Где властвует любовь Куин Джулия
– Успеха, о котором никто не знает, – напомнила она.
– Ты знаешь, и я знаю, – возразил Колин, – но суть не в этом. – Он взъерошил свои волосы, пытаясь найти нужные слова. – Ты чего-то достигла в жизни. Сделала нечто важное.
– Зато ты…
– Что я, Пенелопа? – перебил он взволнованно и, поднявшись на ноги, принялся расхаживать по комнате. – Что есть у меня?
– У тебя есть я, – сказала Пенелопа, но без особой убежденности в голосе. Она понимала, что он имеет в виду.
Колин слабо улыбнулся.
– Конечно, но речь не об этом…
– Я понимаю.
– …мне нужно что-то, что придаст смысл моей жизни, – настойчиво продолжил он, заглушив ее тихую реплику. – Мне нужна цель. Она есть у Энтони, у Бенедикта, из всей семьи только я один веду бесцельное существование.
– Нет, Колин. Ты…
– Мне надоело, что все считают меня не более чем… – Он осекся.
– Кем? – спросила Пенелопа, удивленная гримасой отвращения, мелькнувшей на его лице.
– Проклятие, – тихо выругался он.
Глаза Пенелопы расширились. Колин не часто позволял себе богохульство.
– Не могу поверить, – пробормотал он, отвернувшись.
– Чему? – взмолилась она.
– Подумать только, я жаловался тебе, – недоверчиво произнес он. – Я жаловался тебе на леди Уистлдаун.
Она состроила гримаску.
– Ничего, я привыкла. Очень многие это делают.
– Невероятно. Я жаловался тебе, что леди Уистлдаун назвала меня очаровательным.
– А меня она назвала перезревшим плодом цитрусовых, – заметила Пенелопа.
Колин остановился ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы одарить ее обиженным взглядом.
– Наверное, ты неплохо повеселилась, слушая мои стенания по поводу того, что грядущие поколения запомнят меня исключительно по статейкам леди Уистлдаун.
– Как ты мог такое подумать! – воскликнула Пенелопа. – Я надеялась, что ты обо мне лучшего мнения.
Колин покачал головой.
– Не могу поверить, что я сидел здесь и жаловался тебе – леди Уистлдаун! – что ничего не добился в жизни.
Пенелопа встала с постели, не в состоянии спокойно наблюдать, как он мечется по комнате, словно тигр в клетке.
– Колин, но ты же не знал.
– Какая ирония! – Он испустил раздосадованный вздох. – Это было бы даже забавно, если бы не касалось меня.
Пенелопа открыла рот, но ничего не сказала, не зная, как выразить, что у нее на сердце. У Колина столько достоинств, что их трудно перечислить. Они не столь очевидны, как публикации леди Уистлдаун в: «Светских новостях», но более значительны.
Достаточно вспомнить веете ситуации, когда его доброжелательный, юмор разряжал обстановку, все случаи на балах, когда он проходил мимо самых популярных девушек, чтобы пригласить одну их тех, кто не пользовался успехом. А тесные, почти мистические узы, которые, связывают, его с братьями и сестрами? Если это не важно, то она не знает, что важно.
Но все это не те свершения, которые ему нужны для самоутверждения. Ему необходимо дать выход, своему писательскому призванию. Ему требуется занятие, которое убедило бы окружающих, что он представляет собой нечто большее, чем кажется на поверхностный взгляд.
– Опубликуй свои путевые заметки, – предложила она.
– Я не…
– Если ты не опубликуешь их, – сказала Пенелопа, – то не узнаешь, чего ты стоишь.
Их глаза на секунду встретились, затем Колин перевел взгляд на дневник, который она все еще держала в руках.
– Они нуждаются в редактировании, – пробормотал он.
Пенелопа рассмеялась, понимая, что победила. И Колин тоже. Даже если он еще не понимает, что победил.
– Все рукописи нуждаются в редактировании, – сказала она, шутливо добавив: – Кроме моих, пожалуй. Хотя, – Пенелопа пожала плечами, – мы этого уже никогда не узнаем, поскольку мне пришлось обойтись без редактора.
Он устремил на нее пристальны» взгляд.
– Как тебе это удалось?
– Что?
Колин нетерпеливо поджал тубы.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Как тебе удалось издавать газету? Для этого ведь недостаточно написать статью. Нужно обеспечить ее публикацию и распространение. Кто-то должен был знать, кто ты.
Пенелопа протяжно выдохнула. Она так долго хранила эту тайну, что казалось странным разделить ее с кем-либо, даже если это ее муж.
– Это длинная история, – сказала она, взяв его за руку и увлекая к кровати. – Пожалуй, нам следует сесть.
Они с удобством устроились на постели, вытянув ноги и подложив под спины подушки.
– Я была совсем юной, когда это началось, – сказала Пенелопа. – Мне было семнадцать, и все произошло случайно.
Колин улыбнулся.
– Как такое может произойти случайно?
– Все началось с шутки. Я была так несчастна в свой первый сезон. – Она подняла на него посерьезневший взгляд. – Не знаю, помнишь ли ты, но в те времена я весила намного больше, и это притом, что даже сейчас меня не назовешь тростинкой.
– По-моему, ты само совершенство, – галантно возразил Колин.
Подобные реплики были частью его обаяния, делая его совершенно неотразимым в ее глазах.
– Короче говоря, – продолжила Пенелопа, – я была не слишком счастлива и дала выход своим эмоциям в довольно язвительной заметке о вечеринке, на которой я побывала накануне. А потом написала другую, затем еще одну. Я никак не подписывала их, просто писала для забавы и прятала в своем письменном столе. Но однажды я забыла убрать их со стола.
Колин подался, вперед, захваченный ее рассказом.
– И что случилось?
– Никого из домочадцев не было дома, и я знала, что они отлучились надолго, так как мама не оставляла, надежды превратить Пруденс в бриллиант чистой воды, и их походы за покупками занимали целый день.
Колин покрутил рукой в воздухе, призывая ее перейти к сути.
– В общем, – продолжила Пенелопа, – я решила поработать в гостиной, так как в моей комнате было холодно и сыро. Кто-то – скорее всего я – оставил окно открытым в дождь. Но затем я ненадолго отлучилась из гостиной, а вернувшись, обнаружила там поверенного моего отца. Он читал мои заметки. Я пришла в ужас!
– И что дальше?
– В первое мгновение я не могла вымолвить ни слова, но затем поняла, что он смеется, и вовсе не потому, что считает меня дурочкой. Ему понравилось, что я написала.
– Ты очень хорошо пишешь.
– Теперь я это знаю, – заметила Пенелопа с кривой улыбкой, – но не забывай, мне было семнадцать. И я не поскупилась на весьма нелестные характеристики для некоторых личностей.
– Уверен, они того заслуживали.
– Пожалуй, но все же… – Она закрыла глаза, охваченная воспоминаниями. – Это были известные люди. Влиятельные. Они и раньше не испытывали ко мне особой симпатии. Мне бы не поздоровилось, если бы то, что я написала про них, стало известно. А тот факт, что я написала правду, только усугубил бы ситуацию. Я бы пропала, а вместе со мной все мое семейство.
– И что случилось? Полагаю, публикация была его идеей?
Пенелопа кивнула:
– Да. Он договорился с издателем, а тот, в свою очередь, нанял мальчишек-разносчиков. Кстати, раздавать первые выпуски бесплатно – тоже его идея. Он сказал, что нужно сделать так, чтобы высший свет пристрастился к нашей газете.
– Я был за границей, когда она начала издаваться, – заметил Колин, – но помню, как моя матушка и сестры писали об этом.
– Многие были недовольны, когда мальчишки начали требовать плату спустя пару недель, – сказала Пенелопа. – Но все как миленькие заплатили.
– Ловкий ход со стороны твоего поверенного.
– Да, он был весьма изобретателен.
– Был? – переспросил Колин.
Пенелопа печально кивнула.
– Его не стало несколько лет назад. Он знал, что болен, и перед смертью спросил меня, хочу ли я продолжить. Наверное, мне следовало остановиться, но у меня не было других занятий в жизни и никаких надежд выйти замуж. – Она вскинула на него глаза. – Я вовсе не… то есть…
Губы Колина изогнулись в самоуничижительной улыбке.
– Можешь бранить меня сколько угодно – не будь я таким тупицей, давно бы сделал тебе предложение.
Пенелопа улыбнулась в ответ. Разве можно не любить этого мужчину?
– После того как мистер… – Она подняла на него неуверенный взгляд. – Не знаю, стоит ли называть его имя…
Колин понимал, что она разрывается между доверием к нему и преданностью человеку, который, судя по всему, заменил ей покойного отца.
– Как хочешь, – мягко сказал он. – Он умер. Его имя не имеет значения.
Пенелопа облегченно вздохнула.
– Спасибо, – сказала она, прикусив губу. – Дело не в том, что я не доверяю тебе. Просто…
– Знаю. – Он успокаивающе сжал ее руку. – Если захочешь, расскажешь об этом позже. А если нет, я не обижусь.
Она кивнула, сжав губы с выражением, которое, появляется, когда изо всех сил стараешься не заплакать.
– После его смерти я работала непосредственно с издателем. Мы договорились о способе передачи заметок, а деньги продолжали поступать, как и раньше, на банковский счет на мое имя.
Колин втянул в грудь воздух, размышляя о том, сколько денег она могла заработать за все годы. Но как ей удавалось тратить их, не вызывая подозрений?
– Ты пользовалась этими деньгами? – поинтересовался он.
Пенелопа кивнула.
– Я уже занималась этим четыре года, когда умерла моя двоюродная бабушка, оставившая все свое имущество моей матери. Там не было больших денег, но, поскольку завещание составлял поверенный моего отца, мы воспользовались моими средствами, чтобы пополнить ее банковские счета. – Пенелопа улыбнулась, покачав, головой. – Мама была поражена. Она никогда не думала, что тетя Джорджетта настолько богата. С ее лица несколько месяцев не сходила улыбка. Я никогда не видела ее такой счастливой.
– Это было очень мило с твоей стороны, – заметил Колин.
Пенелопа пожала плечами.
– Это был единственный способ воспользоваться моими деньгами.
– Но ты отдала их своей матери, – заметил он.
– Она моя мать, – сказала Пенелопа, словно это что-то объясняло. – И содержит меня. Так что мне тоже кое-что перепало.
Колин хотел что-то возразить, но не стал.
– Больше, – продолжала Пенелопа, – я не касалась тех денег. Не считая небольших сумм, которые я жертвовала на благотворительность. – Она скорчила кислую гримасу. – Анонимно, разумеется.
Колин помолчал, размышляя обо всем, что она успела сделать за одиннадцатилетие, без чьей-либо помощи, втайне от всех.
– Если тебе нужны деньги сейчас, – наконец сказал он, – ты можешь воспользоваться ими. Никто не удивится, что ты внезапно разбогатела. В конце концов, теперь ты Бриджертон. – Он скромно пожал плечами. – Всем известно что Энтони назначил солидное содержание всем своим братьям.
– Я даже не знаю, что с ними делать.
– Купи что-нибудь, – предложил Колин. – Все женщины обожают делать покупки.
Пенелопа подняла на него странный, даже загадочный взгляд.
– Боюсь, ты не понимаешь, сколько у меня денег, – нервно произнесла она. – Вряд ли я смогу все истратить.
– В таком случае оставь их нашим детям, – сказал он. – Мне повезло, что отец и брат обеспечили меня средствами на жизнь, но не все младшие сыновья настолько удачливы.
– И дочери, – напомнила Пенелопа. – Наши дочери будут иметь собственные деньги. Помимо приданого.
Колин не сдержал улыбки. Подобные договоренности были большой редкостью, но вполне в духе Пенелопы.
– Как пожелаешь, – ласково отозвался он.
Она улыбнулась и вздохнула, откинувшись на подушки. Ее пальцы лениво поглаживали тыльную сторону его ладони, но, судя по отсутствующему взгляду, она вряд ли отдавала в этом отчет.
– Я должна сделать признание, – произнесла она с некоторой робостью в голосе.
Колин: взглянул на нее с явным сомнением.
– Более серьезное, чем насчет леди Уистлдаун?
– Просто другое.
– Какое же?
Пенелопа отвела взгляд от невидимой точки на стене, которую она пристально рассматривала, и посмотрела на него.
– В последнее время я была немного, – она пожевала нижнюю губу, подбирая нужные слова, – недовольна тобой. Точнее, – поправилась она, – я была разочарована.
Колин ощутил легкий укол в сердце.
– В каком смысле? – осторожно спросил он.
Она пожала плечами.
– Мне казалось, ты сердишься на меня. Из-за леди Уистлдаун.
– Я уже говорил тебе, что это потому…
– Подожди, – сказала она, положив ладонь ему на грудь. – Позволь мне закончить. Я думала, ты стыдишься меня, и это ужасно ранило. Я не могла поверить, что такой человек, как ты, может считать себя настолько выше меня, чтобы стыдиться моих успехов.
Колин не сводил с нее глаз, ожидая продолжения.
– Но как выяснилось… – Пенелопа грустно улыбнулась. – Как выяснилось, ты вовсе не стыдишься меня. Просто тебе, хотелось иметь нечто похожее, что заполнило бы твою жизнь. Нечто вроде моих литературных трудов. Сейчас это кажется смешным, но мне всегда казалось, что ты непогрешим, что твоя жизнь – сплошной праздник, что у тебя нет тревог, страхов и неисполненных желаний. Теперь я понимаю, что заблуждалась.
– Я никогда не стыдился тебя, Пенелопа, – прошептал он. – Никогда.
Они сидели в дружелюбном молчании, пока Пенелопа не нарушила его.
– Кстати, к вопросу о нашем запоздалом свадебном путешествии, – сказала она.
– Да? – отозвался Колин.
– Почему бы нам не потратить на него часть денег, заработанных леди Уистлдаун?
– Я в состоянии оплатить наше свадебное путешествие.
– Отлично, – заявила она с высокомерным видом. – Можешь взять их из своего ежеквартального содержания.
Колин на секунду опешил, затем расхохотался.
– Ты собираешься давать мне деньги на булавки? – спросил он, широко ухмыляясь.
– На чернила, – поправила она. – Чтобы ты мог работать над своими дневниками.
– Деньги на чернила, – повторил он, изобразив задумчивость. – Мне это нравится.
Пенелопа улыбнулась, накрыв его руку своей.
– А мне нравишься ты.
Он сжал ее пальцы.
– Ты мне тоже нравишься.
Пенелопа вздохнула, пристроив голову ему на плечо.
– Неужели жизнь может быть такой замечательной?
– Думаю, да, – отозвался Колин. – Даже уверен.
Глава 21
Спустя неделю Пенелопа сидела за письменным столом в своей гостиной, читая дневники Колина и делая пометки на отдельном листке бумаги, когда у нее возникали вопросы или замечания. Редактирование записок Колина оказалось волнующим и интересным занятием.
Конечно, ее безмерно радовал тот факт, что он поручил ей роль критика и редактора. Это означало, что Колин доверяет ее суждениям, считает ее умной, способной проникнуться его творениями и даже внести в них свою лепту.
К тому же она нуждалась в каком-то занятии. В первые дни, покончив с литературными трудами, Пенелопа наслаждалась вновь обретенным свободным временем. Словно впервые за много лет у нее выдались каникулы. Она читала как одержимая, проглатывая романы и прочие книги, которые когда-то купила, но так и не удосужилась прочитать. Предпринимала долгие пешие прогулки, каталась верхом в парке, сидела в маленьком дворике за их домом, наслаждаясь весенней погодой и подставляя лицо солнцу – ровно, настолько, чтобы ощутить его тепло, но не дать щекам покрыться загаром.
Потом, естественно, все ее время поглотили предсвадебные хлопоты. Так что у нее практически не было возможности осознать, что в ее жизни чего-то не хватает.
Когда она печаталась в газете, писательство как таковое отнимало у нее не так уж много времени, но ей постоянно приходилось быть начеку, слушать и наблюдать. А в остальное время она размышляла над; очередной заметкой, стараясь запомнить пришедшую ей на ум остроумную фразу или хлесткое сравнение, чтобы записать их, когда доберется до дома.
Это было увлекательным делом, но только сейчас, когда ей представилась возможность вернуться к нему, Пенелопа осознала, насколько ей не хватало все последнее время напряженной работы ума.
Она записывала очередной вопрос, который собиралась задать Колину, когда дворецкий тихо постучал по открытой двери, чтобы привлечь ее внимание.
Пенелопа сконфуженно улыбнулась. Она полностью погружалась в работу, и Данвуди путем проб и ошибок усвоил, что нужно произвести некоторый шум, если он хочет, чтобы она обратила на него внимание.
– К вам посетитель, миссис Бриджертон, – сказал он.
Пенелопа улыбнулась. Наверное, кто-нибудь из ее сестер или родственников Колина.
– Неужели? И кто же это?
Дворецкий шагнул вперед и вручил ей карточку. Пенелопа взглянула на нее и ахнула, вначале от изумления, затем от огорчения. На кремово-белом фоне значились отпечатанные черным в классическом стиле два слова: «Леди Тумбли».
Крессида Тумбли? Какая нелегкая ее принесла?
Пенелопа ощутила беспокойство. Вряд ли Крессида явилась с чем-нибудь хорошим. Она никогда ничего не делает, если это не служит ее личным, далеко не бескорыстным целям.
– Прикажете сказать, что вы не принимаете? – осведомился Данвуди.
– Нет, – вздохнула Пенелопа. Она никогда не была трусихой, и Крессиде Тумбли не удастся превратить ее в таковую. – Я приму ее. Дайте мне немного времени, чтобы убрать бумаги. Хотя…
Данвуди замер, слегка склонив голову набок в ожидании продолжения.
– Впрочем, не важно, – пробормотала Пенелопа.
– Вы уверены, миссис Бриджертон?
– Да… Нет. – Она застонала. Кажется, она превращается в заикающуюся дурочку – еще один грех в длинном списке прегрешений Крессиды. – Вот что… если она проторчит здесь более десяти минут, не могли бы вы изобрести какое-нибудь срочное дело, которое якобы требует моего присутствия? Моего незамедлительного присутствия?
– Полагаю, это можно устроить.
– Отлично, Данвуди. – Пенелопа слабо улыбнулась. Возможно, это слишком легкий выход, но она сомневалась, что способна найти повод, который вынудил бы Крессиду уйти, а последнее, что Пенелопе нужно, так это застрять с ней в гостиной на все утро.
Дворецкий кивнул и вышел, а. Пенелопа сложила исписанные листки в аккуратную стопку и положила сверху дневник Колина, чтобы ветер, залетавший в открытое окно, не сдул их на иол. Затем встала из-за стола и пересела на диван, надеясь, что выглядит спокойной и довольной, жизнью.
Как будто визит Крессиды Тумбли мог доставить ей удовольствие!
Спустя секунду появилась Крессида, проследовавшая в комнату, после того как Данвуди объявил ее имя. Как всегда, она выглядела безукоризненно. Золотистые волосы были идеально уложены, гладкая кожа матово светилась, голубые глаза сверкали, одежда соответствовала последней моде, а сумочка гармонировала с остальным нарядом.
– Крессида, – сказала Пенелопа, – какая неожиданность. – Это было самое вежливое слово, которое она могла придумать, учитывая все обстоятельства.
Губы Крессиды изогнулись в загадочной, почти кошачьей улыбке.
– Полагаю, что так, – отозвалась она.
– Ты не присядешь? – предложила Пенелопа, не видя другого выхода. Когда всю жизнь стараешься быть вежливой, это становится второй натурой. Она указала на стоявшее поблизости кресло, самое неудобное в комнате.
Крессида опустилась на краешек кресла, и, если она нашла его неудобным, это никак не отразилось на ее лице. Поза ее была изящной, улыбка любезной, она выглядела спокойной и невозмутимой.
– Ты, наверное, гадаешь, зачем я пришла, – заметила Крессида.
Пенелопа кивнула, не видя причин отрицать очевидное.
– Как тебе замужняя жизнь? – вдруг спросила Крессида.
– Прошу прощения?
– Какая, однако, поразительная перемена, – сказала Крессида.
– Да, – осторожно отозвалась Пенелопа, – но приятная.
– Хм, пожалуй. У тебя, должно быть, появилась масса свободного времени. Наверное, не знаешь, чем занять себя.
Пенелопа ощутила мурашки, побежавшие по коже.
– Не понимаю, о чем ты, – сказала она.
– Не понимаешь?
Пауза затянулась, Крессида, очевидно, ждала ответа, и Пенелопа натянуто уронила:
– Нет.
Крессида помолчала, но игравшая у нее на губах улыбка: кошки, съевшей горшочек сливок, была достаточно красноречивой. Она окинула глазами комнату, задержав взгляд на письменном столе, за которым недавно сидела Пенелопа.
– Что это за бумаги? – поинтересовалась она.
Глаза Пенелопы метнулись к стопке листков под дневником Колина. Странно, что они привлекли внимание Крессиды. Пенелопа уже сидела на диване, когда та вошла в комнату.
– Не понимаю, какое тебе дело до моих личных бумаг, – сказала она.
– О, не стоит заводиться. – Крессида издала смешок, показавшийся Пенелопе пугающим. – Я просто пыталась поддержать разговор. Думала, тебя заинтересует эта тема.
– Понятно, – сказала Пенелопа, пытаясь заполнить очередную паузу.
– Я очень наблюдательна, – сообщила Крессида.
Пенелопа подняла брови.
– Вообще-то моя исключительная наблюдательность хорошо известна в высших кругах общества.
– Должно быть, я не вхожа в эти впечатляющие круги, – промолвила Пенелопа.
Крессида пропустила ее реплику мимо ушей, слишком увлеченная собственной тирадой.
– Вот почему, – произнесла она задумчивым тоном, – я решила, что смогу убедить свет, что я и есть леди Уистлдаун.
Сердце Пенелопы учащенно забилось.
– Значит, ты признаешь, что ты самозванка? – осторожно спросила она.
– О, думаю, тебе это отлично известно.
Горло Пенелопы сжалось, но каким-то образом – она сама не знала как – ей удалось сохранить самообладание.