Космонавты Сталина. Межпланетный прорыв Советской Империи Первушин Антон
Что поражает в «Путешествии на Луну» и в других «познавательных» произведениях из этого ряда, так это абсолютная неготовность персонажей к космическому полету. Они то и дело разъясняют друг другу вопросы, которые должны были бы изучить в рамках школьного курса, ведут себя, словно камикадзе, не рассчитывающие на возвращение, сюрпризом для них становятся не только эффекты перегрузки или невесомости, но даже некоторые особенности собственного космического корабля. Становится понятным, почему любое межпланетное путешествие заканчивается катастрофой, из которой удается выбраться, лишь проявив чудеса самообладания и героизма…
Еще одна «познавательная» повесть с прекрасными иллюстрациями – «Путешествие на Луну и на Марс» (1928), принадлежащая перу драматурга и старого революционера Валерия Иоильевича Язвицкого.
Работник кооператива Петр Иванович Гура засыпает после трудового дня и видит сон, как его вместе с приятелем – слесарем-изобретателем Александром Ершовым – приглашают совершить межпланетное путешествие. Профессор некоего американского университета Джон Айрс построил ракету по проекту Циолковского (опять «Ракета с двойной оболочкой и насосами» 1915 года) и готов отправить ее на Луну, если Гура и Ершов согласятся на этот рискованный полет (прямо-таки «Аэлита» наоборот). Поучив все указания по управлению кораблем, двое советских граждан, выпив на дорожку, смело летят в неизвестность:
"…Ершов с места вскочил.
– Летим, Гура, – спрашивает, – или не летим?
А Гуру вином сразу разобрало так, что ему и море по колено. Куда и страх делся.
– Крути машину, Сашка, – кричит, – летим! Ничего не боюсь, к самому черту на рога полечу!.."
По пути эти двое излагают друг другу сведения из научно-популярных астрономических статей и прилуняются на берегу озера, кишащего странной жизнью. Утомившись созерцать животное существование лунных ежей и гадов, Гура и Ершов летят дальше – на Марс. И натурально видят каналы:
"…Но что поразило Гуру и Ершова, глянувшего в окно между делом, это невероятная ширина каналов. Они были как длинные большие озера с расстоянием между берегов верст по шестидесяти и больше.
– Это, брат, канальчики, – весело крикнул Ершов, – это тебе, брат, не Фонтанка какая-нибудь ленинградская…
– Пароходы, пароходы, – закричал Гура в испуге, – а на берегах-то города!…"
Совершив посадку неподалеку от канала, приятели хотят вступить в контакт с похожими на больших лягушек «марсиянами», но те проявляют агрессивность, и межпланетным путешественникам приходится спасаться бегством. Однако в конце концов им удается наладить контакт и, отобрав делегата из числа «марсиян» по имени Шишишик, межпланетчики отправляются назад. При возвращении они выходят на орбиту искусственного спутника Земли, и тут… Гура просыпается.
Не удовлетворившись объяснениями, данными в тексте, Язвицкий снабдил свою повесть еще и пространным приложением, в котором довольно грамотно изложил основы теории космического полета. Это, однако, не сделало его текст краше, он быстро устарел и был навсегда забыт.
В таком же разухабистом духе выдержан роман «Планета КИМ» (1930) поэта и очеркиста Абрама Рувимовича Палея.
17 марта 1941 года к Луне стартует космический корабль, построенный по проекту профессора Вячеслава Сергеева. Экипаж его формировался на конкурсной основе: из 800 кандидатов было отобрано 10 человек, причем это – откровенные «подопытные кролики»:
«…Ни одного солидного ученого не оказалось среди людей, решившихся испытать риск первого межпланетного полета. Это сначала несколько обескуражило организаторов полета. Но профессор Сергеев, твердо веривший в благополучный исход предприятия, решил, что так даже лучше: пусть этот полет не даст особенно ценных научных наблюдений; зато он будет очень важен в другом отношении: он наглядно покажет безопасность межпланетных полетов, и в следующих экспедициях уже не побоятся принять участие ученые – астрономы, физики, геологи. А теперь – вполне естественно, что молодежь, меньше оглядывающаяся назад и с большей смелостью и бодростью стремящаяся вперед, первая заносит ногу на борт межпланетного корабля.»
Чтобы гарантировано обеспечить проблемы, в подробности предстоящего полета был посвящен только одиннадцатый член экипажа – пилот Семен Тер-Степанов. Остальные впервые попадают в межпланетный корабль незадолго до старта и совсем ничего не знают о предстоящих эффектах перегрузки и невесомости. Более того, участники экспедиции не владеют даже элементарными познаниями в современной астрономии, опираясь на смутные воспоминания о читанном в детстве Фламмарионе. Поэтому на протяжении всего путешествия они задают глупые вопросы, а им важно отвечают, рассказывая о планетах Солнечной системы, метеоритах и кометах, об истории ракетостроения от Кибальчича до Сергеева.
Проблемы, правда, подкрались незаметно и с самой неожиданной стороны. Оказывается, Сергеев ошибся в расчетах, и ракета промахнулась мимо Луны. Запас топлива на маневрирование не был предусмотрен, и корабль несется в пустоте без всякой надежды на возвращение, – по прошествии времени он упадет на Солнце или на Юпитер, но все его обитатели, скорее всего, будут уже мертвы. К счастью, вмешивается случай (а скорее, авторский произвол), и ракета сталкивается в пространстве с астероидом Церерой, становится его частью. На радостях космические робинзоны переименовывают Цереру в «планету КИМ» (Коммунистический Интернационал Молодежи).
Вообще-то Палей задумал очень интересный эксперимент: показать, как будет выживать человеческая колония на обломке космической скалы. Однако автору явно не хватило собственных знаний, и вполне реальные проблемы, встающие перед «кимовцами», он навострился решать фантастическими методами: то обнаружится какой-то особый состав, скрепляющий алюминий, то среди оборудования ракеты вдруг появится прибор, преобразующий чистый графит в питательные таблетки, – подлинной робинзонады в духе «Таинственного острова» не получилось. В итоге приключения одиннадцати молодых людей на Церере свелись к строительству дома, чтению лекций и образованию семейных пар с последующим рождением потомства и перераспределением комнат. В конце концов космическим робинзонам удается обнаружить на Церере озеро перекиси водорода, которую они электролизом разлагают на водород и кислород, наполняя постепенно топливные баки ракеты. Когда этот процесс был закончен, ракета взяла курс на Землю и совершила посадку 10 апреля 1961 года на территории Украины. Оказалось, что за время отсутствия «кимовцев» произошла Мировая Революция и весь мир превратился в единый Союз Советских Республик. Космические робинзоны и их дети с радостью вливаются в дружную семью народов…
Не избежал «лунного» поветрия и наш великий писатель Андрей Платонович Платонов, однако он куда глубже изучил проблему, чем большинство авторов «познавательной» литературы. Его идея, изложенная в рассказе «Лунная бомба» (1926), довольно оригинальна, хотя уже и встречалась в фантастике.
Недалекое будущее в страшном технократическом аду. Стремясь решить проблему перенаселения, инженер Петер Крейцкопф выступает с проектом необычного аппарата для полета на Луну:
"Металлический шар, начиненный полезным грузом, укреплялся на диске, стационарно установленном на земле. Шар закреплялся на периферии диска, сам диск имел либо горизонтальное земной поверхности положение, либо наклоненное, либо вертикальное, в зависимости от того, куда посылался снаряд: на земную станцию или на другую планету.
Диску давалось достаточное для достижения снарядом станции назначения вращение; по достижении диском необходимого числа оборотов в нужном положении диска, соответствовавшем направлению линии полета, шар автоматом отцеплялся от диска и улетал по касательной к диску. Все совершалось по формуле центробежной силы, включив в нее коэффициент сопротивления среды.
Безопасный спуск снаряда на Землю (или на другую планету) обеспечивался автоматами на самом снаряде: при приближении к твердой поверхности замыкался в автомате ток и сжигалось некоторое количество взрывчатого вещества в том же направлении, что и полет, – отдачей достигалось торможение полета, и падение превращалось в плавный безопасный спуск. Взлет снаряда также был безопасен и плавен, так как скорость кидающего диска начиналась с нуля.
Крейцкопф предложил пустить первый снаряд по такому пути, чтобы он описал кривую вокруг Луны, близ ее поверхности, и снова вернулся на Землю. В «лунной бомбе» будут установлены все необходимые аппараты, автоматически запечатлевающие в межпланетном пространстве, близ Луны, температуру, силу тяготения, общее состояние среды, строение электромагнитной сферы; наконец, киноаппараты воспримут через особые микроскопы все, что несется мимо снаряда. Конечно, в конструкции всех этих аппаратов должно быть принято во внимание мчащееся состояние «лунной бомбы»."
Несмотря на задержки, финансовые хищения и гибель рабочих, снаряд и центробежную катапульту все-таки достраивают. Крейцкопф вызывается стать единственным пассажиром снаряда. В полете он узнает, что Луна – это живое (и может быть, разумное) существо, подавляюще воздействующее на другие живые существа. Инженер не выдерживает этого воздействия и кончает жизнь самоубийством, открыв люк «бомбы.»..
Мрачный такой рассказик с жестоким концом, но очень хорошо оттеняющий всеобщий энтузиазм по поводу межпланетных полетов. Суровый Платонов как бы говорит: может быть иначе, может быть по-другому, космическая экспансия может быть просто бегством от действительности, но можно ли убежать от самого себя?..
Продолжала жить и тема контакта с инопланетными цивилизациями, в первую очередь – с марсианами.
Вот повесть Л. Калинина «Переговоры с Марсом» (1924), в которой связь с Марсом советские инженеры устанавливают при помощи мощной радиостанции.
Вот рассказ Н. Копылова «Невидимки» (1926), из которого мы узнаем о том, как из глубин космоса прибывает миниатюрный корабль с микроскопическим экипажем, с ними пытаются установить контакт, но потом маленькие пришельцы по неизвестной причине погибают.
Вот роман Александра Ярославского «Аргонавты вселенной» (1926), в котором земляне прилетают на радиокорабле на Луну, чтобы вступить в ментальный контакт с высшей расой тысячелетних «граждан вселенной», основавших некогда колонии на Земле и ставших родоначальниками нашей цивилизации.
Вот рассказ Александра Бобрищева-Пушкина «Залетный гость» (1927), в котором Землю посещает гуманоидный инопланетянин, путешествующий по Вселенной без космического корабля (!), а хранимый от смертельных воздействий пустоты особыми флюидами, излучаемыми его собственным телом.
Вот повесть эгофутуриста Михаила Пруссака «Гости Земли» (1927), первые страницы которой напоминают начальные главы незабвенной «Войны миров» Герберта Уэллса: посадка марсианского снаряда под Лос-Анджелесом, странные существа на металлических подпорках. Однако, против ожидания, марсиане оказываются миролюбивы и, более того, по ходу культурного обмена выясняется, что они атеисты и коммунисты, именно этот строй в результате социальной эволюции победил на объединенном Марсе. Злобные буржуа хотят уничтожить «красных» марсиан и только вмешательство рабочих, сумевших организовать переезд снаряда с экипажем в Советский Союз, спасает инопланетян от расправы. (Кстати, в повести есть интересная фраза, которую можно было бы вынести эпиграфом ко всей этой главе: «Шутники уверяли, что под Марсом и нужно подразумевать СССР, а под марсианами… но это предположение было уже слишком нелепым.»)
Вот рассказ Алексея Волкова «Чужие» (1928), осмелившегося описать ящероподобных пришельцев из далекой туманности, дискообразный корабль (!) которых потерпел крушение в Западной Африке. Вот рассказ С. Кленча «Из глубины вселенной» (1929), в котором довольно эффектно представлен контакт москвичей с центаврами – гигантскими негуманоидными существами, живущими на огромной юпитероподобной планете в системе звезды Альфы Центавра. Вот рассказ С. Горбатова «Последний рейс „Лунного Колумба“» (1929), в котором человекоподобные селениты, живущие в лунных пещерах, готовят армаду боевых ракет, чтобы обрушить ее на головы ничего не подозревающих землян.
Эта плодотворная тема будет развиваться и в дальнейшем, принося новые открытия как читателям, так и писателям. Главное, что она не свелась к набору стереотипов, и тезис (гипотеза) о человекоподобии форм разумной жизни обретет значение догмы только в начале шестидесятых, чтобы окончательно рухнуть уже в девяностые…
В конце 1920-х годов все громче звучала тема близкой Мировой войны, которая приведет к Мировой Революции. Об этом говорилось на партийных конференциях, в докладах Иосифа Сталина и других вождей Советского Союза и, разумеется, находило отражение в прозе. Фантастика не могла остаться в стороне. Наиболее типичным произведением из этого ряда стал роман-утопия инженера Вадима Дмитриевича Никольского «Через тысячу лет» (1927). Никольский тоже был из старых революционеров, в 1905 году руководил боевой рабочей дружиной, но потом отошел от политики, закончил Санкт-Петербургский политехнический институт, стал неплохим гидравликом. В годы Первой мировой войны участвовал в конструировании самолетов, стал писать научно-популярные очерки и постепенно пришел к фантастике. Первые фантастические рассказы – «Чертова долина» и «Дезинтегратор профессора Форса» – были опубликованы в 1924 году.
Роман «Через тысячу лет» является самым известным произведением Вадима Никольского, хотя и самым слабым с литературной точки зрения. Все же инженеру-фантасту удалось предугадать некоторые тенденции в науке и технике, благодаря чему его имя попало в анналы футурологии.
Сюжет романа таков. Инженер-механик Андрей Осоргин, будучи в Берлине, спасает от смерти под трамваем профессора Фарбенмейстера, и тот в знак благодарности предлагает ему совершить путешествие на хрономобиле (машине времени). Сначала они отправляются на полтораста лет назад, чтобы полюбоваться на эпоху Фридриха Великого, затем на 50 тысяч лет назад – увидеть Великий ледник. После недолгого колебания Фарбенмейстер ведет хрономобиль в будущее – в 2925 год. Там их встречают божественные потомки, которые давно ожидали прибытия этой машины в свое время.
Для почетных гостей устраиваются бесконечные экскурсии, чтобы они могли ознакомиться со всеми достижениями цивилизации XXX века. Они пробуют синтетическую пищу, принимают электрические ванны, с помощью гипнотизирующего аппарата изучают универсальный язык, читают миниатюрные металлические книги, осваивают индивидуальные летательные аппараты. Знакомятся с дрессировщиком растений и с операторами автоматизированного металлургического завода, беседуют с работниками сверхглубокой шахты (2900 км!) и посещают заседание Центрального Совета Мирового Союза Братских Республик, управляющего всей планетой.
Слетали двое граждан XX века и в космос. Прямо на трассе аэронеф ускоряет свой ход и выносит пассажиров на околоземную орбиту, а пилот позволяет пришельцам из прошлого полюбоваться на измененные волей человека очертания континентов и на орбитальную станцию «Урания», построенную всего лишь сто лет назад для того, чтобы астрономы могли вести свои наблюдения за далекими мирами…
Конечно же, путешественники во времени хотят знать, каким образом человечество пришло в утопию. Выяснилось, что была долгая кровопролитная война между империалистами и коммунистами, и последние все-таки победили. Еще в XX веке была открыта и подчинена энергия атомного распада, – западноевропейские державы думали использовать ее в военных целях, но в 1945 году (!) произошел чудовищный взрыв, уничтоживший половину Европы; его отблески увидели даже марсианские астрономы. Виновницей взрыва была объявлена красная Россия, началась глобальная война, в которой Союз Народов Востока применил «детонирующие лучи», мгновенно разлагающие любые горючие вещества. Пришлось снова пересесть на лошадок и вооружиться копьями. В 1951 году Европа пала. Но началась новая схватка за контроль над миром – на этот раз с Пан-Американской Империей:
"…Это было ужасное время, годы невыносимых страданий для миллиардов людей, жестокая и полная лишений эпоха, напоминавшая собою эпоху тридцатилетней войны. Весь мир был втянут в кровавую бойню – фронт был везде и нигде. Смерть угрожала каждому отовсюду, ибо и воздух, и вода, и земля были ареной легендарных боев. Стальной дождь сыпался с неба, волны ядовитого газа затопляли целые страны, и жизнь больших центров уходила под землю, где возникли странные города с фабриками, заводами, улицами и даже садами, росшими при искусственном солнце.(…)
Осада Парижа, бой у Нового Орлеана, гибель Рио-де-Жанейро, взрыв Панамского и Никарагуанского канала, уничтожение Южно-Американской эскадры, – успехи и поражения, напряженная полевая борьба за победу великих принципов справедливости.(…)
В неслыханных муках происходило рождение Нового Мира. Ценою миллионов жертв людьми и неисчислимых материальных потерь достался Союзу разгром Пан-Американской Империи. Огромных трудов потребовало также создание нового – теперь мирового порядка. Только в середине XXI века все народы земли могли спокойно вздохнуть, зная, что отныне ничто уже, – кроме стихий, – не может угрожать их мирному труду и свободному творчеству…"
Роман Никольского предугадывает не только технологии будущего, в нем четко определен новый генеральный курс правящей коммунистической партии – на войну с постепенным вытеснением капитализма из Европы в Америку и на уничтожение США. Без этого, по мнению большинства советских утопистов, не могло быть ни коммунизма, ни прогресса, ни космической экспансии. Межпланетные полеты – лишь побочный продукт войны за торжество революции, бонус для победителей.
Самое удивительное, что, ошибавшись по многим другим пунктам, именно в этом футурологи-утописты оказались правы…
Однако вернемся к нашим ракетам.
Многие ученые, интересовавшиеся проблемами теоретической космонавтики, на протяжении нескольких лет наблюдали, с какой дилетантской непосредственностью иные литераторы представляли любимую тему читающей публике. Их раздражало, что писатели пренебрегают законами физики, выдают желаемое за действительное и вообще порочат своими несерьезными писаниями серьезную науку (не только космонавтику, но и астрономию вкупе с фундаментальной физикой). Ученые неоднократно и довольно гневно высказывались по этому поводу, но литераторы игнорировали мнение специалистов, снимая сливки общественного интереса.
Тогда ученые сами стали писать популярные статьи и фантастические рассказы. Инженер Никольский – лишь один из них и далеко не самый талантливый.
Другой пример – профессор Белорусской Академии Борис Армфельдт. Развивая традицию «научно-фантастического очерка», он опубликовал рассказ «Прыжок в пустоту» (1927), в котором излагал собственный проект изучения высших слоев атмосферы. Это – один из самых технически грамотных и вполне реализуемых проектов для того времени.
Задуман полет за пределы атмосферы для исследования космических лучей и их взаимодействия с разреженным воздухом (через несколько лет это станет основной задачей стратонавтики). Была построена огромная ракета, по внешнему виду походившая на стрекозу с раскинутыми крыльями (скорее, ракетоплан). Корпус ее составляли два длинных цилиндра такого диаметра, что в каждый из них мог бы без затруднения въехать большой пароход. Взрывчатым веществом служила смесь пороха с углем (прообраз твердотопливных ускорителей). Горизонтальный разбег аппарата на первом участке должен был происходить по поверхности воды. Для управления во время полета служили особые рули-щиты, помещенные у выхода из тела ракет струи раскаленных газов (идея Циолковского о газовых рулях, нашедшая широкое применение). Между двумя ракетными цилиндрами, в передней части аппарата, помещалась каюта на трех пассажиров: профессора, его дочери и ассистента. Эта кабина могла быть отделена от снаряда в последний момент перед его падением и опуститься на парашюте (точное предвидение системы спуска возвращаемой капсулы космического корабля «Восток»).
Запущенная под наклоном к горизонту, ракета должна была описать в пространстве огромную дугу, большая часть которой окажется за пределами атмосферы (суборбитальный полет), совершив прыжок на расстояние в 3000 км высотой в 500 км. Начавшись у берегов Франции, полет ракеты должен был закончиться где-то у берегов США.
Сам старт происходил следующим образом. Четыре военные крейсера «впряглись» в ракету и отбуксировали ее в открытое море. Когда исследователи заперлись в герметичной кабине, с миноносца был зажжен фитиль у кормы ракеты, после чего корабль на полном ходом удалился от нее. «Внезапно аппарат дрогнул и рванулся вперед. Две огромные струи серовато-белого дыма вырвались из его цилиндров, словно изверженные вулканом. Сотрясение воздуха было так сильно, что палуба и мачты крейсеров задрожали, зрители попадали оглушенные страшным шипением и свистом, хотя находились на расстоянии почти километра от ракеты.»
За три минуты ракета вылетела из пределов атмосферы. Далее в рассказе описываются впечатления от звездного неба: «Это были не те милые, мягко и ласково мигающие на нашем небе звезды, а какие-то страшные, раскаленные искры. Они были всевозможных цветов: белые, синие, желтые, красные, и в каждой из них была сосредоточена энергия, невыносимая для глаз.»
Оказалось, что лучи Солнца и звезд очень опасны для живых организмов. Профессор от их действия погиб, сгорев заживо. Дочь профессора ослепла. Аппарат потерял управляемость и начал падать. Ассистенту же удалось отделить кабину от ракеты и развернуть парашют. Благодаря этому она плавно опустилась в океан…
Однако наибольшую известность в деле популяризации космонавтики получил другой ученый – профессор Николай Рынин.
Николай Алексеевич Рынин (1877 года рождения) был педагогом, профессором прославленного Петербургского, затем Ленинградского института инженеров путей сообщения. Он был первым, кто распространил понятие «путей сообщения» на воздушный океан. Еще в 1910 году он написал для своих студентов учебное пособие «Курс воздухоплавания» и позже организовал факультет воздушных сообщений.
Рынин был авиатором. Он изучал все летательные аппараты своего времени, посещал парижский авиасалон, присутствовал на авиационных соревнованиях в Германии и Франции. Он сам летал на больших змеях, воздушных шарах, дирижаблях и самолетах. Он сдал летные экзамены по правилам Международной воздухоплавательной федерации и получил свидетельство летчика-универсала, удостоверяющее, что он имеет право летать на всем, что хотя бы теоретически может летать. В 1910 году тридцатитрехлетний Рынин стал рекордсменом России, поднявшись в корзине аэростата на высоту 6400 м.
Рынин был пропагандистом науки и научного познания. В списке его работ – 255 наименований.
А еще Рынин был коллекционером. Он собирал все, что было хоть как-то связано с полетом: с воздухоплаванием, авиацией, космонавтикой. И не только научные труды, но и сказки, легенды, романы, рассказы, картины и даже карикатуры. Его ленинградская квартира была похожа на музей: стенды, витрины, афиши, на стенах – фотографии, в шкафах – папки с документами, рисунками и чертежами.
Николай Алексеевич был в гуще космических дел и проблем. Он переписывался почти со всеми пионерами ракетной техники. В мае 1914 года на III Всероссийском съезде воздухоплавателей он познакомился с Циолковским и признал его приоритеты.
В 1924 году Рынин издал свою единственную фантастическую повесть «В воздушном океане.» Это – настоящий гимн воздушному транспорту. Рынина не интересует, как изменится геополитический ландшафт в ближайшем будущем, его текст подчеркнуто интернационален и не завязан на классовую борьбу. Зато перед нами предстает впечатляющая картина мира, поднявшегося в небо.
Главный герой повествования (фактически – сам Рынин) получает задание отправиться из Москвы в Нью-Йорк на воздухоплавательный конгресс с секретным поручением: от имени советского правительства он должен заказать «серию быстроходных аэропланов с условием возможности превращения их в военные.» И вот он летит на гигантском комфортабельном аэроплане во французский Брест, затем пересекает на экстренном аэроплане Атлантику, участвует в конгрессе и принимает приглашение отправиться на дирижабле к Северному полюсу. Всю дорогу персонаж имеет возможность оперативно связываться с землей по радиотелефону (прообраз сотовой связи) и даже читает радиогазеты (прообраз компактного компьютера с выходом в Интернет). Кроме того, он видит, как налажена воздушная связь, как работают воздушная полиция и почта.
На конгрессе персонаж слушает доклад японского инженера Ямато, который предлагает проект аппарата для межпланетных путешествий. Идея заключалась в том, что Земля представляет из себя громадный магнит, окруженный зонами магнитной напряженности, распространяющейся на большую высоту. Корабль Ямато должен по желанию его пилота заряжаться положительным или отрицательным электричеством и, в зависимости от этого, притягиваться или отталкиваться Землей. Для этого шесть мощных земных радиостанций, расположенных в Токио, Мельбурне, Лондоне, Капштадте, Денвере и Сант-Яго, посылают радиоволны к летящему аппарату и, по согласованию с пилотом, притягивают или отталкивают аппарат относительно Земли и Луны.
Проект Ямато-Рынина только кажется фантастическим. На самом деле принцип кулоновского отталкивания до сих пор рассматривается физиками как вариант для создания движителя не межпланетного, но межзвездного корабля!
Повесть повестью, воздухоплавание воздухоплаванием и все же главный труд жизни Николая Рынина – энциклопедия «Межпланетные сообщения» – целиком посвящен космонавтике.
Рынин составлял и издавал эту энциклопедию в течение четырех лет – с 1928 по 1932 годы. За это время вышло 9 выпусков «Межпланетных сообщений», охватывающих буквально все вопросы, связанные с космонавтикой: «Мечты, легенды и первые фантазии» (1928), «Космические корабли» (1928), «Ракеты и двигатели прямой реакции» (1929), «Теория реактивного движения» (1929), «Суперавиация и суперартиллерия» (1929), «Лучистая энергия в фантазиях романистов и в проектах ученых» (1930), «Русский изобретатель и ученый Константин Эдуардович Циолковский: его биография, работы и ракеты» (1931), «Теория космического полета» (1932), «Астронавигация: Летопись и библиография» (1932).
Вся энциклопедия занимает более 1600 страниц текстов, фотографий, рисунков, чертежей. Тираж некоторых выпусков составляет 800 экземпляров, и энциклопедия сразу после выхода превращается в библиографическую редкость.
Маленький тираж «Межпланетных сообщений» объясняется еще и тем, что Рынину не удалось заинтересовать издателей книгой, которая, вроде бы, посвящена «легкомысленной теме», но в то же время наполнена формулами и малопонятными графиками. О седьмом выпуске он писал Циолковскому: «Печатание за свой счет и в долг.»
Потребовалось время, чтобы этот труд Николая Алексеевича оценили по достоинству. Только через пять лет после выхода последнего выпуска журнал «Природа» писал: «„Межпланетные сообщения“ – это непревзойденная, оригинальная, выдающаяся, исчерпывающая девятитомная энциклопедия по вопросам теории и техники реактивного движения. Эта работа едва ли не единственная в мире по собранным воедино источникам этих актуальнейших проблем современности. Она положила начало возникновению специальной литературы по перечисленным проблемам и открыла необозримые перспективы для мировой науки и техники.»
Помимо изучения теории, Рынин занимался и практическими исследованиями. Вместе с друзьями-медиками в 1930 году он построил две центрифуги для изучения влияния перегрузки на живые организмы. Первая, маленькая, с радиусом 32 см, давала 2800 оборотов в минуту. На ней испытывали насекомых и лягушек. Вторая, побольше, с метровым радиусом, давала 300 оборотов – тут ставили опыты с мышами, крысами, кроликами, кошками и птицами. Наверное, это были первые фундаментальные медико-биологические эксперименты, нацеленные исключительно на решение задач космонавтики.
Николай Рынин не замыкался внутри научного сообщества, легко делился накопленными знаниями с любым заинтересовавшимся лицом. Он активно выступал в прессе, читал публичные лекции, а однажды даже консультировал кукольный спектакль!
Дело было так. К отмечавшемуся в 1932 году юбилею Константина Циолковского кукольные театры Ленинградского ТЮЗа (ныне – Санкт-Петербургский театр марионеток имени Деммени) подготовили спектакль, посвященный космическим полетам. Назывался он «Ракета СС-1», текст написали Дилин и Шифман, поставил режиссер Дрозжин. Спектакль рассказывал о космическом перелете ученого, профессора Гаррата, который на сконструированной им ракете вместе с друзьями спасался бегством из некоего диктаторского государства в СССР. Благодаря консультациям Рынина, научный материал был органично включен в структуру спектакля как в форме прямого рассказа с демонстрацией диапозитивов, так и в виде активного действия. Например, профессор Гаррат рассказывал зрителям о реактивном движении, о ракетах для полетов к иным мирам. Он сообщал, что Циолковский – «…ученый Советской Страны первый открыл это средство добраться до Луны», на экране в этот момент появлялся портрет ученого. Затем перед зрителем проходили этапы космического полета, пассажиры ракеты испытывали перегрузки при взлете, а затем парили в невесомости, наблюдая через иллюминаторы Луну и Землю. По отзывам зрителей, благодаря использованию кукол-марионеток именно сцены невесомости выглядели особенно эффектно.
Впрочем, умные писатели не избегали помощи ученых, а наоборот, стремились завязать контакты, заручиться поддержкой, получить консультацию и отзывы. Не всегда это ускоряло дело, но почти всегда шло на пользу. Одним из писателей, обратившихся к космической тематике, был Александр Беляев.
Ярчайший советский писатель-фантаст Александр Романович Беляев родился 16 марта (по новому стилю) 1884 года в Смоленске, в семье священника, был определен в Смоленскую духовную семинарию, из стен которой вышел стойким атеистом и заядлым… театралом. Для продолжения обучения подписал контракт с театром местного Народного дома, окончил Демидовский юридический лицей в Ярославле, одновременно получив музыкальное образование. В 1905 году принимал участие в революционных выступлениях, позже служил адвокатом по политическим делам. По окончании лицея работал помощником присяжного поверенного в Смоленске, занимался журналистикой, печатал в «Смоленском вестнике» театральные рецензии, отчеты о концертах, путешествовал по Европе. Первая публикация художественного текста состоялась в 1914 году и была это детская пьеса-сказка «Бабушка Мойра.»
В 1915 году Беляев серьезно заболел костным туберкулезом позвонков, на всю жизнь остался полуинвалидом, долгие годы провел в неподвижности, в гипсовом корсете. Только в 1922 году он смог вернуться к активной жизни, работал инспектором по делам несовершеннолетних в Ялтинском уголовном розыске, воспитателем в детском доме. В 1923 году переехал в Москву, работал в Народном комиссариате почт и телеграфа, затем юрисконсультом в Народном комиссариате просвещения.
Дебютом писателя в научной фантастике стал рассказ «Голова профессора Доуэля» (1925), посвященный актуальной в те годы теме пересадки человеческих органов. За ним последовали другие рассказы и повести с необычными сюжетами и запоминающимися персонажами. Беляев быстро вырвался в лидеры жанра. Впервые к теме межпланетных путешествий он обратился в утопическом романе «Борьба в эфире» (1928). В этом романе видно влияние социалистических утопистов от Чернышевского до Никольского с поправкой на неизбежную Мировую войну. Советский гражданин силой мысли переносится в коммунистическое будущее, в величественный город Радиополис Паневропейского Паназиатского Союза советских социалистических республик. Как обычно, он наблюдает различные технические усовершенствования, в корне изменившие жизнь: портативные радиоприемники, персональные крылья, синтетическая еда в виде таблеток, окруженные садами коттеджи. Как обычно, тяжелый труд передоверен автоматам, необременительная обязательная работа не занимает больше трех часов в день, а все остальное время жители утопии тратят на творчество.
И все-таки есть еще места, где правит Капитал. Это – Америка, защищенная страшными «лучами смерти.» Пришелец из прошлого становится свидетелем последней битвы, когда коммунары проламывают смертельную защиту, и в бой идут армии причудливых машин. После различных перипетий он попадает на огромный космический корабль, который американские капиталисты построили, чтобы в последний момент сбежать с Земли, обрушив на нее «атомные» бомбы, и взрывает его.
Это единственный эпизод романа, связанный с космосом, да и то условно – корабль ведь до орбиты так и не добрался. Но тема уже зацепила Беляева и он выдает толстенную и чрезвычайно увлекательную книгу «Прыжок в ничто» (1933).
Роман писался долго и трудно, но так теоретически должно писаться любое научно-фантастическое произведение, посвященное столь необъятной теме, как космические полеты. При его написании Беляев активно пользовался работами Якова Перельмана, Николая Рынина и Константина Циолковского. Более того, он с ними консультировался, встречаясь в Ленинградском доме инженера и техника, а Циолковского просто боготворил. Подтверждением последнему служит хотя бы очерк «Гражданин Эфирного острова», написанный Беляевым для «Всемирного следопыта» в 1930 году. Он выдержан в таких превосходных тонах, что даже немножко неловко делается за писателя, который и сам был не из последних деятелей эпохи. «Гигант мысли, первоклассный физик, гениальный старик», – так пишет Беляев о Циолковском.
Этот очерк интересен еще и тем, что в нем подробно излагается идея «космического поезда», предложенная Циолковским в книге 1929 года:
"…Под ракетным поездом он подразумевает соединение нескольких одинаковых реактивных приборов, двигающихся сначала по дороге, потом в воздухе, затем в пустоте вне атмосферы, наконец где-нибудь между планетами и солнцами.
Дело представляется так. Несколько ракет – скажем, пять, соединяются, как вагоны поезда, – одна за другой. При отправлении первая головная ракета играет как бы роль паровоза: она, взрывая горючее, везет за собой поезд, набирая все большую и большую скорость. Когда у этого «паровоза» запас горючего начинает истощаться, головная ракета на лету отцепляется от поезда и возвращается на Землю. Вторая ракета становится головною и ведет поезд, пока и она не истощит свой запас горючего. Так происходит с каждой ракетой, кроме последней, предназначенной для межпланетного полета. Когда предпоследняя ракета отчалит и снизится на Землю, у последней уже будет набрана необходимая скорость для полета в межпланетном пространстве. Причем она не истратит на преодоление земной тяжести и на приобретение необходимой скорости ни одного грамма из своего горючего. А свои запасы горючего последняя ракета может расходовать уже на «небе» для необходимого маневрирования или спуска (торможения)."
Важно это описание потому, что именно «ракетный поезд» Циолковского стал неодушевленным персонажем романа «Прыжок в ничто.»
Итак, капиталистический мир рушится под ударами Мировой Революции. Хитрые капиталисты задумывают сбежать от неминуемой гибели в космос. Они поручают выдающемуся инженеру Лео Цандеру построить межпланетный ковчег, что тот и проделывает, воспользовавшись их деньгами и проектом Циолковского (об этом прямо сказано в тексте). В итоге в космос отправляется довольно пестрая компания: банкиры, аристократы, философ, епископ, сыщик, их слуги – в качестве пассажиров, Цандер и два законспирированных коммуниста Ганс Фингер и Винклер – в качестве экипажа.
Беляев раскрывает тему постепенно. Сначала «Ковчег» отправляется в свободный полет, его пассажиры осваиваются в невесомости, учатся перемещаться и питаться по-новому. Затем они выходят в открытый космос, чтобы построить оранжерею, которая будет кормить их, пока на оставленной Земле не победит контрреволюция. С помощью атомного двигателя Цандер разгоняет корабль до скорости, равной трети световой, и космические путешественники на некоторое время улетают из Солнечной системы. Но из-за поломки оранжереи приходится вернуться и совершить посадку на Венеру.
Молодой горячий мир принимает их. Здесь Беляев дает волю фантазии, отказавшись от стандартного описания обитателей каменноугольного периода (чем грешили ранние российские фантасты) и заменив их на самых причудливых существ. Человеческая колония быстро деградирует, скатываясь к первобытнообщинному строю, ей не пережить зимы, но тут с Марса (заметьте, с Марса!) приходит сообщение, что коммунизм окончательно победил и первых межпланетчиков ждут на Земле…
Поначалу роман вызвал противоречивые отклики специалистов. Яков Перельман обрушился с критикой на идею двигателя на «внутриатомной энергии», которую он считал «проблематической для технического использования», и советовал автору поменять его на обычные химические двигатели, работающие на «промышленном топливе.» Константин Циолковский в одном из писем просил Беляева снять всякое упоминание о «теории относительности» и эффектов замедления времени при достижении околосветовых скоростей, – великий самоучка не понимал работ Эйнштейна, в чем открыто признавался.
Несмотря на все эти замечания, ко второму изданию «Прыжка в ничто» Циолковский написал хвалебное предисловие, в котором дал самую высокую оценку роману Беляева: «Из всех известных мне рассказов, оригинальных и переводных, на тему о межпланетных сообщениях роман А. Р. Беляева мне кажется наиболее содержательным и научным.»
После этого в кругах энтузиастов космонавтики Александра Романовича окончательно признали за своего…
С течением времени космическая тема обретала все новые воплощения, новые форматы.
Еще в 1924 году Василий Журавлев, студент Государственного техникума кинематографии (предшественник нынешнего ВГИКа), написал сценарий для полнометражного фильма под интригующим названием «Завоевание Луны мистером Фоксом и мистером Троттом.» Однако фильм тогда не склеился, и сюжет сценария был использован при создании одного из первых советских мультфильмов «Межпланетная революция.» К этой идее талантливый режиссер вернулся позже, когда на рубеже 1932-1933 годов начал работу «Мосфильм» – крупнейшая киностудия Европы тех лет. С благословения и при поддержке великого Сергея Эйзенштейна во Втором художественно-производственном объединении начались съемки научно-фантастического фильма «Космический рейс.»
Василий Журавлев позднее вспоминал:
"…Вместе со сценаристом Александром Филимоновым мы создали сюжет фильма о первом полете на Луну. Сюжет этот получил одобрение, но нам предложили усилить научно-познавательную сторону сценария и привлечь для участия в постановке видных деятелей космонавтики. В мае 1934 года я опустил в почтовый ящик письмо, на конверте которого значилось: Калуга, Константину Эдуардовичу Циолковскому.
Я просил Константина Эдуардовича – основоположника теории звездоплавания – принять на себя обязанности научного консультанта будущего фильма. Через неделю – бандероль, книга Циолковского «Вне земли», а еще через сутки – письмо, в котором Циолковский приглашал нас в Калугу и просил предупредить дней за семь о своем приезде и захватить с собой небольшую куклу
Не помня себя от радости, в тот же день я написал Константину Эдуардовичу, что я и мои товарищи по фильму будем в Калуге через семь дней."
Ровно через неделю режиссер Журавлев, киносценарист Филимонов, художник студии Юрий Швец, оператор Александр Гальперин явились в Калугу. Циолковский доброжелательно принял их и тут же включился в работу. Засыпаемый вопросами «киношников», он терпеливо выслушивал их, а затем, полузакрыв глаза, ясно отвечал.
« – …Когда я впервые вышел из звездолета на Луну, на мне был скафандр, – говорил Циолковский. – Я сделал легкий прыжок вперед и улетел на несколько метров.(…) Притяжение на Луне в шесть раз меньше, чем у нас. Вот скачками и можете двигаться вперед. А лучше по-воробьиному, так легче! – и сразу раскатистый, добродушный смех. А потом демонстрация передвижения человека по лунной поверхности при помощи привезенной нами куклы.»
Договорившись о сотрудничестве, команда вернулась в Москву. Через несколько месяцев был готов сценарий. Художник Швец разработал основные декорации фильма и рисовал их эскизы, а Циолковский сообщал в письмах о своей работе над чертежами для художника, рисунками для режиссера и актеров: «Работаю много… сделал несколько альбомов черновых зарисовок… К встрече с вами почти готов… На все ваши вопросы постараюсь ответить…»
Заметки ученого на полях сценария сделаны по существу:
"Кадр 253 – Ремни не нужно… Держаться за ручки кресла.
Стр. 12 – Миллиардов звезд невооруженным глазом не видно, а только тысячи.
Кадр 334 – Прыжок с 6-10-метровой высоты безопасен.
Кадр 299 – Все предметы в кабине падают, приобретая тяжесть."
Скоро стало ясно, что тогдашняя кинотехника не способна воссоздать все эффекты космического полета и путешествия по Луне. Тогда, взвесив реальные возможности, Циолковский остановился на шести основных моментах: 1) старт ракеты с эстакады; 2) масляные ванны для защиты от перегрузок; 3) немигающие звезды в космосе; 4) невесомость в свободном полете; 5) прыжки «по-воробьиному» на Луне; 6) мягкая посадка ракеты с помощью парашютов. Без этого фильм не достигнет своей главной цели – научности, станет «вздорным», а потому и ненужным. Хотя решение этих задач было вполне под силу, кинематографистам пришлось столкнуться с такими трудностями, что несколько раз фильм был на грани закрытия.
И тем не менее в павильонах «Мосфильма» кипела работа. Создавался макет ангара, из которого по сценарию будут вывозить межпланетный ракетоплан. К нему были сделаны тысячи деталей: стены, фермы эстакады и так далее. Работники макетного цеха изготовили сотни куколок, изображающих рабочих ангара, монтеров, шоферов. Рядом с «ангаром» создается «космос.» На огромном полотнище размером 20 на 20 м, сшитом из черного бархата и натянутом на деревянную раму, монтируют «звезды» – всего 2500 штук. А перед «космосом» постепенно вырисовываются лунные пейзажи. Деревянные каркасы «лунной поверхности» обтягиваются мешковиной и в результате искусной работы бутафоров и маляров становятся мертвенно-бледными.
Наконец начались съемки. В «ангаре ракетопланов» мультипликаторы работали целый месяц. Изо дня в день они двигали фигурки и автомобильчики, и на экране сегодня можно увидеть плоды их труда: оживленное движение людей и машин, которое постепенно замирает, после чего ракетоплан, набирая скорость, выезжает и скрывается за воротами ангара.
Пиротехники зарядили металлический корпус ракетоплана специальным составом, дающим массу огня и искр. Невидимые струны тянут ракетоплан по эстакаде от ангара в небо. В установленный момент смесь воспламеняется, из дюз вылетает огненный хвост, и ракетоплан уходит в полет. Так был снят один из самых важных кадров, и поныне производящий большое впечатление.
В центральном павильоне кипела работа около «космоса.» Здесь снимали полет ракеты. На невидимых струнах к макетной Луне мчался макет металлической ракеты. Из дюз летели мощные снопы огня и искр, кругом сияли немигающие звезды. Каждый полет ракеты снимался десятки раз, и только после просмотра на рабочем экране съемочная группа отбирала лучший вариант, который и шел в картину.
В главных ролях в картине снялись: заслуженный артист республики Сергей Петрович Комаров (академик Седых), киноартистка Ксения Москаленко (Марина), киноартист Василий Иванович Ковригин (профессор Карин), пионер Витя Гапоненко (Андрюша Орлов)
Очень удачной была сложная съемка состояния невесомости в кабине Создатели фильма на радостях послали Циолковскому шутливую телеграмму
«Мир без тяжести освоен тчк Академик Седых зпт Марина зпт Андрюша зпт другие члены коллектива зпт шлют вам дорогой Константин Эдуардович сердечный привет из кино-космоса находясь в полете Москва тире Луна восклицательный знак.»
Почти два года коллектив киностудии «Мосфильм» работал над "Космическим рейсом " Но лента получилась на славу! При всей наивности сценария многие ее кадры до сих пор вызывают удивление и благоговение.
На волне успеха «Мосфильм» планировал снять киноленту «Голубая звезда» о полете на Венеру по оригинальному сценарию Алексея Толстого, а «Ленфильм» – «Прыжок в ничто» по роману Александра Беляева. Однако новые амбициозные планы реализовать уже не получилось…
2.2. ПЕРВАЯ ВЫСТАВКА МЕЖПЛАНЕТНЫХ АППАРАТОВ
Энтузиазм изобретателей и популяризаторов – это, конечно, хорошо, но с самого начала было ясно, что настоящая космонавтика – дело не одиночек, а групп специалистов По аналогии с тем, как развивалась авиация, должна была развиваться и практическая космонавтика. Вспомним о трех движущих силах (трех китах), которые должны были стимулировать и поддерживать ее развитие: теория, популяризация и практическая деятельность групп специалистов. Если с первым и вторым в Советской России после 1923 года было все в порядке, то появление групп специалистов требовало организационной работы при прямой поддержке со стороны спонсоров в лице общественных фондов, научных институтов или государства.
Впрочем, герои нашей истории были достаточно деятельными и коммуникабельными людьми, чтобы при появлении свободного времени начать самоорганизовываться.
Помимо публикаций о ракетах Германа Оберта и Роберта Годдарда, ответа Циолковского на них, росту интереса населения к космической тематике в немалой степени способствовало Великое противостояние Марса, которое должно было произойти в августе 1924 года. Опять все заговорили о каналах и марсианах, а американский астроном Тодд даже предложил освободить все военные радиостанции от работы и переключить их аппаратуру на поиски сигналов с красной планеты. На этом фоне появление групп по изучению космической проблематики было неизбежно.
Первая организация, занимавшаяся исключительно проработкой вопросов космонавтики, была учреждена в апреле 1924 года в Москве при Военно-научном обществе Академии Воздушного Флота (позднее – Военно-воздушная инженерная академия имени Жуковского).
По поводу образования этой организации в журнале «Техника и Жизнь» № 12 была помещена следующая заметка без указания авторства:
"Тот перелом, который наметился в последнее время в вопросе межпланетных сообщений, связанный, прежде всего, с работами Циолковского, Оберта и Годара и означающий, что межпланетные сообщения из области фантазии переходят, наконец, на реальную почву, этот перелом отразился, конечно, и в СССР. В середине апреля 1924 года при Военно-Научном Обществе Академии Воздушного Флота организовалась секция реактивного движения, которая поставила себе следующие цели:
1) объединение всех лиц, работающих в СССР по данному вопросу;
2) получение возможно полной информации о происходящих на западе работах;
3) распространение правильных сведений о современном состоянии вопроса межпланетных сообщений и, в связи с этим, издательская деятельность;
4) самостоятельная научно-исследовательская работа и, в частности, изучение вопроса о военном применении ракет.
Секцией был поставлен для своих членов ряд докладов, в том числе пр. Ветчинкина и инж. Цандера; был намечен конкурс на расчет небольшой ракеты с дальностью полета на 100 километров; был создан кружок для более углубленного теоретического изучения вопроса; приступлено к организации лаборатории, открыт книжный киоск для удовлетворения спроса на литературу, выделена киногруппа для разработки сценария фильмы и пр."
В исходном виде Секция долго не прожила – она была преобразована в Общество межпланетных сообщений (О.М.С.) под председательством Григория Моисеевича Крамарова – старого революционера и коминтерновца, увлекшегося воздухоплаванием. Территориально Общество размещалось в обсерватории Трындина (Москва, Большая Лубянка, дом 13). Его почетными членами были избраны Феликс Дзержинский (с 1921 года – нарком путей сообщения), Константин Циолковский и Яков Перельман. Предполагалось, что 1 июля 1924 года выйдет пробный номер журнала «Ракета» – печатного органа О.М.С.
Первым мероприятием, организованным Обществом, стала публичная лекция профессора и заведующего научным отделом «Правды» Лапирова-Скобло «Путешествие в межпланетные пространства», прочитанная в Политехническом Музее Москвы. На самом деле эту лекцию должен был читать Циолковский. Об этом прямо свидетельствует переписка между Константином Эдуардовичем и ответственным секретарем О.М.С. Морисом Гавриловичем Лейтейзеном.
Их знакомство началось с того, что еще Секция реактивного движения обратилась к Циолковскому с просьбой принять на себя обязанности научного руководителя. Константин Эдуардович это предложение привычно отклонил, взамен прислал по экземпляру своих книг для библиотеки Секции.
Тогда Лейтейзен пригласил калужского ученого прочесть публичную лекцию о ракетах и межпланетных сообщениях. Увы, Циолковский был болен, и такая поездка оказалась ему не по силам. Лекцию пришлось читать Лапирову-Скобло. Внизу афиши, сообщавшей о его выступлении, мелкими буквами было напечатано: «Весь сбор с доклада идет в лабораторный фонд Общества межпланетных сообщений.»
«Уважаемый Константин Эдуардович! – писал на следующий день Лейтейзен. – Наш вчерашний вечер, посвященный межпланетным путешествиям, прошел с чрезвычайным успехом. Билеты были распроданы задолго до начала лекции, и администрация музея была вынуждена вызвать наряд милиции, чтобы удержать ломившуюся публику. Имевшаяся у нас литература (преимущественно Перельман) была распродана моментально: очень досадно, что мы не имели Ваших работ…»
Вероятно, лекция Лапирова-Скобло произвела на собравшихся большое впечатление. По воспоминаниям Крамарова, после нее в общество записалось аж 200 человек!
Этот факт лишний раз свидетельствует о том небывалом энтузиазме, с которым обычный народ относился к идее межпланетных полетов. Совершенно очевидно, что похожий энтузиазм имел бы место и при царском режиме, – малограмотное население очень падко на лекции и материалы, в которых реальность переплетается с фантастикой. Однако мероприятия, устраиваемые Обществом межпланетных сообщений, имели особенность: его участники твердо верили в скорую исполнимость самых невероятных прожектов, а поддержка «красной» профессуры придавала этим прожектам научную солидность.
К сожалению, первый в мире союз энтузиастов-межпланетчиков просуществовал меньше года. Несмотря на то, что почетным членом О.М.С. числился могущественный Феликс Дзержинский, Общество закрыли, а помещение отобрали под административные нужды.
Но самым крупным мероприятием, организованным энтузиастами космонавтики, стала Первая международная выставка межпланетных аппаратов и механизмов. Ее инициатором выступил давний друг Циолковского по переписке Александр Яковлевич Федоров (четвертый Федоров в жизни Константина Эдуардовича).
Заочное знакомство Федорова с Циолковским состоялось так. В 1909 году в городе Киеве вдруг начался невероятный авиационный бум. Материальная поддержка авиаторов состоятельными людьми стала признаком хорошего тона и деловой смелости. Желая идти «в ногу с эпохой», богатый сахарозаводчик Карпека поощрял авиационные увлечения своего сына Александра, который построил три самолета. Стремясь и здесь не отстать от своего конкурента, самолеты взялся строить и другой сахарозаводчик-миллионер – Терещенко. Чего здесь было больше – искреннего увлечения или ревнивого честолюбия, сказать сегодня трудно, но киевский «авиабум» 1909-1911 годов все равно был явлением прогрессивным и позволял говорить о возникновении киевской школы авиационных конструкторов. Много позже известный советский историк авиации Шавров писал об увлечении киевлян так:
«Этот творческий путь от первых полетов в 1910 году привел киевских конструкторов через года к созданию невиданных в то время самолетов-гигантов „Русский витязь“ и „Илья Муромец“…»
В 1916 году в Киев по приглашению энтузиастов воздухоплавания и авиации приезжал Павел Каннинг. Еще в 1893 году, будучи калужским гимназистом, он познакомился с Константином Циолковским и сделался горячим пропагандистом его идей. С 1909 года Каннинг выступал уже как доверенное лицо великого самоучки, на его визитной карточке значится: «Павел Павлович Каннинг. Ассистент К. Э. Циолковского.» Он помогал Циолковскому во многих организационных делах, в которых Константин Эдуардович выглядел беспомощным, словно ребенок. В Киев Каннинг привез модели дирижаблей Циолковского и прочел студентам Киевского политехнического института лекцию о металлическом аэростате. Лекция была воспринята с энтузиазмом. Тогда же студента Александра Федорова, проявлявшего наиболее активный интерес к авиации, избрали представителем Циолковского по делам воздухоплавания в Киеве, и он начал вести с Константином Эдуардовичем довольно оживленную переписку.
Александр Федоров оказался очень энергичным человеком. Он организовал инициативный кружок поддержки проекта дирижабля Циолковского, в который в том же 1916 году вступили 75 студентов. Федорова переполняли идеи и изобретательские прожекты. Многие из них были настолько нелепы, что даже доверчивый Циолковский называл своего киевского корреспондента Хлестаковым. Однако определенный вклад в развитие идей освоения небесного океана Александр вносил, и все шло своим чередом…
Потом грянула революция, и жизнь простых людей сильно изменилась: стала трудной и бедной. В школе, где преподавал Циолковский, отменили оценки и экзамены, ввели продуктовый паек и всеобщую трудовую повинность. Занятия наукой пришлось прекратить.
С Федоровым калужский учитель продолжал переписываться, тот звал Циолковского в Киев, уговаривал, рассказывая небылицы, будто бы все жители города настолько заинтересованы в скорейшем строительстве дирижабля, что даже отведено помещение для верфи, приготовлены станки; что население через домовые комитеты обложено подушным налогом на строительство дирижабля, который киевляне платят добровольно, с энтузиазмом; что Губсовнархоз имеет десять кинотеатров, отдающих свои сборы в фонд постройки воздухоплавательного аппарата…
В ненастный ноябрьский день 1919 года в дверь калужского дома Циолковского постучали. Любовь Константиновна, старшая дочь Циолковского, открыла. Какой-то плотный рыжеватый мужчина спросил, как пройти к отцу. Неожиданный посетитель с холодными наглыми глазами не понравился Любови Константиновне.
Когда он ушел, Константин Эдуардович, разъяснил обеспокоенным дочерям и жене: «Деникинский офицер! Чудак – пришел спрашивать у меня о положении на колчаковском фронте… Опять Федоров по обыкновению наврал. Сказал ему, что я об этом знаю…»
При этом Циолковский добродушно рассмеялся. Далекий от политических пертурбаций он видел в этой ситуации лишь комическое. Но когда несколько часов спустя в дверь постучали сотрудники ВЧК, стало не до смеха…
О том, что произошло дальше, Циолковский подробно сообщает заведующему Научной редакцией издательства Главвоздухофлота Вишневу в письме от 4 мая 1920 года.
«…Дело было так, – пишет он. – Я долго переписывался с летчиком из Киева Федоровым (А. Як.). Лично я его не знаю и даже фотографии не видел, но он высказал большое участие к моему аэронату. Вот он-то, по своему легкомыслию и без всякого основания, написал третьему лицу, что я могу указать ему на лиц, знакомых с положением дел на Восточном фронте. Это письмо попало в Моск. Чрез. Комиссию. Конечно, нельзя было найти, чего у меня не было, но меня все же арестовали и привезли в Москву… Через две недели, благодаря Вашим усилиям, на меня обратили внимание и, разумеется, не могли не оправдать… Заведующий Чрезвычайкой мне очень понравился, потому что отнесся ко мне без предубеждения и внимательно…»
Циолковский приукрасил ситуацию. На самом деле ему угрожала серьезная опасность. Ученому инкриминировали принадлежность к белогвардейскому контрреволюционному подполью. Несмотря на то, что подозрение не оправдалось, следователь предложил выслать Циолковского в лагерь сроком на один год без привлечения к принудительным работам из-за старости и немощности учителя.
К счастью, у Константина Эдуардовича нашлись друзья (тот же Вишнев), которые похлопотали за него перед суровыми сотрудниками ЧК. 22 ноября Профсоюз работников просвещения и социалистической культуры направил в «органы» ходатайство об освобождении Циолковского из-под ареста. Возможно, именно этот документ помог калужскому учителю избежать лагеря, где он, почти наверняка, погиб бы.
Так или иначе, но заведующий Особым отделом Ч К Евдокимов освободил его из-под ареста. В тот же день Циолковский уехал на товарном поезде в Калугу. Четырнадцать дней под арестом оставили неизгладимый след в душе старого человека. Более того, на обратном пути он сильно расшиб ноги и вернулся домой совершенно больным и почерневшим…
Казалось бы, после пережитого Циолковский должен был порвать с Федоровым раз и навсегда. По утверждению советских биографов, именно так он и поступил. Однако документы (которые из истории не выкинешь) свидетельствуют об обратном.
Видимо, Константин Эдуардович простил авиатора-энтузиаста, здраво рассудив, что злого умысла тот не держал, а виной всему происшедшему стала его «хлестаковская» манера все преувеличивать и выдавать желаемое за действительное. Они продолжали обмениваться письмами, и Циолковский даже посылал Александру Яковлевичу свои новые брошюры.
В апреле 1925 года Александр Федоров организовал при Секции изобретателей Ассоциации инженеров и техников кружок по изучению мирового пространства. Председателем научного совета кружка согласился стать академик-математик Дмитрий Александрович Граве, товарищем председателя – академик-метеоролог Борис Измаилович Срезневский. В правление вошли многие известные киевские ученые и инженеры, в том числе преподаватели Киевского политехнического института: Симинский, Шапошников, Патон.
Академик Граве был польщен приглашением принять участие в работе «космического» кружка и 14 июня 1925 года опубликовал обращение к его членам. Приведу этот текст целиком, тем более, что в нем содержится теоретическое обоснование одного из ранних проектов космического корабля с «солнечным парусом»:
"Приветствие к кружкам по исследованию и завоеванию мирового пространства от академика Д. А. Граве.
Товарищи!
Кружки исследования и завоевания Мирового Пространства встречают несколько скептическое к себе отношение во многих общественных кругах. Людям кажется, что дело идет о фантастических необоснованных проектах путешествий по межпланетному пространству в духе Жюль-Верна, Уэльса или Фламмариона и вообще других романистов.
Профессиональный ученый, скажем, например, академик, конечно, не может стоять на этой точке зрения.
Мое сочувствие к Вашему кружку покоится на серьезных соображениях. Уже пять лет тому назад я указывал на страницах газеты «Коммунист» на необходимость использовать электромагнитную энергию Солнца.
При этом я руководствовался не какими-нибудь фантастическими соображениями, а неумолимой логиков совокупности фактов. Эти факты следующие. Солнце засыпает Землю тучами электронов и частиц распыленной ионизированной материи (ионы, протоны). Под влиянием притяжения земного магнетизма эти тучи электронов, как с несомненностью выяснено в последнее время, падают на Землю в виде гигантского водопада и образуют в верхних слоях атмосферы светящиеся столбы, длина которых по точным измерениям последнего времени достигает 500 килом. Эти же самые тучи электрической субстанции вокруг Земли влияют на земной магнетизм и заставляют его в своих усилениях и ослаблениях следовать в точности за периодом усиления и ослабления числа пятен на Солнце. Приблизительно через четыре часа после прохождения большого пятна через средний меридиан Солнца у нас на Земле наблюдается магнитная буря. Общая энергия магнитной бури, конечно, не поддается точному учету, но огульные данные приводят с несомненностью к заключению, что эта энергия при сильных бурях достигает миллиона лошадиных сил. Радиотехника дает нам средство чувствовать электромагнитную деятельность Солнца. Уже известно, что эта деятельность обнаруживается возмущениями, которые достигают наибольшего размера через час после полуночи. Этому не приходится удивляться, ибо выяснилось, что идущие от Солнца на Землю электроны не бьют ее в лоб, а огибают Землю и падают на нее с теневой стороны, т. е. значит – ночью. Это выяснено до мельчайших подробностей вычислениями норвежского ученого Стернера, за которые он получил 1923 году золотую медаль Парижской Академии Наук. Итак, электромагнитная энергия Солнца производит механическую работу в виде колебания пластинки радиотелефона. Мне скажут, что эта работа имеет малые размеры, но мое дело, как теоретика, указать на факты, а дело уже техника собрать значительный запас энергии и провести при помощи их большую механическую работу для нужд Земли.
Единственный способ практического подхода к использованию электромагнитной энергии Солнца намечен русским ученым К. Э. Циолковским при помощи реактивных приборов или межпланетных аппаратов, которые вполне уже разработаны для этих целей и являются реальной действительностью завтрашнего дня. Так что организация данных кружков своевременна и целесообразна, а также и развитие конструкций межпланетных аппаратов. А потому всякого рода начинания в этой области я приветствую от души и желаю успеха и плодотворной работы в развитии новой отрасли техники на благо человечества.
Д. А. Граве"
Обращение академика вызвало широкий отклик в Киевском Политехническом институте. По предложению все того же Федорова пять дней спустя в помещении Музея революции на улице Короленко открылась Выставка по изучению межпланетного пространства, проработавшая более двух месяцев. А в августе кружок был реорганизован в Киевское Общество по изучению мирового пространства…
В Императорской России не было союзов изобретателей, и поэтому в первые послереволюционные годы, когда творческому самовыражению дали «зеленый свет», изобретатели стихийно объединялись в самые фантастические клубы по интересам: АСНАТ, ЛАКИ, АИИЗ и тому подобные. Сверхэнергичный Александр Яковлевич Федоров примкнул к Ассоциации изобретателей-инвентистов (АИИЗ) – «внеклассовой, аполитичной ассоциации космополитов Вселенной», как они говорили о себе. Федоров сразу же организовал межпланетную секцию при АИИЗ.
Члены АИИЗа верили в светлое будущее человечества, которое вскоре наступит под влиянием их удивительных изобретений. Одним из необходимых условий для этого они считали создание и всемерное распространение особого международного языка АО, ну а космополитизм подразумевал презрение к границам и работу на благо всего человечества; «Через язык АО изобретем все!»; «Мы, космополиты, изобретем пути в миры!» Ничего не напоминает? А по мне, так это типичное воспроизведение идеологии прогрессивной марсианской цивилизации, описанной у Лякидэ, Инфантьева и Богданова-Малиновского.
Вступив в АИИЗ, Федоров познакомился с еще одним авиатором, бредившим космическими полетами, – с Георгием Андреевичем Полевым. Вместе они задумали организовать к десятой годовщине Октябрьской революции новую большую выставку по космической тематике, аналогичную той, что работала в Музее революции. К ним подключились еще четверо: Холощев, Беляев, Суворов и Пятецкий.
30 января 1927 года изобретатели разослали приглашения всем, кто занимался в то время ракетной техникой и интересовался проблемами межпланетных сообщений:
«Выставком Межпланетного отдела Ассоциации Изобретателей Инвентистов доводит до Вашего сведения о том, что 10 февраля 1927 года открывается в помещении „АИИЗа“ Москва, Тверская, 68, первая мировая выставка моделей и механизмов межпланетных аппаратов конструкций изобретателей разных стран. „АИИЗу“ известно, что Вы работаете над проблемой космического полета и, вероятно, не откажетесь принять горячее участие в организуемой нами выставке в виде своих трудов, как-то: копий рукописей или печатных изданий, а так же эскизами, чертежами, моделями, диаграммами и таблицами. От многих изобретателей, в том числе и старого работника К. Э. Циолковского уже получены материалы, а от иностранных изобретателей как-то: Америка – Роберта Годарда, Франция – Эстно-Пельтри, Германия – Макса Валье, Румыния – Германа Оберта, Англия – Уэльша, ожидаются на днях. Желательно Ваши материалы получить к открытию выставки, если же, по каким-либо причинам, выслать не сможете, то просим об этом сообщить выставком, а так же о желании приобрести копии материалов выставки.»
Материалы от основоположников действительно поступили.
Американец Роберт Годдард, считавший ракеты своей «вотчиной», ответил сдержанно: «…Я рад узнать, что в России создано общество по исследованию межпланетных связей, и я буду рад сотрудничать в этой работе в пределах возможного. Однако печатный материал, касающийся проводимой сейчас работы или экспериментальных полетов, отсутствует. Благодарю за ознакомление меня с материалами. Искренне ваш, директор физической лаборатории Р. X. Годдард.»
Немцы, наоборот, довольно оживленно поддержали организаторов:
"Я интересуюсь вашим планом открытия выставки, – писал Вальтер Гоман. – Считаю правильным выявить первых творцов этой идеи[4]."
«К сожалению, я еще не имею ракетного корабля, который позволил бы преодолеть пространство от Москвы до Мюнхена за один час, – писал Макс Валье. – Но я надеюсь, что такое чудо свершится через несколько лет. Я совершенно разделяю ваше мнение, что только совершенствование технических средств и увеличение скорости наших летательных аппаратов приведет к завоеванию мирового пространства и освобождению людей от ограничивающих их понятий, господствующих в настоящее время в обществе, как-то: область, село, город, деревня, страна, государство. Полет в мировое пространство станет слиянием техники и культуры. Я рад, что могу сотрудничать для воплощения Высшего идеала Человечества…»
Инициаторы выставки проявили незаурядную энергию. Увеличивались и печатались фотографии, строились модели космических кораблей и ракетных двигателей, чертились эскизы и диаграммы. Позднее, уже после открытия выставки, Николай Рынин похвалил эту работу из Ленинграда: «…не могу не выразить удивления, как Вам, с ничтожными средствами, удалось организовать такую интересную и богатую материалами выставку, которая, несомненно, во многих посетителях ее должна была возбудить ряд вопросов научно-технического характера и пробудить в них интерес к астрономии, проблеме межпланетных сообщений и к выработке миросозерцания вообще.»
Отдельные стенды выставки знакомили посетителей с творчеством Николая Кибальчича, Константина Циолковского, Германа Гансвиндта, Германа Оберта, Роберта Годдарда, Макса Валье, Робера Эсно-Пельтри и других пионеров космонавтики. Под стеклом лежали документы и чертежи. У потолка на тонких нитях висели модели космических аппаратов.
Изобретатель Сергеевич написал проникновенные (хотя и совершенно бездарные) стихи, ставшие своего рода гимном АИИЗа и выставки:
- "Изобретатель, выше, выше
- Ты должен Все изобрести,
- Среди культурного затишья
- Ты – на вернейшем пути…
- Ведь пораженьем было б это,
- Тебе ль того не сознавать,
- Чтоб меж тобою и планетой
- Мог кто-то чем-то где-то стать.
- Ты должен быть сверхидеальным
- Ты должен все пересоздать
- С своею Всеизобретальней
- Миры ты должен покорять.
- (…)
- Ты должен, должен быть бесценным,
- Тебя должны миры все знать,
- Ты – гражданин миров вселенной
- И должен Все завоевать…"
Художник Архипов оформил витрину, изобразив лунный пейзаж: на горизонте из-за острых пиков лунных гор выглядывал сине-зеленый диск Земли, ближе у края большого кратера высилась космическая ракета, а неподалеку от нее, взобравшись на скалу, всматривался в лунные дали фанерный человечек в скафандре. На выставке имелась и другая картина этого художника, на которой по оранжевой почве, синим растениям и бегущим вдаль каналам легко угадывались пейзажи Марса.
Сегодня многое из того, что было показано на выставке, кажется наивным. Изобретатели АИИЗ не представляли себе всех сложностей космических полетов, но искренне верили в его реальность и заражали своей уверенностью других.
Взять хотя бы те проекты, с которыми выступили сами организаторы: Александр Федоров и Георгий Полевой.
Федоров приехал в Москву с проектом атомного «ракетомобиля.» Движитель этого аппарата должен был работать на электрохимической энергии, представляющей собою результат использования внутриатомных процессов (напомню, что к тому моменту была уже разработана теория радиоактивного распада, а Резерфорд наблюдал искусственное превращение ядер). Форма «ракетомобиля» (длина – 60 м, диаметр – 8 м) была выбрана обтекаемой, поскольку ему предстояло стартовать с Земли, разгоняясь до 1000 км/ч в атмосфере, а далее – до 25 км/с.
Федоров рассчитывал свой аппарат на шесть человек, вес с топливом – 80 т. В пределах атмосферы полет осуществлялся тягой пропеллеров и подъемной силой крыльев. В пустоте межпланетного пространства винты и крылья убирались.
Интересно, что изобретатель задумывал «ракетомобиль» не только для установления межпланетных сообщений, но для межзвездных перелетов, полагая, что аппарат на внутриатомной энергии способен преодолеть огромные расстояния, выйдя в Дальний Космос.
Полевой предложил целый набор изобретений: «ракетомобиль», «космостанцию» и космический скафандр.
В основе комплекса Полевого лежит совсем иной физический принцип. Еще в 1913 году изобретатель задумался, а нельзя ли использовать свойство соленоида выталкивать металлические предметы для создания мощнейшей электромагнитной пушки, которая позволит забрасывать снаряды на космическую высоту. К 1927 году изобретение обрело законченный вид.
Космостанция (электромагнитная пушка) Полевого представляла собой просверленный в горном массиве «компрессорно-соленоидный» тоннель, в котором по направляющим скользит особый вагон, заключенный в железный панцирь обтекаемой формы. «Компрессорно-соленоидная» станция сообщает «панцирно-реактивному» вагону скорость до 1600 м/с. При этом скорость поддерживается горением «реактивных труб», выходящих из панциря наружу. Достигнув высоты 150 км, панцирь автоматически раскрывается и происходит зажигание во всех трубах. «Ракетомобиль» уходит в космос, постепенно развивая скорость до 11 км/с, а панцирь на парашюте падает вниз и подвозится к станции для повторного использования.
В пояснительной записке к проекту изобретатель указывал, что благодаря начальному импульсу, полученному «ракетомобилем» от космостанции, он поднимается по инерции на большую высоту, где сопротивление среды будет уже незначительным. Значит, для сообщения вагону космической скорости потребуется горючих веществ значительно меньше, чем в ракетах, поднимающихся непосредственно с земли. Кроме того, отсутствие пропеллеров и других выступающих частей в межпланетном вагоне делает его легким и сравнительно небольшим, что облегчает маневрирование и возвращение на Землю, которая будет осуществляться планированием с контргорением (участием двигателей торможения).
Московская пресса отнеслась к выставке с интересом, но иронически:
«…Выставка „Космополитов вселенной“ только что открылась. Посетители идут сюда как-то застенчиво, оглядываясь, точно боясь, чтобы не увидел кто и не осмеял. Только у немногих решительный вид, – так и кажется, что этот человек пришел записываться для первого полета на Луну. Впрочем, такие желающие в самом деле были…»
Организаторы это предусмотрели, и для таких желающих на выставке имелась специальная книжка, куда записывались все, кто хотел полететь на Луну.
«Слушаешь все это, – писал репортер, – и представляешь себе кассу станции межпланетных сообщений. К ней подходит человек и, спокойно попыхивая папироской, небрежно бросает: – А дайте-ка мне билет на ракету-экспресс – до Луны и обратно…»
Несмотря на скепсис прессы и отрицательное мнение Губполитпросвета, выставка на Тверской стала важнейшим событием для энтузиастов космонавтики. Она подводила своеобразный итог всем работам в этой области к середине 1920-х годов. Посетитель с фантазией, глядя на ее стенды, мог представить себе пути дальнейшего развития ракетной техники на ближайшие годы, а то и десятилетия.
Выставка пользовалась успехом. У «лунной» витрины постоянно толпился народ. «Пропускаемость публики 300-400 человек в день», – с гордостью докладывали изобретатели Циолковскому, все еще надеясь выманить в Москву престарелого домоседа.
Всего на выставке побывало более десяти тысяч человек. Вот как описывает свои впечатления один из них – Михаил Игнатьевич Попов:
"Огромная витрина одного из торговых помещений на Тверской улице освещена ослепительнее остальных. Перед ней толпа. За стеклом – фантастический пейзаж неведомой планеты: оранжевая почва, синяя растительность и прямые каналы. Припланечивается оригинальный летательный аппарат – огромная ракета. На фоне черно-синего, щедро озвезденного неба изумляющая надпись: «Первая мировая выставка межпланетных аппаратов и механизмов.»
Не войти на «Первую мировую» было свыше моих сил. Сделав лишь пару шагов, я как бы перешагнул порог из одной эпохи в другую – космическую…"
По итогам выставки ее организаторы выпустили отчет, который был разослан всем, кто прислал заявки. Помимо различных чертежей и описаний к ним, в отчете содержались доброжелательные отзывы посетителей. Вот некоторые из них, исчерпывающе характеризующие и самих посетителей, и эпоху, в которой все это происходило:
"1. Экскурсия от месткома апаковского трамв. парка г. ж. д.
«Просмотрев выставку, констатируем ее полезность, но ставим недочетом малую площадь помещения и недостаток средств, отпущенных на ее устройство. Кроме того, часть экскурсантов, познакомившись с деятельностью Циолковского, находит необходимым повысить пенсию на его содержание. Экскурсия парка, совместно с работницами Донбаса, находит нужным пополнить выставку не только моделями, но и оригиналами, т. е. телескопами и т. п. Находим желательным в объяснении лектора иностранные слова заменять русскими.»
2. Профессор Орлов.
«С большим интересом осмотрел экспонаты выставки.»
3. Инженер-электрик Мальцев.
«Выставка межпланетных летательных аппаратов вполне своевременна и полезна для популяризации идеи межпланетных сообщений.»
Читать бесплатно другие книги:
