(Не) сокровище капитана Шнейдер Наталья

Глава 5

Застучали шаги по лестнице, моряк подобрался. В помещение влетел парень, что говорил про мгновенное путешествие на небеса. Рукав его синего камзола потемнел от крови. Мужчина, что караулил крюйт-камеру, распахнул дверь, не дожидаясь, пока тот приблизится.

– Стой там, сам вынесу.

Я только сейчас обратила внимание, что на его ногах были не туфли и не сапоги, а сшитые из холстины башмаки.

Мне очень хотелось спросить, как там, наверху, но чутье подсказало – лучше не лезть под руку с неуместным любопытством.

Парень подхватил охапку металлических цилиндров, поморщился, похоже, раненая рука ему мешала. По лестнице снова застучали шаги, заглушаемые грохотом взрывов. Моряк, не дожидаясь гостей, нырнул в помещение, передал очередную порцию пороха, потом еще и еще.

Суета и беготня продолжались несколько минут, и мы снова остались вдвоем, только лицо моряка сделалось суровым.

Не знаю, сколько продолжалась канонада, но наконец корабль перестал вздрагивать от ударов. Правда, тише не стало. Пистолеты грохотали не так, как пушки, но люди ревели, кажется, даже громче орудий.

Я заставила себя выпрямить спину – видеть мой страх было некому, и все-таки нельзя ему поддаваться. Вслушиваясь в бой наверху до боли в голове, я не знала толком, кому желать победы. Что сделают со мной офицеры флота ее величества? Поверят, что я леди? Сочтут пиратской девкой? Или я теперь в самом деле пиратская девка? Истинная леди на моем месте предпочла бы умереть, но не позволить… на миг я забыла даже о бое. Если бы от стыда в самом деле можно было сгореть, сейчас бы здесь уже полыхнули переборки и крюйт-камера взлетела бы на воздух.

– Кажись, все, – сказал моряк, про которого я, увлекшись самобичеванием, почти забыла.

– И кто победил? – спросила я, не зная, радоваться ли победе.

– Наши, само собой, – ответил матрос, снова уселся и закрыл глаза, кажется, даже засопел.

Я заерзала, поглядывая то в потолок, то в сторону выхода. Капитан сказал «сиди и жди», но сидеть и ждать было невыносимо. Сверху доносились голоса, правда, слов разобрать толком не получалось. Я покрутилась так и этак, в очередной раз прокляла полотно, в которое меня замотал Блад. Повторила все то же самое на беркивском, попыталась на граянском и поняла, что мне явно не хватает словарного запаса. Матушка, обучая меня языкам, как-то упустила ругательства, а жаль.

Перебрав все особенности своего одеяния, я помянула недобрым словом замотавшего меня в это Блада, даром что при мысли о нем снова запылали щеки.

– Почему так долго? – пробурчала я себе под нос.

– Не терпится снова к капитану в койку прыгнуть? – хохотнул матрос.

– Вовсе я не… – Я осеклась.

Все равно не поверит, только посмеется. И ведь даже винить в своем позоре некого, сама постаралась. Хотя многое бы изменилось, если бы меня не привели на корабль под руку, а приволокли на плече?

– Ишь, шустрая какая. Погоди, сейчас там после боя остынут немного, разберутся, кто на каком свете, то да се, а когда придет пора крюйт-камеру магией заблокировать, капитан и придет.

– Не придет, – донеслось от входа.

Я обернулась. Меченый, которому Блад подкорнал ухо, стоял у входа, а за его плечами согнулись еще двое головорезов.

– Как не придет? – охнул моряк.

– Так и не придет, – ухмыльнулся меченый. – Кончилась везуха.

Я застыла, забыв, как дышать. Не может быть! Он, конечно, не джентльмен и обошелся со мной ужасно, но почему мне так не хочется верить в его смерть?

– Так что сдавай пост, – продолжал пират. – Ежели магии теперь нет, мои парни покараулят.

Моряк поднялся – оказывается, он мог стоять здесь, не пригибая головы.

– Пост я сдам квартирмейстеру.

– Квартирмейстеру скоро будет не до того, – прошипел меченый, кладя руку на эфес тесака, висевшего у него на бедре. – Сдал пост, я сказал!

Караульный поколебался, но, когда двое, что стояли за плечами меченого, двинулись вперед, развел руками.

– Ну ежели ты так говоришь…

Он исчез за дверью. Я вжалась в мешки, затаила дыхание, стараясь стать как можно незаметней. Блад не придет, и… И мне конец.

Подтверждая мои худшие опасения, меченый развернулся ко мне.

– Кто это тут у нас? – притворно-слащавым голосом произнес он.

Я попыталась отгородиться мешком, но лишь вызвала взрыв хохота.

– Жаль, что Блад успел тебя попробовать, – ухмыльнулся корноухий. – Ну ничего, мы не гордые, можем и за ним подобрать, правда, парни?

Парни с готовностью загоготали.

– Не подходи, – взвизгнула я. – Капитан сказал…

– Ты что, не поняла, шлюшка? Кончился капитан.

– Не подходи! – повторила я. – Если хочешь жить – не подходи!

Второй раз одну и ту же ошибку я не совершу. А там, глядишь, мне просто свернут шею, разозлившись. Хотя истомившихся без женского общества головорезов едва ли остановит такая мелочь, как моя смерть.

Он снова расхохотался.

– И что ты мне сделаешь, милашка?

Он бухнулся рядом на колени, притягивая меня к себе, лапища больно сжала грудь. Я втянула воздух сквозь зубы, обхватила ладонями его шею, содрогаясь от омерзения.

– Вот, так бы сразу… – начал он.

Конечно, куда лучше было бы, если бы я положила ладонь на проекцию сердца. Но и так неплохо. Сонные клубочки в артериях, при раздражении которых замедляется ток крови в жилах, а если повезет, останавливается сердце. Впрочем, везение ни при чем, достаточно послать направленный импульс по нервам – хотела бы я знать, каковы они из себя, эти «нервы» и почему «импульс».

Меченый выгнулся и рухнул рядом со мной. Я отпихнула его, дернулась в сторону. Закружилась голова.

– Что ты с ним сделала? – закричал тот, что подбирался справа.

– Убила, – выдохнула я. – Я в самом деле его убила.

Дурнота подкатила к горлу, перед глазами все потемнело. Нет, в обморок падать нельзя, чай, не на балу, где рядом всегда найдутся сильные руки кавалера. Эти в корсаж не за нюхательными солями полезут. Или, наоборот, упасть в обморок и ничего не чувствовать?

– Что ты сделала? – взревел пират, выхватил тесак.

Я сжалась, ожидая удара, – а здоровяк вдруг завалился набок, захрипел. Я зажмурилась, завизжала так, что у самой уши заложило.

– Заткнись! – потребовал знакомый голос.

Даже странно, что я расслышала его сквозь собственный визг. Я распахнула глаза и заткнулась – не потому, что пришла в себя, а просто воздух вдруг разом перестал проходить в грудь.

Блад. Белый, как полотно его рубахи… Впрочем, нет, рубаха сейчас была алой.

– Он сказал, тебя убили, – пролепетала я.

– Слухи о моей смерти пока преувеличены, – ухмыльнулся он… и рухнул на колени.

Я ойкнула, совершенно перестав что-либо понимать.

Блад закашлялся, и я только теперь услышала, как он дышит – тяжело, хрипло, и при каждом вдохе что-то клокотало в груди.

Сама не знаю, как я оказалась рядом. Помогла опуститься на пол. Рванула застежку его жилета так, что пуговицы зазвенели по полу. Сколько же крови! Как он до сих пор на ногах держался и куда смотрел его лекарь? И его помощник?

– Какая страсть, – снова ухмыльнулся Блад. – Боюсь только, сейчас я не в силах оценить ее по достоинству.

– Замолчи! – рявкнула я, сама себе удивляясь. – Как ты вообще сюда дошел?

В холодном свете осветительных шаров губы его казались синими.

– Всем существом стремился к тебе, сокровище мое. – Капитан снова закашлялся, на губах появилась кровь.

– Убью! – прошипела я. – Своими руками задушу! Нашел время шутки шутить!

– Когда еще смеяться, как не предвкушая встречу с высшим судией, тем более что он – тот еще шутник. – Его рука поднялась, потянувшись к моей щеке, и упала. – Но на последний дар меня еще хватит.

Последний дар? О чем он?

– Чтобы тебе греха на душу не брать.

Ах, вот о чем он! Нет уж, я жить хочу.

– Обойдусь, – буркнула я, разрывая на нем рубашку, почему-то совершенно пропал страх, голова работала быстро и четко.

Блад, конечно, не джентльмен и обошелся со мной неблагородно. Но, если подумать, я пыталась его зарезать и била всерьез, просто он оказался быстрее и ловчее. В наказание он мог бы просто убить меня на месте или отдать своим людям. И, как ни крути, он – моя единственная защита от таких, как покойный ныне меченый. С одним я смогла справиться, но с пятью дюжинами – или сколько их там осталось после боя – нет. Так что встречу капитана с высшим судией придется отложить… если, конечно, я смогу сделать все правильно.

Отец гордился, что все четверо его детей росли здоровыми и крепкими и дожили до совершеннолетия. «В нашем роду сильная кровь», – любил повторять он. Только дело было не в крови. А еще он не понимал, почему матушка сама навещает заболевших слуг и регулярно объезжает наши земли, взяв меня с собой. Но леди полагается проявлять кротость и милосердие к низшим сословиям, так что он лишь недоумевал, но не запрещал.

Есть вещи, о которых мужчинам нельзя говорить. Вроде лунных дней или магии, что дарована женщинам. Или знаний, без которых бессильна любая магия.

– Не бойся. – Блад снова закашлялся. – Больно будет недолго, и лучше так, чем…

– Да перестань ты болтать и не мешай думать! Подождет твой судия, от него еще никто не уходил!

Вот она, рана между ребер, широченная, с мою ладонь. Это чем же его так ткнули? Кровь пузырится по краям, когда воздух с шумом вырывается из груди. Судя по расположению – сердце не задето, впрочем, иначе он бы сюда не дошел.

Заживлять раны мне приходилось, правда, не такие. Я накрыла ее ладонью, словно пытаясь удержать воздух в груди Блада.

– Это не поможет, – слабо улыбнулся он.

– Типун тебе на язык! – повторила я любимое выражение нашей кухарки. – А еще говорят, женщины болтливы!

Так, значит, легкие, сотканные из мельчайших пузырьков, дальше – пленка, обволакивающая их, еще одна, выстилающая грудь изнутри, межреберные мышцы, подкожный слой и кожа. Вроде все правильно. И все это состоит из невидимых глазу частиц. Одни частицы очищают рану от разрушенных или состарившихся тканей, другие выращивают новые ткани, восстанавливая тело.

Блад озадаченно нахмурился. Самой мне не доводилось почувствовать, как заживляются раны, но, говорят, ощущения странные, словно мясо шевелится.

– Капитан! – раздалось сверху.

– Отошли их, – быстро проговорила я.

Отвлекут – все насмарку.

– Сейчас буду, – повысил он голос. – Брысь отсюда, мне тут подсвечники не нужны.

Возня, выстрел. Блад встревоженно приподнялся на локте, я пихнула его обратно.

– Капитан, не морочьте мне голову…

Лицо Блада просветлело.

– Джеймс, марш на верхнюю палубу и займись делом! – Голос, капитана, став сильным и звучным, разнесся по тесному помещению.

Получается! У меня получается! Еще чуть-чуть…

Я отстранилась, сжала пальцами виски, пытаясь унять головокружение. Перед глазами снова заплясали темные мушки. Перестаралась. Мама говорила, что с опытом приходит умение не расходовать силу зря, но опыта у меня почти не было.

Блад медленно сел, провел ладонью по груди, стирая кровь, еще и еще раз, ощупал себя, точно не в силах поверить.

– Как?..

Я пожала плечами. Огляделась. Кровь на моих руках, на шелке, в который я одета, металлический запах, пропитавший все вокруг. Труп с ножом в спине, еще один – с перерубленной шеей, кровь заливает пол, пропитывает одежду меченого, на котором не осталось ни царапины.

В ушах зазвенело, и я все-таки свалилась в обморок.

Глава 6

Мир тихонько качался, плескали волны, и не мешали даже голоса, доносившиеся словно сквозь вату. Слов я не разбирала или не хотела разбирать, только интонации – изумленные, растерянные. Меня не интересовало, о чем говорят и что происходит. Ничего не интересовало, кроме сильных и надежных рук, что обнимали меня, унося прочь от пиратов, от крови и смерти. Прочь от всех ужасов, что я успела увидеть. Я улыбнулась, не открывая глаз, прижалась к плечу, от которого пахло порохом и кровью.

– Джек…

Какой чудесный сон, можно я не буду просыпаться всю оставшуюся жизнь? Ну хотя бы пару мгновений?

Не тут-то было. Руки, что меня несли, стали жесткими, и ехидный баритон прогнал блаженную расслабленность:

– Не угадала, сокровище мое. Попробуй еще раз.

Я вскинулась, потеряла равновесие, но Блад меня удержал.

– Тихо, а то уроню, – рыкнул он.

Наверное, надо было сказать спасибо, что меня тащат на руках, а не через плечо, но слишком уж много злости было в его голосе. Словно он мне одолжение делал и это его раздражало. А я не просила, между прочим!

– Поставь меня!

– И не подумаю.

Я огляделась и разом расхотела протестовать. Разбитые доски, перевернутая пушка, щепы и кровь под ногами. Как бы я пробиралась по всему этому в своем неудобном одеянии из куска ткани?

Незнакомое лицо со шрамом на виске. Взгляд, устремленный на капитана, полон изумленного благоговения.

– Правду говорят, что он бессмертный, – донеслось до меня.

Блад, кажется, тоже это услышал, усмехнулся, но ничего не сказал. Пинком отворил дверь, занес меня в каюту. Усадил на что-то жесткое.

– Можешь лечь, если хочешь. – Он закрыл дверь. – Или отнести тебя на постель? Правда, ее потом придется выбросить, а тебе – спать на голых досках.

Я зажмурилась, тряхнула головой. Дурнота отступала. Слабость тоже проходила, оставляя разве что легкую сонливость, но это вскоре пройдет. Я сидела на здоровенном сундуке, таком здоровенном, что и лечь бы на него смогла.

– Нет, все хорошо, спасибо.

Только переодеться бы… и помыться, чужая кровь стягивала кожу. Я подняла взгляд на Блада – тоже весь в крови, разорванная рубаха болтается ошметками, жилет расстегнут. Значит, совсем немного времени прошло.

– Как ты себя чувствуешь? – вырвалось у меня.

Все-таки с настолько серьезными ранами мне сталкиваться еще не доводилось. Самое страшное, что приходилось заживлять, – глубокий порез от серпа. Повезло той женщине, что артерию не задело и что мимо проезжали мы с матушкой.

И Блад по-прежнему оставался единственным, кто может меня защитить, так что моя забота о его состоянии была вполне разумной. И дело вовсе не в его объятьях и…

– Живым. – Он снова провел рукой по боку. – И очень, очень озадаченным. Что это было?

Я захлопала ресницами.

– Прошу прощения?

Так я ему и рассказала! В лучшем случае сочтет ведьмой. В худшем – поймет, что я могу обойтись с ним как с меченым, и перережет глотку: только круглый дурак оставит опасность так близко к себе, а дураки не становятся удачливыми капитанами.

Он вытащил из шкафа медную миску и ветошь. Плеснула вода. Присел напротив, устроив миску на сундуке рядом со мной.

– Ты спасла мне жизнь, и я очень благодарен за это. – Влажная ветошь коснулась моего лица, смывая кровь. – Но как ты это сделала?

– Я не ранена, спасибо. – Я забрала у него ткань. Ох ты, ведь если я бухнулась прямо в лужу, наверняка и волосы все испачкала, как же я буду их отмывать? Да и вообще… – Зеркало у тебя есть?

Он прищурился.

– Зеркало есть, но ты уходишь от ответа.

– Но мне нечего ответить! – Я изобразила на лице самое глупое выражение, на которое только была способна. – Я вообще не понимаю, о чем ты.

– Сокровище мое, – промурлыкал Блад вроде бы игриво, но в голосе прозвучала явная угроза. – Мне, конечно, очень не нравится, когда в столь… трогательный момент меня называют именем другого мужчины…

Я залилась краской.

– И вовсе не трогательный!

– Ну как же? Юная дева, приходит в себя в моих объятьях, ресницы трепещут, румянец смущения, улыбка – о, какая улыбка!

– Да замолчи ты! – Я прижала ладони к щекам.

– А оказывается, что все это предназначалось не мне. Можно ли передать словами всю меру моего разочарования?

– Я люблю Джека, как и он меня.

Я думала, что эти слова прозвучат со спокойным достоинством, а получилось жалко. Словно я оправдывалась в том, что думала о другом мужчине.

– С тобой-то все ясно, а вот насчет него не уверен.

Да как он смеет!

– Как ты дожил до своих лет с таким языком?

– Это потребовало некоторых усилий, сокровище мое, – ухмыльнулся он. – И именно потому, что я успел немного пожить и кое-что повидать, куда сильнее, чем когда меня называют чужим именем в минуты страсти…

– Не было никакой страсти!

– …я не люблю, когда меня держат за глупца.

– Не понимаю, о чем ты.

Вот теперь изобразить спокойное достоинство получилось. Почти.

– О том, что у меня в груди была здоровая дыра, проделанная ледяным клинком. О том, что жить мне оставалось хорошо если полчаса и Фрэнк пытался этим воспользоваться, чтобы поднять бунт на корабле, поэтому я помчался в крюйт-камеру, чтобы заблокировать ее или, если совсем сил не хватит, разнести все к ядреным демонам, но свалился, чуть-чуть не добравшись.

– Ты хотел взорвать порох? – ахнула я.

Он пожал плечами.

– Если бы Джеймсу с ребятами не удалось справиться со сторонниками Фрэнка – мне бы не оставалось ничего другого. Как ты сама заметила, конец рано или поздно наступит, и я предпочитаю, чтобы он не порадовал моих врагов. Значит, нужно уходить на своих условиях. – Он снова присел напротив, вынул из моих ослабевших пальцев ветошь и, прополоскав ее, опять стал стирать кровь с моего лица. – Ты ведь думаешь так же, насколько я успел заметить. Иначе, не сумев меня убить, бросилась бы не к окну, а рухнула на колени умолять о пощаде.

Его слова настолько не вязались с осторожными, почти ласковыми прикосновениями, что на миг мне показалось, будто я брежу.

– Но ты же был на корабле не один!

– Обидно, что я бы оборвал и твою жизнь, да? В самом деле, как я мог не подумать о том, что тебе могло бы понравиться общество Фрэнка и ему подобных.

Я снова отобрала у Блада ветошь, едва справившись с желанием запустить в него мокрой тряпкой.

– Кстати, а с ним-то что стало? – не унимался капитан.

– С ним? – Я опять захлопала ресницами, усиленно соображая. – Не знаю. Он просто упал. Наверное, так обрадовался моему обществу, что сердце не выдержало.

– «Я его убила, – медленно произнес Блад. – Я в самом деле его убила».

– Чего только не соврешь, чтобы оттянуть финал, – неловко улыбнулась я. – Как ты тоже наверняка успел заметить, я молода и очень хочу жить. И не привыкла… радоваться мужскому обществу. – А вот жар, заливший щеки, был вовсе не наигранным.

– Так, значит. – Капитан поднялся, нависая надо мной.

Я поежилась, изо всех сил стараясь удержать на лице выражение прелесть какой дурочки. Обычно мужчинам оно нравилось. Да и кому не понравится чувствовать себя сильным и умным?

Бладу, разве что.

– Значит, Фрэнк умер потому, что сердце его не выдержало предвкушения, – размеренно проговорил он. – Мир праху его, бедолаги. А моя рана, которая в горячке боя показалась мне смертельной, на самом деле не более чем царапина. – Он отодвинул полы одежды, снова разглядывая бок. – И в самом деле царапина. Задыхался и ослабел я от страха…

Ослабел ли он – не знаю, а я точно оцепенела от страха, хотя капитан даже голоса не повысил, продолжая улыбаться.

– От усталости, – пискнула я. – Бой – это ведь трудно. Все это оружие, которым надо размахивать. Уворачиваться, бегать…

– Даже не знаю, что лучше, оказаться трусом или слабаком.

– Но ты ни то, ни другое!

– С твоих слов выходит именно так. Либо я трус, либо слабак… – Он выдержал паузу и вдруг рявкнул: – Либо последний дурак, неспособный понять, когда мне лапшу на уши вешают!

Я вскрикнула и начала заваливаться набок, закатив глаза. В следующий миг на голову мне обрушился поток воды, заставив подпрыгнуть и завизжать.

– Холодная вода – лучшее средство от обморока, – расхохотался Блад. – Особенно если обморок – притворный.

– Ах, ты…

– Шипишь, как мокрая кошка. Ты пыталась убить меня так же, как убила Фрэнка, но со мной не вышло, и потому ты схватилась за нож?

– Я не пыталась тебя убить!

– Да? А это что?

Он снова отдернул полы одежды, скосил глаза – и застыл с открытым ртом. От раны после моего нелепого покушения не осталось и следа. Нет, я не затягивала ее специально, просто раз уж тело стало восстанавливаться под действием магии, закрылась и она.

Я не удержалась от улыбки – настолько недоуменное лицо было у Блада. И зря. Он шагнул ко мне так стремительно, что я шарахнулась, едва не свалившись с сундука. Меня накрыл поток горячего воздуха – горячего, но не обжигающего, – притиснул к стене так, что я даже пошевелиться не могла. Дышать тоже не получалось, как будто весь воздух протекал мимо меня, сколько я ни пыталась хватать его ртом. В глазах начало темнеть, в груди жгло. Но когда я совсем было решила, что мне конец, в комнате снова наступила тишина, и я едва не свалилась. Прическа рассыпалась – чудо, что она вообще продержалась так долго, – волосы упали мне на плечи. Блад, приблизившись, медленно пропустил между пальцами прядь, и на его лице снова появилось очень странное выражение – как и когда он вытирал слезы с моих щек. Но прежде, чем я успела смутиться, он сунул мне в руки ленту.

– Завяжи.

Я замешкалась, в очередной раз перестав что-либо понимать.

– Завяжи, – повторил он, и от его голоса мое сердце ухнуло в пятки да там и осталось.

Дрожащими пальцами я заплела косу, перехватив ее лентой.

– Пойдем, – велел он, взяв меня за руку.