О чем мечтать. Как понять, чего хочешь на самом деле, и как этого добиться Шер Барбара

Йона: никакого праздника

Йона готовила еду на заказ и отказывалась подрабатывать официанткой, хотя ей никогда не хватало денег. Ее лучшая подруга Патрисия трудилась в ресторане. Хотя работа была тяжелой и Патрисия уставала, она все равно поздним вечером приходила к Йоне помочь с готовкой, потому что очень жалела подругу. Она часто одалживала Йоне деньги, хотя та брала неохотно и злилась. Однажды Патрисия сказала мне: «Йона работает больше и зарабатывает меньше, чем все, кого я знаю».

Патрисия же зарабатывала шестьсот долларов в неделю. Триста она откладывала и жила на оставшиеся триста. Так она делала годами и в результате купила себе квартиру. Кроме того, работодатель обеспечивал ей медицинскую страховку и несколько раз давал полностью оплачиваемый месячный отпуск. Йона же рассказала мне, что не ездила отдыхать с детских лет.

Сильвия: налетчик

Какое-то время Сильвия жила, словно в пьесе Ноэла Кауарда[30], в блеске и роскоши. Она носила норку, блистала изысканными драгоценностями, потягивала шампанское на элегантных вечеринках, брала уроки оперного пения в Европе и — не работала ни дня в своей жизни. Но у ее дверей всегда выла стая голодных кредиторов, и домовладелец грозился выбросить ее на улицу. Это сильно действовало на нервы, однако она отказывалась искать постоянный источник дохода. Всякий раз, когда Сильвия попадала в совсем уж неприятную ситуацию, она в лихорадке отчаяния звонила родственникам и друзьям и умоляла вытащить ее.

Как же ей удавалось вести шикарную жизнь и одновременно кокетничать с финансовым крахом? Дело в том, что она могла уговорить кого угодно на что угодно. Она была привлекательной, зажигательной и крайне самовлюбленной. И могла убедить почти всех — любовников, друзей, родителей, почтальона, — что остались считаные секунды до ее триумфа или что вскоре с ней случится катастрофа. И эти люди раз за разом спешили дать ей денег на прекрасную возможность или на спасение от гибели, даже если уже обещали себе больше не попадаться на крючок. Когда же шарм или навыки обольщения ее подводили, Сильвия прибегала к откровенному принуждению. Она давила на жалость, заставляла себе помогать, звонила и говорила: «Ты должен что-нибудь сделать, или я окажусь на улице». Ей представлялось, что все ее «обычные» знакомые почему-то обязаны ее спасать. И конечно, она ни на минуту не задумывалась о том, чтобы пойти работать.

Я познакомилась с Сильвией, когда она полностью истощила репертуар уловок и театральных выходок и ее выселили из квартиры. Она исчерпала гостеприимство всех друзей, и теперь ей действительно грозила участь бездомной. Мне не потребовалось много времени, чтобы ее раскусить.

— Вы налетчица, — сказала я. — Вы живете высоко в горах. Внизу, в долине, фермеры растят урожай, строят хорошие дома и живут, отвечая за свои поступки. Но вам невыносима мысль заняться сельским хозяйством, это ниже вашего достоинства. И потому, когда урожай созревает, вы несетесь вниз и устраиваете налет. Вы забираете всю еду, хватаете подсвечники со столов и убегаете в горы. Там вы живете, как важная персона, с серебряными подсвечниками, принадлежащими другим людям — людям, которые заработали все тяжелым фермерским трудом. Вам не стыдно брать то, что заработали другие?

— Нет. Если бы они не хотели, то не помогали бы.

— И вы скорее умрете, чем станете фермершей.

Сильвия посмотрела на меня и на секунду задумалась.

— Вы, черт возьми, правы, — согласилась она.

Патрик: оглянись во гневе

Патрик был угрюмым и недовольным сыном рабочего со Среднего Запада. Он поступил в школу искусств, но бросил учебу после первого семестра. Необычайно талантливый скульптор, он отличался высокомерием и бурным темпераментом и, как Сильвия, мог вот-вот оказаться на улице. Годами он болтался по Нью-Йорку, где, как и многие другие художники, стал любимчиком у завсегдатаев баров и галерей в центре города. Когда получалось, жил за счет женщин, которые услужливо стелили ему на диване или даже брали его в свою постель. Он мог пойти только на физическую работу, потому что отказывался учиться. Но Патрик не хотел работать физически — подметать офисы или стоять за прилавком строительного магазина. Он считал, что такая работа не по его способностям (и, конечно, был прав), но зарплата позволила бы покупать материалы, необходимые для скульптуры, и держаться на плаву, пока он не создаст себе репутацию. Иногда он соглашался на строительные работы, но обычно ссорился с клиентами, что гарантировало отсутствие повторных заказов.

Когда Патрик пришел ко мне, он жил один в жуткой съемной квартире в нью-йоркском районе Адская кухня. Он задолжал плату за два месяца. Но как раз в тот момент, когда домовладелец готовился сунуть ему под дверь извещение о выселении, прибыла кавалерия в лице управляющего, который переделывал холл в хорошем многоквартирном доме в пригороде. Ему нужна была скульптура для этого холла. (Один из немногих клиентов, которых Патрик окончательно не оттолкнул, дал его номер.) Заказчик прекрасно знал, чего хочет, и показал Патрику несколько набросков, одобренных начальством. И был готов заплатить гонорар, которого хватило бы на четыре месяца аренды.

Патрик взялся за работу, но случилось странное. Чем больше он обсуждал с клиентом детали, тем сильнее чувствовал, как изнутри поднимается гнев. По прошлому опыту Патрик знал, что взрыв не за горами. Скоро он начнет ожесточенно спорить, устроит скандал — вероятно, даже будет бить кулаком по столу и топать ногами. Упустит работу и, возможно, квартиру. А друзей, старых и новых, больше нет. В преддверии катастрофы Патрик обратился за помощью.

Посмотрите еще раз, что говорят бунтари. Каков скрытый смысл их слов? Что они просят на самом деле?

Чего они хотят на самом деле?

Сильвия: «У меня настоящий талант к пению, и кто-то должен его финансировать. Я говорю серьезно. Мне уготована особая судьба. Я не могу все бросить и стать глупой секретаршей с восьмичасовым рабочим днем».

Патрик: «Работа, на которую я могу устроиться, как правило, унизительна. Я не собираюсь быть каким-то рабочим до тех пор, пока мир не очнется и не начнет покупать мои работы. У меня роскошные идеи. Я заслуживаю гранта».

Йона: «Я прекрасный повар, на уровне ресторана высокой кухни. Достаточно того, что мне приходится готовить для мероприятий в церкви. Я не буду жарить яичницу в закусочной, чтобы заплатить за квартиру. Лучше голодать, чем готовить для людей, которые не оценят».

Вы заметили, что в их словах слышна мольба? Я заметила.

На самом деле они говорят: кто-то должен меня спасти.

Но почему кто-то должен их спасать?

Пообщавшись с бунтарем какое-то время, вы начинаете подозревать, что за его странным поведением стоит желание свести старые счеты. Он хочет, чтобы ему возместили нанесенный когда-то урон. И это должно произойти в виде грандиозного спасения. (А до поры он постоянно требует спасения по мелочам, что его никогда не удовлетворяет.)

Если вы бунтарь, возможно, вы не понимаете, почему живете по этим саморазрушительным правилам и почему пытаетесь свести старые счеты. Как правило, вы рассуждаете так: «Обыватели могут ходить по земле, а гении должны летать». Одновременно вам сильно не по себе, потому что ум или сердце подсказывают, что для волшебного спасения вам уже слишком много лет.

Йона почти потеряла свой бизнес, прежде чем собралась с силами и начала менять привычки. Вот к каким мыслям она пришла: «Я сама создала этот бизнес и все сделала правильно, но не сумела его наладить. Я терпеть не могла вставать по утрам и не хотела искать новых клиентов. Однажды я едва не обанкротилась. Я правда ненавидела заботиться о себе.

Мне казалось, что, если я позабочусь о себе, это только докажет, что я недостойна заботы со стороны других людей. Если вы — высший класс, вас не заставляют работать. И обращаются с вами как с принцессой. Для меня способность справляться самостоятельно казалась уделом неудачников. Идея самой создать собственный мир абсолютно противоречила моим фантазиям».

Спустя годы после того, как Сильвия излечилась от бунтарства, она рассказала мне:

— Когда я так жила, я всегда думала: «Вот-вот случится что-то чудесное. Мне больше не придется беспокоиться об обыденных проблемах». Я серьезно рассчитывала на счастливый конец из сказки.

Так казалось и Йоне:

— Я надеялась, что кто-нибудь меня откроет или я выиграю в лотерею. И все время об этом думала.

Знакома ли вам подобная надежда на чудесное спасение? Давайте внимательно посмотрим, что же это за спасение, которого вы втайне жаждете.

Упражнение 1. Что у вас за сказка?

Чтобы дойти до истоков немилосердной алчности Сильвии и понять, почему одна мысль об оплате своих потребностей погружала ее в острую депрессию, потребовались некоторые усилия. Хотя она явно хотела измениться, она часто действовала как враждебно настроенный свидетель в сенатском расследовании. Сначала я не давила сильно, задавала много осторожных вопросов о школьных годах и жизни в семье, но в ответ получала краткие «да» и «нет» или напряженное «я не знаю». Когда я поняла, что по-хорошему не получится, я применила тяжелую артиллерию.

— Хватит грабить друзей, Сильвия, — сказала я. — Это неэтично. Идите на работу и платите свои долги.

И это вывело ее из себя.

— Не буду! — огрызнулась она, словно капризный дошкольник. — Почему я должна идти на какую-то вшивую работу? Вы хотите, чтобы я попусту тратила жизнь, сидя в офисе за перегородкой? Или, может, вы обрадуетесь, если я стану чертовой официанткой и буду целыми днями обслуживать людей, которые относятся ко мне как к низшей форме жизни?

Если вы разделяете эмоции Сильвии, если мысль зарабатывать себе на жизнь вызывает у вас злость, грусть или отторжение, идите за стол и берите блокнот с карандашом. Мы отправимся в небольшое путешествие.

Упражнение 2. Кристальная ясность

Закройте глаза и выберите работу. Любую — чем отвратительнее, тем лучше. Представьте: вы встали, преодолели тоскливую дорогу, и вот вы на месте, где предстоит восьмичасовой рабочий день, от которого никуда не деться. Переживите это в полной мере, представьте хорошо. Что вы чувствуете? Возмущение? Несправедливость? Испуг? Пусть ваши чувства усилятся.

А теперь вернитесь в момент, когда вы в первый раз испытали это чувство. Сколько вам было лет? Запишите то, что сразу придет на ум. Теперь с карандашом в руках вернитесь в это время, к этому чувству и запишите сопровождающие обстоятельства. Не редактируйте себя, пусть поток сознания течет свободно. Где вы были в этот момент? Дома? В школе? Кто был с вами? Родители? Учителя? Группа друзей? И, что важнее всего, почему вы так расстроились? Возвращение к болезненным воспоминаниям не всегда проходит гладко. Будьте готовы к некоторому умственному сопротивлению, но попытайтесь использовать всплывающие образы, чтобы с их помощью восстановить детали.

«Кристальная ясность» — мощный и эффективный способ прояснить загадку тяжелых чувств, оставшихся с прошлого. Она поможет выразить эти чувства в том контексте, в котором они имеют смысл. Если не оплакать то, что доставило огорчение, вы будете плакать всегда — и не по тому поводу. Вы поймете это сами, когда доберетесь до источника неадекватных реакций или хронических чувств. Внезапно эти чувства проявятся очень остро и интенсивно, потому что вы наконец определили их настоящее место. Невыраженные эмоции привязываются ко всем аспектам вашей жизни и заставляют смотреть на реальность с предубеждением. Но, выразив чувства по отношению к истинным причинам, их вызвавшим, вы действительно изменитесь.

Возможно, это упражнение позволит по-новому взглянуть на ваше поведение и испытать облегчение. Вот отрывок из воспоминаний Сильвии.

Мне было года два — два с половиной. Мы тогда жили в Канаде, и мама заболела. Мы с ней были очень близки, и почти каждый вечер — странно, но мне всегда вспоминается только лето — почти каждый вечер мы лежали на ее кровати. Жужжал вентилятор. Она читала мне про Винни-Пуха, Тигру, Иа-Иа, а потом пела смешную песенку, и я засыпала в ее объятиях.

Но однажды меня перестали пускать в мамину комнату. Дверь почти всегда держали закрытой. Иногда отец или кто-то из дядей и тетей входили туда, и я каждый раз пыталась вбежать следом, но меня выталкивали. Однажды я все же смогла войти и забралась к маме. Никогда не забуду, как нежно и печально она мне улыбнулась. Но меня оторвали от нее, как будто я была какой-то пиявкой, и я пришла в бешенство — кричала, пиналась, визжала по полной программе. Наконец мне сказали, что я очень плохая и поэтому мне больше нельзя быть дома. Мои вещи собрали, и меня отправили к тете Альме в Квебек.

У мамы была болезнь Лу Герига[32]. Не прошло и года, как она умерла. Я больше не видела ее, пока меня не привели в ритуальный зал, и — хотя не помню этого, но отец рассказывал — я опять попыталась залезть к ней. Конечно, я получила по попе, и меня немедленно уволокли домой.

В два года у Сильвии отняли принадлежавшее ей по праву. В этом возрасте, когда дети бывают крайне упрямы, она почувствовала, что семья обращается с ней дурно, а мать ее покинула. «Ужасные два года» — возраст, когда ребенок, которому чего-то не хватает, может надрываться часами. В итоге она перенесла упрямство двухлетнего ребенка во взрослую жизнь, чтобы собрать долги, которые ей причитались.

Поскольку Сильвия была поглощена тем, что пыталась получить возмещение за давний ущерб и вернуть себе то, что считала своим, она так и не выработала адекватную самооценку. Она не представляла себе, что значит гордиться достигнутым, потому что не развила ни одного своего таланта и не завершила ни одного проекта. Она действительно любила петь и порой начинала учиться искусству вокала, но всегда останавливалась, если перед ней не маячило немедленное вознаграждение.

Увидев источник своих чувств, она поняла, что стоит за ее поведением. Она считала, что мир должен обеспечить ей шикарную жизнь из-за потери, перенесенной в двухлетнем возрасте.

Патрик разворошил свои чувства, представив, что каждый вечер убирает офисы, чтобы заработать на жизнь. В нем тут же вскипела ярость, и Патрик смог проследить ее источник. В критический момент ему было семь лет. Записывая свои воспоминания, он разволновался.

Вот что у него вышло:

Я в Индиане, в родительском доме. Это наша гостиная — лиловые обои в розах, дешевая мебель в викторианском стиле. Здесь мама и моя младшая сестра Пэм. И отец — он сидит с опущенной головой. Он говорит срывающимся голосом: «Они меня прокатили. Смитти, Бад, Сай — все». Речь идет о фабричных делах. Мой отец выдвигался на пост главы местного профсоюза. Его заслуженно любили. Он был честным и справедливым, и люди это знали. Этот пост — все, чего он хотел в своей паршивой жизни. Но он не дошел в школе даже до старших классов, и некоторые думали, что это плохо отразится на их имидже и ухудшит позиции, когда надо будет торговаться с руководством. Несколько человек объединились и сформировали коалицию, чтобы перетащить большой блок голосующих на сторону другого кандидата — молодого, радикально настроенного бригадира по имени Деннис, который ходил в вечернюю школу. Они распустили лживые слухи, что папа едва умеет читать, — полная чушь. И он проиграл, с небольшой разницей, но проиграл. Эти мерзавцы его предали — даже Джек Уэйд, один из самых старых друзей.

