Расколотое королевство Уатт Эрин
– Проваливай. Из-за тебя я опоздаю, – злобно бросает мне сестра.
Я напоминаю себе, что сестренка пережила вчера (кто его знает, может, и не только вчера) психологическую травму, и с бесстрастным видом вылезаю из машины.
Я рада, что на меня не накричали, но внутри начинаю закипать от негодования – похоже, моя собственная мать не замечает моего существования. Не то чтобы мне хотелось – или нужно было – чье-то сопереживание, но я совсем недавно попала в аварию, до сих пор страдаю от последствий удара головой в больнице и вернулась домой после трехлетнего отсутствия. Разве она не должна была отругать меня за то, что я приехала домой в три часа ночи?
Я делаю шаг на пешеходную дорожку «Астор-Парка», испытывая желание с кем-нибудь поругаться. Может, Фелисити начнет донимать меня, и я смогу послать ее куда подальше. Мне точно станет легче. К сожалению, Фелисити в поле зрения нет, зато во время самоподготовки в библиотеке со мной решает заговорить Кайл.
Он придвигает стул и кладет свою волосатую руку на мой стол.
– Вся школа только и говорит о том, что ты трахаешься с Брэном Мэтисом.
– Так вот что сегодня всем интересно? – Я выгибаю бровь. – А почему никто не говорит о том, что после зимних каникул я собираюсь присоединиться к бродячему цирку? Моей труппе не помешает реклама.
– К цирку? – Кайл моргает.
– Это шутка, – встревает сидящая рядом одноклассница. Впервые кто-то вступился за меня, и просто чудо, что я не вскакиваю со стула и не бегу обнимать ее. Приходится ограничиться слабой улыбкой.
Блондинка пожимает плечом.
– Шутка? – повторяет Кайл. Его лицо становится таким красным, что вот-вот пар из ушей повалит. – Решила посмеяться надо мной?
– Нет. Я пытаюсь доделать свою домашнюю работу. – Я поднимаю руку, чтобы взять томик со стихами, когда его потная ладонь прижимает ее к столу.
Я вскрикиваю. Получается очень громко.
Миссис Чен поднимает голову.
– Мистер Хадсон, – произносит следящая за порядком учительница, – в «Астор-Парке» не принято трогать других учеников. Либо я сниму у вас один балл, либо вы немедленно уберете свою руку.
Рука Кайла лишь сильнее обхватывает мое запястье. Я стискиваю зубы, потому что мне чертовски больно. Миссис Чен открывает крышку своего ноутбука. Поняв, что она собирается сделать, Кайл отпускает меня, но учительница уже что-то печатает.
– Погодите, вы сказали, что не будете списывать баллы, если я отпущу ее, – возмущается он.
Она даже не смотрит в его сторону, когда отвечает:
– Я попросила вас убрать руку немедленно, но вы этого не сделали. Я не собираюсь терпеть подобное поведение.
– Стерва, – ворчит он. Раздается звук уведомления. Кайл достает свой телефон и вскакивает со стула, размахивая мобильным в воздухе. – Два балла! Вы сняли два балла!
– А вы назвали меня стервой. Один балл за неповиновение, один балл за нарушение правила четыре-тринадцать Кодекса чести о приемлемом поведении. Мне снять третий или вы сядете, мистер Хадсон?
Кайл с грохотом опускается на стул.
– Послушайте меня все. Вы учитесь в выпускном классе и должны вести себя, как взрослые, а не как стая диких зверей, готовая растерзать своего одноклассника только потому, что увидели в нем конкуренцию.
– Мы же не в детском саду, – недовольно возражает Фелисити.
– Тогда ведите себя в соответствии со своим возрастом, мисс Уортингтон. У вас осталось еще десять минут, используйте их с умом.
Мне кажется, у меня из глаз сыплются сердечки, когда я смотрю на миссис Чен. Теперь она официально моя самая любимая учительница.
– Спасибо вам, – говорю я ей, когда самоподготовка заканчивается.
