревьев, запахнул плотнее плащ и уставился в огонь.
«Скоро я все узнаю. Скоро я увижу барона и все узнаю. А барон… на барона у меня есть зуб. Маленький зуб против барона…»
Существует легенда: в миг смерти герцога Лето Атрейдеса небеса над родовым его замком на Каладане прочертил метеор…
(Принцесса Ирулан, «Введение в историю Муад’Диба для детей»)
Барон Владимир Харконнен стоял у большого обзорного иллюминатора в рубке лихтера, где он устроил командный пост. За стеклом полыхала пожаром ночь над Арракином. Барон внимательно смотрел вдаль, где возвышалась Барьерная Стена. Там делало свое дело его секретное оружие.
Ствольная артиллерия.
Пушки били по пещерам, куда отошли люди герцога, чтобы принять последний бой. Размеренно вспыхивало рыжее пламя, и в этих коротких вспышках – столбы камня и песка. Верных герцогу солдат заживо хоронили там – им предстояло умереть от голода, словно пойманным в своей норе животным.
Барон явственно ощущал, как вздрагивает там, вдали, земля. Ритмическая дрожь передавалась ему сквозь металл корабля: брумм… брумм… Потом: БРУММ – брумм!
«Ну кто еще додумался бы вспомнить об артиллерии в наши дни силовых щитов? – мысленно усмехнулся он. – Но можно было догадаться, что они побегут в эти пещеры. Право, Император оценит сообразительность, с которой я сохранил жизни его и моих бойцов…»
Он подрегулировал один из небольших генераторов, поддерживавших его жирное тело. Его губы растянулись в улыбке, отчего многочисленные подбородки вздернулись.
«Жаль терять таких бойцов, как люди герцога, – подумал барон и улыбнулся еще шире, посмеиваясь над собой. – Но жалость должна быть жестокой!»
Он кивнул сам себе. Поражение по определению означает безвозвратные потери. Перед человеком, способным принимать правильные решения, лежала вся вселенная. А неуверенных в себе кроликов надо было найти и загнать в норы – как иначе контролировать и разводить их? Барон представил себе своих солдат как пчел, атакующих кроликов.
«Медовым звоном гудит день, когда на тебя трудится довольно работящих пчел», – подумал он.
Позади открылась дверь. Барон рассмотрел отражение в темном стекле иллюминатора, прежде чем обернуться.
Вошел Питер де Врийе, за ним следовал Умман Куду. Начальник личной гвардии барона. За дверью суетились люди, виднелись бараньи лица стражников. В его присутствии они старательно напускали на себя такой тупой вид.
Барон обернулся.
Питер тронул указательным пальцем спадавшую на лоб прядь в обычном своем насмешливом салюте.
– Славные новости, милорд! Сардаукары доставили к нам герцога!
– Само собой, – отозвался барон своим гулким басом.
Он разглядывал мрачное, злодейское выражение на женоподобном лице своего ментата. И глаза – затененные щелочки сплошной синевы.
«Скоро мне придется отделаться от него, – подумал барон. – Он почти уже пережил свою полезность. Почти уже достиг момента, когда он станет опасен для меня. Однако прежде необходимо сделать так, чтобы народ Арракиса возненавидел его. Н-ну а потом – потом они будут приветствовать моего Фейд-Рауту как своего спасителя».
Барон перевел взгляд на начальника своей гвардии – Уммана Куду. Острые скулы, подбородок словно туфля. Человек, которому барон мог доверять, ибо хорошо знал все его пороки.
– Прежде всего где изменник, выдавший мне герцога? – спросил барон. – Надо бы его наградить.
Питер изящно повернулся на носке, махнул стражнику снаружи.
Там задвигались темные силуэты. Вошел Юйэ. Его движения были скованны и вялы. Усы уныло свисали с красно-лиловых губ. Лишь старые глаза выглядели живыми. Пройдя три шага, Юйэ по знаку Питера остановился, глядя через помещение на барона.
– А-ахх, вот и наш доктор Юйэ. Приветствую!
– Мое почтение, милорд барон…
– Мне сказали, вы все-таки подарили нам герцога.
– Я выполнил свою часть соглашения, милорд.
Барон взглянул на Питера. Тот кивнул.
Барон вновь посмотрел на Юйэ.
– Стало быть, придерживаемся буквы договора, э? А я… – Он словно выплюнул: – Что я должен был сделать в ответ?
– Вы сами помните что, милорд Харконнен.
Теперь Юйэ позволил себе думать. В его голове оглушительно отдавалось беззвучное тиканье часов. Он уже видел еле заметные знаки, выдававшие барона. Да, Уанна была мертва – и эти негодяи ничего не могли уже ей сделать. И это хорошо – иначе у них по-прежнему была бы узда для него. Поведение же барона указывало на то, что эта узда исчезла…
– Вы полагаете, я должен это помнить?
– Вы обещали освободить от страданий мою Уанну.
Барон покивал:
– Ах да. В самом деле. Теперь я вспомнил. Действительно, я обещал это. Собственно, именно так и удалось нам обойти имперское кондиционирование. Помнится, вы не могли вынести вида этой вашей Бене-Гессеритской ведьмы, корчащейся в болеусилителях Питера. Н-ну что же – барон Владимир Харконнен всегда держит свое слово. Я обещал, что избавлю ее от мучений и позволю тебе соединиться с ней. Да будет так! – Он махнул Питеру.