— Как же поступил тогда ваш отец? — спросила я у Патрика, прочитав его историю.

— Что он мог сделать? Проглотил. Ему ведь надо было с ними работать, понимаете. У него не было другой возможности. Но это его сломило. Он показывал это только дома — выглядел подавленным, временами почти не разговаривал. Он — добрая душа, очень скромный человек, не слишком веривший в свои силы. Другие стали бы бороться или пошли учиться. Он был еще молод и мог стать начальником. Но для него все закончилось в тот момент.

— И что вы чувствовали по этому поводу?

— Я хотел их убить, — ответил Патрик. — Всех людей, которые причинили ему боль. Иногда мне хочется этого и сейчас.

Патрик осознал, что пытался спасти отца. Человек, которого он боготворил, так и не оправился от унижения, и Патрик хотел это исправить. Он собирался совершить в жизни что-нибудь великое, а потом вернуться в Индиану, взять отца и всю семью и построить для них дворец на вершине холма — чтобы люди, которые обидели его папу тридцать пять лет назад, подавились.

Патрик считал, что начинать надо сразу сверху, потому что прорываться с самого низа — слишком долго. Но, разумеется, никто не нанимает нового человека на главную позицию, так что он потерпел поражение от мира, как и его отец. Патрику казалось, что, если он будет всего лишь честно работать, он каким-то образом предаст отца. Поэтому, когда ему попадалась задача не из числа великих, даже если она могла принести деньги — такие необходимые, — им овладевали злость и ненависть, на самом деле адресованные Смитти, Саю и всем остальным, вступившим в заговор, чтобы помешать его отцу.

Когда вы проследите, откуда идут ваши чувства, вы поймете, почему вам было трудно помочь себе обычными способами. И, скорее всего, вы станете спокойнее. У вас случилось озарение, связанное с сильно задержавшейся эмоциональной реакцией, и напряжение по большей части нашло выход.

Когда гнев Йоны немного утих, она сумела объяснить, что с ней произошло: «Я сопротивлялась необходимости быть самодостаточной. Мои родители не могли обо мне позаботиться, и мне пришлось стать самостоятельной в шесть лет. Думаю, я слишком рано стала полагаться на себя, и мне это совершенно не понравилось. Мне казалось, это доказывает, что я не заслуживаю любви. Я всегда чувствовала себя обманутой».

Сильвия: «Я накапливаю долги по кредитным картам, потому что считаю возмутительным страдать, когда я уже столько страдала в детстве. Мне кажется, что мне навредили, и за это должны заплатить они, а не я!»

Патрик: «Мир раздавил мою семью. Но я не дам себя раздавить. Я не буду чьим-то рабом. Я слишком хорош для этого».

Найдя источник своих проблем, вы не избавитесь от них навсегда, но скрытая драма, которая их вызвала, выйдет на поверхность. Вдруг вы увидите, почему не могли идти простой дорогой к своим желаниям. Вы увидите, почему жизнь у вас такая сложная и запутанная. Только поняв, что стоит за вашим импульсивным поведением, вы сможете начать от него освобождаться.

Какова ваша скрытая драма?

В чем настоящая причина того, что вам становится так плохо, если вы о себе заботитесь?

Как только вы нашли старую причину для нынешнего бунта, вас ждут и хорошие, и плохие новости.

Хорошие: все, о чем вы мечтаете как взрослый человек, можно получить. Можно найти хорошую работу. Можно заниматься любимым делом, стать известным и уважаемым, многого достичь, радоваться. Можно совершить великие дела, увидеть далекие земли, найти пару, завести семью, быть звездой. Любая прекрасная мечта, которая придет вам в голову, доступна.

Ну а плохие?

Нельзя получить то, что хочет ребенок внутри вас. Вы не сможете заставить злодеев отменить несправедливость многолетней давности, не сможете утолить печали родителей, не сможете получить любовь, недоданную вам в детстве. Не получится вылечить больную маму. И даже если бы вам дали именно такую любовь, какую вы хотели в детстве, вы уже не способны принять ее. Вы никогда не измените финал очень старой драмы и не исправите очень старое зло.

Но есть и еще хорошие новости.

Как только вы увидите свою драму и совместите, наконец, чувства с их истинными причинами, их давление на текущую жизнь ослабнет. Вы перестанете интерпретировать нынешние проблемы как представитель прошлого. Внутренний капризуля начнет готовиться к расставанию с вами. И вы поможете ему забыть старое. Это просто.

Похвалите его.

Упражнение 3. Хвалим внутреннего капризулю

Маленький упрямый ребенок внутри вас должен получить свою долю восхищения. Вы изрядно от него натерпелись: он не давал вести нормальную жизнь, замедлял прогресс. Но капризуля никогда не капитулирует перед врагом. Он отказывался забыть прошлое и рьяно желал получить старые долги. Потрясающее, цельное существо! Поэтому, прежде чем идти дальше, думаю, нужно им восхититься — написать пеан в его честь.

Пеан — хвалебная песнь, которая нужна, чтобы исцелить вас. Слово происходит от имени Пеон или Пеан — так звали врачевателя богов на Олимпе, о котором Гомер рассказывает в «Илиаде». Впоследствии это имя вместе с титулом целителя перешло к богу солнца Аполлону.

Я узнала о целительной силе хвалебной песни, когда придумала «мастер-класс против плохих привычек», чтобы помочь людям, которые не могут прекратить курить, грызть ногти или справиться с полной неорганизованностью. На мастер-классе они были строги к себе и говорили: «Не знаю, почему я это делаю. Я просто убиваю себя. Ненавижу себя. И не могу остановиться». Такая самокритика вдруг показалась мне очень странной, хотя я сама порой так думаю. Говорить «я себя ненавижу» — очень странно. Вы словно раздваиваетесь, превращаетесь в двух людей. Первый плохо себя ведет, а второй дает ему нагоняй. Ни один актер не станет играть злодея таким образом. Если стоит задача правдоподобно сыграть злодея, прежде всего надо перестать его ненавидеть. Актер понимает, что никакой мерзавец не просыпается с мыслью именно сегодня побыть плохим. Для него самого его поведение полностью оправданно.

Я предложила группе «плохих привычек» взять этого своего курящего, грызущего ногти и ленивого персонажа, которого они бранили и обвиняли, и предположить, что он сам убежден, что делает все правильно.

Признайте, что внутренний капризуля всегда хотел вас защитить. Теперь его надо поблагодарить.

Скажите: «Во мне есть ребенок, который отказывается бросить курить (не хочет платить по счетам, продолжает ссориться с коллегами), и он не готов отступить ни на йоту. Он не понимает, сколько вреда приносит. Он просто держится своих принципов, засев в углу, откуда его не выманишь и не заставишь идти на компромисс».

Это упражнение годится во всех случаях, когда вы хотите перестать что-либо делать. Выполните его, если вы неправильно выбираете партнеров, засыпаете, когда надо готовить домашнее задание, говорите «да» вместо «нет» и так далее — что угодно.

Приготовьте блокнот и карандаш и возьмите интервью у вашего «плохого» ребенка. Тема — его «плохое» поведение. Сначала перечислите факты. Он не дает вам пойти на работу, быть человеком, на которого можно положиться, и тому подобное. Потом задавайте вопросы, пока не получите ответы, почему он делает то, что делает.

И затем его надо поблагодарить.

Вот пример интервью с мастер-класса по избавлению от плохих привычек. Во время этих диалогов мы использовали технику двух стульев Фрица Перлза[33]. Задавая вопросы внутреннему «я» и отвечая от его лица, мы пересаживались с одного стула на другой.

— Ты курильщик внутри Шерил. Почему ты не бросаешь?

— Не хочу.

— А ей почему не даешь бросить?

— Не хочу.

— Почему?

— Она всегда делает то, что хотят другие. Хотя бы в этом случае будет не так.

— Ты сердишься на нее?