Вилли Дашевская Нина
— Встречает, — ответил он, — ей есть кого ждать. Они же пара. Вторая тоже когда-нибудь потеряется. Обязательно.
— Надо было резинку пришить. Мне мама раньше так делала, когда я маленький был. И никогда не терялись. То есть терялись, но вместе с резинкой, вдвоём.
— Это да, — кивнул Вилли. — Только, знаешь, не всё любят пришитыми быть. Любят, значит, самостоятельность.
— Вот и теряются, — сказал я. — Теряются, а потом ждут. Слушай, а носки почему не ждут? — спросил я.
— А чего им ждать? У них и так компания. Вообще, им там неплохо, ты заметил? Ворчат-ворчат, а у самих и улица широкая, и самовар под боком, и библиотека рядом. Вот они и рады потеряться. Сбегают туда при первом удобном случае. Попробуй уследи.
— Ты же не носишь носков, откуда ты знаешь?
— Откуда знаю? Скажешь тоже! Августина носит ведь!
Фонарик молча лежал у меня в кармане. Когда мы выехали из Города потерянных вещей, он совершенно перестал разговаривать. Может, разучился или просто не хотел.
Мы с Вилли были уже в городе. Я переехал мост и тут увидел знакомый книжный магазинчик, тот самый, где я когда-то искал карту. Продавец стоял в дверях — видно, посетителей у него не было.
— О, да это никак ты, Себастьян? — обрадовался он. — И с велосипедом!
Я тоже обрадовался ему. И продавец пригласил меня зайти.
Потом мы ели Августинин пирог (я совершенно забыл про него, а тут вспомнил, и очень кстати), и я рассказывал продавцу про Августину, и про Вилли, и про Город потерянных вещей.
— Чрезвычайно, чрезвычайно интересно! — говорил он и в задумчивости вытирал руки прямо о джинсы. Вилли, конечно, стоял рядом — продавец сразу понял, что такой велосипед не должен ждать хозяина под дверями. Он даже попробовал поговорить с Вилли, но, к сожалению, ничего не услышал.
— Жаль, — сказал он, — я, кажется, слишком взрослый. Но это не очень страшно. Главное, вы заходите ещё, Себастьян. Заходите вдвоём.
И он пошёл мыть руки с мылом, потому что у него такая работа — книги. А тот, кто имеет дело с книгами, не обходится вытиранием рук о штаны. Да, и у него тоже оказалось необычное имя. Теодор, вот какое. Тео, продавец книг и любитель карт.
Ну, а мы с Вилли поехали домой. Уже начинало темнеть, а в подъезде совсем уже ничего не было видно. И я достал из кармана фонарик и включил его. Да, он светил. Всё правда, мне не показалось.
Не последним
— Севка, а ты? Поедешь? — спросил меня Марк.
— Куда? — не понял я. Они говорили о чём-то своём, Марк и другие ребята из нашего класса, я не слушал. Я же не думал, что вдруг кто-то заговорит со мной, тем более Марк.
— На соревнования в воскресенье. Поедешь?
— На какие ещё соревнования?..
— Ну ты даёшь, — удивился Марк, — совсем живёшь вне социума. Все вокруг только об этом и говорят!
Я так понял, что «вне социума» — это не знать того, о чём все говорят. Не уверен, что так, но переспросить постеснялся. А Марк продолжал:
— Велосипедные гонки. У тебя же теперь есть вел, вполне нормальный. Поедешь?
— Ага, — неожиданно сказал я и сам удивился. Это не я сказал, а как будто мой голос сам по себе. Зачем вот мне это надо, гонки какие-то?
— Ну и чудесно. В десять начало, смотри не проспи!
У Марка странное, несимметричное лицо. И глаза тёмные-тёмные, как крепкий чай. С крапинками. И ещё он всё время будто над чем-то смеётся. И он очень умный, самый умный в классе. Особенно по математике. И он говорит «чудесно». И выглядит при этом не как псих, а совершенно нормально.
Значит, в воскресенье. Интересно, Вилли не будет против?
— Погонять? Конечно, давай! — Вилли обрадовался, прямо копытом бил, то есть колесом подпрыгивал. Погонять!
Мы с ним изъездили весь парк, где будут гонки. Странное место этот парк: вроде бы всё знаешь, и тут вдруг — бац! — неизвестное место. Иногда за нами увязывался Комарик, и я давал ему прокатиться на Вилли.
— Вот, — всё вздыхал Комарик, — если бы у меня был велосипед… Я бы тоже поехал. Как думаешь, смог бы я эту гонку?
— Конечно, смог бы!
Мне было ужасно неловко, я даже готов был уступить ему Вилли на соревнования, только бы он не был таким несчастным! Но как же тогда я? Я что, виноват, что у Комарика нет велосипеда?
— Я приду за тебя болеть, — сказал Комарик.
— Да ладно, чего там болеть… Какой из меня гонщик? Я просто. Просто так, покататься…
На самом деле я сначала боялся. Они же все давно катаются, а я? И потом, будет много старшеклассников. А вдруг я буду последним?!
Вечером позвонил папа, и я рассказал ему про соревнования.
— Знаешь, Севка, — сказал он мне, — какой девиз Олимпийских игр?
— Ну и какой?
— Главное не победа, а участие!
И я вдруг совершенно перестал переживать.
Настроение мне портил один Комарик. Ну что ты с ним будешь делать? Что? Как будто это наш общий велосипед. Хотя… Вот я увидел это объявление, а могло бы быть наоборот. И он пошёл бы к Августине, и Вилли достался бы ему. Интересно, Комарик давал бы мне покататься?
— Как ты думаешь, Вилли? Ведь Комарик — он так хочет на эту гонку…
— Да, жалко. Жалко, что меня не два, — ответил Вилли.
— Как думаешь… может, ему лучше ехать, а не мне? А?..
— Как это? — закрутил рулём Вилли. — А как же ты?! Нет, знаешь что! Я вот хочу с тобой! Так и знай! Скажешь тоже! Совсем уже!
На всякий случай я ещё поговорил с Августиной.
— Ну ты даёшь, Севка! — сказала она. — Хотя… Он твой друг?
Я пожал плечами. Не знаю, можно ли считать Комарика другом. Я ведь просто даю ему покататься, и всё.
— Знаешь, — сказала Августина, — если бы друг… Просто смотри: если ты ему уступишь, а потом будешь злиться… то тогда не надо. А если сам поедешь и будешь злиться на себя… Нет, только ты сам должен решить.
Ну, я и решил. Что сам поеду. Твёрдо решил.
И передумал в воскресенье утром, перед самой гонкой. Только представил себе Комарика… Конечно, пускай едет. Чего мне? Я и так покатаюсь потом…
У входа в парк была целая толпа — никогда ещё я не видел столько велосипедов сразу! Ну и ладно, и не поеду. Вон какие тут старшеклассники, и велики у них какие… Где вот Комарик, интересно? Где его носит? А, вот же он, сидит на заборе!
Но вдруг над ухом раздался голос Марка:
— А, вот вы где! Я вас уже двенадцать минут ищу.
Вот странно. Нас ищет? Зачем это?
— Я тут подумал… — продолжал Марк. — Комар, ты хотел бы вообще погонять? Ты же умеешь, кажется?
Рука у Марка висела забинтованная. А другой рукой он держал за руль свой велосипед.
— Ты чего это? Сломал, что ли?!
— Ага. Кисть. Вообще ерунда, с дерева загремел. Задумался, — ответил он.
— Как это — лез на дерево и задумался?! — удивился я.
— Да я там читал. Ну и вот…
— Прямо перед гонкой, обидно как! — Я на секунду представил, что это у меня. И всё, бац — никуда не едешь! Ужас как обидно!
А Комарик тихонько спросил:
— А велосипед зачем? А?
— Зачем-зачем… Отдам кому-нибудь, желающим. У кого нет своего. Скажем, тебе. Поедешь?
Комарик покраснел до самых ушей. Надо же, прямо малиновые уши!
— Только давай сразу, без сомнений-терзаний. Умеешь? Поедешь, или я ещё кому предложу?
— Поеду, — кивнул Комарик и вздохнул. — Я вообще-то плохо умею…
— Ерунда, — опять сказал Марк, — не последним приедешь, и чудесно!
Значит, и я поеду, и я! На Вилли! Жалко, конечно, Марка. Выходит, не я один на дереве читаю. И как удивительно: он догадался пригнать велик для того, у кого нет! Всё-таки Марк — это Марк. Вот с кем я хотел бы дружить… Только уж очень он умный. Ему будет со мной неинтересно…
Мы с Комариком получили по номеру: он — четырнадцатый, а я — тринадцатый, несчастливый. Ну и что! Главное — поехать!
— Всё очень просто, — объяснил нам физрук Володя перед стартом. — Едете… это, едете… там такие будут… э… флажки красные, и это… э… трасса.
Володя совсем недавно нашу школу закончил. Он спортсмен, чемпион — у него перед спортзалом восемь кубков стоит. По бегу, на средние и длинные дистанции. Только слова у него в предложения не соединяются. Он так и уроки ведёт: «Э… Ладно, побежали!..» И мы бежим. Чего там понимать-то… Только не думайте, что он глупый. Вообще он хороший, Володя. Просто говорить не умеет. А длинные дистанции выигрывать — тоже ум нужен, мне папа объяснял.
В общем, Володя выстрелил из своего специального стартового пистолета, и мы погнали. Сначала было ужас как неудобно — все вокруг едут, того и гляди воткнёшься в кого-нибудь! И Комарик долго не мог стартовать: хотя Марк опустил ему седло, всё равно его велосипед был больше, тяжелее, чем Вилли. Но наконец и он поехал. А я решил свернуть, объехать толпу. Это не жульничество, я же не срезаю, а наоборот! Зато еду один, свободно. Комарик отстал, и я не стал его дожидаться. Соревнования всё-таки!
Очень здорово было ехать по парку. Камешки шуршат под колёсами, чуть шелестят листья — тихо так; кажется, я один тут прорезаю тишину, и за моей спиной опять она — тишина. Как будто след от лёгкой лодочки: пройдёшь по тихой воде, она разойдётся волнами — и опять тихо. Я ведь никогда ещё так не ездил — на скорость. Ой! Ветка хлестнула по лбу — хорошо, не в глаз! Я видел сквозь кусты других ребят. Дорожка там узкая, попробуй обгони! А я уже здесь — вылетел на перекрёсток, и правда оказалось, что мы с Вилли обогнали многих, ура!
— Ты откуда взялся? Нечестно, нечестно так!
— Да всё честно, мы же по прямой, а он объезжает!
Мы с Вилли немного проехали вместе со всеми, но потом мне надоело. Как-то глупо — просто по прямой дороге ехать. И мы опять свернули в объезд.
Мелькают ветки, шуршат камешки на дорожке. О, какая лужа! Какая! Ну теперь точно вся спина мокрая, можно дальше в любую грязь… За ветками кустов мигнуло что-то красное — а, это флажки, значит, трасса совсем рядом, правильно едем!
Кажется, невозможно на велосипеде устать. Только если в горку, тогда — да, тяжеловато… Зато потом! Вниз — ух! И только ветер в ушах, и солнечные блики кругом. Весь парк пятнистый, как оленёнок. И мы вылетаем к пруду — да, и на воде блики слепят глаза.
Среди жёлтых водяных лилий плавают утки. Увидели меня — раскрякались! Смешные какие. Но нам с Вилли некогда, мы дальше едем. Кажется, нам туда. Ух какая крапива здесь! Надо бы остановиться и откатать штанину, чтобы не лупило по голой ноге. (Я закатал левую, чтобы не попала в цепь.) Но крапива! Ой, ай, даже по рукам попало!
Наконец кончились эти заросли — дальше, дальше, быстрее!
Вдруг начался какой-то странный лес, корявый, тёмный. Мне даже не по себе стало. Мы остановились.
— Только не сходи с дорожки, — предупредил Вилли.
— Почему?..
— Тише, тише… Ты что, не видишь? Смотри!
И я увидел тень, которая метнулась к дуплу, хлоп — и пропала.
— Вилли! Кто это?
— Смотри, смотри!
Я обнял Вилли за руль, положил голову ухом на руки. И сощурил глаза, чтобы смотреть сквозь ресницы. И стоял так тихо-тихо, будто я — это совсем не я, а что-то неживое. И увидел — сухие листья, ветки… Ой! Шевелится…
— Видишь? — спросил Вилли. — Это тоже город, лесной.
Сначала я только слышал, а потом и увидел их, жителей. Они бегали друг к другу в гости, шуршали в траве. Но так быстро, что трудно было разглядеть. Потом упала сосновая шишка. Но тот, кто её кинул, уже убежал. Наверное, они лущат шишки, как белки. Собирают семена. Где они живут? Наверное, в этих пнях, в корявых стволах… И, наверное, дома у них плетёные коврики из травы. Я открыл глаза как следует, чтобы рассмотреть, — и, кажется, взмахом ресниц спугнул их. Что вот они там? А как они зимой? В спячку, может, впадают? А в большом дупле у них может быть школа. И там сейчас перемена. Смотрят тихонько и хихикают. Надо мной! Я тут уши развесил, а у меня же гонка! Скорее, вперёд!
Я помахал рукой неизвестным жителям, переехал овраг, а потом ручей по узкому мостику.
Потом мы выехали к тихой речке, к ржавому старому причалу. И дорожка кончилась. А я только сейчас окончательно понял, что здесь нет никакой трассы.
Не знаю, сколько мы плутали по лесу. Хорошо, что я был не один, — Вилли всё же гораздо лучше ориентируется на местности. Именно он вырулил наконец на широкую дорогу, на которой висел красный флажок. И мы погнали. Я уже устал довольно сильно: из-за узких лесных дорог, из-за того, что заблудился и боялся, да и просто из-за бесконечных лесных вверх-вниз. Но когда мы выехали обратно к школе, передо мной ещё ехал один велосипедист. И я понял, что могу обогнать его!
— Давай, Вилли!
И мы дали. Вдвоём, изо всех сил! И конечно, мы догнали бы его и обогнали, если бы… Если бы я не разглядел цифру «14» на его спине. Комарик.
«Не последним приедешь — и ладно», — сказал ему перед стартом Марк.
И я отпустил педали. И поехал легко-легко, в своё удовольствие.
Ну и что. И пусть последний.
— Ты чего так долго? — спросил потом Комарик.
— Заблудился, — честно ответил я.
Я видел, что он рад — тому, что он не последний. А когда мы шли домой, Вилли сказал мне:
— Зато ты видел больше всех.
Теория четырех красок
В понедельник Марк сказал мне «привет». Вообще понедельник был неплохой день.
На следующей перемене я подошёл к нему и увидел, что он чертит что-то в блокноте. Коряво, правой рукой. Я раньше не знал, что он левша, а теперь запомнил. У него как раз левая рука в гипсе.
— Трудно правой? — спросил я.
— Да, неудобно, — ответил он, — но это полезно. Другое полушарие мозга включается. Вообще полезно вторую руку развивать.
Я взял ручку и левой рукой накорябал: «Вилли». Получилось так себе, но Марк разобрал.
— Кто это — Вилли?
— Да нет, я просто так, — смутился я. — Расскажи, что у тебя тут такое. — И я показал на блокнот.
— А, это очень интересно. Теория четырёх красок.
Я не понял, при чём тут краски, если он рисует одним карандашом.
— Ну смотри. Это карта. Все государства, которые граничат друг с другом, должны быть разного цвета. Такое правило. Понятно?
— Ну, пока да…
— Ну и вот. Есть теория, что достаточно всего четырёх красок. И можно раскрасить любую карту. Даже выдуманную.
— А если государств больше четырёх? — не понял я.
— Всё равно. Если у стран нет общей границы, то их можно в один цвет красить. Главное, чтобы соседи отличались. И четырёх красок хватит. Для любой карты.
— Не может быть, чтобы хватило. Зачем тогда карта, обычная, такая разноцветная?
— Я тоже думаю, что не может. Кажется, сейчас нарисую им такую карту, чтобы нужна была пятая краска. Но не получается пока.
— Дай-ка… Кажется, это очень просто!
— Да-а, — засмеялся он, посмотрев на мой чертёж, — я сначала тоже так нарисовал.
И он поставил на моей карте цифры вместо красок. Да, хватило четырёх.
Я даже забыл, какой был следующий урок. Потому что сидел и рисовал карту. Мне казалось — сейчас выйдет! Но не получилось. Зато получилось какое-то замечание в дневнике. Такое вот: «Уважаемые родители! Обратите внимание, что писать левой рукой очень полезно. Развивает другое полушарие мозга. Не забывайте об этом!»
То есть там что-то ещё было написано, но я не запомнил. А вот этого, про полушария, как раз не было. И по-моему, зря. Если и писать что-то в дневник, так уж что-нибудь умное. А не всякую ерунду.
А потом Марк подошёл к нам с Комариком и сказал:
— Знаете что, приходите ко мне на день рождения. Придёте?
— Придём, — ответил Комарик за нас двоих. А я подумал, что понедельник и правда неплохой день.
День рождения
Мама не удивилась, что меня пригласили на день рождения. Можно подумать, все только и делают, что приглашают. Она дала мне денег на подарок, и я пошёл в книжный магазин. Вообще, наверное, это не самое удачное место: если бы мне раньше кто-то купил подарок в книжном, я бы не сильно обрадовался. Но тут другое дело: это же был мой книжный, особенный.
Я сразу сказал Тео, что мне нужен подарок для Марка.
— Это твой друг? — спросил Тео.
Я пожал плечами. Ну, я хотел бы, чтобы друг. Но он просто пригласил меня на день рождения, и всё.
— Одноклассник, — сказал я.
— А что он любит, твой одноклассник? Путешествия? Приключения? Или космос, или динозавров?
— Математику, — сказал я. — Марк больше всего любит математику. Он объяснял мне теорию четырёх красок.
— А, — сказал Тео, — это серьёзно. Значит, нужно… Вот. Наверное, это. Книга про системы счисления. Чрезвычайно интересно.
— Н-ну… Наверное, — кивнул я, — только что это — счисления?
— Понимаешь, люди же не сразу придумали такие цифры, как у нас. А считать им нужно было. Тут про то, как люди считали раньше. Индейцы майя, например.
Я открыл книгу. Там было много картинок: какие-то палочки, верёвки с узелками. Коровы и овцы. Монеты. Потом лошади. И велосипед почему-то. Да, наверное, Марку понравится.
Интересно, а что другие подарят? И кто там будет ещё?
Мама попросила меня показать Марка на школьной фотографии класса. Его сразу видно — на две головы всех выше, торчит как гвоздь. Мама посмотрела на его очки и пошла гладить мне рубашку. «Видно же, что мальчик из интеллигентной семьи. Надо выглядеть прилично! И я очень прошу тебя, Себастьян, веди себя по-человечески!»
Можно подумать, я обычно веду себя как муравьед.
В общем, надел я эту глаженую рубашку и пошёл к Марку.
— Привет, — сказал он, — заходи. Ты первый, Коля ещё не пришёл.
— А остальные?
— Кто — остальные?
— Ну, кто ещё будет?..
— Да никого не будет, я только вас пригласил. У меня же нет друзей…
— У тебя?!
Ничего не понимаю. Как это — нет друзей? Это же у меня нет. А у него…
— Я думал, у тебя все друзья…
— Нет…
Мы пошли в комнату, там стоял накрытый стол. Марк сунул мне пирожок, а я удивился, что никто не гонит нас мыть руки.
— А где твои родители?
— На работе. Вечером придут, поздно. Ты ешь, а то мама наготовила столько, видишь. И правда, можно весь класс накормить. Даже с остатком. Слушай… А почему ты думал, что у меня все друзья?
— Ну как… Не знаю. Я думал, ты со всеми дружишь.
— Все, понимаешь… Это как никого. А вот так, как ты с Колей. Такого друга у меня нет.
Я совсем растерялся. Мы с Колей? Я как-то совсем не думал, что мы друзья. И что… Просто так получилось. Не специально. Ну, просто он такой… Комарик и Комарик. Не могу сказать, что мне с ним интересно. Он обычно молчит, меня слушает. Но не могу же я сказать, что мы с Комаром никакие не друзья. И что я больше хотел бы вообще-то с самим Марком дружить. И я сказал вот что:
— Ну, мы с ним совсем недавно дружим.
А Марк ответил:
— Я видел, знаешь… как ты проиграл гонку. Там, на финише. Всё видел. И подумал, что ты хороший друг. И что такого у меня нет.
У меня уши стали горячие. Хороший друг. Ну-ну.
Тут я обнаружил, что так и держу подарок, совсем забыл про него. Книжку эту математическую.
— Вот. Я подумал, тебе будет интересно.
— Да… Спасибо, ой, какая чудесная! Смотри, о, смотри, какие тут…
И тут как раз пришёл Коля-Комарик. Аккуратно поставил свои ботинки в прихожей. Он был в такой же белой рубашке, как я. Наверное, его мама тоже сказала, чтобы он вёл себя по-человечески.
А потом Комарик зашёл в комнату и сразу увидел то, чего я не заметил.
— Это твоя? Откуда?
На стене висела скрипка. На гвоздике.
— Не знаю, — ответил Марк, — откуда. У нас всегда была.
— А кто играет?
— Никто, — пожал он плечами. — Так просто висит. Красивая.
Она и правда была красивая, такого светлого дерева. Как янтарик. У мамы есть такой янтарик, ей папа нашёл на море. Когда меня ещё не было. Он такой непрозрачный. Но немножко видно, какой он внутри. Ну и скрипка такая же, как будто светится чуть-чуть.
Марк помахал рукой своей забинтованной и сказал:
— Мне когда руку загипсовывали, врач сказал: не волнуйся, будет как раньше. Я, конечно, не особенно волновался, это мама переживала. А этот врач потом и говорит: даже и забудешь, в каком месте было сломано. Тебе же не на скрипке играть. И я, знаете… Я вдруг очень захотел на скрипке. Висит же. Красивая. Раньше не хотел, а теперь вот… — И он опять посмотрел на свою руку. — Теперь никак.
…Потом мы играли в какие-то смешные шашки на треугольной доске, на троих. Вообще у Марка была целая куча всяких игр. А потом строили крепость из всего. Внизу были два стула, а на самом верху — вилка. А на вилке — пирожок. Потому что это была крепость пирожочной страны.
А потом Комарик сказал, что ему пора. Ну и я тоже решил с ним пойти. Вилли, наверное, меня заждался.
Комарик топтался и топтался в дверях, как будто хотел что-то сказать. Я вот уже знаю, что из него надо все слова клещами вытаскивать, такой он молчун. И я спросил:
— Коль, ты чего? Спросить чего-то хочешь?
Комарик посмотрел на Марка, моргнул два раза и спросил:
— А смычок у тебя есть?
Я сначала не понял, какой такой смычок. А потом дошло: если есть скрипка, так и смычок должен быть!
— Есть, — кивнул Марк. — Показать? Давай, разувайся!
И мы с Комариком вернулись в комнату. Чего это ему понадобился смычок, интересно?
Палка с какими-то лесками. Или нет, не лесками: Марк объяснил — это конский волос. Из хвоста лошади. Его натягивают на эту палку, и выходит смычок. А Комарик вдруг сказал:
— Можно я попробую? Я умею вообще-то. Чуть-чуть.
Странно. Никогда я не думал, что он умеет что-то такое!
Марк снял со стены скрипку.
— Большая какая, — сказал Комарик, — я на маленькой привык…
И он взял её, скрипку эту. И оказалось — да, правда умеет. Вот тебе и Коля Марченко, тихий Комарик. Умеет чего. Стоит себе в белой рубашке.
Как на концерте прямо. Сначала медленное играл. А потом быстрое. Мне сначала медленное понравилось, не то чтобы очень, просто удивительно, что он и правда умеет. А потом как быстрое началось, то здорово было, молодец он, Коля. А я ведь раньше думал, что Комарик и Комарик.
Он вдруг сбился и опустил скрипку. Улыбнулся смущённо:
— Я на маленькой привык…
— Ты в музыкальную ходишь? — спросил Марк.
— Нет, со мной папа занимается. Ну, так, иногда. Он раньше в театре работал, в оркестре. А потом мы сюда переехали.
— И что?
— Ничего, — пожал он плечами. — В нашем городе ведь нет театра…
Читать бесплатно другие книги:
