Призрак Канта Устинова Татьяна
Василий Васильевич засмеялся, прихлёбывая кофе. Он совершенно точно помнил, что вчера ночью закрыл её! Ну-ка посмотрим, какая страница.
Страница пятьдесят семь, всё верно.
«Философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий, которые приносят с собой страсти».
Это мы уже сто раз читали!..
Интересно, кто с ним играет? Хорошо бы, конечно, Кристина по прозвищу Мышь, но отчего-то Василий Васильевич в это не верил. Нет, было бы прекрасно, если б она, но…
Высокие двери у него за спиной вздрогнули, будто снаружи потянули за ручку. Василий Васильевич оглянулся.
Ничего не происходило, потом двери вздрогнули вновь и тут же донеслось дребезжание колокольчика. А потом ещё раз.
Меркурьев поставил чашку на стол рядом с «Философией Канта», подошёл, повернул в замке ключ и распахнул створку.
В солнечном воздухе он увидел только силуэт. Силуэт колыхался и подрагивал, извивался, и Меркурьев на секунду зажмурился.
– Моё почтение, – вежливо проговорил посетитель и на старинный манер приподнял шляпу.
Он уже не извивался и не двоился, и оказался сухим человечком с мелким, но выразительным лицом. Он был облачён в долгополое пальто, а в руке держал дорожный ковровый саквояж.
– Доброе утро, – поздоровался Меркурьев.
Позади человечка на стоянке дремал длинный белый «Кадиллак» – вчера его здесь не было, – Меркурьев почему-то очень удивился, что старомодный и вежливый человечек прибыл на такой длинной, самодовольной машине.
– Приглашён погостить, – сказал новый гость. – Если вы ничего не имеете против.
– Я?! – воскликнул Меркурьев.
– С вашего разрешения, – заключил невиданный посетитель твёрдо.
– Проходите, – пригласил Василий Васильевич несколько растерянно. – Я сейчас найду хозяина или управляющую…
И посторонился, пропуская гостя.
Человечек воскликнул:
– Ни в коем случае! Не нужно никого обременять! Придёт время, и всё разрешится само собой.
В «Кадиллаке» нет водителя, мельком подумал Меркурьев. На водительском месте никого. Выходит, человечек сам сидел за рулём. Чудеса.
– Я подожду вот здесь. Если позволите.
Утренний гость прошагал к креслу возле готического окна, уселся, утвердил на острых коленях саквояж, а сверху пристроил свою шляпу.
– Хотите кофе? – спросил Меркурьев.
Гость подумал секунду.
– Лучше чаю и к нему каплю молока, – сказал он. – Если это вас не очень затруднит. Дело в том, что я не употребляю кофе. Это нездорово.
Он покосился на книгу, отчего-то покачал головой и уселся поудобнее.
– Сейчас попробую, – пробормотал Василий Васильевич. – Чаю с молоком, понятно. Одну минуточку.
– Не спешите, – любезно разрешил прибывший. – Из-за меня не стоит суетиться.
Меркурьев пошёл на кухню, спросил, где найти Нинель Фёдоровну или Виктора Захаровича, а также чаю.
– С каплей молока! – добавил он, вспомнив.
Оказалось, что для чая всё приготовлено там же, на буфете, Нинель Фёдоровну сейчас поищут, а Виктор Захарович ещё не вставал. Просидел с гостями почти до утра, как видно, не проснулся пока.
Возле буфета Василий Васильевич топтался довольно долго, раздумывая, как ему быть. В конце концов достал большую чашку с блюдцем, сунул в нее пакетик, подождал, пока заварится, и пакетик выбросил. Незнакомец в шляпе и с саквояжем, решил Меркурьев, ни за что не станет пить чай, из которого торчит хвост! Два кусочка сахару он пристроил на блюдце рядом с серебряной ложечкой, а сливки из круглых пластмассовых штуковин решительно некуда было перелить и пришлось нести так, в штуковинах.
Василий Васильевич не удивился бы, если б человечек исчез из вестибюля, но он был на месте. Он сидел в прежней позе, словно ни разу не пошевелился.
– Ваш чай, – по-официантски галантно сказал Меркурьев. – А управляющую ищут.
– Ах, не стоило беспокоиться! – досадливо вскричал человечек. – Не примете ли?
И он сунул Меркурьеву саквояж и шляпу.
Василий Васильевич принял их и неловко прижал к груди.
Человечек сделал глоток, зажмурился, оценивая, и заключил:
– Недурён. Шри-Ланка?
Василий Васильевич счёл нужным кивнуть – на всякий случай. Он был растерян и не понимал, что происходит.
– Всё же капля молока была бы не лишней.
– Молоко… рядом. То есть сливки. Сливки и сахар.
Человечек поднял на него глаза и вдруг ужаснулся.
– Непростительная ошибка! – воскликнул он и поднялся в волнении. – Я опять совершил ужасную ошибку! Всякий раз забываю! Вы ведь не привратник?
Инженер Меркурьев отрицательно покачал головой.
– И не лакей?
Василий опять покачал – нет, он не лакей.
– Прошу меня извинить, покорнейше прошу извинить! Забываю! Позвольте!
Гость вскочил и вырвал у Меркурьева поклажу.
– Непростительная ошибка! Я стал рассеян. Нужно было сразу дать понять, что мои указания неуместны. Ах, как неловко.
– Да ничего страшного, – промямлил Василий Васильевич.
– Нет, нет, не утешайте меня, – продолжал сокрушаться гость. – И ещё чай! Право, ужасная неловкость!
Он пристроил саквояж себе в ноги, шляпу угнездил сверху.
– Вы здесь в гостях, – резюмировал человечек, разглядывая Меркурьева. – Приглашены, так же, как и я.
– Нет, я в отпуске, – признался Меркурьев. – Приехал отдохнуть.
– Вы тяжело трудитесь? Труд вас изматывает?
Василий Васильевич никогда не задавал себе таких вопросов!
– Жара изматывает, – сказал он наконец. – Я работаю в пустыне, на газопроводе.
– Как интересно, – восхитился человечек, – и, должно быть, увлекательно!..
– На самом деле, не очень. Нет, то есть интересно, – спохватился Меркурьев. – Но не всегда. В основном это просто тяжелая работа.
– Может быть, присядем?…
Меркурьеву хотелось удрать – лучше всего на кухню или в столовую, где пахнет свежей утренней булкой, где все свои, где можно не вести странных разговоров и где никто уж точно не примет его за лакея или привратника!..
Тем не менее он зачем-то сел в соседнее кресло и сделал любезное, слушающее лицо.
Гость ещё пригубил чаю, вновь похвалил его и спросил, в чём заключается тяжесть работы Василия Васильевича.
Тот пожал плечами.
– Приходится за всё отвечать, – сказал он. – За технику, а главное – за людей. На ходу корректировать проект, потому что на бумаге одно, а в поле получается совсем другое. И условия, в общем, не сахар.
– Ваш труд скорее умственный или физический?
– И то, и другое. Но, пожалуй, головой я работаю больше, чем руками.
– Если у человека есть возможность думать, он счастливец. Большинство людей такой возможности не имеет, – заметил гость. – Они вынуждены в поте лица зарабатывать на хлеб насущный для себя и своих семей. Вы обременены семейством?
– Нет, – развеселился Меркурьев.
– Мой вам совет, – сказал человечек, наклоняясь к нему через стол и понизив голос, – женитесь на особе, имеющей приданое, чтобы таким образом обеспечить себе материальную независимость и возможность на свободе заниматься умственными упражнениями.
– Хороший совет, – кивнул Меркурьев. – Спасибо.
– Совет истинно практический.
Человечек принялся пить чай, а Василий Васильевич сбоку рассматривал его с любопытством двухлетнего карапуза, изучающего соседскую кошку.
– Я задержал вас, – спохватился гость, – а время завтрака. Ещё одна непростительная ошибка!.. Ступайте и не заботьтесь обо мне.
Словно отпущенный на свободу, Василий Васильевич вскочил, отвесил поклон – как мог, так и отвесил, – и ринулся в столовую.
– Ты чего?!
Он чуть не сбил с ног Стаса, который вышел из-за угла прямо на него.
– Где Захарыч?
– Не знаю, не видел. Чего ты несёшься? Пожар?
– А эта? Нинель?
Стас потёр плечо, в которое на полном ходу врезался Меркурьев.
– Её тоже не видел. Что случилось?
– Новый гость приехал, – проинформировал Василий Васильевич на ходу.
– Ну и что?!
Нинель Фёдоровна в шёлковых перчатках, на этот раз розовых, раздавала из корзины хлеб – овальные куски чёрного, длинные ломти багета и золотые, чуть присыпанные мукой рогалики.
Увидев запыхавшегося Меркурьева, она остановилась и воззрилась на него.
– Нинель Фёдоровна, – выговорил он, – доброе утро. Там… в фойе, или как это называется… где чугунная лестница и камин…
– В прихожей?
– Да, наверное, да! Приехал новый гость и ждёт, а Виктора Захаровича я не нашёл. Может, вы встретите?
– Господи, ну, конечно! Виктор Захарович сейчас выйдет, он… полночи не спал, – она понизила голос. – Промаялся с этими… новыми хозяевами. Вас они не беспокоили? Не слишком шумели?
Она пристроила корзину на угол буфета и принялась стягивать перчатки.
– У вас такой дом, – сказал Меркурьев. – Ничего не слышно. Только дверь закроешь, и сразу тихо.
– Раньше так строили, – кивнула Нинель Фёдоровна и с грустной любовью оглядела гостиную. – Им казалось, на века.
– Кому казалось?
– Предкам. Я побегу, а вы позавтракайте непременно! У нас очень хороша овсяная каша, вы такой нигде больше не попробуете.
И она заспешила к выходу. Меркурьев проводил её взглядом.
– Вася!
От неожиданности Меркурьев несколько подскочил.
Никто тут не мог называть его Васей!..
Кристина, Крис-Крыс-Мышь, махала ему рукой. Она сидела не там, где ужинала, а за столом возле окна. Стол помещался в небольшом эркере с тремя длинными узкими окнами на все стороны.
Василий Васильевич подошёл и поздоровался.
– Садись и давай завтракать, – предложила Кристина-Мышь. – Я ем кабачковые оладьи со сметаной. Здесь рядом хутор, там коровы, овцы. Виктор Захарович советовал мне туда сходить, потому что по дороге есть кирха, совсем ветхая, но архитектурный шедевр.
– А куры и коровы при чём? – спросил он, усаживаясь.
– Так я же рассказываю! Так вот, значит, хутор, наши там берут молоко, сметану, всякое такое. То есть, Виктор Захарович и Нинель Фёдоровна. О-очень вкусно! Попробуй.
Василий Васильевич заказал стакан холодного молока – от хуторской коровы, – творог со сметаной, от неё же, и порцию кабачковых оладий.
– Ты их тоже ешь со сметаной, – посоветовала Мышь. – Они солёненькие, поджаристые, хрустят! Со сметаной в самый раз.
– Приехал новый гость, – проинформировал ее Василий Васильевич, намазывая на багет сливочное масло. Оно было холодное, со слезой, и мазалось плохо, скорее ложилось на свежий хлеб толстыми, прозрачными сливочными ломтями.
– Ну и что?
– Странный типус, – проговорил Меркурьев, откусывая хлеб. – Очень странно выглядит и странно говорит. Он принял меня за привратника. Ты можешь себе представить человека, который может принять меня за привратника?
Мышь оглядела Василия Васильевича с головы до ног. Он перестал жевать.
– Что?
– Ты, конечно, больше похож на автослесаря, – сказала она после некоторого раздумья. – Ну, на садовника. Хотя! – Она махнула рукой. – Привратник тоже сойдёт.
Василий Васильевич засмеялся.
– Он приехал на «Кадиллаке». Последней модели, такая… недешёвая машина.
– Может, он богач?
– У него шляпа и ковровый саквояж.
– Ну и что?
Василий Васильевич дожевал багет:
– Смотри. Шляпа, саквояж и «Кадиллак» последней модели никак не монтируются. Это я тебе говорю как инженер.
Мышь неопределённо повела рукой. Её перстень светился необыкновенным, неземным светом.
– Вот ты лучше скажи мне, как Антипия вызывает духов, а?…
– Никак не вызывает. Это просто представление, – ответил он.
– Вася, – сказала Мышь проникновенно, – я это всё и без тебя знаю! Никаких духов нет, привидений не существует, гоблины и гномы – выдумки, ведьмы и колдуны – плод больного воображения.
Василий Васильевич одобрительно кивал. Так и есть, так и есть!..
– Но как-то это всё сделано! Свеча гаснет, блюдце вращается, стол стучит. Ты что-нибудь заметил?
Василий Васильевич сказал, что ничего не заметил, просто он слишком далеко сидел. Сегодня вечером он сядет поближе, всё поймёт и потом расскажет ей.
– У вас ведь эти вызовы духов происходят каждый вечер?
– Я здесь третий день, – сказала Мышь, – и два раза мы их вызывали. Один раз Брунгильду, другой раз Канта. Вчера. Ты с нами вызывал.
– Два раза из трёх – это уже статистика, – изрёк Василий Васильевич.
Распахнулась дверь, и в столовую ввалился один из свинов. Он был бледен нездоровой бледностью, лоб блестел, как восковой, под глазами коричневое с зелёным. Мятая рубаха, застёгнутая через одну пуговицу на третью, кое-как засунута в брюки. Штанина подвернулась, застряв в носке.
Мышь неприязненно потянула носом – ей показалось, что в столовой отчётливо завоняло перегаром.
Свин устроился в самом тёмном углу и, когда подошёл официант, простонал, чтобы принесли пива холодного и супа горячего, всего побольше. После чего уронил голову на руки и замер.
– Перестарались, – констатировал Василий Васильевич.
– Да ну, – сказала Мышь с отвращением. – И они покупают этот дом!.. Почему всё так несправедливо устроено? Прямо мерзко!
– Может, они хорошие люди, – предположил Меркурьев просто из духа противоречия.
– Кто?! Эти?! Да они вообще не люди!.. Они биомасса, пластилин, исходное сырьё. Из сырья ещё только должен выработаться человек. Лет через пятьсот-шестьсот потомство этого типа обретёт человеческие черты.
– Какая-то фашистская теория, – заметил Василий Васильевич.
– Ничего подобного, – энергично возразила Мышь. – Просто я говорю то, что думаю, а вы, старшее поколение, все ханжи. Потому что родились при советской власти и она вас испортила. – Тут она вдруг толкнула Меркурьева под бок. – Смотри, смотри!..
В столовую вплыла красавица с ярко накрашенным ртом и не по утреннему времени искусно уложенной причёской – волосок к волоску. Так выкладывали причёски в двадцатых годах прошлого века, Василий Васильевич видел на фотографиях. Красавица была облачена в длинное, до пола, светло-розовое шёлковое платье с короткими рукавами, и норковое манто, наброшенное поверх шёлка.
Она вышла на середину столовой, остановилась и неторопливо огляделась.
Антипия – на этот раз все её одежды были бирюзового и зелёного оттенка, – не обратила на красавицу никакого внимания. Она продолжала пить из высокого стакана нечто оранжевое, изредка запивая оранжевое коричневым и густым из другого стакана.
Стас некоторое время пялил глаза, потом подскочил и предложил красавице сесть.
Она кивнула, улыбнулась и прошествовала к полосатому дивану по соседству с обездвиженным свином.
– Может быть, лучше к окну? – предложил растерянный Стас.
– Из окон вечно дует, – отозвалась красавица. Голос у неё был под стать общему облику – низкий, тягучий, выразительный. – Меня зовут Лючия, – объявила она как будто Стасу, но на самом деле всем присутствующим. – Я приехала вчера вечером и несколько дней поживу здесь.
Она посмотрела по сторонам, а потом на компьютерщика.
– Представьте мне остальных, – потребовала она. – Наверняка вы все знакомы!
Мышь фыркнула.
Василий Васильевич улыбнулся.
Антипия перешла к чему-то зелёному.
– Меня зовут Стас, я из Москвы, – начал компьютерщик с самого простого. – Я в отпуске. Люблю Прибалтику.
Больше сказать ему было нечего, а инициативу в плане знакомства больше никто не проявлял. Стас оглянулся по сторонам и простёр руку в сторону Меркурьева и Мыши.
– Василий Васильевич, инженер, – громко сказал он. – Из Бухары. Тоже в отпуске. – Меркурьев привстал и слегка поклонился. – А Кристина – рядом с ним, – пишет диплом.
– Понятно, – уронила красавица. – Ну, что ж, бывает.
– В каком смысле? – не понял Стас.
Та вздохнула.
– И диплом бывает, и Бухара тоже. А эта дама? – Она кивнула на вещунью, которая не обращала на них никакого внимания.
– А, это наша колдунья, она приехала на слёт магов, – зачастил Стас.
– Я не колдунья, – с досадой перебила Антипия, по-прежнему не взглянув в сторону красавицы и компьютерщика. – Сколько раз повторять! Я проводник. Между двух миров! Духовная дочь учителя Сантаны и последовательница великого Пуришты.
– А человека в углу я не знаю, – продолжал Стас. – Они с другом только вчера приехали и сразу набрались.
– Бог с ним, – сказала красавица. – Выпейте со мной кофе.
Стас немедленно плюхнулся напротив неё. Мышь следила за происходящим сердитыми глазами.
– До чего не люблю, когда выпендриваются, – сказала она наконец. – Истерик не люблю и когда выпендриваются не люблю.
– Сколько тебе лет? – спросил Меркурьев.
– Двадцать три, а что?
– Да нет, я просто так спросил. Интересно, где тот, мой? В шляпе и с саквояжем? Он будет завтракать?
– Зачем он тебе?
Меркурьев помолчал.
– Я бы с ним поговорил подольше, – сказал он, наконец. – Он занятный.
Краем глаза он посматривал на красавицу, которая пила кофе и негромко беседовала со Стасом.
А она на чём приехала? На такси? Непохоже! К такой даме должны прилагаться не только платье до пола и норковое манто, но ещё несколько специальных «дорожных костюмов» и шофёр в фуражке. И куда делась машина, которая привезла свинов? Или даже две, если у них было по машине на каждого!
На брусчатке перед парадным входом стоял только белый «Кадиллак»…
Мышь потянулась так, что в животе у неё что-то пискнуло. Она смутилась и даже слегка покраснела.
– Тянуться за столом нельзя, неприлично, – выпалила она. – Я знаю, не смотри на меня так!
– Как?
Она опять покрутила рукой, изображая нечто.
– Как взрослый на младенца! А где Софья? Ты же с ней собирался на прогулку!
Василий Васильевич вздохнул. С гораздо большим удовольствием он пригласил бы на прогулку Мышь, но Софья уже пригласила его самого, ничего не поделаешь.
– Сходи на маяк, правда, – сказала Мышь серьёзно. – Я ещё ни разу там не была, а говорят, оттуда вид красивый, прям открыточный. Я утром из окна видела, как ты бежал по пляжу.
Василий Васильевич посмотрел на неё. Он всё никак не мог привыкнуть к её манере разговора, когда она – оп-ля! – и поворачивала совсем в другую сторону.
– Мне показалось, что тебя вот-вот хватит инфаркт. Ты еле шевелился, и ноги у тебя заплетались.
Василий Васильевич оскорбился. Во-первых, он был уверен, что бег у него атлетический, лёгкий. Во-вторых, для первого раза результат был великолепный! В-третьих, ничего у него не заплеталось!
– Я просто давно не бегал, – сказал он, поднимаясь из-за стола. – Мне нужно потренироваться.
В коридоре он столкнулся с Виктором Захаровичем. Вид у того был болезненный, он раскладывал на наборном столике свежие газеты и морщился.
– Не спал ни минуты, – пожаловался старик. – Загонят они меня в могилу, право слово!.. Уж купили бы, и дело с концом.
– А что? – поинтересовался Меркурьев. – Раздумали?
– Да ничего не раздумали! Сегодня договор будем подписывать, в два часа нотариус подъедет. Перепились они вчера, вот и вся история. Теперь до вечера не очухаются, я это уж однажды наблюдал!.. Когда мы только познакомились.
– Один очухался, – сказал Василий Васильевич. – По крайней мере, принял сидячее положение. В столовой он его принял.
– Да? – поразился Виктор Захарович. – Удивительное дело! Лишь бы опять не начал.
– Утром приехал ещё один гость, я ему двери отпирал, – продолжал Меркурьев. – Вы его видели? В шляпе и длинном пальто.
– Его Нинель Фёдоровна поселила.
– Как его имя?
Виктор Захарович посмотрел на Меркурьева в явном затруднении.
– Вот… не скажу. Забыл!.. Я потом в компьютере посмотрю! Это надо же такому быть – забыл! Совсем старый стал.
– А вещунью как зовут? Антипию?
– Эту помню, – сказал Виктор Захарович. – Марьяна Витальевна Антипова она у нас.
– Столы вертеть и свечи гасить вы Марьяне Витальевне помогаете?
– Я?! – ненатурально удивился Виктор Захарович. – Что вы, Василий Васильевич! Даже близко нет! Я от неё и сеансов этих как чёрт от ладана бегаю!..