Между прочим… Токарева Виктория
В один из дней Петруша приехал и, не раздеваясь, шумно топая, прошел в комнату к деду. Он торопился, хотел быстрее увидеть любимого родственника. Подошел, склонился к нему. Игорь поднял на Петрушу глаза, и они стали наполняться слезами. А Петруша смотрел сверху, и его глаза тоже стали наполняться слезами. Это было прощание. Я никогда не видела Игоря плачущим. И взрослого Петрушу тоже не видела плачущим.
Двое сдержанных мужчин – старый и молодой – плакали, прощаясь.
Эта картина впечаталась в мое сердце и осталась навсегда. Жизнь – трагедия, если она кончается смертью, и иначе быть не может.
Приезжала Наташа, привозила очередного врача.
– Может, папу в больницу положить? Что же он так умирает на сухую?
– Не надо ни в какую больницу, – говорили врачи. – Дома лучше. Там он никому не нужен, а здесь он нужен всем.
– Но невозможно же допустить, чтобы человек взял и умер.
– Израсходован жизненный ресурс, – объяснял врач. – Надо оставить его в покое.
Жизнь – как месячная зарплата. Месяц прошел, деньги кончились. А новую жизнь не проживешь.
Я приходила к нему. Садилась возле двери. Сидела молча.
Однажды он сказал:
– Ты понятия не имеешь о моей жизни.
Что он имел в виду? Женщину? Но где она? Умирает-то он здесь. Со мной.
– Наш брак заключен на небесах, и разрушить его могли небеса. А мы только люди.
– Небеса – это когда любовь, – сказал Игорь.
– Любовь бывает всякая. И такая, как у нас, с кривой рожей, – она тоже любовь.
– Ты считаешь?
– Да, я считаю.
Игорь закрыл глаза. Его лицо было спокойно. Он заснул.
Вечером в очередной раз приехал Петруша. Я стала его кормить. Он вдохновенно жевал, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Так ест его отец. Наследственность.
– Я пойду к дедушке, – сказал Петруша.
– Он, наверное, спит, – предупредила я.
Мы вышли во двор. Высоко в небе летел самолет, мигая огнями. Петя решил не ждать, когда дед проснется. Это может быть несколько часов. Легче приехать снова. Мы направились к воротам.
Неожиданно я остановилась и сказала:
– Нет. Все-таки давай зайдем.
Мы вошли в его комнату. Непривычно тихо. Не слышно дыхания. Грудь не движется.
Я подошла тихо. Заглянула в лицо. Оно было молодым и прекрасным. И совершенно спокойным. Он ни о чем не жалел, ни на кого не обижался.
Существует мнение, что лицо человека Бог составляет из двух половин. Линия раздела видна на кончике носа. Проходит тонкая граница, еле заметная, как ниточка. А под носом – явная дорожка, углубление. Ямочка на подбородке – тоже линия раздела. Лицо человека часто бывает асимметричным: один глаз чуть ниже другого. Правый угол рта ниже левого. А лицо мертвого человека становится абсолютно симметричным. Это красиво.
Игорь лежал молодой и прекрасный, как в начале нашей жизни, когда мы спали с ним, взявшись за руки.