Синие глаза Питера остекленели. Его движение было совсем кошачьим – внезапным и плавным. Когтем сверкнул нож, вонзаясь в спину Юйэ.
Старик замер, вытянулся, не отрывая взгляда от лица барона.
– Вот ты и присоединишься к ней! – крикнул барон.
Юйэ стоял пошатываясь. Губы его шевельнулись; он говорил очень четко и словно бы нараспев:
– Ты… думал… ты… по… бе… дил… меня… Ты… ду… мал, я… не… знал, что… я… купил… для… своей… Уанны.
Он упал. Не склонился, не обмяк, не осел. Упал, как падает срубленное дерево.
– Так присоединись к ней! – повторил барон. Но эти слова прозвучали как слабое эхо.
Слова и поведение Юйэ наполнили его дурными предчувствиями. Он резко переключил свое внимание на Питера, который как раз вытирал лезвие ножа куском ткани. Синие глаза светились удовлетворением.
«Вот, значит, как он убивает, когда делает это своими руками, – подумал барон. – Полезно знать такие вещи».
– Итак, он все-таки выдал нам герцога? – спросил барон.
– Да, милорд, разумеется, – ответил Питер.
– Ну так приведите его сюда!
Питер бросил взгляд на капитана гвардейцев – тот бросился выполнять приказ.
Барон опустил взгляд на тело Юйэ. Тело упало так, что казалось, оно не из костей и плоти, а из дуба.
– Никогда не верил предателям, – проговорил барон. – Даже и таким, которые превращены в предателей мной самим.
Он посмотрел в ночь за иллюминатором. Вся эта черная тишина снаружи принадлежала теперь ему, и он это знал. Артиллерия у Барьерной Стены уже замолчала: ставшие ловушками норы были завалены, пойманные звери обречены. Неожиданно барона поразила мысль, что он не может представить ничего прекраснее этой абсолютной черной пустоты. Если только не считать белого на черном. Серебристо-белого на черном. Молочно-белого, как изысканный фарфор.
Но неуверенность не оставляла его.
Что хотел сказать этот старый дурак доктор? Он скорее всего понимал, что его ждет. Но что он имел в виду, говоря о поражении? «Ты думал, что победил меня…»
Что он имел в виду?
Ввели герцога Лето Атрейдеса. Его руки были скованы цепью, орлиное лицо в грязи. На груди мундира зияла дыра – кто-то вырвал нашитый герб. С пояса тоже свисали оторванные лоскуты – поясной щит срывали, не расстегнув ремешки на мундире. С мясом. Безумные, остекленевшие глаза.
– Н-н-нуу… – протянул барон. Он глубоко вдохнул и остановился в неуверенности. Понял, что заговорил слишком громко. Он так долго ждал этого мгновения – и вот оно утратило часть своей прелести!
Будь проклят чертов доктор – во веки веков!
– Я вижу, доброго нашего герцога накачали наркотиками, – заметил Питер. – Собственно, Юйэ так и поймал его – одурманил. – Питер повернулся к герцогу. – Это так, любезный герцог? Вы одурманены?
Голос шел откуда-то издалека. Лето чувствовал цепь на руках, ноющую боль в мышцах; чувствовал свои потрескавшиеся губы, горящие щеки, сухой вкус жажды во рту. Но звуки он слышал плохо – они доходили до него глухо, словно сквозь ватное одеяло. И он почти ничего не видел, только смутные тени.
– А что с мальчишкой? спросил барон. – Есть новости?
Питер быстро облизнул губы.
– Ты что-то знаешь! – резко сказал барон. – Ну?
Питер посмотрел на начальника гвардейцев, снова на барона.
– Люди, которым дали это поручение, милорд, они… э-э… их… э… нашли.
– И они доложили, что все в порядке?
– Они мертвы, мой барон.
– Естественно! Но я спрашиваю…
– Их нашли мертвыми, милорд.
Лицо барона потемнело.
– А женщина и мальчишка?
– Никаких следов, милорд. Но там успел побывать песчаный червь – как раз когда происходил осмотр места происшествия… Быть может, все произошло именно так, как мы и хотели, – несчастный случай… вполне вероятно…
– Вероятности меня не устраивают, Питер. Ну а что насчет пропавшего топтера? Может ли это обстоятельство навести моего ментата на какие-нибудь мысли?
– В нем, несомненно, бежал кто-то из людей герцога. Убил нашего пилота и бежал.
– И кто же именно из людей герцога?
– Пилота убили очень чисто и тихо, милорд. Возможно, Хават. Или Халлек. Может быть, Айдахо. Или любой из других главных приближенных…
– Возможно, вероятно, может быть… – пробормотал барон и перевел взгляд на пошатывающегося, одурманенного герцога.
– Но мы владеем положением, милорд, – сказал Питер.
– Владеем?! А где тогда этот планетолог? Кинес?
– По крайней мере нам известно, где его искать. За ним уже послали наших людей, милорд.
– Не нравится мне что-то, как помогает нам этот слуга Императора, – пробормотал барон.