Она не очень-то доброжелательно кивает в ответ, но я все равно люблю ее. Кайл ждет меня возле библиотеки, в его глазах пылает ярость.
– Не думай, что победила, дрянь.
– Мы не на соревнованиях, так что здесь нет ни проигравших, ни победителей, – отвечаю я.
Посмотрев в расписание, вижу, что следующим уроком у меня музыка, а значит, нужно порыться в моем шкафчике.
– Ты неудачница по жизни!
– Ладно. – Улыбнувшись и помахав Кайлу, я убегаю.
Ошарашенный, он продолжает стоять. А чего он хотел? Чтобы я начала спорить с ним? Он тяжелее меня раза в два, поэтому я понимаю, что ему ничего не стоит уничтожить меня физически, и даже не собираюсь вступать в перепалку. К тому же, похоже, он вот-вот сам огребет немало проблем, так что ему следует вести себя поосторожнее.
– Все хорошо?
Я засовываю учебники в шкафчик и поворачиваюсь к Элле, которая остановилась рядом со мной.
– Как Себастиан? – сразу же спрашиваю я.
Она морщит нос.
– Он… не похож на себя.
– В смысле?
– Просто какой-то другой. Раньше он был забавным и милым, а теперь ведет себя как брюзгливый старикашка.
Меня начинает подташнивать, как бывает всегда, когда я думаю об аварии.
– Мне очень жаль. – Этих слов недостаточно, но я не знаю, что еще мне сделать. Поэтому решаю спросить у Эллы. – Чем я могу помочь? Может, приготовить ему печенье? Постирать носки? Истон сказал, что карамельки в шоколаде будут хорошим подарком.
– Да, неплохим, но на твоем месте я бы лучше отправила их с курьером. Дело не в том, будто мы считаем, что авария произошла по твоей вине, но Себ… Он сейчас ведет себя странно. – Она сжимает мою руку. – Не забывай, тебе тоже нужно восстанавливаться. Себастиан придет в себя. Или мы привыкнем к его новой версии. Пока же просто радуемся, что он по-прежнему с нами.
– Я тоже этому рада, – с жаром говорю я. – И если я что-то могу сделать, дай мне знать.
Ее лицо становится серьезным.
– Знай, ты ни в чем не виновата. Если бы было иначе, Каллум давно бы уже выдвинул против тебя обвинение, несмотря на то, что твой папа окружной прокурор.
Звенит звонок, лишая меня возможности ответить. Элла натянуто улыбается и уходит на свой следующий урок. Ее слова немного утешили меня, и весь урок музыки я сама себя успокаиваю, играя сонаты Мендельсона в мажорной тональности. Я уже давно не чувствовала такой безмятежности, как в эти пятьдесят минут.
– Время вышло, мисс Райт, – звучит голос из громкоговорителя над моей головой.
Я с сожалением убираю скрипку и бреду на ланч.
Столовая больше похожа на шикарный ресторан: высокие потолки, панели из темного дерева на стенах, прямоугольные столы покрыты белыми льняными скатертями. Из динамиков звучит классическая музыка, сопровождающаяся шумом воды из фонтана рядом с входом. Один из углов полностью заставлен живыми растениями. Столы рядом с ними пустуют.
В центре я замечаю Эллу в компании двух других девушек. У одной из них длинные рыжие волосы, у другой волосы темные, постриженные под боб. Рядом с ними сидит еще несколько учеников, которых я бы отнесла к разряду «популярных». Через стол от них разместилась Фелисити со своей свитой.
– Не знаешь, куда сесть?
Я поворачиваюсь к остановившемуся рядом Брэну.
– Нет. Я собиралась сесть рядом с садом.
Он кривится.
– Что там такого ужасного? Выглядит красиво.
– Жуки, – отвечает Брэн и вздрагивает. Не пойму, по-настоящему или нет. – Там сотни маленьких вредителей, поверь мне. Лучше не садись там. Пойдем к нам за стол. – Он кивает головой в сторону противоположного конца зала, где за столом уже сидят несколько широкоплечих парней.
