Иной мир. Часть третья Шарипов Никита

Глава 2. Фрагмент 1

Автоматные очереди звучат разрозненно. Кто-то бьёт одиночными, а кто-то, совсем не экономя боекомплект, лупит длинными очередями. Осталось понять, в кого и почему.

– Опа, очухался! – Боков навис надо мной, и почти тут же носилки, в которых лежу, опустились на землю. Носильщики, тащившие их, стояли на месте. Ждали кого-то? Или чего-то? Впрочем, по лицам федералов заметно, что моему пробуждению они рады. Больше не придётся утруждаться.

– Давно сплю? – поинтересовался я. Встать сразу не удалось. Затекло тело, и при этом ужасно. Значит, давно сплю. Хотя слово «сплю» не совсем подходит. Я гулял по родовой памяти. И гулял достаточно долго. Тут больше слово «кома» подойдёт.

– Трое суток и… – Андрюха взглянул на руку, – восемь часов. Многое узнал?

Сел сам, и это хорошо. Встать помог товарищ. Тело словно одеревенело. Ужасно хочется пить и есть. Не кормили, похоже.

– Медведи рассказали, что родовую память смотреть отправили? – поинтересовался я. Бой гремит рядом, но не близко. Мы в пещере, а это значит, что, учитывая свойство усиления звука камнем, стрелять могут как в ста метрах, так и втрое дальше. Судя по роже Бокова и федералов – стрельба их не беспокоит. Так же она не беспокоит всех остальных. Мы, а нас сейчас немало, расположились в расширяющемся участке пещеры и ждём.

– Мишка рассказал, если точнее. – Андрюха показал на Угрха, сидящего в компании сородичей. От нас до них метров двадцать. Берсерков не видно. Старого, с которым не терпится поговорить, тоже не наблюдаю. И Машу пока не нашёл. – Михаил Потапыч, твой кореш, с нами говорит. Другие медведи молчат, словно нас и нет. Берсерки, кстати, ушли с гостями педалиться. Это уже третья партия иерихонских собачек, желающих нас покусать за прошедшие три дня. Идём к выходу из пещер мы, Никита. Так решил Угрх с сородичами.

Полковник Стрелков, возникший между бойцов, недовольно поглядел на меня и дал своим команду:

– Носилки разобрать, но не выбрасывать. Идите к своим и перекусите. Выполняем.

Четвёрка быстро удалилась, не забыв забрать сделанные из двух трубок, служивших каркасом для тента и самого тента, носилки. Много мы с собой всякого барахла тащим, вот только самое ценное пришлось оставить. Про броневик «Тигр» говорю. В пещере он теряет смысл. Только по залу, долгое время служившему нам пристанищем, круги наворачивать. И то пока топливо не закончится.

– Что вспомнил? – полковник смотрит так, словно пытается взглядом прожечь в моей голове дырку.

– Ты остынь, Боря. – Андрюха вежливо похлопал федерала по плечу. – Никита ведь не в курсе, сам понимаешь. Давай он поест-попьёт, а затем уже вопросы будем задавать. Добро?

Стрелков, недовольно раздув ноздри, ушёл. Взглянув на товарища, я спросил:

– Не в курсе чего, Андрюх?

– Ай, да забей. – Он взял меня за локоть и потащил к «нашим». – Угрх сказал, что ты можешь вспомнить, как отправиться обратно на Землю и при этом не сдохнуть. Ты же вспомнил?

Вот тебе известие! Угрх, значит, сказал. А я не помню. Качаю головой и вижу, что Андрюхе пофиг. Видимо, он обратно возвращаться не желает. Мне туда тоже не шибко хочется. Здесь, как бы плохо ни было, так хорошо. Противоречиво, но плевать!

Наши, в кавычках, конечно же, это Саня Бодров, Булат Мусин, Стенли, он же Фот, и Адриан Лейн. Есть ещё Угрх, но он сейчас со своими. Именно таким составом мы были до начала активной движухи. Уже после подгребли наёмницы Анька и Лили со своими бравыми ребятами, а затем, немногим позже, выскочившие из портала, как чёртики из табакерки, федералы, Маша и Старый. Последний, кстати, оказался моим дядей. Матери брат он. Вот такая вот хренотень, что сказать. Не было родственников, да один нарисовался. Жаль, что слишком мутный. Но это поправимо. Надеюсь. Кстати, забыл о самых последних – о медведях. Их привёл Угрх, отлучившийся совсем ненадолго. Видимо, сородичи навстречу ему шли. Компания у нас неслабая теперь!

Наши сидят на каменном полу, не забыв постелить поджопники, и что-то дружно поедают из котелка. Не разогретое, как понимаю. Рядом с ними, в паре метров, расположились наёмницы Анька и Лили. Совсем близко и полукругом сидят их бравые парни. Охраняют начальство, надо полагать. Вот только охрана сейчас вряд ли нужна.

Чуть дальше расположились федералы. И только они поставили крупную палатку. В палатке, думаю, находятся раненые. Федералы вряд ли успели вылечиться. Да и Старый совсем плохой был. За три дня после всего, что было, на ноги не встанешь.

Угрх, сидевший с родичами, двинул к нам. Саня, Булат и Лейн поприветствовали меня. Усадив, сунули в руки тарелку и кружку с чаем. Про ложку забыли, но ситуацию исправил Стенли.

– Как спалось? – поинтересовался Лейн. – Многое вспомнил?

И этот туда же. Теперь все будут один и тот же вопрос задавать? Опа, перестрелка прекратилась! Как-то неожиданно резко.

– Были пацаны – нет пацанов! – Саня довольно ухмыльнулся. – Берсерки опять всех в капусту порубили. Надеюсь, что приберутся. Хотя…

– Очередь не наша, поэтому пофиг, – отмахнулся Булат.

Я ел и слушал. Первым говорил Угрх, и он поведал немногое. Рассказал про состояние, в которое меня отправила настойка медведиц. Сделали хладнокровную тварь, так сказать. В анабиоз погрузили. Правда, опасный. Если хладнокровные, впадая в анабиоз при понижении температуры, заранее откладывают нужные для жизни питательные вещества и с помощью них поддерживают обмен веществ, то человеческий организм на такое не способен. Три дня – максимум. Дальше начинается процесс горения организма. И главная проблема – вода. Её в мой желудок заливать было бессмысленно, потому что организм в анабиозе, устроенном медведицами, почти не функционирует. Сердце, и то почти останавливается. Пульс такой, что можно и за покойника принять. Но друзья не боялись. Медведи убедили, что даже за пять дней такой крепыш, как я, не помрёт. Похудеет, это да. Но не помрёт. Медведи ведь тоже в анабиоз впадают. Зачем – не сказали. Не болтливы. Для человека анабиоз нужен только в одном случае – если этого человека хотят отправить на прогулку по древу генетической памяти. О том, что это лотерея и выживает только половина, мишки не сказали, а нам узнать без них не суждено. К подобному медведи прибегают довольно редко. Последний раз человека в такую прогулку отправляли аж целых сорок лет назад. Местных лет, а они чуть длиннее земных.

Далее рассказывали Саня, Булат и Андрюха. Узнал, что на следующий день после того, как я отъехал, припёрлись иерихонские шестёрки. Нашли всё-таки. Заявилось их аж пять десятков, что немало. Наша компания, даже учитывая медведей, поменьше будет. Но беды в этом не было. Для четвёрки берсерков столько противников, которые просто люди, пусть и вооружённые, – ерунда. Пули берсерков не берут. Щиты решают. И даже гранаты, как ручные, так и подствольные, для мишек в броне опасности не представляют. Только хлопками да визгом осколков нервируют. Тяжёлое стрелковое в виде крупнокалиберных пулемётов и реактивные гранатомёты могут навредить берсеркам, но такого оружия в пещеры брать никто не стал. Непрактично и слишком тяжело.

Пятьдесят, а точнее – пятьдесят семь бойцов рассчитались за нападение на мишек-психов максимально дорого. Жизнями заплатили. Боевая единица берсерков зовётся в переводе на наш язык как Жнец. Идёт Жнец медленно, потому что стреляют. Но идёт так, как идёт на толпу индейцев с луками и копьями танк – не остановишь.

Когда расстояние сокращается до возможности атаки – Жнец атакует. Четверо громадин, каждая больше полтонны весом, по три метра плюс-минус ростом, в броне, с мечами и щитами – страшная мощь. Прибавим к этому несвойственную размеру ловкость и быстроту, а также слишком огромную силу, которая также не вяжется с размером, потому что берсерки сильнее, чем можно подумать. И что получим? А получим груды мяса, в которые превратились нападающие. Человек, даже в большинстве и с огнестрельным оружием в руках, слаб. Медведи это доказали. И уже трижды.