В поисках сокровища Лавринович Ася
– Угощайся, угощайся, – великодушно приговаривал Ляля, поглядывая на меня сверху вниз.
– А это что такое-то? – Я взяла одну из коробочек, в которой лежали странные шарики.
– Ты, Серафима, деревня, что ли? Там же все подписано.
«Деревней» меня сегодня назвали уже второй раз за день. И первое мое «открытие» в виде слайма ничем хорошим не закончилось… Я снова с недоверием покосилась на Лялю. Наверняка сам не знает, что это, а еще умничает.
– Ман-гос-тин, – все-таки прочитала я. – А это? Ой, какие ежики смешные…
– Какие ежики? – вытянул шею Ляля. – Фаршированные?
– Это рамбутан! – счастливо хохотнула я. – Интересно, это вкусно? А вот ежик побольше… Ду-ри-ан!
Ляля с умилением смотрел на то, как я с восторгом разглядываю экзотические фрукты. И вообще выглядел таким довольным, будто сам все это вырастил на своей фазенде.
Ляля вынул руки из карманов спортивных штанов и подошел к лавке.
– Ну, двигайся, – подтолкнул он меня бедром, усаживаясь рядом, хотя на лавке еще было достаточно места. – Начинаем дегустацию! Ты бы что хотела первым попробовать?
Я указала пальцем на странную колючую шишку. Ляля достал перочинный нож, чтобы разрезать неизвестный нам ранее дуриан. Мы с Лялей в четыре руки кое-как его раскрыли и обнаружили странноватую желтую мякоть…
– Фу, ну и вонь, – поморщился Ляля, принюхиваясь.
– Просто чудовищная, – согласилась я.
– Он хоть не протух?
Мы тянули с дегустацией. Морщились и переглядывались, а затем все-таки разом решились. Ляля даже зажмурился на секунду. Жевали долго и при этом смотрели друг на друга, как два дурня.
– Ну, как тебе? – первым спросил Ляля. Рот его забавно скривился.
Я в ответ лишь неопределенно пожала плечами.
– На банан немного похоже. Кажется…
Ляля выплюнул диковинный фрукт.
– Фигня какая-то, – сказал он.
И хотя вкус у этого дуриана был все-таки лучше, чем запах, я тоже решила обойтись без добавки.
Друг протянул мне поддон с клубникой.
– На вот, заешь. Это хоть известное…
Но клубника на вкус оказалась пластиковой.
– И за что такие бабки с людей дерут? – возмущался Ляля.
– А сколько это стоит? – спросила я, с увлечением жуя клубнику. И пусть она оказалась не такой вкусной, как летом, аромат от нее шел просто невероятный. Он смешался с запахом весеннего грозового неба. Я даже на секунду забыла о всех неприятностях, которые поджидали меня в школе и дома. Вспомнила, как в детстве мы с папой ездили к маме в санаторий и покупали клубнику у старушек, торгующих у дороги. Тогда вокруг еще пахло пионами, и ароматы кружили голову. А над головой – синева. Бесконечная, беззаботная, летняя синева.
– Без понятия, – ответил Ляля, отправляя в рот очередную ягоду. – Так, а это у нас что? Так и не поймешь. То ли апельсин, то ли луковица… Не хочу первым пробовать. Сима, ты же у нас баба рисковая…
– Погоди, погоди! – перебила я Лялю, не дожевав клубнику. Она у меня тут же поперек горла встала. И вся счастливая синева из головы улетучилась. – То есть как это ты без понятия? Ты это не купил?
– Шац, ты дура? – искренне удивился Ляля. – Откуда у меня, по-твоему, бабки на этот дуриан? Хоть знаешь, сколько он стоит?
До сегодняшнего дня я даже не знала, что это такое… Что уж говорить о его стоимости. И только тут я обратила внимание на небольшой фургончик, стоящий рядом с фруктовой палаткой, которую держали крепкие ребята-кавказцы.
– Знаешь, Лялин, кто здесь единственный дуриан? Это ты, идиот! Ты своровал все эти фрукты?
– Ш-ш, Сима, – зашипел на меня Ляля. – Не так громко, пожалуйста.
Я принялась оглядываться. Листвы еще не было, и сквозь голые ветви кустарников нас было видно как на ладони.
– Не так громко? Ляля, ты – вор!
– Я – дегустатор, – важно поправил меня Ляля.
– Дегустатор фигов, мы ж прямо перед их глазами сидим и дегустируем!
– Да ладно тебе, они еще не хватились. Не разгружали товар… Нечего без присмотра оставлять.
Тут же из палатки вышел хозяин – внушительных размеров мужчина. А вместе с ним еще два крепких парня с такими суровыми лицами, что аж дурно стало. Мужики курили, поглядывали на неразгруженный фургон и о чем-то негромко переговаривались. Мы сидели прямо напротив, и у меня от страха даже в висках застучало и в кончиках пальцев.
– Ляля, воровать нехорошо! – снова воскликнула я, не отрывая взгляд от курящих мужиков.
Вот один из них щелчком выбросил окурок и подошел к открытому фургону. Долго рассматривал содержимое, потом подозвал к себе остальных мужиков. Те тоже докурили и принялись глазеть на ящики… Потом самый главный завертел головой, а его друзья принялись пересчитывать коробки.
У меня упало сердце. Ведь беседка как раз была в поле зрения этих мужиков. Единственное, что могло спасти, – это то, что они не могли посчитать нас такими идиотами, чтобы жрать сворованное на чужих глазах. Правда, они не учли тот факт, что мы настоящие идиоты и есть. Вернее, Ляля.
– Если у меня нет возможности купить себе эту дурилку фруктовую, что теперь, отказываться?
– Нет возможности, ешь то, на что возможность есть, – огрызнулась я. – Картошки себе пожарь.
Ляля обиженно засопел.
– Да не бойся, не спалимся мы. Давай все доставай из коробок и в рюкзак пересыпай. Ко мне завалимся, дома доедим. А то сейчас дождь ливанет.
Вдалеке заворчал гром. Я не отводила настороженный взгляд с мужиков.
– И не пались ты так, Сима! Что ты на них вылупилась? Мы – вне подозрения.
Ляля поднялся со скамейки, закрыл меня широкой спиной и принялся пересыпать в мой рюкзак недоеденные фрукты. Я мимолетом подумала, что обязательно что-нибудь раздавлю и заляпаю школьные тетради… За что мне все это?
Из беседки мы вышли с нагруженными рюкзаками и не спеша двинулись мимо озадаченных мужиков. Пустые коробки из-под фруктов сунули под лавку.
Ляля шел как ни в чем не бывало, вразвалочку, разве что под нос себе не насвистывал, а вот я, как мне казалось, вела себя очень подозрительно. Будто мой рюкзак вдруг мог стать прозрачным, или рот был в клубнике… Я быстро вытерла губы ладонью.
Я была настолько взвинчена, что когда самый здоровый мужик окликнул Лялю, чуть не сорвалась с места, чтобы сбежать, но все-таки сдержалась. Мы притормозили, медленно развернулись и уставились на мужиков.
– Пацан, мы тут коробок не досчитались, – хрипло начал один из мужиков, направляясь к нам. – А ты тут вроде с самого утра вертелся…
От страха и предчувствия чего-то дурного сердце застучало во весь опор, и ноги ослабели. Я ухватилась за Лялину руку…
Тоня металась по своему кабинету из стороны в сторону, как разъяренный тигр в клетке. Я сидел на небольшом кожаном диванчике в приемной и, скрестив руки на груди, наблюдал, как тетя не может найти себе места.
– Антонина Юрьевна, может, вы прекратите маячить туда-сюда? – насмешливо спросил я. – Уже в глазах рябит.
– Ты как с директором школы разговариваешь? – негромко рассмеялась Тоня.
Младшая сестра моей мамы, Антонина, уже пятый год работала в нашей гимназии директором. Когда мы с Лилей пришли сюда учиться в первый класс, Тоня была молодым учителем. И вот – дослужилась…
– Извините, Антонина Юрьевна, – откликнулся я.
– Ну все, не придуривайся, – вздохнула Тоня, все-таки усаживаясь в свое офисное кресло. – Мы здесь одни.
Обычно в семье мы обращались друг к другу на «ты». Субординацию мы с Лилей соблюдали только в стенах школы, да и то лишь при посторонних.
– Поможешь мне? – спросил я.
– Ты снова про этот свой музыкальный фест? – уточнила Тоня.
– Ну да.
– Ах, Лева, мне сейчас не до этого, – поморщилась Тоня.
– Тебе всегда не до этого. И что может быть важнее, чем выручить любимого племянника? – в шутку ужаснулся я.
– Смеешься? Конец учебного года на носу. А еще из головы вся эта ситуация не может выйти… Вот зачем они ее цепляют?
– Кто? – сначала не врубился я.
– Ну кто-кто… Юля и Дарья…
– А, так ты о Шац?
– Ну, конечно! О ком же еще, Левушка?
Тоня, похоже, прикипела к этой Серафиме всей душой. Еще со своих школьных времен она тесно дружила с матерью Шац, пока в их доме не произошла страшная трагедия – Сима потеряла маму. Тоня об этом мало рассказывала, говорила, что не наше дело. Да нам с Лилей и не особо интересно было, что там конкретно произошло… Сестра так и вовсе училась с Симой в разных классах и была с Шац не знакома. Но то, что Тоня носится с этой Серафимой как курица с яйцом, стало для нас с Лилей делом привычным.
– Почему они ее обижают, Лева?
– Я не вдавался в подробности, – честно ответил я. – Но твоя Сима не самая дружелюбная девочка в классе.
– И это повод ее гнобить?
– Нет, конечно, – почему-то смутился я. Мне и самому не понравилось то, что произошло на уроке. – Может, лучше обо мне поговорим? Значит, ты меня не выручишь?
Тоня словно вынырнула из своих мрачных мыслей и сделалась вдруг еще более хмурой.
– Какой ты все-таки эгоист. Хочешь, чтобы я выдумала какие-то соревнования лишь для того, чтобы ты мог уехать веселиться с друзьями?
– Ага.
– Ни за что.
– Но почему? Мама тебе поверит.
– Вот именно. А если все раскроется? Твоя мама меня никогда не простит. И будет права. Потому что врать – нехорошо, Левушка. Я ненавижу ложь! Это ни к чему хорошему не приводит…
Тоня говорила таким взволнованным голосом, что я даже немного растерялся.
– Ладно, ладно, успокойся, – сказал я. – Не хочешь меня прикрывать – не надо. Выкручусь как-нибудь без тебя.
– Левушка, только пообещай, что никуда не вляпаешься. Может, это и хорошо, что Люда тебя не отпускает? Там точно будет безопасно?
– Обычная тусовка, никакого криминала. Будто ты маму не знаешь, – вздохнул я.
Отец с матерью не давали нам с Лилей нормальной жизни и постоянно все контролировали. В семнадцать тебе хочется быть героем глупой подростковой книжки. Влюбляться, дружить, совершать ошибки, сбегать из дома… А на деле же ты будто заключен в строгий учебник о том, как надо правильно…
Лиля еще не теряла надежды вырваться из родительского гнета. Воевала с мамой… Я же просто забил и перестал куда-либо отпрашиваться, помня, что у родителей есть повод быть такими. Но пропустить крупный музыкальный фест, на который мы давно собирались с Максом, я не мог. Мне безумно хотелось туда попасть, тем более с нами собиралась Аксинья… Теперь, когда у меня появилась девушка, хотелось больше свободы. Только школа, уроки и тренировки меня не устраивали.
– Прости меня, – сказала Тоня. Вид у нее был виноватый. – Мама за вас волнуется.
– Ага, будто мы маленькие.
– Ну, а вы, разумеется, взрослые? – улыбнулась Тоня.
– Разумеется, Антонина Юрьевна, – улыбнулся я в ответ.
Тоня в свои тридцать семь казалась мне ровесницей, несмотря на солидную занимаемую должность. Невысокая, стройная, со светлыми, собранными в пучок волосами. Тоня с моей мамой были максимально непохожими… Родные сестры с разницей в целых восемнадцать лет.
Когда я выходил из кабинета, Тоня меня окликнула.
– Лев! – серьезным тоном начала она. Хотя Тоня единственная в семье, кто обычно называет меня ласково «Левушкой».
Я обернулся и вопросительно уставился на нее.
– Проследи, пожалуйста, чтобы Симу Шац никто не обижал.
– Это с чего бы? – нахмурился я. В телохранители к Шац я не нанимался. Учитывая, как она реагирует на помощь.
Тоня снова сделалась какой-то потерянной, и я почувствовал, как в эту секунду повисло неприятно тянущее чувство тревоги.
– Пожалуйста! Впрочем… Ладно, иди.
Оставшиеся уроки я просидел как на иголках. Отметил про себя, что Шац так и не вернулась на занятия. И если бы не странная просьба Тони присмотреть за Симой, я бы и не обратил на это внимание. Ну, решила Шац прогулять уроки, что с того? Будто впервые такое. И с чего Тоне просить, чтобы я присмотрел за этой чокнутой? Кто я ей? Нянька, что ли?
После уроков Игорь Пашнин поджидал меня на школьном крыльце. Предложил куда-нибудь закатиться вместе с ним и еще парочкой ребят из параллельного десятого. «Гулять – погода стремная. А домой еще неохота». Но я от его предложения отказался. Пашнин вроде как даже немного обиделся. Я подозревал, по какой причине Игорь хочет со мной сдружиться. Из-за Аксиньи и ее подруг. Ухоженные, симпатичные девочки с несколькими тысячами подписчиков в инстаграме. «И почему мне такие кисы не дают?» – вопрошал Пашнин, листая на уроке ленту инсты. А еще не раз говорил, что мне повезло с другом – Марвиным. Вот он может зацепить красивых девочек, а мне за компанию перепадает. В общем, разговоры Игоря были об одном и том же, и сам Пашнин сильно утомлял…
Я не горел желанием звать Игоря в свою компанию. Знал, что некоторые одноклассники считали меня высокомерным, но мне было плевать на это мнение. Зачем общаться с тем, кто тебе неинтересен? Только лишь из вежливости? Я всегда предпочитал жить в свое удовольствие и не распинаться перед теми, с кем мне не по пути…
Аксинью я заметил у ворот. Ветер раздувал полы ее плаща и копну золотистых волос. Аксинья меня не видела, поэтому прежде чем подойти, я остановился под старым кленом и долго ее рассматривал. Аксинья ежилась от порывов ветра и оглядывалась по сторонам, но меня все равно не замечала. Когда она полезла в сумочку за телефоном, я все-таки покинул свое укрытие, тихо подошел к ней и закрыл ладонями ее глаза. Аксинья тихо и мягко рассмеялась. Так умеет смеяться только она.
– Отучился? – спросила Аксинья, убирая мои ладони.
– Ты что здесь делаешь?
– У нас пары раньше закончились, я решила к тебе приехать. – Аксинья развернулась, и я наконец посмотрел в ее синие глаза. В них плескалась настоящая весна.
Мои губы сразу растянулись в счастливую и, скорее всего, глупую улыбку. Скверное настроение и непонятное предчувствие беды куда-то подевалось. Все плохое сразу улетучилось. Осталась только она – Аксинья. Девушка с весной в глазах. Та, в которую я влюблен без памяти.
– Как хорошо, что ты пришла, – сказал я.
– Я знаю.
Мы целовались посреди улицы, наплевав на прохожих. Рядом с Аксиньей мне часто сносило крышу, и я не думал о последствиях. Мне не верилось, что такая красивая, взрослая, самая лучшая девушка в мире ответила взаимностью.
– Как хорошо, что ты пришла, – повторил я, гладя пальцами по ее щеке.
– Как я могла к тебе не прийти? – с улыбкой отзывалась Аксинья.
Прохладный апрельский ветер обдувал мое разгоряченное лицо. Рядом шумел старый клен. Приближалась первая гроза с молнией и пронзительным громом.
Оторвавшись наконец от поцелуев, мы взялись за руки.
– Что у тебя с брюками? – спросила Аксинья.
Я совсем забыл об этих «засохших соплях» на штанах. Запахнул куртку. Я готов был убить Дашку с Юлей за их дурацкую шутку. И Шац заодно. Вспомнил наш странный разговор с Тоней по поводу Симы и почему-то почувствовал непонятное раздражение.
– Одноклассницы принесли в школу какого-то лизуна, – буркнул я.
Аксинья смотрела на меня с нескрываемой улыбкой.
– Дети, – покачала головой она.
Меня выводила из себя привычка Аксиньи постоянно обозначать тот факт, что она старше на два года. С Марвиным они были ровесниками, но Макс никогда не высказывал своего превосходства по поводу возраста.
– Есть такое, – кивнул я.
Аксинья заметила мое недовольство и, поднявшись на цыпочки, снова чмокнула в губы.
– Ну, не дуйся, пупс.
«Пупс, малыш, детка» – эти прозвища меня тоже поначалу нервировали, но со временем я к таким обращениям в свой адрес привык. В конце концов, для меня это было единственным минусом Аксиньи.
Тут я заметил новый кулон на ее шее. Плащ был распахнут, рубашка расстегнута на несколько пуговиц… Золотой, в виде небольшого сердца. Я не очень разбирался в женских цацках и ювелирке, но в кулоне явно было несколько бриллиантов. Думаю, штук сто такой точно стоит… И наверняка Лилька очень бы хотела заполучить себе подобный…
– Красивый, – кивнул я на кулон. – Новый?
Аксинья почему-то смутилась. Тонкими длинными пальцами нащупала на шее кулон. Движения у Аксиньи плавные и грациозные. И сколько же в ней женственности… Я снова завис как дурак, пялясь в зону декольте.
– Ага. Тебе правда нравится? Папа подарил.
Аксинья часто меняла наряды и украшения. Мне всегда нравилось, как она одевается и преподносит себя. Правда, иногда неприятно, что из-за этого всякие озабоченные Игорьки пускают слюни на мою девушку.
Внезапно Аксинья накрыла кулон ладонью, схватила меня за ворот рубашки и притянула к себе для поцелуя. Мы снова зависли посреди улицы; гормоны вовсю бушевали.
– Сейчас к тебе? Или ко мне? – быстро спросила Аксинья.
– К тебе, – ответил я, целуя ее. – Сегодня мама дома.
С моей матерью-контролером не скоро я смогу привести в квартиру девушку.
Аксинья снова негромко засмеялась мне в губы. Ей, студентке психфака, отец снял шикарную квартиру в самом центре. Я решил, что сейчас она вновь начнет подтрунивать на тему моей «детскости», но Аксинья оторвалась от поцелуев и серьезно заглянула мне в глаза. Теперь они были темными-темными, как грозовое небо над нашими головами.
– Ты ведь помнишь, что я тебя люблю? – спросила она, легонько коснувшись моих волос.
Я перевел дыхание.
– Помню, – ответил я. Взял ее прохладные щеки в свои ладони. Снова поцеловал.
– Идем. – Аксинья потянула меня за руку…
Послышался раскат грома, зашумел дождь. В город пришла первая весенняя гроза.
Серия третья
– Ну, вертелся, и че с того? – дерзко спросил Ляля, сжав в ответ мою ладонь. – Запрещено в своем дворе гулять?
Я же испытала настоящий панический страх. Лялин говорил с этими мужиками так развязно… Ему не хватало только под ноги им с презрением сплюнуть. И все бы ничего, если б от моего рюкзака за километр не разило этим самым дурианом…
Говорят, что на воре и шапка горит. Мне казалось, что мы с Лялей полыхаем посреди двора, как два соломенных чучела на Масленице.
– Не видел тут никого?
– Нет, не видел, – нахмурился Ляля. – Я вообще вон на турнике бил мировые рекорды.
Я вспомнила, как Лялин беспомощно болтался на турнике, и не сдержала истеричный нервный смешок. Очень не вовремя. Но Ляля, конечно, догадался что ляпнуть. Турникмэн недоделанный. Скромности ему не занимать.
В то время как Ляля божился, что никого подозрительного у машины с ящиками не видел, один из приятелей хозяина палатки впился в меня подозрительным взглядом. Сначала я решила опустить глаза. Потом уставилась на этого мужика в ответ. В его взгляде будто читалось: я все про тебя знаю, малолетка. Вытряхивай рюкзак, воровка. Наверное, я даже побледнела… Вот за что мне эти мучения? Ведь дуриан этот проклятый мне даже не понравился! И клубника была невкусной.
Чем дольше мужик на меня пялился, тем тревожнее мне было стоять под его немигающим пристальным взглядом. Меня от напряжения аж в сторону повело, и я едва не рухнула на Лялю. А когда мужик склонился к своему другу, чтобы что-то ему сказать, я все-таки не выдержала, резко развернулась и побежала прочь со двора.
Что и говорить, а нервишки у меня в таком деле шалят. Несколько раз мы воровали с Лялей из продуктового шоколадные батончики, чипсы и чупа-чупсы… Просто так. По приколу. Но это было давно. Меня потом совесть несколько дней грызла, и все эти шоколадки были не в радость. Поэтому я зареклась когда-либо повторять былые «подвиги». А вот Ляля своим пагубным привычкам так и не изменял.
Друг тоже припустил за мной. Мужики, разумеется, ринулись следом.
Что-что, а бегали мы с Лялей быстро. Вскоре Ляля догнал меня и бросил на ходу:
– Симка, дура! Ты зачем побежала? Обошлось бы!
На улице поднялся страшный ветер, который дул в лицо, безжалостно трепал волосы, свистел в ушах. Бежать было все сложнее. Моя рубашка, повязанная на бедрах, болталась и путалась в ногах. Нагруженный рюкзак мешал. Но Ляля не сбавлял темп, поэтому я тоже неслась изо всех сил, стараясь не отставать.
– Ля… Ля… Иди… ты! – сердито буркнула я, активно размахивая руками. – Все из-за те… бя! Как обычно!
Ляля хрипло расхохотался и добавил скорости. Ветер задувал в его распахнутую куртку, которую друг натянул на ходу.
– Догоняй, Шац!
Мужики уже давным-давно отстали, а мы все продолжали бежать, распугивая прохожих. Из хмурых грозовых туч все-таки хлынул ливень. Люди принялись поспешно разбегаться в стороны, прячась от дождя в арках и под навесами. Улица быстро опустела. Моя мокрая одежда отяжелела, а в боку неприятно закололо. Я первой остановилась и, даже не оглядываясь и не проверяя, есть ли еще погоня, присела на корточки и принялась тяжело дышать. Ляля, заметив, что я остановилась, тоже притормозил и вернулся ко мне. Вид у него, в отличие от меня, был ничуть не уставшим. Наверное, зря я смеялась над ним и турником. Выносливости у друга было явно больше, чем у меня.
– Они не гонятся? – спросила я, поежившись под холодными каплями дождя, ударяющими об асфальт.
– Да куда там.
– Как мы теперь домой вернемся?
Овощная палатка находилась в соседнем дворе. Шанс быть снова замеченными был очень велик.
– Не будем соваться пока в беседку, да и все, – безразлично пожал плечами Ляля.
– Из-за тебя вечно одни неприятности, – выпрямляясь, сказала я. Дыхание пришло в норму. Но в горле страшно першило. После такого выброса адреналина мы даже не обращали внимания на усилившийся дождь.
– Круто, да, вышло? – восхищенно воскликнул Ляля. – Хорошо, что ты решила сбежать. Такой адреналинчик… Хотя нас бы по-любому пронесло. Зря ты спалилась!
– Круто вышло? – скривилась я. Представила, как нам сейчас возвращаться домой под дождем. А если нас подкарауливают? – Нет, Лялин, не круто! Мы должны были с этим завязать, еще когда на краже шоколада попались.
Это был первый и последний раз, когда наша кража осталась замеченной. Тогда за нами погнался охранник супермаркета, но, разделившись, нам с Лялиным удалось удрать. Я потом очень боялась, что об этом может узнать мама. Ее бы сильно расстроил мой поступок… После того случая я, кстати, и решила завязать с Лялиными «приколами».
Ляля поднял оттопыренный мизинец в знак примирения, обнял за плечи, и мы, вместо того чтобы переждать дождь, все-таки направились обратно в сторону дома.
– Да ладно тебе, Симка. Иногда хочется чего-нибудь эдакого отведать.
Лялю воспитывала мама. Отец ушел из семьи, когда ему было два года, и бывшей жене никак не помогал. Мать Ляли перебивалась с одной низкооплачиваемой подработки на другую, денег ни на что особо не хватало. Только последние пару лет она смогла устроиться домработницей к одному успешному мужчине, и жить они стали немного лучше. Хотя по-прежнему не шиковали, конечно.
– У меня, наверное, весь рюкзак провонял чем-то «эдаким», – угрюмо сказала я.
Ляля только весело хохотнул. Его никогда и ничего не смущало… Я практически не видела друга расстроенным, грустным или напуганным… У него будто были по умолчанию отключены эти «опции». Ляля еще и заявил, что я придуриваюсь и мне самой нравится заниматься глупостями и выбрасывать адреналин, вот как сейчас. Если бы мы были разными, он никогда не стал бы со мной дружить. Как и я с ним.
Домой я вернулась вымокшая до нитки. Еще какое-то время потусовалась в подъезде, разглядывая опустевший двор. Дождь лупил в грязное окно. Мне снова было страшно заходить в квартиру. Страшно, грустно и невыносимо. По весне в такую пасмурную погоду все еще мучили флешбеки. Как солдата, вернувшегося с войны… Будто я зайду в квартиру, а там снова случилось что-то плохое. И все-таки, набравшись смелости, я поднялась на пролет выше, на свой этаж, открыла дверь ключами и прошла в темный коридор.
В квартире пахло сигаретами, негромко бормотал телевизор. Отец спал на диване, прикрыв лицо руками. Я подняла с пола пустой стакан и полную пепельницу с окурками. Немного прибравшись на кухне, взяла из коридора школьный рюкзак и отправилась в свою комнату. Запах от дуриана действительно стоял невообразимый. Я стянула с себя влажные джинсы и принялась их рассматривать. Может, все-таки удастся привести в порядок? Интересно, отстираются ли брюки Стаховича? Я вспомнила, как он едва не стянул с себя штаны посреди коридора, и почувствовала, как запылали щеки. Как тогда, в школе. Хорошо, что в коридоре было темно, и Стахович этого не заметил. Нет, вот все-таки придурочный.
А пока придется носить юбку, которую мне в начале сентября выдала Антонина Юрьевна. Вообще все старшеклассники сдавали деньги на дорогую форму, а мне она досталась просто так. Но я все равно не носила форму, неудобно. Только жилет иногда надевала.
Больше всего на свете мне не нравилось чувствовать себя обязанной. А с директрисой это было неизбежным. Уж слишком часто она мне помогала, особенно когда мамы не стало. И я не могла отказаться от ее помощи. Смущалась, терялась, но всегда принимала.
Зная, что отец теперь проспит до самого утра, решила не заморачиваться с ужином. Загрузила в стиралку одежду и рюкзак и ушла на кухню.
Соорудив бутерброд с сыром, уселась на подоконник. Стиральная машина монотонно гудела, дождь не стихал. Капли кривыми зигзагами стекали с окна. На улице было так же пасмурно, как и в душе. Апрель не был апрелем. А мне хотелось настоящей весны.
Следующее школьное утро снова началось с посещения кабинета директора. Антонина Юрьевна выловила меня в коридоре недалеко от гардероба. Если бы я знала, что меня ждет такая подстава, то вообще бы в школу не явилась. День прямо с самого утра не задался. Еще и в этой юбке я чувствовала себя ужасно глупо. От плотных черных колготок непривычно чесались ноги.
– Серафима, зайди, пожалуйста, ко мне в кабинет, – попросила Антонина Юрьевна, когда я сдала куртку и получила номерок. – У меня к тебе дело.
Пришлось тащиться за директрисой в ее кабинет…
Уже привычно громко тикали настенные красивые часы с необычным циферблатом. Да и вообще я была здесь уже как дома. Слишком часто меня вызывали в этот кабинет. Оттого я чувствовала себя неуютно… Столько внимания к моей скромной персоне.
– Присаживайся, пожалуйста. – Антонина Юрьевна заняла свое место и указала мне на стул, придвинутый к ее рабочему столу. А вчера мы втроем сидели на диванчике…
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила я.
– Случилась история, – ответила Антонина Юрьевна, встревоженно заглядывая мне в глаза.
– Ох, блин, – выдохнула я. Маразматичка все-таки настучала директрисе, что я совсем не учусь.
– Вот-вот, – кивнула Антонина Юрьевна. – Сима, ты почему так запустила этот предмет? Галина Валентиновна встала в позу и не хочет ставить тебе тройку за год. У тебя вообще по всем гуманитарным предметам ситуация плачевная. Но история может стать последней каплей. Я не смогу перевести тебя в одиннадцатый…
– Вот жалость-то.
Откровенно говоря, мне было все равно. Тем более в этой гимназии, с такими одноклассниками. Как бы помягче сказать Антонине Юрьевне, что плевать я хотела на одиннадцатый класс? Но директриса смотрела на меня таким жалостливым взглядом, что хотелось под землю провалиться.
– Я что-нибудь придумаю, – наконец сказала она.
– А что тут можно придумать? – пожала я плечами.
– Ты должна постараться подтянуть историю.
– Шутите? За один месяц?
– Галина Валентиновна сказала, что все будет зависеть от того, как ты напишешь годовую контрольную.
– С чего бы мне написать ее хорошо? – усмехнулась я.
– Тебе просто нужно позаниматься. Месяц на подготовку… Этого мало, но можно попробовать.
– Боюсь, я не справлюсь, – попыталась мягко возразить я. Не знаю, что должно было произойти на этой планете, чтобы маразматичка поставила мне хорошую оценку.
– Хотя бы на тройку, Серафима. Этого будет достаточно. Позанимайся с кем-нибудь из ребят.
Я быстро перебрала в уме всех «ребят» и решила, что лучше под поезд прыгну, чем обращусь к кому-нибудь из них за помощью.
По моему выражению лица Антонина Юрьевна поняла, что с коммуникацией у меня все плохо, поэтому вздохнула:
– Ладно, с этим я тоже разберусь. Ну… а отец как?
Читать бесплатно другие книги:
