Богатырь Мазин Александр
Зимник – это хорошо. По зимнику гости в Моров стали наезжать чаще. И работа строительная пошла веселей. Церковь под крышу подняли, терем достроили.
А вот батя заезжать перестал. Илья от людей слыхал: трудности у него в Киеве. Что врагов у бати много, это понятно. Чем сильней человек, чем удачливей, – тем больше вокруг обиженных. Но друзей у сильного человека всё равно больше. Друзья у бати по большей части – воины-воеводы, а враги – купцы, которых он выгоды лишил, да бояре-мытники, у коих с батей споры вечные. Еще говорили: с великим князем у бати не всё хорошо. Разладилось. И виновным в том разладе был боярин Блуд. Блуд этот в батиных недругах еще при Ярополке был, но уже тогда Владимиру служил втайне. И сидеть бы Блуду от Владимира ошую[8], да перестарался. По его указке нурманы Ярополка зарезали. У Владимира на глазах да без его воли. Владимир тогда осерчал и прогнал Блуда прочь. А сейчас – простил. Когда Добрыня с Путятой новгородцев покрестили, Владимир поставил Блуда в Новгороде княжьим наместником. Батя великому князю прямо сказал: кто однажды предал – снова предаст.
Поссорились, в общем. Ох обрадовались батины враги, начали козни строить, хулу на него говорить. И отступились многие от князь-воеводы Серегея. Из зависти к богатству его, к силе его рода и славе его. К тому, что торгует он с теми же ромеями не по договору, а свободно. Слухи поносные распускали.
Это тревожило.
Но когда Илья поделился своими тревогами с Кулибой, тот лишь рукой махнул: пустое, мол. Змея из-под колоды на тура шипит – и пусть. А рискнет пасть разинуть – сгибнет под копытом.
В Киеве князь-воевода сам разберется. Не впервой, чай. Кулибу другое беспокоило. На дороге, что от Морова на заход вела, шалые людишки озоровать начали. Второй караван уже «потерялся».
А тут с утра вестник прибежал. Нашли караваны. Первый – в трех поприщах от Морова, второй подальше – в шести.
Людей побили, в возы побросали и – в овраг всё. Груз из возов, понятно, исчез. Это с первым так. А со вторым – иначе. Там тоже возы в стрелище от дороги спрятали, а вот людей не всех нашли. Только охрану да самого купца. Остальных же – жену его с двумя дочерьми, брата младшего и тринадцать челядников – с собой забрали. Их искать теперь бессмысленно. Много времени прошло, никаких следов не осталось.
Сотник батин Развай прискакал с гридью, но и ему тоже непонятно, что делать. Чтоб леса здешние прошерстить – и тысячи воев маловато.
Кулиба в Киев сбегал – за указанием.
– Дорогу надо держать крепче! – заявил ему князь-воевода. – Дать тебе еще людей?
– Не надо, батько, – отказался бывший полоцкий сотник, а ныне воевода Моровский. – Они небось добро припрятали, людей подальше отогнали, а сами по селищам разбрелись: мол, мы мирные охотники. Как узнаешь, если видаков не осталось?
– Тебе видней, – не стал спорить князь-воевода.
– Дела в Киеве, – сказал Кулиба. – Он разберется, но пока ему не до нас. А наше дело – разбой прекратить.
Это верно. Вовсю подзуживают бояре великого князя против бати. Уже донесли, что в Моровском княжестве купцов губят. И князь-воевода Серегей ничего с этим поделать не может.
– Но ты не боись, Илюха! – обнадёжил Кулиба. – Ворогов много, но и друзей в Киеве у батьки – хватает. Тот же воевода Претич. Ну и другие варяги тоже. Стрый Владимира, Добрыня, всегда к нашему батьке расположен был, а Владимир его слушает. Да и сам наш батько и не из таких передряг выбирался. Сдюжим!
Успокоил. Отчасти. Но особенно обидно – ничем Илья-калека бате помочь не может.
И не догадывался тогда Илья, что беда с Горы киевской не к бате придет, а постучит прямо в моровские ворота.
Глава 8
Беду Илья увидал случайно. Не увидал даже – угадал.
А началось с того, что плотники достроили вышку. И позвали княжича проверить.
Вообще-то работу должен был принимать Кулиба, но сотника в Морове не было. К нему прибежал посыл: нашли еще один разграбленный обоз. Пропавший только вчера. Обрадованный Кулиба тут же умчался со всей дружиной, надеясь сыскать татей по-горячему.
Если старшина плотников надеялся, что Илья примет работу, лишь взглянув на нее снизу, то надеялся зря.
– Давай-ка за мной, – сказал ему Илья и полез наверх. На руках. И куда быстрей, чем плотник.
Так и есть. Не доделали сверху. Бортики поставили хлипкие. Из хорошего лука стрелой насквозь прошьет. И продуха на крыше не оставили. Да что там продух – даже лист железный на пол не постелили. Вместо него прямо в середке настила прорезали люк. И лари для припасов боевых и сигнальных где?
– Об этом уговора не было! – заявил старшина, не без опаски глядя на Илью, усевшегося на ограждение. Не свалился бы безногий княжич?
– Какой еще уговор? – удивился Илья. – Ты ж не новичок! Вышки в Диком Поле ставил?
– Ставил, – согласился старшина.
– А эта почему не такая?
– А зачем? – искренне удивился старшина. – Чай, копченые не набежат. Кому дымом сигналить?
– А вот это не твое дело, – отрезал Илья, глянув на старшину сверху вниз. – Сделаете всё, как следует. Приму лично!
– Так ведь…
– Что? – удивился Илья. – Не знаешь, как следует?
– Так это… – Старшина глядел на княжича. Эко с ним жизнь обошлась. В тринадцать лет золотопоясным гриднем стал! А теперь калека безногий. Да, он – княжич, сын самого воеводы Серегея, но ведь сыном-то он и раньше был, а стрела злая – прошлым летом нашла. Беда, однако. Был грозный воин – осталась половинка. Для такого, как этот, – и вовсе беда. Впору пожалеть…
Но – не жалеется как-то. Потому что не выглядит Илья, сын Серегеев, по старому прозвищу Годун, – негодящим. Вот, сидит на оградке слабенькой (что ж старшине самому себя обманывать, слабенькой, хлипкой), ноги мертвые висят, как бурдючки пустые, под ними – двенадцать полных саженей пустоты. Обломится оградка – ухнет в нее княжич… Или не ухнет? Рука, что за столб держится… У иного нога тоньше. Да только не думает княжич о пустоте, а думает о том, чтобы вышка хороша была для дела воинского.
– Так это… Мы, ить, и за работу поменьше взяли, чем в Диком Поле, хоть сама – повыше будет.
Ясно, повыше. В Диком Поле – ковыль, а здесь – деревья. Чтоб далеко глядеть, надо высоко сидеть. Княжич засмеялся.
– В Диком Поле хорошее дерево издалека везут, – сказал он, – а тут – рядышком. За то и скидка вам… – Вдруг княжич оборвал речь и лицо у него стало… ну таким, что плотник даже испугался. Когда у гридня такое лицо – может и зарубить. С чего только осерчал?
Тут старшина понял, что глядит княжич не на него, а на реку, вернее, на шедший по Десне зимник.
Старшина тоже поглядел… Увидел много-много конных и пеших… Сани там вроде? Купцы, что ли, идут? Или отряд воинский?
Илья увидел больше. И зрение у него было острей, и глаз воинский, опытный. А увидел он такое – впору пожалеть, что нет на вышке припаса для тревожного дыма.
Отряд воинский в два десятка копий и пешцев – под сотню. Это и староста видел. Но Илья заметил след, темный и широкий, говоривший о том, что вышел воинский отряд прямо из леса, а главное – Илья видел не только санный поезд, но и то, что на него напали: и тела на снегу, и даже кровь – красное на белом.
Илья рывком развернул тело, ухватившись второй рукой за оградку. Та пискнула так жалобно, что староста не выдержал и ухватил княжича за пояс, на что тот внимания не обратил.
– Ярош! – грозным воинским рёвом грянул Илья.
– Я тут, господин! – Староста моровский выскочил на подворье, задрал голову.
– Ворог на реке! – крикнул Илья. – Затворяй острог! Собирай всех, купцов с постоялого двора всех сюда! Живо!
Приказал и повернулся к плотнику:
– И твоих сюда. И тех, что церковь достраивают – тоже.
– А может, лучше в лес? – возразил старшина плотников, вспомнив, что дружины воинской в остроге нынче нет. – Спрячемся там…
– Дурень. – Илья не осерчал – на дураков сердиться и обижаться глупо. – Это ж не копченые. В лесу тебя по следу найдут быстрей, чем кукушка прокукует. Сюда всех. И батюшку Димитрия не забудьте. Всё! Белкой – вниз!
А сам продолжал смотреть на реку.
А там кипели недобрые дела. Людей побитых волокли в лес. Одни волокли, другие снежком присыпали следы, утаптывали…
Вскоре на холме, где заместо капища поставили церковь, загудело било. Не колокол. Колокол еще не привезли.
Илья увидел, как ползет людская гусеница с холма к острогу. И еще одна – с постоялого двора. Оттуда – не только люди. Череда саней с грузом. Купец свое тащит, да и Ярош наверняка распорядился: что подороже – под защиту настоящих стен.
Недобрые люди замели следы разбоя и уходили в лес. Но где-то с десяток пешцов осталось, усаживались на сани. Тронулись. Всадники – с ними. Любит Бог Илью: не поднялся бы на вышку, не углядел разбой – взяли бы врасплох. С виду же – обычный поезд из Киева. Таких иной раз по два на дню приходит.
Что ж, пора спускаться. Илья растер ладони, сполз на настил, свесил в люк ноги, ухватился за первую перекладину. Всего их – восемьдесят две. Путь недолгий.
– Детей и жен – в терем, – распоряжался Ярош. – Ты, ты и ты – на стену. Туда.
Названные полезли на забороло[9]. У одного шлем съехал на глаза, другой зацепился щитом и едва не ухнул вниз. Илья распорядился открыть оружейную и выдать тем, кто покрепче, бронь и воинскую снасть, да что толку? Корову хоть как оседлай – в бой не поскачешь.
Как назло, в селе нынче – ни одного охотника. Те хоть из луков бить умеют.
Из обороняющихся управляться с оружием худо-бедно умели только четверо: купец Дюжа, его сын, Илья да Ярош. Остальные скорей сами на копье наденутся, чем ворога насадят. Еще плотники. Эти хоть с топорами управляться привычны. Хотя враг – не бревно. Бревно от железа уворачиваться не станет и ответки не даст.
Купцу с сыном и пятью челядинами Илья велел речную сторону острога держать. Себя назначил беречь ворота. Остальных Ярош вдоль стены выстроил, велев особо не высовываться.
Эх! Было б у Ильи хотя бы с десяток отроков! Припаса в остроге довольно. Стрел – сотни, смолы – пуды. Снасть всякая оборонная – в достатке.
Нету отроков. Придется – с этими.
И за помощью послать некого. Хотел Яроша отправить, да тот отказался наотрез. Прочим доверия нет. Смерды да холопы. Ладно, ковш смолы и смерд вылить сможет.
Убедившись, что по подворью никто попусту не шастает, смола в двух котлах греется, а живые пугала в шлемах торчат на забороле, Илья выбрался из ходунков и тоже полез на стену. Ярош – за ним. С двумя щитами на спине, огромным пуком стрел и собственным луком в налуче. У Ильи лук тоже в сборе и наготове. Добрый лук. Боевой. Держитесь, вороги!
Одного не учел Илья: чтоб стрелять, надо подняться над стеной. А подняться-то ему не на чем. Но в щель меж зубцами глядеть – это да, можно. Вот Илья и глядел.
Видел, как с опушки на поле высыпала вражья сила. Порадовался: тоже не воины. Лесовики. Хотя против пахаря и охотник-лесовик – великий воин, и много их, большая сотня, не меньше. И не все там – лесовики. Но есть и другие. Всадники, которые по зимнику прискакали. Эти сначала на постоялый двор кинулись, но там не задержались. И не к крепости поспешили (понятно, что ждут, раз ворота закрыты, а понеслись вскачь наверх, к церкви, где все еще гудело-звенело било. Отец Димитрий не пожелал за стены уйти. Остался. Илью сие не удивило: монахи смерти не боятся. Умереть за Христа для них – наивысшая радость.
Илья этого не понимал. Умереть – дело нехитрое, но кто ж тогда своих защитит? В то, что с неба за молитву помощь придет, не очень-то верилось. Илья так мыслил: в смерть тоже сбежать можно. И мысль эта для него – не праздная. Сам недавно о том же думал. Но понял: трусость это. Как посреди боя друзей-родных бросить и удрать.
Хотя отцу Димитрию что? У него родни нет. Он Богу служит. Может, и впрямь ему с той стороны до Господа дозваться легче и помощи Морову попросить?
Илье так нельзя. Илья – сын князя моровского. Ему о людях заботиться следует. Вот сейчас и позаботится.
– Эх, в Киев никого не послали, – вздохнул Ярош.
– Так некого, – отозвался Илья. А сам подумал: «Дурак! Надо было у отца голубей новых взять. Зима зимой, а всё же…»
Илья разглядывал ворогов. Ишь, грудятся, будто табун конный. Близко не подходят. Толком и не разглядеть – какого роду-племени.
– Скажи, Ярош, что за люд там, снаружи? Тоже твои, радимичи?
Бывший военный вождь мотнул кудрями:
– Радимичи, но не мои. Мои нынче за кровью не ходят. Чужих кто-то навел. Может, лехиты мутят?
– Может.
Илья оперся руками, приподнялся над заборолом. На холме, испуская черные клубы, горела церковь. Било давно заглохло. Отца Димитрия скорей всего убили.
В зубец ударила стрела. На излете. Илья и бровью не повел, а Ярош забеспокоился:
– Спрятался бы ты, княжич! Достанут!
Илья послушно осел. Не от страха. Ему ли, калеке, смерти бояться? Но во всем остроге он – единственный воин. Остальные – смерды, холопы да девки. Ну и вольных с десяток. И купец со своими.
– Что делать будем, княжич? – спросил Ярош. – Сдадимся? Ни одного доброго воя среди нас нет.
И смутился.
Илья ведь, хоть и калека ныне, а гриднем был.
Ага. Был.
– Полвоя у нас точно есть, – он усмехнулся. – И как крепости оборонять, меня, было дело, учили. Так что вели-ка, Ярош, смолу нести. Смолой ворога попотчевать – для этого гриднем быть не обязательно. Знаю, друже, что истинным воям наши люди – не чета. Так и с той стороны – такие же. Не робей, Ярош! Отобьемся. Не отдадимся на поругание!
Такие – да не такие. Вон, всадники уже с холма спускаются. И в седлах сидят крепко. Хотя стремена отпущены не по-степному. Нурманы?
Еще одна стрела пропела над головой. В кого целили? В небо?
Однако вороги на опушке времени не теряли. Звенели топорами вовсю.
Илья глянул меж зубцами. Увидел с десяток лучников шагах в ста пятидесяти, укрывшихся за большими стоячими щитами. Стреляли редко. Не подстрелить – попугать. Со стен не отвечали. Вот и Ярош тоже не стрелял. Лук у него неплох. Но – для охоты. Сотня шагов для такого – уже далеко.
На краю поля вертелись конные и десятка два злодеев ладили осадные лестницы. Из дерева, приготовленного для домостроя. Последнее Илью особенно обидело. А не поучить ли разбойников вежеству?
Илья взялся за лук. Без ног над заборолом не подняться, но есть одна мысль.
– Ярош, – сказал он. – Ты ногами моими будешь. Скомандую: поднимаешь меня над заборолом, потом держишь крепко, считаешь до пяти и опускаешь. Только считай небыстро, понял?
– Ох, убьют тебя, Годун. – Забывшись, Ярош назвал княжича старым именем.
– Ты не каркай, ты делай! – прикрикнул Илья и подхватил пучок стрел. – Поднимай!
Ярош, крякнув, воздел Илью над зубцами.
Скрипнув, ушла за ухо тетива, унося в «стремени» хвостовик стрелки. Как в добрые старые времена, когда Илья на своих двоих стоял. Даже лучше, потому что силушки в руках прибавилось. Трехпудового натяга тетива подавалась удивительно легко. Ну, полетела смертушка!
Илья раздергивал лук в полную силу, глазом выбирая цели среди беспечных обнаглевших лучников за щитами, кидал стрелу, тут же клал новую… Шесть их запело в воздухе, и лишь первая успела найти цель, когда Ярош опустил Илью. Поторопился радимич. Не досчитал до пяти.
– Уж и раздобрел ты, княжич, – пробормотал Ярош.
Илья с удовольствием повел налитыми силой плечами.
По воплям и по тому, что на его выстрелы вороги ответили с опозданием, Илья понял, что его стрелы зря не пропали. И вновь убедился, что подступили к крепости не бойцы, а смерды. Бойцы б живо сообразили, что стрелок – один. И не стали бы от него прятаться, а ответили бы сразу. А смерды – что? Смерды умирать не приучены. Смерд, когда видит, что соратника подбили, не о мести думает, а о том, чтоб следующим в Ирий не улететь.
Смерды – это хорошо. Это радует. Тем более, если Ярош прав и смерды – чужие. Своих-то дурней зря губить не хочется. Кто потом оброк понесет?
Хотя что оброк? На складах добра – со смердов и за пять лет не соберешь. Ну да не о добре речь. Продержаться бы. Может, Кулиба вернется…
Илья ухватился за зубец, подтянулся немного, глянул в щель, высматривая всадников… Самого важного сразу углядел: руками размахивает, а вокруг – человек двадцать конных и пеших собралось. Слушают, надо думать. Ну да болтать любой горазд, да не у всякого из-под шапки меховой маковка шлема воинского выглядывает и на груди панцирь поблескивает.
– Ярош, готовься! – Илья выцепил из тула три стрелки из лучших, легкие, с правильно закрученным пером и узкими гранеными наконечниками. – До пяти, помнишь? Вздевай!
Стрелы ушли – как сокол в небо. И опять Ярош до пяти не досчитал, хотя вражьи лучники проснулись только на восьми.
Илья приник к щели… Эх! Главного – не достал. Или конь его переступил, или сам почуял. Сдвинулся. И – спасся.
Хотя стрелы Ильи даром не пропали. Один из всадников выпал из седла, у второго конь вздыбился и повалился прямо на пеших. Те шарахнулись в стороны. Но не наутек. Должно быть, не поняли, откуда смерть летит. А вот главный их – понял. Рванул галопом к краю поля, за предел дальнего выстрела.
Вражьи лучники наконец-то заметили, откуда по ним бьют. Над частоколом запели стрелы. Упираясь руками, Илья проворно сместился по заборолу на пяток саженей. Ярош, пригибаясь, – за ним.
– Подними-ка меня еще разок!
– Ох, княжич…
Но повиновался.
Вражьи лучники стреляли бегло и неумело. Поднимались над щитами чуть не по грудь. Илья метнул аж четыре среза, пока его наконец заметили. Ярош спрятал Илью за частокол одновременно с первым воплем. Мог бы и не прятать, потому что вороги попрятались сами. Но двоих он точно положил, а третьему в шапку попало, и не понятно: упал или сам присел.
Напугал Илья вражеских стрелков. Больше не высовывались. Били навесом – в белый свет. Стрелы сыпались, не долетая до частокола. Или, перелетая, падали на подворье. Тем, кто на забороле, можно было не опасаться. Но Ярош всё же накрыл себя и Илью щитами.
– Отходят, – пробормотал Илья, глядя в щелку меж зубцов.
Смерды на стене тоже увидели. Заорали радостно. Решили, что отбились.
Илья, однако, не обольщался.
Отошли, но не ушли. Звон топоров не смолкал.
– Закончат – на штурм пойдут, – сказал он Ярошу.
– Пойду насчет смолы распоряжусь, – сказал моровский староста.
– Еще глянь, что со стороны Десны, – велел Илья.
Трудно безногому обороной командовать.
Со смолой все оказалось хорошо. Грелась.
И со стороны Десны никого. Все – со стороны ворот.
– Ярош, – окликнул старосту Илья, – раз сам не хочешь, пошли кого-нибудь, кто на лыжах хорош, по зимнику. В Киев.
– Это можно, – кивнул староста. – Есть у меня такой на примете.
– И к вышке меня отнеси, – распорядился Илья. – Хочу сверху глянуть.
– Подстрелят? – заопасался Ярош.
– Не успеют. А ты вот что… Веревку мне дай. И рукавицы. С собой возьму. Если что – соскользну быстренько.
Глава 9
Наверх Илья взобрался, как раз когда с задней стороны острога спустили гонца – парнишку из вольных моровских смердов.
Паренек ловко скатился с берега на реку и побежал вниз по зимнику.
Илья вздохнул облегченно. Обошлось. Не перехватили.
Поторопился. Парень и трех стрелищ не прошел… Споткнулся и упал на лед. Не сам. Стрелой подбили. Тут же со стороны берега выскочили двое. Подбежали, ухватили под мышки и уволокли в чащу.
Эх, надо было предупредить, чтобы не рекой, а лесной дорожкой шел.
Хотя и там засада может быть. А учуять и обойти – это надо воином быть. Или хотя бы опытным охотником. Таким, как Ярош. Но Яроша все равно не уговорить. Так что надежда только на Господа и на собственные малые силы.
Отсюда, с башни, на мир смотрелось хорошо. Всё видно окрест. Можно и ворогов счесть. Сто шесть насчитал Илья. Восемьдесят пять – бездоспешные смерды. Большая часть – с копьями, луками, в тулупах и мохнатых шапках. Лесовики. Еще двадцать – из тех, кто с оружием знаком. Мечи только у двоих, у остальных – секиры. Простые шлемы, такая же простая бронь: вареная кожа с нашитыми железными пластинами. Так снаряжаются отроки у не слишком удачливых князей и ополченцы вольных городов. А вот оставшийся, уже примеченный Ильей и определенный в вожди – другого поля ягода. Бронь хорошая, конь боевой, шлем нурманский, прикрытый меховой шапкой, чтоб не сверкал.
Эх, не достал его Илья. Мыслилось: без этого, главного, отбиться было бы проще.
Скоро, скоро они пойдут на штурм.
Лестниц готовых – три. И еще пять заканчивали. И щитов больших – с дюжину. Для такого отряда хватит. Значит, скоро на штурм пойдут.
Илья попробовал поставить себя вместо нападавших. Так батя учил. «Чтобы понять, как будет действовать враг, ты, Илюха, должен залезть к нему в башку. И угадать, как он поступит. И, угадав, опередить».
Влезть в башку вражьему вожаку было трудно. Илья ведь даже не знал, кто это. И зачем налез на Моров…
Ясно, что опытный воин, не смерд. А знает ли он, как берут крепости?
Илья вот знал. Видел, как батя брал Перемышль. Ни одного гридня не потеряв. Ночью, скрытно, взошли на стену, открыли ворота, впустили гридь…
Когда батя с Ильей подъехали к перемышльскому кремлю, там уже были свои. А лехиты, повязанные, сидели у ворот.
Уснул Перемышль данником князя Мешко, а проснулся – Владимировым градом.
Батя своих бережет, на стену не погонит. А этот?
«Этот – погонит», – решил Илья. Иначе зачем лестницы и щиты?
Что бы еще сделал Илья на месте врага? Уж точно догадался бы, что толковых воев в остроге немного. И этот, вожак, тоже наверняка сообразил. А если опытных мало, то атаковать по уму надо со всех сторон.
Это если без обмана. Но войны без обмана не бывает. Обдурить врага для хорошего вождя – первое дело. Вот как тогда, с Перемышлем.
Если бы штурмом командовал Илья, да будь у него ноги, он бы как поступил? Показал главную атаку со стороны ворот, а сам с тыла зашел с четырьмя-пятью лучшими людьми. Влез бы на стену без всяких лестниц. Накинул бы аркан на зубец – и наверху.
А уж наверху добрый воин и в одиночку бы дел натворит. А если двое-трое…
Да, вот так бы и сделал. А до того показал бы, что стена со стороны реки совсем не интересует. Держал бы всех против ворот.
Похоже? Похоже. Коли так, то надо Илье к Дюже перебираться, когда атака начнется.
А она начнется. И скоро.
Может, здесь и остаться, наверху?
Нет, стрелять ему отсюда неудобно будет. И командовать тоже.
Внизу Илью встретил Ярош.
– Смола готова, – сообщил он. – Что делать, люди знают.
– Это хорошо, – одобрил Илья. – И подбери мне смерда или холопа поздоровее и нетрусливого.
– Зачем это, княжич?
– Носить меня будет, – пояснил Илья. – Как ты носил.
– Я и буду! – заявил моровский староста.
– Нет, друже, – покачал головой Илья. – Ты мне для другого надобен.
И поведал Ярошу свои мысли.
– …Так что посади на вышку кого-то глазастого, – завершил он. – Когда вороги на ворота полезут, пусть последит, чтоб часть в обход не пошла. А пойдут – я тоже туда переберусь, к Теше, а ты останешься ворота оборонять.
Холоп нашелся. Звали Неболей. Не шибко умный, но здоровенный и послушный. До того Неболя на пристани трудился. Принести, унести, поднять, уложить.
Илью Неболя вскидывал-опускал с легкостью. И держал, сколько велено. И на карачках по заборолу чапал с Ильей на спине пусть и не быстро, но уверенно.
Смола готова, люди расставлены.
«Что еще я забыл?» – подумал Илья, оглядывая подворье. Что еще…
Вспомнил. Воодушевить. Этому тоже учил батя. И что он им скажет, холопам и смердам моровским?
Как там великий князь Святослав воям своим сказал? «Мертвые сраму не имут!»
Но это – для воинов. Для простого люда – не пойдет. Сказать надо людям, что они справятся и враг будет побит. Да так, чтоб поверили. Ага, так они и поверят! Глянут на княжича-калеку, висящего на шее у собственного холопа, – и сразу поверят в победу. А им – надо. Они ж не воины. Это воины всегда готовы убивать и быть убитыми. А смерды – другие. Им страшно. На иного замахнуться довольно, чтоб он на колени пал. Им, чтобы драться, надо за собой силу чувствовать. А как обезноженному показать силу?
Хотя…
– Ярош, вели седлать Голубя!
– Что ты задумал? – насторожился староста.
– Не боись! Сам-один на врагов не набегу, – усмехнулся Илья. – Хочу с людьми поговорить, пока время есть.
Ярош сообразил, кивнул одобрительно:
– Сам заседлаю.
– Неболя, подними-ка меня на забороло, – скомандовал Илья. – Постреляем перепелок.
Пострелять – не получилось. Вороги, уже наученные, на выстрел не подходили. Большая часть сидела у костров на опушке. Обедали, что ли?
«Надо бы и моих покормить, – подумал Илья. – Да и мне не помешает. Пока время есть».
Ярош вывел Голубя, Неболя подсадил Илью. Илья ухватился за края, отжался, запихнул ноги в дырки, уперся спиной, расправил плечи. Голубь скосил глаз на хозяина, заржал тихонько, приветствуя. В седле Илья вновь почувствовал себя почти воином. Эх, сейчас бы скомандовать, чтоб открыли ворота, – и полететь на врага, меча стрелу за стрелой…
Илья откашлялся, вздохнул поглубже:
– Люди моровские, вольные плотники, гости торговые! – Голос не подвел. Взлетел, как надо, не хуже, чем у братьев. – Враг у ворот! Но до нас ему не достать! Не получится! Не дадим ему войти в крепость! Покажем, что не его, а наша сила! Одолеем! Это ж не гридь княжья, а разбойники лесные! Они страшны, когда из-за куста стрелой бьют, а у нас под стенами – чисто! И потому не они нас бить будут, а мы – их! Насадим злодеев на копья! Попотчуем смолой горячей! Постоим за себя и за жен наших! Прободим ворогу сердце! Вспорем брюхо! Научим вежеству! Научим?!
– Научим! – отозвалось с десяток голосов. Не слишком дружно.
– Не за меня вы сражаться будете – за себя! – крикнул Илья. – За волю свою! А те, чья воля не самим, а роду моему принадлежит, вы знайте: по нашей варяжской Правде – несвободный, будь ты холоп обельный иль пленник обязанный, если встал на бой рядом с хозяином, если оборонял его оружно, – свободен! Все меня слышали?!
– Да! Да! – На сей раз куда дружнее.
– Вот и славно! Ярош, я хочу, чтоб каждый из воев моих получил сейчас еду добрую и чару меда хмельного! Как зарок того пира, что я устрою, когда разобьем ватагу вражью и погоним прочь! Славно?!
– Славно!!!
На этот раз грянул уже не один десяток, а всё разношерстное моровское ополчение.
– С медом – это ты правильно решил, княжич, – одобрил Ярош. – Но успеем ли – до штурма?
– А ты поторопись, – посоветовал Илья, глядя на старосту сверху.
Голубь заржал, заплясал на месте, намекая: хорошо бы сейчас – галопом…
– Не сейчас, друже, – успокоил его голосом Илья. – Но мы с тобой еще поскачем…
– Откушай и ты, господин.
Лиска. В одной руке – завернутый в тонкую свежую лепешку шмат свинины, в другой – кружка с горячим сбитнем.
– Ты такой красивый, мой господин…
Ухватившись за перекладину, Илья свесился с седла, ухватил девушку за затылок и поцеловал в губы.
Зачем – и сам не понял. Может, потому, что в седле он ощущал себя не калекой, а прежним, мужем и воином?
Читать бесплатно другие книги:
