Дюна Герберт Фрэнк

Пауль взглянул на Гурни – тот изучающе рассматривал Стилгара.

– А объясни-ка нам, Гурни: зачем бы это сардаукарам надо было выгонять этих горожан из домов?

– Старый трюк, мой герцог. Они хотели, чтобы нас обременяли беженцы.

– Партизанская война так давно считается неэффективной, что наши правители успели забыть, как ей противодействовать, – усмехнулся Пауль. – Так что сардаукары в этот раз сыграли нам на руку. Хватали женщин в городе – развлечения ради; украсили свои штандарты головами тех, кто пытался протестовать. И возбудили против себя яростную ненависть горожан, большинство из которых в противном случае смотрели бы на предстоящую битву просто как на досадную помеху, пусть даже и помеху серьезную… и как просто на возможную смену их хозяев. Так что сардаукары позаботились о рекрутах для нас, Стилгар.

– Горожане прямо рвутся в бой, – признал Стилгар.

– Их обиды свежи, и ненависть не затенена ничем, – ответил Пауль. – Вот почему мы используем их как силы первого удара.

– Страшно подумать, сколько из них тут ляжет, – пробормотал Гурни.

Стилгар кивнул, соглашаясь.

– Их предупредили, что шансов у них мало, – ответил Пауль. – Но они знают и то, что каждый убитый ими сардаукар – это еще один враг, который не причинит вреда нам. Понимаете, друзья, теперь им есть за что умирать. Они почувствовали себя народом. Они – пробуждаются!

От наблюдателей у телескопа донеслось невнятное восклицание. Пауль метнулся к амбразуре.

– Что там? – спросил он.

– Великое смятение, Муад’Диб, – почему-то шепотом ответил наблюдатель. – У этого огромного металлического шатра все так и забегали. От Западного Венца приехала наземная машина. Точь-в-точь ястреб влетел в гнездо скальных куропаток.

– Так-так, – сказал Пауль, – прибыли наши пленные.

– Они включили щит по всему периметру посадочного поля, – доложил наблюдатель. – Я вижу, как воздух дрожит даже за складами, где хранилась Пряность.

– Теперь они знают, кто воюет против них, – сказал Гурни. – Пусть харконненские твари трепещут, пусть страх разъедает их, ибо Атрейдес жив и идет на них!

Обращаясь к федайкину у телескопа, Пауль распорядился:

– Следи за флагштоком на корабле Императора. Если там поднимут мое знамя…

– Этого не будет, – перебил Гурни.

Пауль, видя озадаченное выражение на лице Стилгара, пояснил:

– Если Император признает мои притязания – он даст знать об этом, вновь подняв над Арракисом знамя Дома Атрейдес. В этом случае мы реализуем второй план и выступим только против Харконненов. Сардаукары не станут вмешиваться и предоставят нам самим разобраться друг с другом.

– У меня, конечно, нет опыта во всех этих инопланетных штучках, – проговорил Стилгар. – Однако я сомневаюсь, что…

– Не нужен опыт, чтобы догадаться, что они сделают, – проворчал Гурни.

– На большом корабле поднимают новый флаг, – сообщил наблюдатель. – Желтый… с черно-красным кругом в центре.

– Ловко, – усмехнулся Пауль. – Флаг КООАМ!

– Тот же флаг, что и над остальными кораблями, – заметил наблюдатель.

– Не понимаю, – сказал Стилгар.

– В самом деле ловко, – подтвердил Гурни. – Подними он флаг Атрейдесов, ему пришлось бы придерживаться обязательств, которые это на него налагает. Слишком много свидетелей! Он мог поднять флаг Харконненов, и это было бы ответом прямым и ясным. Однако же нет: он вывешивает эту КООАМовскую тряпку! Иначе говоря, он сообщает тем, наверху, – Гурни поднял палец туда, где над Дюной висел на орбите флот, – что он там, где прибыль. И что ему все равно, кто правит планетой – Атрейдесы или кто-нибудь еще.

– Сколько осталось времени до того, как буря дойдет до Барьерной Стены? – спросил Пауль.

Стилгар посовещался с одним из федайкинов и доложил:

– Это будет совсем скоро, Муад’Диб. Раньше, чем мы ожидали. Поистине идет прапраматерь всех бурь… может быть, она даже сильнее, чем ты хотел бы.

– Это – моя буря, – промолвил Пауль и, видя безмолвное, смешанное со страхом благоговение на лицах слышавших его федайкинов, добавил: – Пусть от этой бури содрогнется весь мир – и тогда она не будет сильнее, чем мне надо. Она ударит фронтом прямо по Стене?

– Почти. Можно сказать, да, – ответил Стилгар.

Из хода, ведущего вниз, в котловину, вынырнул гонец, подошел к Паулю, доложил:

– Патрули отходят, Муад’Диб. И харконненские, и сардаукары.

– Думают, что буря нанесет в котловину слишком много песка и ухудшит видимость, – заметил Стилгар. – И полагают, что то же самое и к нам относится!..

– Скажи канонирам – пусть наметят цели и установят наводку заранее, до того как видимость ухудшится, – распорядился Пауль. – Они должны разбить нос каждого из этих кораблей сразу, как только буря уничтожит щиты… – Он подошел к стене, отогнул край камуфляжной ткани и посмотрел в небо. На темном его фоне уже вились песчаные шлейфы. Пауль отпустил маскировку и добавил: – Стил, пора отсылать людей вниз.

– А ты разве не спустишься? – спросил Стилгар.

– Я пока побуду тут с федайкинами.

Стилгар, глянув на Гурни, только многозначительно пожал плечами и направился к скале, скрывшись в тенях.

– Кнопку заряда, которым мы откроем Барьерную Стену, я оставляю на тебя, Гурни, – сказал Пауль. – Сделаешь?

– Конечно.

Пауль жестом подозвал одного из командиров федайкинов:

– Отхейм, отводи наши дозоры от зоны взрыва. К началу бури там никого не должно остаться.

Федайкин коротко поклонился и вышел вслед за Стилгаром.

Гурни, взглянув в амбразуру, велел наблюдателю у телескопа:

– Следи получше за Южной Стеной. До самого взрыва она останется без прикрытия.

– Разошли сейлаго с оповещением о времени, – распорядился Пауль.

– К Южной Стене движутся наземные машины, – доложил наблюдатель. – С некоторых из них ведется огонь из метательных орудий – прощупывают… Согласно твоему приказу все наши люди пользуются личными щитами. Вот, машины остановились.

В наступившей тишине Пауль услышал, как свистят маленькие смерчики над ними – предвестники приближающейся бури. Сквозь отверстия маскировочной ткани начал сеяться песок; затем резкий порыв ветра рванул маскировку и сдернул ее с укрытия.

Пауль махнул своим федайкинам, чтобы те укрылись, и подошел к фрименам у аппаратуры связи, стоявшей возле входа в тоннель. Гурни последовал за ним. Пауль склонился к связистам.

Один из них сказал:

– Идет не «прапраматерь» – прапрапраматерь всех бурь, Муад’Диб!

Пауль бросил взгляд на темнеющее небо и приказал:

– Гурни, убирай наблюдателей с Южной Стены!

Ему пришлось повторить приказ – шум бури вырос настолько, что приходилось кричать во весь голос.

Пауль надел фильтр-маску, затянул капюшон дистикомба.

Гурни возвратился.

Пауль тронул его за плечо, показал на кнопку взрывателя на стене тоннеля позади связистов. Гурни подошел к ней и, держа на кнопке руку, повернулся к Паулю.

– Связи нет! – крикнул связист. – Слишком сильные помехи! Буря!..

Пауль кивнул, не сводя взгляда с часового циферблата. Наконец он обернулся к Гурни, поднял руку и вновь перевел взгляд на циферблат. Стрелка завершала последний круг…

– Давай! – крикнул Пауль и резко взмахнул рукой.

Гурни вдавил кнопку до отказа.

Казалось, не меньше секунды прошло, прежде чем дрогнул пол под ногами. Раскатистый гул взрыва слился с ревом бури, на миг перекрыв его.

Федайкин-наблюдатель подбежал к Паулю, держа свой телескоп под мышкой.

– Стена взорвана, Муад’Диб! Буря ворвалась в пролом и ударила прямо по ним – и наша артиллерия уже ведет огонь! – прокричал он.

Пауль представил себе, как катится по зажатой горами долине песчаная стена, напитанная статическим электричеством, – и рокочущие заряды разрушают все силовые щиты врага.

– Буря!.. – прокричал кто-то. – Пора в укрытие, Муад’Диб!

Пауль пришел в себя, ощутил, как песчинки иглами колют открытые щеки. Мы начали… и это всё неизбежно, подумал он. Положив руку на плечи связисту, он крикнул ему:

– Бросай аппараты! В тоннеле стоит второй комплект!..

Он почувствовал, что его тащат: федайкины столпились вокруг, защищая своего вождя. Они втолкнули его в тоннель, где было несколько тише, повернули за угол, попали в тесную комнатку, освещенную плавающими под потолком лампами. Отсюда вел еще один тоннель.

В этой комнатке за дублирующим комплектом аппаратуры связи сидел еще один фримен.

– Сильные помехи! – сказал он, увидев вошедших. – Сплошная статика.

В комнатку ворвался вихорек, мгновенно заполнив воздух крутящейся песчаной пылью.

– Закройте тоннель! – скомандовал Пауль. Внезапно замерший в неподвижности воздух свидетельствовал о выполнении приказания. – Проход в котловину не обрушился? – спросил он.

Один из федайкинов выбежал и, вернувшись, доложил:

– После взрыва обрушилось немного камня, но инженеры говорят, что проход не перекрыт. Сейчас они расчищают завалы лазерами.

– Пусть руками поработают! – возмутился Пауль. – Там же включенные щиты!..

– Ничего, Муад’Диб, – возразил федайкин, – они осторожно…

Но все же повернулся и вышел передавать приказ.

Связисты, дежурившие снаружи, протиснулись мимо, таща свою аппаратуру.

– Я им передал твой приказ оставить оборудование, Муад’Диб! – воскликнул один из федайкинов.

– Сейчас люди нам дороже оборудования, – с упреком сказал Пауль. – Очень скоро мы не будем испытывать нужды в оборудовании – либо потому, что получим его куда больше, чем сможем использовать, либо потому, что нам уже не понадобится никакое оборудование.

Гурни Халлек подошел к Паулю.

– Я слышал, что путь вниз открыт, – сказал он. – Мы здесь слишком близко к поверхности. Как бы Харконнены не контратаковали!

– Им сейчас не до этого, – усмехнулся Пауль. – Как раз сейчас они вдруг обнаружили, что лишились и щитов, и возможности взлететь с планеты.

– Как бы то ни было, новый командный пункт готов, милорд, – сказал Гурни.

– Пока что он не нужен, – сказал Пауль. – На этом этапе операция будет разворачиваться и без моего участия. Нам же надо ждать…

– Принимаю сообщение, Муад’Диб! – крикнул связист. Он потряс головой, прижал наушник рукой. – Очень сильные помехи!..

Он начал писать в блокноте, время от времени останавливаясь и покачивая головой.

Федайкины отошли, уступая место, и Пауль заглянул через плечо в блокнот связиста:

«Налет… на Сиетч Табр… пленных… Алия (пропуск)… семьи (пропуск) убиты, и… они (пропуск)… сына Муад’Диба».

Связист опять потряс головой.

Пауль поднял голову, встретился со взглядом Гурни.

– Сообщение неразборчиво, – пробормотал Гурни. – Помехи ведь… Мы не можем знать, что…

– Мой сын мертв, – глухо сказал Пауль – и сам понял, что это правда. – Мой сын мертв… а Алия схвачена… она – их заложник.

Он чувствовал себя опустошенным – лишь оболочка человека, лишенная эмоций. Все, чего он касался, приносило гибель и горе. Точно болезнь… которую он может разнести по всей Вселенной.

Он чувствовал в себе умудренность старца – умудренность, порожденную объединенным опытом бесчисленных вероятных жизней. И казалось ему, что кто-то внутри него хихикает, потирая руки.

И Пауль подумал: Как же мало знает Вселенная, что такое настоящая жестокость!

И вот встал тогда Муад’Диб пред ними и сказал: «Погибшей мы считали ее, взятую в плен; но она жива. Ибо семя ее – мое семя, и голос ее – мой голос. И она видит глубочайшие уровни вероятности, пронизывает взором сущность вещей. Истинно говорю вам: в долину незнаемого и непознаваемого проникает взор ее, и то – благодаря мне».

(Принцесса Ирулан, «Арракис Пробуждающийся»)

Барон Владимир Харконнен стоял потупив глаза в аудиенц-зале – овальном селамлике в самом сердце гигантского шатра Падишах-Императора. Искоса посматривая по сторонам, барон изучал зал с металлическими стенами и тех, кто был в нем: нукеров, пажей, гвардейцев-стражников, отряд дворцовых сардаукаров, стоящих «вольно» вдоль стен под окровавленными и разодранными боевыми знаменами – трофейными, единственным украшением зала.

Справа, отдаваясь в высоком коридоре, раздались выкрики:

– Дорогу! Дорогу Его Величеству!

Падишах-Император Шаддам IV вышел в сопровождении свиты и остановился, ожидая, когда внесут его трон. Барона он игнорировал – как, впрочем, и остальных собравшихся в селамлике.

Барон же никак не мог игнорировать особу Его Величества и изучал его лицо, надеясь обнаружить хотя бы намек на причину этой аудиенции.

Император стоял неподвижно, выпрямившись – стройный, элегантный, в серой форме сардаукаров с золотым и серебряным шитьем.

Узкое лицо и ледяные глаза живо напомнили барону покойного герцога Лето: тот же самый взгляд хищной птицы. Правда, Император был не брюнет, а рыжий, и заметить это не мешал даже эбеново-черный шлем бурсега с золотой короной, венчающий его голову.

Пажи внесли трон и поставили на предназначенное для него возвышение – массивное кресло, вырезанное из цельного куска хагальского кварца. Прозрачное, голубовато-зеленое, оно было словно пронизано языками золотого пламени. Император сел.

Старуха в черной абе с низко надвинутым капюшоном отделилась от свиты и заняла место за троном, положив костлявую руку на кварцевую спинку. Выглядывавшее из-под капюшона лицо было физиономией карикатурной ведьмы, как их обычно рисуют: запавшие глаза и щеки, необычайно длинный нос, кожа в старческих пятнах, вены сеткой охватывают тощую шею и руки.

Барон при виде ее едва сумел сохранить внешнее спокойствие. Само присутствие Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийям, Правдовидицы Императора, говорило о важности этой аудиенции. Тогда барон отвернулся от нее и попытался догадаться о цели аудиенции по составу свиты. Там были два агента Гильдии – один высокий и толстый, второй – низенький и тоже толстый, оба с непроницаемо-тусклыми серыми глазами. Среди придворных стояла также высокая белокурая женщина с точеными чертами лица; зеленые глаза смотрели словно сквозь барона. Дочь Императора, принцесса Ирулан – говорили, ее обучают Пути Бене Гессерит высшего уровня посвящения.

– Приветствую вас, любезный барон.

Император наконец соизволил заметить его. У повелителя обитаемой Вселенной был баритон, и он прекрасно владел своим голосом: приветствие прозвучало как отторжение…

Барон низко поклонился и прошел вперед, остановившись, как полагалось, в десяти шагах от подножия трона.

– Я прибыл по вашему повелению, Ваше Величество.

– «По повелению..»! – фыркнула старуха.

– Оставьте, Преподобная Мать, – с укором сказал ей Император; впрочем, он улыбнулся, явно забавляясь замешательством барона. Затем монарх спросил: – Прежде всего скажите мне – куда вы отправили своего любимца, этого Суфира Хавата?

Барон оглянулся по сторонам, мысленно выругал себя за то, что явился сюда без охраны. Не то чтобы от его бойцов было много пользы при схватке с сардаукарами. И все-таки…

– Итак? – снова спросил Император.

– Он улетел уже пять дней назад, и все это время его здесь не было, Ваше Величество. – Барон бросил взгляд на агентов Гильдии. – Он должен был приземлиться на базе контрабандистов и попытаться внедриться в лагерь этого фрименского фанатика Муад’Диба.

– Невероятно! – воскликнул Император.

Рука ведьмы, похожая на птичью лапу, коснулась плеча Императора. Старуха склонилась к нему и что-то шепнула.

Император кивнул.

– Вы сказали – пять дней, барон? Скажите, отчего вы не обеспокоились его отсутствием?

– Но я обеспокоен, Ваше Величество! Обеспокоен!

Император, выжидая, продолжал в упор смотреть на барона. Преподобная Мать рассмеялась кудахтающим смешком.

– Я имею в виду, Ваше Величество, – пояснил барон, – что Хават все равно умрет через несколько часов. – И он объяснил все о латентном – остаточном – яде и о необходимости постоянно давать противоядие.

– Весьма умно придумано, барон, – похвалил Император. – Н-ну, а где же ваши племянники – Раббан и юный Фейд-Раута?

– Приближается буря, Ваше Величество, и я отправил их проверить периметр нашей обороны. На случай, если фримены попытаются атаковать под прикрытием песка.

– Периметр. – Император протянул слово так, словно оно было кислым на вкус. – Здесь, в котловине, буря будет не слишком сильной; а этот фрименский сброд не отважится напасть, пока здесь я и пять легионов моих сардаукаров!

– Конечно, Ваше Величество, – согласился барон. – Но даже излишняя осторожность вряд ли является серьезным проступком! Можно ли порицать за нее?

– Ах-х-х… – протянул Император. – Порицать… Значит, я не вправе даже говорить о том, сколько времени отняла у меня эта бессмысленная суета вокруг Арракиса? О том, как сгинули в этой дыре почти все доходы КООАМ? О том, наконец, что мне пришлось отложить множество важных государственных и дворцовых дел, а часть из них – даже и отменить, и все из-за этой дурацкой истории?..

Барон, напуганный монаршим гневом, опустил глаза. Его раздражала мысль о переплете, в который он попал: один и связан по рукам и ногам Конвенцией и правилом «Диктум фамилиа»!

Он что, намерен убить меня? – думал барон. Он не посмеет! Слишком много свидетелей – на орбите следят за событиями все прочие Великие Дома, и они только и ждут повода как-нибудь урвать свою долю, воспользовавшись заварушкой на Арракисе!..

– Заложников хоть взяли? – проворчал Император.

– Бесполезно, Ваше Величество, – ответил барон. – Эти сумасшедшие фримены служат по каждому пленному погребальный обряд и затем уже считают его мертвым.

– Вот как? – удивился Император.

Барон разглядывал металлические стены селамлика и думал об окружавшем их гигантском шатре из веерола. Эта великанская конструкция говорила о таком безмерном богатстве, что сама мысль о нем ошеломляла даже барона. Он таскает за собой пажей и бесчисленных лакеев, своих женщин и их прислугу – парикмахеров, декораторов, прочих… всех этих прихлебателей императорского двора. Все здесь – и, как всегда, льстят и прислуживаются, интригуют и «разделяют тяготы войны» с Императором… а ему они нужны как свидетели истории. Чтобы увидели, как Император решит арракийский вопрос, а затем – слагали стихи о битвах и превозносили подвиги тех, кто будет в них ранен…

– Возможно, вы просто брали не тех заложников? – прервал его размышления Император.

Он что-то узнал, понял барон. Страх ледяным камнем лежал в его желудке. Мысль о еде – о еде! – была невыносимой. Но ощущение холодной, давящей тяжести было так похоже на голод, что он даже заворочался в своей сбруе силовой подвески, борясь с желанием приказать подать есть… Только вот кто бы тут стал исполнять его приказы?..

– У вас нет никаких предположений относительно личности Муад’Диба? – спросил Император.

– Да наверняка какой-нибудь сумасшедший умма, – осторожно пожал плечами барон. – Фрименский фанатик. Религиозный авантюрист… Вашему Величеству известно, что подобные плевелы часто вырастают на задворках цивилизованного мира…

Император быстро глянул на свою Правдовидицу и вновь повернулся к барону, буравя его недобрым угрюмым взглядом.

– И других сведений об этом Муад’Дибе у вас, значит, нет? – спросил он.

– Да просто какой-то сумасшедший, – буркнул барон. – Так фримены все ненормальные.

– Неужели?

– Его бойцы бросаются в бой с именем Муад’Диба. Женщины кидают в нас своих младенцев и затем сами бросаются на наши клинки, чтобы дать мужчинам шанс атаковать нас. У них нет… нет… они воюют не по правилам!

– Ах, даже так… – протянул Император, и барон ясно услышал насмешку в его голосе. – Н-ну, любезный барон, а удосужились ли вы обследовать южные полярные области Арракиса?

Барон, изумленный внезапной сменой темы, поднял глаза на Императора.

– Но… но, Ваше Величество, вам же известно – эти земли необитаемы, там хозяйничают бури и черви. В южных широтах даже Пряности нет!

– И, конечно, вам не приходилось слышать, что с меланж-лихтеров там замечали участки растительности?

– Такие сообщения время от времени поступают. По некоторым было предпринято расследование. Обнаружили несколько кустов и потеряли много орнитоптеров. Слишком дорогое удовольствие, Ваше Величество! Юг – не место для человека, там долго не выжить.

– Так-так. – Император щелкнул пальцами. За троном, слева, открылась дверь, и два сардаукара ввели девочку лет четырех. На ней была черная аба с откинутым капюшоном; из-за воротника выглядывали отстегнутые трубки и уплотнители дистикомба. Синие фрименские глаза сияли на круглом личике. Кажется, она совсем не боялась – зато барон, взглянув на ее лицо, отчего-то почувствовал себя очень неуютно.

Даже старая гессеритка, когда девочка шла мимо нее, отшатнулась и сделала охранительный знак. Вид ребенка явно потряс старуху.

Император откашлялся и хотел что-то сказать – но малышка заговорила первой. У девочки был тонкий, еще слегка шепелявый, но очень ясный голосок.

– Так вот, значит, он, – проговорила она и подошла к краю возвышения, на котором стоял трон. – Правду сказать, так и ничего особенного – просто перепуганный жирный старик, у которого нет сил даже стоять самому. Без этих помочей!

Было так странно слышать подобные фразы из уст ребенка, что барон, несмотря на гнев, онемел и уставился на девочку. Может, это просто карлица? – промелькнуло у него в голове.

– Любезный барон, – промолвил Император, – позвольте представить вам сестру Муад’Диба.

– Сест… – Барон поперхнулся и повернулся к своему сюзерену. – Я не понимаю.

– Я тоже проявляю иногда излишнюю, может быть, осторожность, – пояснил Император. – Мне доложили, что в вашей необитаемой южной полярной зоне наблюдаются явные признаки человеческой деятельности.

– Но это невозможно! – воскликнул барон. – Черви… там же открытые пески до самого…

– Похоже, они научились как-то уживаться с червями, – пожал плечами Император.

Девочка уселась на край возвышения подле трона и заболтала ногами. Она осматривала селамлик с явным удовольствием – и с необыкновенно уверенным видом.

Барон тупо смотрел на болтающиеся ножки под черной тканью – оказывается, девочка была обута в сандалии.

– К несчастью, – сказал Император, – я послал туда только пять десантно-транспортных топтеров со сравнительно небольшой ударной группой, имеющей целью захватить пленных для допроса. Должен признаться, что десанту едва удалось уйти оттуда, захватив всего трех пленных и оставив там четыре машины из пяти. Причем заметьте, барон: мой отряд был разгромлен противником, состоящим по большей части из женщин, детей и стариков. А это вот дитя командовало одним из контратаковавших отрядов.

– Вот видите, Ваше Величество! – горячо подхватил барон. – Видите, какие они!

– Я поддалась, чтобы меня захватили, – объяснила девочка. – Потому что не хотела прийти к брату с вестью о гибели его сына.

– Лишь горстке моих людей удалось унести ноги, – сказал Император и вдруг закричал: – Унести ноги! Слышите, вы?!

– Да мы бы и их порешили, – заверила девочка, – если бы не огонь.

– Сардаукары применили двигатели вертикального хода топтеров как огнеметы, – пояснил Император. – Поистине решение отчаяния – но только это и дало им уйти, да еще и с тремя пленными. Заметьте это себе, дорогой барон, – мои сардаукары были вынуждены в беспорядке отступить перед женщинами, детьми и стариками!

– Мы должны атаковать всеми силами, – хрипло сказал барон. – Мы должны истребить всех…

– Хватит! – рявкнул Император, подавшись вперед. – Вы что, за дурака меня считаете?! Стоять тут с идиотски невинным видом и твердить…

– Ваше Величество, – перебила его старая Правдовидица.

Император только отмахнулся:

– И вы говорите, что не имели представления ни о населении юга, обнаруженном нами, ни о боевых качествах этих людей? – Император поднялся с трона. – За кого вы меня принимаете, барон?

Барон отступил на два шага. Это все Раббан! Это он меня подставил! Раббан…

– А это фальшивое столкновение с герцогом Лето, – промурлыкал Император, снова садясь. – Как превосходно вы играли, барон!

– Ва… Ваше Величество! – взмолился барон. – О чем вы…

– Молчать!!!

Старуха снова дотронулась до плеча Императора и шепнула ему что-то.

Девочка перестала болтать ногами и попросила:

– Пугни его еще, Шаддам. Нехорошо, конечно, радоваться, но уж больно приятно смотреть, ничего с собой поделать не могу!

– Тихо, дитя. – Император наклонился вперед, положил руку на головку ребенка и вперил тяжелый взгляд в барона. – Итак, возможно ли это? Неужели вы и впрямь такой простак, как считает моя Правдовидица? Вы что, не узнаете эту девочку – дочь вашего союзника герцога Лето?

– Не был отец его союзником, – сердито сказала девочка. – Мой отец мертв, а эта харконненская скотина видит меня впервые.

Барон мог только яростно смотреть на нее. Наконец он сумел выдавить:

– Кто…

– Я – Алия, дочь герцога Лето и леди Джессики, сестра герцога Муад’Диба, – объяснила девочка. Она соскользнула на пол селамлика. – А мой брат обещал, что нацепит твою голову на древко своего боевого штандарта; я думаю, он так и сделает!

– Помолчи, дитя, – оборвал ее Император. Он откинулся на спинку трона и, поглаживая подбородок, изучал барона.

– Я приказам Императора не подчиняюсь, – возразила Алия. Она повернулась, посмотрела снизу вверх на Преподобную Мать. – Вот она знает.

Император оглянулся на Преподобную:

– О чем это она?

– Этот ребенок – воплощенный грех и мерзость! – прошипела старуха. – Ее мать заслужила такую кару, какой не видел мир! Смерть! Да никакая смерть не будет слишком быстрой ни для этого «ребенка», ни для той, что ее выродила! – Старуха ткнула в Алию костлявым пальцем. – Вон! Пошла вон из моего разума!

– Тэ-Пэ? – прошептал Император, глядя на Алию. – Великая Мать…

– Вы не понимаете, Ваше Величество! – воскликнула старуха. – Телепатия тут ни при чем! Она внутри моего сознания! Она – как те, другие, что были до меня, те, что дали мне свою память! Она там – в моем сознании! Этого быть не может – но это есть!..

– Какие «те, другие»? – сердито спросил Император. – Что это за бред?

Старуха выпрямилась, опустила руку.

– Я и так сказала слишком много; но главное – «ребенок», который на самом деле не ребенок, должен быть уничтожен. Еще с давних времен существует предостережение, говорящее нам о том, как опасна подобная ей, и о том, что рождения ее допустить нельзя! Но мы преданы одной из нас, отступницей!..

– Что ты болтаешь, старуха, – пренебрежительно сказала Алия. – Ты не знаешь, как это случилось, а бормочешь чепуху подобно глупцу, который не видит ничего дальше своего носа. – Алия закрыла глаза, глубоко вздохнула и задержала дыхание.

Старая Преподобная Мать застонала и пошатнулась.

Алия открыла глаза.

– Вот как это было, – сказала она. – Космическая случайность… к которой и ты приложила руку.