А в мечтах ты моя Резник Юлия

Глава 4

В следующий раз Дуня проснулась одна. Открыла глаза – в окна с трудом пробивался тусклый серый свет. То ли рано еще было, то ли пасмурно. События минувшего дня возвращались к Дуне нехотя, но неумолимо. Она приподнялась на локтях и застонала от боли, что с силой пульсировала в висках. Тело ныло так, будто накануне его били палками. Дуня медленно-медленно села, подтянула колени к груди и обняла себя за ноги.

Невероятно. То, что с ней случилось, просто невероятно. Она могла умереть. Если бы не Семен. Интересно, что он делал на этой узкой дороге, ведущей к водопаду? Куда ехал? Она-то – понятно. Хотела еще раз прикинуть на местности концепцию проекта крытой террасы, которая обещала стать новой точкой притяжения для туристов, согласно их с Юлькой плану. Дуне хотелось максимально вписать ту в природный рельеф. У скандинавов такие проекты выходили отлично, вот, вдохновляясь ими, она и стремилась спроектировать что-то свое. Но пока получалась либо не слишком удачная копия, либо что-то чересчур футуристическое. Хотя, может, последнее и было не так уж плохо. В любом случае, этот проект давался ей тяжелей остальных. Но тем и был интереснее.

Кто ж знал, что для своей вылазки она выбрала такой неудачный момент? Эсэмэску от МЧС с предупреждением о надвигающемся Армагеддоне Дуня прочитала, когда уже было поздно. Но даже тогда она не смогла оценить риски, как следует, беспечно понадеявшись на то, что ничего с ней, взрослой, самостоятельной женщиной не случится. Это вообще свойственно нашим людям – надеяться на авось. Всерьез тревожиться Дуня начала где-то минут через двадцать дороги. Вокруг – ни одной живой души, хотя обычно этот отрезок был достаточно оживленным, снегопад все усиливался, видимость падала. А ко всему, дело близилось к ночи. Вот-вот, и начало бы темнеть…

Но самый ужас случился, когда ее машину накрыло грудой камней и снега. И нет, Дуня отключилась не сразу в момент удара. Она успела испытать жуткий смертельный ужас погребенного заживо человека. Он-то, этот самый ужас, а вовсе не удар, и заставил ее отключиться. Чтобы теперь, спустя (Дуня бросила взгляд на электронные часы, стоящие на тумбочке у кровати) почти двенадцать часов, вернуться, кажется, со всей своей силой.

Чувствуя, как в глубине тела зарождается мерзкая дрожь, Дуня всхлипнула и вжалась в колени лбом. Не помогло. Это дрожание как будто разгоняло по телу боль, усиливая ее многократно. Всхлип перерос в тихий плач, в котором утонули звуки открывающейся двери и чужих шагов.

– Эй! Что такое? Ты почему плачешь?

Дуня пыталась, но не могла ответить. Наверное, ее накрыл адреналиновый откат, или как там это называется? Трясясь, будто в конвульсиях, она горько-горько плакала.

– Так. Отставить слезы. Я ж не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь, какого черта случилось.

Эти слова заставили Дуню взглянуть на Краснова. Краснова! Ну, не ирония ли судьбы? Ага. Она опять задалась этим вопросом. Семён потянулся к тумбочке, поставил на нее поднос. Дуня смерила удивленным взглядом тарелку с какой-то кашей, стаканчик йогурта, оладьи и исходящую паром огромную чашку какао. И по какой-то странной причине заплакала еще горше.

– Так, я пойду за доктором, – нахмурился Краснов.

– Нет! Нет. Не надо. Я в порядке.

– Ты не в порядке, милая.

Милая… Он сказал «милая». Так ласково сказал. Дуня едва ли не до крови закусила губу. Может, если бы он перестал быть таким… милым, она бы успокоилась быстрее.

– Я просто вспомнила в-все, и…

– Тебя накрыло откатом.

– Д-да. И голова болит. Очень. Все тело, собственно, тоже.

– Ты истощена. Тебе нужно поесть. Жрачка у нас тут без изысков, но вполне съедобная. А я пока все же позову врача. Он даст тебе обезболивающее. Если можно.

Мысль об обезболивающем была ужасно заманчивой. Дуня в итоге нерешительно кивнула. Это было ошибкой – боль только усилилась.

– Ешь! – Семён ткнул пальцем в поднос и приложил трубку к уху. – Иван Сергеевич, зайдите к нашей потеряшке. Девочка жалуется на сильную боль.

Дуня едва не подавилась первой же ложкой каши. Вкусной, кстати, овсяной, на хорошем молоке, с кусочком настоящего крестьянского масла.

– Девочка? – из-за слез, которые она с трудом в себе удерживала, вопрос Дуни больше походил на всхлип.

– Ну, не мальчик же.

– Мы с тобой одного возраста.

– Формально, да.

– А как еще?

– Никак. Не бери в голову. Ешь, а то остынет.

Дуня послушно отправила еще одну ложку в рот. Ее мутило. И хоть она понимала, что силы ей действительно нужны, впихнуть в себя еще хоть что-то у нее вряд ли бы получилось. Если только какао. Нетвердыми руками Дуня взяла чашку. Отпила. Еще спустя какое-то время в дверь постучали.

Пока врач, представившийся Иваном Сергеевичем, ее осматривал и слушал, Краснов тактично отошел и отвернулся к окну. Дуня вымученно улыбалась на шутки доктора, а сама глаз не сводила с широкой спины Семена, обтянутой кителем. Она не обратила внимания на его погоны, сначала ей было вообще не до этого. Но из разговоров их одноклассников знала, что Краснов – аж целый подполковник. И вообще легенда в здешних краях. Мысли о Семене разогнали охвативший ее в момент пробуждения ужас. Но посеяли в Дуне страх иного порядка. Уж слишком глубоко он проник в ее мысли, как для человека, к которому она якобы равнодушна.

Девочка… Он назвал ее девочкой. Хотя она давно уже ей не была, он сам сделал из неё женщину. На выпускном. Неужели забыл? Или она для него той девочкой и осталась? А впрочем, не все ли равно? Наверное. Но что-то сердце растревожилось. Видимо, виной всему нервы.

– Если боль не уйдет, выпейте еще одну таблетку. Но больше – не нужно.

– Хорошо. Спасибо.

Приветливый доктор кивнул, улыбнулся напоследок и был таков. На несколько секунд в комнате установилась давящая на уши тишина.

– Я, наверное, буду собираться.

– Собираться?

– Угу. Может быть, ты мог бы подкинуть меня к машине? И вызвать эвакуатор.

До этого Семен стоял к ней в полупрофиль, а тут обернулся и так… изучающе прошелся взглядом по ее лицу.

– Подойди. – Голос человека, привыкшего отдавать приказы. Более глубокий и спокойный, чем она запомнила.

– З-зачем?

– Да не трусь. Я тебя не съем.

Дуня зажмурилась. Прислушиваясь к себе, осторожно спустила ноги на пол. Таблетка еще не успела подействовать, и каждый шаг отдавался в висках. В полуметре от Краснова Дуня покачнулась. Он успел ее подхватить. Прижал к своей каменно-твердой груди и неподвижно замер. Из такого положения Дуня могла видеть лишь нашивки на его кителе, туго застегнутый воротничок и венку, что с остервенением пульсировала прямо над ним. Вроде бы ничего такого. А у нее опять подкосились ноги.

– Ты что-то хотел мне показать?

– Ага. Собственно, вот…

Семен отошел на шаг, одной рукой придерживая ее, другой – взмахнул, будто описывая картинку за окном.

– До сих пор метет.

– И еще до вечера мести будет. Боюсь, мы в снежном плену. И бог его знает, когда из него выберемся. Хорошо, если завтра дороги начнут расчищать.

– Не может быть! Я не могу здесь оставаться! – в отчаянии Дуня коснулась щек. – Мои близкие сойдут с ума от беспокойства…

– Ах, да, – помрачнел Краснов. – Сейчас. Я ведь раздобыл зарядное. Ты сможешь предупредить кого нужно.

Семен ушел, Дуня проковыляла к кровати. Рухнула на нее, как подкошенная. Она бодрствовала не больше часа, а казалось, что прошло по меньшей мере часов пять – так она устала.

– Вот. Я сейчас подсоединю.

– Спасибо.

Дуня решила набрать первым отца. С тех пор, как в десятилетнем возрасте у нее умерла мать, отец взял на себя все заботы о дочери. Иногда он передавливал в своих попытках ее опекать, но Дуня не злилась.

– Папочка, привет. Как твои дела? – улыбнулась она, услышав бодрый голос на том конце связи. Заправила за ухо упавшие пряди волос и тут поняла, что Краснов и не думал уходить. Дуня насупилась, строго на него глядя. Тот развел руками, пробурчал что-то вроде «секретка» и совершенно бестактно остался стоять, где был. По-видимому, большего ей не добиться – поняла Дуня. Закатила глаза и попыталась сосредоточиться на разговоре с отцом, который хоть и был взволнован, сильно ее не пытал. И ограничился объяснением о том, что из-за непогоды в их деревне возникли серьезные проблемы со связью. От иных подробностей Дуня воздержалась, побоявшись его волновать.

Они еще немного поболтали по поводу надвигающегося Нового года и распрощались. Следующим на очереди был ее жених, Владимир. Дуня бросила хмурый взгляд на Краснова, но тот, похоже, решил стоять рядом с ней, пока она не закончит. А потом что он, интересно, планировал делать? Отобрать у нее телефон? Дуня фыркнула. Секретка у него, видите ли. Как будто она вражеский шпион!

А тут еще Владимир, как назло, не отвечал… Дуня уже начала нервничать, когда, наконец, услышала его голос.

– Господи, Дунь, ты чего в такую рань звонишь? Который час?

– Эм… Девятый. Прости, если разбудила.

– Да ничего. Мы вчера зависли на презентации Стройкома, потом поехали на афтепати в Глобус, а там Самойлов, ну, ты в курсе. Я еле выжил.

Вот как. А она-то думала, что Вовка сходит с ума… Что он поднял на уши МЧС, ментов и обзвонил все скорые и морги в округе.

– Что ж… Тогда ты в гораздо более выигрышном положении. Мой вечер прошел далеко не так весело.

Она не думала ему говорить, не желая тревожить, как и отца, но тут… Тут что-то подстегнуло. Выходит, он ей даже не позвонил. Или позвонил, а когда она не ответила, не то что не забил тревогу, но даже не напрягся. И Дуня не знала, что ее задевает сильней. Нет, может, конечно, в этом ничего такого и не было… Но ведь задело! Особенно потому, что их разговор слышал Краснов. Почему-то от этого, да…

– Так, у меня сегодня две встречи в мэрии, я их отменить не могу, но, думаю, на вечерний рейс успею.

– Нет, что ты. Зачем? Я справлюсь, – пошла на попятный Дуня, ругая себя за поспешные выводы и глупую обиду. В голосе Чернова слышалось искреннее беспокойство. Она могла представить, как он ходит по кабинету, взволнованно ероша рукой модно подстриженные волосы…

– Ты уверена? – с сомнением поинтересовался он. – Перед Новым годом, конечно, много работы, но ты важней.

– Я знаю, – Дуня растянула губы в улыбке и пригладила собравшиеся складочки на постели. – Я в порядке. И к тому же, думаю, из-за непогоды у нас не принимает аэропорт.

– И правда. Все рейсы отменены, – подтвердил Владимир со странными интонациями в голосе.

– Вот видишь. Торопиться абсолютно некуда, тем более что я сама в плену на этой военной базе.

– Это меня и беспокоит. Не могу представить тебя в обществе этих мужланов. Старайся держаться от них подальше. Мало ли, что у них на уме! – Дуня закусила губу и медленно подняла взгляд. Краснов стоял, иронично приподняв бровь. Она чуть со стыда не сгорела под его взглядом. – Как ты сказала, зовут их начальника? Я попробую связаться с министром…

– Не надо никакого министра! Ты что, Володь? Этот человек меня спас. Ты должен быть ему благодарен, а не вот это все.

– Спасла тебя хорошая машина. Не помнишь, часом, чей подарок?

– Помню прекрасно. Боюсь, ее не восстановить.

– Плевать. Хорошо, что деньгами взяли. Ой, детка, черт, мне пора собираться, если не хочу пропустить совещание в мэрии…

– Да-да, конечно. Я позже позвоню, если будет возможность.

– Отлично. Люблю тебя. Позвоню, как освобожусь.

Свои ответные «люблю» Дуня говорила уже в гудки оборвавшейся связи. Чувствуя на себе взгляд Краснова, она отложила телефон, стараясь не показать своего истинного настроения, схватилась за чашку с какао, как в спасательный круг.

– Вовка не станет звонить министру, ты не волнуйся, – сказала зачем-то.

– Я не волнуюсь.

– Он просто переживает обо мне, вот и перегибает. К тому же он не знает, что ты – мой давний знакомый.

– А ты не спешишь его просвещать.

– Разве это важно?

– Не мне об этом судить. Но я бы на его месте напрягся.

– Из-за чего? Рядом с тобой мне ничего не угрожает.

– Ты ударилась сильней, чем я думал, если действительно так считаешь.

Глава 5

«Рядом с тобой мне ничего не угрожает», – вот она, оказывается, как считала. И эти простодушные слова… Они так же смешили Краснова, как и тревожили. Сам-то он так не считал. Практически сразу, еще там, в горах, когда Семен осознал, кто перед ним, когда понял, чья жизнь могла оборваться, так вот еще тогда к нему пришло удивительное осознание, что ему на нее не все равно. Даже теперь, столько лет спустя. Удивительное дело – ему на нее не все равно… У него, бывшего бойца суперзаскреченной группы спецназа, взрослого мужика, имеющего огромный опыт участия в боевых операциях, повидавшего на своем веку столько горя, ужасов, предательства и смертей, что уже, казалось бы, ничем его не пробрать, откровенно тряслись поджилки, когда он продвигался с Дуней на руках к вездеходу. Ну и, чего греха таить – всю дорогу дальше. Отпустило Краснова, лишь когда Дуню осмотрел врач.

И после всего этого она думает, что ей в его обществе ничего не угрожает? Да как бы ни так.

– Ты ударилась сильней, чем я думал, если действительно так считаешь.

Ладно… Возможно, этого говорить ей не стоило. Вон, как потрясенно расширились ее глаза, как округлились губы. Обычно мягкие, а теперь обветренные и потрескавшиеся. Да. Скорее всего, это было лишним. Но Краснов – человек военный. А значит, прямой. Сказал, что думал, как отрезал. И, наверное, хорошо, что Дуня не рискнула уточнить, что конкретно он имел в виду. Потому как у него самого не было ответа. Пока еще не было. С уверенностью Семен мог судить лишь об одном – рядом с ним в безопасности она не была и близко. Слишком много всего в нем всколыхнулось в ее присутствии. Слишком сбитым с толку он себя ощущал. Слишком сильно его к ней тянуло. Слишком он ревновал. Ее. К другому. Тому, у кого по факту на Дуню было гораздо больше прав. Тогда как он потерял на нее все права еще на школьном выпускном. С тех пор, кажется, прошла не одна жизнь. Все кардинально переменилось. И только она, похоже, оставалась все той же. Маленькой, худенькой, деятельной и как будто снова его… Лежа с ней в одной кровати, он, стыдно признаться, фантазировал на эту тему. Да-да, он зажмуривался и представлял, что она – его. И что даже когда метель разожмет свои ледяные объятья, Дуня никуда с его базы не денется… И, черт возьми, какой же красивой была эта мечта! Какой манящей.

– Мне нужно вернуться к работе, – заметил сипло.

– Почему ты со мной не связался?!

Краснов застыл, так и не переступив порог. Память услужливо подбросила картинки из далекого прошлого. Она ведь о прошлом, не так ли? Выходит, и ее оно волнует? До сих пор? Поверить в это было сложно. И страшно. Семен неопределенно пожал плечами.

Почему? Ну, во-первых, потому что, после освобождения из КПЗ, никто и не подумал вернуть ему телефон. Прежний номер восстановить сразу не получилось. Да и на новый аппарат денег категорически не было. А впрочем, наверное, это глупые отмазки. Ведь при желании он мог попросить трубку у кого-нибудь из сослуживцев. Вряд ли бы ему отказали. А там разыскать контакты Дуни через общих друзей и попробовать с ней связаться было бы нетрудно. Как и найтись в тогда еще только набирающем обороты мире социальных сетей.

Правда же в том, что он не считал себя вправе снова лезть в ее жизнь. Семен и до этого не слишком-то в себя верил, а тут еще отец Дуни подлил масла в огонь. Расписал в красках, какие та получила травмы. Припугнул, что она вообще могла умереть. Не из-за болезни там или несчастного случая. А из-за агрессивного несдержанного придурка, в которого Дуня имела несчастье влюбиться. В общем, теперь уж Краснов это понимал, Андрей Викторович бил весьма прицельно. Сразу по всем болевым точкам того запутавшегося в себе парня, которым он, несомненно, был. И если раньше отец Дуни довольно осторожно намекал на то, что рядом с Семеном его дочь не ждет ничего хорошего, то теперь, вроде как получив тому подтверждение, он не сдерживался. И добивал изощренно, с особой жестокостью, проходясь снова и снова по его и без того незаживающей от разъедающей ее вины ране.

– Думал, так будет лучше.

– Для кого?

– Для тебя.

– Ты ошибался. Я чувствовала себя преданной. И брошенной. Никогда в жизни мне не было так плохо.

– Я чуть тебя не убил! – рявкнул Семен, но вышло… как-то устало. Он уже и сам не знал, зачем вновь и вновь возвращался к этому. Скорее всего, для себя. Да-да, чтобы себе напомнить, почему поступил именно так, ведь чем больше проходило времени, тем сильнее он сомневался, что поступил правильно.

Может быть… Ему нужно было бороться? За себя. За нее. За них.

– Это был чертов несчастный случай! Я никогда тебя не винила. Господи, да ничего такого и не произошло.

– Ты провела в коме…

– Каких-то несколько часов!

Краснов вскинулся. Холодок прошелся затылком.

– Что?

– Пару часов! Невелико дело.

Семену сказали другое. И он поверил. Почему-то прямо сейчас ему хотелось рвать и метать. Крушить все, что попадётся под руку. Но главное, ему очень хотелось заглянуть в глаза одному мужчине… Хотя, господи, ну, что это меняет? Час она провела в коме или неделю?

– Твой отец сказал, что ты провела в коме несколько дней и чуть не умерла, – эмоции, которых не должно было быть, рвали его на части. Чтобы не выйти из себя прямо при ней, потому как в последний раз, когда такое произошло, Дуня едва не погибла, Краснов коротко бросил: – Извини, у меня и впрямь много дел, – и вышел прочь. Аккуратно прикрыв за собой дверь квартирки, Краснов пронесся по коридору, толкнул дверь в кабинет. И что есть силы, ту за собой захлопнул. Не помогло. Он застыл, зажав переносицу между пальцами. Сделал несколько глубоких вдохов и, понимая, что, возможно, уже и впрямь опаздывает, покосился на часы. До начала тренировки оставалось меньше минуты. Из-за непогоды Краснову пришлось внести некоторые корректировки в изначальный план подготовки, так что сегодня у них по плану были занятия по рукопашному бою. По этому направлению он готовил своих ребят лично. Потому как был, без ложной скромности, одним из лучших. И бойцов, и инструкторов, соответственно. Не зря он в школе бегал в секцию тхэквондо. Впоследствии это ему пригодилось. Да к тому же оказалось, что у него просто уникальные способности ко всем видам единоборств. Он был одним из трех ему известных спецов, освоивших бесконтактную технику боя.

– Вольно! – отрезал Краснов, входя в кружок бойцов в одной майке и тренировочных штанах. Если те и удивились тому, как он вырядился – вида не подали. Обычно Краснов предпочитал вести занятия в форме, практически никогда не становясь в спарринг. Но тут… Тут захотелось размяться и хоть так сбросить напряжение. На самом деле, обзывая салаг салагами – Краснов кривил душой. Все же его заботам были поручены не восемнадцатилетние призывники, а вполне состоявшиеся воины. Лучшие – каждый в своем направлении и роде. Так что, вполне возможно, ребятам удастся выбить из него дурь. Хотя и сомнительно… – По четыре. Начали… – скомандовал Краснов и, поскольку парни какого-то черта медлили, нетерпеливо взмахнул рукой. – Что такое, бойцы? Вы оглохли?

– Никак нет, товарищ подполковник.

«Устранив» за первые пару секунд двух из четырех нападающих, Семен рыкнул:

– Спарринг – это вам не бой в ринге. Это – система выживания. Абдулов, Савчук – убиты. И… Реутов.

Рукопашный бой – быстрый бой. И потому изматывающий. На третьем таком спарринге Краснова чуть отпустило. Он уработал еще четырех бойцов. Подал руку последнему, который держался лучше других. Коротко кивнул, выражая таким образом свое одобрение, и отошел в сторону.

– Какие ошибки вы сейчас наблюдали? – обвел взглядом бойцов, а увидел притаившуюся в дверях спортзала Дуню. – Обдумайте мой вопрос. Я сейчас…

Семен промаршировал через зал, вытеснил ее в коридор. Она отступила, как-то странно на него глядя.

– Мне нельзя было высовываться?

– Ну, как сказать? Нежелательно. – Семен кивнул в сторону лестницы.

– Мне было скучно. И любопытно.

– И как? Ты удовлетворила свое любопытство?

Дуня облизала губы. Откашлялась:

– Отчасти. Ты… ты ведь не преувеличивал, когда сказал, что являешься очень ценным кадром, да?

– А ты думала, я набиваю цену, желая произвести на тебя впечатление?

Глядя куда угодно, но не ему в глаза, Дуня медленно продвигалась по коридору. Семен решил, что она так и оставит его вопрос без ответа, но Дуня удивила его, заметив тихо:

– Ты бы в любом случае его произвел. И прекрасно знаешь это.

Краснова обожгло. Нежностью. Чем-то давно забытым.

– Дуня…

– Это ведь правда?

– Что именно?

– То, что ты мне рассказал про отца. Он действительно тебе сказал, что я умираю?

Краснов провел три спарринга в формате один на четверых и, похоже, даже не запыхался. А вот теперь, когда, казалось бы, для этого не осталось никаких достойных причин, сбился с дыхания. И воздуха стало резко мало. А тот, что уже находился в легких – жег.

– Какой мне смысл тебе врать?

– Чтобы выглядеть в моих глазах лучше?

– Мы же только что сошлись на том, что мне этого не требуется, – криво улыбаясь, напомнил он.

– А отцу? Зачем отцу было врать тебе? – в леденцовых глазах Дуни плескалось искреннее непонимание. И что-то еще. Такое болезненное, что у него свело, к чертям, зубы.

– Откуда мне знать? Спроси у него.

– Я у тебя спрашиваю!

Это было действительно странно – ворошить события давно минувших дней. Более странным было лишь то, что те события были до сих пор важны. Не только для него. Но и для нее тоже. Семен остановился у двери.

– Где ключ?

Дуня растерянно похлопала себя по карманам. Достала связку и отдала ему. Их пальцы на короткий миг соприкоснулись. И будто обжегшись, Дуня отдернула свою ладонь. Семен отвернулся, колдуя над замком.

– Можешь посмотреть телевизор.

– Посмотреть телевизор? – эхом повторила Дуня.

– Да. Если тебе скучно. Ближе к вечеру я свяжусь с дорожными службами и узнаю о том, какой у них план. А пока мне нужно работать.

– Но ты не ответил на мой вопрос. Зачем отец соврал?

– А ты сама не понимаешь?

Он в это не верил. Все она понимала прекрасно, просто боялась признать. Ведь это будет означать, что ее папаша не такой уж славный парень. Вряд ли она захочет снять розовые очки. А Краснов… Слишком беспокоится о ее чувствах, чтобы разбить те острыми стеклами внутрь.

– Я хочу услышать твою версию, – голос Дуни немного дрожал. Наверное, происходящее между ними можно было списать на стресс. В конце концов, она едва не умерла. Объяснимыми были даже ее эмоции. Многие женщины начинали питать нечто такое к своим спасителям. Необъяснимо только одно. Как это работает в обратном направлении? Самого-то Краснова вообще до костей пробрало…

– Он хотел, чтобы я от тебя отстал, но прекрасно понимал, что никто в мире не сможет заставить меня отказаться от тебя и своих планов. Только если я сам решу, будто так будет для тебя лучше.

Дуня попятилась. Медленно сглотнула. Растерла виски.

– Мне не было лучше. Без тебя… мне не было лучше! Я ж-ждала и ж-ждала, что т-ты позвонишь. А потом, когда смогла вырваться из больницы, я атаковала в-военкомат письмами. Й-я п-писала и п-писала им, ч-чтобы узнать т-твой адрес, но мне н-не отвечали.

– О, господи. – Семен в два шага преодолел разделяющее их пространство. Резко дернул Дуню за руку, та упала ему на грудь. Уткнулась потекшим носом. – Не плачь. Не плачь, слышишь? Это сейчас неважно.

Ага. Черта с два. На самом деле он безбожно врал, чтобы только ее успокоить. Он безбожно, бесстыже врал. Но если бы прямо сейчас ему под руку попал ее чертов папаша, Краснов бы вытряс из него все дерьмо. Просто потому что некоторые поступки не имеют срока давности.

– Да, да… Наверное. Все же в итоге сложилось, как надо, правда? Ты… стал тем, кем стал. Я тоже… не пропала.

Краснов хмыкнул. Интересно, Дуня сама верила тому, что говорила? Если она переживала те события хотя бы наполовину так остро, как их переживал он сам, ей бы и в голову не пришло нести подобную чушь.

Прерывая самую душераздирающую сцену в его взрослой жизни, у Краснова зазвонил телефон.

– Черт, министр…

– Иди. Я все понимаю. У нас еще будет время поговорить. Я же… никуда не денусь.

– Точно? Я могу перезвонить…

Дуня стряхнула слезы, покачала головой и мягко вытолкала его за дверь. Что ж, возможно, ей тоже нужна была пауза, чтобы справиться с чувствами. Видит бог, сам он не справлялся.

Глава 6

Дуня себя не узнавала. Едва за Семеном закрылась дверь, как она снова заплакала. На этой базе она вообще плакала очень много. Больше, чем когда либо. И если в этих слезах был поначалу лишь дикий страх за свою жизнь, который знаком только тем, кому выпала возможность на собственной шкуре убедиться, насколько эта самая жизнь хрупкая, то потом – жуткое непонимание и обида. Как отец мог так жестоко с ней поступить? Как он мог, видя, что она натуральным образом умирает, продолжать стоять на своем? Как он мог раз за разом повторять, что он предупреждал, что от таких, как Краснов, не стоит ждать ничего хорошего? Что лучшее, что она может сделать – забыть тот год, как страшный сон, и жить дальше. Ведь у нее впереди лучшие годы – годы студенчества, новых знакомств и открытий.

Как… он… мог? И как она в итоге могла поверить, что так оно и есть?

Ей нужно было, нужно было понять, что что-то здесь нечисто. Нужно было каким угодно способом узнать, как связаться с Красновым, и прямо у него спросить – почему он ее бросил?! Видит бог – Дуня пыталась. Но, в конечном счете, отступила, устав биться в закрытую дверь. К тому моменту прошел практически год. Она решила, что если бы Семен захотел, то уже бы непременно ее нашел. Тем более что она оставила свой новый-старый адрес в столице их общим друзьям. А ее телефонный номер Семен и так знал на память. Как и семизначный номер в аське.

День, когда она решила обо всем забыть и двигаться дальше, Дуня помнила, как вчера. В мельчайших подробностях. Они болтали с Мариам, их общей с Семеном подружкой, по телефону. Та как раз родила своего первенца, и Дуня позвонила, чтобы ее поздравить. Поздравила. Поболтали, обмениваясь последними сплетнями. Точнее как? Дуня по большей части слушала, у нее самой за этот год мало что произошло. Да, поступила, да, отучилась два семестра, да, папа ее пристроил в отличное место на время практики, где работали лучшие архитекторы, но… Все это будто сквозь нее проходило и не оставляло следа.

– А про Семена? Про него… ничего не слышно? – На том конце разговора повисла неловкая пауза. И это в те годы, когда мобильная связь была еще чудовищно дорогой. – Ты что-то знаешь, да? Мариам! Ну же!

– Он в отпуск приехал. Вчера…

– И?!

– Не знаю, как тебе сказать…

– Говори, как есть!

– Похоже, он считает, что между вами все кончено.

– Из чего ты сделала такие выводы? – стараясь, чтобы ее голос не дрожал, уточнила Дуня.