Расколотое королевство Уатт Эрин
Глава 29
– Они встречаются завтра вечером, – заканчиваю я, ссутулившись от эмоционального опустошения. – Вернее, уже сегодня вечером, так как сейчас фактически утро.
Уже перевалило за два часа ночи, и я валюсь от усталости.
Каллум выглядит не лучше меня: последние двадцать четыре часа он провел в дороге, и это видно по его утомленному лицу. Мы несколько часов ждали, когда он прилетит из Лондона. Я думала, это займет еще больше времени, но, в отличие от обычных людей, Каллуму Ройалу не нужно проходить через таможенный досмотр или ждать в очереди, чтобы получить свой багаж. Догадываюсь, что именно в этом преимущества собственного самолета.
Истон обнимает меня рукой за плечи и притягивает к себе, словно предупреждая Эллу и своего отца от любых возражений против того, что я им только что рассказала. Но они оба молчат. Элла слишком зла, а Каллум… Думаю, он ошарашен и опечален, словно не может поверить, что его давний друг мог пасть так низко. По-моему, больше всего его напугало то, что Стив может действительно что-то сделать с Эллой, чтобы помешать ей свидетельствовать против него. Мой отец посоветовал ему поступить именно так. Элла побледнела, когда я пересказывала им эту часть разговора, но теперь ее лицо раскраснелось от гнева. Она жаждет крови Стива, и я ее полностью понимаю.
– Это все? – спрашивает Каллум.
Я киваю.
– Да. По крайней мере, это все, что мне известно.
Я протягиваю ему телефон с сообщением от миссис Роки, и он внимательно читает его.
– Это та женщина, которую ты видела?
– Да.
– Но сейчас ее нет в живых?
– Да, сегодня мы ездили к ней домой, и соседка сказала, что когда сын миссис Роки умер от передозировки в прошлом году, та потеряла смысл жизни. Думаю, поэтому она так долго собиралась с мыслями, чтобы написать мне. Если вы посмотрите на даты сообщений, то увидите, что я ждала ответа больше шести месяцев.
– Это из-за нее ты вернулась в Бэйвью, – догадывается Истон.
– Я тоже так думаю.
Каллум кладет оба телефона, мой и Истона, на стол позади себя.
– Я буду откровенным с тобой, Хартли. Я не могу допустить, чтобы это произошло, и должен защитить свою семью любой ценой, а значит, мне придется разоблачить твоего продажного отца и остановить его.
– Папа… – начинает Истон.
Я поднимаю руку, чтобы он замолчал.
– Нет. Я все понимаю. Я тоже хочу защитить свою семью. Мне нужно забрать Дилан из этого дома до того, как все выяснится. Боюсь, он может сорвать свою злость на ней. Вы можете помочь? Пожалуйста!
– Конечно, он поможет. Правда? – вмешивается Истон.
– Да, помогу, – отвечает Каллум. – Я позвоню своим адвокатам, чтобы те потребовали дополнительной встречи с твоим отцом, и попрошу Дюрана присмотреть за твоей сестрой. Мы будем держать их на расстоянии так долго, как это возможно. Когда правда всплывет, мы перевезем твою семью в безопасное место.
Это все, что он может предложить, и хотя это, в сущности, пустяк, мне все равно стыдно за то, что я принимаю эту помощь. Я ни в чем не виновата. Действия моего отца не имеют ко мне никакого отношения, и тем не менее мы связаны – кровью, фамилией.
– Нам нужно сделать их совместную фотографию, – впервые за все время подает голос Элла. – Мы не можем полагаться лишь на сообщение и аудиозапись. Без фотографий этот подонок может улизнуть в два счета.
Не уверена, кого она сейчас имела в виду – своего отца или моего?
Каллум кивает.
– Я позабочусь об этом, Элла.
Я жду, что она начнет возражать, но девушка лишь коротко кивает и уходит. Истон поднимает меня на ноги. Я чувствую себя так, будто уже умерла. Дайте мне добраться до моей квартиры, и я сразу упаду на первую попавшуюся мягкую поверхность.
– Пойдем, – говорит Ист, таща меня за собой.
– Так мы не попадем к выходу, – возражаю я.
– Знаю. Но ты уже буквально валишься с ног, так что я веду тебя наверх. Поспишь в моей комнате, а я завалюсь у Рида. – Он бросает взгляд на Эллу, как будто ждет ее разрешения, но она смотрит отсутствующим взглядом, погруженная в свои мысли. У нее сейчас много проблем, и мне снова приходится напомнить себе, что в этом нет моей вины, хотя я глубоко переживаю все то, через что она вынуждена пройти.
