Коломбина для Рыжего Логвин Янина
– Вот это монстр, я понимаю! Не то, что пожарная машина Снусмумрика.
Под машиной, в смотровой яме слышится движение и металлический скрежет, я присаживаюсь на корточки и окликаю своего старинного друга, которого не видела больше двух лет.
– Привет, Медвед! Как жизнь молодая? Слыхала, ты вернулся из Праги. Надеюсь, с красным дипломом? Чаяния родительские оправдал?
На мне ветровка, джинсы и кроссовки, и когда темная голова выныривает позади «Лексуса» у самых моих колен, я больше не смущаюсь, как случалось когда-то. Продолжаю широко улыбаться, разглядывая загорелое, чумазое лицо, короткий ежик волос, крепкие плечи… Карие глаза и золотую серьгу в правой брови.
Позер. Пробил-таки. А помнится, мечтал о пирсинге в другом месте.
Черт! О чем я думаю!
Мишка Медведев. Моя детская привязанность, мой самый лучший друг, мой боевой товарищ и… мой первый мужчина.
– Обижаешь, Закорючка. Все чин-чином, и я теперь инженер-механик европейского образца. Правда, вот с красным дипломом не срослось. Но только потому, что мне вечно мешало чье-то теплое тело. Или мечты о нем. Сама понимаешь, как одиноко Медведу было одному в холодной Праге. Приходилось выкручиваться.
– Бедный, бедный Медвед, – я почти проникаюсь сочувствием. Почти. – Уверена, ты выдержал испытание холодом с честью.
– А то! Тань, – мгновение и указательный палец чертит круги на моем колене, а карие глаза куда ближе всматриваются в меня. – Ты почему в сетях не отвечала? Я скучал.
Я жду. Вот сейчас должно случиться. Дрожь по коже или что-то очень похожее. Особенное. Мы были вместе, он уже познал меня, я должна что-нибудь почувствовать. Хоть что-нибудь…
Ничего.
– Ну, почему же. Отвечала.
Он фыркает и отстраняется, снова смотрит весело снизу вверх.
– Это не то. Видел я тебя на фото с твоим приглаженным женишком. Что, и правда, любишь?.. Он же скучный, как вобла, Крюкова!
Я пожимаю плечом, вместо слов отвечая Мишке улыбкой. Я действительно рада его видеть.
– Ну и черт с тобой! Буду на днях с друзьями в городе, рядом с твоим универом – загляну, познакомишь. Глядишь, от ревности морду этому Серебрякову набью, для разнообразия.
– Серебрянскому. Загляни. Будет даже интересно.
– Встань, Тань, – неожиданно просит друг, и я подчиняюсь. Встаю, клоню голову к плечу, упирая руки в бока.
– Что, хочешь убедиться, что твою подругу не подменили собой мерзкие зеленые человечки, пока ты грелся в Праге?.. Не подменили, Медведев, не надейся. Я по-прежнему хозяйка своему телу.
Мишка внимательно смотрит на меня, затем одним ловким движением подтягивается на руках и выпрыгивает из ямы, вытягиваясь рядом со мной во весь рост. Без смущения поднимает руки и разводит полы ветровки в стороны, упирая удивленный взгляд в грудь, обтянутую тонкой футболкой.
– Хочу убедиться, что мне не показалось, и тощая Закорючка подросла во всех значимых местах.
Вот теперь я злюсь, как бывало в наших отношениях не раз.
–Тебе не показалось, Медвед. Да, теперь даже у Таньки Крюковой имеется грудь. Так что убери руки, если не хочешь, чтобы я запечатлела ее снимок кровоподтеком на твоей удивленной физиономии.
Парень отступает, впрочем, не очень-то испугавшись, да я на то и не рассчитываю. Просто вспоминаю его руки на себе – несмелые, неуверенные от того, что это я и что пришла сама – и не помню. Все случилось слишком быстро однажды зимним вечером, на следующий день после вечеринки на даче Алины Чернявой, и так же быстро забылось.
Почти, как с Рыжим?
Нет, не так, как с Рыжим.
Ну, почему, почему я все время о нем вспоминаю? Да кто он вообще такой?! Пустое место! Наглый, самоуверенный, циничный тип! Да это вообще из-за него я тогда…
Господи, сколько еще в моей жизни будет вот таких вот безрассудных моментов, когда мысли после? Когда стыд накрывает так, что больно дышать, а изменить ничего нельзя? Когда содеянного не воротишь, а так хочется. Так хочется! Так же сильно, как хотелось верить в то, что с Вовкой что-то получится. Что-то настоящее. Искреннее. Надежное. Чтобы вместе и в унисон. Не вышло.
– Что, совсем не соскучилась по мне, Тань? – спрашивает растерянно Мишка, и я притягиваю его к себе, встаю на носочки и целую в такую же чумазую, как у его отца, щеку.
– Дурачок! Конечно, соскучилась, – признаюсь честно. – Скажешь тоже!
Мишка оттаивает и тоже обнимает меня – крепко, так, что перехватывает дух. Разворачивает от себя за плечи и, смеясь, подталкивает к дальней стене бокса, где под серым чехлом стоит низкий автомобиль. Мой автомобиль. Моя девочка – небольшая спортивная «Хонда». Года четыре назад купленная отцом за бесценок у одного моряка. Когда-то разбитая на наших дорогах до состояния металлолома, а сегодня почти восстановленная – отцом, Егорычем, Сан Санычем, мною. Почти.
Как много этих «почти».
– Ну, давай, Закорючка! Покажи, что ты сделала с Глашей за два года. Я едва сдержался, чтобы не посмотреть.
Виктор
– Чарлик, вернись, я кому сказала! Чарлик! Ах ты ж, негодник такой! Куда грязными лапами побежал?! Максим! Ты почему собаку спустил с поводка?!.. Что, сложно было сначала в ванную зайти, привести пса в порядок?.. Он же теперь квартиру затопчет и студию, а у меня работа! Посмотри, какая грязь после дождя!.. Чарлик! Да что же это такое! Нельзя в спальню, слышишь! Нельзя…
Поздно. Дверь открывается, и я слышу, как паркет прогибается и скрипит под весом домашнего любимца, таранящего утреннюю тишину со скоростью упитанного урагана. Трехлетний английский бульдог в двадцать пять килограмм весом, громко сопя, запрыгивает ко мне на кровать и, пока я выплываю из сна, соображая, что к чему, успевает пройтись шершавым языком по щеке и глазу. Широко зевнув, с довольным хрюком навалиться сверху на грудь, выбив воздух из легких.
Твою мать…
–Все, Шрэк, – я с трудом освобождаю из-под одеяла руку и впиваюсь пальцами в толстый загривок. Оторвав голову от подушки, шиплю в наглую морду: – Ты покойник! Убью!
И тут же получаю мокрым языком по губам.
Тьфу! Чтоб тебя самого по утрам целовали любители лизать собачьи яйца!
– Ма-ать! Забери от меня свое чудовище, не то я за его жизнь не отвечаю! Еще раз, Шрэк, так сделаешь, – сажусь в кровати, поднимая пса перед собой под толстые лапы, – и я тебя кастрирую, клянусь! И не улыбайся мне, я зол!
Раздается стук каблуков, недовольное покашливание, и сама Людмила Карловна Артемьева, собственной родительской персоной, как всегда стройна и безупречна, даже в субботнюю рань с макияжем и прической, появляется на пороге моей комнаты, картинно упирая кулак в бок.
– Свое чудовище? – удивленно вскидывает тонкие брови. – Сынок, дорогой, а не ты ли три года назад принес это чудовище в наш дом, представив всем как нового принца Чарльза? Или я запамятовала?
Мне лень вставать, я вернулся из клуба в четыре утра, бульдог сам не уйдет, и я смотрю на мать с мольбой.
– Какая разница, Ма? Ты же его кормишь, значит, он твой! И потом, кто знал, что маленькая симпатичная зверюга превратится в такого людоеда? Ну, ма-ам, забери! Спать же не даст! Что, тебе совсем не жалко единственного и любимого сына? А как же чуткое материнское сердце?
Я стараюсь быть убедительно-несчастным, и мать сдается. Проходит в комнату и ловит пса за ошейник.
– Ну, знаешь ли, – ворчит, пытаясь вывести упирающегося Чарли за собой вон. – Я вот, может, тоже не знала, что ты из симпатичного рыжего карапуза превратишься в детину выше меня ростом и с аппетитом как у крокодила, но я же от тебя не отказываюсь. Чарлик! Тьфу на тебя! – фыркает в сердцах, когда бульдог, ловко вывернувшись из некрепкого захвата, с радостным пыхтением возвращается ко мне, вновь запрыгнув на постель и облизав лицо.
– Мам, тебе стоит плотнее завтракать. Совсем силы в руках нет.
– А тебе, Виктор, стоит чаще бывать дома. Неудивительно, что за два дня твоего отсутствия пес так по тебе соскучился. Я вот тоже соскучилась…
– Только не надо меня лизать в нос, мам!
– И не подумаю! Захочешь спать – приведешь Чарли на кухню, там я с ним справлюсь. А постель будешь стирать сам!
– Договорились, – вздыхаю я в закрывшуюся дверь и притягиваю бульдога к себе. – Все, Шрэк, ты напросился! Держись! – обещаю в оскаленную морду и начинаю бороться со зверем, посмевшим меня разбудить, дергая его за холку, уши и пузо. Бороться, пока вновь не засыпаю, обняв пса за шею и наплевав на сопящее в ухо соседство.
Ни черта себе! На часах почти три часа дня, бульдога рядом нет, я встаю и топаю босиком на кухню, пытаясь окончательно стряхнуть сон, чувствуя в желудке адский голод, а в голове тупую боль – отголосок вчерашней вечеринки. Добравшись до вожделенной кухни, открываю дверцу холодильника, отпиваю из начатого пакета молоко и откусываю от батона ветчины большой и вкусный кусок…
Уммм…
– Виктор? Кхм! Сын, я рада, что ты, наконец, проснулся, но вообще-то для начала не мешало бы поздороваться с девочками, ты тут не один.
Мать. На невысоком подиуме широкой кухни, за большим столом со своими моделями. Пьет чай и смотрит на меня. Точнее, смотрят на меня. Все шестеро пар глаз.
– Э-э, привет, мам. Привет, девочки, – я поворачиваюсь к гостьям и послушно скалюсь, салютуя компании пакетом с молоком, стараясь не подавиться. – Как оно ничего? Сейчас, еще раз откушу, – показываю взглядом на ветчину в своих руках, – и уберусь. Надеюсь, никто не против? Очень уж есть хочется.
На мне фирменные боксеры от «Кельвина Кляйна», я пять лет не вылезаю из спортзала, выматывая себя тренировками, и если кому-то охота поглазеть на меня, что ж, я не против. Вот и сейчас, видя смущенную улыбку на губах матери, понимаю, что даже в таком виде, не подвел ее.
– Вить, подожди! – окликает меня Оля, когда я покидаю кухню, направляясь к себе, и добавляет: – Можно тебя на два слова?
– Привет, – я останавливаюсь и улыбаюсь девушке, нагнавшей меня у дверей спальни. – Как дела?
Дежурный вопрос, но о чем еще спросить девчонку, с которой пару раз отлично переспал, а потом бросил на свадьбе друга, просто забыв о ней – не знаю. Разве что напомнить, что все между нами было без обязательств. И признаться, наконец, себе, что Коломбина начисто снесла мне крышу.
Оля хороша, как никогда, – мать привлекает к показам лучших. Она подходит и обнимает меня, прижавшись к груди, целует в щеку. Ждет продолжения и отклика, а я просто стою, раздумывая с чего начать разговор и как закончить так, чтобы ее не обидеть, когда она понимает сама.
– Все закончилось, да?
– Извини.
– Да я без претензий. Просто легко было с тобой. Ни с кем так не было. И хорошо.
– Спасибо, малыш.
– Если что, я для тебя свободна.
– Окей, я запомню.
Вот и все, и я снова могу захлопнуть дверь спальни, и развалиться на кровати, вычеркнув девчонку их головы. Высокую светловолосую девчонку, одну из многих, а не ту, другую. С жадными руками, темными глазами и потрясающими губами, вкус которых невозможно забыть.
Чертову ненасытную Коломбину.
Глава 6
Таня
«…Согласно классической экономической теории, основным фактором, определяющим динамику сбережений и инвестиций, является ставка процента. Согласно же кейнсианской экономической теории основным фактором, определяющим динамику потребления и сбережения, является не ставка процента, а величина располагаемого дохода домашних хозяйств…»
– Та-ань! Ну, Тань, открой, это Лиля! Крюкова, ты уснула там, что ли? Эй!
Я снимаю с головы наушники плеера, откладываю в сторону учебник по макроэкономике и встаю с койки. От души потянувшись, топаю к дверям.
– Еременко, если бы ты знала, как ты мне дорога. Особенно в десять вечера! Ты время видела? – зевнув, встречаю взглядом выглянувшую из-за двери соседку по общежитию. – Чего тарабанишь? – ворчу, приваливаясь плечом к дверному косяку. – Нас что, снова японцы с верхнего топят? Чем обязана?
Но соседке на мой недовольный тон плевать.
– Танька, ты почему телефон отключила? – возмущается Лилька, странно пританцовывая на месте.
– А что? – удивляюсь я внезапному интересу согруппницы к такой ма-аленькой детали, как моя личная жизнь. – Надоел, имею право. И потом, звонят тут всякие без надобности, а у нас модуль на носу и сессия. Случилось что?
Лилька округляет глаза и тычет пальцем куда-то вниз.
– Случилось! Крюкова, там тебя такие парни спрашивают – зашибись! А ты тут спишь! И это в субботу вечером!
– Где? Какие еще парни? – не понимаю я.
– Внизу! На вахте! Их тетя Маня не пускает, охраной грозит, а они напирают. А к тебе не дозвониться! Хорошо, что мы с Настей из кино возвращались, как раз картину маслом и застали!
– Да кто напирает-то, Лиль? – факт, но «толстые» намеки соседки бьют мимо цели. – Серебрянский, что ли? Так я его еще два часа назад по телефону отшила. Не знаю, зачем пришел.
– Да какой Серебрянский! – возмущенно отмахивается девушка. – Тоже мне, нашла героя! Ему только Сомову бледным фэйсом и оттенять! Этот куда посимпатичнее будет, – кивает убежденно. – Точнее, эти!.. Ой, слушай, познакомь, а? Ну, Та-ань! Их трое, тебе же не жалко, нет?
– Посмотрим. – Я выпихиваю Лильку в коридор и захлопываю дверь. Включаю телефон, с удивлением обнаружив в уведомлениях десять пропущенных звонков от неизвестного абонента.
– Алло…
– Танюха? Закорючка, ну ты даешь! – Мишка Медведев! Возмущенный, но веселый. – Я тебе уже с час в рельсу наяриваю и все без толку! Едва не рычу от злости! Почему не отвечала? Я же обещал, что приеду! Что навещу!
– Вообще-то предмет учила к модульной. А ты откуда узнал мой номер? – понимаю, глупый вопрос, но это последнее, о чем я думаю. Просто заполняю паузу, стараясь сообразить, как быть, и вспомнить, что мне там Мишка рассказывал по поводу своих намерений и скорого дружеского визита.
– От верблюда! И где твой привет, спрашивается? Тань, ты что, мне не рада? Я соскучился.
– Глупости! Рада, конечно, – не лукавлю я. – Превед-Медвед!
И слышу радостное в ответ:
– Привет, Закорючка! Давай, одевайся и дуй вниз! Мы тебя ждем!
– Как дуй? Подожди, Миш, я не могу «дуть», – с сомнением оглядываюсь на темное окно, за которым вечер плавно перетекает в ночь. – Поздно уже и, вообще, мне учить много. У меня контрольные на повестке дня!
– Не нуди, Тань! Ну что ты со мной, как с чужим, а? Говорю же, соскучился! Покатаемся чуток по городу с друзьями, и доставлю тебя назад к твоим учебникам в целости и сохранности, не бойся.
– Я не боюсь, Медвед. Просто не могу вот так запросто…
–Ерунда! Очень даже можешь! Молодость скоротечна, Крюкова, наслаждайся, пока можется!
– Но я…
– Свободна и не занята, как ветер! Мне подруги твои уже обо всем доложили! Поздравляю и одобряю! К черту жениха! Ну, давай, детка, жду! Обкатаем мои новые колеса!
Отбой. И острый нос Лильки Еременко в тонкой дверной щели.
– Ну что там, Тань? Берешь нас с Настей? Ну, пожалуйста! Классные же парни, а ты одна!
Я медленно выдыхаю, бросая телефон на койку. Оглядываюсь в сторону одежного шкафа, сбрасывая с себя пижамный халат. На счастье я успела принять душ, приготовившись учить курс макроэкономики до утра, воспользовавшись тем, что половина общаги разъехалась на выходные по домам и душевая в субботний вечер свободна, поэтому могу рассчитывать на внешний вид по собственной шкале приличий, как «удовлетворительный». И теперь стягиваю непослушную копну волос, еще чуть влажную на затылке, в высокий хвост и прохожусь тушью вдоль ресниц, считая нужным расставить «незначительные» акценты, раз уж я свободна, а внизу меня ожидает трое симпатичных парней.
– Тань, ты обиделась, да? – все еще канючит Лилька. – Так мы с Настей из лучших побуждений рассказали! Ты же нам не чужая, да и не пара тебе Вовка. А твой знакомый заладил: скажи да скажи ему, одна ты тут или с воблистым женихом трешься. Ой, не надо тигровый балахон, лучше топ желтый надень, ага, вот этот! У тебя руки красивые и кожа… Эх, мне бы такую! А может, джинсы?.. Нет, ну, можно и юбку, конечно, тебе виднее. Просто фиолетовые лосины, я подумала не очень…
– Еременко, заткнись! – я надеваю короткую узкую черную юбку с разрезом на бедре, поворачиваюсь к соседке и выпроваживаю ее, просочившуюся в комнату, за дверь. Коротко здороваюсь с притихшей у стены Настей. Отмахиваюсь рукой в сторону лестничного пролета, скрытого в конце коридора, где-то за спинами подруг. – Девчонки, спускайтесь вниз, через пару минут буду. И давай уже, Лиль, без битья покаянных голов. Надоело.
Девчонки уходят, а я замираю над полкой с обувью, раздумывая какой паре отдать предпочтение – выходным туфлям на каблуке или же высоким черным ботинкам на шнуровке. А на самом деле просто растерявшись от неясного чувства томления, а то ли беспокойства, проснувшегося в груди. Еще минуту назад мирно спавшего в глубинах души, а сейчас встрепенувшегося и поднявшего голову. Заставившего сердце забиться чаще.
Как глупо! И совершенно не ясно, что со мной!
Я поднимаю голову, встречая свое отражение в зеркале неуверенной усмешкой: Мишка, просто Мишка, старый проверенный друг. Так неужели же дело в тебе?..
Я отворачиваюсь и надеваю обычные лодочки на низком ходу – простые и удобные. Поверх топа – короткую ультрамариновую куртку. Хотел покататься? Что же, покатаемся. Хорошую компанию несмолкающих трещоток я парням организовала, а собственное настроение спрячем подальше.
Это мотоцикл! Точнее, три спортивных байка-японца с агрессивно поднятым задом и яркими обтекателями по бокам. Приткнувшиеся нос к носу и привлекшие к себе внимание едва ли не всех прохожих и редких студентов во дворе. Я смотрю на них и не могу отвести глаз. Не могу поверить в то, что вижу.
– Медведев, ты рехнулся? Спортбайк?!
Мишка радостно улыбается и загребает меня в дружеские объятия.
– Привет, Танюха! Нескучно выглядишь, детка! – продолжает с удовольствием тискать бока, и мне приходится вернуть его к жизни невежливым тычком в грудь. – А что не так? – пожимает плечом. – Батя деньжат подкинул, вот и взял – давно мечтал. Кстати, знакомься, Закорючка, – указывает шлемом в сторону друзей, мирно болтающих с девчонками. – Это Ромыч, наш с тобой земляк. А это – Саня Лом. Мой кореш по универу и знаменитая личность, чтоб ты знала. Сейчас здесь обитает. Мы с Ромычем, по правде говоря, к нему и приехали. Хотим местные трассы обкатать, ну и вопросы кое-какие обмозговать по общей теме в одном клубе.
– Обкатать, значит? – я все еще нахожусь под впечатлением, а потому довольно грубо снимаю с себя руки забывшегося Медведа, не совсем по-дружески разгулявшиеся на талии.
– Привет! – киваю, заставив себя улыбнуться отсалютовавшим мне шлемами парням. Действительно, на радость девчонкам, оказавшимся довольно симпатичными.
– Да что не так-то, Тань? – наконец-то обращает внимание Мишка на мое настроение. – Ты чего сегодня колючая такая? Давай садись, погоняем! Смотри, твои подруги куда смелее тебя! – улыбается Лильке, птицей взлетевшей в седло синей «Ямахи» позади мотоциклиста, как только парень по имени Ромыч снимает спортбайк с тормоза, надевает шлем и разрешает чуть ли не вопящей от восторга девушке вцепиться руками в его грудь.
– Медведев, я что, похожа на дуру? –возвращаю друга в реальность, и плевать на его планы. – Ты всерьез приехал и час морочил всем голову, чтобы в итоге меня убить?.. Мои пятнадцать давно позади, и я не забыла, чем для нас с тобой закончилась поездка на речной карьер.
– То был старый дедов «Восход»», лопнувший тормозной трос, и я был до черта самонадеян.
– Там была Ритка Копичева в отпадном купальнике, и ты совсем не слышал моих просьб остановиться.
– Ты круче Ритки, детка. Во всем. Даже со шрамом на ягодице.
– Лесть от друга – хуже кулака в глаз.
– Я спал с ней. Ничего особенного, поверь Медведу.
Это так и вертится между нами, и я не выдерживаю.
– Со мной ты тоже спал. Ну, давай уже, Медведев, произнесем это вслух и забудем, наконец!
Сама не знаю, почему я сержусь, зачем ворошу прошлое, но взгляд парня становится жестче. В последнюю нашу встречу я так и не дала ему возможности поверить, что ни о чем не жалею.
– Не я это сказал, Тань.
– Черт, не ты, – сдаюсь я. – И даже инициатором был не ты, я помню. Ладно, Мишка, – вскинув руку, отступаю, оглядываясь на родную общагу. – Хорошо вам провести время, а я домой. Рада была тебя увидеть. Правда, рада, но для меня это слишком.
Я порываюсь уйти, однако крепкая рука ловит меня за локоть и возвращает на место.
– Стой! – На скулах Медведева обозначаются желваки, и он решительно преступает мне путь. – Что было, то было. Я не настаиваю, ты знаешь, о чем я, так какого лешего злишься?.. Это все еще мы с тобой, и просто прогулка двух старых друзей. Ну, давай, Закорючка, ты же любишь скорость, как никто! Какие-то плевые двести пятьдесят кубиков в двигателе под нами, и ветер на плечах. Ты останешься цела, я клянусь!
Я вижу, как для Мишки важно мое согласие – друзья ли тому виной, или любопытные взгляды девчонок, не знаю, – но смотреть в темные глаза почему-то трудно.
– Люблю. Когда чувствую под собой четыре колеса и ремень безопасности. Ладно, Медвед, поехали, уговорил, – уступаю этому взгляду. – Обкатаем твой чертов спортбайк! Иначе ведь не отвяжешься?
– Не-а! – тянет довольный Мишка и тут же громко присвистывает со значением, когда я остаюсь в одном топе, сняв с себя куртку и повязывая ее низко на бедрах. Светить на «Kawasaki» задранным задом в мини мне вовсе не улыбается.
Мишка шумно набирает в легкие воздух, собираясь что-то сказать, но я решительно обрываю его, честно предупреждая:
– Еще одно замечание про грудь я от тебя не протерплю, Медведев, так и знай! И вообще, мог бы сказать, что на мотоцикле. Я бы надела джинсы, как все нормальные люди, а теперь вот мерзни с тобой…
– Ну да, рассказывай, Крюкова! – ничуть не совестится друг, усаживаясь в седло спортбайка. – Хрен бы ты тогда ко мне вышла! Не бойся, со мной не замерзнешь, – смеется, сбрасывая с плеч короткую кожаную куртку, и вслед за ней вкладывает мне в руки свой шлем, а я и не думаю отказываться. В конце концов, это не мой пробег-парад. – Я парень горячий!
Горячий, кто спорит. Я чувствую это тепло даже сквозь грубую кожу, приваливаясь к мужской спине, только вот не волнует оно меня, и понимание данного факта скорее огорчает, чем радует. Так же, как собственное равнодушие к судьбе вчерашней симпатии – Вовке.
Господи, до чего же я черствая! Прав был Серебрянский: и совсем не умею любить.
Глава 7
Виктор
– Кто это? – я затягиваюсь сигаретой, медленно опуская зажигалку в карман куртки. Этим вечером у входа в клуб слишком людно, и все же я сразу замечаю их.
– Где, Витек? – Стас оглядывается, снимая руку с крыши моего автомобиля, и я нехотя киваю ему на подъехавшую к клубу компанию молодых людей. Стараясь за показным равнодушием не выдать своего удивления и внезапно проснувшегося интереса.
– Парни на спортбайках. Знаешь их?
С парнями три девчонки. Но мне по большому счету на них плевать. На всех, кроме одной. Стянувшей с головы стальной шлем, под стать спортбайку, в куртке с мужского плеча, странно одетой во что-то болтающееся на бедрах. На долгую минуту зависшей в объятиях высокого темноволосого незнакомца.
– А как же, знаю, – усмехается Стас. – Это Саня Ломакин с друзьями. Я тебе, Витек, о нем пять минут назад говорил. Кстати, под ним тот самый спортбайк, на котором он в прошлые выходные сорвал бабки на чужой трассе. Он как раз с тобой дело о ставках приехал перетереть, и о крыше. Если договоритесь, можно неплохо заработать на пару. Я парню намекнул, что ты гибкий. Куда легче гнешься, чем Вардан. А с Люком ты сам поговоришь.
– Даже так? – вновь затягиваюсь я, чтобы уже через секунду выпустить дым сквозь сжатые зубы. Она. Коломбина. В моем клубе, и не одна. Почему-то принятие этого, не касающегося меня никаким боком факта, неожиданно перехватывает горло. Сжимает кадык вместе с рукой парня, внезапно скользнувшей под наброшенную на плечи девчонки куртку. – Смотря в каких местах гнусь, Стас. Не везде и не всегда, ты меня знаешь.
– А то, Витек! – соглашается друг, не представляя на ком сосредоточенно мое внимание. – Конечно, знаю, – уверенно отвечает, – потому и взялся парней с тобой свести. За свой интерес ты шкуру спустишь, не спорю, ну так по справедливости же! У Сани после победы были проблемы с полицией. Два дня в кутузке просидел, и никто ничего не затер. Вардан бабки срубил и ушел в сторону. Лом сам права и байк возвращал, а договор, меж тем, был другой и куда серьезнее. Да и трасса за вами с Люком в раскладе Черехинская, новая, а это совсем другое бабло и другой уровень, ребята понимают… Опять же, менты у Большого Босса сам знаешь в каком кулаке сидят.
– Интересно…
– Ну, так что, Витек? – обращается ко мне Стас, а я наблюдаю, как Коломбина, прильнув к груди высокого темноволосого парня, что-то шепчет ему в лицо, подняв голову. – Общаемся по делу или как? Может, хочешь после поговорить? Смотри, каких девчонок парни с собой привезли. Дадим им прежде, как следует оттянуться?
– Успеется, – отвечаю и вижу, как бровь Стаса напряженно ползет вверх от грубой хрипоты, непривычно проступившей в моем голосе. – Позже о деле, а вот познакомиться можно и сейчас. Давай, Фролов, сюда своего Лома! Посмотрим, что за человек. Может быть, и состыкуемся в вопросе… Эй, малыш! – оглядываюсь в сторону знакомых девчонок, остановившихся в нескольких шагах у стены клуба, с интересом поглядывающих в нашу сторону, и, заставив себя улыбнуться, подзываю на выбор любую: – Не согреешь теплом одинокого и свободного?
Таня
– Приехали, Закорючка! Ты там жива?
Я размыкаю пальцы, сомкнувшиеся под Мишкиной грудью, отрываю голову в шлеме от твердой спины и наконец набираю в легкие воздух.
– Чертов Медвед! Ты меня обманул! – не сдерживаю обиды, как только парень останавливает мотоцикл, глушит мотор и невежливо толкает меня, впившуюся в него пиявкой, локтем под бок. – Чтобы я еще когда-нибудь в своей жизни сошла с ума и повелась на твои уговоры обкатать колеса… Да никогда, Медведев, не бывать этому! Ветер на плечах, говоришь? – возмущенно цежу сквозь зубы, хлопая друга от злости ладонью по плечу, сползая каракатицей с задранного седла. – Да ты сначала в поворот входить научись, мазила! Чуть не сбросил нас к лешим в кювет! Лиль, ну ты хоть не молчи! – оглядываюсь на присмиревшую подругу, в свою очередь молча сползающую с синей «Ямахи». – Гонки они устроили на оживленной трассе! А на пассажиров плевать?
Еременко молчит, видимо, переживая первые в жизни эмоции от езды на гоночном мотоцикле, приглаживает ладонью торчащие дыбом волосы, зато довольный собой Ромыч усмехается за двоих:
– Это спортбайк, подруга! Он предполагает скорость. Боишься скорости – сиди дома, пеки пироги. Не все девчонки такие трусихи, как ты!
Меня так и подмывает схватить за грудки умника, что вслед за Ломом задавал скорость проезда, встряхнуть и напомнить, кто был на его мотоцикле в шлеме, а кто без.
– Давай пересядем на четыре колеса и посмотрим, умник, кто из нас двоих «трусиха». Я не боюсь скорости. Я не понимаю глупой балансировки на грани, тем более с незащищенным пассажиром за спиной.
Я жду ответа, но за Ромыча отзывается Саня Лом. Единственный из тройки мотоциклистов, кто уверенно держался на дороге. Он вслед за другом оглядывается на меня с усмешкой.
– Балансировка на грани – наше все в этой жизни, детка. Можно было и догадаться, при взгляде на нас. Жаль, что ты не поняла этого раньше. С виду ты кажешься куда сообразительнее, чем есть на самом деле. – Он поднимает бровь и пожимает плечами, оставляя слова застыть обвинением в воздухе, но верный Мишка тут же вступается за меня.
– Осторожно, Саня! Не буди в моей подруге зверя. Поверь, она сообразительнее, чем ты можешь себе представить, и куда сильнее, чем кажется. Если хочешь уехать отсюда невредимым, лучше не зли эту девчонку. Ее разворотом плеч не впечатлить.
«Это точно!» – хочется сказать мне. Я привыкла отвечать за себя сама, и уже цежу сквозь зубы, не проникнувшись смазливой физиономией парня и недоверчивым прищуром глаз:
– Понты – вот ваше все в этой жизни, и пиковый кураж! Ты когда выжимал сто сорок, смекалистый, вспомнил о том, что она без защиты? – киваю на Настю, вперившую в парня влюбленный взгляд. – Когда лихо лавировал между машинами, вспомнил? Нужен драйв – вперед, лихачь себе на здоровье, но один. Чтобы однажды не оказаться тем самым придурком, который лишит ее жизни.
– Ого! – присвистывает Лом, отпуская растерянный смешок, виновато оглядываясь на девушку у своего плеча. – Медведь, кажется, ты был прав.
– А мне понравилось, – тянет тихоня Настя. – Здорово было, правда, Лиль? – смотрит с надеждой на подругу, а я лишь отмахиваюсь от них, безнадежных, и отворачиваюсь к Мишке. Задираю голову, чтобы послать его с друзьями к чертям собачьим, как он уже крепко обнимает меня, притягивает к себе за плечи, смеясь в макушку.
– Танюха, не ворчи! Ну, облажались, зато как красиво прошли центром города, зацени! Ты же у меня была в шлеме, чего ты?
Нет, он, и правда, дурак, и мне хочется еще раз хорошенько треснуть его по затылку, на этот раз проверив на крепость закипевшие от самоуверенности мозги.
– Я-то да, Мишка! Но ты-то нет! Ты хороший механик, но никудышный водитель, и это новое увлечение однажды может для тебя плохо кончиться. Чтоб ты так ходовую чинил, как в поворот входишь! – не сдерживаюсь я. – Я б тогда тебе с отцом с чистой совестью руки бы оторвала! А заодно и Егорыча пропесочила! Чем он вообще думал, покупая тебе спортбайк? Ты же после нашей поездки к карьеру месяц в гипсе с переломом обеих ног и ключицы лежал? Так неужели тебе мало?
– Ну все, успокойся! – еще сильнее прижимает меня к себе Медвед, не давая возможности пошевелиться. – Смотри, как бьется сердце, – запускает руку под куртку и неожиданно прикладывает ладонь под самой грудью, на миг пробуя ее тяжесть, просто ошарашив нескромным прикосновением. – И стоило так заводиться? Ерунда ведь, – продолжает смеяться, а я так и ахаю, когда он невзначай касается большим пальцем моей груди, опуская губы к уху. Собираюсь честно возмутиться, но тут кое-что посерьезнее фривольного дружеского объятия привлекает меня. Клуб «Бампер и Ко» – яркая неоновая вывеска над широкой дверью входа приковывает к себе внимание и я, наконец-то, понимаю, куда по собственной глупости этим вечером попала.
– Мишка, прекрати! С ума сошел, что ли? Нарвешься на кулак, я не шучу! – сержусь на друга не на шутку, немея от мысли, что могу прямо сейчас встретить здесь рыжего гада, который вот уже две недели прочно засел в голове, и от одного воспоминания о котором у меня предательски подкашиваются колени. От того, какой я была с ним. То ли от страха, то ли от стыда… а то ли от предвкушения встречи.
– Извини, Тань, первобытные инстинкты срабатывают, ничего не могу с собой поделать. У меня на тебя…
– Заткнись, гоблин! И слышать не хочу, что там у тебя на кого! Или я тебя сама заткну!
– Все, понял, Закорючка! Замолкаю! – Мишка отнимает от меня руки и шутливо поднимает ладонями вверх. Отступает на шаг, но теперь уже я сама останавливаю его, вешаясь на шею.
– Медвед, родненький, поехали отсюда, а? – с чувством заглядываю в лицо, осторожно посматривая боковым зрением на многочисленную толпу у входа. Не хватало еще, чтобы хозяин этого чертового клуба застал меня у себя в гостях! Плевать я на него хотела! Плевать, с высоты небоскреба! На наглого рыжего зубоскала, что бы ни чувствовала внутри!
– И не подумаю! – словно издевается друг. – После того, с каким трудом тебя сюда вытащил… Нет, Тань! – честно заявляет, ощерившись довольной улыбкой. – Сегодня я намерен хорошенько повеселиться. Да и дела нас сюда с друзьями серьезные привели, так что потерпи, Закорючка. Вот решим, чуток потусим за знакомство и разъедемся по углам. Доставлю домой в лучшем виде, не переживай!
Делать нечего, друзья Медведа и так обо мне не лучшего мнения, девчонки наверняка покрутят пальцем у виска, и я, не думая, насколько глупо выгляжу со стороны, поднимаюсь на носочки и шиплю Мишке в лицо:
– Сейчас же, Медвед, отвези меня домой! И девчонок тоже! Я их здесь одних с твоими безбашенными друзьями не оставлю!
– Да почему, Тань? Что случилось-то? – наконец, проникается моим волнением друг, сгоняя с лица улыбку. Подхватывает широкими ладонями под локти, заглядывая с беспокойством в глаза, когда резкий свист и вслед за ним громкий окрик «Эй, Саня, давай толпой к нам!» привлекают наше внимание.
Это он. Рыжий. Нет, не тот, кто подзывает к себе, а тот, кто стоит с ним рядом, спокойно наблюдая на шумное действие со стороны. Я вижу его сразу, как только удосуживаюсь обернуться, и тут же понимаю, что он узнал меня.
– Кажется, нас зовут, ребята, – отваливается от мотоцикла Саня Лом и топает, кивком приглашая парней последовать за ним, в сторону входа. Утаскивает за собой девчонок, а я так и стою, пойманная на крючок цепким взглядом, не в силах пошевелиться, пока Мишка не обнимает меня за плечи и не увлекает за собой с радостным возгласом: «А вот и дела подвалили! Пошли, познакомимся с местной братией, Закорючка!». За разговором с друзьями, упуская из внимания то, как непослушно передвигаются мои ноги.
С Рыжим девушка – темноволосая и стройная, повисшая осьминогом на крепкой шее. Она оценивающим взглядом встречает нашу компанию и что-то шепчет на ухо довольно ухмыляющемуся парню. Откинув голову, громко смеется собственной шутке, привлекая к себе внимание спутника, и вновь приваливается к нему так плотно, словно не в силах устоять на ногах.
– Ты не права, малыш, – озвучивает Бампер ее мысли. – Я всегда рад гостям. Особенно таким, как сегодня. Как жизнь, парни? – лениво бросает слова приветствия, и вот уже руки новых знакомых тянутся к нему, а голоса девчонок щебечут глупости, встречая внимание хозяина клуба.
– Бампер.
– Миша.
И странно-долгое рукопожатие Рыжего, будто проверка на прочность.
Он отпустил меня и больше не смотрит в мою сторону, и, глядя на то, как легко ему это удается, как легко Рыжий теряет ко мне интерес, едва я оказываюсь рядом, вдруг утверждаюсь в мысли, что все, что было в последней минуте, мне просто показалось. Привиделось от неожиданности, не иначе. И узнавание, и цепкий взгляд, и напряжение в мужской фигуре… Почему? Не знаю. Может быть, потому, что мне так хотелось?
Хватит! Вот дура, и придумала же себе!
Я смотрю на довольного Мишку, на кокетливо распушивших перышки подруг в кругу парней, на гнущуюся ивой незнакомку у груди Бампера, на его руку, уверенно лежащую на бедре девушки – поглаживающую, спокойную – и понимаю, что мне не нравится то, что вижу, и то, как себя чувствую. Как будто меня предали. Странное ощущение, не спорю, совершенно неуместное и непонятное, неприемлемое для той, кто до сих пор казнит себя за совершенную ошибку, но, тем не менее, в отличие от Рыжего избавиться от сковавшего меня при виде него напряжения – не могу.
Потому что забыть не могу нашей сумасшедшей близости и понять: почему он? Не Мишка, не Серебрянский в мыслях, а он, почему?
Разве Бампер не тот, кого я ненавижу? Не самый наглый тип, которого повстречала, и кто дважды высмеял мой внешний вид, давая понять, что думает обо мне? О похожей на дешевую комедиантку девчонке?.. Даже сейчас, в обычный вечер у своего клуба он держится слишком самоуверенно, – одетый дорого, без нарочитой простоты, – чтобы даже такая деревенщина от моды, как я, не смогла усомниться в его вкусе. Во всем. И в том, что касается холеной брюнетки у крепкого плеча.
И снова шепот на ухо, и громкий смех, и одобряющий взгляд Бампера, скользнувший по смазливому личику.
– Конечно, малыш, я все помню.
И девичьи пальчики, ласкающие сильную шею.
– Не сомневаюсь, даже не мечтай!
И мужской разговор, моментально отхлынувший на задний план.
Ему все равно. Абсолютно. И я, и та, что в его руках, и та, что будет после. Глаза Рыжего, глядящего на девушку, слишком пусты и безразличны, чтобы обмануть меня. Но разве я не знала, что так будет? Что для Рыжего ничего не значит пустой перепихон? Разве на что-то надеялась? Неужели не призналась себе, что сама виновата, и плевать на него хотела?.. Так почему при взгляде на парня я чувствую обиду? Только вот за что, на него или на себя – не понятно.
– Отлично, как скажешь! Обмозгуем все после, а сейчас бы не мешало выпить, тем более что за знакомство – сам Бог велел, – слышу я голос Ромыча и радостный писк Лильки:
– Я так и знала, ребята, что с вами вечер удастся! Правда, Тань? А ты еще ехать не хотела, – обращается ко мне подруга, а я все смотрю на руку, застывшую на девичьем бедре. Поймав себя за этим занятием, медленно отвожу глаза в сторону входа, где два квадратных вышибалы флиртуют с компанией девчонок. Пытаюсь на них сосредоточиться, когда слышу обращенное ко мне внезапное и негромкое:
– Привет.
И сразу же за приветствием Бампера, удивленный вопрос Мишки:
– А вы что, знакомы?