Сладкая месть Стар Дана
Разбитая, отчаянная и… беременная.
Будущая мать-одиночка.
Стоп!
Нет!
Не одиночка! Я. Не. Мать. Одиночка!
Сейчас я вернусь домой, позвоню Виктору и потребую от маминого хахаля исполнения нашего паршивого договора!
***
Если честно, я думала, что Виктор заберёт нас из больницы. Это ведь он привёз меня сюда, когда я потеряла сознание. Там, в квартире. Точнее, не привёз, а вышиб дверь уборной и вызвал скорую помощь. С восхищением и тошнотворной гордостью заявила мне мама о геройстве своего любовника.
Однако, к главному входу терапевтического отделения подъехало такси.
– А как же Виктор? – с удивлением спросила у мамы, устраиваясь на пассажирском сидении автомобиля.
– Ох, ему сейчас, увы, не до нас. С утра до вечера зависает в суде. – Нарочно сделала акцент на слове «суде» и у меня по спине пронёсся рой ледяных мурашек. – Это, между прочим, он принёс тебя на руках домой. Когда ты потеряла сознание после той варварской п-перестрелки. Не забудь сказать Виктору спасибо. Он поступил как настоящий герой. Спас наш город, наказал злодеев, и, конечно же, освободил мою дочь из рук особо-опасных поганцев. – Хлопнув дверью, она резко бросилась на меня с цепкими объятиями. – Девочка моя, как же я рада, что ты цела и здорова! Ну почти… здорова. Ничего, милая, – поцеловала в висок, – Мы постараемся исправить эту проблему. Как можно скорей… Я помогу. Обещаю.
Машина плавно тронулась с места. Забившись в угол между сиденьем и дверью, я молча уставилась в окно, обеими руками обхватив свой живот, как бы защищая то единственное и ценное, что осталось у меня в этой безрадостной, отстойной жизни.
Всего за пару дней существования в статусе «будущей мамы» я стала замечать за собой две странности: первая – я начала разговаривать со своим, пока ещё крохотным животом, а вторая – мои руки постоянно находились в районе пупка, лаская и обнимая крохотное чудо, зародившееся внутри меня.
Во время отдыха, я поглаживала свой упругий животик, вынашивающий будущего малыша, пела ему песни, мечтала, чтобы ребёночек рос крепким, сильным и здоровым! Таким, как его красавец отец! Непобедимым, бесстрашным чемпионом!
Я не сомневалась, что внутри меня растёт и развивается настоящий мужчина.
Материнское сердце… оно такое.
Всё чувствует и всё знает.
***
Хорошо, что мать немного остыла. Три дня назад на неё было страшно смотреть. Она напоминала вышедшего из ума огнедышащего дракона.
В принципе, таков её характер. Покричит-покричит, поругает, даже ударит… но потом, слава богу, остывает.
Когда мы вернулись домой, накрыв на стол, мама позвала меня на обед.
Не успела я взять ложку в руки, как вдруг, она огрела меня холодным, будоражащим вопросом. Былая радушность, в некогда мягком голосе, превратилась в мираж.
– Соня, ну и что мы будем делать дальше?
– Как что? – пожала плечами, откусывая корочку свежего хлеба. – Рожать.
Ну вот опять!
Начинается!
Мы ведь уже, кажется, расставили все точки над «i», ещё в больнице.
А она всё никак не успокоится!
В воздухе завоняло скандалом.
– Да что ты заладила! Что ты уперлась как прокаженная?! Рожать, растить, воспитывать! Неужели не понимаешь, что ты жизнь свою гробишь? Тебе девятнадцать! Ты ещё так молода! Да ты ещё сама, по сути, ребёнок! А когда родишь – жизнь навсегда закончится! Все эти пеленки, какашки, ночные крики, бессонница, сопли, болезни, послеродовая депрессия, осознание брошенности, ничтожности и то, что ты – мать одиночка! – повышенным тоном, перечислила на пальцах грязные аргументы, – Большая ответственность! А деньги где возьмём на жизнь? Ты ведь работать не будешь! А моей зарплаты едва-едва на двоих хватает. Без отца растить будем? А?
– Не переживай по этому поводу. Как-нибудь выкарабкаемся. Бабушке позвоню, пусть приезжает. Она будет помогать нянчиться, а я работать пойду на полставки. Виктор, вон поможет. Он ведь мне обещал…
– Что обещал?
– Помочь. И с Давидом тоже.
– Не смей произносить имя этого дерьма вслух! – звонкий удар кулаком по столу. Приборы посыпались на пол, а за ними следом моя любимая кружка, разбившись на сотню острых крупиц. – Пусть он сдохнет там, как крыса! В своей крысиной клетке, тварь такая! Дочку мне опорочил, дитя ей заделал, а сам в тюрягу сел, ирод проклятый! Тварь, мразь, скотина бездушная!
– Прекрати! Не говори так! – вскочила со стола, со всей дури пнула рядом стоящий стул, захлёбываясь, горем, болью, несправедливостью.
– Ты жизни не знаешь! А я… знаю. Хлебнула в своё время! Точно также, как и ты сейчас! Теперь вот жалею. Вот только не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки. Потому что очень сильно тебя люблю, доченька.
– Какие ошибки? Какие?? Аборт? Жалеешь, что не сделала аборт? И теперь я… – всхлипнув, – твоя ходячая проблема…
Психанула. Выбежала из комнаты, с дрожью в руках, с подступающей, чтоб её, тошнотой, глотая слёзы, дыша часто-часто, пытаясь надышаться, отдышаться, успокоиться!
Нам хватило пяти минут общения, чтобы снова начать ругаться.
По телу прошёл ток, в венах зажурчала желчь.
Я решила, что нужно как можно скорей прекратить спорить. Абстрагироваться, забаррикадироваться в комнате. Если и дальше так будет продолжаться я… я просто сбегу из дома, и она меня больше никогда не увидит.
Но куда бежать?
У кого просить помощи?
Без понятия.
Одна. Без денег. Без работы. С разбитым духом, растоптанной душой и младенцем под сердцем.
Я обречена.
***
Не рыдать!
Только не рыдать!
Нужно успокоиться. Расслабиться… И немедленно взять себя в руки!
Ради дитя.
Влетела в комнату, распахнула окно, судорожно глотая ртом бодрящий, свежий воздух. Снаружи поднялся сильный ветер. Повеяло прохладой. На улице было шумно. Пьяная компания подростков устроила вечерние посиделки во дворе, а у соседей гремела ритмичная музыка… Но весь этот хаос не воспринимался полноценно моими ушами. Я слышала лишь бешеный грохот собственного ошалелого сердца. Скорей всего, не только сердце шалило, но и давление прилично подскочило, поскольку в висках неприятно запульсировало.
Глянула на небо, на звёзды… Из глаз хлынули слёзы.
Как он там?
Как же сильно хочется к нему…
Мне казалось, что на небе, я вижу его лицо.
Полное боли, грусти, страданий. Он смотрит на меня и тоже рыдает, медленно подыхая от того яда, который я прыснула ему в душу. Исподтишка. Ударила в спину. Ножом. По самую рукоять. С пропитанным цианидом лезвием.
За последнюю неделю не было ни единой лишней минуты, чтобы я не думала о нем. Эмоции драли меня в клочья! Кромсая душу на миллиард рваных лохмотьев. Если бы не ребёнок – я бы давно уже превратилась в гнилое, бесполезное растение. Маленькая крупинка нас, мерцающая внутри меня, придавала мне сил идти до конца, бороться за справедливость, сражаться за нас любыми возможными и невозможными способами.
Благодаря беременности я до сих пор не слетела с катушек. У меня открылось второе дыхание, сработал материнский инстинкт. Почему я не бросилась разыскивать Давида на следующий день после ареста? Виной всему – самочувствие, а также угроза выкидыша.
Все эти дни я, сжав руки в кулаки, приказала себе не лить слез понапрасну, не рвать волосы от необратимой безысходности, а дать организму немного времени, чтобы восстановиться после шока.
Утерев слёзы, сделав несколько глубоких вдохов, измождённая до предела, я упала на кровать, закрыв глаза. Лежала несколько минут неподвижно, прислушиваясь к посторонним звукам со стороны улицы, как вдруг мою прострацию нарушил уверенный стук в дверь.
– Сонь. Поговорить нужно.
С извинениями, небось, пришла!
Правильно. Сначала нужно вытрахать всю душу, выпить кровушку, морально удовлетвориться, а затем уже и мозгами пошевелить, «мол зачем же я с ней так грубо, она ведь, как никак, мой отпрыск».
Нормально ведь по душам поговорить нам не свойственно.
– Я… не хотела говорить… Не хотела тебя расстраивать… Но всё же придётся.
Раздражающий дверной скрип, и впотьмах показался силуэт моей мамы.
Застыла в проходе, не решаясь войти. А я внутренне сжалась, понимая, что траханье на сегодня ещё не закончилось.
– Виктор звонил. Я не хотела тебе говорить, не хотела расстраивать… – продублировала ещё раз, будто я дурная, или глухая в придачу, – Но он сейчас ведёт дело… ты понимаешь какое… – жевала слова, переминалась с ноги на ногу, – В общем, в крови Давида и его так называемых братьев обнаружили наркотики. Братьев! Он назвал своих дружков-бандюганов братьями. Ты понимаешь, что это значит? У них секта. Наркоманов, головорезов, беззаконников!
– Ложь! Бред это все! Он не такой! Мой Давид и мухи бы не обидел без весомой причины! – вскочила с кровати и зашипела, срывая голос до хрипа, – Суд уже начался? Правда? А почему мне ничего не сказали! Я имею права находится там! Я его девушка! И он отец моего ребёнка!
– Это плохая идея, девочка. Твой псих невменяемый, увидит тебя и его пристрелят… за попытку совершить убийство в зале суда. Лучше не дразнить зверя, поверь. Вы всё равно больше никогда не встретитесь. Скорей всего, его отправят в колонию строгого режима, в другой город.
– Боже! Мам! Пожалуйста! Скажи, ГДЕ ОН? В каком СИЗО их держат??
– Не могу. Не скажу. Он возненавидит тебя ещё больше. Этот конченный психопат и наркоман! Он орал на весь зал, что убьёт тебя! Угрожал страшной расправой тебе и всей твоей семье… Мне очень страшно, доченька. За тебя, за нас, за Виктора. Нажили себе врагов. – Рычала, как бойцовская собака за секунду до того, как вцепится в глотку противнику, а воздух в комнате пропитался тошнотворным запахом спирта.
Она выпила.
И, в последнее время, зачастила с выпивкой и табаком.
От этого зловония к горлу подскочила тошнота.
Больше я не стала ее слушать. С угрозами, мол, если не прекратит скандалить, то я сбегу – вытолкала в коридор.
Милостыни от мамы с её пустословом трахалем ждать, что снега в июле.
В тропиках.
Дождавшись утра, наконец, позвонила Карине.
До этого момента мой телефон, с посаженной батарей, валялся на полу под кроватью. Плюс ко всему, после капельниц, в больнице сил на общение со всем уже не было. Мне было настолько плохо, что хотелось погрузиться в вечный сон, или потерять память. А ещё лучше, навсегда стереть из жизни последнюю неделю моего безрадостного существования.
Глава 3
– Карина! Это я. – Без тени эмоций.
– Сонька! Ну наконец-то! – казалось бы, подруга только и ждала моего звонка, поскольку ответила со второго гудка. – С ума сошла?! Я тут на хрен вся поседела от нервов! Ты где? Почему не звонила?! Я два раза бегала к вам домой, но никто не открывал. И в окнах свет не горел. А соседи сказали, что тебя на скорой увезли. Жееесть! Ты смерти моей хочешь? Сучка!
Честно, я слушала её через слово. Сейчас была на вес золота каждая секунда.
– Где Давид? Где он! – требовательно, перебила.
– Млять! Я не знаю! Ясно! Сама до сих пор не могу отойти от этой херни! Как в блокбастере, ей богу. Соня, я видела, как убили человека! Прямо на моих глазах! Я на хрен в тот же день отвезла свою тачку на барахолку и впарила барыгам за полцены. Потому что Егора… Его буквально размазало по капоту МОЕЙ, бл*ть, машины! Мозги забились в каждую щель… Зае*бись! Думала кончусь от ужаса, пока доехала до авторынка.
Я мерила шагами комнату, держась за живот, пытаясь утихомирить волнообразнее спазмы, поднимающиеся от желудка по пищеводу. Хорошо, что я ещё не завтракала.
– Мне нужна твоя помощь. Прошу! – глаза защипало от подступающих слёз, – Узнай, пожалуйста, где держат Давида и что ему грозит за содеянное. А ещё лучше, какова цена свободы, если она есть. У тебя ведь тётка в суде работает?
– Я поняла. Попробую что-нибудь пронюхать. А ты чего?
– У меня пожизненный арест. И ещё кое-что… Из-за чего я не могу выйти на улицу и мне прописан постельный режим. При встрече уже расскажу. Сейчас некогда. Попробую дозвониться до Виктора. Всё время звоню, заваливаю его сообщениями, а он, падла, не отвечает.
– Хорошо, дорогая. Жди звонка.
И Карина отключилась.
***
Утро казалось для меня вечностью. А наш мир, наша планета, включая воздух, будто были сделаны из тягучей резины.
Не прошло и дня, как я получила сообщение. Думала, от подруги.
Но нет же!
Смс-ка пришла от продажной, ментовской твари.
Ублюдок написал мне одно, но объемное и весьма агрессивное сообщение:
«Ты думаешь, твоя мать позволила мне сделать это? Исполнить наш договор. Ошибаешься. Плевать я хотел на тебя и твоё быдло, которое теперь… получит сполна. Не звони и не пиши больше. Иначе, я превращаю вашу жизнь в колонию строгого режима. Намёк понятен?»
СУКА!
Выматерившись, со всей дури швырнула телефон на подушку.
Повезло, хоть не разбился.
Как же так?
Ну каааак?
Какая я глупая, доверчивая кретинка!
Закрыла рот ладонями, глядя на сообщение в тускнеющем экране, сдерживая сдавливающие, режущие горло вопли, осознавая, что весь мир перевернулся ко мне задницей, а каждый житель планеты, по ощущениям, подкрадывался ко мне со спины и со всей мочи лупил ножом в затылок, причиняя всё новую и новую, мучительную, сводящую с ума боль!
Я не понимала за что мне такие мучения?
За какие такие грехи?
Небеса решили низвергнуться на меня безжалостным ливнем из бед и падений?
Пока я, в очередной раз, пыталась бороться с истерикой, дабы не навредить малышу, телефон снова завибрировал, а на дисплее замигала фотография улыбающейся Карины в объятиях Макса.
М-да уж. Следовало бы поменять заставку. Они ведь… расстались.
А я чувствую себя полной сукой! И не имею права смотреть ни на кого из братьев. Пока, хотя бы, не объясню, что именно послужило мотивом предательства. Пока не расскажу, что меня обманом и шантажом вынудили совершить измену.
***
– Детка! – голос подруги звучал до дрожи взволнованно, – Это конец! Сегодня! Их забирают сегодня! А куда… неизвестно.
Она говорила быстро, невнятно, заикаясь на каждой букве. Тараторила так, что я не могла понять, о чём идёт речь.
– Стоп! Отдышись! Говори медленней! – сама уже сгрызла губы до основания.
– Беги! Прямо сейчас! Сегодня последнее заседание по их делу. Может успеешь. Тетка сказала, что шансов нет. Скорей всего, их прямо из зала суда увезут за решётку. Уже навсегда. Вероятно, транспортируют в другой город. – Ошарашила своим вердиктом, назвав адрес места следствия.
Я даже не помню, как оказалась на улице. Не обращая внимания на рассерженные оклики мамы, выскочила во двор, в домашних штанах и футболке, устремившись к остановке, где, по счастливой случайности, остановила проезжающее мимо такси.
Возле суда, как обычно, было много машин. Территорию серого, невзрачного здания, напоминающего вылитую психиатрическую лечебницу, охранял высокий металлический забор. В облупленных окнах, с потрескавшимися рамами, горел свет, а сквозь приоткрытые форточки доносился строгий, монотонный голос, очевидно, принадлежащий судье.
От всей этой атмосферы и осознания того, что за этими бетонными стенами решается судьба дорого человека, сердце в груди пропускало удары, а глаза горели в слезах.
У входа в здание меня остановили два настырных охранника-грубияна, которые, несмотря на истерику, категорически были против моего присутствия.
На фоне бушующих гормонов, я возомнила себя бесстрашным ураганом, хотя, обычно, отличалась особой скромностью. А неуверенность – являлась основной чертой моего бесконфликтного характера.
Но обстоятельства, свалившиеся неожиданно, как метеорит на голову, заставляют людей меняться. Заставляют скромную овечку, рано или поздно, стать лютым волком. Естественно, чтобы выжить.
Обругав кретинов, хотела уже было пустить в ход кулаки, как вдруг, на образовавшийся шум явился тот, который за какой-то там день превратил мою жизнь в гиблое болото.
– Что за шум? – набатом в лицо.
Лениво махнул подчинённым, мол отпустите, когда те, уроды, сначала пытались выкрутить мне руки, а затем, бесцеремонно вышвырнуть за порог.
– Где он? Куда его повезут?
– Привет, Соня. – Хмыкнул, хватая за локоть, вытаскивая на свежий воздух, – К сожалению это конфиденциальная информация.
– Врёте!
– Шшш, тише, тише, буйная ты наша! – коснулся ладонью волос, но я дернулась, как будто меня прошибло током. – Тебе ведь нельзя нервничать. А то, не дай Боже… Случится чего. – На губах мудака блеснул животный оскал. – Забудь о нем, принцесса. Ему светит сороковник.
– Нет! Нееет! Вы обещали! Обещали, что сможете помочь! – голова закружилась, пол под ногами начал покрываться трещинами.
Я бы упала, к чертям переломав все ноги, если бы Виктор вовремя не подхватил бы меня за плечи, с ненавистью зашипев в лицо:
– Не могу. Не в моей власти. Народ пострадавших семей требует самого жёсткого наказания. Кое-кто даже настаивает на смертной казни.
С каждой секундной, с каждым выплюнутым словом следователя я слепла от нескончаемых слёз, киснув в его холодных, черствых руках. Руках кровавого, напрочь лишённого жалости палача.
Что-то подсказывало – надежды больше нет. Впереди меня поджидает долгая и бесконечная ночь, без капли просвета.
– Тогда п-просто скажите ему… что вы меня подставили! – Прошептала дрожащими губами, заикаясь, глядя в чёрные, переполненные триумфом зрачки бессердечного нелюдя.
– Не беспокойся об этом. – Погладил по предплечью, марая моё тело лживыми утешениями. – Тебе вообще не нужно с ним видеться. Он тебя презирает, всё кричал и кричал, что собственными руками на куски разорвет… когда мои бойцы заламывали чокнутому выродку руки и ломали ребра… Сильный, удблюдина, не сдавался до последнего. Троих ребят, лучших, между прочим, отправил на больничную койку. Пришлось успокаивать шокером. Вот тебе и любовь до потери пульса, Крош-ка! – Картаво передразнил. – Сукин сын тебя ненавидит. Ты не должна маячить перед его глазами. Иначе… эта тварь слетит с катушек и мне придется его усыпить.
– Вы свинья! Вы монстр! Вы не человек!!!
Рыдала и сопела прямо в лицо подлецу, мечтая выцарапать грязному подонку глазницы, вспоминая, как Давиду делали больно. Как его, в момент нашей последней встречи, жестоко избивали. Пятеро здоровых, вооруженных до зубов роботов в камуфляже.
В панике, я совсем перестала контролировать слова и эмоции. По причине того, что впала в глубокий аффект. Воспоминания о том страшном дне снова утащили воспалённое сознание в воронку ужаса. Как вдруг, сильные клешни следака вцепились в мой хвост на затылке, с треском в корнях рванули голову назад, возвращая обратно, в жестокую реальность.
– Поосторожней со словами, Сонечка. Сделаем вид, что эту дрянь ты адресовала не мне, а своему пизд*нутому трахалю.
Падла!
Бесполезно.
Ничего не изменишь, ничего не исправишь!
Я просто ущербная, мелкая мошка, которую раздавили, втоптав в грязь, бросив умирать на немилость судьбы от полученных увечий.
Встряхнул меня. Жёстко так, пуская в ход свою грёбанную силу.
– Ты думаешь мы тут шутки с тобой играем? Ты глупый и тупой ребёнок, Соня! Очнись! Открой глаза, девочка! Давид конкретно выжил из ума. Его заковали по рукам и ногам, когда он попытался совершить покушение на судью. Прямо там, в зале суда! Орал, крыл всех присутствующих матом, бросался на решётку… Настоящий, укушенный бешенством псих! Это не человек, а животное. Особо опасное животное, которое следует приговорить к эвтаназии.
– Замолчите! Не верю вам! Не верю! Животное не он! А… вы.
– Хватит! И ты туда же! Так и знал, что это исчадие ада и тебя, видимо, тоже на иглу подсадили. – Грубо оттолкнул в сторону выхода, – Домой пошла! Быстро! Тема закрыта. Навсегда! Больше предупреждать не стану.
Отступила на шаг назад, понимая, что это всё! Конец! Я проиграла!
Сил сражаться больше нет. Подонок выпил меня до дна, уничтожил весь мой пыл, унизил и размазал по асфальту. Он ведь сильней. В его руках больше власти. В его руках вращается весь наш город. Люди станут за ним горой и будут верить, как святому божеству.
Внезапно, с противоположной стороны здания послышался вопиющий шум, разбавленный рокотом мотора и человеческой бранью.
– Всё закончено, девочка. Ты проиграла. Беги и плачь в подушечку.
Виктор злорадно расхохотался, а я бросилась вдоль забора, навстречу источнику громких звуков. Внутренне я догадывалась, что там, со стороны чёрного входа, начало твориться.
А когда добежала, упала на колени и громко закричала, схватившись руками за забор, поняла… Дело закрыто. Приговор вершится в реальность.
– Давид! Давииид!
Рыдала, била кулаками по забору, наблюдая за тем, как их, приговорённых, одного за другим, выводят из здания, а затем пинками отправляют в стоящий рядом, наглухо бронированный автозак, без окон, но с одной крохотной дверкой, с надписью «полиция».
Я не могла к ним подобраться. Я находилась снаружи, а они – внутри двора, заключённого в высокий металлический забор. Я всё кричала и кричала, стучала по железу, пытаясь хоть как-то привлечь внимание, но мои ущербные попытки были бесполезны!
Слишком шумно. Слишком людно.
Давид меня не заметит.
Я успела увидеть лишь чью-то объемную спину, обтянутую серой тюремной мешковиной, и, кажется, услышать звон цепей, сопровождающийся басистой руганью.
Хлопок двери, двойной стук по металлу, автомобиль тронулся с места.
И я тронулась. Умственно – уже давно, а с места – сию же секунду.
Побежала. Настолько быстро, насколько могла.
Следом за моим… навечно утраченным счастьем.
Бежала, кричала, отчаянно размахивала руками, глотая слезы боли… До тех пор, пока не выбилась из сил. Пока не закружилась голова, пока перед глазами не появился белый туман.
Автомобиль становился всё меньше и меньше. Пока не превратился в маленькую крошечку и не скрылся за поворотом.
Тогда я видела их в последний раз.
Эти кадры, удаляющейся машины, будто беспощадным клеймом выжгли дыру на моём, и без того разбитом сердце. Эти кадры впечатались в сознании на долгую вечность. И я буду вспоминать их, как важный, переломный момент, в моей, раздробленной горем жизни.
Давид ушёл.
Ушёл навсегда.
Оставив после себя лишь нестерпимую боль и неугасающие слёзы.
Я так и не успела с ним поговорить.
Как и не успела проститься.
Наши пути разрушились вдребезги.
Наши дороги превратились в пыль.
А сердца… разлетелись на миллиард острых осколков.
Глава 4
На несколько дней я окончательно выпала из реальности. Старалась не думать о той боли, что наживую, день за днём, ночь за ночью, резала мою, в край истощенную душу. Закрылась в комнате, никого к себе не подпускала ближе, чем на пять метров. Кажется, будто я уже выплакала все свои слёзы на столетие вперёд. Стоило бы остановиться и подумать о ребёнке! Поскольку ему… больнее, чем мне. Терпеть мои страдания, слышать мои истерики в подушку, получать ежедневную порцию стресса. Беременным ведь ни в коем случае нельзя нервничать!
В любой трагической ситуации нужно время. Чтобы смириться, или, чтобы попытаться забыть. Раны ведь не сразу затягиваются… Однако, лишь ради малыша, я взяла себя в руки, решив, что всё равно найду способ связаться с любимым. Он должен узнать, что скоро станет отцом. Как и должен осознать свою вину, покаяться, исправиться.
На третий день одиночества я проснулась с каким-то непонятным воодушевлением. Я решила собрать себя по кусочкам в стальной кулак и, несмотря на трудности, жить дальше. Ведь своими соплями я, в данный момент, убиваю в себе всё то, самое светлое, самое доброе, что осталось от нас двоих.
Нашего сына. Или нашу дочь.
***
Как бы не пыталась узнать у матери, куда увезли Давида – бесполезно. При одном лишь его имени она бросалась на меня как озверевшая шавка, готовая одним залпом обглодать до самых костей.
Я не понимала, почему до сих пор нахожусь рядом с ней. Скорей всего, из-за невозможности сбежать. Страх остаться без крыши над головой, денег, и, особенно, вляпаться в неприятности, связывал меня по рукам и ногам.
В чём-то они с Виктором были правы. Я ребёнок. Я всё ещё глупый и наивный ребёнок, который боится всего на свете. Который живёт в постоянном коконе, страшась выйти за его пределы.
Боялась я ведь больше не за себя. А за другого человечка, которого с такой трепетной любовью ношу под сердцем.
Страх сбежать, погибнув от голода, попав в руки к бандитам, например, или в рабство, ещё хуже, пресекали попытку побега.
***
Вскоре я узнала, куда транспортировали Давида, в какую помойку строгого режима! И пришла в дикий ужас! На север. Их с братьями отправили самолётом в далекий и холодный север. Виктор, тварюка, славно позаботился, о том, чтобы разделить нас навечно. Тысячами неприступных километров…
Протяженностью в тридцать лет свободы.
Получается, нашему малышу будет тридцать лет… а я вся покроюсь морщинами, когда Давид выйдет на свободу.
Если… если он не сойдёт с ума. Или… или не сгниёт от жестокости, болезней, надругательств со стороны неадекватных заключённых, или ещё более невменяемых надзирателей.
Это ведь тюрьма. Клетка. Кунсткамера!
Для многих грешников… это билет в один конец.
Но не для моего Безжалостного!
Я верила! Отчаянно верила, что он выживет! Справится! Прорвётся! А я его дождусь. И пусть мне будет пятьдесят, восемьдесят лет!
Я буду его ждать.
Я все равно не сдамся, не струшу, не отступлю!
Читать бесплатно другие книги:
