Особняк на Трэдд-стрит Уайт Карен

Глава 6

Я захлопнула крышку чемодана и пребывала в процессе прижимания ее мягким местом, пытаясь защелкнуть замок, когда звякнул дверной звонок. Я бы вообще его не услышала, но в тот момент треки на моем компакт-диске менялись с «Ватерлоо» на «SOS», поэтому на миг в наушниках возникло затишье. Я посмотрела в глазок и быстро отступила, в надежде, что Джек меня не видел.

– Я слышал вас, Мелли. Вам придется меня впустить.

– Вы опоздали, – сказала я. – И прекратите называть меня Мелли. Меня зовут Мелани.

– Неправда. Вы просили меня прийти сегодня вечером, чтобы помочь перевезти часть ваших вещей в дом. Вот я и пришел.

– Тем не менее вы опоздали. В это время я ложусь спать и уже надела пижаму. Для большинства людей вечер заканчивается в девять часов. Сейчас официально уже не вечер, а ночь.

– Но сейчас всего девять часов.

– Верно. И я готовлюсь ко сну.

С другой стороны двери донесся легкий удар; я представила, как Джек боднул лбом дверной косяк.

– Сегодня я провел кое-какое исследование, мне кажется, вам будет интересно услышать о нем.

Я замерла в нерешительности.

– Мы могли бы где-нибудь заказать десерт, а я тем временем вам все расскажу.

– Десерт? – Я притворилась, будто взвешиваю варианты. – Ну, хорошо. – Быстро стерев с лица рукавом розового махрового халата увлажняющую маску, я открыла дверь. – А на обратном пути можно будет закинуть мои чемоданы.

Джек с притворным ужасом посмотрел на мой халат и пушистые домашние тапочки.

– Знаете, вам не нужно было одеваться ради меня.

– Я в это время ложусь спать, или вы забыли?

Он недоуменно поднял брови.

– В таком случае мы могли бы просто остаться у вас.

Я встала и подбоченилась.

– Вы умеете разговаривать с женщиной, обходясь при этом без сексуальных намеков? Такие комментарии, как этот, перечеркивают все ваши шансы на серьезные отношения с ней.

Его улыбка осталась на лице, а вот огонек в глазах на миг потускнел.

– Сходил, посмотрел, купил футболку, большое спасибо. Повторным выступлением не интересуюсь.

Все понятно, – подумала я про себя. – Испорченный товар. Еще одна причина держаться подальше от Джека Тренхольма.

Он покосился на динамики, которые я поставила в углу гостиной, и прищурился.

– Что это за странные звуки?

– Это «АББА».

– «АББА»?

– Эта группа продала альбомов больше, чем «Битлз». Но, похоже, вы не слышали ни о тех, ни о других.

Джек почесал подбородок.

– Знаком с обеими группами. Просто в последний раз я слышал их песню, сидя на заднем сиденье машины, когда мама слушала свои записи на пленочных кассетах.

Я подошла к стереосистеме и выключила ее.

– Тогда не будем тратить хорошую музыку ради равнодушных ушей. – Я направилась в спальню. – Одну минутку. Сейчас переоденусь.

– Только не сильно, – крикнул он вслед. – Вы мне даже нравитесь в таком виде.

Я нарочно не стала оборачиваться, чтобы он не видел моей улыбки.

Когда я вернулась, он расположился на моем черном кожаном диване и, положив ноги на стеклянный журнальный столик, листал последний номер журнала «Сайколоджи Тудей». Я поставила перед Джеком чемоданы и шлепнула его по ботинкам.

– Живо уберите!

– Слушаюсь, мэм, – сказал он, убирая ноги со стола и вставая. – Лично для меня слишком заумно, – добавил он, поднимая журнал.

Взяв журнал у него из рук, я вернула его на кофейный столик, аккуратно положив на стопку из трех других.

– Софи почему-то решила осчастливить меня годовой подпиской. Я использую их в качестве украшения журнального столика.

Джек сунул руки в передние карманы джинсов и посмотрел на потолок, словно пытался что-то вспомнить.

– О, да. Что она вчера говорила о вас? Что-то о сексуальной неудовлетворенности, которую вы носите, словно пояс целомудрия? – Джек подмигнул. – Вам не кажется, что это именно тот журнал, который мог бы вам помочь?

– Вам не кажется, что нам пора? – спросила я, мысленно пообещав убить Софи.

– После вас, – сказал Джек, пропуская меня первой, после чего поднял оба моих чемодана.

Я направилась к входной двери.

– Одну минутку. Я должна взять сумочку и мобильник.

Опустив тяжелые чемоданы, он встал посреди небольшой прихожей и заглянул в кухню, где я уже поставила на стол миску для мюслей и ложку и положила рядом телефон, чтобы с утра пораньше быть готовой ответить на любые звонки.

– Мне у вас нравится, – сообщил Джек, когда я опустила телефон в сумочку.

Мы оба окинули взглядом голые белые стены, белый палас на полу и ультрасовременную мебель. Не будучи уверена, что это, комплимент или сарказм, я ограничилась тем, что сухо поблагодарила его.

– Спасибо, – сказала я, вешая сумочку на плечо. – Это родные стены.

– Полагаю, вам будет нелегко оставить их и перебраться жить в старый дом? Надеюсь, здесь у вас нет призраков?

Я подозрительно посмотрела на него.

– Вы про что?

– Сами знаете. Про ваше шестое чувство. В таком старом доме, как на Трэдд-стрит, их просто не может не быть.

Я резко открыла дверь.

– Послушайте, я вам уже говорила. Не знаю, что вы там читали о моей матери, но я не унаследовала от нее никакого шестого чувства, или что там у нее было. Я не вижу мертвых людей, поняли? И я была бы вам благодарна, если бы вы впредь воздержались поднимать эту тему.

Он придержал для меня дверь.

– Хорошо, мир. Больше никаких упоминаний о призраках. По крайней мере, этим вечером.

Увы, он уже вывел меня из себя, и я не удержалась от язвительной ремарки:

– Прекрасно. И, покуда вы держите слово, я не стану упоминать про вашу старую подругу.

Джек поднял брови, но ничего не сказал, лишь молча взял мои сумки и закрыл за собой дверь.

На этот раз ресторан выбрала я. Хотя мы собирались ограничиться лишь десертом и кофе, мне не хотелось есть с бумажных тарелок. Мы поехали в город в «Крю кафе» на Пинкни-стрит, где я была на короткой ноге с их знаменитым шоколадным тортом. Большинство посетителей уже ушли, поэтому проблем с тем, чтобы найти маленький столик и заказать только кофе и десерт, не возникло. Я подумала, что Джек закажет пиво или скотч. Каково же было мое удивление, когда он попросил принести кофе без кофеина.

Должно быть, он поймал на себе мой удивленный взгляд, потому что сказал:

– Рядом с вами мне никак нельзя терять мозги. Не хочу, чтобы вы воспользовались моей слабостью.

Я закатила глаза, затем заказала капучино и шоколадное пирожное. Не иначе как я пребывала в великодушном настроении, потому что попросила принести две вилки, хотя большинство моих друзей знали: есть десерт из одной тарелки со мной опасно, если только они не хотят, чтобы в их пальцы вонзились зубцы моей вилки.

Мы потягивали кофе – Джек свой черный, я с двумя пакетиками сахара, – и, пока ждали десерт, я спросила:

– Итак, что вы узнали сегодня?

Зажав чашку длинными, загорелыми пальцами, Джек наклонился вперед.

– Помните, я рассказывал вам про Джозефа Лонго? Что он был без ума от Луизы и что все думали, будто они сбежали вместе?

– Да. Вы говорили, что, даже когда она вышла замуж, он продолжал оказывать ей знаки внимания.

– Верно. Хотя из того, что мне известно на сегодня, следует, что его чувства оставались без ответа. По ее словам, она любила мужа и сына.

– Это я уже слышала, – пробормотала я, возясь с салфеткой на коленях.

Джек на секунду задумался.

– Вы не представляете, как много писали о мистере Лонго. В двадцатые и тридцатые годы он имел здесь, в Чарльстоне, большие связи. Он был владельцем нескольких фирм, в основном строительных, пары ресторанов и салона красоты. Его имя постоянно мелькало в газетах в связи с самыми разными событиями – открытия, церемонии, перерезание ленточек и тому подобное.

Рядом с нашим столом возник официант, чтобы подлить ему кофе. Как только тот отошел, Джек продолжил:

– Интересно другое: его имя редко появлялось на страницах светской хроники. Такое впечатление, что старые деньги Чарльстона его не принимали, считая выскочкой, нуворишем. Или же люди были наслышаны о его деловой нечистоплотности и не желали общаться с ним. Не то чтобы старые деньги Чарльстона чурались деловой нечистоплотности – просто им хватало хороших манер это не афишировать.

Джек прижал ко рту руку, подавляя огромный зевок.

– Простите, – произнес он с виноватым видом. – Я был в библиотеке с первыми лучами зари и теперь засыпаю на ходу.

– Вот уж не знала, что библиотека открывается так рано.

– Она и не открывается.

– Тогда почему?..

Джек улыбнулся. Я же пожалела, что задала этот вопрос.

– Я знаю кое-кого, кто там работает, – сказал он. – Она пошла мне навстречу.

– Навстречу?

– Да, навстречу. Она впустила меня рано утром, чтобы я без всякой бюрократической волокиты мог получить доступ к секретным документам.

Скрестив на груди руки, я молча смерила его пристальным взглядом. По словам Нэнси Флаэрти, имя Джека постоянно мелькало в колонке светской хроники рядом с именами самых разных красавиц. Похоже, у него немало подруг.

В этот момент рядом с нашим столиком вновь вырос официант и широким жестом поставил на середину стола массивный кусок торта.

– Ух ты! – восхитился Джек. – Этим можно кормить семью из шести человек в течение недели.

Я подняла вилку и усмехнулась:

– Или одну очень голодную женщину.

Я с неохотой предложила ему вторую вилку.

Джек покачал головой:

– Нет, спасибо. Боюсь, я не могу позволить себе лишние калории.

Я представила его брюшной пресс и стройные бедра.

– В самом деле?

– Ладно, не совсем так. Просто я по опыту знаю, что лучше не оказываться между женщиной и ее шоколадом.

Я положила в рот кусок торта и указала на него вилкой.

– Умный мальчик, – сказала я, проглотив первый восхитительно вкусный кусок, и отправила вслед за ним другой.

– Вы из тех, кто может есть все, что угодно, и не прибавлять ни фунта. Я прав?

Я кивнула.

– Я такая с рождения. Не знаю почему, да и не хочу знать.

Он наблюдал, как я кладу в рот очередной кусок.

– Знаете, будь я женщиной, я бы, наверное, вас ненавидел.

– Но ведь это не моя вина, хотя я сполна этим пользуюсь.

Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула и выгнул бровь, как бы говоря: «Я собираюсь сказать то, что вам не понравится, но все равно скажу». Прекратив жевать, я ждала, что сейчас последует.

– Вы не задумывались о том, что все эти калории сжигает ваша суетливость?

Я отпила кофе и проглотила кусок торта.

– Моя «суетливость»?

– Она самая. Впервые в жизни вижу такую суетливую женщину. Вы вечно дергаетесь, вечно чем-то подергиваете. Например, ногой. Вы что, не можете сидеть спокойно?

Усилием воли приструнив ногу, я взяла в рот еще один кусок и, проглотив его, вытерла губы.

– Может, мы все же поговорим о деле? Если не ошибаюсь, прежде чем вы отвлеклись и начали произносить благоглупости, вы говорили о мистере Лонго.

Неторопливо сделав глоток кофе, Джек нахально улыбнулся мне.

– Благоглупости? Я даже не припомню, когда в последний раз слышал это слово.

– Почему-то меня это не удивляет, – улыбнулась я. – Давайте о Джозефе Лонго, хорошо?

– Ну что ж, как я уже говорил, это был делец еще тот. Считалось, что во время сухого закона он контролировал поставку спиртного в Чарльстон, как в подпольные питейные заведения, так и в частные дома, что, вероятно, и стало причиной того, что он ни разу не был пойман за этим занятием. Сложно арестовать парня, который снабжает винишком начальника полиции.

– И как это связано с исчезновением Луизы?

Джек подался вперед.

– Сейчас узнаете. По словам очевидцев, в том числе его собственного сына, в тот же день, когда Луиза исчезла, Джозефа в последний раз видели на пути к дому Вандерхорстов номер пятьдесят пять на Трэдд-стрит.

У меня в горле застрял кусок шоколадного торта. Я попыталась протолкнуть его дальше, глотнув остывшего капучино.

– Он направлялся за Луизой. Чтобы сбежать вместе.

Нет, не такой ответ я хотела услышать.

– Наверняка так могло показаться со стороны. И должно быть, именно так показалось ее мужу. Он весьма громко осуждал Луизу за то, что она бросила его и ребенка.

Я оттолкнула от себя недоеденный торт.

– Но Невин Вандерхорст надеялся, что… – начала было я, но не смогла продолжить, мысленным взором увидев, как мистер Вандерхорст показывает мне ростомер на стене гостиной и инициалы МЛМ. – Мой любимый мальчик, – машинально произнесла я вслух.

– Что?

– О, ничего. Просто Луиза так называла своего сына: «мой любимый мальчик».

– Откуда вам это известно?

– Это написано на стене в гостиной, возле напольных часов. Это часть ростомера. – Я покачала головой. – Это полная бессмыслица: ростомер, все эти фотографии Невина и его матери. Но факт остается фактом: Джозефа Лонго в последний раз видели на пути к ее дому, после чего их обоих больше никто не видел. Что, безусловно, указывает на то, что они сбежали вместе.

Скрестив на груди руки, Джек откинулся на спинку стула и задумался.

– Я по собственному опыту знаю: самый очевидный ответ редко бывает верным. – Он поставил локти на стол и подался вперед. – Вы когда-нибудь видели, как фокусник берет в кулак монетку и проводит сверху второй рукой? И потом вы должны угадать, в какой она руке? Я всегда выбирал ту, в которой ее, по идее, не должно было быть. И в девяноста девяти процентах случаев бывал прав. Это просто ловкость рук. И все. Ловкость рук.

– Но ведь Луиза исчезла. Муж и ребенок, которых она якобы так любила, никогда ее больше не видели и не получали от нее известий.

Джек сунул руку в задний карман и, вытащив двадцатипятицентовую монету, положил ее на ладонь и протянул мне.

– Не всегда ищите очевидное, Мелли. – Сжав обе руки в кулак, он несколько раз переставил их один над другим, после чего вновь протянул мне. – В какой руке монетка?

Я внимательно следила за его движениями и не видела, чтобы монетка переходила из руки в руку.

– В этой, – сказала я, указывая на правую.

Он медленно разжал ладонь, и моему взгляду предстали лишь гладкая кожа и длинные пальцы. И очень чувствительные, подумала я и вздрогнула. Джек разжал левый кулак. Монетка выкатилась на стол и, покрутившись, легла решкой.

– Вот видите? – улыбнулся Джек. – Ловкость рук. Вот так и с Джозефом и Луизой. Там наверняка что-то есть. Что-то такое, чего мы пока не видим. Я это гарантирую.

Я посмотрела ему в глаза, задаваясь вопросом: откуда в нем эта уверенность? То ли причина в том, что он всегда бывал прав, то ли в чем-то еще.

– Почему вы так считаете? – спросила я, глядя на него в упор.

– Потому, – ответил он, – что мать, называющая сына «моим любимым мальчиком», мать, у которой есть несколько десятков их общих портретов, не исчезает бесследно с лица земли, раз и навсегда оборвав с ним связь. Поверьте мне. Там явно что-то другое. Мой внутренний голос и опыт подсказывают мне, что здесь что-то не так. В городе есть несколько мест, где я планирую порыться в архивах, да и на вашем чердаке непременно найдется немало подсказок. Кстати, Мелли, интересно было бы взглянуть на ростомер. Никогда не знаешь, что может стать подсказкой.

– Сомневаюсь, но можете посмотреть. Я включила вас в рабочий график завтра утром на семь часов, так что, если вы приедете туда чуть раньше, у вас будет время изучить ростомер. Или можете подождать до обеденного перерыва.

Джек посмотрел на меня в упор.

– Вы сказали, обеденный перерыв?

– Да. Я подумала, что если вы приступите к работе в семь утра, то в двенадцать можно будет устроить обеденный перерыв. – Порывшись в сумочке, я достала распечатку графика работ. – Я буду там завтра в семь. Нужно обговорить с кровельщиком примерную смету замены крыши, после чего могу помочь вам разобраться на чердаке. Но недолго, так как в одиннадцать у меня встреча с новым клиентом. До шести часов я буду на работе, после чего вернусь на Трэдд-стрит и продолжу вашу работу, поскольку вы уйдете в пять. И так до девяти тридцати, в это время я ложусь спать.

– Вы составили таблицу…

Не понимая причину его замешательства, я вопросительно посмотрела на Джека.

– Да. Так легче распределить рабочую нагрузку. Кроме того, каждый получает свой законный обеденный перерыв. Софи сказала, что она на пару часов может присоединиться к нам после занятий в колледже, поэтому я включила ее в график с трех и до пяти часов вечера.

– Обеденный перерыв.

– У вас проблемы со слухом? Или вы привыкли, чтобы люди говорили медленно?

Он кашлянул в кулак, и это прозвучало почти как смешок.

– Нет. Со слухом у меня все в порядке. Но эта ваша таблица!..

Положив лист бумаги на стол, я откинулась на спинку стула.

– Послушайте, мне казалось, вы вызвались помочь мне с ремонтом дома в обмен на полный доступ ко всему, что в нем есть. Я, вняв вашему совету, даже подписала договор на установку системы сигнализации. Поэтому, если у вас возникли какие-то сомнения, дайте мне знать, чтобы я могла внести в график соответствующие изменения.

Джек закрыл лицо ладонью, и на этот раз я была уверена: он смеется.

– Нет, нет, нет. Конечно, я готов, я желаю и могу помочь. Просто вы так…

Он посмотрел на потолок, словно подыскивал слова, которые не обидели бы меня.

– Просто вы так серьезно подходите к делу.

Тем не менее, задетая его поведением, я положила обе ладони поверх графика работ, на составление которого у меня ушло почти полдня. Изначально я предусмотрела короткие перерывы на пользование туалетом, но затем, слава богу, передумала и, судя по реакции Джека, правильно сделала.

– Послушайте, я не знаю, как это работает в мире написания книг, но в реальном мире профессионал, если он хочет быть успешным, должен предвидеть любую мелочь. Если у меня новый клиент, я долгими часами разговариваю с ним или по телефону, или лицом к лицу, чтобы точно знать, что ему или ей нужно. Затем я в течение нескольких дней составляю список домов, которые отвечают всем требованиям. А также график просмотров каждого такого дома, удобный как для клиента, так и для владельцев. – Я шлепнула ладонью по столу. – Именно поэтому я успешный риелтор с хорошей репутацией, а не какая-то там неуверенная в себе барышня, которая лишь пыжится, но ничего толком не умеет.

Джек подался вперед, и я обратила внимание, что его глаза того же цвета, что и его рубашка.

– И ваша специальность – это исторические дома, – спокойно произнес он. – Но, судя по тому, что я знаю о вас, вы предпочитаете жить в новеньком кондоминиуме с белыми стенами и гостиничной мебелью. Это как-то связано с домом вашей матери?

Я отодвинула стул и подала знак официанту.

– Полагаю, мы закончили.

Я привстала, но Джек взял меня за руку, вновь заставляя сесть.

– Извините. Просто этот вопрос не дает мне покоя. У меня такое чувство, что это как-то связано с вашей матерью. Вчера я обратил внимание на то, как вы отреагировали, когда ваш отец сказал, что она звонила. Готов поспорить, что вы не перезвонили ей.

Я открыла было рот, чтобы сказать ему, что это не его дело, как вдруг почувствовала в затылке знакомое покалывание. Бросив взгляд через плечо Джека, я увидела стройную молодую женщину. Полными печали и мольбы глазами она смотрела на Джека, затем резко повернула голову ко мне.

У нее были темные круги под глазами и ввалившиеся щеки, как будто она была больна. Но ее глаза были как будто подсвечены изнутри, и у меня сложилось четкое впечатление, что этот свет как-то связан с Джеком.

– Что такое? – спросил он.

В следующий миг женщина начала таять, словно дым от погашенной свечи; я повернулась к Джеку.

– Кто-то из ваших близких… болен?

Он странно посмотрел на меня.

– Нет. Я ничего не знаю об этом. Почему вы спрашиваете?

– Молодая женщина. Стройная. Светловолосая. Это описание ничего вам не говорит?

– Это описание может говорить о ком угодно, но никто из тех, кого я знаю, не болен.

Его тон был почти игривым, вернее, наигранным.

По моему уху скользнул легкий вздох, а она окончательно исчезла.

– Ничего. Забудьте. – Я встала. – Пойдемте. Мне давно пора спать.

Вытащив из бумажника несколько банкнот, Джек положил их на стол и последовал за мной из ресторана.

Мы молча проехали небольшое расстояние до Трэдд-стрит, слушая пляжную музыку, которая всегда напоминала мне о лете. Остановив машину перед домом, Джек пошел к багажнику, чтобы вытащить мои чемоданы. Я открыла ему калитку, а затем ведущую на веранду дверь и остановилась как вкопанная. Входная дверь была распахнута настежь, и, когда я шагнула внутрь, под подошвой моих сандалий раздался хруст стекла.

Первая мысль была о том, во что мне обойдется заменить чертово окно от Тиффани. Но затем я вспомнила, что не только убедилась в том, что дверь закрыта, но и заперла ее снаружи на ключ.

Джек со стуком поставил чемоданы рядом со мной.

– У вас в сумочке есть мобильник? – шепотом спросил он.

Я кивнула.