Титановый король Резник Юлия
Глава 1
Дина
Мое дыхание обрывается ровно в тот момент, когда пальцы красавчика-массажиста перемещаются под ягодичные складки. Тепло, что зародилось в теле еще с полчаса назад, вспыхивает огнем и превращает кровь в раскаленную лаву. Мне, наверное, стоит возмутиться. Сказать что-то вроде: «Ты ничего не попутал, мальчик?». Но язык вязнет – во рту сухо, а сердце в клети ребер берет такой разгон, что его удары отзываются в горле. Я затаиваюсь, как учуявший неладное зверь, и почти не дышу…
Сильные руки чутко улавливают охватившее меня напряжение. Красавчик возвращается к моим окаменевшим плечам. Уверенными движениями вновь начинает разминать мышцы. И вдруг, наклонившись чуть ниже, негромко интересуется:
– Все нормально?
Нет… Я ежусь. На коже выступают мурашки. Голос у него шершавый, как кора двухсотлетнего дуба, что растет у меня на участке. Иногда я сижу под ним, запрокинув голову к богатой узорчатой кроне, сквозь которую не без труда пробиваются слепящие пятна света, и, слившись с исполинским стволом спиной, ощущаю то же самое, что теперь. Как мою кожу слегка царапает…
– Угу… – только и могу из себя выдавить.
– Вот и хорошо.
У парня свежее дыхание. И ненавязчивый нейтральный парфюм. Специалистам, которые так близко контактируют с людьми, не положено что-то более резкое. Да и не надо. Его аромат и так оседает на моих сверхчувствительных рецепторах. Черте что. Права была Светка, когда сказала, что мне нужно обзавестись любовником. Хотя бы, чтобы не попадать в вот такие идиотские ситуации. Когда я сама себе кажусь жалкой.
Чтобы успокоиться, дышу размеренно. Вдыхаю носом, выдыхаю ртом. Медитация помогает. Или это руки красавчика снова заставляют мое тело расслабиться… Косточки превращаются в холодец. Понятия не имею, как буду слезать со стола. Это правда очень хорошо. Отпускаю контроль, позволяя себе насладиться происходящим по полной. Время неумолимо движется вперед, и совсем скоро сеанс массажа закончится. Когда точно – я понятия не имею. Часов на полу, куда устремлен мой взгляд, нет. Но по тому, как сместились полоски света, проникающие сквозь жалюзи, я могу судить, что кайфовать мне осталось недолго. И потому я потерявшейся кошкой льну к чужим рукам.
Красавчик разминает мне поясницу. О, да. С моих губ срывается хриплый стон. Ему вторит пренебрежительное мужское хмыканье. Я чувствую, как щеки обдает жаром. Становится ужасно неловко. Я могу ошибаться, но разве массажисту не стоит быть более сдержанным? Интересно, что он себе надумал? А впрочем, какое мне до этого дело? Скорей всего, мы больше никогда не встретимся. Я здесь и оказалась лишь потому, что сертификат в SPA мне на день рождения подарила подруга. Светка не соврала – здесь действительно шикарно, но это неважно, я все равно сюда не вернусь. Просто потому что не люблю выбираться из своего кокона.
Пока я лениво гоняю по кругу мысли, пальцы массажиста снова смещаются и проходят в опасной близости от кромки идиотских одноразовых трусиков. Их выдают в местах вроде этого в комплекте с халатом и шапочкой для душа. Я медленно сглатываю пульсирующее в горле сердце. Умелые руки красавчика на миг замирают. Едва касаясь, поглаживают кожу на внутренней стороне бедра и неспешно продвигаются дальше…
Господи, что он делает? А я… что? Надо непременно его остановить. Какого черта он вообще себе позволяет?
Меня бросает в пот. Пот собирается над губой, на висках и в подмышках. Массажист обхватывает полушария моих ягодиц ладонями, а большими пальцами отодвигает трусики в сторону.
И тут я подскакиваю. Сажусь, прижав к груди чертово полотенце, потому что орать, сидя перед ним голой, глупо.
– Это что сейчас было? Ты вылететь отсюда захотел, да? Так я это устрою.
Меня слегка потряхивает. И все бы ничего… Да только трясет меня вовсе не от праведного гнева, как это должно бы, а скорей от собственной же неудовлетворённости. Напряженные мышцы, не получив своего, яростно сжимают пустоту. И где-то на краю сознания зудит пугающая мыслишка: а если бы я позволила, м-м-м? Ну, что бы от меня – убыло? Вряд ли.
– Извините, – красавчик в примирительном жесте выставляет перед собой ладони. Пальцы у него длинные, на руках неожиданные мозоли, запястья по-мужицки широкие. Я как идиотка пялюсь на эти руки, вместо того, чтобы поставить извращенца на место. Влепить ему пощёчину. А еще лучше вызвать директора и все рассказать…
– Извините? – перекривляю, не в силах затолкать назад проснувшуюся в себе стерву. – Знаешь куда ты можешь засунуть свои извинения?
Все мое напускное спокойствие идет дырами, бежит стрелками, как прохудившиеся колготки. Я вскакиваю со стола, шагаю к нему, не имея совершенно никакого плана, что делать дальше. Чувствую себя лающей на слона Моськой. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Он высок. И действительно очень красив. Это только еще сильней меня бесит. Я ничего подобного не ощущала сто лет! А теперь… вот. И главное, кто виноват в случившемся? Массажист, которого я в первый раз вижу! Делаю решительный шаг и будто с разбега наталкиваюсь на его равнодушный взгляд исподлобья.
– Боюсь, вышло какое-то недоразумение. Вы в курсе, на какую услугу записались? – мертвым, без тени эмоций голосом интересуется парень.
– Конечно! – вздергиваю подбородок я. – На массаж.
– Интимный массаж, – так же ровно уточняет он.
– Что? – моя челюсть медленно отъезжает вниз. – Ты… Вы же сейчас шутите, правда?
– Нет. Но я приношу извинения от имени компании за случившееся недопонимание. Сотрудники рецепции должны были донести до вас полную информацию об услуге.
Мы впервые так близко, что я со своим сильно подсевшим за последнее время зрением могу рассмотреть его бейдж. Зовут парня Федор.
– Они не виноваты. Это был… подарок. И если кого винить, так это мою подругу.
По крайней мере, это я должна признать. В ответ на мои слова Федор равнодушно пожимает плечами. Плечи у него богатырские. Тугие бицепсы, натягивающие ткань белой медицинской формы с голубой, в тон его льдистых глаз, выстрочкой. Интересно, а он с таким же каменным лицом ласкал бы меня между ног?
Это какой-то сюр… Мне делал интимный массаж ряженый. Как те стриптизёры, что переодеваются в пожарных или ковбоев. Остается только надеяться, что в процессе горе-доктор не сместил мне парочку дисков. Кости – то немногое, что во мне еще остается целым.
– У тебя хоть диплом есть? Мне за спину уже начинать волноваться, или обойдется? – уточняю, потянувшись к халату. Все это время тот висел на вешалке справа от стола. А я совершенно о нем забыла, иначе бы надела сразу и не расхаживала перед массажистом в чем мать родила. Пусть ему не привыкать, самой мне неловко. Не считая нужным скрывать, что чувствую, я брезгливо морщусь.
– Диплом есть. И пять лет медицинского. – Красавчик открывает кран, намыливает руки и принимается мыться, как хирург перед операцией. Меня это какого-то лешего задевает. Хотя… мало ли кто к нему приходит за своей порцией удовольствия. Может, оно и к лучшему. По крайней мере, я могу быть спокойна за свое здоровье.
– А на последний год тебя не хватило? Или ты вдруг почувствовал, что твое призвание – интимный массаж? – язвительно интересуюсь я, затянув поясок на халате. Спина Федора каменеет. Я прикусываю язык. Светка говорит, что я одичала, и, наверное, в ее словах есть доля правды. Неудивительно, что красавчик ничего мне не отвечает. А перед тем как выйти, бросает лишь:
– Скажу, чтобы вам принесли чай.
Чай… Нес бы уже что покрепче!
Ну, Светка, ну, удружила! Быстро одеваюсь и выхожу за дверь. Чая закономерно не хочется. Светка дожидается меня в шикарном холле, где никого кроме нас нет. Возможно, так сделано специально, чтобы прибегнувшие к интимному массажу клиенты не испытывали неловкости.
– Я тебя убью! – выдаю с порога.
– Еще скажи, что тебе не понравилось! – хохочет эта дурочка.
– Ты в своем уме?! Конечно, нет! Как тебе такое в голову пришло… – ругаюсь я. – Постой, а ты что… пробовала? Этого… Как его? Федора.
Не понимаю, откуда берется тянущее за грудиной чувство ревности. Я открываю шкаф, где висит моя куртка, не глядя на Светку, просовываю руки в рукава. Пальцы слегка дрожат. Какой же дурацкий день… Тридцать первый день моего рождения.
– Скажешь тоже. Конечно, нет! У меня же Паша… И свою разрядку я получаю вполне традиционным способом, – смеется Светка.
– Не смешно! – рявкаю я. – О таком предупреждать надо. Или хотя бы поинтересоваться, оно мне надо?!
– А то так не видно, Дин! Ты ж еще немного и начнешь на всех бросаться от недотраха. – Авдеева, как всегда, рубит правду-матку. Я ее страшно люблю именно за эту редкую сейчас искренность.
– Сомневаешься, что я найду мужика, если захочу потрахаться? Вот, как ты обо мне думаешь?
– Эй… Дин, ты чего? – Светка удивленно хлопает ресницами. Сцепив зубы, я обхожу ее и толкаю входную дверь. Авдеева бежит за мной. – Я же хотела как лучше. А он что… он совсем-совсем тебе не понравился? Такой красавчик, да если бы не Пашка, я бы к нему каждый день ходила, вот… Ну и если бы ты мне зарплату повысила, – добавляет, – ценник за эту услугу – умереть и не встать, знаешь ли.
Я не останавливаюсь. Интересно, сколько клиенток проходит через руки Федора в день? Три? Четыре? А может, и того больше? Ну и хрень же лезет мне в голову!
– Ты поставила меня в идиотское положение. Я-то не знала, что меня ждет. Поэтому…
– Ты поставила в идиотское положение массажиста? – хихикает Светка. Гляжу на нее из-под насупленных бровей. – Ну не злись. Ты бы иначе не согласилась. А так был шанс, что он тебя… хм… убедит. – И тут же с любопытством: – Не вышло?
Часы на руке сигнализируют о том, что мне следует принять лекарства. Я прикидываю расстояние до своей припаркованной машины. Идти всего ничего, но мои руки машинально тянутся к аптечке, словно я тут же рухну замертво, если не приму свои пилюли тотчас. Это не так. Не рухну… Но человеческие страхи мало поддаются логике.
– Я же сказала! Ничего у нас не было.
– А у вас и не должно было быть. Исключительно у тебя… Разрядка.
– Я что, правда на людей бросаюсь? – кошусь на Светку. Ветер подхватывает мои обкорнанные волосы, после операции прошел почти год, а они все никак не отрастут.
– Да от тебя все наши мужики стонут! От охранника на проходной до Куницына.
Куницын – генеральный директор одного из принадлежащих мне заводов. Матерый такой мужик, отличный профессионал. Уж если я и его задрала, мои дела совсем плохи.
– Учту, – киваю, ставлю сумку на пассажирское сиденье, сама ныряю на водительское. Один пузырек, другой, третий, блистеры… Всего десять таблеток. Утром и вечером чуть побольше.
– Не забудь, что в семь мы тебя ждем в Нигора. У них потрясающее диетическое меню. Ничего вредного, ничего острого…
– Ничего вкусного, – заканчиваю за подругу. На этот раз обычно задорный Светкин смех звучит натянуто.
– А хочешь, я закажу то же, что и ты?
– Это еще зачем? Чтобы никто из нас не получил удовольствия? – удивляюсь. Хочется домой, в свою раковину, но машина еще не прогрелась, а Светка, пользуясь этим, продолжает надоедать.
– Это ужасно несправедливо!
– Что?
– То, что тебе этих самых радостей осталось так мало! А доступные ты сама какого-то фига игноришь!
Боже, она опять об этом?! Я закатываю глаза и меняю тему:
– Я приеду. Говоришь, в семь?
– Ага. Так ты точно не хочешь закатить грандиозную вечеринку?
Для меня поход в любое многолюдное место – подвиг. И испытание для здоровья. Так что… Нет. Я не хочу. Качаю головой. К счастью, от дальнейших пререканий с подругой меня избавляет звонок телефона. За год моей новой жизни тот звонит все реже, но в день рождения обо мне вспоминают даже те, кто давно забыл… Кошусь на экран и сильней стискиваю на руле пальцы.
– Не хочешь ответить? – удивляется Авдеева.
– Нет. Это Гарипов.
Глаза Светки комично округляются.
– Надо же! Не забыл. Хочешь, я этому мудаку за тебя отвечу?! Давай! Я все этой падле скажу…
И снова я качаю головой. Нет, не надо. Ответить по-хорошему следует мне. Но я не склонна к мазохизму. Не хочу проворачивать нож, воткнутый в мое сердце. Ведь если тот не трогать, порой даже кажется, что его там и вовсе нет.
Глава 2
Дина
Дождь начинается еще в дороге. И без того серый промышленный город выцветает как будто полностью. Сейчас он так похож на меня… Серую, неказистую. Гляжу на себя в зеркало заднего вида. Да, ничего особенного. Знала бы, что после операции мне ничего нельзя будет поменять, может, успела бы сделать какой-нибудь модный тюнинг. А так казалось, куда спешить? Да и зачем? Если все у меня хорошо. И вообще, и в личном…
Мысли о личном напрягают. Сковывают расслабленные недавним массажем мышцы. Сама того не замечая, я сбрасываю скорость. Едущим следом машинам приходится идти на обгон. Но никто не решается меня обсигналить. Побаиваются. Моя тачка такая одна в целом городе. Всем понятно, кто за рулем.
Немного приоткрываю окно. Просовываю в образовавшуюся щель ладонь. Разгоряченная кожа покрывается холодной осенней моросью, и так, через руку, я будто вся ей напитываюсь. Мимо проносятся промзона, склады, заводские трубы, линии электропередач прошивают проводами серое небо и, удаляясь в перспективу, делаются все меньше. Столько деталей, а глазу не за что зацепиться. То ли дело за городом. Там все намного красивей. Серебристое извивающееся тело реки, внушительные горы, окружающие живописное озеро, которое летом иногда даже прогревается до приемлемых температур. Тогда, нарушая мой покой смехом, пьяными разговорами о жизни и дерьмовой музыкой, из города подтягиваются толпы народа. Но осенью вокруг почти никого. Лишь иногда пикники устраивают.
Сворачиваю с трассы, проезжаю еще километров пятнадцать, и вот, наконец, он… Мой дом. Дом стоит на сваях. Черный металл и дерево. Шикарный скандинавский дизайн, огромные, выходящие на воду и горы окна… Я обожаю здесь все. Но иногда… Иногда я чересчур остро ощущаю в нем свое одиночество.
Я ставлю машину в гараж и выхожу. Над головой тут же возникает большой черный зонтик.
– Спасибо, – киваю охраннику. Если я отстояла свое право самостоятельно передвигаться по городу, то тут к СБшникам все же пришлось прислушаться. Жить одной так далеко от цивилизации страшно. Город у нас суровый. Кругом полно тюрем. – Я часов в шесть опять отъеду. – Предупреждаю, потому как это положено. Охранник кивает. В сумке вновь коротко тренькает телефон. Я тянусь к кармашку, захожу в заботливо приоткрытые двери, скидываю лоферы. Одной рукой расстегиваю пальто, другой – разблокирую экран. Он? Или не он? Он все же… Ну, да и черт с ним. Хуже этот день вряд ли станет.
– Алло!
– Дина… Привет. Я… – видно, Гарипов не ожидал, что я все-таки отвечу. В трубке повисает пауза. – Я хотел поздравить тебя с днем рождения, – наконец, через силу выдавливает он. И этот до боли знакомый голос до сих пор будто тянет меня за кишки.
– Спасибо.
Если бы все мои чувства не поглотила боль, я бы, может, посочувствовала Рустаму. Он ведь не совсем пропащий. Даже, можно сказать, совестливый. Уверена, решение бросить меня в самый сложный, самый страшный период жизни далось ему весьма нелегко. Ага, в муках прямо-таки… Хмыкаю. И прислоняюсь лбом к теплой деревянной панели, которыми, по моему незатейливому вкусу, декорирован коридор.
– Э-м-м… – протягивает Гарипов. – Как ты себя чувствуешь?
С тех пор, как мне провели операцию по трансплантации печени, девяносто девять процентов моих знакомых начинают разговор именно с этого опостылевшего вопроса. А ведь я больше не умираю и веду вполне обычную жизнь. Даже могу родить, если захочется. Тогда как Рустамчик боялся остаться со мной бездетным. И вроде как этот довод стал для него решающим. А там, кто знает?
– Нормально, – удивленно замечаю я. – А что такое?
– Нет-нет, ничего… Просто… Как ты?
Какой бессмысленный и, тем не менее, изматывающий разговор. Что сказать? «Я жива? И почти здорова? Зря ты меня хоронил?» Ну, нет… Это прозвучит упреком. А мы же, мать его, не быдло какое-то, а вполне цивилизованные люди. Я – так вообще даже скандал не стала закатывать, когда узнала, что он, пока я по реанимациям… хм, очень быстро нашел с кем утешиться. Тогда главным мне казалось, что я осталась жива. Боль от предательства пришла потом, с выздоровлением.
– Да нормально, слушай… Вот из СПА приехала. Ты не был? На Кузнецкой. Прямо очень рекомендую. А теперь собираюсь на вечеринку. Светка устраивает. Если хочешь, приходи, – накидываю, зная, что он никогда не согласится. Так, дурачусь, чтобы Рустам чего доброго не подумал, будто мне до сих пор есть до него дело.
– Нет, я не могу. Она же меня ненавидит.
– Кто? Светка? А что, есть повод? – кошу я под дурочку, и от моей цивилизованности не остается следа. Ее налет сметает бурлящим потоком желчи.
– Ну, зачем ты так? – голос Гарипова прямо-таки сочится показным сожалением.
– А ты? Господи, Рус, столько времени прошло. У меня совсем другая жизнь. Другой мужик, в конце концов…
– И что? Твой мужик не будет против, если я заявлюсь?
– Он понимает, что наша история в прошлом.
«Какой другой мужик, Дина? Вымышленный?» – усмехается внутренний голос. А другой ему отвечает: – «А если и так! Гарипов этого никогда не узнает. Просто потому что ему не хватит яиц прийти и проверить мои слова».
– Нет. Я… может, как-то в другой раз поужинаем, без свидетелей. Поболтаем…
– Ну, смотри, как знаешь. Ох ты ж черт! Извини, мне давно пора собираться.
– Конечно-конечно. Еще раз с днем рождения.
Я отбиваю вызов, чтобы не слушать короткие гудки. Откладываю телефон, смотрю на свои дрожащие руки. Мы не общались… сколько? Месяцев восемь. Не надо было и начинать.
Поднимаюсь к себе, хлопаю дверью спальни. Застываю у панорамного окна, выходящего на озеро с громоздящимися за ним горными хребтами, по случаю осени убранными в золото и багрянец. Рука привычно ложится на живот. Но стоит мне осознать этот жест, как она тут же, будто обжегшись, отдергивается и повисает вдоль тела плетью. Об этом я вообще не могу вспоминать… И не думаю, что смогу когда-то. Время ни черта не лечит. Люди безжалостно врут.
Чтобы окончательно не раскиснуть, включаю комедию, которая нравилась мне в прошлой жизни. Потом долго выбираю наряд. Дело это довольно сложное. Старые вещи мне велики, а новых, подходящих случаю, нет. Максимум на что меня хватало в плане шопинга – так это на заказ каких-то футболок и джинсов через интернет.
Наконец, мой выбор падает на маленькое черное платье, которое даже теперь неплохо на меня садится. Наряд оставляет открытыми ноги, те, на мой вкус, стали уж слишком тощими, но что теперь? Укладываю короткое каре аккуратной шапочкой. Наношу макияж. Диоровская тушь засохла. Приходится в нее поплевать. Образ завершает красная помада. Возможно, на пухлых губах она смотрелась бы лучше, но… Чего нет, того нет. Сую ноги в туфли на высокой шпильке. Даже интересно, не разучилась ли я на таких ходить? Неудобно – жуть. Но раз уж я решила прихорошиться, придется терпеть.
В ресторан приезжаю с десятиминутным опозданием. За столиком у окна как раз рассаживаются все наши. Друзей у меня осталось не так уж много, но все они – проверенные временем ребята. Светку, Ольгу и Юльку я знаю еще со школы. Их вторых половинок… Да тоже, в принципе, много лет.
– А вот и наша именинница! Давай-ка, иди к нам. Тут самое лучшее место, – зазывает Светка.
– Шутишь?! На углу? Хочешь, чтобы Динка замуж не вышла? – возмущается Юлька.
Я закатываю глаза и демонстративно сдвигаю стул на угол стола. Замуж сходить мне не светит. Хоть сиди на углу, хоть на голове стой. Если что я и усвоила благодаря Гарипову, так это то, что женщина с проблемами со здоровьем никому не нужна. Мне же не нужны рядом люди, на которых нельзя положиться.
Пока я протискиваюсь к своему месту, платье задирается. Это не оставляют незамеченным сидящие за столом друзья:
– Вы только посмотрите, какие ножки у нашей именинницы! А я раньше даже не замечал!
– Красивые. За них и выпьем, – кивает Ольга.
– За ножки? Может, давайте, за Динку в целом, а не по частям?
– Полностью поддерживаю! Потому как если что и выделять, то только Динкину печень!
– Господи! – я закатываю глаза.
– А что? Она тебе хорошо служит. Именно благодаря ей мы вообще сидим за одним столом. – Глаза Светки влажно поблескивают.
– С этим не поспоришь, – усмехаюсь я.
– За Динкину печень! – подхватывают все собравшиеся, а я смеюсь, потому что это действительно очень смешно. Пить за печень… Пусть даже и за мою. Я пригубляю воду. Алкоголь мне категорически противопоказан, как и никотин, как жареное и острое.
– За печень, благодаря которой ты постарела еще на один год!
Все так же посмеиваясь, я киваю и пододвигаю к себе меню. Обычно люди стараются избегать разговоров о случившейся со мной истории. Поэтому я особенно ценю, что мои друзья не делают из этого трагедии вселенских масштабов. Для них это как будто ничего не меняет вовсе.
Делаем заказ, возвращаемся к прерванной беседе. Болтаем о том о сем, моем кости общим знакомым. Бокалы пустеют и наполняются вновь. Приносят закуски. Скоро и передо мной возникает тарелка с куском обжаренного на гриле лосося.
– Я просила рыбу, приготовленную на пару, – говорю я официанту, возвращая тарелку.
– Нет. У меня четко записано – гриль! – какого-то черта тот начинает со мной спорить.
– Я просила рыбу на пару.
– Нет… вы…
– Да заберите эту чертову тарелку! – рявкаю я, отшвыривая от себя злосчастную рыбу. Разговоры за столом стихают. Я вцепляюсь пальцами в приборы, как если бы хотела воткнуть вилку в глаз тупице-официанту. Внутри все дрожит. Я не привыкла к таким перепадам настроения, но срывы со мной теперь случаются все чаще. Тянусь за бокалом с водой и наталкиваюсь на осуждающий взгляд… Федора. Спросите, какого хрена я запомнила его имя? И как так вышло, что он настиг меня здесь?
– Гриль могу съесть я! – вызывается Олег, чтобы сгладить ситуацию.
– Не удивлюсь, – закатывает глаза Юлька, – у тебя не желудок, а бездонная прорва.
За столом возобновляется легкая беседа, но даже она неспособна поправить мое испорченное настроение. Не знаю даже, почему я так взъелась на мальчишку-официанта. Ну, перепутал он заказ, ну, стал спорить… И что? Нужно было на него орать? Выходит, Светка права. Я не в себе.
– Оу, черт! – глаза Ольги становятся огромными от испуга.
– Что такое? – я начинаю оборачиваться.
– Нет-нет, только не смотри за спину! Там… – Ольга делает театральную паузу.
– Неужто Гарипов? – догадываюсь я, ну, а что? На кого бы еще она могла так отреагировать?
– Да. И… Послушай, мы не хотели тебе говорить… – Ольга обводит виноватым взглядом собравшихся за столом друзей, будто ищет у них поддержки. Я напрягаюсь. Сглатываю вязкую слюну.
– Не хотела говорить что?
– В общем, он с одной девочкой встречается. И Люська… Помнишь, с нами училась такая худенькая? Марьянова, кажется? Так вот она же медсестра в медицинском центре и…
– Ты выскажешься, наконец? – изображаю нетерпеливое равнодушие.
– Короче, эта барышня, похоже, беременна. Твой мудак скоро станет отцом.
– Ну, станет и станет, – веду плечом. – Ты же не думаешь, что меня это волнует?
– Накостылять бы ему, – мечтательно тянет Пашка, избавляя Ольгу от необходимости отвечать. Та только виновато отводит глаза. Лишний раз подтверждая, что так они все и думают. Может, даже меня жалеют. С них станется.
Это выше моих сил. Я выхожу из-за стола.
– Дина…
– Я на пару минут. Только припудрю носик.
Мне нужно как-то это все уложить в голове. Гарипов… станет отцом. Он встречается с какой-то девочкой… Наверняка молоденькой. Такому, как Рустам, нетрудно вскружить голову кому угодно. Может быть, эта девочка нравится его маме. И они счастливы, что тот, наконец, нашел кого-то… подходящего. А не разваливающую на части тетку вроде меня. Люди-то они хорошие, но есть же предел…
Я горько улыбаюсь. И краем глаза замечаю, как, усадив ту самую девушку за столик, Гарипов устремляется вслед за мной. Нет-нет, я сейчас этого не выдержу. Вцеплюсь ему в лицо и… Я не успеваю придумать, что именно я бы сделала, потому что в беспамятстве натыкаюсь на препятствие. Вскидываю взгляд. Понимаю, что передо мной Федор. И не давая себе ни секунды на то, чтобы передумать, привстаю на цыпочки, зарываюсь пальцами в его волосы и жадно целую.
Глава 3
Федор
Я открываю рот, чтобы возмутиться. Послать избалованную сучку по известному адресу и сплюнуть чужой ненавистный вкус. Но вместо этого лишь помогаю ей углубить поцелуй и совсем уж неожиданно на него реагирую. Кровь отливает от головы и устремляется в известном направлении. Туда, где, как я полагал, все давно уже атрофировалось за ненадобностью.
Твою мать. Твою мать… Да чтоб тебя!
Мне нужен кислород. Нужно вымарать из памяти последние секунды. Стереть ощущение не тех губ… шершавых, обветренных, тонких. Вдохнуть что-то кроме ее терпкого аромата, навязчиво оседающего на моих воспаленных рецепторах.
Избавиться от неё.
Я отталкиваю незнакомку, наверное, чуть сильней, чем это нужно. Но барышня до того крепко в меня вцепилась, что от нее не так-то просто отделаться даже при помощи грубой силы.
– Подыграй мне. Пожалуйста, – умоляет она. И я какого-то хрена медлю, услышав в ее голосе знакомое до боли отчаяние. Я колеблюсь. Устремляю взгляд ей за спину, а там маячит какой-то слащавый тип… Весь на понтах. При костюме и галстуке. Ах, значит, вот для кого предназначено это шоу? А я-то уже невесть что придумал. Послать бы их обоих… Но вместо этого я почему-то сползаю взглядом на ее искусанные дрожащие губы. А тут еще она складывает их в беззвучное «пожалуйста», в общем… Я делаю глубокий вдох, наклоняюсь и, зажмурившись, трогаю ее губы своими… На большее я считаю себя неспособным, но неожиданно (может, по забытой привычке) перехватываю инициативу, отпускаю тормоза и с силой прохожусь ладонями по ее хрупкой спине с выступающими позвонками.
«Все не то!» – мелькает в мозгу, и я снова отшатываюсь. Незнакомка осоловело моргает. Касается пальцами губ. Пальцы у нее тоже как будто бы беззащитные. Длинные, тонкие. Без маникюра совсем, но с аккуратно постриженными овальной формы ногтями. Я не знаю, что больше меня шокирует. То, что случилось какие-то доли секунды назад, или та, казалось бы, ушедшая из моего взгляда пристальность… с которой обычно мужчины смотрят на женщин, и с которой я теперь смотрю на нее.
– Нет…
– Он ушел, – сухо поясняю я. Дамочка сглатывает, кивает, но, не поверив мне, медленно оборачивается, чтобы самой убедиться в моих словах. Воспользовавшись этим, я иду прочь.
– Федь! – машет из-за бара мой друг. Я выставляю перед собой указательный палец. Мол, одну минутку. Выхожу из зала в коридор, толкаю дверь в туалет. Включаю кран, набираю пригоршню холодной воды, плещу в лицо и… принимаюсь полоскать рот. В голове пульсирует. Чтобы вернуть себе улетучившийся покой, отматываю назад пленку памяти. Вдыхаю носом, выдыхаю ртом. Повторяю про себя – все нормально, нормально, нормально… Поцелуй с незнакомкой не стер из памяти образ той, кого я буду любить всегда. Она все еще перед глазами. Как обычно, смеющаяся, легкая и… живая. Я без труда слышу ее навсегда смолкнувший голос. Чувствую ее запах. Совсем не такой, как тот… Неправильный. Его даже аромат похорон – венков, ладана и сырой земли – не способен был перебить.
Отрываю сразу несколько бумажных полотенец, вытираю лицо и иду к Сашке, согласившемуся одолжить мне немного денег до зарплаты. Времени на рефлексию нет. Сашка за стойкой смешивает коктейли. Здороваемся коротким рукопожатием.
– Сейчас. Я только закончу. А то у нас такие люди в гостях, что мама дорогая!
– Кто? – прохожусь равнодушным взглядом по лицам сидящих за столиками. В зале полная посадка, и совершенно непонятно, о ком Сашка говорит. Да мне и не особенно интересно. Я просто пытаюсь поддержать беседу, чтобы не обидеть друга своим равнодушием.
– Дина Довгань с друзьями. Прикинь!
– Это кто?
– Бля, ну ты совсем одичал, Вакула. Дочка Довганя, который держал всю область. Помнишь? А после того, как старик помер, всем в крае стала заправлять она.
– М-м-м… – изображать интерес к беседе мне труднее с каждой секундой. Пока Сашка треплется, я прикидываю, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до ледовой арены маршруткой. И как сильно пострадает мой недельный бюджет, если я все же позволю себе такси.
– Вон та, темненькая, у окна.
Если так разобраться, не очень. Но денег все равно в обрез. И это мне уже порядком поднадоело.
– Темненькая?
– Угу. Левее.
Поворачиваю голову, чтобы не разочаровать Сашку, и натыкаюсь на пристальный женский взгляд. Оу… Значит, дочка Довганя? Неудивительно, что она ведет себя как гребаная королева. Швыряет тарелками в официантов, унижает массажистов и считает, будто может наброситься с поцелуями на первого встречного.
– А-а-а. Ну ладно…
Да я просто бог красноречия! Сашка закатывает глаза, видно, подумав о том же. Я достаю телефон, сверяюсь с часами. Друг отправляет на поднос кучу стаканов с коктейлями. Вытирает руки белоснежным полотенцем и тянется за бумажником.
– Вот, возьми, – вздыхает он, тыча сложенные вместе купюры.
– Спасибо, бро. Я все верну, как только дадут зарплату.
– Не торопись. Я сегодня надеюсь на щедрые чаевые. – И снова он едва заметно кивает в сторону сидящей за столиком у окна брюнетки. Мне бы порадоваться, что не надо спешить, рвать жилы, но как-то не выходит. Терпеть не могу быть кому-то должным. А в последнее время без этого не обходится.
– Верну. Зарплату должны дать десятого.
– Ну, смотри, – отмахивается Сашка. – Кстати, какие у тебя планы на выходные? Мы думали выбраться на озеро.
– Я, наверное, буду работать.
– Ты такими темпами скоро загнешься, Вакула. Помяни мое слово.
Обсуждать работу мне хочется меньше всего. Я вообще не понимаю, какого хрена мои друзья так любят педалировать эту тему. Я мужик, у меня семья. Мне нужно ее обеспечивать. Точка.
Сую сложенные вместе купюры в карман поношенных джинсов. Прощаюсь с Сашкой – все ж тут не место для разговоров, и иду прочь. Почему-то кажется, что Дина смотрит мне вслед. Ну и хрен с ней. Хочу скорее на воздух, здесь столько народу, что становится невозможно дышать. Толкаю тяжелую дверь. В лицо ударяет ветер. Севшее к вечеру солнце совсем не греет, приятно остужая голову. Я, по привычке куда-то спешить, прибавляю шагу, равняюсь с остановкой как раз в тот момент, когда подходит дребезжащий раздолбанный автобус. Отсюда до ледовой арены всего десять остановок. Вдеваю наушники, прохожу в самый зад и отворачиваюсь к окну подальше от недовольных взглядов бабулек, которые все куда-то спешат.
Через две остановки автобус ломается. Приходится пересесть на трамвай. В общем, к месту я добираюсь с десятиминутным опозданием.
– Папа! Ну, наконец-то! – Данил с Никитой несутся мне навстречу, задевая сумками со снаряжением углы, скамейки и других маленьких хоккеистов. Те возмущенно охают, оборачиваются, прожигая не по-детски злыми взглядами.
– Привет. Я все пропустил? Автобус сломался.
– Да не, норм. Сегодня Ника тренер хвалил.
– А еще он напомнил, что нужно сдать деньги на новую экипировку, – добавляет Никита, закидывая сумку на плечо. Данил толкает брата в бок, как если бы тот сказал какую-то глупость.
– Я помню. Сейчас пойду его найду и сдам…
– Это могло подождать, – бурчит Данил. Приглядываюсь к нему повнимательней. Данька с Ником совсем не похожи. Тот более смелый, требовательный, а этот… Короче, стыдно ему просить. Пусть даже на экипировку. Он все время переживает за наш бюджет, и это так же трогательно, как и неправильно. Не должен парень шести лет забивать подобной ерундой голову! Это моя задача.
– Все нормально, – успокаиваю мальчишку и ухожу, коротко, проведя рукой по его светлым, как у матери, волосам.
Тренер к тому моменту уже занят со следующей группой. На арене у нас конвейер. Лед оплачивается почасово. Времени на разговоры нет, хотя обычно мы перекидываемся с Михалычем парочкой слов. На этот раз я просто отдаю деньги, а тот обещает не забыть внести наши фамилии в общий список.
От арены до дома еще сорок минут на автобусе. Да с сумками, да в час пик. Домой приезжаю донельзя измочаленный. А ведь еще нужно сходить в магазин и приготовить ужин. Пацаны все уши мне прожужжали о том, какие они голодные.
– Обойдемся пельменями? Я сегодня очень устал.
– Обойдемся, – вздыхают синхронно, и я понимаю, что с гораздо большим удовольствием они бы съели домашнее. Надо заставить себя в следующий раз приготовить что-нибудь стоящее. Может быть, даже заморочусь с блинами. Чем черт не шутит? К счастью, прямо у нас перед носом открывается касса, и хоть в очереди стоять не приходится. Бросаю пачку замороженных пельменей на ленту. Кошусь на своих пацанов, нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу. Те ничего не просят, лишь бросают голодные взгляды на шоколадки на витрине у кассы.
– Берите, но по одной.
Ник с победным кличем хватает по Сникерсу себе и брату. Данька бормочет, что ему совсем не хочется шоколада. Но все в его взгляде говорит об обратном. Во мне поднимается привычное чувство вины за то, что я не могу закрыть все их потребности, хотя ну просто из кожи вон лезу, хватаясь за любую работу. Но даже так я не уверен в том, что справляюсь. Без их матери ни черта у меня не выходит. С Лизой мне все давалось намного легче. Без нее же…
– Федя… – запинаюсь на ровном месте. Оборачиваюсь, лишь когда вслед за «Федя» прилетает «Привет».
– Мама… Отец.
Удивительно. Ладно, мать явилась, но батя… Это что-то новое. Прямо из ряда вон. Мальчишки, которые никогда не видели моих родителей, с интересом глядят из-под надвинутых на брови одинаковых шапок. Родители же делают вид, будто не замечают их интереса.
– Какими судьбами? – равнодушно интересуюсь я. Мы до этих пор не виделись… сколько? Да насколько лет. С тех пор как на ультиматум либо-мы-либо-она я выбрал… ее, собственно.
– Мы с папой хотели с тобой поговорить.
– Никит, Данил, это мои родители.
Сказать «ваши бабушка и дедушка» я не решаюсь. Ведь мой отец может в любой момент брякнуть, что «к этим детям» (так он их называет) он не имеет ровным счетом никакого отношения. Батя, может, и не имеет, для него все зациклено на генетике. Я же… считаю, что отцом является тот, кто этих детей воспитал.
– Очень приятно! – лепечет мама, отводя взгляд.
– Угу, – тонко считывая их неприятие, синхронно бурчат мои парни.