– Похоже, у тебя уже есть компания.
– Нет, тебе так кажется, потому что Дом в два раза больше обычных людей.
Облизнув губы, я обдумываю варианты. Их у меня не много: либо сесть в углу с жуками, либо с Брэном.
– Все правда так плохо?
– Перефразирую твой вопрос. Неужели я так плох, что ты скорее сядешь с жуками, чем со мной? – Его глаза весело поблескивают, и я понимаю, что он не обиделся, но высказался яснее ясного.
– Почему ты так добр ко мне? – спрашиваю я, пока мы стоим в очереди.
Шведский стол – это просто что-то нереальное. Я никогда больше не буду пропускать ланчи. Пусть даже рядом со мной будет сидеть Кайл и шептать мне свои мерзкие оскорбления, я не буду обращать на него внимания, потому что равиоли с тыквой пахнут так аппетитно, что за них можно умереть.
– А почему нет?
– Потому что я была ужасным человеком?
– С каких пор ты стала ужасной?
Склонив голову, я изучаю Брэна. Он решил приударить за мной и поэтому отрицает, что я была плохой? А он симпатичный. Уверена, он мог бы с легкостью затащить в свою постель уйму других девушек.
– Мы часто общались? У нас не так много совместных предметов. – Если задуматься, то, по-моему, вообще ни одного.
Он слегка краснеет.
– Да, у меня нет университетских предметов, как у тебя.
Ой, черт. Он обиделся?
– Я не это имела в виду. Думаю, меня здесь многие недолюбливают, а ты такой красавчик, поэтому, может, тебе лучше сидеть с более популярными одноклассниками?
Он достает яблоко из корзины и кладет его на мой поднос.
– Значит, думаешь, что я красавчик, да? Может, я поэтому и общаюсь с тобой. – Он подмигивает, забирает у меня поднос и несет его к кассе.
Девушка пробивает чек и проводит его карту. Я протягиваю ей свою. Она проводит ее и отдает обратно.
– У вас есть наличные?
– Зачем мне наличные?
Девушка поворачивает ко мне экран.
– Потому что на вашем счету нет денег.
Я готова сквозь землю провалиться от стыда. Ученики, стоящие позади меня, начинают смеяться, и я уже предчувствую поток ядовитых сплетен.
– Я заплачу, – вызывается Брэн.
– Но только наличными, – говорит девушка. – Каждую карту можно использовать только один раз.
На его лице написано огорчение.
– Какие-то проблемы? – кричит Фелисити из-за своего стола. В ее голосе звучит веселое ликование, как будто у нее срабатывает радар, когда кто-то попадает в унизительную ситуацию.
– У нее нет денег на счете, – кричит парень за моей спиной, – а у Брэна нет при себе наличных.
У моего спасителя краснеют кончики ушей. Я покрепче сжимаю в руках поднос, чтобы не вывалить оранжевую пасту на голову этого крикуна.
– Вы задерживаете очередь, – стонет один из учеников. – Мне нужно успеть на урок.
– Да, пропустите ее, чтобы остальные могли поесть.
– Мы голодные!
– Вот почему нормалам нельзя учиться в «Асторе».
– Кошмар, да?
С каждой жалобой улыбка Фелисити становится все шире. Она ловит кайф от происходящего. Я уже собираюсь оставить поднос, когда вдруг вспоминаю про деньги, которые мне вчера сунула в руку мама. Достав их из кармана, я расплачиваюсь с девушкой за кассой.
«Получи, Фелисити», бормочу я себе под нос.
– Прости, – говорю я Брэну. – Совсем забыла, что у меня есть деньги. Видимо, с кратковременной памятью у меня так же плохо, как с долговременной.
– Все нормально, – отвечает он, но его плечи напряжены. Ему тоже не нравятся насмешки.
Мне хочется посоветовать ему расслабиться, но лучше, если он сам этому научится.
