Есть что скрывать Джордж Элизабет
– Вовсе нет. Я белая, вы черная, и я понимаю, что мы живем в расистском мире. И все равно я скажу: вы плохо подготовились потому, что у вас нет веры. Ни в девочек, ни в силу их историй, ни в способность зрителей понять ваш замысел – и, главное, в себя.
– Веры в себя хоть отбавляй, а вы как будто обвиняете меня в желании сделать что-то особенное, – с жаром возразила Нарисса. – Эти девочки, которые сюда пришли… Они испытали такое давление, которое вы даже представить не можете. С самого рождения их учили, что женщины должны превратиться в сосуды целомудрия и чистоты, предназначенные для мужчин. А все ради того, чтобы стать достойной парня, который хочет оставить в тебе свое семя. Разве от этого не хочется кричать? И все это продолжается и продолжается, и практически никто ничего не делает, чтобы это остановить.
– Зачем вы так говорите? А Завади? А вы сами?
– Потрясающе. Нас двое.
– Я тоже, – сказала Дебора. – И, думаю, есть много других, кто испытывает ярость, нужную для вашего фильма, в котором им, наверное, тоже найдется место.
– Я уже говорила с несколькими, – признала Нарисса, неохотно и после секундной паузы. – Перед тем, как начала снимать здесь.
– Кто они?
– Несколько копов, пытающихся положить этому конец.
– И?..
Нарисса вышла через калитку на тротуар, за которым по Майл-Энд-роуд с ревом проносились машины.
– Они были нормальными, эти копы. Готовыми говорить, распространять информацию, вместе добираться до мозгов людей – все что угодно. Они познакомили меня с хирургом, которая тоже этим занимается.
– И вы видели ярость? Мне кажется, хирург должен сохранять спокойствие.
– Я надеялась, но интервью не состоялось. Мне с трудом удалось поговорить с ней по телефону. Она здорово смотрелась бы в фильме – но не захотела. Это очень плохо, потому что я могла бы вставить ее в финал. Один из копов сказал, что пытаться остановить то, что происходит с женщинами, – все равно что вычерпывать воду из лодки чайной ложкой, так что было бы неплохо закончить фильм ноткой надежды… – Нарисса посмотрела на проезжавшие мимо машины. Ее лицо стало задумчивым. «Интересно, о чем она размышляет», – гадала Дебора. Ответа долго ждать не пришлось. – На самом деле вы должны поговорить с ней для вашего проекта, с хирургом. Ее зовут Филиппа Уэзеролл. Судя по всему, она жуткий параноик и поэтому не разрешит ее сфотографировать, но интервью с ней в качестве введения или заключения к вашей книге… А может, и во введении, и в заключении. Подходит и для того, и для другого.
Дебора переместила вес с одной ноги на другую и внимательно посмотрела на Нариссу Кэмерон.
– Погодите. Вы только что подсказали мне структуру фотоальбома, который я собираюсь делать? Чтобы он заканчивался интервью с хирургом?
– Господи! Неужели? И что это значит? Мы пытаемся помочь друг другу? Зачем, черт возьми, нам это делать? У нас ничего общего. Мы не можем быть подругами. Вы мне даже не нравитесь.
– Вы мне тоже не нравитесь. Значит, кое-что общее у нас есть, – улыбнулась Дебора.
Нарисса рассмеялась. В этот момент у нее зазвонил мобильный, и она посмотрела на экран.
– Мой спонсор. Хочет встретиться где-то поблизости. «Анонимные алкоголики» или «Анонимные наркоманы». Я должна ответить.
– Конечно. Мне все равно уже пора домой.
– Где вы живете?
– В Челси.
Нарисса хмыкнула и закатила глаза.
– Конечно, а где же еще?
Он рассказал все Софи.
– О боже! Поверить не могу… Твоя мама? Ты знаешь, почему она… – пробормотала Софи.
У него не было ответов, а она даже не могла сформулировать вопросы. Да, в жизни отца Тани действительно была тайна, и ее можно было бы использовать, но оказалось, что он не делал ничего незаконного, а мать все знала.
Софи не могла этого понять. «Просто в голове не укладывается», – сказала она. Тани был с ней согласен. Совершенно очевидно, что нет смысла шантажировать отца его отношениями с Ларк, а значит, нужно придумать что-то другое.
Тани задумался, не привлечь ли на этом этапе саму Сими: рассказать ей о второй семье Абео, о том, что Монифа все знает, и о плане отца отдать Сими какому-нибудь нигерийскому парню, согласному заплатить за нее калым. Но он понимал и риск. Услышав все это, Сими, скорее всего, пойдет прямо к матери и спросит, правду ли рассказал ей брат. Монифа будет все отрицать. На этом дело и закончится. Сими верила матери на сто процентов. Тани должен пошатнуть эту веру, но он понятия не имел, как это сделать.
А вот что он может, так это подготовить сестру к тому, чтобы она исчезла, как только поймет, что должна исчезнуть. Первым делом нужно сложить часть ее вещей в старый рюкзак. Тани открыл половину общего шкафа с одеждой, где лежали вещи Сими, и достал несколько платьев, подходящих для летней жары. Потом передвинулся к комоду, где лежали белье и футболки. Достал из-под ее кровати принадлежности, которые она использовала для изготовления тюрбанов и для украшения одежды из благотворительных магазинов. Каждый раз он брал совсем немного, чтобы у Сими не возникло подозрений до того, как придется увезти ее из Мейвилл-Эстейт. Все вещи сестры Тани сложил в рюкзак, а сам рюкзак спрятал в своей части шкафа, в глубине, откуда его можно быстро достать при необходимости.
Следующий шаг – понять, куда увести сестру, когда придет время. Похоже, вариантов немного. Самый лучший – рынок на Ридли-роуд. Сими там многие знали. Ему просто следует осторожно поговорить с людьми и найти того, кто согласен временно приютить его сестру, пока он не разработает надежный план, как обеспечить ее безопасность.
Тани отправился на рынок. Он понимал, что нужно соблюдать крайнюю осторожность. Разговоры на рынке – словно вода в решете, а слово «конфиденциальность» никому ни о чем не говорило. «Люди, которые лучше всего знают Сими, скорее всего, хорошо знакомы с Монифой и Абео, – подумал Тани. – Вряд ли они помогут забрать девочку из дома, поскольку не захотят пересекать границу, отделяющую бизнес на рынке от семейных дел. Поэтому придется вычеркнуть из списка Талату, Машу, а также всех, кто занимался украшением тортов».
На рынке царила привычная суматоха – музыка, гул голосов, споры, фасовка товара. В этот ранний час тут уже было полно народу. Половина улицы еще скрывалась в тени от соседних зданий, и скоропортящийся товар убрали с солнца, хотя ни ранний час, ни тень не слишком ослабляли жару.
Тани решил начать с парикмахерской. Он знал, что Сими несколько раз ходила в один и тот же салон – посмотреть, как плетут косички, наращивают волосы, делают разные прически. Проблема в том, что на Ридли-роуд было три таких салона и Тани не помнил, который из них выбрала Сими.
Удача улыбнулась ему со второй попытки. Два парикмахера в «Кхоса бьюти» знали его сестру. Одну женщину звали Блисс, другую – Тиомбе. Когда Тани появился на пороге, Блисс одобрительно присвистнула, а Тиомбе окинула его оценивающим взглядом и сказала:
– М-м… Смотри-ка, что у нас на обед.
Все рассмеялись.
Похоже, они не пасовали перед мужчинами. И это хорошо, потому что когда Абео начнет искать Сими, то человек, который ее прячет, не должен пугаться ни его присутствия, ни его гнева.
– Могу я с вами поговорить? – спросил он, переводя взгляд с Блисс на Тиомбе, затем опять на Блисс.
– Сейчас? – в один голос спросили они.
– Думаешь, мы бездельничаем, красавчик? – прибавила Блисс.
– Это важно, – ответил Тани. – Но я могу подождать.
– Гм… Именно этим тебе и предстоит заняться, – сказала Тиомбе.
– Или приходи через час, – прибавила Блисс.
– Тебе решать, – сказала Тиомбе. – Волосы твои, а мы обычно не стрижем парней.
– Дело в моей сестре.
– А кто твоя сестра?
– Симисола Банколе. Сими.
– Сими Банколе? – Блисс вскинула идеально выщипанную бровь. – Мы знаем Сими. Я покупаю у нее тюрбаны. И еще две головные повязки. Она твоя сестра?
Тани кивнул.
– Это важно.
– С ней всё в порядке? – спросила Тиомбе.
– Не особенно.
Тиомбе и Блисс переглянулись. Тиомбе положила руку на плечо клиентки и спросила:
– Вы не возражаете, миссис Окино?
А когда та ответила, что готова подождать, Тиомбе кивком указала Тани на дверь и вместе с ним вышла на улицу. Там она закурила и предложила ему сигарету, от которой он отказался. Тиомбе курила, держа сигарету между пальцами так, как показывают в кино; остатки дыма выходили у нее изо рта во время разговора.
– Что не так с Сими?
– Мне нужно найти место, где она будет жить.
– Почему? – Тиомбе прищурилась. Она была полукровкой, и Тани понял, что кто-то из ее родителей – китаец.
Он оглянулся. Ему не хотелось, чтобы у родителей возникли неприятности с полицией, и он не знал, насколько можно доверять Тиомбе. С другой стороны, нужно защитить Сими. Как совместить и то и другое?
– Мой папа кое-что устраивает для Сими в Нигерии. Она этого не хочет, – наконец решился он.
– Почему?
– Из-за того, что это.
– И что это?
– Калым. Я имею в виду, он обещал ее какому-то парню, который согласен заплатить за нее кучу денег.
Глаза Тиомбе широко раскрылись.
– Ты хочешь сказать, что отец хочет выдать ее замуж? Сколько лет Симисоле?
– Восемь. – Тани не стал говорить, что Сими выйдет замуж прямо сейчас. Он видел, что Тиомбе возмутила сама мысль, что восьмилетнюю девочку можно кому-то обещать, даже если речь не идет о деньгах. И это гораздо важнее.
– Понимаете, отец заплатил калым за девушку в Нигерии, на которой должен был жениться я. Думаю, он хочет компенсировать эти деньги и считает, что самый лучший способ – это калым за Сими.
Тиомбе сделала долгую, глубокую затяжку. Потом покачала головой.
– Это отвратительно. Чем я могу помочь?
Тани оглянулся. Теперь очень важно, чтобы никто их не услышал.
– Спрятать ее, – тихо сказал он. – Только на несколько дней, пока я не найду что-нибудь постоянное.
– Приют, – посоветовала Тиомбе.
– В приюте ей будет плохо. Я этого не хочу.
Тиомбе отвела взгляд. Ее лоб прорезали морщины.
– Может, кто-то поговорит с твоим отцом?.. Нет, это безумие. А твоя мама тоже в этом участвует?
Тани покачал головой.
– Нет, но она не пойдет против него. Он принимает решения за всю семью. Это не обсуждается.
– Ага. Твой отец – Абео Банколе, да? У него маленький магазин африканских товаров и мясная лавка?
– Откуда вы знаете? – удивился Тани.
– У него привычка флиртовать с женщинами. И он не всегда представляется как Банколе.
Тани не мог представить, что отец с кем-то флиртует. Почти все время он был либо злым, либо раздраженным – и всё.
– Пару раз он приглашал меня и Блисс пропустить по стаканчику в пабе. А может, и три раза, – сказала Тиомбе. – Один раз мы согласились. Он приятный человек, твой отец. Только я не люблю приятных женатых мужчин, и Блисс тоже. Я все ему объяснила, и он, похоже, понял. С тех пор мы несколько раз сталкивались, но он всегда проявлял уважение. Так что если ты хочешь, я могу пойти к нему и…
– Нет! Очень важно, чтобы он не знал о нашем разговоре. Он попытается выяснить, что я задумал. И сделает так, чтобы Сими не сбежала. Это всего на несколько дней. Поможете?
Тиомбе кивнула, бросила окурок на тротуар и потушила его носком туфли на высоком каблуке. Потом нырнула в дверь салона, вернулась с листком бумаги и написала на нем номер телефона.
– Мой мобильный. Когда будешь готов, позвони, и я отвезу ее к себе домой. Сими любит животных?
– Животных? Собак, что ли?
– Коз. У меня дома живет козочка.
Часть II
5 августа
Детектив-инспектор уголовной полиции Томас Линли сидел в своей машине, смотрел на унылую бетонную стену подземного гаража, протяженное пространство которой тщетно взывало о Бэнкси[7], – и кипел от ярости. Он злился на Дейдру Трейхир, женщину, с которой у него были отношения, если это можно так назвать, в чем Томас глубоко сомневался – гораздо чаще, чем следовало бы, если судить по тому, как далеко зашли их отношения. Или не зашли. Но если честно, то злился он на самого себя. Разговор, который состоялся между ними накануне вечером, был совершенно лишним. Затеял его он. И ссора, которой все закончилось, – похожая на все предыдущие ссоры, тема которых оставалась неизменной, – тоже была совершенно лишней. Но он, похоже, не мог упустить шанс вставить свой комментарий.
Однако в данном случае дело было не в случайном комментарии. Это был серьезный разговор, который завела сама Дейдра. Речь шла о ее младших брате и сестре, близнецах Гороне и Гвиндер, которые, по настоянию Дейдры, поселились в ее летнем домике в Полкер-Коув на западном побережье Корнуолла. До сих пор они жили вместе с родителями; Горон помогал отцу собирать металлолом в реках, а Гвиндер помогала ухаживать за матерью в последние годы ее жизни. Когда мать умерла после долгой и, следует признать, безнадежной борьбы с раком, в которой использовались такие средства, как посещение католических и кельтских святынь, вода из святых источников, восточная медицина и два медиума, единственным желанием Дейдры было забрать брата и сестру из убогого трейлера, который служил им семейным домом. Она знала, что отец никогда не бросит свой трейлер. Возможно, перевезет к другой речке в Корнуолле, но не бросит. А вот насчет близнецов Дейдра сомневалась. Им было уже под тридцать, и они, по всей видимости, накопили некий жизненный опыт. Пора уже поставить перед собой какие-то цели и добиваться их. Им это необходимо. Но изолированная стоянка для трейлеров – не слишком подходящее для этого место. Летний дом Дейдры тоже находился в глуши, но от него рукой подать до деревни Моренстоу, а там недалеко и до города Касвелин.
Поэтому она добилась их согласия на переезд – с Гороном пришлось труднее, потому что он обычно боялся любых перемен, – но у нее не было денег, чтобы содержать их, так что им пришлось искать работу. Несколько раз наведавшись к близнецам, Дейдра нашла им работу на местной ферме, занимавшейся производством сидра: Горон был подсобным рабочим, собирал яблоки и следил за созреванием сидра, а Гвиндер варила яблочный джем.
Но через несколько недель близнецы решили, что хотят вернуться к отцу. Горону не нравилась работа, которую ему поручили, – обслуживать все механизмы на ферме, – а Гвиндер не хотела присматривать за огромными чанами с джемом. Но Дейдра цеплялась за мысль, что близнецам просто нужно время – привыкнуть к новому месту, расширить круг общения, понять и признать серьезные ограничения своей простой жизни.
– Они просто напуганы, – сказала Дейдра вчера вечером, когда Линли пришел в ее квартиру в районе Белсайз-Парк. Она только что приехала из Корнуолла, и он направился прямо к ней, как только ему удалось вырваться из Нового Скотленд-Ярда. По дороге Томас купил карри, но они к нему даже не притронулись – сразу бросились в спальню.
Потом они сидели на кровати, и Дейдра завела разговор о Гороне и Гвиндер и об их намерении вернуться к отцу.
– Они не хотят мне верить, когда я говорю, что они обязательно привыкнут, а если вернутся в тот трейлер, то никогда не узнают другой жизни. Их отец – мой отец, хотя я перестала считать его отцом, когда нас всех забрали у него, – не вечен; что они будут делать, когда он умрет?
– Может, ты слишком торопишься? – предположил Линли. – Я хочу сказать, слишком рано забрала их из трейлера после смерти матери.
– Тут любой момент будет неподходящим, Том. А если они вернутся, это лишь укрепит их стремление бежать от всего, что их пугает. На мой взгляд, если тебя что-то пугает, то единственный способ изменить это, то есть побороть страх – встретить его лицом к лицу.
Именно в этот момент Линли подумал, что у него есть шанс. Ему следовало бежать от этого шанса, как от огромной воронки на ландшафте своей жизни, но он зачем-то ухватился за него.
– Кстати, об этом, Дейдра… – нерешительно начал Томас.
– О чем именно?
– Чтобы не бежать от страхов…
– И?..
Она не собиралась идти у него на поводу. Он видел это по вздернутому подбородку, который был повернут к нему в профиль, по прямой спине, прижатой к горе подушек в изголовье кровати.
– Я очень хочу, чтобы ты была со мной, – сказал Линли.
– Я и так с тобой. Посмотри на нас, Томми.
– Да, конечно. Но я имею в виду… – Интересно, что на самом деле он имеет в виду? Что ему от нее нужно, кроме того, что он уже имеет? Признание в любви? Обещание какого-то общего будущего? Она ни разу не использовала слово «любовь» для описания своих чувств, но разве это так важно? Томас опустил взгляд на простыню, прикрывавшую их обоих, на холмики их тел под тонкой тканью. И понял, что это важно. Но тут же возник вопрос: почему? А вот на него ответа не было. «Потому что я этого хочу» – совершенно недостаточно. В конечном счете он сказал:
– Наверное, я хочу, чтобы были «мы», «нас», «наше». Я люблю тебя и хочу сделать еще один шаг.
Она слегка повернулась и посмотрела прямо ему в лицо.
– Я тут, с тобой. Я твоя. Я хочу, чтобы ты присутствовал в моей жизни. Мне нравится быть с тобой. Разве этого недостаточно?
– Это никуда нас не ведет.
– А почему это должно нас куда-то вести?
– Потому что так устроена любовь. По крайней мере, моя к тебе. Я на это надеюсь. – Он снова подумал, что это возможность. Дейдра либо войдет в открытую дверь, либо захлопнет ее.
Она откинула свои рыжеватые волосы с лица и взяла очки с большой картонной коробки, которая по-прежнему служила ей прикроватной тумбочкой. Потом молча надела очки, и мудрый мужчина не стал бы продолжать разговор. Но… Линли вздохнул. Когда дело касалось Дейдры, ни о какой мудрости не могло быть и речи.
– Чего ты боишься? – спросил он.
– Я не боюсь. – Она встала, подняла с пола футболку и белье, оделась. – Откровенно говоря…
К чести Линли, он сразу понял, что эта откровенность не сулит ничего хорошего.
– …наши теперешние отношения… ты и я, Томми… в данный момент… в общем, на этом я всегда заканчивала с мужчинами. Мужчины всегда чего-то от меня хотят, и я не понимаю чего. И не понимаю, почему недостаточно того, что у нас есть. – Она прижала руку к груди и посмотрела ему в лицо. – Я такая. И всегда буду такой. Я много раз пыталась тебе это объяснить, но ты, кажется, веришь, что если будешь упорно возвращаться к этой теме, лезть мне в голову, чтобы… Даже не знаю, как это назвать. Похоже, ты думаешь, что с помощью этих разговоров получишь от меня что-то еще. Но этого у меня просто нет.
Линли тоже встал и начал одеваться.
– А ты остаешься в убеждении, что внутри тебя ничего нет, кроме желания держаться на расстоянии от остального человечества в целом и от меня в частности. Это не вся жизнь, а лишь ее половина, а я не верю, что тебе достаточно этой половины. Ты боишься идти в будущее вместе со мной, и я не знаю почему. И не узнаю, если ты мне не скажешь.
– Это не страх. Не знаю что, но не страх. То, какая я есть, не имеет отношения к страху.
– Что же это? Как можно от него избавиться, если ты не знаешь, что это, не можешь даже дать ему название?
– Послушай, Томми. – Дейдра надела джинсы и направилась к двери спальни, но не вышла, а снова повернулась к нему. – А кто тогда ты? Мой психоаналитик? Мой психиатр? Мой викарий? Мой… Ради всего святого. Я даже не знаю.
– Я – мужчина, который тебя любит.
Они еще несколько раз возвращались к этой главной теме – и расстались недовольные друг другом. Линли решил – и сказал ей, – что ему не стоит оставаться на ночь.
– Как хочешь, – ответила Дейдра.
Ничего он не добился – как и раньше. Только в этот раз она не проводила его до двери.
Теперь, на подземной парковке в Новом Скотленд-Ярде, Линли смотрел в стену, называя себя последним дураком. Жаль, что он бросил курить. Ему очень хотелось затянуться сигаретой.
Тут, словно джинн, услышавший его желание и выскочивший из медной лампы, у водительской дверцы его «Хили Элиотт» появилась давняя коллега, сержант Барбара Хейверс; она втягивала в себя дым из почти докуренной до конца сигареты «Плейерс». Линли подождал, пока она потушит окурок, и открыл дверцу. Она была одета в обычном для нее стиле: слишком короткие брюки, вероятно найденные в благотворительном магазине «Оксфам», неизменные красные высокие кроссовки и футболка с надписью: «Кремация – моя последняя надежда вдохнуть горячего дыма». Увидев всю эту красоту, Линли не удержался от вздоха. По крайней мере, на шее у нее был повязан какой-то свитер. Его можно будет быстро натянуть при встрече с начальством, не столь терпимым к внешнему виду подчиненных.
Она испытующе посмотрела на него.
– Устали или злитесь?
– Ни то ни другое. – Линли направился к лифту; Барбара – за ним, едва не наступая ему на пятки.
– Правда? А почему у вас такой вид, будто вы только что уронили тушеные бобы с тоста прямо себе на рубашку? – Она обогнала его и внимательно изучила его одежду. – Я угадала, да?
– Разве что в переносном смысле. – Он нажал кнопку, вызывая лифт.
– Ага. Значит, Дейдра, – заключила Хейверс.
– Ей не понравилось бы сравнение с тушеными бобами на тосте.
– Я ей не скажу. А вы?
– Возможно, когда мы снова начнем разговаривать… Но, скорее всего, нет. А кроме того, Барбара, я обычно не ем на завтрак тост с тушеными бобами.
– Провалиться мне на этом месте, – простонала она. – Я приучила вас к «Поп-Тартс».
Томас молча посмотрел на нее. Двери лифта открылись.
Первым человеком, которого они встретили наверху, была Доротея Гарриман, секретарь их отдела, гроза всех сотрудников. В отличие от Хейверс, она была, как всегда, одета с иголочки, хотя Линли всегда удивлялся, как Доротея умудряется ловко перемещаться по зданию на таких высоких каблуках, похожих на какое-то средневековое орудие пыток.
– Ага, – сказала она, увидев Линли и Хейверс. – Исполняющий обязанности старшего суперинтенданта Линли, вас хочет видеть начальство. Джуди звонила… – она посмотрела на запястье, на котором красовались какие-то навороченные часы, умеющие делать все, разве что не готовить еду, – минут двадцать назад. Мне позвонить ей и сказать, что вы уже идете? Она сообщила, что у нее сидит Стивенсон Дикон. Думаю, вы понимаете.
– Лучше вы, чем я, – пробормотала Хейверс. Она ненавидела главу пресс-службы не меньше, чем Линли.
– Мы знаем, о чем пойдет речь? – спросил Томас.
– Все держится в тайне и говорится вполголоса, но ходят слухи о каком-то хитроумном плане, исходящем из Эмпресс-стейт-билдинг.
«Ничего хорошего это не предвещает, – подумал Линли. – Эмпресс-стейт-билдинг – один из трех больших полицейских центров, отвечавших за группы районов города; непрекращающиеся сокращения в полиции приводили к укрупнению и отказу от местных участков. Если на помощь призывают Новый Скотленд-Ярд, значит, дело серьезное. А участие пресс-службы говорит о том, что и неприятное».
– Кто-то сделал то, о чем будет жалеть. Или уже жалеет. – Хейверс словно прочла его мысли.
– Я введу тебя в курс дела, как только все выясню, – пообещал Линли и направился к кабинету помощника комиссара.
Не прошло и десяти секунд после ухода Линли, как Доротея повернулась к Барбаре, критически осмотрела ее футболку, потом брюки и кроссовки.
– Барбара… – Она перенесла вес с одной ноги на другую, и Хейверс поняла, что предстоит долгий разговор об одежде, который ей был вовсе ни к чему.
– Знаю, знаю, – поспешно сказала она. – У меня в машине есть во что переодеться. Просто я утром была на пробежке, и это первое, что подвернулось под руку.
– Пробежки по утрам, – сказала Доротея. – Думаешь, я в это поверю? А почему вчера вечером ты пропустила танцевальный кружок?
– Вросшие ногти? – с надеждой произнесла Барбара.
– Не смешно. На следующей неделе я притащу тебя за волосы, если потребуется. Сколько ты сбросила?
– Не знаю. Мы с весами в ванной давно не встречались. Вероятно, нисколько, Ди. Все, что мне удается сбросить, я набираю за остаток недели с помощью карри. И лепешек с начинкой. Просто горы лепешек.
– Господи, – вздохнула Доротея. – Ты невозможна.
– Звучит как комплимент.
– Не спорь со мной, Барбара. Я запрещаю тебе спорить со мной. Хватит. Пойдем к компьютеру. Я нашла для нас кое-что примечательное.
В лексиконе Доротеи примечательное означало возможность подыскать себе – и, к несчастью, Барбаре – мужчину. В данном случае ее намерение, похоже, не ограничивалось одним мужчиной. Это был сайт под названием «Груп мит», и Доротея открыла его на компьютере Барбары, как только они подошли к ее столу.
– Просто высший сорт, – сказала Доротея.
Высший сорт? Кажется, это из… Барбара не была уверена. Из 1920-х? Ди снова смотрит старые фильмы?
– Что это? – спросила Хейверс, заглядывая через плечо Ди. Яркие краски, фотографии смеющихся, улыбающихся и хихикающих людей от тридцати пяти до семидесяти лет за самыми разными занятиями. Мужчины с женщинами, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами, старые со старыми, молодые с молодыми, пожилые мужчины с женщинами помоложе, молодые мужчины с женщинами старше себя. Они играли в теннис, катались на лодках, работали в саду, катались верхом, слушали оперу или смотрели балет. И все явно получали удовольствие.
– Какого черта, Ди? – повторила Барбара. – Это ведь не сайт знакомств?
– Господи, конечно, нет, – сказала Доротея. – Избави боже. Это сайт, посвященный увлечениям. Нужно лишь просмотреть разные занятия… Смотри! Вот чечетка! Просто кликни то, что тебе нравится, и появится информация о ближайших мероприятиях. Давай я покажу.
Барбара смотрела, как Доротея щелкает мышкой на «Прогулки». На экране появились фотографии гуляющих и список маршрутов. Затем Доротея выбрала «Прогулки по пабам», и они увидели десяток экскурсий, начинающихся или заканчивающихся в пабах, в разных районах Англии. Щелчок по Оксфордширу показал два маршрута, оба на следующей неделе. При выборе одного из них на экране появился список участников.
– Добавляешь свое имя к списку и просто приходишь в условленное место, – объявила она. – Правда, классно? Выбираешь занятие, и тебе сразу находится компания. Смотри. – Вернулась на главную страницу и принялась читать меню: рисунок, пленэр с акварельными красками, скалолазание, гребля, бальные танцы, любительские спектакли, хоровое пение, китайская кулинария, военная история, архитектура, ландшафты Иниго Джонса[8]. – И так далее, и так далее. Мы должны пойти куда-нибудь вместе, Барбара. Этот так здорово!
Барбаре все это напоминало круги ада. Но Ди не унималась.
– Конечно, мы с тобой можем продолжить заниматься чечеткой. Но жизнь гораздо богаче.
– Точно. Кроме того, после чечетки всегда идет карри.
– Не говори глупостей. Я куда-нибудь запишусь. – Доротея снова уставилась на экран. – Рисунок, – решила она. – Записываю нас на рисунок. Всегда хотела рисовать. А ты?.. Впрочем, неважно. Ты скажешь, что никогда об этом не задумывалась. Но я знаю тебя лучше, чем ты сама. Так что – рисунок… Ой! Посмотри на это, Барбара. Тут есть и языковые курсы. Французский, немецкий, китайский, иврит, арабский, итальянский, финский… боже, разве сегодня кто-то еще говорит на финском? Тебе нравится итальянский, Барбара? Знаешь, он может оказаться полезным во время путешествий. Разговоры с местными и все такое…
Барбара прищурилась. Ди была очень умна. Она подводила разговор к теме, которую Хейверс избегала уже несколько недель. Инспектор Сальваторе Ло Бианко из полиции Лукки был в Англии на стажировке с начала июня – и еще не уехал, насколько ей было известно, – и Доротея сразу увидела в нем воплощение мечты молодой девушки, или, по крайней мере, ее мечты относительно Барбары. Только вот та не была мечтательной молодой девушкой и не считала Сальваторе мужчиной, на которого она может иметь виды. Интересно, откуда взялось это выражение – «иметь виды»? Скорее всего, из какого-то любовного романа эпохи Регентства. «Пора менять жанр, – сказала она себе. – Возможно, на романы ужасов. Да. Хоррор – отличная идея».
– Два ужина в винном баре в Холланд-Парк. Европейский поцелуй в щеку в конце вечера.
– Что? – Доротея удивленно заморгала.
– Ди, пожалуйста. Я знаю тебя лучше, чем ты сама, – так мне кто-то говорил. Тебе интересно, виделась ли я с Сальваторе Ло Бианко кроме нашего танцевального выступления, хотя назвать это концертом – значит предположить, что мы действительно умеем танцевать…
– Что абсолютная правда, и ты это знаешь.
– Ладно. Неважно. Я дважды ужинала с ним, один раз вместе с Линли и доктором Трейхир, так что это вряд ли считается. – На этом ее отношения с итальянским полицейским закончились, и у Барбары не было намерения продолжать. Но Доротея была полна решимости сделать этого мужчину частью будущего Барбары, а также своего собственного. – В любом случае я уже знаю итальянский, – прибавила она.
– Боже! Правда?
– Чао, грацие, пицца и прего, только не спрашивай меня, что это значит. За исключением пиццы, конечно. Это я прекрасно знаю.
– Очень смешно, – сказала Доротея. – Весело. Животик надорвешь. В общем, записываю нас на рисунок. Будешь плохо себя вести, запишусь на китайскую кулинарию.
– Отлично. Чудесно. Замечательно – и все такое прочее, – ответила Барбара. – Посмотри насчет рисунка; потом расскажешь, что нашла. Я начну потихоньку воровать бумагу и карандаши.
Вскоре вернулся Линли. Он принес стопку папок из коричневого картона, кивком головы пригласил Барбару в свой временный кабинет и махнул рукой в сторону сержанта Уинстона Нкаты. Тот был полностью погружен в изучение кадров, снятых камерой наблюдения на станции метро «Глостер-роуд». И, похоже, не находил того, что ему было нужно. Барбаре пришлось три раза окликнуть его, прежде чем он поднял голову. Тогда она повторила жест Линли, указав на дверь его кабинета.
Уинстон встал. Он был довольно высоким, метр девяносто пять, и поэтому смена положения требовала определенного времени. Как только он распрямился, Барбара направилась в кабинет Линли. Если начальник хотел видеть их двоих, велика вероятность, что игра уже началась.
Войдя в кабинет, она отметила, что исполняющий обязанности старшего суперинтенданта – Линли – оставил помещение в прежнем виде. Бывшая хозяйка – старший суперинтендант Изабелла Ардери – уже восемь недель была в отпуске, проходя курс лечения на острове Уайт. Состояние кабинета указывало на уверенность Линли в способности Ардери справиться с зависимостью от алкоголя, прежде чем спиртное окончательно разрушит ее жизнь. Личные вещи – например, фотографии ее близнецов – забрала сама хозяйка кабинета. Все остальное осталось на месте. Даже мебель не была сдвинута ни на дюйм.
Линли махнул рукой в сторону круглого стола у одной из стен.
– Доротея была права. Нам кое-что пришло из Эмпресс-стейт-билдинг.
– Что-то запутанное, сэр? – спросила Барбара.
– Убийство, – ответил Линли.
– А при чем тут пресс-служба?
– Обычное дело: не поднимать шума, сохранять спокойствие и, они надеются, как можно дольше не допускать утечек в прессу.
Массивное здание Эмпресс-стейт-билдинг располагалось на Лилли-роуд недалеко от станции метро «Вест-Бромптон», а также от покрытых лишайником викторианских надгробий Бромптонского кладбища. Здание было невероятно высоким, немного похожим на трилистник – скучный серый цвет и стекло, как и многие современные здания в Лондоне. Подобно Новому Скотленд-Ярду, оно было хорошо защищено. Никто не мог просто так войти с улицы, чтобы поболтать с местным «бобби».
Линли ждали. После пятиминутного ожидания напротив кафе «Пилерс» из лифта вышел мужчина среднего возраста с темными с проседью волосами и миновал турникет.
– Старший суперинтендант Линли?
– Томас, – представился Линли. – И всего лишь исполняющий обязанности старшего суперинтенданта. Меня попросили заменить шефа на несколько недель, пока она в отпуске. Вы – старший суперинтендант Финни?
– Марк. – Мужчина протянул руку. Рукопожатие у него крепкое, отметил Томас.
– Вижу, вам выдали бейджик посетителя. Хорошо. Идемте со мной. Мы сидим на семнадцатом, но я отвезу вас в «Орбиту». Оттуда открывается потрясающий вид.
Он провел Линли через турникет к лифтам, которые поднимали пассажиров только на верхние этажи здания. Поездка не заняла много времени: лифт оказался быстрым и беззвучным.
«Орбита» представляла собой нечто среднее между комнатой отдыха и кафе; кухня располагалась посередине, в стебле трилистника. Вид полностью соответствовал описанию Финни – потрясающий. У Линли возникло ощущение, что, куда ни посмотри, он может увидеть окружающие Лондон графства.
Томас принял предложение Финни выпить кофе и нашел свободное место рядом с одним из окон во всю стену. Окна окружали «Орбиту» со всех сторон, и довольно скоро Линли обнаружил, что помещение медленно вращается. Если сидеть тут достаточно долго, можно увидеть весь Большой Лондон.