– Давай, я просто поеду домой.
– Нет! – Звонкий голос Эллы несется по коридору. Она останавливается у подножия лестницы. – Нет, идем наверх. Нам нужен план.
– План? – одними губами спрашиваю я Истона.
Он растерянно пожимает плечами и подталкивает меня к ступенькам. Я неохотно взбираюсь по мраморным плитам, скрипя подошвами кроссовок. На втором этаже мы поворачиваем направо.
– С той стороны папины комнаты, – объясняет Истон.
Комната Эллы – самая первая в длинном широком коридоре.
– Входите, – говорит она.
Я попадаю в спальню Барби: розовые стены, розовый ковер, розовая обивка, розовые гофрированные шторы. Это настоящая комната принцессы. При условии, что принцессе меньше десяти лет. И я бы никогда не подумала, что это ледяная блондинка настолько любит розовый.
– Папа занимался оформлением, – говорит мне Ист, хватая розовый стул и подсовывая его под меня.
– Ужас, да? – говорит Элла, забираясь на кровать. Она хлопает по покрывалу, жестом показывая Истону сесть рядом, но он остается стоять возле меня.
Его рука опускается мне на плечо. Он определился с выбором, и мне это не нравится. Элла его семья. Он не должен выбирать между нами.
Я встаю.
– Я не хочу сидеть, – говорю Исту и отхожу от него. Он, кажется, обиделся, но так будет правильнее.
Сложив руки на груди, я обращаюсь к Элле:
– Чего ты хотела?
– Я не хочу полагаться в этом на Каллума. Дело не в том, что я не доверяю ему, но давайте представим, что произойдет что-то, из-за чего парень Каллума не сможет сделать хорошую фотографию? Мы с тобой, – она показывает пальцем на меня и на себя, – единственные по-настоящему заинтересованные лица, поэтому нам следует заняться этим самим.
– Ладно.
– Нет, – произносит Истон одновременно со мной.
– Почему нет? – нахмурившись, я поворачиваюсь к нему.
– Ой, даже не знаю. Может, потому что это чертовски опасно?
– В Винвуде есть заросли деревьев, которые тянутся вдоль парковки, – говорит Элла. – Мы можем спрятаться там.
– Звучит неплохо. У тебя есть камера?
– Да…
– Элла, ты тоже ударилась головой? А ты, Харт? Я думал, ты потеряла память, но похоже, и разум тоже, – возмущается Истон. Он показывает пальцем на Эллу. – Твой отец не чурается огнестрельного оружия, – затем он тыкает пальцем в меня. – А твой, возможно, убил миссис Роки, чтобы заставить ее молчать. Мы уже знаем, насколько он жестокий тип, раз сломал тебе руку. Складываем два и два и получаем: держитесь от них подальше, черт вас дери!
Элла пристально смотрит на него, потом поворачивается ко мне.
– Да, у меня есть камера, но нет объектива для ночных съемок. Завтра утром заеду за ним в магазин.
– Отлично. У меня нет машины, но в трех кварталах от парка есть автобусная остановка, если ты не против немного прогуляться.
– Вы меня совсем не слышите?! – кричит Истон.
Мы с Эллой умолкаем.
– Вы можете быть потише? – ворчит голос из дверей. – Я, мать вашу, пытаюсь спать! Я только что выписался из больницы.
Мы разворачиваемся и видим в дверном проеме сонно моргающего Себастиана. Его темные волосы торчат в разные стороны, и на нем милая голубая сатиновая пижама с коричневыми обезьянками.
– Прости, – поднимаясь с кровати, говорит Элла.
Когда Себастиан замечает меня, то от удивления даже делает шаг назад.
– Какого черта ты здесь делаешь?
– Я, э-э-э… – я не знаю, что ответить, и поворачиваюсь к Истону за помощью. Мне сказать правду или Истон и Элла хотят сохранить все в тайне?
– Она здесь для того, чтобы помочь нам засадить Стива в тюрьму, – отвечает Истон. – И не ругайся, когда говоришь с Хартли.
– Я буду ругаться, когда, блин, захочу, – сердито отвечает его брат. – Особенно когда говорю с этой дрянью, которая чуть меня не убила.
– Себ, ты ведешь себя некрасиво, – говорит Элла. – Ты прекрасно знаешь, что это был несчастный случай.