Я иду к столикам в углу и там ем свой ланч. Сейчас меня заботят по-настоящему важные вещи, а не Кайл, Фелисити или Брэн. Моя сестра в опасности, и раз уж я не могу вытащить ее из дома, придется найти способ избавиться от угрозы.
Глава 24
– Я уже еду в больницу. Голос у тебя дерьмовый. Ты хоть чуть-чуть поспал? – спрашиваю я Сойера по телефону. Он приехал туда утром около шести, а я отправился домой, чтобы немного вздремнуть.
– Пытался, но все время беспокоился. Не надо было мне уезжать.
Перевод: все последние четыре часа Себ распекает его за то, что он ездил домой.
– Себу что-нибудь нужно? – Я набрасываю на плечи кожаную куртку и сбегаю вниз по ступенькам.
– Легче сказать, чего ему не нужно. Он просил стейк, суши, самолет, Лорен, свою кровать, меньше медсестер, медсестер посимпатичнее, минет, чтобы кто-то подрочил ему, встать с гребаной кровати. – Младший брат тяжело вздыхает.
– Значит, ты так и не сказал ему про Лорен?
– Нет. Я позвонил ей и сообщил, что Себ очнулся. Она сказала, что это здорово, но мы двое – это для нее слишком.
– И что, черт побери, это значит?
– Понятия не имею. Слушай, мне пора. Себ снова орет на медсестру.
Сойер отключается прежде, чем я успеваю ответить. В голову приходит одна идея.
– Сразу в больницу? – спрашивает меня Дюран, когда пару минут спустя я сажусь в «Бентли».
– Нет, сначала в магазин игрушек, а уже потом в больницу.
– В какой именно магазин?
– Тот, что на Ковакс.
Дюран даже бровью не ведет, хотя знает, что это за место. Черт, да все, кому больше тринадцати, знают! И, наверное, добрая половина Бэйвью бывала внутри якобы купить подарки-розыгрыши. Но по словам девчонок из «Астора», там множество разных игрушек на батарейках, которые потом болтаются на дне сумочек и рюкзаков.
Мы подъезжаем к секс-шопу, я захожу туда, нахожу то, что мне нужно, и расплачиваюсь. Дюран не особо любит разговаривать, я выжат как лимон, поэтому закрываю глаза и дремлю до конца поездки. Когда мы подъезжаем к больнице, водитель будит меня, сделав радио погромче.
– Домой доберусь сам, – говорю я ему и закрываю дверцу.
Себ ведет себя так, что теперь весь медперсонал желает, чтобы он снова впал в кому, поэтому я стараюсь улыбаться еще обаятельнее, когда здороваюсь с кем-то.
– Ронда, вам идет этот цвет!
На лице дежурной медсестры лет пятидесяти, не меньше, расцветает улыбка.
– Спасибо, Истон. Голубой всегда был моим цветом.
– Я имел в виду вашу помаду. Цвет для поцелуев.
Я подмигиваю ей, она краснеет, как двадцатилетняя девушка, и причмокивает губами.
– А как же я? – щебечет ее коллега Сара.
– Мне пришлось бы ходить на исповедь три дня, если бы я начал перечислять все, что думаю о вас, мисс Сара, – отвечаю я.
Она взбивает иссиня-седые волосы и хихикает.
По дороге в палату я натыкаюсь на Мэтью, одного из санитаров.
– Сегодня ты как никогда в форме!
– Все утро поднимал тяжести, – говорит он, демонстрируя мне свои бицепсы.
Я ударяю по одному кулаком и выражаю ему свое восхищение:
– Класс! Но будь осторожен, пациентки начнут влюбляться в тебя и не захотят уходить из больницы.
– Это и есть мой план. Чем больше мест занято, тем больше зарплата.
– Круто! – Я наставляю на него палец-пистолет, а затем вхожу в палату Себа.
– Пригнись! – слышу я и инстинктивно подчиняюсь.
Что-то со свистом пролетает над моей головой. Я разворачиваюсь и вижу, как в стену ударяется поднос с едой, чтобы тут же рухнуть на пол, оставив после себя пятно Роршаха из горошка, яблочного пюре и непонятного мяса.
– Значит, еда совсем плохая, – с сарказмом замечаю я.
– Здесь полная жопа! – рычит Себ. – Когда я вернусь домой?
У него такое красное лицо, что я начинаю тревожиться, как бы у него не лопнул какой-нибудь кровеносный сосуд и он опять не впал в кому. Сойер сидит в своем кресле, обхватив голову руками.
– Что говорит доктор?
Встав у кровати, я беру карточку, которая висит в изножье, и листаю страницы, но эти каракули мне не разобрать.
– Что я могу уйти, если меня заберет кто-то из родителей или опекун. Тебе восемнадцать! Стань моим опекуном и вытащи меня отсюда.
– Ладно. – Я подхожу к нему. Ему поставили две капельницы. Я начинаю вытягивать иголку одной из них.
– Что за… – Сойер бросается ко мне, но его близнец уже сам отбивается от меня.
– Не трогай мои капельницы, мать твою! Ты пытаешься убить меня? – Себ сверлит меня глазами, защищая свои запястья одной рукой.
– Ты сказал, что хочешь выбраться отсюда.
Он снова злобно зыркает на меня.
– Я имел в виду получить выписку от врача, а не отключить меня от капельниц. Мне нужны обезболивающие.
– Тогда заткнись и лежи спокойно до тех пор, пока доктор не отпустит тебя. Поверь мне, будешь продолжать вести себя, как последняя скотина, и они вышвырнут тебя на улицу. И тогда можешь забыть про это, – я щелкаю пальцем по одной из трубочек капельницы.
– Хватит притворяться, что тебе не все равно. У меня уже есть нянька. – Себ похож на насупившегося младенца.
– Если ты имел в виду Сойера, то нет, он тебе не нянька. Сейчас он пойдет домой, чтобы посрать, поспать и принять душ. – Я сжимаю свободной рукой плечо младшего брата и чувствую, как он расслабляется. Парень сам себя изводит, находясь здесь. – Теперь я тебя поразвлекаю. Сойер сказал, ты хотел минет. С этим я тебе не помогу, но зато у меня есть вот это. – Я бросаю Себу на колени бумажный пакет.
Он вытаскивает игрушку.
– Издеваешься? Мне это не нужно. – Себ бросает ее мне в голову, но он еще слаб, и она падает к моим ногам. – Где, черт возьми, Лорен?
– Дома. – Понятия не имею, где она, но это наиболее вероятное предположение.
– Лучше бы ты привез с собой проститутку.
– Я спросил у Ронды, и она сказала, что приводить в больницу проституток запрещено. – Я подбираю секс-игрушку и кладу ее на стол.
– Как будто запреты когда-то тебя останавливали.
В висках начинает стучать. Я показываю большим пальцем на Сойера.
– Тебе пора.
Он поднимается и молча идет к двери.
– Ты уходишь? – кричит Себ. – Ты вот так запросто уходишь? Я пришел в сознание меньше суток назад, а ты уже сбегаешь!
Сойер замирает на месте.
– Да, он уходит, и вместо него буду я. Так что заткнись и дай своему брату спокойно уйти, – рявкаю я и обращаюсь к Сойеру: – Иди!
Он бросается к двери, и я не виню его. Сам бы убежал, если б мог.
– Кто-то умер и передал тебе бразды правления? – спрашивает Себ.
– Я сам. – Я плюхаюсь в одно из пустых кресел, закидываю руки за голову и вытягиваю ноги. Я встал около часа назад, но голова болит, и хочется лишь одного – закрыть глаза и вздремнуть.
– Чем это ты так утомился? Слишком много девчонок претендуют на твой член? – с завистью спрашивает брат.
Я решаю сказать ему жалкую правду.
– Девушка только одна, и мы даже петтингом не занимались.