– Как хочу, так и веду! Я ездил по этой дороге миллион раз, и авария случилась только тогда, когда появилась эта сучка!
Истон бросается вперед. Я хватаю его за руку.
Элла подбегает и встает между братьями.
– Прекратите! – строгим голосом говорит она, выталкивает Себастиана и бросает нам через плечо: – Идите спать.
На виске у Истона пульсирует жилка.
– Пойдем. – Он перехватывает мою руку, чтобы я не висла на нем.
Он выходит, идет по коридору, распахивает дверь и заталкивает меня внутрь. Входит сам, закрывает дверь за собой, но я успеваю услышать Себастиана.
– Поверить не могу, что ты позволила этой дряни спать в нашем доме!
Не знаю, что ответила ему Элла.
– Прости, – говорит Истон, шагает через комнату к двойным закрытым дверям и скрывается за ними.
– Не извиняйся. Твой брат имеет на это полное право. – Внутри прочно засела тревога: как мы с Истоном можем быть вместе, если его семья настроена против меня? Одиночество – невыносимое чувство, и я не хочу, чтобы Истону пришлось пережить его. Это ужасно, когда тебе не рады в собственном доме. В душе появляется мерзкое и унизительное ощущение, что тебя выбросили, как ненужную вещь. Дни рождения, на которые тебя не приглашают, игры, в которых тебя выбирают самой последней, – с каждым разом изоляция становится все сильнее. Ты словно стоишь посреди огромной пустыни и жаждешь хоть каплю… но не воды, а ласки, внимания, любви.
– Истон, думаю, мне лучше уйти.
Он возвращается, держа в руках одеяла.
– Я посплю на диване. Кровать в твоем распоряжении.
Я не двигаюсь.
– Ты меня слышал?
– Да, но я не собираюсь никуда тебя отпускать, поэтому тебе лучше начать готовиться ко сну. Вот запасная зубная щетка. – Он кидает мне что-то, и я машинально ловлю. – Может, тебе нужна пижама? Я могу одолжить тебе свою футболку или попросить у Эллы.
Истон стоит, уперев руки в бока и расставив ноги, его тело напряжено, словно он думает, что я сейчас метнусь к дверям и ему придется перехватывать меня. Но как всегда, когда я с ним рядом, все мои сомнения улетучиваются, а холод сменяется теплом. Истон – мое солнце.
– Мы будем бороться из-за этого? – спрашивает он. – Если да, то давай раздеваться и ложиться в кровать. Потому что это единственный вид борьбы, который разрешен в этой комнате.
Я оглядываюсь на огромную кровать. Мои щеки краснеют, когда я представляю, как мы катаемся по ней. Целуясь… лаская друг друга. Я до смерти хочу поцеловать его, но трушу сделать первый шаг. Поэтому приходиться пустить в ход сарказм.
– Готова поспорить, здесь проводилась масса схваток. Наверняка больше, чем я могла бы сосчитать.
Ист лишь невинно улыбается.
– Что ты! Здесь никогда не было никаких схваток. И вообще, я девственник.
Я изумленно открываю рот.
– Правда?
Он с серьезным видом кивает.
– Конечно. Ты все равно ничего не помнишь, поэтому да, я девственник. А теперь иди переодевайся, и будем ложиться спать.
Я иду в ванную, но останавливаюсь в дверях.
– Раз ты девственник, я постараюсь быть очень нежной в наш первый раз.
Я получаю колоссальное наслаждение, оставив его в полнейшем недоумении от такого смелого заявления, и закрываю за собой дверь. В последние дни было мало поводов для веселья, но выражение лица Истона заставляет меня улыбаться. Может, я и не профи во флирте, но последняя фраза была крутой! Я молодец!
Я чищу зубы, умываюсь мылом с запахом кедра и апельсинов, а потом переодеваюсь в футболку Истона, которая доходит мне почти до колен.
Когда я открываю дверь ванной, в комнате темно.
– Ты все? – звучит хриплый голос Истона.
Внезапно засмущавшись, я подбегаю к кровати и залезаю под одеяло. Она такая огромная, что здесь могут поместиться все пять братьев Ройалов. Мне необычно слышать, как Истон совершает вечерний туалет. Наверное, привыкла к тишине. Это логично, если учесть, что раньше я жила сама по себе, а судя по почти полному отсутствию фотографий в соцсетях, у меня было не очень много друзей.
Это приятно. Хотя «приятно» – слабо сказано. Это… чудесно, и я не хочу возвращаться в те времена. Видимо, поэтому, когда мое персональное солнце выходит из ванной, вытирая волосы полотенцем, я говорю:
– На этой кровати может поместиться вся семья.
Истон застывает.
– Это кинг-сайз.
Я сажусь и откидываю одеяло с другой стороны.
– Залезай.
– Как! Хартли Райт, ты собираешься лишить меня девственности? – ахает он в притворном изумлении. Или это завуалированное желание? Кто знает.
– Не сегодня. Я все понимаю, у тебя это будет в первый раз, поэтому не хочу давить на тебя. Начнем с того, что просто поспим вместе.
Ист отбрасывает полотенце, щелкает выключателем и падает на матрас, приземляясь одной половиной на меня, одной на кровать.
– Я тебе не доверяю, – дразнится он.
– Вижу, – сухо отвечаю я, сбрасывая с себя его ногу. – Ты прямо воплощение перепуганного девственника.
– А то!
Я бросаю подушку ему в голову.
– Залезай под одеяло.
Ист берет подушку, взбивает ее и кладет себе под голову, устраиваясь так, чтобы лежать рядом со мной.
– Тебе не холодно? – спрашиваю я, стараясь не смотреть на его почти обнаженное тело. Истон Ройал не спит в пижамах, и я уверена, останься он один, спал бы вообще голым.
– Я же сказал, это все проблемы доверия. – Мне кажется, что в этот раз он говорит про себя. Он сомневается в своей способности держать руки при себе, поэтому сейчас подсунул их под голову.
– Мы можем притвориться пуританами и использовать подушки вместо перегородки, – предлагаю я.
– Что еще за перегородка, черт побери?
– Ну, типа такое бревно или мешок, которые клали между мужчиной и женщиной, если они не были женаты. Так они могли спать рядом, не теряя свою драгоценную девственность.
– Ты помнишь какие-то странные вещи, Харт.
Я вся трепещу, как бывает всякий раз, когда он называет меня этим прозвищем. Как будто я его сердце. Как будто принадлежу ему. Я заставляю себя поднять взгляд на потолок.
– Я собираюсь запоминать случайные вещи, чтобы моя голова была забита всякой всячиной. Может, моей жизненной целью станет победа в викторине «Рискуй!»[12]. Я не пойду в колледж, буду все свободное время тратить на запоминание всяких любопытных фактов, а потом выиграю миллион долларов.
– Ну ладно, – говорит Истон, как будто в моем плане нет ничего странного.
– Думаю, ты скажешь «ну ладно», даже если я сообщу, что хочу стать акробаткой и присоединиться к цирку.
Я чувствую, как он перекатывается набок. Повернув голову, вижу, что он улыбается мне.
– Во-первых, акробатки – это сексуально. Во-вторых, цирк – это круто. А в-третьих, – он протягивает руку и проводит по моим волосам, – в-третьих, я люблю тебя, Харт. Так что да, хочешь, присоединяйся к цирку, хочешь, продавай журналы, хочешь, работай продавщицей в магазине – мне все равно. Главное, чтобы ты была счастлива.
Он любит меня?
О боже! Иногда он говорит самые неожиданные вещи. Мое сердце вот-вот выскочит из груди, бабочки порхают в животе – я как будто только что побывала в эпицентре урагана. На глаза наворачиваются слезы. Я яростно моргаю, чтобы избавиться от них.
– Ты говоришь так, чтобы я пригласила тебя быть моим партнером в цирке.
Большим пальцем Истон стирает предательскую слезинку, которой все-таки удалось сбежать.
– Конечно. Я просто должен быть там, когда ты будешь раскачиваться на трапеции в трико, вся такая невероятно сексуальная. Не могу позволить, чтобы бородатая женщина или укротитель львов украли у меня мою девочку.
Потому что он Истон Ройал, а у меня нет ни капли самоконтроля, ведь мое истерзанное сердце истосковалось по солнцу и я тоже люблю его, бросаюсь в его объятия и целую его.
Я планировала лишь один поцелуй, даже быстрый чмок, но уже не могу остановиться, целую его снова и снова, и вот уже мои руки расстегивают пуговицу на его джинсах, пальцы тянут молнию вниз.
Ист позволяет мне делать все это до тех пор, пока не остается лежать подо мной почти голый, в одних только боксерах.
– Закончила? – спрашивает он, когда и они улетают прочь.
– Еще нет.
Мои щеки горят. Я любуюсь им. Он прекрасен даже там, где я не ожидала особой красоты. Я не большая фанатка мужских членов. Больше того, мне они кажутся непривлекательными. Я ни разу не искала их фотки в сети, но Истон… Я не могу перестать пялиться на него: от кончиков шелковистых темно-русых волос до аномально красивых больших пальцев на ногах Истон Ройал – само совершенство. У него подкаченная грудь и рельефный живот. Мускулистые бедра и длинные ноги. Каждый сантиметр его тела излучает мощь.
Его рука опускается вниз, он сжимает себя так сильно, что белеют костяшки.
– Ты сводишь меня с ума, Харт. Я продержусь еще ровно две секунды, если ты не перестанешь вот так на меня смотреть.
– Ничего не могу с собой поделать.
И тут Истон вдруг бросается ко мне, стягивает футболку через голову, приподнимает меня над матрасом, чтобы снять трусики. Раздается звук рвущейся ткани, проклятие, а потом удовлетворенное «наконец-то!»
Он останавливается, только когда я остаюсь совсем голая. Его руки гладят мои бедра длинными, размашистыми движениями. Очерчивают мои изгибы, живот и спину. Его рот двигается от моих губ по подбородку, вниз по шее и вдоль ключицы. Он целует мои соски, груди и ложбинку между ними.
Истон протискивает между нами руку, чтобы натянуть презерватив.
– Ты готова?
Его глаза полыхают, лицо раскраснелось. Губы припухли от поцелуев.
Я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой готовой.
– Да, – отвечаю я так рьяно, что даже стыдно становится.
Ист перекатывается, и я оказываюсь сверху.
– Помни, ты обещала быть нежной. Это мой первый раз, – шепчет он перед тем, как я опускаюсь на него.
Не знаю, первый ли мой это раз или пятидесятый, неважно – для нас он первый. Истон стискивает зубы, на его лбу выступаю капельки пота. Пальцами он впивается мне в бедра, и все его тело подо мной напрягается. Вены на его шее раздуваются, когда он пытается справиться с собой.
– Харт, – выдыхает он.
– Ист, – выдыхаю я в ответ.
Наши прозвища вдруг оказываются такими сентиментальными, и мы не будем говорить об этом вслух, чтобы не разрушать момент излишней слащавостью. Но мы можем думать об этом, здесь и сейчас. Можем сказать об этом друг другу нашими телами. Что он мое солнце, мое тепло, моя путеводная звезда. Мой Ист[13].
Что я его душа, его смысл, его любовь. Его Харт.
Мы одно целое – одна душа, одно тело. Это чувственно и опьяняюще. Я не хочу спускаться с этой высоты. Но Истон ловит меня, когда я по спирали лечу вниз. Он прижимает меня к своей широкой груди, обнимая теплыми руками, и шепчет, что никогда не отпустит меня, никогда не перестанет любить, никогда, никогда, никогда, никогда.
Глава 30
Я думала, что после самой лучшей ночи в моей жизни на следующее утро буду на седьмом небе от счастья. Но завтрак больше напоминает чьи-то похороны. Все встречаются на кухне и подкрепляются различными протеиновыми коктейлями, овсянкой или хлопьями с молоком, поданными Сандрой, женщиной лет пятидесяти, вернувшейся после продолжительного отпуска, во время которого она помогала ухаживать за своим новорожденным внуком. Мы с Эллой уже сидим за столом, когда по очереди спускаются мальчики. Первым в кухне появляется Себастиан. Увидев меня, он чертыхается, берет смузи и исчезает. Потом заходит Сойер. Я жду, что он последует примеру брата, но младший Ройал берет у экономки порцию овсянки и садится за стол возле окон, из которых открывается вид на огромных размеров лужайку, бассейн и океан за ними.
Мы уже собираемся уходить, когда в кухню вваливается Истон.
– Он постоянно опаздывает, – мурлычет Элла.
Мы садимся за стол к Сойеру.
– Он милый, так что, похоже, это сходит ему с рук.
– «Он», вообще-то, тоже здесь, – ворчит красавчик Истон и опускается на стул рядом со мной.
– А он не жаворонок, да? – спрашиваю я у Эллы.
– Не-а. Когда я только переехала к ним, то решила, что из него получится отличный вампир – он пропадает всю ночь и спит днем.
– Если хочешь знать правду, – тут я понижаю голос, – я ни разу не видела его грудь в солнечном свете, так что все возможно!
– Нет, серьезно! Я. Блин. Прямо. Здесь!
– А я видела, – объявляет Элла, показывая ложкой в сторону бассейна. – И с прискорбием сообщаю, что она не светится.
– Это можно исправить. У меня есть крутые тени, называются «глиттер-бомб», и мы можем намазать ими его грудь.
– О! Как потеплеет, сразу попробуем.
Истон бормочет что-то о том, что ему не надо было приводить меня сюда, но я знаю, что это шутка. Он разбудил меня самым лучшим из всех возможных способов и объявил (еще даже до того, как мы встали с постели), что это самое солнечное утро в его жизни. И явно самое активное утро в моей.
Ну, а прошлая ночь… Я даже не могу описать ее словами. Истон был таким нежным, таким восхитительным и… У меня вспыхивают щеки, когда я вспоминаю, как он сдерживался, каким терпеливым был со мной. Учитывая его репутацию бабника, я думала, он будет заботиться лишь о собственном удовольствии, но Ист вовсе не вел себя эгоистично. Он был… потрясающим. Мои щеки краснеют еще сильнее.
Мы обязательно должны поставить в квартире кровать, да побольше. Интересно, а есть ли такие простыни, которые не сбиваются с матраса? Было бы здорово.
Элла вздыхает, так громко и печально, что все поворачиваются в ее сторону.
– Что? – спрашивает Истон.
Теперь она показывает ложкой на меня.
– Я узнаю этот счастливый утренний взгляд. Раньше и я так смотрела, – жалобно говорит Элла. – Слава богу, что этот дурацкий футбольный сезон почти закончился, и скоро я смогу проводить время с Ридом.
Сойер, сидящий по ту сторону стола, отталкивает свою тарелку.
– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом, а не о том, как вы двое трахаетесь с моими братьями?
Я становлюсь пунцовой и, заикаясь, отвечаю:
– Мы… я… это было… мы не….
Истон тянется через стол и дает брату подзатыльник.
– Заткнись, ты смущаешь Хартли!
– А как же я? – с оскорбленным видом спрашивает Элла.
– С каких пор ты начала смущаться? – Погладив ее по голове, Истон встает и целует меня в макушку. – Думаю, нам пора. Элла водит машину, как девяностолетняя старушка, так что надо выезжать, а иначе опоздаем.
– Я вожу машину, соблюдая скоростные ограничения! – возражает Элла.
– Точно, я так и сказал, как девяностолетняя старушка.
Элла пытается ударить его, но Истон легко отскакивает в сторону. Они гоняются друг за другом по всей кухне, а мы с Сойером наблюдаем за ними из-за стола. Когда-нибудь мы с Дилан тоже будет такими – довольными, счастливыми и любимыми.
Улучив момент, я поворачиваюсь к Сойеру.
– Не знаю, вдруг ты тоже разозлишься, но прости за аварию и за твоего брата.
Он опускает глаза в свою почти пустую тарелку и бесцельно водит по ней ложкой. Я не знаю, что за мысли крутятся в его голове, но Сойер поднимает на меня полный боли взгляд и тихим, смиренным голосом говорит:
– Ты не виновата, и мы оба это знаем. Мы ехали слишком быстро. Мы… отвлеклись на то, что происходило в салоне, так что больше не извиняйся. Себ еще придет в себя. Просто сейчас нам приходится иметь дело… со многим.
Любопытно, что он имел в виду под этим, но не мне задавать такие вопросы. Я рада уже тому, что он не считает меня виноватой. Не хотелось бы, чтобы из-за меня Истон отдалился от семьи.
– Ты доел? – Я киваю головой на его тарелку. – Давай захвачу.
Сойер подталкивает ее ко мне, потом с несчастным видом смотрит на дверь, видимо, ожидая увидеть брата, который, в свою очередь, ждет, пока я уйду. Я надеюсь, Сойер прав, и Себастиан придет в себя, потому что наша с Истоном любовь только зарождается, и будет совсем не трудно уничтожить ее.
Мы едем в школу. Я откидываюсь на подголовник и слушаю, как Элла и Истон болтают о Дне благодарения и рождественских каникулах, о том, как они надеются, что в оставшихся матчах команда университета штата проиграет всем, кому можно, и Риду не придется ехать на игру за Кубок. Истон говорит, что они должны поехать в Аспен, а Элла хочет отправиться куда-нибудь, где потеплее.
– Это же зима, – говорит она ему, двигаясь на несколько миль медленнее скоростного ограничения. – А когда наступает зима, люди уезжают в теплые края.