Себ затыкается. Открыв глаза, я вижу, что он смотрит в окно, и напоминаю себе, что он чуть не погиб в страшной аварии, две недели провел в коме, и поэтому может позволить себе немного посходить с ума.
– Доктор правда сказал, что для выписки тебе нужна лишь подпись кого-то из родителей или опекунов?
– Да, но папа не берет трубку, – с кислой миной отвечает Себ.
– Он в дороге. Полет занимает девятнадцать часов, и им нужно будет дозаправляться, – напоминаю я.
– Знаю. – Он сжимает простынь в кулаке. Ему и правда хочется поскорее выбраться отсюда.
Телефон на тумбочке рядом с кроватью начинает тренькать в ту же секунду, как у меня в кармане вибрирует мой. Наверное, папа здесь. Глаза Себа загораются, когда он берет в руки трубку. Но судя по всему, новости не самые хорошие. Он читает сообщение и становится мрачнее тучи. Выругавшись, брат бросает телефон через всю комнату.
– Отличный бросок, – вздыхаю я. Себ – один из лучших забивающих в школьной команде по лакроссу.
– Папа в Лондоне и приедет только рано утром в четверг.
– Почему?
Я вытаскиваю свой телефон и тоже читаю сообщение – они не могут взлететь из-за плохой погоды.
– Ист.
– Что?
– Ты должен что-то сделать.
Я морщусь.
– Что, например? Мы на втором этаже. Хочешь, свяжем простыни вместе и сбежим через окно?
Его глаза хитро поблескивают.
– Есть только один человек, который может помочь нам.
Моя голова превратилась в пожарную часть, где разом сработали все сигналы тревоги. Да, у нас есть опекун на случай, когда папы нет в стране, – по крайней мере, раньше был. Он мог ставить подпись под нашими оценками и на школьных освобождениях или покупать нам все, что не продают несовершеннолетним без разрешения взрослых. Но этот человек – персона нон грата, и Себу это прекрасно известно.
– Нет. – Я качаю головой. – Нет и еще раз нет. Это плохая идея.
– Почему? Потому что это заденет Эллу? Но она не сможет обидеться, если мы ей ничего не скажем.
– Нет, потому что лучше не ходить в должниках у таких людей. Это то же самое, что протянуть номер своего банковского счета наркоману и попросить его не брать оттуда деньги.
– Да что такого может случиться? Если он попросит нас об услуге, мы просто откажемся.
Но мне эта идея все равно не нравится.
– Пожалуйста, Ист. Я не стал бы просить, но я уже в отчаянии и клянусь, если мне придется задержаться здесь хотя бы еще на одну ночь, не знаю, что я с собой сделаю.
Я сжимаю челюсти. Не думаю, что Себ говорит серьезно, но это подло с его стороны – бросаться такими угрозами, когда мама покончила жизнь самоубийством.
Мне нужно взять паузу, пока я не сделал ничего из того, о чем потом пожалею.
– Пойду принесу тебе воды, – подходя к двери, говорю я.
– У меня есть вода! – кричит он мне вслед.
Я иду по коридору и останавливаюсь у палаты, где лежала Хартли. Черепно-мозговые травмы – это страшно. Хартли потеряла память, а Себастиан – самого себя. Я провожу рукой по волосам. Мы все такие хрупкие: неудачно упал, и весь твой мир перевернулся. Ни Харт, ни Себ не заслужили того, что с ними произошло, и готов поспорить, что если бы они могли стать такими, как прежде, то сделали бы это не задумываясь. Я разминаю шею, похрустев позвонками. Все, что я могу, – это быть терпеливым. Я, конечно, плохо это умею, но у меня нет другого выбора.
Я заставляю себя развернуться и возвращаюсь в палату к Себу. Он нуждается во мне, пусть даже придется стать его единственной мишенью. Брат наверняка сорвется на мне, но я переживу.
Когда я вхожу в палату, Себ уже одет и сидит в гостиной зоне, листая журнал GQ. Он больше похож на посетителя, чем на пациента.
– Что тут происходит?
Читать бесплатно другие книги:
